355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Батров » Наш друг Хосе » Текст книги (страница 4)
Наш друг Хосе
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 21:59

Текст книги "Наш друг Хосе"


Автор книги: Александр Батров


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Ты молодец, Анита!


1

Маленькая Анита ничего не ела с самого утра. Голодна и ее кошка, рыжая Бьянка.

– Ладно, потерпи немного, – говорит ей девочка, – ты у меня умница, верно?

С кошкой на руках Анита ходит по двору, заглядывая в окна соседей.

Она видит сеньору Марию, которая сидит на краю дивана и пристально смотрит в одну и ту же точку на стене. В другом окне видна седая голова сапожника Мануэля. Он приветливо улыбается девочке.

– Эй, дядюшка Мануэль, – подняв над головой кошку, кричит Анита, – нет ли чего-нибудь для нее?

Нет. Ничего нет. Ни крошки. Вот если заказчик принесет деньги, тогда что-нибудь и найдется.

Сапожник Мануэль опускает голову. Он пришивает к мужским сандалиям ремешки, почти не глядя на иглу.

А есть хочется все сильнее, и чтобы не думам, об этом, Анита то поет, то разговаривает со своей рыжей Пьянкой.

Бьянка умная кошка. Она может прыгать через обруч от бочки, стоять на задних лапах и притворяться мертвой, словно лиса. Но не всегда она нравится Аните. Вот сейчас, сузив глаза, ее Бьянка чересчур долго глядит на крышу, где отдыхают голубь с голубкой.

– Не смей на них так смотреть! – говорит строго Анита. – Разве ты не знаешь, что они славные птицы? Ведь недаром моя Фернана рисует голубей… Но ты об этом помалкивай… Держи язык за зубами.

Фернана, сестра Аниты, поднявшись с зарей, ушла к морю. Она помогает рыбакам тянуть сети, за что получает немного рыбы. Уже скоро полдень, а Фернаны все нет.

– Где же она, Бьянка?

В ответ кошка тихо мурлычет, щуря на девочку свои круглые зеленые глаза.

– Ладно, потерпи, – прижимая ее к груди, говорит Анита. – А что, если мы с тобой поспим? Во сне не так хочется есть…

По ржавой винтовой лестнице они поднимаются на чердак. Там в небольшом чулане, где жильцы дома держали когда-то кур, лежит на полу ворох сухих водорослей. Это постель Аниты и Фернаны. У них больше ничего нет. Лишь в углу, возле окна, стоит ящик из-под макарон, который им служит столом. Но это не печалит Аниту. Она знает – и для детей Испании настанут светлые дни.

– Да, Бьянка, у меня будут книжки с картинками, и твоя Анита станет ходить в школу. Не веришь? Спроси Фернану. Она у меня молодец!

Но Бьянка уже спит, А маленькой Аните хочется говорить. Она подходит к окну и машет рукой сидящим на крыше голубям.

– Моя Фернана учит меня быть сильной, – словно обращаясь к ним, улыбается Анита. – Да, сильной! Она говорит: «Анита, если ты вдруг устанешь или тоска когда-нибудь войдет в твою душу, говори: «Сталин» – и ты будешь крепко держаться!»

Голуби глядят на Аниту, воркуют и расправляют нежные и сильные крылья.

Во дворе тихо. Сегодня совсем не слышно ее друзей. Где Хосе? Где Пепита? Наверное, ушли в гавань глядеть, как грузятся корабли.

Над крышей синеет небо, и нет ему ни конца ни края. Оно, как море, волнует и зовет, но маленькая Анита не смотрит на него. Неужели она не любит небо? Нет, любит! Она просто не хочет глядеть ввысь и грустить оттого, что у нее нет крыльев.

Дай крылья Аните, она бы с быстротой ветра помчалась в Кадикс, куда уехала ее мать из-за того, что в Валенсии нет работы. И Анита бы сказала:

«Мама, вели Фернане дать мне белую краску. Разве я не могу рисовать белых голубей?».

