Текст книги "Сталинский сокол"

Автор книги: Александр Логачев

Соавторы: Владислав Жеребьев,Татьяна Михайлова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– И что, горошина, которую я проглотил, способна забросить меня на пятьдесят лет назад?

– Да хоть на пятьсот, – пожал плечами ученый. – Тут главное – желание клиента.

– А если я захочу вперед? – решил поиздеваться над Прохоровым военный.

– Можно и вперед, – усмехнулся ученый, включаясь в игру, – вот только целостность вашего организма мы не гарантируем. Есть опытный образец, в данный момент мы его испытываем на приматах. В последние три захода возвратилась ровно треть мартышки, две трети, очевидно, плотно связались с будущим и остались при переброске на своих местах.

– А с прошлым, – струхнул полковник, – с прошлым такое возможно?

– Слава богу, нет, – улыбнулся оператор. – Серия испытаний на приматах и свиньях, а также порядка тридцати пробных заходов наших испытателей, добровольно участвовавших в программе, позволили свести риск к допустимому уровню. Травм при обратном перемещении выявлено не было. Более того, сохраняя физическое здоровье, клиент не утрачивал и мыслительную активность. Множество видных бизнесменов и политиков, побывавших под сводами хронокамеры, до сих пор здравствуют и ведут свои дела так же хватко и цепко, как и до путешествия.

Не сомневайтесь, господин Виноградов, вы защищены на девяносто девять и девять десятых процента, и это существенно безопаснее, чем поездка на автомобиле или полет на самолете. Если бы хронопутешествие и вправду чем-то угрожало, у нас не было бы такого потока посетителей.

– Хотелось бы верить, – поморщился Всеволод и, собравшись с духом, полез под прозрачный свод площадки. Разместившись поудобнее, он, строго следуя инструкциям Прохорова, одной рукой обхватил ценную коробку.

– Отсчет пошел, – услышал он глухой голос снаружи. – Десять, девять, восемь, семь…

Пространство перед глазами полковника поплыло, подернувшись рябью иллюзорного марева. Хаотичные молнии принялись плясать, тонкой яркой сетью оплетая скрючившуюся на площадке фигуру туриста. Волосы на руках и голове полковника зашевелились от избыточного статического разряда. Он, на всякий случай, плотно зажмурил глаза. Минута тянулась за минутой, но ничего не происходило. Ни каких-либо болезненных ощущений, ни яркой вспышки и взрыва, ничего. Вот только ветер дул, холодный, северный, пронизывающий до костей.

Досчитав до десяти, Всеволод приоткрыл один глаз и с удивлением уставился на картину, открывшуюся его взору. В качестве площадки приземления Виноградов случайно выбрал одну из многочисленных плантаций тюльпанов.

В следующий миг, как только нога хронотуриста шагнула в прошлое, временная ткань затрещала и принялась расходиться по швам. Не один, а целых три варианта развития событий теперь были в этом мире. Первый из них, единственный правильный, – исторически сложившийся факт. Второй, силовой, несущий боль и страдания. Третий же способен послужить примером тонкой интеллектуальной игры.

Несколько секунд Петр пребывал в прострации. Резкий, почти мгновенный переход от настоящего к прошлому не укладывался у него в голове. Только что он сидел под прозрачным колпаком, обхватив велосипед и снаряжение, а через пару секунд над головой его возникло чистое небо, и пронзительный холодный ветер трепал его безукоризненно уложенную прическу. Сглотнув набежавшую слюну, он принялся озираться, стараясь прийти в себя. Замешательство Петра можно было понять. По натуре прагматик и реалист, он до последнего момента сомневался в реальности происходящего. Но нет, небо над головой было самым настоящим, ветер холодил кожу, а асфальт был шершавым и твердым.

Приземление Васнецова произошло на пригородном шоссе, в десяти километрах от Гааги. Встав с асфальта, он отряхнул брюки и, выставив таймер на часах, начал собирать велосипед. На это ушли считанные минуты, и вот уже, бодро крутя педали, Петр продвигался по велосипедной дорожке, идущей вдоль шоссе, подсвечивая себе путь фонариком на передней раме.

