Текст книги "В поисках сердца спрута"
Автор книги: Александр Лурье
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
6. Смерть героям!
Либо с неба возмездье
на нас пролилось,
либо света конец
и в мозгах перекос
В. Высоцкий
Я давно пытался понять, за что именно так страстно ненавижу 60-е годы. В эти годы я родился, с ними связаны наиболее теплые и трогательные воспоминания детства и все же испытываю к ним ненависть, подобную лишь той, какую испытывает неудачник-сын к неудачнику-отцу. Мы, метко названные в начале прошлого десятилетия «восьмидерастами», не можем простить увенчанным легендами шестидесятникам, не только того, что их вино – уксус на наших губах. Мы инстинктивно чувствуем нестерпимую ложь в благородстве их поз и фраз. Слишком много в большинстве их было надуманной игры и самолюбования, слишком много заимствования и страха перед «гибелью всерьез».
Они – по или против своей воли, это уже не существенно – воспитали нас циниками. Сами же исповедовали некий доступный, но не близкий нам романтизм. Он имеет истоком не только тогдашнюю молодость наших отцов, но и факт, упомянутый в предыдущей цитате, мол, тоталитарный режим во времена хрущевской оттепели пытался наладить контакт с интеллигенцией, и не только технической. Проблема только в том, что тоталитарный режим если и налаживает отношения, то только с теми, кто равен ему по силе или сильнее его – остальных он обращает в бессловесных рабов.
Не власть пыталась наладить диалог с интеллигенцией, нет, совсем наоборот – интеллигенция пыталась пойти навстречу власти. Интеллигенция как всегда наивно предполагала, что «перегибы на местах» и прочие «головокружения от успехов» есть не более, чем злая воля одного отдельно-взятого Вождя народов и его приспешников, а сама-то по себе система здоровая и жизнеспособная. Надо только заменить неисправные винтики, а там все пойдет как по маслу. Сперматозоид был истым красавцем, это только из-за вмешательства глупой акушерки родился жуткий урод!
Достаточно влить новое вино в старые мехи и все будет тип-топ. Делов-то! Этот ход мыслей, близкий представлениям о «добром царе и злых боярах» с немалой иронией, но одновременно и надеждой, был отражен Б. Окуджавой:
«…Скоро все мои друзья выбьются в начальство
и, наверно, мне тогда станет легче жить.
… Города моей страны стройками одеты,
стук пилы и топора трудно заглушить.
может, это для друзей строят кабинеты
Вот построят и тогда станет легче жить!»
Даже барабанная дробь и литавры агитпропа времен застоя не смогли убедить некоторых особенно стойких оптимистов в том, что система не столько прогнила, сколько была изначально и бесповоротно гнила. Романтика не рассуждает, ей главное, чтоб: «Все выше и выше и выше // Стремим мы полет наших птиц». Какой ценой и зачем? – такими вопросами могут задаваться лишь буржуазно-демократические обыватели, холоднокровные ужи, не понимающие все величие соколов (сталинских и не только). Как это там у Бернштейна: «Движение – все, цель – ничто»? Чего там возиться на протухшей старушке-Земле, когда нас ждут звезды, какое к черту Нечерноземье, когда на Марсе будут яблони цвести! Вся жизнь – в будущем, а современность – лишь удобрение для него, гори она огнем… На возникшем пепелище интеллигенция сейчас и восседает.
Одним словом, «буря и натиск все перетрут», в первую очередь, как уж повелось, здравый смысл и здоровье. Но порыв важнее, чего бы он ни стоил! И потому через 55 лет после окончания Второй мировой и десять лет после окончании Третьей появляются следующие строки, что характерно – в рубрике «Наука и Жизнь»:
«Цикл (имеется в виду цикл романов бр. Стругацких – А. Л.) выстраивает панораму мира теплого и ласкового. Выстраивает реальность, в которой, говоря словами авиаконструктора Антонова, цитирующего Оруэлла (именно так! – А. Л.), хотелось бы жить и работать. Реальность, которая заклеймена нами сегодня как невозможная, если не нежелательная. В ряде мысленных экспериментов я рассматривал Мир Полдня… и современную Россию, продолженную в естественное для нее капиталистическое будущее как взаимно сопряженные миры-отражения».