Дай крылья Аните, она полетела бы в Барселону, на могилу своего отца, республиканца. Она принесла бы ему цветы и сказала:

«Отец, каудильо Франко еще жив, он толстый и веселый… Но ты не грусти. Ему недолго еще осталось веселиться!»

Дай крылья Аните, она бы через моря, сквозь тучи понеслась на восток, навстречу солнцу, где живет друг всех детей земли.

«Камарадос Сталин, – спросила б его Анита, – не прилетает ли к тебе из Валенсии наша песня «Бандера Роха»? Я тоже ее пою».

Отчего же Фернана и Мануэль всегда заставляют сидеть ее дома, с Бьянкой, а сами уходят к рулевому Бентосу, у которого собираются моряки? Разве она не видит, что они борются против Франко? Нет, Анита не слепая. Она тоже хочет бороться!

Усмехнувшись, она отходит от окна, будит свернувшуюся в клубок Бьянку и, кого-то передразнивая, с обидой в голосе говорит:

– Ты маленькая… Маленькая… Ты, Анита, галчонок… Ладно, Бьянка, спи!

Она ложится рядом с кошкой, на ворох морской травы и закрывает глаза.

Ей снятся белые голуби. Весенним солнцем вызолочены их крылья…

2

– Анита! – слышится во дворе голос сапожника Мануэля.

Проснувшись, Анита подходит к окну. Уже поздно. Четыре часа. Солнце перешло на другую сторону улицы. Но во дворе попрежнему жарко.

– Эй, Анита, пришла ли Фернана? – кричит Мануэль.

– Нет, не пришла. Но вы не беспокойтесь. Она задержалась на берегу.

– Тогда приходи ко мне.

– С Бьянкой?

– Можно и с Бьянкой.

– Проснись, Бьянка, идем! – зовет Анита. – Да где же ты, глупая? Удрала?

Сапожник Мануэль угощает Аниту хлебом и горстью маслин, а сам, шагая по комнате, пропитанной запахом кожи, с улыбкой глядит на девочку. Он доволен тем, что раздобыл для нее еду, а когда он доволен, то каждая морщинка на его лице смеется.

– Ешь, ешь, – говорит он Аните. – Жаль, что твоя Бьянка удрала, – ну, ничего, мы оставим и для нее.

– Долго ли я спала? – спрашивает Анита. – Ты, наверное, ходил без меня к морю гулять, да?

– Нет, я просто ходил по городу. На улицах много американцев. Богатые сеньоры. Всё покупают. Они хотят купить всю Испанию! – Морщинки на лице Мануэля перестают смеяться. Он сурово и взволнованно говорит: – Нет, Анита, Испания не продается! Народ скажет свое слово. Но что я с тобой говорю? Ты маленькая, Анита, галчонок…

Она на самом деле похожа на большеротого галчонка.

Но Анита сердится. Ее смуглое лицо заливается краской.

– Ладно! – в ответ Мануэлю кричит она. – Пусть! Зато я все понимаю! Я умная!

– Верно, верно, ты умная, – сдержав улыбку, соглашается Мануэль.

Он садится на табурет, берет в руки ботинок и, вбив в подошву несколько деревянных гвоздей, говорит:

– Да, Анита, я знал хорошие дни. Я шил обувь солдатам-республиканцам, храбрецам, как твой отец, Карлос, мой друг… Ты была тогда меньше Бьянки. Но то время еще вернется. Я снова буду работать для храбрецов. В моих башмаках они пройдут всю Испанию!

– Что же, и я не буду сидеть дома, – уверенно заявляет Анита.

Мануэль отрицательно кивает головой:

– Нет, ты будешь сидеть дома. Ты маленькая.

На этот раз Анита гневно сжимает кулаки.