Сумка с деньгами и оружием была плотно притянута резиновыми жгутами к багажнику, а в голове, все еще замороченной резкой сменой обстановки, выстраивался дерзкий план.

«Если вариант с реставратором не пройдет, – думал разведчик, – придется самому лезть в музей и вскрывать все охранные контуры». Задача эта не из легких даже спустя полвека. Каждый контур представлял собой либо цепь датчиков, либо электронные схемы, повреждение которых грозило включением тревожного сигнала.

Первый контур располагался на всех дверях и окнах и включался, как только последний музейный работник покидал выставочные залы. Второй, более сложный, контролировал объем помещения. Появление в залах любого существа крупнее кошки также приводило к включению тревожного сигнала. Третий контур отсекал все возможности отступления, перекрывая подсобные помещения, и сообщал на центральный пульт, куда мог деться злоумышленник. Вот эти три параметра и заботили сейчас вынужденного велосипедиста, ежившегося от пронзительного холодного ветра.

Четвертый контур, на взгляд Васнецова, был самым простым и поэтому бесполезным. Часть охранного комплекса была датчиком спутникового слежения. Выполненный в виде небольшой черной таблетки, он неустанно обменивался данными с висящим на орбите оборудованием, а оно, в свою очередь, передавало дублирующий поток военным.

Не заметивший эту маленькую особенность фактически подписывал себе приговор. Почему четвертый контур, являвшийся самым серьезным, Васнецов посчитал пустяковым, понять было просто. За те двадцать два часа, что предстояло ему провести в Голландии конца двадцатого столетия, можно было и покувыркаться. Побегать по городу, поводить ищеек за нос или вообще засесть в канализации, предварительно прихватив термос с кофе и теплый плед.

На дорогу до города пришлось потратить почти час. Крутя педали по пустынному шоссе, он наблюдал за оживающим автомобильным потоком. Трудолюбивые голландцы, собираясь на работу и заводя своих железных коней, выбирались на дороги. Вот мимо проскочил старенький пикап с дощатыми боками и дурацкой наклейкой на бампере, а вот мимо пронесся верх новаторства и элегантности того времени, «Альфасуд», поблескивая свежими от утренней росы лакированными баками.

Остановившись у первого, попавшегося ему на пути кафе, Петр заказал чашку горячего кофе. Усевшись за дальним столиком, разведчик расстелил перед собой карту, на которой заранее отметил возможные точки соприкосновения с объектом. Требовалось сосредоточиться и выстроить четкий план действия, но почему-то не получалось. Медленная композиция Livin’ Blues, доносившаяся из динамика музыкального автомата в углу кафе, губная гармошка и вокал Дьерна Пула погружали в оцепенение и заставляли почувствовать себя персонажем старого фильма. Прикрыв глаза, мысленно встряхнувшись и досчитав по-немецки до пятидесяти, Петр начал мозговой штурм.

Ежедневно господин подозреваемый просыпался в уютной трехкомнатной квартире на Вест Стрейне, завтракал, собирал портфель и совершал пешую пятнадцатиминутную прогулку до места работы. Те пять кварталов, что отделяли квартиру от музея, и были основным полем, на котором требовалось разыграть безошибочную, хирургически точную партию.

Эрика ван дер Гуса, седого голландца с избыточным весом и одышкой, с большим кожаным портфелем в правой руке и утренней газетой в левой, Петр вычленил из толпы почти сразу. Пристроившись к нему в хвост, он некоторое время шел следом, пытаясь понять, что на уме у этого человека. Ван дер Гус явно нервничал, то и дело вытирая пот со лба. Скрывшись в одной из бесчисленных картинных галерей, эксперт пробыл в здании не более десяти минут, после чего появился с большим прямоугольным свертком, завернутым в папиросную бумагу и перевязанным для верности бечевой. К тому же у него появился провожатый, коренастый крепыш в дорогом костюме и ботинках, что-то говоривший бледному и потному ван дер Гусу.

