Текст книги "Другие и леший (СИ)"

Автор книги: Александр Матюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Матюхин Александр Александрович
Другие и леший

«Ох уж эти сказки! Ох уж эти сказочники» Из мультфильма

Спиридон Паллыч был человеком широкой души и c истинно русским характером. Очень любил коньяк, и чем больше выдержка – тем лучше. От пива тоже не отказывался, а квас особливо ценил и пил в жаркую погоду литрами.

Конечно, внешность его была обманчива. Широкий лоб, густые брови, под которыми сбились на переносице маленькие глазки, двойной подбородок и пухлые розовые губы. На могучей груди Спиридон Паллыча с легкостью можно было бы разместить не один десяток медалей за отвагу, а кулаки его были волосами и обколотыми. Это еще со времен бурной молодости, о которой Спиридон Паллыч предпочитал не распространяться на людях.

Сейчас Спиридон Паллыч потел. Тугие капли пота стекали по его шее за шиворот и на грудь. Не помогали даже кондиционеры, и по этому он был немного зол и смотрел на меня исподлобья, словно хотел сожрать целиком и вместе с жабрами.

За пять минут до этого он выглядел еще более злым, но заблаговременно выуженные из пакета и поставленные на стол две бутылки отменнейшего коньяка сделали свое дело.

– Саныч, мне все понятно, но что-то не верится, – проворчал Спиридон Паллыч, выстукивая пальцами по поверхности стола мелодию из кинофильма «Шерлок Холмс», – ты говоришь, что там русалок видели, так?

– Так, – подтвердил я. За окном, за спиной декана парапсихологического факультета имени Ф. И. Кародерова на дереве сидел Петька Бодяжный и, радостно улыбаясь, показывал мне большой палец на левой руке. Правой он держался за ветку, да и большой палец на ней у него был перетянут лейкопластырем.

– Еще, ты утверждаешь, что домовых там видели, – после короткого молчания добавил Спиридон Паллыч, выстукивая пальцами марш Мендельсона. По моему, свадебный.

– Угм, – кивнул я, – я же говорю, Спиридон Павлович, жители деревни рассказывают… И я в третий уже раз выложил ему всю суть своей просьбы.

В деревне Калкино, что близ Краснодара, с недавних пор стали происходить странные вещи. То русалок рыбаки местные увидят, то домовых бабки из подвала выгоняют, а трое туристов прямо-таки столкнулись нос к носу с лешим, когда за грибами в ближайший лес ходили.

В деревне той жила бабка Петьки Бодяжного. Она-то, зная, где учится ее бесценный внук (если не сказать большего) сообщила обо всем ему, наставительно советуя приехать и во всем всенепременнейше разобраться.

Ну, а нас долго уговаривать не пришлось! Правда, нужно было выпросить у декана путевки недельки на две, да некоторые необходимые средства. Но уж об этом предоставили заботиться мне.

– Магнитобуль им подавай, – фыркнул Спиридон Паллыч, разглядывая бутылку коньяка, которая стоила, кстати, сто двадцать шесть рублей одна штука, – дам я вам магнитобуль и что? Поиграетесь, да принесете? А сломаете если, из чьего кармана удерживать буду?

– Но ведь сенсацией пахнет, Спиридон Павлович! – воскликнул я. Петька Бодяжный, которого декан не видел, согласно закивал кудлатой – а-ля поклонник «Битлз» – головой.

– Я б тебе сказал, чем это пахнет, да не буду, – проворчал Спиридон Паллыч, хотя было видно, что две бутылки коньяка возымели желаемое воздействие. Волосатые пальцы декана принялись отстукивать «К Элизе».

– Хорошо, Саныч, путевку я тебе, стало быть, выпишу…

– Спасибо, Спиридон…

– Постой, я еще не договорил. Магнитобуль выдаю под твою личную ответственность! Если хоть краску с него покарябаете – сам заново красить будешь!

– И отлакирую еще! – пообещал я

– Сколько вас поедет-то? – поинтересовался Спиридон Паллыч, ленивым движением убирая бутылки коньяка со стола. Я тихо возликовал.

– Четверо!

– Многовато!

