Текст книги "Экспансия"

Автор книги: Александр Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7

– Княже, Брендан прибыл. Срочно тебя просится увидеть.

Ратибор недовольно оторвался от чтения груды свитков, лежащих на столе – дела Державы требовали постоянного внимания. Вздохнул:

– Ладно. Зови, раз такое дело…

В конце концов, и передохнуть надо. От чтения документов уже голова кругом идёт. А Малх наверняка чего то интересное приволок. За дверями послышался шум голосов, потом ввалился сам махинник:

– Дозволь челом бить, княже!

Князь помрачнел – уж больно не похож был на себя изобретатель. Весь какой то…

– Что опять натворил, выкладывай.

Тот шагнул к столу:

– Жениться хочу, княже…

– Так в чём проблема? Женись. Зачем тебе моё благословение?

Малх стал бледный, словно рубашка, в которую был одет, и вдруг рухнул на колени:

– Прости, княже. Вина моя безмерна, но не смог я тогда…

– Да не тяни ты ежа [25]25
  здесь – дикобраза


[Закрыть]за хвост, рассказывай, что вновь учудил?!

Махинник поднялся и, понурив голову, начал свой рассказ… Оно конечно, приказ был людоедов истреблять. Да только вот… Когда махинник в войсках был, проверял, как его огнебои большие работают, после взятия одного из градов майя, Таленке, он, прихватив новую ручницу бродил по развалинам, осматривая разрушения. И нарвался на свою беду… В бедном квартале заметил под мусором руку торчащую. Детскую. И не смог мимо пройти… Откинул бревно, другое, разгрёб прелые листья, и вытащил на свет… Девочку двенадцати лет от роду… Только вот странной она была. На людоедов не похожа. Кожа светлая, зубы не дырявые, и волосы прямые. Да и в ушах ничего похожего на серьги уродливые тоже не было. Словно дева из чистых славов тот ребёнок был… Да следов побоев на ней видимо-невидимо. Еле вздымалась плоская пока грудь у подростка, но ещё дышала она. Навёл было Малх на неё ручницу, да Боги миловали – открыла она глаза свои, и обомлел махинник, были они у неё цвета синего, как озёра Великие… А девочка вдруг заулыбалась при виде изобретателя, руку попыталась поднять, что-то сказать… Да вновь сознание потеряла. Дрогнуло сердце мужское. Стукнуло чаще… Таясь ото всех, принёс её в лагерь, накрыв пончо, положил в повозку свою, благо ехал с учеником одним, к которому благоволил, наследником в ремесле своим считая. Тот никому ничего не сказал, и знанием тайны в корыстных целях не воспользовался… Еле выходил махинник девочку неизвестного племени. Но на ноги поставил. Когда вернулся – сказал её всем сиротой, мол, удочерить пожелал. Да в доме своём и оставил… Время шло, росла девица. Война к концу шла. Незаметно пять лет пролетело. Выучилась она славянской молве на диво, да сама красавицей, каких мало было, выросла. Кто не знал – считал её от роду своей. А кто знал – и разницы не видел. Так вот дни летели… Уже девица первую кровь уронила, взрослой стала… А там и… Словом, на сносях она. Шесть месяцев уже, как ходит, дитя Бренданово вынашивая. И решился Малх испросить позволения князя помиловать девицу, и себе и ей благословение…

– Да ты с ума сошёл?! Не думаешь, что творишь? Да я тебя…

Ратибор бушевал, метая громы и молнии, но махинник стоял на своём – мне без неё жизнь не мила, да и не из людоедов она! А совсем другого роду племени, что много южнее живёт! Украли её совсем ребёнком, и так вот выменивали и выменивали, пока она в Таленке не оказалась… Устав ругаться, князь совсем другим тоном произнёс:

– Покажи хоть, какая она?

– Сейчас, княже! Ждёт Иара за дверями!

Просиял махинник и выскочил наружу… Ратибор ожидал всякого, но не такого… Стройная, словно лань, длинноногая, с действительно голубыми глазами, с ровным прямым носиком, и красивого рисунка пухлыми губами… Но самое поразительное – она была практически белокожей… И если бы не чёрные, словно смола волосы, от славянки её было бы не отличить… Девушка смущённо улыбнулась, попыталась поклониться было, но князь успел махнуть рукой, останавливая беременную:

– Не надо!

