Текст книги "Пансионат"

Автор книги: Александр Лонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

22. Набат

Тем временем «умеренное» балтийское лето разошлось вовсю. Близость воды почему-то почти не помогала, и если бы не регулярное купание в заливе, жить стало бы совсем трудно.

Пресловутый ловец снов в моем изголовье явно не работал или был ошибочно настроен на другую волну. Спал я плохо. Временами просыпался от привидевшихся кошмаров. Один раз даже приснилось, что где-то громко взорвался «Метеор», что должен отвезти всех нас на большую землю, и теперь придется оставаться тут навечно; потом появился пьяный сосед с нижнего этажа, который всегда снился к каким-нибудь неприятностям; а в заключение привиделась моя первая любовь, но в каком-то экзотическом виде. Она просто смотрела на меня и молча качала головой.

Было душно и, просыпаясь, я весь изнемогал от отсутствия ночной прохлады. Слышались звуки, глюки, около моего домика кто-то тихо ходил, по крыше бегали чьи-то маленькие ножки, а под полом упорно скреблись некие существа. По свидетельству одного из щитов, что стоял на границе пансионата, на острове жило несколько видов «позвоночных млекопитающих». Тут обитали белки, мыши, полевки, летучие мыши, землеройки и ежи. Еще вроде бы где-то жили садовые сони. Ну, а на прибрежных пляжах, камнях и отмелях могли находиться нерпы.

В одну из таких ночей, проворочавшись минут тридцать, я встал, принял холодный душ, снова лег и все-таки уснул. В очередном кошмаре причудилось, будто лежу я на пляже и занимаюсь любовью с самкой нерпы, а затем воспитываю детеныша-белька. Разбудило что-то непонятное. Рядом с кроватью кто-то стоял.

– Хочу к тебе, пусти, – тихо сказала Валерия.

Я безмолвно подвинулся. Как говорил Жванецкий – «лучше промолчать и показаться дураком, нежели заговорить и не оставить на этот счет никаких сомнений»…

– Слушай, а как ты… стала… ну, как выбрала свою работу? – спросил я, когда остались только слова, а все действия иссякли. Мы лежали и смотрели вверх, в темноту.

– Захотелось поговорить? – спросила она в ответ, убирая свой локоть из-под моего затылка. – Вот правильно делаешь, тихо, шепотом, тут прекрасная слышимость. Давай уж говорить все прямо, как оно есть. Хочешь спросить, почему сейчас работаю убийцей?

– Типа да, – сдержанно подтвердил я.

– Не зли меня и так уже трупы прятать некуда!.. Шучу я, шучу, на самом деле мест еще полно. Вообще-то исповеди в мои обязанности не входят.

– Знаю, но все-таки интересно. Меня самого давно уже пора ликвидировать за излишние знания, и пока это еще не случилось, хочется удовлетворить естественное любопытство.

– А вот этот твой друг, что сюда тебя пристроил, он как? Тоже исповедовался перед тобой?

– Ты не поверишь, но да! Причем неоднократно. С ним все понятно и ясно. А вот в твоем случае…

– …а в моем случае тоже все ясно. В какой-то момент пришлось выбирать – или садиться в тюрьму или становиться тем, кем сейчас являюсь. Свобода показалась привлекательнее.

– Такой выбор? В твоем возрасте?

– Ну и что? У нас могут, начиная с четырнадцати лет, вполне конкретно посадить. Наступает ответственность за особо тяжкие. Вот тут меня учитель и подобрал. А затем, по мере обучения, так увлекло, что стало интересно. Даже понравилось. Сейчас мне уже девятнадцать, а иногда так вставляет, что потом дня три хожу как под кайфом.

– Ты шутишь?

– С чего бы? Кто-то мудро выразился, что личность, давным-давно утратившая в себе сомнительный пережиток человечности, именуемый «совесть», обожает наблюдать муки совести других персонажей, да и вообще нравственные муки, что сродни театру: ты не умеешь, зато смотришь, а кто-то – творит, и как творит! Это вообще-то не мои слова, даже не помню чьи. Не то в кино было, не то в книжке какой-то прочиталось, вот и прилипли к памяти. Меня обучили всяким хитростям и тонкостям. Менять внешность, незамечено для окружающих появляться там, где надо, пользоваться разным оружием, спецсредствами, применять на практике теоретические знания. Вбивали в голову сами эти знания. Много всего.