Разговор, похоже, был эксперту неприятен. Незнакомец напирал, делал большие глаза и почему-то хлопал по карману Эрика. Тот, в свою очередь, почти умоляюще пытался что-то доказать.

Васнецов отметил, что незнакомый провожатый толстяка явно носил парик. Хороший, выполненный из натуральных волос, но натренированный глаз разведчика обмануть было трудно.

Наконец, после десятиминутной бурной дискуссии человек в парике достал из кармана довольно длинный сверток и почти насильно засунул его за пазуху толстяка, а затем, сказав явно что-то злое и колкое, пошел прочь по улице. Настала пора действовать.

Петр поставил велосипед в одну из бесчисленных парковочных ниш, дождался, когда незнакомец скроется за поворотом, поправил костюм и придал себе как можно более солидный вид, догнал плетущегося в сторону Маурицхейса Эрика.

– Господин ван дер Гус? Инспектор Филипп дер Брабер, – Васнецов продемонстрировал эксперту заранее заготовленное полицейское удостоверение. – У вас найдется для меня минута?

В следующую секунду произошли сразу три вещи. Первая – это внезапно, откуда не возьмись, разразился ливень. Вторая – где-то отчаянно залаяла собака. Третья – музейный эксперт Эрик попытался потерять сознание. Чтобы не дать толстяку упасть, Петр подхватил его под мышки и прислонил к стене.

– Господин ван дер Гус, не стоит так бурно реагировать на мои слова, – каждая фраза разведчика сопровождалась звонкой пощечиной, придававшей щекам эксперта нездоровый красный румянец. – Вы бы сначала все взвесили, сверились с положением о наказаниях королевства Нидерланды, прикинули, сколько лет вам может светить за подобный поступок, а уж только потом лишались чувств.

Убедившись, что Эрик пришел в себя, Петр уверенно подтолкнул его к входу в ближайшее кафе. Разговаривать, сидя в теплом сухом помещении, было приятнее, чем мокнуть под дождем.

– Господин ван дер Гус, вы хоть понимаете, в какое опасное положение вы себя поставили? – Сняв намокший пиджак, Петр, повесил его на спинку стула и уселся напротив испуганного и растерянного Эрика.

Седая голова эксперта дрожала, губы тряслись, пот струями лился по его круглому одутловатому, белому, как мел, лицу.

– Господин инспектор, – Эрик опасливо покосился на длинный, перевязанный бечевкой сверток, приставленный к ножке столика. – Я не понимаю, о чем вы говорите…

– Перестаньте юлить, – не прекращал напор псевдоинспектор, грея руки о принесенную официантом кружку кофе с корицей. – Мы все давно знаем. И про подделку, и про предстоящую кражу уникальной картины Яна Вермеера, выставленной на всеобщее обозрение в вашем музее. Знаем мы и о том, – Васнецов многозначительно взглянул на пакет, торчащий из-под полы пиджака эксперта, – что вы получили значительную сумму денег за то, что дали согласие подменить уникальную работу. Кстати, о подделке: уж не она ли находится сейчас в этом свертке? Да, Эрик, плохи ваши дела, ой как плохи.

Комбинация, основанная на предположениях и ничем не подкрепленных выводах, тем не менее сработала. Секунды тягостного молчания тянулись, будто сладкий сироп из опрокинутой бутылки, медленно и тягуче падая на пол, и наконец, под пристальным взглядом Васнецова, ван дер Гус не выдержал и сдался.

– Господин дер Брабер, что мне теперь грозит?

– Пока ничего, – довольно усмехнулся Петр. – Вы встали на кривую дорожку, мой друг. Еще шаг по ней, и вы одной ногой в зале суда, а там – разоблачение, позор и долгий тюремный срок. Впрочем, вы можете избежать столь позорного конца и даже выказать себя героем и патриотом.

