Текст книги "Охота на Белого Оленя"

Автор книги: Александр Белаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ну… – немного растерялась Эва, – тогда… мы потребуем вызвать независимых экспертов! Пусть они определяют, был газ или нет!

– Непременно, – сурово согласился принц. – Я заинтересован в этом не меньше, чем ваш союз. Когда охота закончится, я сам об этом позабочусь. А вы пока побудьте моей гостьей, – и, обернувшись к старшему егерю, Джуанин добавил: – В клетку её. В зверинец.

– Вы не имеете права! – вопила Эва, отбрыкиваясь, когда ловчие поволокли её. – Я же человек! Я на вас в суд подам!… Отпустите меня!

– О правах заговорила!… – хохотнул хмельной уже егерь, услужливо поднося огня к сигарете в зубах принца. – Разузнать у неё насчёт фотографий? Она быстро расколется.

– Из Леса они не сумеют их вынести, – выпустил струйку дыма принц.

– Будет лучше, если её найдут со следами зверского насилия – это материал прямо для первой полосы… Но спешить не стоит – нам надо углубиться в Лес, чтобы найти её ТАМ.

– Постараемся, Ваше Высочество, – уверенно кивнул старший. – У меня ребята – звери, а уж когда узнают, на кого она работает…

Принц уже придумал заголовок – «Девушка из „зелёных“ – трагическая жертва доверия к животным».

Перекурив, он собрался вернуться в шатёр, когда из темноты вышли его парни, подталкивая перед собой молодчика в камуфляжном комбинезоне.

– Это ещё что такое? – Джуанин удивился обилию незваных гостей в этот вечер. – Браконьер?

– Не похож, ваше Высочество, – покачал головой старший из конвоиров, – выправка не та.

И верно – принц тоже отметил, что ни осанкой, ни повадкой этот субъект не напоминает пойманного с поличным вредителя заповедных лесов; держался он прямо, уверенно, полувоенная форма смотрелась на нём, как природная кожа, аккуратно сложенный зелёный берет заправлен под погончик на плече – и только глаза насторожены.

– Хотел краем Леса уйти, – доложил старший, – но мы его засекли.

Оружия и документов нет.

– Ну-с, любезный, – кивнул принц, поощряя парня начать оправдания, мы вас слушаем. Какую версию своего появления здесь вы нам предложите?

– Я осматривал Лес, – соврал Гиена для пробы. – Наш клуб собирается здесь провести военно-спортивную игру – выживание, ориентирование на местности и так далее. Случайно оказался в районе вашей охоты…

– Так-так, – согласно покивал принц. – Пожалуйста, разденьтесь до пояса.

– Меня уже обыскивали. И к тому же – это незаконно…

Принц дал знак конвоирам – и один из них без замаха ударил Гиену прикладом в живот; он согнулся со сдавленным хрипом – а когда распрямился, стал расстёгивать комбез.

– Я так и думал, – принц улыбнулся, разглядывая многоцветные татуировки на груди и плечах Гиены. – Вашего брата подводит тщеславие…

Ведь надо же оставить какую-то память о своих подвигах, правда? Вся биография и послужной список – на коже.

– Но на Лес я не работал, – предупредил Гиена.

– Однако оказался в Лесу. Какими судьбами? По наводке их радио? впрочем, это не главное. Надеюсь, вы не откажетесь дать интервью для телевидения? Скажем, завтра, с утра – чтобы плёнка к вечерним новостям уже была на студии и пошла в эфир.

– Какое ещё интервью?!

– Ну, нечто вроде откровенного рассказа о том, как вы нанялись к Белому Оленю. Наёмник-человек на службе у зверей – это пикантно. Вы опишите, какие человеконенавистнические планы вынашивает в Лесу, каким издевательствам подвергаются люди, оказавшиеся в лапах зверья, и как вы сами в этом участвовали. Вот и всё, что от вас требуется. Текст вам приготовят.

– Это мне не нравится, – медленно помотал головой Гиена. – Я предлагал зверям свою работу, но они отказались…

– Возможно, это понравится вам гораздо больше после сухой голодовки и уговоров без слов – мои ребята умеют уговаривать.

– Ну… ладно, – Гиена поискал во рту слюну, чтобы её сглотнуть, но слюны не оказалось. – А потом? вы же эти дела мне пришить не сможете, суд не примет такое шитьё белыми нитками.