– Я больше не буду, ладно… – спешит успокоить ее Мануэль. – Не сердись. Лучше скажи, что пишет мать из Кадикса?

У маленькой Аниты доброе сердце.

– Мать прислала нам вчера деньги, – забыв о своей обиде, отвечает она. – А Фернана сейчас же отослала их назад в Кадикс. Она сказала: «Анита, матери тяжело, она больная, и ей нужны деньги на лекарства, а мы с тобой как-нибудь проживем».

– Твоя Фернана славная девушка… – говорит Мануэль. – Но постой, слышишь, к нам, кажется, кто-то идет… Это шаги Ниньи Роситы…

Анита встает из-за стола. Ее охватывает волнение. Сейчас она увидит самую храбрую девушку Валенсии, коммунистку Роситу. Отчего же Мануэль никогда не говорил о ней? Боялся? Ну, да ведь за ней вот уже второй год как охотятся полицейские.

Дверь открывается. Но это вовсе не Росита.

В комнату входит мальчик в голубой куртке. У него много веснушек на лице, а сам он живой, веселый.

Анита разочарованно смотрит на него и замечает, что мальчик не так уж весел, каким показался ей с первого взгляда. Как жаль, что не пришла Росита! Но что это, не ослышалась ли она?..

– Садись, Росита, – приветливо говорит Мануэль.

Росита? Верно. Ведь это девушка. Веснушки на ее лице нарисованные. Она совсем маленькая. И некрасивая. Нет, красивая! Только не сразу открывается ее красота. Веснушки портят ее лицо.

А Росита, в свою очередь, разглядывает Аниту.

– Это сестра Фернаны? – спрашивает она. – Да? Так вот, Анита, можешь ли ты не плакать?

Анита удивлена. Странный вопрос. За ним, наверное, что-нибудь скрывается. Не хочет ли Росита послать ее с письмом к забастовавшим матросам на «Риего»? Что же, она прошмыгнет по трапу, как ящерица. А если полицейские ее схватят и начнут бить, она не уронит даже слезинки.

– Я никогда не плачу, – задержавшись на целую минуту с ответом, говорит Анита.

Тогда Росита подходит к ней ближе и кладет руку на ее плечо.

– Анита, твоя Фернана в тюрьме, – стараясь говорить спокойно, произносит она. – Ее взяли в полдень…

В комнате становится тихо. Очень тихо. Слышно, как жужжит муха. Анита не выполняет своего обещания. Слезы одна за другой бегут по ее лицу.

– Не плачь. Не надо… – утешает Мануэль. – Что же, Росита, случилось? Нашли белую краску?

– Да, Мануэль… Но как ни крепки стены тюрьмы, Фернана не одинока. Мы думаем о ней…

Обняв Аниту, Росита нежно гладит ее черные волнистые волосы.

– Не плачь, будь такой, как твоя Фернана, – говорит она. – А ты, Мануэль, передай Бентосу, чтобы он взял участок Фернаны. Каждый белый голубь для франкистов как нож в сердце. Прощайте, мне нельзя долго оставаться…

Плечи Аниты дрожат. Ее рот широко открыт – вот-вот она закричит. Но она молчит, сжав кулаки и прижавшись к Мануэлю.

– Пойдем-ка к морю, – говорит Мануэль.

На улице пыль, желтая, горькая. Ветви деревьев шумят, заглушая птичьи голоса.

Девочка и старик направляются к морю.

Там они долго сидят у воды. Мануэль курит все время, курит, глядя, как к гавани приближается судно. А маленькая Анита все еще вытирает рукавом слезы.

– Эй, Анита! – быстро поднявшись, вдруг говорит Мануэль. – Посмотри, видишь?

Он поднимает Аниту на плечи, и та сейчас же отвечает:

– Да, вижу… Большой белый голубь на борту «Картахены». Он взлетает над волнами, как живой!