– Чем же я могу помочь полиции? – восстал из пепла несостоявшийся преступник. – С моей стороны…

– …с вашей стороны, – поспешил пресечь словоизлияние Петр, – требуются правдивые ответы. Я задаю вопросы, вы на них отвечаете, и чем более искренне вы будете это делать, тем проще вам будет потом в суде.

– Суд? – Эрик ахнул и снова решил потерять сознание, однако тут же был приведен в чувства звонкой пощечиной.

– Не расплывайтесь, господин ван дер Гус. Разговор предстоит долгий. Кто был сегодня с вами и вручил вам конверт с деньгами?

– Джонсон, – зачастил голландец. – Мы познакомились с ним в баре, с месяц назад. Я тогда горько пил, был на грани банкротства. Очередная моя идея финансовых вложений рушилась, а кредиторы грозили лишить жилья. Некая сумма на счете имелась, но она не особо помогла бы делу. Джонсон – американец, баловень судьбы с кучей наличности. Он подсел ко мне в баре и угостил выпивкой. Мы разговорились, и я пожаловался ему на судьбу.

– Когда вы решили украсть картину?

– В тот же день, когда и познакомились. Я до последнего момента думал, что это какая-то шутка, фарс, нелепый розыгрыш. Знаете ведь этих американцев? Они мастаки на дела подобного рода.

– Дальше!

– Дальше я получил от него деньги, сумму небольшую, но способную на некоторое время отсрочить основные выплаты.

– И много вы задолжали?

– Триста тысяч гульденов, – Эрик горько вздохнул и уткнулся подбородком в грудь.

– Ясно, – Петр присвистнул и забарабанил пальцами по столу. – Но как же вы собирались участвовать в этом мероприятии? Любой инспектор поместил бы вашу персону в первую десятку подозреваемых.

– У меня будет алиби. Я буду находиться в поле зрения шести полицейских. Да и потом мои финансовые дела теперь не так уж и плохи.

– А как Джонсон собирался обеспечить вам алиби? Он вам рассказывал о своем плане?

– Да, господин инспектор. Американец должен произвести некий отвлекающий маневр, во время которого я и подменю картину, отключив ее от последнего контура. Далее я…

– …подтверждаете подлинность, и подделка преспокойно уезжает в реставрационную мастерскую, в то время как ваш подельник без особых трудностей выносит оригинал из здания музея. Так?

– Так, господин инспектор.

– А как вы, ради всего святого, собирались пронести картину мимо постов охраны?

– В тубусе из-под швабр, – смутился ван дер Гус. – Джонсон уже полмесяца работает там уборщиком. На него уже и внимание перестали обращать. Раньше хоть пропуск спрашивали, а теперь примелькался.

– Как все просто, – с изумлением покачал головой Петр.

План, составленный таинственным незнакомцем, был абсурден и невероятен, и в то же время точен, как самая мощная и хорошо отполированная линза. Безошибочно вычленив в плотной музейной защите слабое звено, американец подкупил Эрика, посулив ему спасение от долговой ямы. Все, что ему оставалось сделать, это, ну, скажем, сунуть отвертку в розетку. Шума будет много – искры, спецэффекты, визг музейных сотрудниц, которые в изобилии водятся в подобного рода заведениях. На подмену одной единственной картины времени более чем достаточно.

Но самое главное: музейный воришка и его подельник американец останутся вне подозрений. Полиция, конечно, возьмется прорабатывать вариант с лживым подтверждением подлинности, но шесть свидетелей в форме будут гарантом кристальной честности ван дер Гуса. Все, что надо сделать толстяку, это поставить оригинал рядом с копией, а потом, когда начнется «представление», унести нужный экземпляр.

– Вы знаете, где живет, этот самый ваш Джонсон? – Продолжил допрос Васнецов.

– Нет, – замотал головой Эрик. – Джонсон всегда уходил и приходил один. Обычно мы с ним встречались в баре, обсуждая некоторые моменты нашего общего дела. Когда я был ему нужен, он легко мог найти меня дома или на работе. Что вы теперь будете делать? Арестуете американца?