– А потом, – сказал Джуанин, – вы исчезнете, как утренняя роса. Мы вас отпустим.

Это последнее слово прозвучало как-то двусмысленно, но ни на какое другое обещание Гиене рассчитывать не приходилось.

***

В зверинце Джуанина не было особых клеток для людей. Эву бросили в обычную клетку решётчатый контейнер, приспособленный к строповке и погрузке подъёмником на колёсную платформу; она забилась в угол, обняв руками поджатые ноги и спрятав лицо между колен – кожа словно горела там, где её касались цепкие лапы людей принца, в ушах жгло от их похабщины, а их отвратительные взгляды словно песком наполнили ей глаза.

Даже когда они, лязгнув запором, ушли, и стихли их голоса, Эва долго не могла оторвать лица от колен. Казалось, что все и вся видят её в клетке и только ждут, чтоб вновь загоготать, когда она поднимет затравленные глаза.

Обозлённые Куницы круто обошлись с ней – но то, что сделали сытые, уверенные в своей безнаказанности люди, было куда круче! Любишь животных?

Вот и побудь с ними на равных – без одежды ты будешь совсем как они. И попробуй докажи, крича из клетки, что ты человек.

Тишина мало-помалу наполнилась вздохами, шорохом и шуршанием. Замершие в присутствии людей звери теперь зашевелились, забормотали полушёпотом; какой-то зверёныш захныкал мать угладила его с торопливым приговором.

– Э-э… – Эва пугливо дёрнулась, когда её кто-то тронул за плечо; растрёпанная рыжая Лисичка прислонилась к решётке, вцепившись пальцами в прутья. – Ты что – человек, да?…

Эва кивнула.

– А зачем тебя – сюда?

– Я… была в Лесу с другом. Мы собирали фотоматериал о том, что натворил принц.

– Фотки целы? – Лисичка всунулась лицом в ячейку решётки.

– Да… наверное, целы. Их должны переправить в газету.

– Молодцы вы… – нерешительно помявшись, Лисичка пропустила руку между прутьев. – Дай лапу.

Они с невесёлыми улыбками обменялись рукопожатием и придвинулись поближе друг к другу; к диковинной соседке по неволе подтянулись и матёрый Лис, и худая Лиса.

– Олень жив?

– Жив, – Эва рада была поговорить, почувствовать, что не одинока, но подарок Волчка за щекой мешал и она вынул отмычку изо рта; лисьи глаза удивлённо и заинтересованно изучили странный металический крючок в пальцах девчонки.

– Это ключ, – одними губами произнесла Эва. – Ключ к любому замку.

Но я не умею…

В проходе между клетками опять затопали; Эва и Лисы отпрянули от решётки, отступили к задним стенкам.

– Куда его?

– Давай сюда, – ловчие отперли клетку в противоположном ряду и втолкнули рослого парня в полувоенной форме.

– Не врубаюсь, – краем рта прошипела Лисичка, – на кого принц охотится? Этот – не из его людей…

В слабом свете фонаря, что освещал проход, Гиена присмотрелся к заключённым импровизированного концлагеря. Сплошь звери. Вот только…

Напротив, чуть наискось – вроде бы из дочерей Евы, но в полутьме толком не разобрать. Он просто оценивал обстановку – и обзор только добавил ему камней к тяжести на душе. Звери сдали его людям – и ладно бы за дело! За слова, из вредности сдали, чтоб ему солоно пришлось. А принцу зверячья подлянка оказалась в масть – отснять его наколки камерой «панасоник», из-под палки заставить оболгать этот захранный лес и себя самого, ради только того, чтобы кретинская аудитория ТВ хлопала принцу в ладоши, когда он накроет Лес ковровым бомбометанием. И, если потом хватятся – где ж тот наёмник? пресс-секретарь Джуанина, подлыгало поганое, бесстыже поморгает в камеру и с достоинством ответит – сбежал наёмник. Испарился, яко дым. Не уследили. Решётку разорвал зубами – и утёк. А он, о котором идёт речь, будет тогда гнить в скотомогильнике.