– А, по-моему, в самый раз. Чтоб внимания не привлекать. Дескать, приехал Петька к бабульке родной с друзьями. Рыбку, там, половить, за грибами, за ягодками…

– Не перекупайтесь только, – Спиридон Паллыч вынул из нагрудного кармана бледно-синий платок и обтер им плотную шею и подбородок.

– Да, ну что вы. Это же только прикрытие для настоящих дел! Сами посудите, русалки ведь где?

– На речке.

– Вот! Значит и нам на речку надо! А леший где?

– Ты, Саныч, сказать хочешь, что за домовыми по всем чердакам и подвалам лазить будете? Эдак вся ваша конспирация коту под хвост!

– Придумаем что-нибудь, – заверил я. Петька Бодяжный бесшумно исчез с поля моего зрения где-то внизу.

– Вот-вот, – наставительно и весомо, как всякий начальник, произнес Спиридон Паллыч, – и каждые два дня сообщайте мне лично. Если какие фотографии получиться сделать, то, сами понимаете…

– Понимаем, – согласился я.

Спиридон Паллыч задумчиво поводил взглядом из-под косматых бровей по кабинету и спросил:

– Саныч, ты, случаем, кондиционеры чинить не умеешь?

– Нет, а что-то случилось?

– Да, вот…полез, понимаешь, посмотреть. Что-то там у него поскрипывало. Ну, отвертку сунул, а из него теплый воздух и пошел! Потом вдруг холодный, а теперь вот снова теплый идет.

Я прислонил ладонь к кондиционеру. И впрямь – теплый воздух. Аж горячий! Бедняга Спиридон Паллыч. И так жарень стоит невыносимая, а тут еще и кондиционер.

– Вы к техникам-метрологам сходите, – посоветовал я, имея в виду группу с соседнего факультета, что располагалась этажом выше, – может, помогут. Среди них есть разбирающиеся люди.

– Очень может быть, – кивнул Спиридон Паллыч, а когда я встал, чтобы удалиться, бросил, – ну, вы, Саныч, если кого поймаете, то мне, пожалуйста, русалочку! И покрасивее, чтоб!

– Обязательно, Спиридон Павлович! Даже двух! – пообещал я и вышел, успев расслышать негромкое бормотание декана насчет того, что двойные браки в наше стране пока еще запрещены законом.

В коридоре беспокойно суетился студент третьего курса парапсихологии Петр Бодяжный. Увидев меня, он сделал одобряющий жест обеими руками сразу и вкрадчиво осведомился:

– Бежать за выпивкой?

– Обязательно! – улыбнулся я, и Петька издал горлом вопль спаривающихся медуз…

«Настоящие герои всегда идут в обход» Цитата

Пиво лилось рекой, закупленные на университетские деньги удочки, сигареты, две соломенные шляпы и крем от загара плотно закупоривали багажник. Болтали без умолку.

Да и ехать было приятно; погода со вчерашнего вечера немного испортилась, над нашими головами нависли серые тучи, а жара спала с плюс тридцати пяти в тени, до плюс двадцати на солнце.

Только я пиво не пил, потому что был единственным, кому отец Петьки Бодяжного доверял управление своей «Волги». Сыну он не доверял вообще ничего, кроме как рассчитываться по долгам, считая, что на большее Петька не способен. Даже поступление Петьки на парапсихологический факультет стало для отца довольно ощутимым потрясением.

И все же я пил минералку, которая, как уверялось на этикетке, была разлита на каком-то шоссе близ Москвы, и срок ее истек с месяц назад. Со вкусом совпадало точно!

В машине нас было четверо. Собственно, я – Сан Саныч Перевертов, Петька Бодяжный, его невеста – Маринка, фамилии которой я до сих пор не выяснил, и еще одна девчонка с нашей группы – Катя. Ее Спиридон Паллычу посоветовал я. Не только потому, что она очень хотела поехать сама, но еще я просто уже давно обещал ей медовый месяц, да все никак не хватало времени его устроить. Хотя женаты мы уже почти год.

– Твоя бабушка похожа на Бабу Ягу? – спросила Маринка, подставляя лицо ветру из приоткрытого окна. Воздух был прохладным и приятным.

– Моя бабушка похожа на Фаину Раневскую, – ответил Петька. В это время он возился со стеклянной бутылкой пива, ища в машине место обо чтоб ее можно было открыть. Остальное наше пиво было либо в банках, либо в пластиковых бутылках и по этому особых проблем не доставляло.