С. Б. Переслегин
И действительно, с чего бы это? Ведь все так хорошо начиналось… Как же дошли до жизни такой? Как чаемый мир полдня превратился в нынешнего омерзительного кадавра, удовлетворяющегося желудочно? Прошлая стадия, если кто помнит, была не удовлетворенной абсолютно:
«Прежде всего оказалось, что миры эти отличаются друг от друга не только эмоциональным знаком и общественно-политическим устройством, но и направленностью развития науки и техники…»
С. Б. Переслегин
Вот где оказывается зарыт верный Руслан! А дальше уже несложно продолжить:
«Если непредвзято прочесть тексты Стругацких, выявится ряд смешных фактов. Смешных с точки зрения нашей Реальности. Так, вся техника могучих космических кораблей, обживших Солнечную систему, до крайности примитивна… Проще всего посмеяться над этими несоответствиями, найдя им тривиальное объяснение… Но гораздо интереснее, однако, представить себе мир, в котором на фотонном звездолете действительно нет приличного компьютера. И попытаться понять, как мог бы возникнуть этот мир и почему он такой. Обратим внимание, что с точки зрения реальности Стругацких, наш мир тоже дает поводы для насмешки, если – в рамках вероятностной истории – считать наш мир текстом, описывающим некое Отражение… Нет, в чем-то историческая параллель, так подробно и тщательно прописанная Стругацкими, обогнала наш мир».
С. Б. Переслегин
Такой вот обратный анализ, восстанавливающий по технике историю и, соответственно, происхождение столь прекрасного и совершенного социального строя:
«Так вот, анализируя невыносимо далекий и столь притягательный для меня (обратите внимание: очень важное замечание, наглядно иллюстрирующее ту ситуацию когда субъективные пристрастия заставляют подменять действительное желаемым! – А. Л.) Мир Полдня, я пришел к выводу, что ценой глобального прогресса в теории обработки информации (компьютеры) оказался отказ Человечества от звезд. И я стал искать те точки ветвления, где наши Реальности разошлись, где мир сделал поворот от звезд к вычислительной технике. Мир Стругацких имеет две временные отсылки к таким точкам. Первая – шестидесятые годы, эпоха последнего глубокого прорыва в будущее истории человечества. В мире Стругацких шестидесятые не имели конца, которым в нашей Реальности стала Пражская весна и ее зеркальная копия – Парижская весна 1968-го. Вот он, год перелома!»
С. Б. Переслегин
Относительно шестидесятнического щенячьего восторга: «Раз я изобрел атомную бомбу, то власть без меня уж точно не обойдется, а станет со мной считаться и прислушиваться!» – уже сказано ранее. Пришла пора сказать о культуре 60-х. За редким исключением – это культура разрешенной полуправды и переодевшейся лжи, культура не обвинения и отторжения прошлого террора, а оправдания и понимания. Я согласен, что смелость шепота под подушкой и фиги в кармане после сталинской эры тоже велика, но история судит лишь абсолютные достижения. Вся культура в «оттепель» испуганно коснувшаяся «сердца спрута», имела смелость заявить лишь, что и спрут тоже живой, а раз сердце у него бьется, то, чем черт не шутит, может он и полюбить еще может. Кто знает, до чего это сюсюканье дошло бы, если бы не наступил 1964 год…
Те же, кто затронули подлинно болевые места, заплатили за это по высшей расценке: Анатолий Кузнецов, Александр Галич, Аркадий Белинков, Александр Солженицын. Все остальные продолжали умеренно процветать, эксплуатируя неисчерпаемую в совковых условиях жилу сервильной фронды: Аксенов, Войнович, Вознесенский, Битов, Е. Попов, В. Попов, Вик. Ерофеев и прочие. «Я буду на тебя – для виду – погавкивать, а ты меня подкармливать и будет этот симбиоз называться социалистической демократией и советской свободой слова – и тебе полезно, и мне приятно». Но тут отчаянные р-революционеры маленько обмишулились, – власть по-старинке признавала только упоенное и беззаветное вылизывание. Так и пришлось посидеть и вполне комфортно – в эмиграции – кому внешней, а кому и внутренней – с тем, чтобы 20 лет спустя власть милостиво соблаговолила допустить к желанным гениталиям и в «Новом сладостном стиле» испускать «виртуальные ветры». Дождались-таки, страдальцы, восстановили историческую справедливость…
При всей важности событий весны и лета 1968 я не стал бы преувеличивать их значение: по большому счету произошел равноценный размен. СССР подтвердил, что после снятия Хрущева вернулся на верный путь, а Запад доказал, что у себя подобного беспредела не допустит. Если чего и хрустнуло – то только в мозгах романтической интеллигенции и не столько в силу масштаба событий, сколько хрупкости неуравновешенности мозгов. Революционная романтика испарилась и все искавшие признаки «конца света» – обрели их.