Та замерла на месте, заливаясь румянцем, а сидящий за столом Ратибор с удивлением рассматривал красавицу… Наконец махнул рукой:

– Идите… Оба… Даю вам разрешение своё. Можете жениться, если уж у вас горит…

Те взялись за руки, шагнули к двери, и тут Ратибор окликнул:

– А откуда же ты родом, девица красная?

Та обернулась, заливаясь вновь краской, и певучим голосом произнесла:

– Не всё помню… Много времени прошло… Город наш в горах находится… На берегу большого озера… А зовётся наш народ – пукина [26]26
  самоназвание инков


[Закрыть]… На город, где мы жили, напали люди копья, и жители бежали… Спасаясь… Так меня взяли в плен…

– Родную речь помнишь, девушка?

Та слабо кивнула:

– Помню, но плохо.

– Ничего страшного. Малх, пусть она всё, что ещё не забыла, на пергамент напишет, да жрецам отдаст…

Тот кивнул, тут же забыв о просьбе друга – он уже праздновал свадьбу…

…Проводив Малха и его нареченную, Ратибор долго смотрел в окно на двор – там отроки весело перешучивались с девицами-портомойками, потом вновь уставился на свиток, вздохнул – уж тридцать пять ему годков минуло. А всё один… Вроде и девиц вокруг много, и глазки строят, да всё некогда. Эх, предки-предки! Какие жёны вам доставались! Сказки про них в народе до сих пор ходят… А я всё бобылём, да бобылём. Никак руки не доходят семьёй обзавестись. Товарищи всю плешь проели – женись, да женись. У всех уже семеро по лавкам. Вот и махинник наш хитромудрый от своих механизмов хитрых оторвался, да нашёл своё счастье. А я… А что – я? Да ничего. Но Малх мне идею подал. Раз где-то там на юге белые люди живут, значит, искать их надобно. Да и Новый океан неисследованный стоит. Посему – быть следующему! Подвинул к себе чистый лист пергамента, обмакнул в чернила из большой морской страхолюдины [27]27
  каракатицы


[Закрыть]стальное перо, чётким почерком вывел:

– Через месяц от сего числа послать в океаны Новый и Старый флотилии о десяти больших двулодниках каждая вдоль берегов полуденного и нашего материка. По суше же от градов людоедовых порушенных нарядить отряды воинские, по тысяче дружинников в каждом, снабдив их всем необходимым и проводников из местных взять. И двигаться этим отрядам на Полдень, Восход и Закат Ярилин. К отрядам сиим и эскадрам придать от Рудничной слободы рудознатцев умелых, дабы изучали минералы найденные и карту земель пройденных с месторождениями полезными чертили. Из Рудничного града послать так же три отряда воинских, как выше написано на Полночь, восход и Закат Ярилин, чертить карты земель наших и иннуитских. В земли луров отправить толмачей на учёбу, дабы изучили они языки всех народов, что в их землях живут, и, по возможности, разузнали об их обычаях и нравах. И, по возможности, разузнали, с кем луры граничат на Заходе, Полудне и Полуночи, так же карту земель тех составив…