– У нее крючковатый такой нос, добродушные глаза и всевозможные парики! А еще она часто добавляет «дорогуша», когда к кому-нибудь обращается.

– Хочу себе парик! – заявила Маринка, хотя волосы у нее и так длинные и светлые.

– Зачем тебе парик? Ты прекрасна аки…ммм…аки светило! – бутылка из-под его пальцев брызнула пеной. Маринка взвизгнула и огрела Петьку пустой пластиковой тарой по голове. Петька сделал вид, что умер и упал Маринке на колени. Правда, будучи мертвым, бутылку из рук не выпустил и сделал несколько глубоких глотков.

– Я тоже парик хочу! Рыжий! Петь, мне рыжие волосы идти будут?

– А мнение мужа уже никого не интересует? – осведомился я.

– Я знаю, что тебе рыженькие не нравятся, – парировала Катя, – буду с деревенскими парнями заигрывать! Они, говорят, красивые! Здоровенные! Мускулистые!

– И тупые!

– Нет, Петь, не тупые, а мало образованные, – возразила Катя, – я магнитобуль им покажу, то-то они удивятся! Зато все как один у моих ног…

– А как он вообще выглядит, этот ваш магнитобуль? – поинтересовалась Маринка, спихивая с колен голову Петьки. Бодяжный подавился пивом и стал громко кашлять.

– Коробочка такая, с экраном и кнопочками, – объяснил я, – что-то вроде локатора. Только определяет он не наземные или воздушные цели, а ин-энергетические…

Ин-энергетика сама по себе – это энергия, на которую не действую никакие законы физики. Она свободно перемещается в пространстве и времени, иногда образуя простые и сложные формы ин-материи. Как доказал Иван Иванович Кривоножко, к простым формам относились бесплотные или относительно (частично) плотные предметы или существа. Приведения всякие, сгустки и красные пятка, кресты в воздух – все это легкие формы. К сложным, соответственно, относились формы, которые вдобавок к своему виду, выполняли какие-то определенные функции. Плавающие в океанах корабли-призраки, к примеру, или автомобиль убийца. Правда, ин-материя, какой бы реальной она порой не казалось, была ни чем иным, как скоплением ин-энергии и по плотности своей не превышала плотности воздуха.

Ин-энергетика сейчас активно использовалась в различных областях науки, и по этому найденный нами источник (а откуда еще, интересно, могли взяться в деревне домовые и лешие) мог помочь нам не только защитить диссертации по ирреальной физике, но и неплохо подзаработать.

– И далеко еще до деревни? – спросила Маринка.

Я пожал плечами, сверившись с картой, в которой давно запутался. Ответил Петька, бесцеремонно выкинувший пустую бутылку в окно. Благо, вокруг тянулись одни только поля пшеницы и гороха.

– еще минут десять-пятнадцать и подъедем. Тут, главное, нужный поворот не пропустить. Ты, Санек, как шлагбаум увидишь, так, налево после него не забудь повернуть. А там через лесок и в деревню прямой дорогой.

Тут как раз из-за ближайшей группки одиноких акаций вынырнул шлагбаум. Он был перекошен, с облупившейся краской и насквозь ржавый. Слева стояла убогая деревянная будка, поросшая травой.

– а знаки где, – угрюмо поинтересовался я сам у себя, притормаживая.

Впрочем, судя по состоянию самой железной дороги, вряд ли со времен Сталина здесь ездили поезда.

Шпал я вообще не разглядел, раздумывая о том, что придется вылезать и поднимать шлагбаум руками, а между рельс паслось, пощипывая травку, стадо единорогов.

Я, как безумный, вдавил педаль тормоза в пол, едва не стукнувшись лбом о баранку! Катя задела локтем дверцу и вскрикнула! Петька с глухим стуком упал под сиденье, и от туда донеслись его приглушенные ругательства вперемешку с угрозами в мой адрес.

А единороги и ухом не повели, продолжая объедать траву вокруг железной дороги.

– Ты чего?! – Катя бросила в мою сторону гневный взгляд, но, когда я ткнул пальцем в сторону единорогов, открыла рот и выпучила глаза, прильнув к лобовому стеклу и напрочь забыв об ушибленном локте.

– …и распну на кухне в раковине! – закончил Петька. Его кудлатая голова показалась над сиденьями.