– Это понятно. А твоя гендерная неопределенность? Как-то возникло или врожденное качество?

– С самого детства было. Меня упорно воспитывали как девочку, что поначалу дико бесило. Мне нравилось всё – и футбол, и куклы, и машинки, и пистолетики. Даже девчачьи костюмчики. Когда как. А вокруг всё твердили, что это тебе нельзя, это для мальчиков, а ты – девочка, тебе нужно только то, а это нельзя. В конце концов оказалось, что мне нужно и то и это.

– А почему я?

– В смысле?

– Почему сейчас именно я?

– А, ты об этом. Надо же мне было с кем-то потрахаться. А ты и так про меня все знаешь, вроде бы вместе кого-то ищем. Идеальный вариант при местном дефиците. Остальные все заняты. Кажется, меня к тебе тянет. Самую капельку. По крайней мере, улыбаюсь и с удовольствием делюсь мыслями, словами, идеями. Смеяться стала.

– Это хорошо? – спросил я.

Она повернула голову в мою сторону.

– Для меня, в общем-то, неплохо. Знаешь, как сюда попала? Почти случайно. Был у меня один заказ. Долго сидела, ждала клиента, а когда заказ выполнила, то впервые за четыре дня вышла на улицу днем, с улыбкой на лице, но через полчаса мое терпение лопнуло. Знаешь почему? Меня чуть не стошнило. От людей. Омерзительных, потных, вонючих, озлобленных. Интересно, они свои рожи-то видели? Все эти страшные молодые бабищи... Ну, как, как? девушка, которой не больше двадцати может смотреться будто старая баба, одеваться как приподъездное быдло, совершенно не следить за тем, что у нее одежда выглядит будто половые тряпки и несет от нее, прости, как от лошади? Такое ощущение, что большинство решило забить на себя. Мол, лето же, жара, так зачем ухаживать за собой? А еще все эти отвратительные мужики с пивными брюхами, тремя подбородками и щетиной! Ну, молодые же, здоровые, так какого черта себя до такого свинского состояния доводить? Идут по улице, жрут, пиво хлещут. Да вместо того чтобы пиво, лучше б спортом занялись, за питанием последили... потрахались бы, в конце концов – тоже хорошо способствует улучшению формы. Со всех ног полетела домой и решила до ночи на улицу не выходить. Включила комп, проверила почту и опаньки – тут-то меня и пригласили в этот пансионат.

– А кем ты официально работаешь?

– Вообще-то в универе учусь, а работа нашлась только недавно. Пригласили меня тут давеча и на первое собеседование. Пришла я, все шикарно. Налили меду в уши, чем немало увеличили мое чувство собственного достоинства, рассказали, что у меня и перспективы, и опыт, и видение информационного поля, и понимание специфики работы. Предложили хорошие условия, вплоть до участия в составлении технического задания. А через пару дней руководитель проекта, который собеседовал меня первый раз, сказал, что со мной хочет познакомиться генеральный директор их филиала. Руководитель пояснил, что это даже не собеседование, а просто гендир хочет посмотреть, кто будет работать в их компании. Сказано – сделано. Приняв максимально приличный образ порядочной девочки, отправилась на знакомство. Знакомство проходило в присутствии руководителя проекта – он скромно сидел в уголке и не смел даже взглянуть на своего босса, который тем временем, отжигал. Он не задал ни единого вопроса по сути, однако поведал некоторый объем новой информации. Так, с его слов узнала, что нас много таких недоучек, кто нахватавшись всего по верхам, возомнили себя специалистами, а теперь и вовсе пытается попасть на работу в их благословенную компанию. Что лично ничего толком не знаю и не умею, и даже не имеет смысла это проверять, поскольку гендир – человек, несомненно, огромного ума, колоссального опыта и нечеловеческой интуиции – видит во мне никчемность и тупость невооруженным взглядом. Что, прикрывая свою некомпетентность, пытаюсь выехать на использовании в речи технических терминов, значения которых сама не знаю и никогда не узнаю, а если и узнаю, то не пойму, поскольку ума у меня – кот наплакал, и плакал он от осознания непроходимого моего идиотизма. Все это говорилось быстро, перебивая и не давая вставить и слово, а если и задавал какой-то вопрос, то не давал ответить, как тут же пускался в пространные рассуждения о том, какие мы – все молодые тупые и никчемные.