Гиена чуть не зарычал от бессильной ярости. Он был зол на всех – на себя, на зверей, на принца. И надо-ж было так ляпнуть тогда Оленю про это приплод!…

Он долго сидел так, загрузившись до оцепенения в свою злую тоску и безнадёгу – пока не услышал тихий звук металла, царапающего металл. Что это?…

На другой стороне Лис и девчонка – теперь видно, какой она породы – с опаской и оглядкой пытались что-то сделать с замком клетки.

– Не получается… – едва донеслось до него.

– Дайте мне, у меня получится, – зычно прошептал он, припав к своей дверце; девчонка и Лис недоверчиво посмотрели на него, переглянулись…

– Дайте! – он высунул руку. – Кидайте сюда, я подберу.

– Погоди, Эва, – Лис придержал девочку, уже готовую бросить ему отмычку. – Слушай, человек, – ты должен освободить нас всех…

Гиена представил, сколько времени займёт эта возня – и выругался шёпотом.

– Если ты вздумаешь уйти один, – продолжил Лис с расстановкой, – мы поднимем крик – все, хором. И тебя схватят. Ну что, согласен теперь?…

Быстренько обдумав ситуацию, Гиена принял условия Лиса – и Эва, рассчитав бросок, кинула к дверце его клетки драгоценную вещицу. С хмурой сосредоточенностью Гиена поколдовал над своим замком – и под вздох зрителей выбрался из клетки.

Однотипные замки открывались легко.

– Куда нам теперь? – за его рукав, как за спасательный круг, уцепилась та девчонка, Эва.

Да, это был вопрос! Проход, по обе стороны которого стояли сомкнутыми рядами клетки, был открыт только с одного конца – другой был перегорожен дощатым щитом. Сам он легко перескочил бы, но выпущенные им из клеток звери словно налагали на него командирские обязанности и чуть не в рот смотрели что он скажет? Убирать щит – много шума и толкотни, надо воспользоваться открытым выходом из зверинца.

Необъяснимым образом Гиена понял, что не сможет бросить эту ораву толпящихся в проходе. Они – пусть не без шантажа – уже негласно выбрали его предводителем и одним видом своим требовали, чтобы он командовал и распоряжался. Они дали ему власть над собой – и он её принял, хоть эта власть сильно сковала его. Их было слишком много, чтобы он отказался от роли вождя.

Он плотно нахлобучил на свою стриженую голову берет – очень кстати, что его не отняли! – смачно плюнул себе под ноги и, намешав пятернёй немного грязи, растёр её себе по лбу и по щекам на манер лесного рейнжерского макияжа – такие узоры на рожах носил кое-кто из людей принца.

Вот так – с первого взгляда никто не признает в нём парня из клетки, а второго взгляда не будет.

– Пошли, – он крепко взял Эву выше локтя. – Неплохо бы тебе распустить нюни, но станешь орать – первой тебе шею сверну. Ясно? Держись рядом и делай что скажу. Эй, вы! Все! Когда свистну – выбегайте без суматохи и дуйте в Лес.

Они прошли под фонарём – Эва играла почти натурально, хныча и вырываясь – и сразу напоролись на праздношатающегося охранника с автоматом на боку; тот пригляделся к ним, понимающе ухмыляясь, а Гиена пошёл прямо на него, волоча Эву.

– Браток, дай закурить, – он охлопал свободной рукой карманы, – в палатке забыл…

Эва ахнула, затыкая рот кулачком, когда Гиена отпустил её и бросился на автоматчика.

Вынимая из подсумка и рассовывая за пояс магазины, Гиена пронзительно свистнул – звери гурьбой рванули из зверинца, сразу сворачивая налево, к Лесу – а потом крикнул Эве:

– Беги с ними, я прикрою! Пригнись!

Он действовал быстро и хладнокровно – перевёл автомат на одиночный огонь и первыми выстрелами погасил ближайшие фонари: незачем торчать на свету вроде мишени. Затем настал черёд выскочивших на звук – Гиена бил только тех, кто с оружием, по старому пиратскому правилу – «Сначала убрать офицеров и канониров»; ему удалось занять неплохую позицию – за углом зверинца – но было ясно, что пробиться к стоянке автомобилей и мечтать не стоит; слишком много людей у Джуанина и через минуту-две они уже скоординируют свои действия. Сейчас важно не дать себя окружить, не подставить спину – и вовремя отойти…

Прожектор! Вспыхнув, чаша белого огня повернулась на штативе, обводя режущим глаза лучом пространство между ручьём и лагерем, нащупала колышущиеся спины и затылки беглецов – и с грохотом погасла, когда по лампе и зеркалу пробежала очередь Гиены.