…Подписался размашисто. Песком присыпал. Сдул. Готово. Растопил на огне палочку воска, поставил оттиск перстня княжьего. Позвал отрока, всегда за дверью ждущего, отдал ему приказ, велел три копии сделать, да на подпись ему принести. А этот вот – отправить в Торжок Старый. Немедля, как остальные сделают документы. Взглянул в окно – однако, вечер уже… Совсем уже от жизни оторвался. Потянулся, хрустнули сладко косточки. Крутанул головой влево-вправо, поднялся. Засиделся он опять на месте. Надо бы проехать по Державе, посмотреть, что и как творится в ней. Да хоть по Славграду прокатиться! Сказано – сделано. Вышел во двор Детинца, оседлал коня. Не породистого вороного с длинной гривой, а простого, в яблоках, сам одежду сменил на такую же простую, но добротную, сел, да выехал через задние ворота. А охране велел язык за зубами держать… Спустился по тропе вниз – совсем другая жизнь здесь! Народ гуляет по улицам, девки песни поют на лавках сидя. Отроки да мужчины неженатые возле стоят, орехи грызут за семечки, зубоскалят, перешучиваются. Проехал князь неузнанным по центральным улицам, углубился в дальние кварталы… Постоял возле места памятного, где первые землянки стояли, с которых град начался. Потом дальше поехал. Дома уже низкие, одноэтажные. Кое-где и вовсе запущенные. Едет Ратибор, брови хмурит – непорядок! Ладно. Есть с кого спросить… И на улицах куда как тише. Отдыхает народ, дела делает домашние. Вдруг слышит, скулит вроде кто-то жалобно. То ли щенок, то ли ещё кто… Непонятно. Поехал на голос – точно. Не показалось. Под мостиком, что через канаву водосточную переброшен. Спрыгнул с коня, заглянул, да охнул – лежит под брёвнами отрок малый, лет восьми от роду, и плачет.

– Ты чего?

Он мужчину увидел, насупился, нос вытер:

– А тебе что? Видишь, шёл, да упал. Ногу подвернул. Теперь выбраться не могу. А мамка ждёт. Я ей обещался. Небось, все глаза уже проглядела.

– И что, никто тебе не помог выбраться?

– Да я недавно тут. На побывку меня отпустили…

Только тут разглядел Ратибор, что одежда на мальчишке форменная, в какой ученики военных школ ходят. Руку парню протянул:

– Хватайся.

– Да я сам…

– Сам-сам…

Пробурчал князь:

– Коли сам, так вылез бы давно. Хватайся, давай.

Тот послушался, уцепился за ладонь, выдернул его мужчина с лёгкостью. Силушкой то Боги не обидели… Посадил на мостик, сам чуть спустился, сдёрнул сапожок с ноги, пощупал. Парнишка вскрикнул.

– Ясно. Ногу подвернул. Дело поправимое. Недельку с повязкой походить тугой, да пару дней не тревожить вовсе. Вот и пройдёт. А сейчас…

Выбрался наверх, ухватил парня за бока, вскинул в седло.

– Показывай, где твоя мамка живёт…

Пришлось пройти с половину версты. Совсем уж на окраину. Дом стоял… Только что и стоял. Совсем в землю вросший, с окошками подслеповатыми. Да забор покосившийся. Правда, сараи со скотиной в исправности. И даже что-то там квохтало. Ратибор обернулся к парнишке:

– А что тятька твой, руки приложить к хозяйству не может?

Тот насупился:

– Отец мой в Арконе пал. Из беженцев мы. И мамка моя оттуда. Она мне вообще не мамка. Тётка. Но уж роднее её у меня никого нет. Она в мастерских работает, ткачихой. Вот и хватает времени лишь скотину обиходить. Совсем с ног валится, когда с работы возвращается…

– Извини, парень. Не знал. Ладно. Давай, постучимся…

Грохнул по привычке кулаком в калитку, та скрипнула жалобно, да и рассыпалась…

– Ничего себе…

Чешет князь затылок от неожиданности, а тут дверь избы открылась, и на пороге молодка с ухватом наперевес:

– Кого там нечистый дух принёс?! Чего озорничаешь?!

Да тут парень закричал:

– Мама, мама, не ругайся! Этот дядя мне помог! Он просто не знал!

Женщина притихла, прошагала к воротам, взглянула, всплеснула руками:

– Ох ти же, милый мой! Борка! Как же тебя угораздило?! Прости, добрый человек, думала, кто озорничает, хозяйство то у меня…

Махнула рукой. Поклонилась было мужчине, но Ратибор успел её остановить:

– Ты меня тоже прости, хозяюшка. Не думал я, что в Славграде такие места ещё есть… Найдётся у тебя инструмент какой, поправить порушенное?