В отличие от Кати и Маринки, он сразу все заметил и удивлено присвистнул, разглядывая диковинных животных.

Единорогов было пятеро или шестеро, не могу сказать точнее, поскольку они лениво бродили туда сюда в густой траве, то и дело исчезая из поля зрения. Все одинаково похожие на обыкновенных лошадей. С той лишь разницей, что все они были белоснежными, без единого темного пятнышка, размером даже меньше пони, а изо лба каждого выпирал небольшой, но массивный рог. Единороги не предпринимали никаких попыток удалиться или бежать. Судя по виду, им было глубоко наплевать и на машину и на сидящих в ней людей. Единороги мирно щипали травку, дергали шикарными белыми хвостиками и изредка негромко ржали.

– Магнитобуль! Доставай! Живее! – страшным шепотом заорал Петька.

– И фотоаппарат, – Маринка исчезла за креслами. Вслед за этим раздалось шуршание пакетов и стук пивных банок.

Все единороги вдруг разом подняли головы и навострили уши, смотря в нашу сторону. Я даже смог разглядеть, что тот конец рога, который выпирал изо лбов животных, порос белым пушком.

– Вот, – Маринка выпрямилась, подавая Кате упакованный «Кодак», а мне сумку с магнитобулем.

И в этот миг единороги сорвались с места и стремительно умчались в сторону начинающегося леса.

Как ни торопилась Катя, они лишь запуталась в упаковке фотоаппарата, а единорогов к тому времени и след простыл. Я же распаковал магнитобуль, положил его себе на колени и включил.

Экран засветился, и Петька за моим плечом вновь ошарашено присвистнул; вся дорога, лес и деревня, схема которой передавалась по спутнику, были покрыты зеленой густой сеткой, в некоторых местах попросту сливаясь в мутно-зеленые пятна. Я почувствовал, что резко вспотел. Ведь зеленый цвет и обозначал ин-энергию…

«Эх, борщеца бы, горяченького, да и в баньку!!» Просьба

В полном молчании миновав небольшой лес, в котором скрылись единороги, мы, как и обещал Петька, въехали в Калкино.

Магнитобуль стоял на бардачке, включенный, и показывал, что мы въезжаем в сплошную зеленую кляксу ин-энергии. Откуда ее здесь столько взялось, было не понятно и от этого немного страшновато. Наверное, по той же причине и молчали.

Когда появились первые заборы и выглядывающие из-за них саманные домики, Петька стал указывать дорогу. Вернее будет сказать – путь, потому что о дорогах здесь, судя по всему, ничего не знали – один сплошной песок и мелкая галька. Асфальта и след простыл сразу за железной дорогой.

Домик, к которому мы подъехали, оказался выложенным из красного кирпича, ухоженным и с крепким деревянным забором. Внутри был двор и несколько пристроек, включающих в себя свинарник, сарай с осевшей крышей, летнюю кухню и своеобразную беседку, крышу которой заменял разросшийся виноград.

Бабушка Петьки и вправду была похожа на Фаину Раневскую. Выскочила она, когда мы уже въезжали во двор, а Петька закрывал за нами ворота.

– Приехали, наконец, дорогие мои, – всплеснула она руками, и на нас повеяло запахом свежего хлеба и борща. Не знаю, как у остальных, но у меня тот час началось обильное слюноотделение. Да и девушки, похоже, перестали бледнеть и несколько оживились после нашей встречи с единорогами.

– Привет, ба! – к крыльцу подбежал Петька и крепко обнял бабушку. Она оставила на его спине два мучных отпечатка своих ладоней.

– Ну, вы проходите, проходите в дом. Я, как знала, что вы с утра приедете! Пирожков напекла, борща вот…

– Сейчас, ба, выгрузим все.

– Да, чего выгружать-то? – удивилась бабушка, – чай, не украдет никто, не в городе! Оставьте все, как есть. Сначала завтрак – остальное потом! Делать нечего, мы зашли.

Домик изнутри выглядел таким же уютным, как и снаружи. Бабушка провела нас на кухню, где в углу трещала дровами и дымила кирпичная русская печь, рассадила вокруг круглого стола и принялась хлопотливо накрывать.