7. «Чума на оба ваши дома!»
О да, я согласен:
холопу не вырасти в Бруты
и в вольности русской
от веку ни склада, ни лада…
Л. Вершинин
Но фата-моргана Мира Полдня продолжала морочить – ведь было уже почти совсем реально «загнать человечество к счастию железной рукой», чтоб всем стало сразу хорошо и «чтоб никто из обиженных не ушел». Это было так близко, так возможно и все обломалось. Впрочем, романтики не привыкли отступать и за ценой, как принято не постоят, читаем дальше:
«Вторая отсылка – в текстах «Страны багровых туч» ощущается настроение сороковых, обстановка военной романтики. Романтики, уничтоженной у нас нечеловечески длительной и кровавой войной. Напрашивается вывод, что вторая мировая война была в реальности Стругацких менее длительной и стоила меньших жертв. Ментального обескровливания Европы не произошло, и накопленный потенциал использовался человечеством, в частности, в Космосе. Это могло быть, если бы вторую мировую войну быстро выиграла Германия. Такая победа имела бы для нашего мира несколько важных последствий. Мы бы сейчас жили в теплом и добром мире и летали к звездам. Почему?»
С. Б. Переслегин
Действительно, не только пили бы немецкое пиво, а еще и в космос летали – житуха! Уж как был бы добр и тепл мир после победы Германии, а сколько бы народу отправилось в полет к звездам прямиком через крематорий и говорить не приходится… Но это просто издержки, не так ли?! Зато какие сияющие перспективы открылись бы:
«Первое. Ракеты «Фау» не были бы созданы, а вместе с ними не возникли б системы автоматического управления, и тогда этапа спутника в покорении Космоса тоже бы не было – сразу же были б созданы корабли, управляемые людьми. Отсюда – значительно большая роль человеческого фактора и отставание в развитии автоматики и вычислительной техники, которую мы диагностировали как существенную особенность реальности Стругацких».
С. Б. Переслегин
Совершенно верно – на людях экспериментировать куда проще и дешевле, чем вкладывать деньги в развитие вычтехники. Да и энтузиазм же надо куда направлять!
«Второе. Германия могла победить превосходящие силы союзников только за счет умелого управления ресурсами и войсками, за счет Искусства. Но такая победа должна была привести к переоценке господствующих ценностей у всех трех сторон: и западным державам, и поверженному, отброшенному за Урал СССР, и самой Германии – требовалось вписать Искусство в существующий прагматичный контекст».
С. Б. Переслегин
Такая вот апокалиптическая картинка перед наступлением Царства Божия: возлег лев рядом с агнцем, а тоталитаризм, чудесным образом преобразившись, стал умеренным и прагматичным. А на закуску и вовсе пасхальная мизансцена – мир во всем мире и «в человецех благоволение»:
«Третье. После быстрой победы Германии СССР наверняка бы имел демилитаризованный статус. (Это такой эвфемизм для обозначения колонии-сателлита – А. Л.) То есть накопленный энтузиазм тридцатых-сороковых потратился бы в Советском Союзе на решение существенно более полезных задач, нежели «смертный бой» и «ядерный паритет». (А я-то считал, что все ушло в кровопускания, щедро устроенные предыдущими поколениями революционных романтиков – А. Л.) Причем советское экономическое чудо (непонятно откуда и каким образом возникшее – или это бездумная индустриализация с бесчеловечной коллективизацией имеются в виду? – А. Л.)делало неизбежным (Слыхали уже: «Учение Маркса непобедимо, потому что верно!» – А. Л.) подчинение победителя побежденному. И, наконец, постепенное перетекание экономической и идеологической мощи от Германии к СССР (в пятидесятые-шестидесятые годы) (безусловное – как нарастание классовой борьбы при социализме – А. Л.) рано или поздно привело бы к тяжелому кризису в Германии и спровоцировало в Германии явление, известное ныне как «перестройка» – переход к фашизму с человеческим лицом (ТАК! – А. Л.)…»
С. Б. Переслегин
Не знаю, нужно ли умирать в этом случае – умерли бы миллионы других (в том числе и ваш покорный слуга) проведенных, видимо, по графе издержки – но лучше не скажешь… Или это Сергей Борисович на ночь «Иного неба» с «Фатерляндом» начитался? Но он идет дальше и не останавливается перед последним жизнеутверждающим выводом-аккордом:
«Получается, что за победу над гитлеровской Германией наша страна заплатила не только миллионами жизней, но и отказом от собственного блистательного будущего…»
Времена действительно изменились, ведь еще не так давно тот же самый (по крайней мере, внешне) Переслегин утверждает нечто совершенно иное:
«…принципиальным свойством фашизма является «примат государства», то есть БЕЗУСЛОВНОЕ подчинение личности системе управления. Более того, подчинение должно выглядеть добровольным и охотным. «Примат государства» естественным образом порождает шовинизм и национализм».