Крики, топот, сумятица – и трескучий перестук автоматов; в короткой паузе Гиена взметнулся на крышу ближайшей клетки, пока противники били по углу и, пользуясь преимуществом высоты, заставил замолчать ещё двоих…

…и заметил странное – охранник, перебежкой меняя укрытие, словно ухнул в яму, нелепо взмахнув руками – дёрн просел по краям неровно-круглой дыры, в которой он исчез; потом в дыре мелькнула, высунувшись на миг, ребристая строительная каска – и оттуда вылетела, кувыркаясь, словно бы граната с горящим фитилём. Плеснуло жидкое пламя, обливая залёгшего автоматчика – тот вскочил и заметался с воем, покатился по траве, пытаясь сбить с формы огонь.

Ага! ещё!… Две, три вспышки! Гиена радостно оскалился, мысленно – как спец – одобрил выдумку лесной братвы. По подкопам – в тыл, удар прямо по лагерю! Не слабо! Долго эта вылазка Кротов не продлится – силы неравны но ходить теперь будут ощупью!…

– Всё, пора в лес, – он спрыгнул с клетки и с оглядкой понёсся в темноту, к ручью. Другого пути к отступлению у него не было.

***

Ужин пошёл насмарку – это ещё не всё! минута в минуту с побегом зверья – как сумели? – в семи местах по лагерю из земли через подкопы вышли Кроты и, бросив бутылки с зажигательной смесью, ушли снова в землю, а на периметре, в самом слабом его месте, атаковали Медведи с карабинами. Принц орал, брызгал слюной, рассылал людей не только по делу, но и по матери, а затем сел в вертолёт и улетел на подмогу к своим, которых Медведи уже сильно теснили с позиции.

О, главный козырь он не упустил, отнюдь нет! Клетка с Ланью стояла не в зверинце, а рядом с псарней, под надёжной охраной, закрытая тентом. Но удар зверья был силён сильнее, чем он мог ожидать. Лагерь он велел прочесать с собаками – не притаился ли кто из лесных, выбравшись из кротового тоннеля? – а ходы Кротов обвалить.

Охота затягивалась – и его люди несли потери, а до цели было так же далеко, как в начале…

"Ничего, – успокоил себя Джуанин. – Завтра у меня будут ещё две машины воздушной поддержки. Для начала протравлю реку, затем Лань – после всего случившегося придётся ею пожертвовать, чтобы хоть кто-то поплатился перед охотниками – а потом массированная атака по земле и с воздуха. Олень здесь – иначе кто же так управляет зверьём? – а после забоя Лани он сам будет искать схватки. И он её получит…"

То, что наёмник сбежал, принца мало тревожило – этот не из тех, кто любит выступать публично, этот промолчит. Но девчонка… Надо распорядиться, чтобы она не ушла живой ни в коем случае.

***

Не всем беглецам удалось войти под сень Леса – хотя снайперы Джуанина и отвлеклись на заваруху в лагере; пущенные наобум очереди охотников и огонь винтовок с ночными прицелами «упырь» оставили восьмерых лежать на кочковатом берегу; семеро были ранены тяжело – их пришлось нести – и трое – легко, эти добирались до Леса без помощи. В руку навылет клюнуло Лисичку – Эва увидела это на бегу, но перетянуть рану было нечем и некогда, она только замедлила бег и держалась рядом, чтобы рыженькая не осталась одна.

В Лесу они встретили отряд прикрытия – Волков и Енотов; было уже ясно, что Кроты сделали своё дело и ушли подземными ходами; теперь отряду предстояло быстро отвести беглых в глубь чащи – лагерная сволочь не пустила следом Собак, нутром чуя, что ночью в Лесу можно без толку ополовинить псарню.

Отступали лесные быстро, молча, но к горечи утрат теперь примешалась и злая радость всё же удалось потрепать воинство принца! не так уж он и силён с вертолётами и миномётами!

Эва спешила, стараясь не отстать от быстроногих зверей и не обращать внимание на боль в исколотых, ободранных о корни босых ногах. Никто не ободрил её, никто не сказал ни слова – её просто приняли в компанию и всё.