– А толку? – наигранно удивился Петр и бросил презрительный взгляд на собеседника. – Ваш Джонсон почти наверняка не тот, за кого себя выдает. Как только он почувствует неладное, то изменит внешность и тут же ляжет на дно. Даже если я, выяснив, где залег преступник, нагряну к нему, основываясь только на ваших показаниях, он рассмеется мне в лицо и скажет, что ничего подобного никогда не делал. Свидетелей-то у вас нет, а мнение человека, согласившегося обокрасть собственный народ, учитываться не будет.

– Что же нам делать? – сник ван дер Гус и умоляюще посмотрел на Петра.

– Что-что? – усмехнулся тот. – Брать вашего приятеля с поличным. Как только он вынесет картину из здания, мы арестуем мерзавца, и он уже не сможет отвертеться. Во сколько назначена операция?

– На два часа дня.

– Замечательно. С процедурой знакомы?

– Да, – радостно закивал Эрик. – Мы перекрываем зал, в котором находится картина, а также галерею, по которой будет следовать полицейская охрана. Броневик подъедет к музею без пятнадцати минут два, после чего, в сопровождении начальника службы безопасности, полицейские пройдут внутрь.

После того как все окажутся на своих местах, я зайду в зал, где в углу уже будет стоять подделка. Сниму со стены подлинник. Безопасник отключит датчик спутникового слежения, воспользовавшись персональным кодом, после чего и должно произойти некое событие, способное отвлечь всех без исключения.

– Безопасник? – закусил губу Васнецов.

– Начальник службы безопасности должен лично удостовериться, что картина покинула помещения музея, – кивнул ван дер Гус. – После того как она ляжет в специальный кейс, он распишется в ведомости и проводит полицейских до внутреннего дворика.

– Отлично, – улыбнулся Петр и залпом допил кофе. – Жду вас у билетных касс в час дня. Если обстоятельства изменятся, или ваш подельник вздумает переиграть ситуацию, я найду причину, чтобы закрыть вас за решетку на долгие годы. Если говорить на чистоту, вы уже набрали на неплохой срок, согласившись на это сомнительное мероприятие. Только от вас, многоуважаемый Эрик, зависит, будете ли вы на свободе или проведете остаток дней тюрьме.

– Что мне делать с деньгами? – ван дер Гус подвинул завернутый в газету пакет в сторону Васнецова.

– Оставьте пока себе, – отмахнулся Петр. – Потом мы их, безусловно, изымем в качестве вещественных доказательств, а пока спрячьте понадежней. Ну что, мы друг друга поняли?

– Поняли, господин инспектор.

– Тогда до встречи.

Выйдя на улицу, Петр подхватил стоящий в общей корзине около выхода зонт и, подняв воротник пиджака, бодро зашагал в центр.

Душа его пела. Ностальгия по былым временам, по той поре, когда по личным и государственным нуждам ему приходилось бывать в этом городе, заставила Васнецова немного притормозить. Он остановился на мосту, любуясь на отражавшиеся в воде кучевые облака, стремительно несущиеся по небосклону. С тоской он осознавал, что в этой, новой жизни он больше не увидит маленьких кафетериев, изящных мостиков и вездесущих велосипедистов. Никогда больше не услышит песен, доносящихся из музыкальных автоматов с виниловыми пластинками, не заметит запоздавших местных, быстро и сноровисто выбиравшихся из своих домиков на воде.

Сойдя с моста, он в последний раз оглянулся на канал, рассекающий город на две равные части, и вновь сосредоточился на поставленной задаче. Зачем он согласился на эту странную и вроде бы с самого начала обреченную на фиаско авантюру? Именно за тем, чтобы бросить последний взгляд на места, которые полюбил на всю оставшуюся жизнь.

«Временной рукав» Виноградова. Тремя часами ранее.