Тогда, видимо, то ли вирус «имперского синдрома» еще дремал, то ли Сергей Борисович еще не получил самых последних и однозначно-убедительных данных о безусловной пользе разнообразных форм тоталитаризма для подопечных народов. А может, просто пересмотрел свои старые взгляды. Еще раньше он ведь был уверен:
«…Встречается фашизм без национализма. Наоборот не бывает».
Ой, бывает… И так бывает, и эдак, особливо когда светлого будущего захочется как пива с похмелья… И не важно будет ли это фашизм с человеческим лицом или социализм с совковой харей, лишь бы звездолеты взлетали на тридевятые планеты в тридесятые галактики и колонны стройно и уверенно маршировали по брусчатке невесть куда и невесть зачем, и все будут счастливы и одухотворены – согласно Постановлению! – и пусть только попробуют нахмуриться… Вот как славно могло бы выйти, если бы:
«… магическая по своей природе цивилизация «Третьего рейха» была близка к победе…»
С. Б. Переслегин
«Жаль только жить в эту пору прекрасную, уж не пришлось бы ни мне», ни многим другим читателям, а, возможно, и самому г-ну Переслегину. Это всего лишь роковая случайность, что так не вышло:
«Суть всего вышесказанного проста: … мир, где к концу 90-х годов освоена Солнечная система, конструируются прямоточные фотонолеты и завершается процесс мирового объединения, – мог осуществиться в Реальности! Просто кто-то когда-то, выйдя из комнаты, открыл не ту дверь. Глупая случайность».
С. Б. Переслегин
Впрочем, не стоит отчаиваться, считает автор и тут я с ним абсолютно согласен, нет таких крепостей, которых большевики и наци не смогли бы взять, если бы объединились. Все еще можно вернуть на круги своя и этим стоит заняться:
«… Человек сам выбирает свою историю, но очень редко он делает это сознательно… потому мир и выглядит так, будто им управляют похоть, голод и страх… Но если знаешь цель и путь известен, то ведь можно попробовать, не правда ли?»
С. Б. Переслегин
Значит, есть все-таки еще люди, которые точно знают как надо, не по Марксу, так по фюреру осчастливить неблагодарное человечество?!
Сначала – Лазарчук, затем – Рыбаков, теперь – Переслегин. Тенденция, однако… Просто эпидемия какая-то в Питере – и куда смотрят власти…
И не надо пытаться переубедить меня, что Спрут мертв. Он жив, он лишь затаился. Его сердце все еще бьется и с каждым ударом все сильнее и отчетливее – во многих из нас.