Она устала не только идти размашистым шагом, но даже и думать, когда кто-то придержал её за плечо:

– Пришли, – это был плечистый Волчище, а тёмные тени вокруг были хижинами. – Вон там, – указал он, – есть где лечь, отдохни.

– Н-нет, – помотала головой Эва, – я сперва Лисичке помогу.

– Валяй, – Без одобрения, просто и устало ответил Волк. – Раненые там… – дав ей кивком направление, он скрылся в темноте.

***

Второй раз Белый Олень и Гиена встретились при коптилке, у стола с разложенной картой, и вновь в присутствии Рыся; Росомаха, как и собиралась, ушла с Рысей – и, судя по настроению девчат, одному из постов на периметре не суждено было дожить до рассвета.

– Прогнали одного, пришёл другой, – спокойно ответил Олень, протягивая наёмнику руку. – Спасибо тебе за наших, парень. А за старое зла не держи.

– Хочется всё же тебе врезать, – сказал Гиена, пожимая руку Оленю.

– Врежь – только ведь я отвечу, и крепко.

– Ладно, разменялись, – Гиена бухнулся на табурет, положив оружие перед собой на стол. – У меня пол-магазина и один полный. Говори, что делать.

– А у нас денег-то нет, – криво хмыкнул Рысь.

– А я для хохмы поработаю задаром.

– До коих пор? – Олень сел напротив.

– До похорон Джуанина.

– Это мало, – Олень потёр наметившуюся на подбородке щетину.

– Чего же больше?

– Вообще-то словам веры нет, – задумчиво прищёлкнул языком Олень, но есть слова, которые нельзя нарушить безнаказанно, даже если никто не следит за соблюдением. Пойди – и скажи Лесу, что ты никогда не причинишь вреда живущим здесь. Тогда мы тебя примем.

– Кому сказать? – не уловил Гиена.

– Лесу.

– А… Что именно?

– Да что на ум придёт, только честно.

– Хм… ну а если…

– А если обманешь – тогда лучше в Лес тебе не входить. Ни в наш, ни в какой другой.

– Нет – если я откажусь.

– Загребёшь свои полтора магазина и пойдёшь воевать один, – вставил слово и Рысь. – Сам по себе. Ни мешать, ни провожать не станем.

– Попробую сказать, Гиена поднялся. – В одиночку такие дела не делают.

– Мы будем здесь, – промолвил Олень ему вслед.

***

Предвидя важность процедуры и то, что совершать обряд лучше не прилюдно, Гиена отошёл от строений подальше – туда, где Лес был особенно тихим. Лес словно ждал его, но ждал настороженно, недоверчиво.

Гиена постоял молча – нужные слова никак не приходили на ум, а балабонить впустую он не любил. Лес веял на него запахом трав и листвы, сухой коры и ночных цветов.

– Я не охотник, – наконец, вымолвил Гиена, сам над собой насмехаясь в душе – что за дичь? Лесным колдовством решил заняться, как пацан… Неужели это кто-то услышит и примет как обещание?

– Я не охотник, – повторил он, точно зная, что не врёт. – Никогда этим не увлекался. Так что вот – тут я никого не убью и вообще зазря пальцем на трону.

Ответа не было – Лес молчал, ожидая ещё чего-то, пока не сказанного.

– Я хотел сказать, – уточнил Гиена, – не только здесь, но и вообще – ни в каком Лесу, сколько их ни есть. Честное слово.

Лес вздохнул, зашелестел – или то был порыв ветра? напряжение и неловкость Гиены как рукой сняло.

– Ну, всё, – Гиена сдвинул берет на затылок. – Значит, поговорили…

– А мне ты ничего сказать не хочешь? – мягко проурчал голосок сзади;

Гиена крутанулся винтом, принимая боевую стойку и готовый въехать ногой в любую подвернувшуюся челюсть – изящно подбоченясь, там стояла Росомаха и посмеивалась сквозь сжатые губы, щуря глаза.

– Ты, с-стерва… – выдавил Гиена; он тут всерьёз зарекается губить зверей, а эта тварюга за спиной хихикает…

– Но-но! – Росомаха отпрянула гибким движением. – Ведь обещал зазря не трогать… Я ведь… м-да… по следу пришла, на два словечка…

– Ну?!