На лице юной испанки высыхают слезы. Она долго смотрит на «Картахену», которая по всем океанам пронесла на своем борту белого голубя.

3

По жарким дорогам Валенсии бредет девочка с кошкой. Это Анита и Бьянка. Их можно видеть в рыбацких поселках, в садах, у заводских ворот и на палубе кораблей, среди суровых матросов.

Девочка поет песни, а ее Бьянка стала артисткой. Она показывает, как сеньор Трумэн играет с мышью – Франко…

На ногах Аниты деревянные башмаки – работа старого Мануэля. Она сама заказала ему такие. В них удобно ходить. Они звонкие, как кастаньеты.

Вокруг Валенсии много дорог. Днем и ночью шагают по ним моряки, рабочие и крестьяне. Они с добродушной улыбкой глядят на деревянные башмаки Аниты:

– Не взяла ли сеньора с кошкой башмаки из музея?

– Неужели они такие скверные? – смеется в ответ Анита. – Это славные башмаки. Они дороже золота, сеньоры!

Анита охотно заводит знакомства. Вот вчера она весь день прошагала с девушкой Карменситой. А сегодня идет с безработным батраком Пабло.

Слева шумят сады, а справа – море. Над ними широко раскинулось небо Валенсии, и оно прекрасно. Пожалуй, во всей Испании нет неба выше его и синее. Весна. Хочется петь и веселиться. Но Пабло хмуро глядит на сады и море, словно не для него во всей своей силе и красоте пришла весна.

Лицо Пабло покрыто густыми каплями пота. В груди у него хрипит и всхлипывает, словно там кто-то играет на полежавшей в воде флейте. Он устало бредет по залитой солнцем дороге, угрюмый и молчаливый.

– Отчего ты молчишь? – спрашивает Анита. – Хочешь, я тебе что-нибудь спою?

– Нет, не надо, – еще больше хмурится Пабло. – Ты мне лучше скажи, где найти работу? Я обошел всю Валенсию, и мне осталось одно… – Он замедляет шаги и, чертя рукой в воздухе петлю, другой указывает на веревку, которой опоясаны его рваные брюки.

– Нет, Пабло, нет! – сердито кричит на него Анита. – Веревка пригодится для тех, кто предал Испанию!

Пабло с удивлением глядит на девочку с кошкой и молчит, тревожно озираясь по сторонам.

– Сколько тебе лет? – наконец спрашивает он. – Ты говоришь, как взрослая.

– Мне двенадцать лет, Пабло, но я все понимаю.

– Будь осторожна.

Пабло становится стыдно, что девочка учит его, как надо жить. Она права. Славная девчонка! Но где же найти работу? И снова, весь во власти горестных дум, батрак устало идет по дороге.

Тогда Анита берет его за руку и говорит:

– Слушай, Пабло, я знаю одно такое слово, от которого тебе сейчас же сделается веселее. Хочешь, скажу?

– Что же, говори.

– Ладно, слушай. Если ты сильно устал, если тоска вошла в твою душу, говори: «Сталин» – и ты будешь крепко держаться!

На этот раз Пабло останавливается. Он обнимает Аниту так, слоено нашел сестру. Подняв голову, он весело смотрит на сады и море и говорит:

– Ведь пришла весна…

Да, давно пришла. Во-всю пылает солнце Валенсии. Цветут сады. Быстрей и тверже становятся шаги Пабло. Прощаясь с Анитой, он крепко, по-мужски, жмет ее маленькую смуглую руку.

Лицо Аниты потемнело от солнца. Оно совсем бронзовое. У нее черные глаза, зоркие, смелые. Она уже не похожа на галчонка. Нет! И никто не скажет, что она маленькая. Правда, Анита попрежнему любит разговаривать со своей Бьянкой.

– Горячий денек выдался сегодня, верно? – провожая глазами Пабло, говорит она. – Отчего же у тебя грустные глаза, Бьянка? Да, я знаю: ты скучаешь по Фернане. Я тоже скучаю… Она уже двадцать дней в тюрьме…

Бьянка ласково глядит на девочку.