8. «Низвержение» в «мейнстрим»
Сказать обо всем – непросто,
а всё не сказать – нельзя…
Л. Вершинин
Взгляд на нынешний российский культурный мейнстрим, хоть и грустен, но отнюдь не безнадежен. Надо просто знать «правильные» места для закидывания невода. Мне уже приходилось ранее писать о том, что помощь является оттуда, откуда ее никто не ждал, как в американских вестернах. Российская словесность, растекшаяся когда-то из общего полноводного русла, возвращается в мейнстрим по-настоящему триумфальным шествием. Можно долго и даже продуктивно спорить о том, кто, когда, как и почему отделил фантастику в некое обособленное русло. Было ли это проявлением принципа «Divide et impera!» или всего лишь последствием партийного руководства литературой, случайностью или закономерностью – не так уж важно – главное, что благодаря этому российская фантастика выросла в здоровой, антибогемной атмосфере и сохранила связь и с читателями, и с окружающей действительностью. Именно сейчас она естественным образом берет на себя восстановление обмелевшей, пересохшей и заболоченной старицы, где резвятся едва ли не одни головастики и взрослые жабы. Спасение приходит именно от тех, кого считали блудными сынами, едва ли не культурной периферией. Это уж завсегда – нет пророка в своем Отечестве, зато полно скептиков, убежденных, что ничего хорошего из Назарета выйти не может. Нисколько не желая обидеть остальных, позволю себе отметить двух авторов, наиболее настойчиво и успешно «возвращающих» фантастику в лоно «Большой литературы». Это Евгений Лукин и Генри Лайон Олди.
Трудно добавить что-нибудь к сказанному ранее о творчестве Лукина. Каждую новую книгу он пишет все лучше и лучше. Как и любой зрелый мастер, он добивается поразительной художественной достоверности всего несколькими точными штрихами. Его резец не много отсекает, чтобы явить читателю новый авторский мир, и не добавляет ничего лишнего, украшательского, уверенно добиваясь даже минимумом средств максимального эффекта.
Лукин сознательно и последовательно, в лучших традициях русской литературы, стирает надуманную и искусственную грань между фантастикой и мейнстримом. Его кисть смахивает налет уродливых наслоений и являет читателю заново возрожденный божий свет. Возвращение плоти сути – прямо по Лецу – вот философский смысл книг Лукина.
Пусть в одном микрорайоне солнышко запускают с катапульты, в другом возникает «Зона справедливости», в третьем протопарторги борются с колдунами, в четвертом обнаруживается переход на девственные острова Полинезии – люди всюду одни и те же. Лукин отображает не столько окружающую российскую действительность, сколько вечные российские архетипы, несколько повредившиеся от размышлений и бескормицы. Это персонажи эпохи перелома – рефлексирующие и при этом твердо при этом убежденные, что существует цель, оправдывающая любые средства. А цели, при всей их иллюзорности, требуют средств жестоких взаправду, таких, что даже справедливость может обернуться беспределом. Героев Лукина манит не столько блеск презренного металла – что деньги? Тлен. Деньги позволяют относиться к миру, как к конструктору «Лего» – власть, или, точнее, возможность строить или перестраивать общество по собственным идеям, вот предел их стремлений. Впрочем, системе, давшей им подняться, не стоит ждать благодарности – эти люди всему научились и ничего не забыли. Зачастую они настолько узнаваемы, что раздражают нас так же, как отражение не льстит оригиналу.
Лукин – художник вбирает, впитывает в себя как губка, окружающий мир и, зачарованный его великолепием, переносит на бумагу. Лукин-мыслитель не может не смотреть на перенесенное с горькой и ироничной усмешкой. В России давно уже известно, что мыслить – значит, существовать. И не более того. А жить и мыслить – вещи в российском традиционном укладе, куда более несовместные, чем гений и злодейство. Участь же российского мыслителя всегда предполагала употребление цикуты, а при сегодняшних реалиях – цикута стала единственным блюдом меню на завтрак, обед и ужин. Высочайшее мужество и сила духа – принимать эту участь легко и с улыбкой.
Спасение, как всегда, в работе. И Лукин не перестает радовать читателя своими новыми книгами. На радость всем настоящим любителям поэзии в этом году – наконец-то! – вышел сборник поэзии. Прекрасный подарок к юбилею! Жаль только, что всего 200 экземпляров… Ну да ладно, «Эрика берет всего четыре копии…».
Дай Бог Лукину и далее радовать читателей.
Переход к мэйнстриму Генри Лайона Олди лично для меня был глубоко закономерен. Это процесс был однозначно определен всем предыдущим творчеством талантливого харьковского тандема.