– А что ты? – спросил я, изо всех сил стараясь изображать заинтересованность. На самом-то деле эта история была мне малоинтересна, и увлекала не более, чем камлание сибирского шамана.

– Как реагировала? Сначала еще пыталась возражать и парировать, потом же, поняв, что спорить с этим человеком бессмысленно, просто уставилась в стену мимо его старческого лица и, кивая, говорила вполголоса нечто вроде того, что не буду с ним спорить, поскольку его возраст, опыт и ум позволяют ему составить более объективное, несомненно, мнение обо мне, чем есть у меня самой. Закончилось собеседование на фразе: «Уведите ее отсюда». Потом молча встала и, пожелав успехов в труде и личной жизни, вышла.

– Это был такой стресс-тест? Нечто подобное уже слышал.

– Да, угадал. Спустя пару минут вышел руководитель проекта и сказал, что это был так называемый стресс-тест, или стрессовое собеседование, нацеленное на то, чтобы вывести соискателя на эмоции и посмотреть его реакцию в сложной ситуации. И таки да, этот тест прошла, поскольку ответила на конфликт едким тоном, пожеланием успехов в работе и замечанием о возрасте, уме и опыте гендира, что последнему очень понравилось. К слову, гендиру лет шестьдесят, наверное. Я тоже догадалась, что к чему, поскольку однажды в жизни уже наступала на такие грабли. Тогда не прошла, поскольку практически послала работодателя далеко и надолго, причем четко объяснила куда именно. Уже дома принялась усердно гуглить. Чувствовала, что где-то тут что-то не так, и надо во всем разобраться. Гугление, как всегда, помогло – узнала, что такую штуку, как стресс-собеседование, придумали в США, а наши кретины радостно подхватили нововведение Запада. Толком даже не разобравшись, как надо проводить подобные испытания для соискателей, решили, что главное – это облить человека дерьмом, да побольше. По идее же, соискателя должны спрашивать, не возражает ли он против проведения стресс-теста? А вдруг у соискателя сердце слабое и при малейшем волнении может наступить инфаркт? Это, во-первых. А во-вторых, после окончания стресс-теста босс, устроивший головомойку неповинному соискателю, должен извиниться за доставленные душевные стенания. Меня же ни предупредили, ни извинились.

– Тем не менее, – зачем-то уточнил я, – ты там сейчас работаешь?

– Работаю, и даже чем-то помогаю с компьютерами. Но скоро уйду. У них там сисадмин оказался полный мудак, а мне постоянно приходится быть девочкой. В результате босс этой шараги стал меня лапать и намекнул, что либо трахаюсь с ним по его правилам, либо вообще не будет никакой жизни. Такова была общая практика в той фирме, и через босса прошли все девушки, кто поступал туда на работу. У него была лигрофобия – боязнь темноты, поэтому все делалось на ярком свету. Это, по мнению начальника, укрепляло «корпоративный дух». Вообще замечено, что если нормальную «тургеневскую» девушку начать стандартно трахать, то через некоторое время она отходит от своих одиночных мыслей, зеркал и свечей, вышиваний, любовных книжек и начинает наоборот: активно потреблять пиво, любить шумные компании и вообще, всячески интересоваться жизнью. Не обращал внимания? А зря. Особенно это проявляется в любви к общению. Как-то раз, пережив похожий период, обнаружила, что мое желание подружиться с кем-нибудь хорошим время от времени сменяется полнейшей апатией и неверием в то, что такое вообще возможно даже теоретически. Может ли наличествовать в этом мире человек, к которому я не буду придираться по всяким пустякам? Будь он хоть святым, я выставлю немыслимое количество условий, выигрышных исключительно для себя, и устрою какое-то посмешище.