– Ну, ничего, не беспокойся, – говорит ей Анита. – Наша Фернана вернется, Ладно, пора домой, а то Мануэль будет сердиться. А помнишь, как совсем недавно он на меня кричал; «Анита, не смей рисовать белых голубей, ты маленькая!» А теперь он мне говорит: «Ты молодец, Анита!» Я ловкая, осторожная…

Анита на ходу снимает с себя деревянные башмаки, выстукивает ими ритм веселой пляски и повторяет:

– Я ловкая, Бьянка! Ведь никому не придет в голову, что мои башмаки с секретом: в одном лежит кисть, а в другом – краска… Ну, пошли, я что-то долго с тобой болтаю…

Клубится пыль. Жарко. Анита идет, несет на руках свою рыжую Бьянку и поет песни. Ни жара, ни дожди не останавливают ее. Зато на стенах домов, на башнях и на стволах деревьев каждый день появляются вестники мира и освобождения Испании – белые голуби.

Их рисует маленькая солдатка мира, Анита.


Горсть земли


Денизу я видел еще вчера. Она стояла в компании моряков у трапа «Виргинии» и нервно вертела в руках какой-то небольшой предмет, завернутый в красный фуляровый платок.

– Это земля Вьетнама!.. – донесся до меня ее звонкий и, как показалось мне, необыкновенно взволнованный голос. – Я знаю, вы отправляетесь на Восток…

На лицах матросов было удивленье. Один из них, положив руку на плечо девушки, сказал:

– Дениза, расскажи толком, в чем дело… Ну-ка, пойдем с нами.

Признаться, я долго думал о странных словах девушки, случайно услышанных мной в марсельском порту.

С ней я познакомился на другой день, Вместе с группой французских работниц она пришла к нам на корабль. Я отвел ее к борту и, – может быть, это было не совсем вежливо с моей стороны – спросил:

– Скажите, Дениза, что вы рассказывали вчера матросам?

– Вы видели меня? Верно, это была я… – почему-то смутившись, ответила она. – Я рассказывала им о своем брате Луи. Я расскажу и вам… Да?

– Я слушаю, Дениза.

Мы поднялись на бак и присели на круг свернутого каната.

– Мой отец – батрак, – сказала Дениза, – он и сейчас работает на виноградниках господина Жеру, в шести километрах от Марселя, Я живу с отцом, а работаю здесь, в такелажных мастерских порта. Матери я не помню. Моего старшего брата звали Луи. С виду он был очень веселый парень, моряк, красивый и сильный. Он всегда пел и ничего не боялся… Я сказала, что он был очень веселым парнем, камрад. Нет, это не совсем так. Однажды я видела, как он плакал… Луи, возвращаясь из рейса, всегда приходил к нам домой. И вот как-то раз, когда созревал виноград, Луи поднес к лицу спелую гроздь, и глаза его наполнились слезами. Мы с отцом испугались – думали, что он заболел. Отец спросил:

«Что с тобой, Луи?»

«Отстань! – крикнул он так, словно отец обидел его. – О, ты ничего не понимаешь!»

«Я пойму, Разве ты не мой сын, Луи?» – сказал отец.

Луи крепко сжал отцовскую руку и ответил:

«Земля… Я хочу землю… свой маленький виноградник… Хочу слушать, как поет жаворонок… ухаживать за лозой… Ведь ты же знаешь, что я не люблю моря!»

Да, камрад, Луи не любил моря. Он любил землю и страстно мечтал о ней. Ради нее он шесть лет скитался по далеким морям… Франция переживала трудные дни, камрад, боролась против фашистов и предателей, а Луи находился за океаном, на бразильских парусниках, между Сатосом и Форталесой, и копил деньги, чтобы приобрести землю.

