Текст книги "Долгая дорога домой"

Автор книги: Александр Абердин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Не волнуйся, – сказал Нир, – кроме меня тебя видел только Хулус, с которым ты уже успел подружиться, и четверо лично преданных мне парней. Они не проболтаются. Это они переодели тебя в фургоне Хулуса и даже его жена тебя не видела.

Сложив все вещи обратно, я прицепил тесак к поясу и мне сразу же сделалось на душе веселее. Благодарно поклонившись Ниру, я сказал ему с весёлой улыбкой:

– Господин Маренис, давайте поступим так. Вы будете хранить мои вещи до той поры, пока Боги не призовут меня туда, где смогут забрать на свой небесный корабль. Всё, что мы наметили с Хулусом, будет исполнено. В том числе император получит от вас самые лучшие солдатские пайки, вкусные, питательные и очень полезные для здоровья. Ещё я постараюсь создать для них какие-нибудь лекарства. Это всё не оружие, так что никакого греха в этом не будет. Боги лишили меня памяти только потому, что я знал что-то об очень мощном оружии, а они любят редов и не хотят, чтобы они гибли напрасно, из-за прихоти какого-то человека, пусть даже и императора. Когда в поместье Эртуалан заявится император, всё будет так, как решат Боги, но он не узнает от меня ничего, кроме того, что увидит собственными глазами. Так что готовьтесь, мы с Хулом уже завтра начнём преображать ваше поместье. Жаль, что я не помню во всех деталях, каким было поместье моего отца, но могу вам сказать честно, если не считать того, за пределами усадьбы царит самый настоящий кошмар, то оно намного прекраснее. Особенно меня поразили в нём ротонды. Это нечто такое, чего я точно никогда не видел. Теперь моя задача заключается в том, чтобы и всё остальное соответствовало усадьбе.

Нир робко улыбнулся и попросил:

– Валент, можно мне подержать в руках кинжал Богов?

– Запросто, – ответил я, достал тесак из массивных прямоугольных ножен с хамелеоновым покрытием, достал из круглой, длинной ребристой рукояти пятисантиметровой длины цилиндр бритвы, закрыл крышку и протянул ему рукоятью вперёд, – только будьте осторожны, лезвие у него чрезвычайно острое.

После этого я достал из-за пазухи аптечку, выпустил цепочку на всю длину, сел в кресло и принялся, глядясь в неё, как в зеркало, бриться. Редийские бритвы мне уже изрядно надоели, а эта ультразвуковая бритва не только сбривала каждый волосок, но ещё и массировала кожу лица. Нир с восхищением смотрел на чёрный, матовый клинок с радужной кромкой лезвия и зазубренной сдвоенной пилой с мощным электроприводом, которая брала прочнейшую сталь. Клинок не был стальным. Тесаки космодесантников изготавливали из каких-то сверхпрочных сплавов и они были многофункциональными. Ещё бы, ножны были шириной в мою ладонь и толщиной в два сантиметра, хотя толщина клинка была всего шесть миллиметров. Вот теперь у меня имелась целая куча инструментов, тонкий, гибкий электронный бинокль-пластина и даже небольшой, но мощный микроскоп и лазерный спектрограф. Ох, чего только не натолкали в тесак инженеры из военного ведомства и большую часть этого добра я ещё не изучил.

– Ты бреешься? – удивился Нир возвращая мне тесак – Удивительными вещами пользуются Боги. Интересно, а кинжал богов сможет перерубить редийский меч? Наверное, сможет.

– Без особого труда, – ответил я, пряча бритву, – но давайте не станем портить ваш меч. Лучше я его вам его заточу с помощью ножен кинжала богов. Поверьте, Нир, во-первых, ваш меч будут самым острым на Редии, а во вторых, если сталь у него прочная, то вам уже больше никогда не придётся его точить. Меч, заточенный точильным камнем Богов, это страшное оружие. Другой точно такой же, он перерубит, словно хворостину, но сталь должна быть очень хорошей, иначе заточка не получится максимально острой и долговечной.

Нир моментально оживился и бросился к стойке с оружием, с которой взял два меча и кинжал. Положив их на стол, он с гордостью сказал, указывая на один из них:

– Это меч моего отца. Он погиб из-за того, что доверил одному мерзавцу присматривать за рабами, а тот стал их нещадно истязать и всего за четыре недели дело дошло до бунта. Мне тогда было девять лет, Валент, и с тех пор я стараюсь быть по отношению к рабам как можно более человечным, вот только с тобой обошелся очень неласково, о чём сейчас сожалею.

Вынув меч с клинком длиной в девяносто сантиметров, я не был им очень-то впечатлён, но теперь-то мне известно, что самая лучшая сталь не имеет никакого рисунка, как ты её не полируй. Этот меч был очень хорошо отполирован. Когда я приложил точильное устройство, которое не столько затачивало лезвие, сколько уплотняло его силовыми полями пусть и малой площади, зато огромной напряженности и тем самым меняло структуру металла, на ножнах загорелся не зеленовато-желтый и не зелёный, а ярко-синий индикатор, отчего я причмокнул губами и ошарашено промолвил:

– Обалдеть можно, Нир. Вы только посмотрите, что показывает точильный камень Богов. Это очень хорошая, да, что там, просто великолепная стали и результат будет превосходным.