* * *

Остаток ночи я спал как убитый, несмотря на жару.

Когда проснулся, рядом никого уже не было. Это как? Все приснилось что ли? Нет, конечно, не может такого быть. Разбудил колокольный звон. О том, что означает непрерывная череда ударов «рынды», нам почему-то не сообщали. Забыли видимо. Или не сочли нужным. Возможно, что не в курсе был только я, потому что все остальные уже со всех ног бежали к «кают-компании» на общий сбор. Может, это и есть набат? Говорят, что на берегах Финского залива и Ладоги набатный звон применялся и во время сильных туманов, пожаров и бурь, а в качестве сигнала тревоги использовался до восемнадцатого века. Но сейчас никакого тумана не было, бури не предвиделось, пожара вроде тоже не наблюдалось. Корабельный колокол или «рында», как его именовал наш директор, висел на специальном сооружении, похожем на виселицу. Сама эта «виселица» стояла за заборчиком у входа в административный корпус, а пользовались колоколом только Светлана или Николай.

Колокол звонил.

Светлана непрерывно теребила «рынду», и когда я подошел ближе, стало понятно – случилось нечто ужасное: слишком встрепанные волосы и перепуганное лицо было у заместителя директора пансионата. Мне-то казалось, что она всегда спокойная, будто удав, и вывести ее из равновесия просто невозможно.

Как только все расселись за столиками «кают-компании», так в дверь тут же влетела растрепанная Светлана и сходу огорошила нас:

– …Дмитриев погиб!

«Дмитриев? – подумал я, – это же тот самый вертлявый мужик, что сразу не понравился мне еще на теплоходе. Он еще чем-то напомнил сутенера из итальянского кино. Как звали-то его, дай бог памяти? Питирим Нилович!»

– Что? Как? – вместе с кем-то еще, громко спросил я, поскольку до меня никак не доходило значение случившегося. Сохранялось ощущение, что все еще сплю.

– Как погиб? Убит. Сегодня ночью. – Просто объяснила Светлана. Потом немного подождала и уточнила: – С особой жестокостью. Его разорвало на куски. Вернее – взорвало. Уже вызвали опергруппу, и скоро прилетит вертолет.

* * *

Следствие расположилось в свободных домиках, в один из которых вызывали «отдыхающих» на допрос, в другом развернули что-то типа походной лаборатории, а в оставшихся поселились сыщики.

Сыщиков приехало трое. Один допрашивал людей, второй осуществлял предварительную судмедэкспертизу, а что делал третий, я так и не понял.

Ожидающие вызова «отдыхающие» расположились на ближайших скамейках. Говорили мало – чаще всего перебрасывались какими-то малозначительными фразами и делились всеобщей обеспокоенностью. Как я уяснил из случайных разговоров, с погибшим вообще мало кто контактировал, а те немногие, кто его знал, отзывались о нем как-то неотчетливо и малоуважительно. Погиб человек – и ладно.

Часа через полтора настала моя очередь.

Опрос проводил молодящийся субъект, чем-то похожий на Мика Джаггера. Он даже не скрывал, что все происшедшее его мало интересует, главное – с соблюдением всех формальностей, довести дело до конца и закрыть с правдоподобным результатом. У меня он сразу же вызвал антипатию, и, по-моему, это ощущение было взаимным. Он говорил какими-то стандартными казенными фразами, видимо, специально разработанными для таких вот допросов. Кто он, опер, следак или кто там ведет допрос свидетелей? Я плохо ориентируюсь в современной классификации правоохранительных сотрудников.

– Вы хорошо знали Дмитриева? – спросил меня этот сотрудник после того, как стандарто-формальные вопросы закончились.

– Вообще не знал. Первый раз увидел его только при посадке на катер.

– Разговаривали с ним? – безразличным ко всему голосом спросил дознаватель.