– Ну, раз уж так… – она поискала глазами вверху что-то такое, чего там отродясь не было. – Короче, – мы в расчёте, да? Ты не в обиде? Ты что, блин, – разъярилась вдруг она, – в натуре ждёшь, чтоб я тут извинялась?!

– Аа, ты насчёт ножичка, – процедил Гиена, нехорошо улыбаясь; нож Росомахи он помнил – совсем недавно она так близко ему показывала, что любой суд признал бы это за угрозу оружием. – Я вообще-то принимаю извинения по вторникам, с часу до трёх, но для тебя сделаю исключение. На колени – и в голос.

– А хи-хи не хо-хо?! – совершенно взъерепенилась Росомаха. – Иди ты в баню!…

– Только с тобой, – схамил Гиена – и едва не пропустил удар ногой; обиженная лесная деваха била не шутя, в полный контакт, но и Гиена знал кой-какие махи и отмашки, так что махала Росомаха в основном по воздуху, в котором изредка мелькал Гиена.

– Вертлявый! – фыркнула она, отпрыгнув и опять приняв стойку.

– А то! – в тон ответил Гиена.

– Заболталась я с тобой, – стойка единоборца плавно сменилась у Росомахи стойкой манекенщицы. – Чао, придурок!

– Про должок не забудь! – бросил ускользающей тени Гиена.

***

Эве пригодились скудные познания по доврачебной помощи – там, где Бобёр пользовал раненых, она лишней не оказалась. Нашлись для неё и стоптанные кеды, и брюки (Слону впору), и рубашка с отпоротыми рукавами, ожидавшая разжалования в половые тряпки – но это всё же лучше, чем ничего.

Только – только она наметилась упасть куда-нибудь мешком и задрыхнуть, как вдруг, будто чёртик из коробки, перед ней возник запыхавшийся Волчок, от неудержной радости скалясь широченной улыбкой и откровенно горя счастливыми глазами.

– Ну, ты! – он не нашёл других слов для приветствия. – Как сама-то ? слышь, у меня кофе есть, горячий – хочешь?

Словно не дрались над Псом, и фляжку не он ей швырял!… Но встреча была так приятна Эве, что и её радость открылась навстречу лёгким, слабым, светлым смехом усталого человека, и она мотнула головой – пойдём!…

Кофе и впрямь оказался огненным, а заварен был – чтоб мёртвого поднять; Эва, обжигая губы и пальцы, пила маленькими глоточками из крышки термоса, а Волчок говорил быстро, будто боялся, что в паузе она скажет что-нибудь наотрез.

– …Не, ты понимаешь – и наши стали сюда просачиваться! Мало, правда, пришло – но команда подбирается – на отрыв! И оружие подтаскивают – вон, Вук, наш родич с Боснии, чего – то приволок такое… – он показал руками как рыбак – сорвавшуюся щуку.

– Так скоро?… Как он успел? – У нас свои дороги, – жестом старого партизана успокоил Волчок, – получше ваших, а границ мы не знаем… Эх, денёк бы ещё продержаться! Может, и русские, и шведские волки придут – эти тоже крутые. Ну, в общем – все за Оленя и Лес, даже герр Татцельвурм с Альп приполз…

– Татцельвурм? – ахнула Эва, округлив глаза. – Он же реликтовый, его учёные ищут – ему нельзя в бой!…

– Ага, значит всё же – бой? Сообразила, что иначе с принцем не договоришься?

Эва вздохнула, сжимая стынувшую крышку в ладонях. Что-то сдвинулось в мыслях – ещё днём она была убеждена, что взаимопонимания можно добиться путём переговоров, но после того, что с ней сделали…

***

В штабе Оленя было накурено и шумно; на Гиену ещё посматривали косо, но после зарока он стал лесным гораздо симпатичней – и о делах с ним уже говорили, как с равным. Боснийский Вук всех просто очаровал – когда распустил ремни на длинном тяжёлом свёртке и раскрыл ковровый чехол; Рысь даже присвистнул.

– Это «стингер», – коротко отрекомендовал оружие Вук. – Переносной зенитный комплекс. Мне его подарил Снежный Барс с Гиндукуша – он там распотрошил людской тайник в горах – а я дарю вам.