Вскоре пред нами появились тарелки с борщом, пиала салата, нарезанный толстыми ломтями хлеб, пирожки, еще сохранившие в себе жар печки. Поставив на стол кувшин со свежим молоком, бабушка присела тоже и не сводила с нас глаз, пока мы не опустошили свои тарелки. Потом вдруг спросила:

– Петь, ну, что, ты нас так и не познакомишь?

– Это Сан Саныч, – спохватился Петька и ткнул в меня пальцем, – он у нас в группе мозговой центр! Представляешь, пишет сочинения по литературе, не списывая с учебников!!

Судя по всему, бабушка не поняла тонкий студенческий юмор, но охотно улыбнулась в ответ.

– Это Марина. Я тебе о ней рассказывал.

– Когда уж поженитесь-то? – спросила бабушка, чем вогнала Маринку в краску.

– А это Катерина, жена Саныча!

Бабушка смерила нас с Катей оценивающим взглядом, словно размышляла, подходим ли мы друг другу или нет, а потом сказала:

– А меня можете звать бабой Лидой. Меня все так и зовут. Чай, с тридцатых годов, как отец мой здесь поселился, так и живу.

Я взял пирожок и стал его осторожно жевать. Пирожок был горячим и оказался с луком и яйцом. Баба Лида посмотрела куда-то за наши спины.

– А вы приборы взяли? – неожиданно спросила она.

– Какие приборы?

– Ну, чтоб нечисть всякую излавливать для своих изучений…

– Ба, я ж тебе говорил уже, что не нечисть это, – ответил Петька, – это…как бы тебе объяснить…это, в общем, поймать нельзя. Оно как картинки из воздуха. Галлюцинация.

– Галлюцинация?! А почему тогда соседа моего, вон, Николаича Трофимова, чуть единороги в лес не утащили?

Я сразу почувствовал, что вокруг все насторожились, а сам перестал жевать пирожок.

– Какие единороги? – почти шепотом поинтересовался Петька.

– Будто вы, дорогуши, не знаете! Чай, любой, кто сюда со стороны железной дороги заезжает их видит. Знай себе, пасутся, словно лошади обыкновенный, да только с рогом! Ну, так думали, они никого не трогают, а тут Трофимов в лес за грибами потопал, да и пропал! Дня три его искали, а он сам вышел. Растрепанный весь, без корзины, босой, да борода наполовину вырвана! А глаза б вы его видели…

– Что глаза?! – непроизвольно вырвалось у меня.

– Выпучены, словно запор у него, вот что. Ну, рассказал потом, что не успел он в лес углубиться, как единороги эти со всех сторон повыскакивали, окружили и прохода никакого не дают – бодаются! Хотел он их корзиной припугнуть, так они корзину копытами выбили, его самого наземь повалили, да потащили куда-то. Бедный, даже не помнит, как ему вырваться-то удалось. Бродил потом по лесу, пока на знакомые тропинки не набрел. Вот. А вы говорите – картинки из воздуха! – баба Лида торжественно поднялась, собрала грязную посуду и вышла на улицу.

Некоторое время все мы молчали. Я в задумчивости доедал пирожок, хотя вкуса его не чувствовал.

– Вот те на, – протянул Петька, – объясни мне, Санек, несведущему, разве ж ин-энергия может приобретать плотные формы? Чтоб бодаться-то?

– Не может, – ответил я, подумав, – вернее, ничего такого пока не наблюдалось и не доказано.

– Но ведь ин-энергия это просто немного иные сгустки воздуха, разве не так? – спросила Катя.

– Так, – согласился я.

– Тогда, что это были за единороги?

Три пары глаз выжидающе уставились на меня. Я разом почувствовал себя на экзамене по истории, сидящим перед грозными очами Валентина Семеныча Кадыкова. Я понял, что экзамен провалю, потому что никакого ответа – ни точного, ни расплывчатого, ни относительного – не знал.

Простые, как и сложные формы ин-материи бесплотны! Это доказано! Но, тем не менее, я попытался выпутаться:

– Ну-у, понимаете, один только заблудившийся лесник ведь ничегошеньки не решает! В конце концов, он действительно мог увидеть единорогов и так испугался, что бухнулся в обморок. Все остальное ему попросту приснилось! Других ведь случаев не было, верно?

– а еще он мог заблудиться. Но какой мужик сознается, что заблудился в родном лесу? – подхватила Катя, – вот и придумал сказку для окружающих! Единорогов-то многие видели, вот и поверили.