– Никогда. Видел редко. Он мелькал во вовремя завтраков обедов и ужинов и все. Даже на экскурсии с нами не ходил, и на моих глазах ни с кем не общался.

– Как вы можете объяснить такое поведение погибшего?

– Не знаю как. Он будто избегал общения.

– Он с кем-нибудь из отдыхающих встречался, разговаривал? Может, дружил?

– Не замечал. По-моему он всегда предпочитал одиночество, во всяком случае, со стороны это выглядело именно так.

– Теперь такой вопрос. Тут показали, что перед гибелью он покупал таблетки фестала. Вы не знаете, он жаловался на здоровье? Может, чем-нибудь болел? Или что-нибудь говорил на эту тему?

– Нет, ничего такого ни от него, ни от кого-либо еще я не слышал, – как можно серьезнее ответил я. – Мы вообще не разговаривали.

– А почему? – последовал вопрос в мой адрес.

– Не возникло повода. Я приехал сюда только для того, чтобы спокойно отдохнуть, и вроде бы обещали уединенное пребывание вдали от цивилизации. За одиннадцать месяцев устал от работы и от людей.

– А кем вы работаете, если не секрет?

– Никаких секретов. Компьютеры настраиваю, соединяю их в сети и объясняю самым разным умным людям, как этими железками надо потом управлять.

– Скажите, а вы со всеми так привыкли разговаривать? – немного удивленно спросил следователь, и в его вопросе промелькнули какие-то человеческие нотки.

– В смысле? – не понял я. – Что-то не так?

– Все так, просто вы часто общаетесь в таком свободном тоне?

– Всегда. Мне нечего скрывать, – покривил душой я, надеясь, что этот дознаватель не владеет способностями детектора лжи.

Наконец, меня отпустили.

Я вышел и приблизился к скамеечке недалеко от «следственного» домика, где ожидали своей очереди еще несколько отдыхающих. На мои попытки кого-нибудь разговорить или что-нибудь выяснить, все отделывались общими словами. О случившейся трагедии отдыхающие предпочитали молчать и не затрагивать ее. Будто сговорились.

23. Белое полотенце

После того, как «следственные действия», наконец, угасли, я вернулся в свой домик и хотел просто поваляться на тахте с книжкой, к которой давно уже не притрагивался. Требовалось отдохнуть от нервного перенапряжения.

Тут мой взгляд упал на одно из кресел: там лежали аккуратно сложенные роллерские штаны и рубашка, а рядом на полу валялись кроссовки. Из ванны вышел завернутый в широкое белое полотенце «Вадик». Его появление вызвало что-то похожее на досаду, и я недовольно посмотрел на бигендера: в тот момент не хотелось ни говорить, ни думать о чем-либо серьезном. Не говоря уже о всем прочем. Тем более, что сейчас это был именно «Вадик» а не Валерия.

– Чего разлегся? – спросила девочка-мальчик, усаживаясь в другое кресло.

– Я у себя дома, как-никак. Что хочу, то и делаю. А тебе же починили горячую воду. Или еще нет?

– Надо поговорить. Есть мысли по поводу?

– Да какие тут мысли, – буркнул я, еще раз убедившись, что, судя по всему, в данный момент к этому существу следовало обращаться в мужском роде. – Что теперь будет, не представляю.

– А чего тут представлять? Наверное, когда следствие закончится, тот домик сломают и построят новый. Может и не построят, а только сломают. Или так оставят, но это уж вряд ли. Кто ж захочет жить в доме, где взорвался реальный чел? Как уже определила предварительная экспертиза, внутри тела этого несчастного взорвалось неустановленное взрывное устройство мощностью до ста граммов в тротиловом эквиваленте. Весь домик изнутри залит кровью, не видел, нет? А я успел посмотреть. От этого чувака остались только голова, руки, ноги и многочисленные кровавые ошметки. Их выплеснуло на стены и потолок, залепило все окна, но сами окна не пострадали, зато взрывной волной вышибло дверь. Странно да? Эксперт потом матерился по-черному, когда соскребал отовсюду эти останки. Внутри тут везде некрашеное дерево, его от крови хер отмоешь…

– А ты откуда знаешь, что эксперт матерился?