Реликтовый Татцельврум, занесённый в людские книги под знаком вопроса и наименованный натуралистами-криптозоологами «европейским ядозубом» – по предположительному родству с американским ядозубом-Жилатье и мексиканским Эскорпионом – неторопливо покуривал в углу короткую трубочку, набитую душистым табаком; огонёк коптилки отражался в его выпуклых глазках. Как он доковылял сюда на кривых коротких ногах? Глядя на Татцельврума, слыша его медленное шипучее дыхание, теплокровному молодняку невольно хотелось жить ещё горячей, любить ещё жарче, лишь бы не уподобиться этому ползучему реликту, пережившему свою эпоху – но старик приполз не умирать в дом престарелых; при нём был аккуратно вычищенный и заботливо смазанный немецкий пистолет-пулемёт времён последней войны. Вук, из вежливости спросивший Татцельврума о здоровье, неожиданно узнал, что его собственный прадед, сбежав из зоопарка в Граце, партизанил в ту пору именно с этим альпийцем, в одном отряде.

– Тот Вук был хороший боец, – пыхнул трубочкой Татцельврум, настоящий горец. Вы, Вуки, я знаю, умеете защищать свои логова и братьев в беде не бросаете.

С городских свалок, с помоек, из подворотен в Лес пробралась дружная стайка молодых Бездомных Псов – худые, нечёсаные, грязные, в репьях, они пахли бензиновой гарью и походили на панков; долговязый вожак – помесь колли с дворнягой – то и дело дёргал головой и цепи на потёртой кожанке бряцали в такт нервному тику.

– К-кароче, – заявил он за всех, – мы б-будем д-драться. За Лес.

К-кто не сдохнет – ост-таётся жить с вами.

Псы и их подруги показали оружие – ножи, кастеты, цепи, пару нунтяку, а Заика – револьвер.

Рысь наморщился на Заику, Заика на Рыся, и Рысь велел им выбросить всю наркоту, включая сокровенные заначки; Бездомные порычали, но послушались.

От семейства Собачьих явился ещё взбудораженный своей решимостью чёрный Пудель, стыривший у хозяина охотничий дробовик и патронташ – этот всё трогал себя за сердце, где нагрудный карман с фотографией хозяйских детей-близняшек, от которых он ушёл, едва не плача. Сломав два зуба, перегрызла цепочку и прискакала в Лес красавица Пума – любимица жены какого-то генерального директора; она прихватила с собой карманный «браунинг» госпожи, пару коллекционных кинжалов и ятаган.

Белый Олень оглядывал пришедших, расспрашивал – и принимал. Никто не пойдёт в осаждённый Лес ради встряски нервов или забавы, зная, что войти туда – ещё кое-как, а выйти – совсем никак. Сейчас годилась любая помощь – и сухое молоко Эвы, и ятаган Пумы.

Но организационная суета понемногу стихала – Оленю доложили, что конвой со зверятами благополучно прошёл периметр и добрался до Буреломной Пущи, что Медведи отступили с малыми потерями, что в лагере принца удалось взять немного оружия, да ещё три ствола принесли Рыся с Росомахой, что человечьего подростка с фотографиями проводили до безопасной дороги в город.

Оговорив все дела, Олень велел Рысю разбудить себя через два часа – а при необходимости и немедленно – и лёг (точней, упал) на койку.

***

Сон, добрый сон простёрся над Лесом, разлился тягучей зевотной дрёмой, отяжелил веки, объял усталой истомой тела, наполнил мысли неудержимым желанием спать, спать, спать…

Приоткрыв рот, постанывая, спал Олень – и во сне бежал по выгоревшему, сожжённому Лесу на далёкие крики Лани, терявшиеся в едкой гари, и ноги вязли в пепле, будто в болоте.

Волчок и Эва долго шептались, но сон поборол в них кофейную бодрость, повалил рядом – они только успели найти в темноте руки друг друга и поплыли вместе по медленным волнам серебряного лунного моря.

Гиена, взваливший на себя многотрудные обязанности военного советника, занял за столом опустевшее место Оленя и совещался с командирами боевых отрядов – надо было уточнить в деталях план Белого, а без звериного знания

Леса тут не обойтись. Говорили и Волки, и Медведи, и Туры, добавил кое-что и Рысь; с вниманием выслушали Вука, чей род волей-неволей уже не первый век был замешан в людских войнах; пару слов по теме проронил Татцельврум – дед оказался куда головастей, чем можно подумать на первый взгляд. Гиена подвёл в уме итог – лесное войско пёстрое, рьяное и необстрелянное, но другого нет и потому первое – не терять связи, чтоб не рассыпаться на действующие вразнобой кучки. Кротам – вести тоннели под лагерь с новых направлений.