– Ага, а бороду он сам себе выщипал, – буркнул Петька, но его никто не услышал.

– Ладненько, – я взял еще один пирожок. Просто очень люблю пирожки, – теперь с бабой Лидой нужно поговорить…

Как раз она и вошла, держа в руках тазик с вымытыми яблоками. Катины глаза возбужденно заблестели. Яблоки были ее тайной слабостью и предметом обожания.

– Теть Лид, присядьте, пожалуйста, – попросил я, и, когда она присела, коротко объяснил ситуацию.

Мы приехали сюда как наблюдатели, и пока ничего больше. С нами было два фотоаппарата с кучей чистых пленок высокого разрешения, видеокамера ручная (Петькина) и большая видеокамера, предназначенная для ночных съемок (взяли у группы режиссеров с информационного факультета). Наша задача – изучить и описать все паранормальные явления, которые происходят в деревне и, по возможности, выяснить причины возникновения ин-энергии. После нас сюда приедут крупные ученые, физики, клеанисты и прочие и прочие и прочие. В общем, все те, кто занимается ин-энергетикой и ин-материей. Но деревенских жителей лучше сейчас не волновать. Поэтому мы и приехали семьями. Дескать, на лето от городской суеты, отдохнуть. Побудем здесь пару недель, соберем больше информации и уедем.

Под конец разговора я не выдержал и успел съесть одно яблоко, прежде чем все они исчезли в желудках моих падких до спелых фруктов друзей и жен.

– А обезвреживать их, значит, не будете? – несколько грустноватым тоном поинтересовалась баба Лида, когда я закончил рассказ.

– Незачем. Это все-таки не реальные существа, я же говорю. А с лесником вашим еще побеседовать надо. Он и насочинять мог.

– Вот и я думаю, что насочинял, – согласилась баба Лида, – Николаич враль, каких свет не видывал! Но посмотрели бы вы на его бороду!

– Мы после обеда, наверное, в лес сходим, – кивнул я, – заодно и про лешего узнаем. Есть у вас в лесу леший?

– А то, как же! С недавних пор и леший есть! – согласилась баба Лида, – токма его еще никто не видал. Слышут только.

– Значит, и мы послушаем. Петька, у нас диктофон какую частоту берет?

– За шесть метров муравьев различает! – гордо выпятил грудь Петька, хотя диктофон принадлежал все той же группе режиссеров.

– Отлично, – я взял третий пирожок и понял, что объелся.

«– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – Ку… – А почему так ма…» Анекдот

В лес пошли пешком, захватив две плетеные корзинки, фотоаппарат (распакованный и готовый к съемке в любую секунду) и диктофон. Магнитобуль брать не стали, потому что и так было ясно, что в лесу полным полно ин-энергии.

Баба Лида объяснила, что чтобы не заблудиться, следует держаться одной широкой тропинки и никуда не сворачивать. Это только опытные лесники да местные все тропы знают, а нам-то ничего не известно. Забредем неведомо куда – ищи нас потом. Бабушка даже сама проводила нас до начала леса и стояла на опушке, провожая взглядом.

После дневного сна и обеда Петька казался распухшим, и левый его глаз все не хотел открываться.

Дорвавшись до природы в чистейшем ее проявлении, девушки болтали без умолку, пробовали плести венки, собирали букеты каких-то невзрачных, но полезных цветов, и зачарованно, полуоткрыв рты, вслушивались в пение птиц.

Когда лес обступил нас со всех сторон, стало действительно мрачновато. Солнце, клонившееся к западу, слабо пробивалось сквозь деревья и почти не грело. Дул прохладный ветерок. Тут Петька и заметил дедушку.

Дедушка сидел на пеньке, недалеко от тропинки, по которой шли мы. На нем была белая рубаха, непонятного цвета шаровары и лапти. Вот уж не думал, что в наше время еще кто-то ходит в лаптях! На голове дедушки сидела широкополая соломенная шляпа. Безбородое и безусое лицо было тонким, с острым подбородком и красным носом-картошкой.

Дедушка заинтересованно вперился в нас взглядом, когда мы подошли ближе, но ничего не сказал.

– Здорово, дед, – бодро и по-деревенски выразился Петька, – чего сидим?