– Слышал. Через стены. Кстати, по предварительному заключению этого эксперта, все произошло где-то часа в два ночи.

– Той ночью что-нибудь было? – спросил я, имея в виду наши ночные разговоры с Валерией и то, что им предшествовало. – Или все пригрезилось?

– Тоже слышал? – не понял, или притворился, что не понял «Вадик» – Многие проснулись от взрыва, но решили что это или гром, или приснилось, как и тебе.

– Как так могло случиться, что взрыв, разорвавший человека в клочки, мало кто слышал?

– Ну, положим, слышали-то его все, просто не придали значения. Меня больше интересует, почему окна не вылетели и стекла уцелели? А звук был необычно тихий для такого заряда, это да. Я тоже просыпался, но потом опять быстро заснул. Кстати, этот комиссар Мэгре считает, что наш общий друг покончил с собой. Типа, суициднул. Такой вот оригинал оказался. И наш фюрер с этим согласен.

– Вообще-то он не друг, не знаю, как ты, а я его раньше в глаза никогда не видел. Вообще. Первый раз на причале встретились, перед самой посадкой на «Метеор».

– Неважно, – махнул рукой «Вадик», при этом полотенце начало сползать с груди, в результате я увидел перед собой девушку, и это всё поменяло. – Он приехал сюда в нашей компании.

– Мне вот только что непонятно: как можно проглотить сто грамм тратила вместе с дистанционным взрывателем? А потом взорвать? Да и зачем столь причудливо? Разве такое возможно?

– Вообще-то возможно, только это ставит версию местного сыскаря под большой вопрос, – пояснил «Вадик» поправляя съехавшее полотенце. – По-моему тут самое настоящее убийство.

– По-моему, тоже, – кивнул я. – Ты что-то знаешь? Или просто подозрения?

– В том-то и дело, что знаю. Есть такое взрывное устройство. Выглядит как обычная лекарственная капсула. Беленькая такая, но цвет, как ты понимаешь, ничего не значит. Разработана она была для спецагентов, выполняющих особые задания. Капсулу можно проглотить, а после этого совершено спокойно пронести куда угодно. Слышал про «глотателей», которые так героин провозят? Ну, вот то же самое, только с иной целью. Глотает человек эту капсулу и идет куда ему надо. В какую-нибудь закрытую зону. Его там проверять могут как угодно – тут хоть промывание желудка делай, хоть в задницу заглядывай – ничего не найдешь. А потом этот человек принимает слабительное, идет в удобный сортир и вытаскивает из своего дерьма эту замечательную штучку. Отмывает и закладывает куда положено, а потом уходит. Дальше – дело за техникой. Причем в таком формате были изготовлены не только дистанционные взрыватели, но и другое полезное оборудование, для прослушки например и для наблюдения. Разработка секретная, строго сертифицированная, но сам понимаешь – если где-то что-то полезное изобрели, то украдут потом всенепременно. В состав такой взрывной капсулы обычно  входит микроэлектронное устройство, управляемое через спутник, миниатюрный заряд сверхмощной взрывчатки и защитная оболочка.

– Что же за взрывчатка такая, что объем таблетки эквивалентен ста граммам тротила?

– Есть такое взрывчатое вещество, называется гексанитрогексаазаизовюрцитан.

– Чего-чего? – не понял я. Слово казалось длинным и непроизносимым. – Гексанитро… чего? Можно еще раз?

– Гексанитрогексаазаизовюрцитан. Или, он же – це-эль-двадцать – самое мощное неядерное взрывчатое вещество известное на сегодняшний момент. В пятнадцать раз мощнее октогена, который, в свою очередь, в четыре раза мощнее знаменитого гексогена.

– Так… а когда-то известная красная ртуть, разве не она самое мощное взрывчатое вещество? Нет? Я думал, что тоже сверхмощная взрывчатка какая-то.