Хозяйка всплеснула руками:

– Да не надо, мил человек! Ты мне сынка моего названного спас, а с тебя ещё что-то требовать буду…

– Не волнуйся, хозяйка. Сейчас парня твоего усадим, да ногу поправим. А потом я тебе калитку вмиг починю. Мне такая работа в радость…

И ведь не кривил Ратибор душой – правду молвил. Куда лучше строить что-то, чем воевать… Снял мальчика с коня, внёс в избу, усадил на лавку. Осмотрелся – чисто, посуда вся блестит. И пахнет вкусно. Даже рот слюной наполнился. Сглотнул, да от зоркого глаза хозяйки не утаил:

– Может, голоден ты, добрый человек? Так давай, покормлю.

Князь вздохнул:

– Давай сначала парня посмотрим, потом калитку починим. А там видно будет… На работу ведь тебе утром?

– Да выходной у меня, мил человек. Спасибо князю нашему – девятидневная у нас неделя рабочая: два дни работаем, день отдыхаем. Опять два дня работаем, день отдыха. И ещё два дня, а там отдых, да гостевой день. Вот он как раз у нас завтра и будет. Так что не волнуйся…

…Он сидел за скромно, но вкусно накрытым столом и украдкой рассматривал хозяйку избы. Парень уже спал, после того, как ему забинтовали ногу и накормили. Так что за столом сидели лишь они вдвоём. Помладше его самого года на четыре, и всё ещё не замужем, и не вдова. Ни покрывала вдовьего, ни ключей на поясе с ножичком. Бобылка [28]28
  одинокий бессемейный или бездетный человек


[Закрыть], получается… А хороша! Тело стройное под сарафаном длинным угадывается, носик ровный, глазки большие. Губки пухлые, и коса длинная, ниже пояса колышется, только вот бант чёрный, траурный. Но его все арконцы носят, как беженцев последних со Старой Земли прозвали…

– А что хозяин твой…

– Спит мой хозяин. Умаялся. Видишь?

Оборвала его женщина, смущённо, впрочем, улыбнувшись.

– Прости, гость, за резкость. Но одна я живу. А вот ты…

Князь чуть подался назад, скрипнула под сильным телом лавка, ковриком накрытая.

– Да с моим занятием и жениться не пришлось.

– Никак, военный ты?

Тот кивнул в ответ.

– Служивый.

Говоря это, Ратибор не кривил душой – разве не на службе князь у Державы великой? Не народу славов во благо служит?

– Раньше в море ходил. Теперь – перевели в огнебойцы. Просто сегодня выходной у меня. Не знаю, что нашло, решил прогуляться по городу… Вот и…

Замолчал. Так же затихла и хозяйка. Некоторое время оба сидели молча. Потом князь поднялся, поклонился:

– Спасибо тебе за ласку, за хлеб да соль, хозяюшка. Парень у тебя воином будет, как я посмотрю?

Та посуровела:

– Может, удастся ему монахам чёрным отомстить за отца, за семью. Помогут Боги Исконные…

– Помогут.

Твёрдо сказал Ратибор, и та с удивлением взглянула на князя. Но тот уже засобирался:

– Прости, хозяюшка, пора мне.

Она вскочила, набросила платок на плечи:

– Позволь, провожу…

Вышли оба во двор, князь отвязал коня от столба. Тот всхрапнул, ткнулся носом в руку. Мужчина ласково погладил ему морду. Женщина задумчиво произнесла вполголоса:

– Добрый ты… Кони тебя любят…

Он чуть помолчал, потом вновь поклонился:

– Прощевай, хозяюшка.

Взлетел в седло, тронул животное… Она метнулась вперёд:

– Сейчас…

Распахнула починенную быстро калитку, князь осторожно выехал на улицу, развернул коня:

– Звать то тебя как, хозяюшка?

– Купава я… Черепанова… Из Арконы родом…

– То мне ведомо. Борка сказал. Да и ленточка твоя… Меня Ратибором зовут. Старшина я воинский. Дозволь к тебе на неделе следующей наведаться? Смотрю, двор у тебя руки мужской просит, а мне такое дело в радость. Душа мирного труда просит, устал я от войны…

…Даже под лунным светом было видно, что женщина стремительно заливается краской смущения…

– Не знаю, даже… Удобно ли? Что соседи скажут?