– Жду лихо, – скрипучим голосом тихо ответил дед.

– Вижу, что лихо, а ждешь-то кого?

– Я ж говорю. Лихо жду. Одноглазое! Вот, у вас два глаза, а оно одноглазое! Хоть и Лихо!

Петька оторопело открыл рот, не зная, что сказать. Маринка и Катя встали за мою спину, разглядывая дедушку.

– А зачем его ждать? – поинтересовался я, осторожно опуская руку в карман и нащупывая в нем диктофон.

– Как это зачем? – дедушка удивленно моргнул и склонил голову на бок, – значит, надо так, раз жду! Вот вы грибы собираете, а я Лихо жду!

Я плавным движением нажал на кнопку пуска. Через карман-то звук должен будет пройти. Левое ухо деда совершенно отчетливо дернулось, и он посмотрел на меня. Я отважно выдержал острый взгляд и, как ни в чем не бывало, спросил:

– И что Лихо? Идет?

– Идет, – буркнул дедушка, переводя взгляд с меня на Петьку, потом на девушек, – оно всегда идет, да только все прийти никак не может. Я его шесть дней уже жду, а оно все где-то там, в лесу. Тут и Петька пришел в себя:

– А какое оно?!

– Лихо-то? Обычное. Длинное такое, косматое, с одним глазом. Руки у него скрюченные, а ноги босые, – охотно отозвался дед, – что вы сказок никогда не читали? Вот прям как в сказке и есть!

– Что-то я не пойму, дед, – тряхнул головой Петька, – если ты его уже шесть дней ждешь, то как же ты его видел-то?

– Дык, я с ним и пришел! – дед скорчил такую гримасу, словно в округе знали, что он именно с Лихом и ходит.

Я уж открыл было рот, чтобы спросить, откуда это они с Лихом Одноглазым пришли, но тут дед сделал невероятную вещь! Пальцами он вдруг вынул левый глаз, обнажая темную пустоту глазницы, дыхнул на него, протер о плечо и вновь вставил на место, сфокусировав взгляд на мне.

– Что-то глаз у меня барахлит. Вот уже шестой день, как тут сижу, а глаз то видит, то не видит. Вы что-то спросить хотели?

Я, как стоял с открытым ртом, так и остался стоять, не в силах вымолвить ни слова. Петька выдавил из себя полухрип, полустон. Девушки вообще побледнели и, судя по виду, готовы были вот-вот упасть в обморок.

– Кажется, я вас напугал, – пробормотал старик, – что вы люди пугливые какие-то? А? Лихо как увидят, убегают, аж пятки сверкают. Вы б Кащея свят Бессмертыча увидали, померли б со страху, наверное!

– Дед… а ты кто? – кажется, это спросил Петька. Или я, точно не помню уже. Мысли в этот момент беспорядочно кувыркались и играли в кучу малу.

– Я-то? А что, так сразу и не узнать? – изумился дед.

– Да нет, что-то…

– Я ж сам леший и есть. Этот…как его…повелитель, значит, чащоб, лесов, птиц всяких и зверушек, вот! – дед обеспокоено всмотрелся в наши бледные лица. «Это хоть и галлюцинация, но уж больно живо выглядит» – подумалось мне.

Что ни говори, но раньше мне с подобными явлениями сталкиваться не приходилось. Читал только, изучал по картинкам и материалам, но чтобы вот так – в метре от меня? Ни-ко-гда!!

– Я, может, упустил что-то? – пробормотал дед и скрупулезно осмотрел и ощупал самого себя, – лапти, вроде, на месте, шляпа… сюртук с пояском…ручной работы, между прочим… Он в упор посмотрел на меня немигающим взглядом.

– Я что на лешего не похож?!

– У вас бороды нет, – брякнул я первое, что пришло в голову, – а еще у лешего ветки из головы растут, и мох из ушей!

– Но это ж щекотно, – серьезно встревожился псевдолеший.

– Что поделать, – всплеснул я руками.

– Не учел, – дед задумчиво потер подбородок и углубился в какие-то свои мысли. Мы молча ждали.

– Ладно, – проворчал дед спустя минуты три, – тогда объясните мне, чего вы сразу не убежали, когда узнали, что я леший буду?

– А что от вас убегать? – подал голос Петька, – вы ж нас в лес не заводите, зверям на откормку не отдаете. Да и не злой вы какой-то.