– Красная ртуть, – пояснила Лера, – просто выдумка бульварных писак, киношников и журналюг, а сама история была лишь масштабной дезой. Каким-то жуликом был придуман термин, о котором ничего не было известно таможенникам. И под декларацией «красная ртуть» могли просто золото вывозить или какие-нибудь радиоактивные материалы. Обогащённый уран, например, или тот же плутоний. Вдобавок, отличная мистификация, чтобы лохам головы морочить. Кстати, самый обычный сульфид ртути – киноварь – красного цвета, да и окись ртути красно-оранжевая. Говорят, лет двадцать назад на одном из крупнейших заводов по заказу кого-то неизвестного рабочими было украдено три мешка этого вещества. Заказчик полагал, что там и есть та самая красная ртуть.

– Про это знаю… – задумчиво сказал я. Я действительно помнил издевательские статьи в прессе на эту тему.

– Ну и вот. Без понятия, врут или нет, но еще перед самой бомбардировкой Ирака Саддам Хусейн вроде бы заявил, что готов уплатить миллиард долларов всякому, кто достанет хоть грамм этого волшебного вещества. Никто не клюнул, как видишь.

– А может, и клюнул! Подсунули бедному Хусейну ту же окись ртути за миллиард баксов. Отсыпали этого ворованного с завода порошка, и продали.

– Этого не знаю. Знаю только, что в те махинации были вовлечены крупные наши госчиновники и влиятельные бандиты.

– Погоди… Чтобы устройство с этим твоим гексанитро– чего-то там, могло ловить спутниковый сигнал, оно должно быть покрупнее таблетки, нет? Или я что-то не так понимаю?

– Не совсем так: само устройство, что принимает спутниковый сигнал, может располагаться снаружи, – терпеливо разъяснил «Вадик». – Например, рядом с домом. А непосредственно с таблеткой связь идет по совсем другому каналу. Ну, типа доступа в Интернет через вай-фай.

– Ясно, – как всегда сказал я, когда мне ничего не бывает ясно. – Но зачем осуществлять всё столь затейливо?

– Вот в том-то и дело. Не логично как-то. Тут можно только гадать и высказывать идеи и мысли. Возможно, что начал развлекаться твой маньяк.

– Они у тебя есть? – переспросил я с вялой надеждой услышать хоть какую-то версию случившегося.

– Кто «они»?

– Идеи? Мысли?

– Есть, конечно. Такая умная мысль, что все тараканы у меня голове аплодировали стоя. Вот слушай. Приведу один пример, из совсем другой области, но ты оценишь и поймешь суть. Подцепили тут у меня на работе, на официальной работе, как ты понимаешь, очередной вирус…

– А где ты работаешь? – не утерпел и спросил я.

– А какое это имеет для тебя значение? Так вот, подцепили у нас компьютерный вирус. Компьютер полностью заблокирован, страшная заставка, что вы, мол, смотрели запрещенную порнографию с элементами зоофилии и прочих криминальных гнусностей, а за это вас, таких нехороших, наказала специальная служба МВД. И герб этого самого МВД, а внизу логотип Касперского, чтобы, значит, сомнений никаких. Предлагается послать СМС-ку на какой-то короткий номер, где вместо текста вписать длиннющий ряд цифр, или заплатить пятьсот рэ через терминал на указанный счет.

– Ага. Известно же, что компьютерные вирусы цепляют от виртуального секса, – мудро произнес я.

– А кстати, да, вариант. Причем, не первый раз уже такое. Иногда хочу повесить такой плакат на доске объявлений: «Пользуйтесь только проверенными порносайтами!»

– Раньше к венерологам лечиться бегали, а теперь – к айтишникам. И что ты потом сделал? Повесил все-таки этот плакат? – вполне серьезно спросил я, потому что недавнее происшествие сильно подкосило мое чувство юмора.

– Особо даже не заморачивался. Винду переустановил, проги заново проинсталлировал, и все дела.