– Скажи – земляк твой нашёлся. Вот и помогает.

Внезапно та губу закусила, кинула головой:

– Приезжай. Ждать буду. Когда сможешь? Служба ведь у тебя?

Князь быстро прикинул:

– А через три дня и смогу. В день приеду. Жди…

Тронул своего гнедого в яблоках…

…Впервые, пожалуй, Ратибор так ждал возможности выехать за пределы Детинца. Нет, по делам державным вопросов не было. А вот по личным… И, как назло – то одно, то другое: эскадрам поисковым командиров утверди? Начальникам отрядов конкретные задачи поставить? Отобрать лучших из лучших, да с послом луров поездку обсудить надо? Словом, навалилось дел выше крыши градской! С трудом через две недели выбрался, с телеги, гружёной лесом отборным, спрыгнул и постучал в ворота. Открыла Купава, ахнула, за сердце схватилась, еле произнести смогла:

– А я уже и не ждала…

Объяснять не пришлось много – служивый человек не всегда себе волен. Смог выбраться – значит, смог. Нет – служба. Воин человек подневольный… А при свете дня оказалась бывшая арконка ещё краше – и не сказать, что три десятка лет прожила уже… Далеко не девица юная… Но хороша той истинной славянской красотой, что и не броская с виду, а постепенно открывается… Ратибор весь день проработал: пока сгрузил брёвна тёсаные, пока жерди да колья ровные. Потом ямы копал, ограду заново ладил. Вроде бы и дело немудрёное, да попотеть надо не мало. Хозяйка и не знала, как ей гостя такого приветить, и накормила, и напоила, а уже в вечеру, попрощались, уехал князь обратно… Борки то не было дома. Учился. Ратибор между делом смог поинтересоваться – хвалили его в школе. Себя не щадит, учится упорно, но пока не определился, кем станет. То ли на суше воевать будет, то ли на море. Рано ещё. Пока общая подготовка идёт – как в обычных школах, да ещё воинские дисциплины: меч, бой рукопашный, подготовка общая тела, езда на коне… Но учителя и воспитатели парня хвалили – толк из него будет. Заодно послал тайников разузнать об арконке по тихому. Тоже вроде бы всё в порядке. Душа светлая, чистая. В мастерских её уважают, трудится добросовестно. Старшая среди двадцатки работниц. Замечаний насчёт дисциплины или нрава слишком вольного нет. Староста слободки, где она жила с племянником тоже ничего такого за Купавой не упомнил. А на вопрос, почему замуж так и не вышла, пояснил, что девиц молодых, в самом соку полно. Черепанова же и приезжая, во-первых, местные обычаи пока изучила… Да и племянник у неё, что сын родной. Мало кто с довеском таким возьмёт в жёны… Словом, всё понятно…

Так и пошло – выдастся свободное время, едет к ней. Поначалу всё-таки смущалась она. Потом – привыкла. Да и соседи женщины уже его за своего начали считать. Пошучивать начали, мол, когда свадебка, да и помогать, когда требовалось. А Купава и не знала, что ему сказать – и лес он привозит для стройки, и прочее, что нужно… К Празднику Деда Мороза [29]29
  1 января


[Закрыть]привёз ей подарок и Борке. Парню – нож засапожный в простых деревянных, обтянутых прочной кожей ножнах. Но зато сам клинок… Просто чудо! Волос на лету рубит! А хозяйке – шубку драгоценную из меха зверя морского, что луры привозят на обмен за сталь добрую, да чмокнул её в щёчку шутливо… Та подарок приняла, да и стала туча тучей. Поняв, что чем то обидел её Ратибор, притих… А она Борку гулять отправила, сунула ему горсть серебрушек мелких. Потом мужчину за стол пригласила. Только против обыкновения, пуст на этот раз стол был. Ничего на нём, кроме кошеля небольшого. Подвинула ему она кису [30]30
  кошелёк (устар.)