Где-то за городом…

Пожилой водитель «ситроена» просто напрашивался на то, чтобы его отправили к предкам. Остановившись на пустынном в это время шоссе, он дружелюбно поинтересовался у Виноградова, не подбросить ли его до города. Тот согласился и, усевшись на заднее сиденье, не церемонясь, задушил старика тонкой гитарной струной. Оттащив труп на обочину и забросив его подальше в цветочные плантации, Всеволод получил в свое распоряжение автомобиль с полным баком бензина и возможность маневра.

На повестке дня было посещение магазина со строительными материалами. Там же полковник собирался обзавестись трактором или любой другой крупногабаритной техникой, способной сойти за строительную. План свой ветеран, естественно, не изменил. В голове у него был маршрут, по которому ничего не подозревающие полицейские должны были проследовать к месту реставрации. Выбрал он уже и участок, где следовало устроить засаду.

Выжав педаль акселератора до упора, он сдернул «ситроен» с места и понесся в сторону своей новой жертвы.

– Погода ухудшается, – голосило по-английски не выключенное прежним владельцем радио. – Объявлено штормовое предупреждение. Северный ветер с ливневыми дождями ожидается на территории провинции в первой половине дня. Полиция рекомендует избегать пеших и велосипедных прогулок. Выход в море на маломерных судах категорически запрещен.

– Непогода – дело хорошее, – улыбнулся Виноградов. – Лишние любопытные носы останутся дома. Будет возможность поработать спокойно.

Тонкая лента шоссе уводила Всеволода все дальше на запад. Бескрайние плантации тюльпанов сменились зелеными холмами, на которых в гордом одиночестве, подставив крылья разразившейся непогоде, возвышались мельницы.

Ныне бездействующие, в прошлом предназначавшиеся для осушения полей, они послужили голландцами во времена второй мировой войны в качестве сигнальных башен. Сопротивление Нидерландов умудрялось использовать для борьбы с фашистами один из самых известных голландских символов, подавая сигналы авиации союзников, бомбивших колонны немецких оккупантов.

Наконец впереди показалось здание с высоким зеленым забором, и, сбросив скорость, полковник притормозил у калитки. «Ситроен» для осуществления дальнейших планов был ему больше не нужен, а вот старенький грузовик «форд» с обшарпанными бортами, уютно устроившийся у дальней стены здания, был как нельзя кстати. В его объемный кузов без труда влезли бы пластиковые заграждения и сигнальные маяки. Трактор, стоящий в отдалении на хоздворе, можно было взять на жесткую сцепку. Осталось только договориться с хозяином о цене.

Открыв картонную коробку, Виноградов начал отсчитывать деньги, плотные цветастые бумажки в банковской упаковке. Внезапно рука полковника легла на ножны с торчавшей из них удобной пластиковой рукоятью. Следовало убрать сослужившую службу гитарную струну в полость рукояти тактического ножа, чем он тут же и занялся и забыл про возвышающуюся на пассажирском сиденье пирамидку из купюр. Время было раннее, толком не рассвело. Хозяин магазина еще не открыл лавку, а пил кофе, сидя на кухне и слушая новости по радио.

Услышав звук мотора около своих ворот, он отставил кружку в сторону, накинул на плечи толстый стеганый плащ с большой заплатой на рукаве, прихватил фонарь и вышел на улицу. Первое, что ему бросилось в глаза, это припаркованный у калитки автомобиль, за рулем которого сидел крепкий плечистый незнакомец, что-то перекладывающий в темноте салона.

– Уважаемый! – подняв фонарь повыше, хозяин магазина вышел за калитку и направился в сторону гостя. – У вас что-то случилось? Негоже в такую отвратительную погоду находиться на улице. Может быть, вам вызвать аварийку?

Мужчина в салоне автомобиля только замотал головой.

– Ох уж эти иностранцы, – усмехнулся хозяин магазина и повторил свое предложение по-английски.

Незнакомец поспешно накрыл что-то на переднем сидении развернутой картой и, выйдя из автомобиля, хлопнул дверцей.

– Это магазин стройматериалов, я правильно попал? – спросил он, немного коверкая слова.