В отличие от Лукина, Олди не столько реставрирует, сколько бестрепетно творит новые миры. Он обладает редчайшим писательским качеством – посмотреть на хорошо известное по-новому. Последняя книга «Маг в законе» явилась этому блестящим подтверждением.
Первая книга романа читалась взахлеб, на одном дыхании. Окончив ее, я сразу же, схватил второй том, с трудом удержавшись от того, чтобы, не откладывая в долгий ящик, тут же, в три часа ночи, станцевать вакхическую пляску вокруг собственного дома, сопровождая телодвижения ритмическими восклицаниями: «Ай да Олди! Ай да сукин сын!». Азия-с, не поймут-с, дикий народец, знаете ли.
«Маг в законе» на мой взгляд, прекрасный образец того, что Олди относится не только к узкой гильдии фантастов, но и ко всему достославному цеху писателей. Это добротный увлекательный роман, соединяющий в себе все достоинства психологической традиции русской литературы века 19-го века и мирового авантюрного романа. Стиль зрелого Олди великолепен, читатель просто не может оторваться от искусного переплетения словесных узоров. А превосходные, молниеносные авторские ремарки?! Герои выпуклы, прорисованы с потрясающей тщательностью.
Сюжет, который на беглый взгляд показался бы незамысловатым и укладывающимся в короткую максиму, на самом деле куда более многогранен и насыщен нюансами. Олди пишет об исключительности Таланта, определяющей его редкость и одиночество. Можно ли передать Талант с помощью Магии? Принесет ли это пользу или лишь расплодит ремесленников? Превращает ли магия ремесленника в Творца? Что происходит с теми, кто, защищая Закон, преступают Его? Что становится с самим Законом, со всей Империей? Прервать ли привычную, хоть и порицаемую практику или продолжить ее, в надежде обратить на пользу человечества? Как всегда, Олди удалось не только вычленить одну из корневых проблем человеческого существования, – преемственность, связь учитель и ученик, талант и ремесло, – но и препарировать ее со всем присущим ему писательским мастерством и глубиной психологического и философского анализа. Но не только эти глобальные проблемы беспокоят героев – «Маг в законе» это еще роман о любви и преданности, о тюрьме и о воле, о жизни и характерах – на первый взгляд далеких и чужих, и таких близких и родных, когда присмотришься. «Маг в законе» убедительное доказательство того, что Олди находятся в расцвете писательского дарования.
Безусловно, Лукин и Олди не единственные доказательства активного и плодотворного смещения российских фантастов в сторону мейнстрима. Давно назрел момент квалифицированного исследования творчества Виктора Пелевина, несомненно, одного из наиболее оригинальных и талантливых писателей. Лично я, к сожалению, не в состоянии произвести должный анализ его своеобразного, синтетического творчества, объединяющего, как это случается в восточной кухне на первый взгляд несовместимые элементы – мифотворчество и психоделику, философскую публицистику и отточенную сатиру. Вина в этом, безусловно, моя как читателя. В качестве самооправдания остается согласиться, что Пелевин находится в постоянном движении, он переменчив, как Протей, меняясь от книги всегда неожиданно и непредсказуемо. В этой неуловимости, видимо, один из секретов его непреодолимого авторского обаяния.
Пелевин перебирает мир, как калейдоскоп, находя невероятные – на взгляд профана – комбинации и преломления. Каждый следующий узор увлекает его сильнее предыдущего и, возможно поэтому, финалы его романов кажутся открытыми, недоговоренными.
Пелевину удался и другой подвиг, при нынешней издательской ситуации, эквивалентный двенадцати геракловым – он продолжил традицию короткого фантасмагорического иронического рассказа, канувшую, казалось, навсегда в лету со смертью Б. Штерна. Эти рассказы – как яйца Фаберже – вроде бы безделушки, но как тщательно и любовно сделаны, мастерство автора заставляет видеть в одной капле воды весь океан.
Думается, что и Пелевину предстоит возвращение к мейнстриму – слишком уж он духовно интегрирован в глубинную суть русской литературы. Если это произойдет, то, вероятно, короткие рассказы и сослужат роль путеводной нити.
…Спрут силен тогда, когда этого хотят сами люди. Свобода мысли и слова – единственный залог, что развитие русской литературы, культуры, всей жизни будет продолжаться, обеспечивая, по точному выражению Л. Н. Гумилева, «конец и вновь начало».