– Да и не люблю я людей зверям отдавать, – честно сознался дед, – но все равно убегать вы должны! Хотя бы из уважения к пожилым людям! Боятся меня надо, ясно?

– Ясно, чего тут неясного, – сказал я.

– И вообще, вы мне Лихо ждать мешаете, – коротко бросил дед и зыркнул в нашу сторону глазами.

– Что ж нам, уходить что ли? А мы грибы собирать хотели, – робко заметила Катя.

– Здесь грибов нету, одни единороги и Лихи Одноглазые, вот.

У меня в кармане совершенно четко щелкнул, выключившись, диктофон. Двадцатиминутная пленка кончилась. Левое дедово ухо вновь дернулось, и он подозрительно уставился на меня слегка перекошенными глазами.

– Чё ты все щелкаешь там, а?

И мне вдруг опять показалось, что передо мной не галлюцинация сидит, не сгусток ин-материи, а самое настоящее живое существо из плоти и крови. Но, блин, не мог же он так запросто себе глаз вытащить? А?

– Ты, наверное, болен чем-то, – сделал вывод дед, – у тебя коленные чашечки не хрустят?

– Не хрустят, – ответил я.

– А то бы я тебе посоветовал мазь тысячелистника. Здорово помогает, между прочим!.. – дед вдруг замолчал и прислушался, полуобернувшись в сторону чащи. В полной тишине я вдруг четко расслышал, как где-то вдалеке с треском ломаются деревья и как будто шипит что-то…

– О! Лихо, кажись, идет, – нервно проворчал дед, ловко соскакивая с пенька на землю, – я б на вашем месте убегал бы, да побыстрее, а то как выпрыгнет, да как выскочит, пойдут потом клочки по закоулочкам!

– Слыхали мы эту сказку… – начал было Петька и в этот момент из леса показалось Лихо.

Вернее, что-то очень напоминающее это сказочное существо. Размытый, нечеткий силуэт, огненная копна волос, правда, совершенно отчетливые черты лица. Я даже смог разглядеть один единственный глаз, вперившийся в невидимую точку прямо перед собой! Во что одето было Лихо, я разглядеть не успел.

Маринка вдруг пронзительно закричала! Петька, развернувшись, схватил ее за плечи и толкнул, прыгая следом, в кусты дикой ежевики.

И только спустя мгновение я услышал хруст ломающегося ствола! Совсем недалеко от нас!

Падало внезапно вспыхнувшее ярким пламенем дерево! Я тоже подхватил Катю и покатился вместе с ней с тропинки в траву, а дерево ухнуло и упало, обдав нас жаром. На спину мою посыпались мелкие жгучие угольки!

Что-то пронзительно завыло, как сирена. Поднялся и тот час стих пронзительный порыв ветра… И вновь стало тихо. Только горящее дерево потрескивало ветками, догорая.

Я поднял голову и огляделся. С противоположной стороны тропинки на меня удивленно смотрела лохматая голова Петьки. Упавшее дерево было черным и гладким, только обломанные ветки торчали во все стороны и дымились. Пенька не было. Как и деда, который на нем сидел. А в лес уходила широкая выжженная тропа…

«Так, так, так, так, так, так, та-ак» Размышления

Баба Лида суетилась вокруг беседки, вновь заботливо осыпая нас всевозможными яствами и выспрашивая, что же произошло в лесу.

Мы же молчали, потому что все видели своими глазами, и каждый обдумывал произошедшее, как мог.

У Маринки обгорели кончики волос на затылке, и почернела некогда ярко-синяя блузка. Кажется, теперь ей наше путешествие явно разонравилось. Петька водил блинчиком в блюдце со сметаной.

Катя ела яблоко. Баба Лида очень быстро поняла эту ее слабость. Грех было ею не воспользоваться. И все время тихо, ненавязчиво спрашивала:

– Ну, так? Как оно было? Что ж произошло-то? Прошло, наверное, пол часа, прежде чем Катя отозвалась:

– Не могу поверить, что все это было не настоящим! – сказала она громко, переводя взгляд с меня на Петьку и обратно. Ожидала, наверное, что мы выложим ей исчерпывающий ответ. Но оба мы пристыжено молчали, ибо сами были ошарашены не меньше.