– Знакомая ситуация, – согласился я. – Платить, конечно, глупо. Систему со всеми прогами переустанавливать – геморройно, долго, а главное – непрофессионально. У нас тоже время от времени обязательно кто-нибудь подобную дрянь ловит. Причем совсем необязательно как троян с порносайтов. Заходишь так на некий государственный портал, и хочешь скачать некую обязательную электронную форму для заполнения. Или еще что-нибудь крайне необходимое и полезное для государственного бюджетного учреждения. А вместо этого грузится тебе локер. Я имею в виду некий «вирус» блокирующий запуск винды. Обычно эти локеры переписывают значение параметра userinit, а потом запускают какой-нибудь экзюшник, что и творит свое черное дело. И если произошла модификация системного регистра…

– Может, системного реестра? – уточняюще спросила Лера.

– Ну, или реестра, если так хочешь, но вообще-то он называется registry – registration database, а как именовать по-русски – вопрос привычки. Короче, если его модификация не запрещена, то все, привет. Антивирус, как правило, такие файлы не отслеживает, поскольку никакой это не вирус, а мысль человеческая не стоит на месте, и новые локеры появляются почти ежедневно. Под теми или иными линуксами народ тоже работать не привык, макинтошей у нас мало, вот и мучается со всяким дерьмом. В общем, зашел с черного хода на проблемный комп, запустил regedit, смотрю – а там моя любимая строчка в полном порядке, зато переписан запуск shell, где вместо explorer.exe указан какой-то setup во временных файлах, где ему быть совсем даже необязательно. Я стер все лишнее, и система загрузилась без проблем.

– Так это ты. Я же не сисадмин и не программер, слава богу. Обычный юзер, и в таких делах разбираюсь не то чтобы сильно. Так, нахватался кое-чего.

– Там просто, – оседлал я любимого конька. – Только самые основные приемы надо знать и все. И еще на специальной загрузочной флешке полезно иметь ЕРД-коммандер – это усеченная винда с нужным набором программ. Если что случается, загружаешься с этой флешки, и лечишь свою систему. Выглядит как обычный рабочий стол и позволяет использовать специальные восстановительные проги.

– ЕРД-коммандер говоришь? – заинтересованно переспросил «Вадик». – Надо будет запомнить. Так о чем это я? Да, про жуликов. Так вот, пока все переустанавливал, подумалось вдруг, что с развитием в нашей стране демократии, политкорректности, прав человека, сетевых коммуникаций и разной законотворческой деятельности отдельных парламентских фракций, скоро так квартиры захватывать начнут. Сейчас же вся документация электронная. Одни только электронные подписи чего стоят. Так вот, чисто программным путем, с использованием вирусных технологий, изменят тот или иной файл на сервере какой-нибудь государственной организации – и всё, привет родителям! Вместо одного, впишут другого владельца. И это вовсе не сюжет для фильма про хакеров, это вполне вероятный жизненный сценарий. Приходишь так домой, а там незнакомая железная дверь, и живут внутри уже совершенно посторонние граждане, которым ты никто, и звать тебя никак. Причем у людей у этих и законная регистрация, и права на твою квартиру, и вообще все в ажуре и в шоколаде. Может даже оказаться подписанный тобою документ, что разрешает прописку в квартире некоего гражданина, со всеми правами отсюда вытекающими. А гражданин этот сменил дверь, выкинул твое имущество и поставил свое. А ты становишься полноценным бомжом, поскольку суд у нас независим, сильно справедлив, и ни хера ты там не докажешь, хоть сто лет судись.

– Помнишь у Лукьяненко? – спросил я. – «Черновик»? Это про захват квартиры. Читал?

– Читал, конечно. Но сейчас уже и без Лукьяненко такие процессы идут вовсю. Недавно по телеку показывали, как у одного пенсионера…

– Ну да, наверное, – недослушал я про пенсионера. —Я, правда, пока о подобных вещах не слышал, но это еще не означает, что такого не бывает. Просто зомбоящик не сморю и новостные сайты не читаю. Как любила восклицать одна моя знакомая, находясь в состоянии опьянения – «Как страшно жить!» Ладно, это тебе не в тему. Слушай, а какая вообще-то связь компьютерного вируса с тем, что у нас тут случилось? Мы как раз про взрывное устройство говорили, что его невозможно проглотить незаметно.