Но он ничего не скопил. Луи вернулся в Марсель без гроша в кармане. Ему немалых трудов стоило устроиться на «Терезу». Он стоял за штурвалом, пел песни. Кто смотрел на него со стороны, мог подумать, что он веселый матрос, а на самом деле на сердце Луи лежала тоска.

Его ничто не интересовало, кроме земли, и матросы прозвали его «блаженным». Отец также был неважного мнения о нем. «Дениза, – говорил он мне с огорченном, мой Луи – самый глупый парень в нашем роду…»

Вот какой был Луи…

Так вот, камрад, когда Луи еще раз сказал: «Ты ничего не понимаешь», – отец нахмурился и велел мне принести кружку вина. Я принесла. Луи выпил и повторил:

«Нет, ты ничего не понимаешь…»

«Луи, брось море. Иди работать на виноградник, как работаю я», – сказал отец.

Лицо Луи побелело, и он не своим голосом закричал:

«Я не продаю душу!»

«А на корабле разве ты не продал душу?» – спросил отец.

«Нет, там я продал только руки… Моя душа здесь… Я не хочу работать на хозяина и любить его землю…»

Он раздавил гроздь винограда, которую держал в руке, и розовый сок полился на землю.

После этого Луи допил из кружки вино, лег на траву и сказал:

«Отец… я готов на все, для того чтобы иметь свой клочок земли. Готов на все… Слышишь? Я сделаю все, что хочешь».

Мне почему-то стало страшно. Я ушла. Ушел и отец. Мы оставили Луи одного, думая: пусть уснет. Но он не уснул. Он лежал и все время плакал, а когда стемнело, поднялся и, не попрощавшись с нами, отправился на судно.

Случись это сейчас, я бы помогла Луи. Я бы ему сказала, что надо делать. Я бы сказала: «Луи, землю надо завоевать, как это сделали русские». Но тогда, камрад, я была темной деревенской девчонкой, которая ходила к попам и слушала их сказки…

С тех пор мы редко виделись с Луи. Он стал много пить, сидел в тавернах в компании каких-то подозрительных людей, и отец все говорил:

«Дениза, наш Луи доверчивый, как ребенок, его могут запутать в какую-нибудь историю».

И тут, камрад, грязные скоты затеяли войну с Вьетнамом. Луи взяли в солдаты и послали убивать вьетнамцев.

Луи ничего не боялся. Война так война. Однажды он сказал: «Там, во Вьетнаме, много богатств. Может быть, там мне привалит счастье. Я достану денег, куплю виноградник…»

Его посадили на пароход и отправили к далеким берегам Вьетнама. Я уже говорила, что Луи ничего не боялся. Там, на Востоке, он пришелся по душе своему начальству, особенно капитану роты Симону Понсе.

Вы спро́сите, откуда я знаю о нем? Я скажу после… Этот Симон Понсе посылал Луи на разные опасные вылазки, а когда тот возвращался, он хвалил его перед строем, давал спирт и говорил:

«Луи, ты храбрый солдат. Когда мы уничтожим этих желтых дьяволов, тебя наградят. Тебе дадут денег, много денег».

И Луи верил этому. Он, наверное, подсчитывал эти деньги, думая купить на них виноградник.

Однажды рота, в которой служил Луи, была остановлена вьетнамцами на широкой лесной поляне.

Среди вьетнамцев была девушка. Капитан Понсе первый увидел ее – увидел ночью, при свете ракет, когда она ползла под огнем, забрасывая гранатами его солдат, и он приказал Луи убить ее.

«Ступай подстереги эту чумазую Жанну д’Арк. Она что-то действует мне на нервы», – сказал Понсе.

Он налил Луи полный стакан коньяку и, когда тот выпил, сказал:

«Когда ты закончишь кампанию, тебя наградят. Тебе дадут землю во Вьетнаме».

Капитан Понсе бил в самую точку.