Мой пленитель-спаситель-благодетель застенчиво улыбнулся:

– Неужели? Но эта чёрная, как ночь, сталь Богов всё же прочнее.

Отложив меч, я взял тесак, вложил его в точильное устройство и насмешливым голосом сказал:

– Ну, и что мы видим? Всего лишь густо-синий огонёк, только не забывайте, Нир, это сталь сваренная Богами, а ваш меч изготовил ред, а не Бог. Так что ваши кузнецы знают в этом деле толк. Вы видите на лезвии тонкую радужную кайму? Это означает наивысшую степень остроты. Если на этот кинжал сядет муха, то она развалится на две половинки под собственным весом. Бьюсь об заклад, что на вашем мече тоже появится сверкающая кайма.

Вернувшись к прерванному занятию, я снова установил меч отца Нира, о котором когда-то подумал плохо, вертикально, приложил к нему точащее и опресовывающее приспособление ножен и медленно провёл им по всей длине клинка сначала по одной, а потом по второй режущей кромке. Как я и предполагал, на режущей кромке, как и на тесаке, появилась золотисто-радужная кайма не толще волоса, но что самое удивительное, металл миллиметра на четыре вдоль всего лезвия потемнел и клинок сделался миллиметра на три уже. Восхищённо глядя на него Нир, а он всё это время стоял затаив дыхание, спросил:

– Валент, это что же, меч моего отца превратился в меч Богов?

– Что-то очень близкое к этому, Нир, – пробормотал я, – давайте-ка проведём натурный эксперимент, ради которого можно пожертвовать каким-нибудь плохоньким мечом. С помощью точильного камня я его быстро найду среди ваших клинков.

Через несколько минут такой нашелся. Точильный камень Богов возмущённо замигал красным цветом, а ведь это был весьма дорогой меч, причём с серым узором на клинке. Сначала его держал в руках хозяин и я далеко не самым сильным ударом отрубил тесаком его кончик, после чего взял в руки и Нир Маренис перерубил меч в куда более широкой части пополам, после чего возмущённо фыркнул:

– Сегодня же прикажу отвезти обрубки этого дерьма тому кузнецу, который выковал сей, так называемый, меч.

– И тем самым вы укажете кому-то на то, что владеете таким оружием, которого нет больше ни у кого, – сказал я, – лучше пусть это останется вашим секретом. Давайте я заточу вам кинжал и ещё вот этот меч, а потом вы подумаете, чьи мечи нуждаются в заточке точильным камнем Богов, и они также станут острее и прочнее. Нир, кинжал богов обладает одним очень полезным свойством. С расстояния в несколько метров он практически не виден на мне, так как сливается с одеждой и я не стану никому показывать, что он из себя представляет. Поверьте, я бы предпочёл оставить его в сундуке, но у него имеется скрытая в ножнах цепочка и я могу повесть его на шею вместе с остальными амулетами. Будет тяжеловато, но я думаю, шея от этого не переломится. В кинжале Богов имеется много очень нужных мне приспособлений и инструментов, с помощью которых я смогу сделать немало полезных вещей. Правда, пока тут не появится император, я всё же буду носить его на поясе.

Вскоре мы отправились на Рабский двор, где Нир объявил рабам о своем решении, немедленно дать свободу всем, кто хочет получить от него не земельный надел, а с моей помощью стоящее дело. Тем, кто хочет «сесть» на господскую землю, было предложено ждать до следующей весны, но таких не нашлось. Вторым пунктом шло – четыре девушки станут свободными только после того, как каждая из них побудет четыре месяца моей женой. Таким было повеление императора. Правда, как раз эти красотки именно этого желали больше всего, так как имели перед своими глазами живой пример – Экалану, которая мало того, что заполучила в свои руки такой бизнес, благодаря которому была представлена императору, так ещё и мужа-дворянина и сама также стала дворянкой, то есть по-редийски луртиарой, причём уже сейчас очень богатой. Три девушки получили также вот ещё какой бонус, госпожа Кассама забирала их к себе в обучение.

Мне же досталась в жены вторая девушка семнадцати лет от роду, а всего же я должен был стать мужем как минимум восьми красоток и что самое любопытное, три девушки, которых продали, а точнее сдали в аренду в соседнее поместье, так как они были очень заботливыми няньками для детей рабов, в срочно порядке возвращались в поместье Эртуалан. Помимо жены я получил от щедрот Нира ещё и прекрасный дом о двух этажах с подворьем, конюшней на три жеребца, шикарной пароконной двуколкой, тремя слугами-колонами, а моим соседом стал Хулус. Ему построили рядом второй дом и вот что характерно, оба дома находились в черте хозяйской усадьбы и это были очень добротные и красивые дома. В свой новый дом я поехал в двуколке вместе с Миломеной Кагерарис. Там нас ждала уже вся её семья, а также Хулус и Тевирия, его жена, так что мы отпраздновали наше «бракосочетание» ужином с вином.