[Закрыть], попросила развязать. Не понял князь, но послушно просьбу исполнил. Выложил на стол три больших гривны, да с десяток рублей. Смотрит на них удивлённо, а Купава ему и говорит, мол, возьми. Твои это деньги. Я их давно откладывала на то, чтобы хозяйство поправить, да людям заплатить за работу и то, что потребно купить из леса да скобяного товара. Вспыхнул тут князь, словно зелье огненное, поднялся медленно, страшно…

– Ты что же думала, я за деньги у тебя на дворе работал?!

Громыхнул было, да вовремя голос умерил. А хозяйка взгляд его гневный выдержала, отвечала спокойно:

– За деньги, не за деньги – не хочу я тебе обязанной быть. Никому не хочу. Кончилось моё боярство в Арконе Великой. Здесь же желаю свой век как обычный человек прожить, да внуков Боркиных понянчить. Своих то мне уже не видать… А коли ты чего хочешь другого – прости. Ничем не могу помочь. Бери серебро, и уходи. Навсегда.

– Неужто то ты за поцелуй мой обиделась? Не люб я тебе?

Отшатнулся князь, а она вся пятнами пошла, шатнуло её, но села на лавку, отвернулась к окошку, ответила тихо, едва слышно:

– Поздно. Стара я уже. Ты себе лучше найдёшь. Уходи. Прошу во имя Богов Истинных.

Туча тучей вышел князь из-за стола. Денег брать не стал, подошёл к стене, где на колышке его полушубок висел, вынул из кармана кошель раза в четыре больше, чем её, да на стол с маху и кинул. Лопнула кожа, раскатились монеты новенькие, золотые, зазвенели по полу, со стола падая… Ахнула Купава, а он молча вышел, взлетел в седло пятнистого в яблоках жеребца, на котором к ней ездил, да через забор и махнул – не надо ей калитку открывать… Только дробь копыт рассыпалась, да снег комьями пробарабанил… Выскочила Купава на улицу в сарафане праздничном одном, да платок позабыв, хотела вернуть мужчину, а того и след простыл, только далеко где-то в конце улицы снег завивается… Словно слепая, вернулась в избу, села на лавку, взглянула на злато рассыпанное, да раскиданное, разрыдалась в голос, проклиная судьбу свою горькую, да гордость неизбытую – заело её, что простой воин к ней, боярышне арконской посмел, как к девке простолюдинке, прикоснуться, забыла, кем теперь стала… Вернись сейчас Ратибор к ней, сама бы призналась, что люб он ей, ни за что бы не отпустила от себя, любила бы со всей силой, что годы копила… Да что толку – в Арконе такие же витязи были. Гордые. Умерли все, но град свой не бросили. И этот из таких же… Тоже… Умрёт, но к ней не вернётся. Такой же гордый… Вернуть надо! Найти, повиниться, прощения попросить, признаться самой! В ногах валяться, если нужно, лишь бы только не бросал её! Готова ноги ему каждый день обмывать, исполнить всё, что не пожелает, хоть без венчания жить! Но надо, надо его найти. Пусто без него. И в душе, и на сердце, и в доме… Но где искать то? Где? Ведь кроме того, что из воинской он слободы старшина, ничего то и не знает о нём… Да имя – Ратибор… Поднялась с лавки, собрала на коленях всё до монетки, подивилась невольно – на серебро перевести если, так порядка четырёх сотен гривен будет! Деньги то огромные! Видать, за службу воинскую накопил, да к ней принёс… Положила тяжёлый мешочек в сундук. Прикрыла от лихого взгляда бельишком немногим, что было у неё… Почитай, как вдова и жила – платье обычное, на каждый день, в коем на работу ходит. Да один-единственный сарафан праздничный, в котором только Ратибору и показывалась… Тронула шубку цены огромной… Видела такие в торговых рядах… Пять десятков гривен такая стоит… Потом распахнула её, не утерпела, примерила… Словно тёплая ладонь щёк коснулась, когда воротник до лица дотронулся. Выделка просто волшебная, и подклад драгоценный, из тонкой парчи… Не пять десятков. Все семь… Сняла, бережно повесила. Будет её одевать, когда разыскивать пойдёт старшину воинского Ратибора по всем слободкам воинским, что в Славгороде и вокруг есть…