– О, да, – радушно улыбнулся хозяин. – Тут вы найдете все, что вашей душе угодно. Правда, магазин еще не открыт. Мой партнер привезет ключи от дверей только к десяти утра.

– А трактор и грузовик, – незнакомец указал в сторону припаркованной во дворе техники, – сколько вы за них хотите?

– Они не продаются, – развел руками мужчина. – Трактор необходим моей семье для транспортировки товаров, а на грузовике я езжу в город забирать заказы. Завтра как раз предстоит такая проездка.

– Я дам много денег, – сказал незнакомец и, распахнув пассажирскую дверь, представил на обозрение солидную стопку банкнот в упаковках. – Отдам все это за четыре ограждения со светоотражающими маяками, трактор и грузовик. Огромная сумма за эту рухлядь.

В глазах голландца заплясали алчные огоньки. На сиденье «ситроена» лежало не меньше двухсот тысяч гульденов, что превышало реальную стоимость всего, что назвал незнакомец, раза в два, а то и больше. С другой стороны, если он продаст грузовик, то не сможет завтра поехать в город и забрать ранее оплаченные заказы. Сорви он поставки, и придирчивые покупатели затаскают его по судам, а купить новую грузовую технику за столь короткий срок возможности не представится.

– Вынужден вам отказать, – сказал хозяин магазина, с горечью сознавая, что верная прибыль ускользает от него, будто песок сквозь пальцы. – Ограждения я вам продам, как только мой партнер привезет ключи. Но технику, извините, не смогу. Обязанности честного продавца…

Острая боль в районе груди раскрасила мир красными пульсирующими кругами.

– Извини, приятель, – Виноградов надавил на рукоятку ножа, торчащего из-под ребер хозяина магазина. – Ждать я не могу, а твой грузовичок и вон тот тракторишка как нельзя лучше подходят для моих планов.

– Что вы делаете? – Владелец магазина выпустил из рук фонарь и уставился на появившийся в его груди инородный предмет.

– Я делаю свое дело, – скривился Всеволод и дернул рукоять на себя.

– Зачем? – прошептал голландец, медленно оседая на землю.

– Время, – поморщился Виноградов, вытирая лезвие о мокрую траву. – Много дел, мало времени. Все надо сделать в срок.

Дождавшись, когда невезучий человечек перестанет биться в конвульсиях и пускать кровавые пузыри, полковник засучил правый рукав и сделал на руке два надреза. Первый был за старика на шоссе. Корчась в предсмертных судорогах, прямо под ногами отдавала богу душу вторая жертва. Подобные отметки были для ветерана не в новинку. Частокол шрамов на левой руке не позволял делать подобных отметин. Там просто закончилось место.

Несколько секунд полковник смотрел на затихшего в траве человека, затем, убрав нож, схватил труп за ноги и потащил в дальний конец двора. Ни ненависти, ни сожаления к своим жертвам он не испытывал. Если бы чертов идиот согласился взять деньги, то остался бы жив. Нет, он решил играть в честного поставщика, отказал, а секундомер на запястье полковника тикал, время стремительно утекало, лишая полковника пространства для маневра. Ни проволочек, ни отказов Виноградов не терпел. За неправильным ответом немедленно следовало наказание.

Второй, невнятный и суетливый, хозяин лавки появился ровно в то время, когда Всеволод с упоением выламывал замок на двери черного хода. Экспертом по сложным механизмам он, конечно, не был. Мог понять, если что-то не в порядке с двигателем автомобиля, самолично, почти без посторонней помощи, ставил сорванный ударом мины трак или чинил заклинивший автомат. С гражданской техникой он дружил не сильно и потому, в качестве весомого аргумента выбрал кусок строительной арматуры, который нашел во дворе, в толстой вязанке, скрепленной стальной проволокой.