Самым большим подарком было, что с нас сняли рабские ошейники и заменили их витыми бронзовыми браслетами наполовину свободных людей. На следующий день я проснулся очень поздно, часов в одиннадцать утра. На этот раз меня никто не стал тревожить никакими проверками. Мила оказалась замечательной девушкой, очень страстной и решительной, но я довольно сильно окреп и потому отделался куда меньшим количеством синяков. Родители Милы и её сёстры временно поселились у нас. На пастбище отправился вместо меня Илур, которого очень полюбили мои козы, а вместе с ним в качестве снайпера один из дворян, конных лучников. Поэтому я сразу же отправился к Хулу и мы приступили к работе. Наступила всего лишь середина лета и времени до холодов было вполне достаточно.

В поместье работало почти шестьсот строителей, а потому уже через три недели построили первую козью овчарню с выгоном и это было на редкость красивое сооружение. Козочкам она очень понравилась ещё и потому, что вместе с полуметровым слоем дёрна на выгон было перенесено четверть гектара козьей травы, короткой, но такой жесткой и упругой, что её даже козы не могли вытоптать. Щипали они её не очень охотно, по-моему просто из принципа, а потому куда больше проводили времени возле богатых кормовых столов, где для них готовили деликатесы целых три семейства во главе с Илуром Кагерарисом. Он был козьим шеф-поваром. Корм для коз развозили в четырёх больших, на три тонны, пароконных кормосмесителях. Два кормоприготовительных комплекса с небольшим цехом по изготовлению премиксов были построены на неделю раньше и потому мастера по приготовлению козьего корма уже успели набить руку.

После этого каждый день вводилось в строй по одной овчарне и вскоре их уже стояла целая улица. Козье молоко полилось чуть ли не рекой, но что самое главное, козам, каждая из которых имела персональное тёплое и уютное место, не грозила никакая опасность. Доили их в отдельном зале, большом и светлом, куда они сами прибегали, чтобы получить из рук доярок и дояров своё самое любимое лакомство – солёное козье печенье. Попутно строилось ещё десять овчарен с домами и подворьями, так как подрастали молодые козочки, а в следующем году снова ожидался приплод. Всё молоко, которое надаивали от коз, шло на производство знаменитых розовых сыров, для чего была построена новая сыроварня, капитальное каменное здание и пробивалась в известняке ещё одна штольня под землёй. В поместье строились также, но уже совсем на отшибе, свинофермы, а на другом конце – молочные и откормочные фермы.

На производство мраморной говядины «село» ещё три семьи бывших рабов. Хозяйство не смотря на то, что вошло в зиму, а это самый тяжелый этап в животноводстве, приносило очень большую прибыль как людям, так и хозяину. Нир скупал рабов десятками семей и многих чуть ли не принудительно «сажал» на землю, объясняя, что всю продукцию у них будут покупать на месте. Поэтому всего за два года поместье Эртуалан превратилось в крупную сельскохозяйственную компанию, в которой работало двенадцать тысяч человек. Нир Маренис стал крупнейшим поставщиком мяса и сыров в столицу, но что самое главное, провианта в армию. Мне всё-таки удалось заменить армейские сухари на разбухающие на пару хлебцы, хотя для этого и пришлось пойти на определённую хитрость.

То, чего легко добивались в двадцать четвёртом веке, было весьма затруднительно произвести где-то то ли в пятом, то ли в седьмом, я ведь не историк, чтобы судить об этом. Для того, чтобы хлебец, твёрдый, словно козье печенье, превратился в большой ломоть хлеба, пришлось изготовить ещё и медный, луженый изнутри, уплощённый и слегка выгнутый солдатский котелок с пропарочным лотком. Налил в него на треть воды, подвесил над костром, закрыл крышкой и жди, когда ломоть хлеба её поднимет. Потом настрогал в него солдатской копчёной колбасы, всыпал специальной распаренной крупы, налил снова воды, довёл до кипения, вот тебе и полный котелок вкусной каши, а к ней свежий хлеб, кусман розового сала в пол ладони, такой же брусок красного сыра, а к ним пара луковиц и головка чеснока.

Император был в восторге и в сухарных повозках везли теперь ещё и маленькие мешочки с распаренной крупой. К сухарным повозкам добавились также водяные, которые представляли из себя положенную на бок бочку с краном с угольно-серебряным фильтром, который очищал до кристальной чистоты даже самую мутную воду и к тому же обеззараживал её и делал слегка розоватой и очень вкусной. К тому же она стала ещё лекарством от желудочно-кишечных заболевания и солдаты уже не мучились животом. Точно такие же фильтры покупали себе зажиточные граждане, заботящиеся о здоровье. Так что приезда императора я ждал с некоторой опаской. В то, что он положит на меня глаз, я был полностью уверен.