Куницы зашли в тыл противника и ждут сигнала? Отлично, а для завязки боя создадим группу из Бродячих и Пуделя – этим взять дымовые шашки и «коктейль Молотова». Пусть принцева сволота боится и шаг ступить из лагеря. Не давать им ни минуты покоя!

– Наши патрули все на связи? – осведомился под конец Гиена, и Дятел кивнул – ему хватало провода, чтоб разнести по Лесу несколько полевых телефонов, переделанных из детских игрушечных. – Собирать их донесения каждую четверть часа. Приготовить снаряжение, подхарчиться и – спать. В три часа выходим.

Заснул он сразу, сунув под голову сумку с бинтами; он не видел, как улыбнулась ему глазами Росомаха, неслышным шагом проходя мимо, не слышал, как Пума булькает оливковым маслом на клинок ятагана, чтоб тише выходил из ножен, и как Рыся щёлкает трофейным «узи». Вскоре легли и они – один Татцельврум, прикрыв перепонками глаза, остался бодрствовать у коптилки, да бессонный Дятел переговаривался с постами охранения.

Гиене снилось, что он снова стоит в Лесу, окружённый деревьями, а они смотрят на него. Ох, как смотрят! Он был рад попятиться, а некуда – сзади те же деревья.

Что вы уставились? Я всё сказал!

Нет, – шевелил листву ветер.

Ты охотился на людей, – шептала трава.

А вам-то что?

Ты убивал.

Я боец, но не каратель, – объяснял он. Поймут ли?… – Я детей не трогал и по женской части не марался. Всё же я человек, а не скот…

Да, человек, – промолвило раскидистое дерево, – но до скота тебе недалеко, если считаешь, что одних людей можно убивать, а других нет.

Я так не считаю… – пробовал возразить он.

Считаешь. В своей стране ты вёл себя как человек, но когда тебя звали поохотиться в чужие земли – охотно ехал, оставив имя Человека дома и прихватив только остаток совести. Скоро ты потеряешь его где-нибудь в аэропорту или забудешь в камере хранения, и на других людей будешь смотреть как на дичь – только потому, что они грязнее тебя или беднее твоих нанимателей. А человечью маску ты будешь одевать на родине, чтоб люди не пугались твоих клыков.

Хватит! – оборвал он шум деревьев. – Не вам меня учить!

Не нам… не нам… – затихал Лес и Гиене стало вдруг страшно – то, что говорило с ним, исчезло, но слова всё звучали в голове; он побежал, запнулся о корягу, но успел смягчить падение, выбросив руки – и ладони заскользили по закраине ямки со стоячей водой; из водяного зеркала к нему метнулась оскаленная морда в жёсткой шерсти и остановилась нос к носу – тут он понял, что видит себя, закричал, вскочил, сжал голову ладонями…

– Э, ты чего? – потрясла его за плечо Росомаха, когда он с криком проснулся и сел; он встрепенулся, сбрасывая с себя её ладонь:

– Отвянь! без тебя тошно…

– Лес мудрит над тобой, – покачала она головой, глядя печально и понимающе; куда девалась давешняя крутота?

– Чего это ты разлеглась тут – для тепла поближе? Ведь не холодно, сощурился он, а сердце всё не унималось, всё стучало изнутри в рёбра.

– Да так, – беззаботно тряхнув волосами, она поднялась и стала заправлять гриву под платок. – Скоро время, пора… Рыська, вставай, – она потормошила подругу.

С лёгкой росомахиной руки зашевелился весь лесной табор, спавший вповалку; Олень встал чуть раньше – они с Рысем проверяли оружие.

– Доктор! Бобёр! – вопль поднял Эву, и Волчок тоже вскинулся; бегом несли кого-то на носилках, а Бобёр, мгновение назад спавший, уронив голову на стол, уже спешил навстречу, заправляя дужки очков за уши.

Маленькая Выдра бессвязно бормотала, металась, задыхаясь, мордочка у неё странно розовела.