Звук урчащего мотора не насторожил, а, скорее, раздосадовал ветерана. Снова «работать в контакт» охоты не было. Предстояла долгая и сложная операция, в которой нужно было поучаствовать всем транспортным средствам без исключения. Трактор и грузовик должны были стать непроходимым препятствием для полицейского грузовика. Они были способны поднять и протащить немалый вес, но абсолютно не подходили для отступления. Требовалось как-то прицепить еще и «ситроен», и затем тащить всю эту автомобильную гусеницу на жесткой сцепке километров десять без малого.

– Извините, сэр, – произнес вновь прибывший по-английски, немного запинаясь и присвистывая, как будто у него отсутствовали передние зубы. – Что вы тут делаете?

– Что делаю? – пожал плечами Виноградов. – Замок ломаю. У твоего дружка ключей не оказалось, вот и приходится руки срывать.

В следующую секунду оба уже лежали на земле. Снизу хрипящий голландец, а сверху Всеволод, навалившийся на него всем своим немалым весом. В качестве оружия он решил использовать все тот же стальной прут. Пригвоздив несчастного к земле, он надавил одним коленом на солнечное сплетение, прутом же уперся противнику в горло. Миг, и безжизненное тело, выпучив в предсмертной агонии глаза, уже не оказывало сопротивления. У парня оказалась слишком хлипкая шея.

«Временной рукав» истинный

День икс настал не только для самого Габриеля Кларка. Именно второе мая тысяче девятьсот семьдесят второго года послужит отправной точкой для всего Ирландского освободительного фронта, ранее прозябавшего в безвестности. Решительные меры требовали решительных поступков, а сами поступки, естественно, должны были быть поддержаны материально.

Тряпка и трус Эрик, ухватившийся за предложение Кларка, будто за спасательный круг, сделал удивительную по красоте подделку, воспользовавшись хранившимися в мастерской материалами. Как-то вечером он с гордостью показал её Кларку, заявив, что обнаружить подмену способны лишь эксперты мирового уровня.

Ну что же, любезный ван дер Гус, молитесь, чтобы все было именно так.

Сам же Кларк тоже не сидел сложа руки. Договорившись с кем надо на бирже труда, он устроился в музей уборщиком и раз в день, надев зеленую робу подсобного рабочего, размазывал грязь мокрой тряпкой по паркету.

По натуре веселый и заводной, он быстро обзавелся приятелями среди охраны и музейных работников. Часто засиживаясь с ними в баре допоздна, травил смешные байки, на ходу выдумывая истории из своей ненастоящей жизни, веселил новых знакомых до колик в животе.

Но как бы ни старался ирландец, как бы ни расставлял шахматные фигуры, все равно Эрик ван дер Гус являлся той точкой, от которой любой криминальный следователь просто обязан будет начать отсчет. В долгах как в шелках, слабохарактерный и поддающийся чужому влиянию толстяк вполне мог сойти за козла отпущения, если бы не еще одно негласное правило криминального гения.

Если существовала, пусть даже самая ничтожная, возможность подстраховки, Габриель всегда старался отмазать своих подельников от тюремного срока. Первый свой промах с королевским поездом терзал его, заставляя усомниться в своих возможностях. Именно потому он обратился к одному из небезызвестных голландских криминальных главарей по кличке Бульдог.

Имя Бульдога знали немногие, а те, кто знал и не мог держать язык за зубами, давно уже покоились на дне одного из многочисленных каналов с пудовой гирей, пристегнутой к лодыжкам.

Явившись в игорное заведение, где Бульдог имел привычку бывать каждую вторую среду месяца, Кларк свел знакомство с самым мелким из его подручных и, дав на лапу, упросил устроить встречу с суровым боссом.

– Ты меня искал? – Бульдог, коренастый мужчина в летах, сидел в дальнем углу ресторана, курил трубку и наблюдал за танцующей на сцене парочкой.

Крепкие парни, маячившие позади босса, напряглись при появлении Кларка, но их хозяин успокаивающе махнул рукой:

– Спокойно, ребята, это же ирландец Габриель Кларк собственной персоной. Зачем пожаловал в нашу богом забытую страну?