Перед рассветом Луи вылез из-за прикрытия и выдвинулся на середину поляны. Он занял воронку, накрыл себя сверху ветвями кустарника и притаился.

На поляне после ночного боя стояла тишина, Луи лежал спокойно, не шевелясь. Ему грезился виноградник, земля…

Многие солдаты знали о слабости Луи и смеялись. Больше всего смеялся над ним батальонный повар Гильом, с которым Луи обычно делился своими мыслями.

«Получишь ты землю, жди! Держи карман шире!» – говорил Гильом.

Но Луи словно помешался. Пусть повар смеется, это он говорит из зависти. Гильом – злой человек. Зато он, Луи, не такой. Когда он получит землю, он позовет повара к себе, выкатит бочонок вина и скажет: «Купайся, Гильом!»

Лежать в воронке было неудобно – мешали длинные ноги. Из траншеи вьетнамцев никто не показывался. Луи стал глядеть на поляну. Кругом лежало много мертвецов. Почти все французы.

«Они сами виноваты: их никто не звал в эти леса». Кто это сказал? Наверное, повар Гильом. Нет, не Гильом. Так говорим маленький черномазый солдат из Гавра, Леон, которого капитан Понсе обещал расстрелять за длинный язык. Что ж, может быть это правда?

В эту минуту рядом с воронкой разорвался снаряд. Но Луи не слышал взрыва…

Спустя несколько минут Луи пришел в себя. Он лежал на спине. Его длинные ноги высовывались из воронки. Луи подобрал их внутрь, хотел повернуться на бок и не смог; и тут он увидел, что у него нет кисти правой руки.

Луи закричал. Его крик слышали все солдаты, но ни один из них не хотел вылезти из-за прикрытий.

Надо было левой рукой достать из кармана платок и с помощью зубов туго перетянуть обрубок правой руки. Но Луи лежал неподвижно.

Рана кровоточила. Он не чувствовал боли. Он лежал и думал: «Я, Луи, калека…» Он увидел себя в Марселе нищим на пристани…

В это время застрочили пулеметы.

Вот тут Луи поднялся. Он поднялся во весь рост, страшный, весь в крови, с судорожно открытым ртом, и закричал:

«В меня!.. В меня!.. Эй, капитан Понсе!.. Так вот она, земля!» – Он поднял винтовку, плюнул на нее, швырнул на землю.

Он слишком поздно понял, что такое война.

Пуля попала в сердце Луи. Он упал грудью вперед, схватив левой рукой горсть чужой, раскаленной солнцем земли…

Год спустя эту самую горсть земли привез нам в кисете солдат Леон, который служил вместе с Луи.

Отец спросил, для чего он ее привез, и Леон ответил:

«Позови соседей – узнаешь».

Я позвала соседей. Пришло человек десять. Солдат Леон взял кисет, высыпал из него на ладонь землю и сказал:

«Глядите, вот земля, чужая земля, которая никогда не приносит счастья захватчикам…»

И Леон рассказал нам о Луи.

Я плакала, камрад. Как-никак, а Луи – мои брат… Потом я вспоминала о девушке-вьетнамке, которую ему велели убить, и перестала плакать. Я всю ночь думала о ней.

Отец тоже не спал. Утром он передал мне кисет с горстью вьетнамской земли и сказал:

«Дениза, иди в гавань, найди там судно, уходящее на Восток, и отдай землю матросам. Пусть они, возвратят ее Вьетнаму…»

Корабельные склянки пробили полдень, Дениза поднялась.

– Но я не исполнила просьбу отца, – сказала она. – Горсть вьетнамской земли со мной. С ней я прихожу на каждое судно, уходящее на Восток, показываю ее солдатам или матросам и рассказываю им о своем Луи… Прощайте, камрад, мне пора.

Была весна. Чуть слышно шумело море, и высокое синее небо над ним становилось еще синее.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю