Текст книги "Дети трубопроводов. Юмористический роман абсурда"

Автор книги: Александр Лекомцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Я владею приёмами рукопашного боя, – ответил поливальщик. – Не замочит. Пока что я его замочил. Натурально. Это был протест…

Выбрался из зарослей цветочной клумбы и Дениска, заправляя свой инструмент в штаны. При этом он сделал строгое замечание почти юному поливальщику, обратив внимание на то, что у него с министром культуры, госпожой Курдюминой деловой разговор. Глубоко уважая авторитет скульптора и поэта Друкова, застенчивый не в меру Вася Рупин ретировался, покорно побрёл в сторону небольшой каменной хозяйственной постройки, где хранились шланги, лопаты и мётлы. Там его терпеливо и упорно уже ожидал инструктор Гаврилюк, мокрый, как курица после трёхчасового ливня.

Одним словом, мастер восточных единоборств Вася Рупин, всё же, попал под его кулаки. Причём, он даже и не успел вспомнить, что владеет приёмами смертельного рукопашного боя. Крупный мордоворот и бугай, но мелкий чиновник Силантий, состоящий на службе у ещё более крутых господ, чем сам, вырубил незадачливого поливальщика цветов одним ударом. Пробормотал что-то похожее на мантру и с некоторой гордостью удалился прочь.

Курдюмина и Друков вновь присели на скамейку, переходя к деловой части их общения. Но при этом она не дала ему возможности окончательно спрятать свой не очень большой, но старательный пенис.

Римма Афанасьевна, времени от времени с придыханием теребила изящными длинными пальцами с замысловатым маникюром несколько «увядший пестик», подробно и тщательно объясняла гениальному скульптору и такому же поэту, что «добро» на оборудование его мастерской в Хэллоуине получено, и сумма очень скоро будет переведена на счёт господина и одновременно товарища Друкова.

В знак благодарности или, может быть, от наплывающей на него страсти Дениска, тяжело дыша, вцепился левой рукой в густую и смолисто-чёрную шевелюру прекрасной дамы, а правой попытался отвести конец своего «парнишки» в сторону. Но не успел. Стремительная струя сперматозоидов влетела Римме Афанасьевне в широко раскрытый рот. Она, как голодная синица, моментально проглотила солидную порцию живительной влаги, нежно сказав:

– Ты – баловник, Денис Харитонович. Но это хорошо и… полезно для здоровья. Чистый белок.

– Угощаю! – широко улыбнувшись, сказал Друков. – За то, что вы для меня сделали, Римма Афанасьевна, я готов вас… тебя дрю… то есть обожать практически каждый день.

– Ловлю тебя на слове и, непременно, скоро возьму отпуск и обязательно приеду к тебе в гости, в твои пенаты, Дениска.

– Завтра у меня, в детском саду Хэллоуина, состоится открытие трёхметровой чугунной скульптуры. Она называется «Негодяй». Это важное событие, мне кажется.

– Как бы я хотела там побывать, Дениска. Но мне надо срочно ехать в столицу, в командировку. Там рушится и ломается архитектурный памятник, вроде как, семнадцатого века. Моё участие необходимо.

– Ну, да! Культурная ценность, я понимаю. Поедешь спасать памятник архитектуры, Римма Афанасьевна?

– Чудак ты, Денис Харитонович! Никто и ничего спасать не собирается. На этом месте будет стоять центр одному из самых замечательных политиков начала нашего столетия. Веление времени. Разумеется, это наш замечательный господин и самый ответственный чиновник Ночной Хоккеист.

– Понятно. Фигуры другого человека на этом почётном месте я себе не представляю. Он многое сделал для самых главных и уважаемых людей Обнуляндии. Они ему памятник при жизни даже на Луне поставят. А мне ведь в молодости казалось, что он должен заботиться о благосостоянии народа, а не о тех, кто грабит людей.

– Глупости! Ты не исправим, Денис Харитонович, Всё ворчишь и всегда чем-то не доволен. У нас ведь полная свобода и демократия. Мы с тобой спокойно занимаемся сексом, и никто нам не мешает. А кому спасибо? Конечно, нашему славному Ночному Хоккеисту. Если бы не он…

– Не спорю. Он многое сделал для того, чтобы…

– Вот именно! Благодаря его мудрой политике и поливальщик цветов Вася, выходец из… детей трубопроводов, тоже имеет право… Не могу же я отказать представителю самых низших слоёв населения.

– Я знаю, Римма, что ты очень добрая и отзывчивая.

– Жаль, что я не буду иметь возможности в ближайшие дни приехать в Хэллоуин. Мне срочно надо отправляться в Трубу. Мне обязательно необходимо присутствовать на открытии строительства мемориального центра. Ведь наш Ночной Хоккеист – такая выдающаяся личность!

– Наверное, и мёртвые встанут из могил в массовом порядке и наспех похороненные рядовые граждане и явятся на открытие строительства. Как же такое событие! Ведь такой центр, но в честь другого замечательного бывшего руководителя Обнуляндии Сурового Весельчака уже имеется… правда, не в Трубе. Но какая разница! Он – в большом городе Кабанбург. Заметь, Римма Афанасьевна, я совсем не утверждаю, что тот господин тоже довольно успешно занимался уничтожением «простого» народа.

– Шутник! Всё ведь опошляешь. Так вот. Вместо меня, в посёлок Хэллоуин, на открытие монументальной чугунной фигуры под названием «Негодяй» поедет моя заместительница Яра Анисимовна Кулькова. Молодая и симпатичная. Ты уж с ней не очень… много и не часто. Она прекрасная женщина, отличный человек и специалист. Но в сексуальном плане тварь… мерзкая и ненасытная. Ей всё мало.

Римма наклонилась к Денискиному фаллосу, опустила вниз голову и, широко раскрыв рот, заглотила окончательно завядший «пестик» почти вместе с его волосатыми шарами. Она это делала в знак особенного уважения, признательности и понимания к ваятелю и стихотворцу. Правда, это чувство иногда проявляется у неотразимых женщин и по-иному, но чаще всего, происходит, именно, так.

По большому секрету крупная начальница областного уровня сообщила известному скульптору, что почти на самом высоком уровне ставиться вопрос или ходят разговоры, чтобы, со временем, посёлок городского типа Хэллоуин сделать запасной столицей. На всякий случай. Причём, это никакой не прикол, а относительно обдуманное предложение. Да ведь и само название будущего города, в перспективе, с миллионным населением будет удивительным и неповторимым, говорящим само за себя. Хэллоуин! Но, может быть, его переименуют, и посёлок будет носить название Ближняя Труба.

– Но здесь я не выражаю никакого восторга, – огорчился Дениска. – Ведь вслед за некоторыми многочисленными государственными структурами в наш славный посёлок помчится и море прихлебателей, почитателей нашего замечательного и, во многом, удивительного президента. Ясно, что я говорю о многоуважаемом Ночном Хоккеисте, если выражаться точнее, то об Игнате Игнатьевиче Клюкине.

– Наверняка, там у вас в посёлке или новом городе организуется и Центр научного и практического Ночного Хоккеизма.

– Если так, – сказала из кустов крыса Мазя, – то я обязательно переберусь на постоянное место жительства в Хэллоуин или, как его, в Ближнюю Трубу. Мы с Ночным Хоккеистом и внешне очень похожи, и характерами. Мы – соратники.

– Почему ты так решила, Мазя? – поинтересовалась Курдюмина. – Что же вас, в конце концов, объединяет?

– Разве вы оба не в курсе, что он ярый поклонник моей последней книги «Теория и практика современного крысятничества как фундаментальная основа внутренней государственной политики»?

– Ах, да! Вспомнила, – согласилась с Мазей министр культуры областного уровня. – Ночной Хоккеист во время своих многочасовых телевизионных эфиров просто зачитывает отдельные куски из твоей книги.

– По-другому и быть не может, – сказала, исчезая в траве Мазя. – На страницах моей книги каждый найдёт ответы на все текущие жизненные вопросы. А кому они не нравятся, так пусть они ни о чём и не спрашивают Игната Игнатьевича.

Курдюмина и Друков в знак уважения встали на ноги. Римма Афанасьевна приветливо и активно помахала вслед учёной крысе половым членом Дениски. Ведь пока… счастье было в её руках.

Они снова присели и Курдюмина глубокомысленно сказала:

– Ведь Ночной Хоккеист, непременно, будет организовывать, именно, у вас, в Хэллоуине, самые разные экономические форумы и спортивные соревнования глобального масштаба. Наверное, билеты на некоторые общественные мероприятия не совсем удачливые люди, конкретно, дети трубопроводов могут оплачивать в кредит или за счёт благотворительных фондов.

– Может быть, это и справедливо, – заметил Друков. – Хоть что-то для людей… Но, конечно, на всём погреют руки олигархи, чиновники и разного рода прихлебатели.

– А как же ещё? Не всё же ведь ненасытному народу пользоваться богатствами страны. Надо немного отстегнуть и олигархам и нашим, и вашим… то есть ихним. Но что будет завтра, сейчас никому не ведомо.

– Но мне бы не хотелось, чтобы Хэллоуин стал большим городом.

– Странно. Но почему, Денис Харитонович?

– Потому, что город, где будет проживать более полумиллиона жителей, уже можно считать неуютным и некомфортным для нормальной жизни. А Хэллоуин явно будет больше… Кстати, это не моё мнение, а целого ряда, как раз, уважаемых зарубежных исследователей. Пусть уж наша замечательная столица Труба с её неповторимым народом увеличится ещё в несколько раз, чтобы, наконец-то, войти в число мировых рекордсменов и остаётся там, где она и находится. Так-то, Римма Афанасьевна.

Немного подумав, она, всё же, согласилась с убедительными доводами иностранных учёных. Всякого и разного рода и вида творение должно и располагаться, как раз, в том месте, где появилась на свет. Потом будет проще поинтересоваться, почему, что и как. Найдутся ведь нытики из разных партий и кланов, которые непременно начнут стонать, наперекор великому множеству двуногих флюгеров: «Мы полагали, что здесь материализованный полёт в светлый завтрашний день, а получается, что, всего лишь, традиционно устоявшаяся… канитель».

Но флюгеры переориентируются быстро. Куда подует ветер перемен, в ту сторону и они повернут свои алюминиевые и фанерные головы. Сегодня они – члены одной партии, завтра – другой, а со временем – всего лишь, скромные мещане.

– Нам, особенно, творческим людям, – пояснил Друков, – необходимы воля и простор. К примеру, настоящая сельдь ощущает себя полноценной рыбой только в океане, но ни в коем случае не в бочке вместе с её круто засоленными родственниками.

Ничего не скажешь. Друковым был приведён убедительный довод, с которым уже на планете Земля мало кто сможет поспорить. Впрочем, Господь знает, что делает. Если он что-то и консервирует, то на потом или… на всякий случай. Ведь можно карать или миловать всё, собранное в кучу, одним махом. Но постоянно миловать, вроде бы, не совсем хорошо и справедливо.

На том Дениска и простился с Курдюминой. Правда, не сразу. Пришлось ему пойти на некоторые уступки. На углу фешенебельного здания, прижав Римму Афанасьевну к двери чёрного входа ответственный и серьёзный скульптор и поэт в стоячем положении произвёл два половых акта, которые таковыми можно было назвать только условно. Просто где-то и что-то помусолил, но, естественно, и оросил и что-то мясистое, заметно увеличенное. Всё-таки, наблюдались же до этих соитий совершенно другие, более продуктивные мгновения счастья и неуёмной радости.

А вслед удаляющейся боком и не совсем ровными скачками ответственной работнице он тихо прочитал одно из своих гениальных трёхстиший:

– Счастье несёшь ты под юбкой в завтрашний день.

Всё уже знают давно в твоём околотке

запах её, конфигурацию, цвет.

Над головой Денис Харитонович увидел летящую над ним Нону Минадровну Коромысло с большим огнеупорным кирпичом в жилистых руках. Добрая и мудрая солидного возраста женщина опустила свой груз на голову скульптора, но промахнулась. «Двойной агент, – с досадой подумал Друков. – Когда же отстанет от меня Ночной Хоккеист и вся его компания?».

Через полтора часа пригородный автобус довёз Дениску до посёлка городского типа Хэллоуин, почти до его не очень большого, но не «слабого» частного домика и старой, но действующей мастерской с плавильной печью и готовыми формами.

На приусадебном участке, как обычно, Дениску встретила огромная чугунная фигура. Сине-зелёный трёхметровый великан с красной головой-тыквой, с горящими глазами, ртом, ноздрями. Да, конечно. А как же иначе? Ведь внутри безобразного черепа двуногого и двурукого гигантского Светильника Джека были установлены ярко-красные, люминесцентные лампы постоянного свечения.

«Как ты мне надоел Джек, – подумал Дениска. – Стоишь тут без дела. Хоть бы дров наколол. Лентяи и лоботрясы!».

«Сейчас! Разгонюсь! – в ответ подумал Светильник Джека. – Ты меня, чугунного, создал для красоты, а не дрова колоть, полудурок».

Дальше спорить мысленно со своим детищем и, фактически, шедевром Друков не стал. Осуждающе глянув на Джека, он прошёл в свой не такой уж и запущенный и неухоженный дом, конкретно, в спальную комнату.

От накопившейся в организме усталости Денис Харитонович уснул на диване прямо в костюме, туфлях, шляпе и с кейсом в руках. Но спал он со счастливой улыбкой… на худом и слегка рябоватом лице.

Всё доброе у Дениски пусть не сразу, но сбывалось. Своими трудами, постоянной суетой, служением искусству, прославляющему торжество нечисти в глубинах Обнуляндии, он, можно сказать, достиг самых желаемых результатов. В честь его был назван один из переулков в Хэллоуине. А на центральной площади, перед зданием администрации стояла огромная, трёхметровая чугунная статуя, изображающая лично его, Друкова.

Фигура с очень большим функциональным смыслом. Обе руки её были вытянуты вперёд, в сторону запада. В левой – статуя держала улыбающуюся маску беса, как положено, с рогами; а в правой – человеческий череп. Простенько, но со вкусом. Но, вместе с тем, и оригинально.

На голове у монумента сидела большая зловещая птица с раскинутыми в разные стороны крепкими крыльями и острым клювом. Сова немалых размеров, готовая растерзать весь окружающий мир, словно неорганизованную группу полевых мышей, вызывала у многих, особенно, приезжих чувство активного ужаса или, в крайнем случае, животного страха.

Автором памятника самому себе и торжеству Нечистой Силы в отдельно взятом посёлке являлся, конечно же, Денис Друков. Не так уж и давно здесь гордо возвышался тоже чугунный, но совсем другой монумент. Разумеется, и площадь носила конкретное официальное название. Теперь же народ, постепенно привыкающий к сатанинским маскам, этот палисадник с чугунным монументом неофициально назвал Площадью Большого Вампира. Такое название – тема для размышлений и предположений.

Кто, конкретно, подразумевался под ним, оставалось загадкой на долгие годы. Может быть, через каких-нибудь сто лет откроется и эта тайна, как и многие другие. Да что толку? Найдутся мудрецы, которые с наигранной досадой, просто скажут: «Опять широко шагнули, но снова… ни туда, куда следовало».

Но на самом деле, Друков был совершенно иным человеком, характером и духовной субстанцией своей никак не связанный со своим творческим амплуа. Даже признаков слабого протеста против чего-то существующего нельзя было разглядеть. Самовыражение художника, и не больше. Денис не был по натуре своей кровожаден. Сочувствовал и материально помогал детям трубопроводов и не понимал того, что творит Ночной Хоккеист. Он не мог этого постичь, как и абсолютное большинство граждан Обнуляндии. Абсурд абсурдом, но надо «рулевым», незаконным путём пришедшим к власти, хоть какую-то совесть иметь… Но чего у них не было, того не было.

А пока сейчас Дениска спал, почти блаженно раскинув руки в стороны. Ему уже нечего было желать. Организация личной семейной жизни и большие деньги его не интересовали, славы ему хватало… Но начинало сбываться самое главное. На его немалом приусадебном участке в кратчайшие сроки скоро будет построена большая каменная мастерская, литейный цех из футеровочного кирпича и возведено всё, что остро необходимо для такой вот не очень лёгкой и серьёзной работы.

Правда, сейчас ему, как и обычно, снились кошмары. Сначала министр культуры областного центра, Курдюмина, задрав выше головы подол своего платья, пыталась сесть своим лохматым «инструментом» прямо на его не такой уж и большой нос. Но он умудрился спастись бегством, спрятавшись в собачью конуру.

Переждав время, когда министр культуры исчезнет в пространстве, он на четвереньках выполз наружу из собачьей будки, которую давным-давно покинул крепкий и задиристый пёс Вулкан. Он обежал прочь от опасного места вместе с цепью. Ведь с тех пор, как на участке появилась зловещая статуя Светильник Джека, кроме полыни, на двадцати сотках ничего не произрастало, птицы улетали прочь, а нормальные люди проходили мимо Денискиного дома, осторожно, на цыпочках. При этом крестились даже ярые атеисты. Что уж там говорить, ведь даже дождевые черви в панике уползли отсюда в далёкие края, наверное, на юг.

Обидно очень, но вот пока не все понимали прелестей и радостей самобытной и неповторимой заокеанской культуры. Попробуйте посадить мексиканский кактус среди здешних цветущих помидоров. Ничего не получится. Он в знак протеста сбросит свои колючки и демонстративно зароется в благодатную землю, даже удобренную навозом. Но вот замечательный праздник Хэллоуин, всё-таки, прижился и пришёлся по вкусу подавляющему большинству усердно зомбированной части большой страны.

Так вот, далее Дениске приснилось, что его творение, чугунный Светильник Джека на двух ногах, идёт на него по полынному пространству, высоко подняв над своей светящейся красной головой огромный топор. «За что ты на меня обиделся, Женя?» – обливаясь обильным потом, прошептал Друков и проснулся.

Денис Харитонович открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света люстры. Он в некотором смятении обратил внимание на то, что раздет догола. Кто же такой заботливый? Не чугунный же Джек его раздел. Нет, не он. Перед ним стояла тоже обнажённая и улыбающаяся совсем молодая женщина, поселковая красавица Раиса. Нет, не брюнетка. Наоборот, блондинка, причём не крашенная. Натуральная. Синеглазая, с аккуратными чертами лица.

Её аккуратный половой орган был тщательно выбрит и, как бы, тоже улыбался, находясь напротив усталых, но проницательных глаз Дениски. Скульптор и поэт, тяжело вздохнув, сунул в её не очень широко распахнутую вагину указательный палец, почему-то понюхал его и отрешённым голосом пробормотал:

– Но ведь, Рая, ночь на дворе.

– А я хочу быть везде, всегда и всюду с тобой, Денис Харитонович, – она присела на край дивана и начала катать левой рукой его волосатые «шары». – Я хочу быть всегда с тобой. Ты можешь это понять?

– Почему, Рая, ты этого так остро желаешь?

– Потому, что ты – особенный человек, ты – гений. А ещё – большая лапочка.

– А что мне прикажешь делать, если вдруг очень многие женщины этого пожелают?

– Нормально. Я ведь всегда терпеливо жду, а потом возвращаюсь к тебе. В крайнем случае, я буду их… мочить. Но не думаю, что дело до таких действий дойдёт. Я щедрая и готова делиться своей радостью со всеми.

– Но не всё так просто, – прошептал Друков. – На меня открыл охоту Ночной Хоккеист. По каким-то странным причинам он намеревается меня ликвидировать.

– Ах, ты глупенький мой! – заворковала Раиса. – Фантазёр и дурашка! Да если бы наш уважаемый Ночной Хоккеист захотел бы тебя убить, то он сделал бы это в течение пяти минут. У него в таких делах проблем не имеется.

Висящий на стене портрет, на котором был изображён Ночной Хоккеист, зашевелился и кроме этого, задёргав тонкими губами и завертев косыми глазами, расположенными, как два ствольных отверстия снайперской винтовки наставительно сказал:

– Слушай, Друков, Раису. Она дело говорит. При слишком остром желании я уничтожил бы тебя ещё… вчера.

– Какого же тогда тебе чёрта от меня надо?! – возмутился Дениска. – Чего ты мне всякие козни строишь? Хочешь забрать у меня значок Лауреата Государственной премии, так забирай! На кой он мне ляд?

Но портрет больше не шевелился и не издавал никаких звуков, даже самых простых, непонятных и неприличных. В общем, никак не реагировал на слова Друкова.

– С кем ты так яростно разговариваешь, Дениска? – задала, вполне, правомерный вопрос Раиса. – Кроме нас здесь ведь никого нет.

– Я с тобой, Рая, беседую, – смутился скульптор. – Мне вот интересно, какого чёрта Ночному Хоккеисту от меня надо. Ведь я, вполне, благонадёжный гражданин, ни в каких подпольных клубах и организациях не состою, хотя мог бы…

– Он просто хочет тебя немного попугать. Ты, наверное, Денис Харитонович, плохо освоил теорию научного Ночного Хоккеизма и на практике не опираешься на неё.

– На что там опираться? На многих тысячах страницах этой огромной книги нарисован только кукиш и мужской половой орган. Больше ничего, представь себе!

– Но ты же скульптор и художник, Друков. Ты должен понимать, что иное изображение бывает красноречивей и понятней любых слов.

После этих справедливых слов прекрасной женщины Друков задумался. Чего-то он, явно, не понимал.

Мимо по стенке проползал таракан. Расправив передними лапами усы, он прорычал:

– Скоро тебе твоя жизнь малиной не покажется! Я тебе гарантирую, Друков!

Тяжело вздохнув, Денис Харитонович подумал, что хорошо бы куда-нибудь эмигрировать. Но куда? Этот хлыщ его везде достанет. Остаётся только терпеливо ждать, когда сбудутся предсказания полного дебила, абсолютного дурака Мини, то есть борца за права, свободу и лучшую жизнь многонационального народа Михаила Терентьевича Куровальсова. Между столицей с её окрестностями и основной огромной территорией Блефии образуется широкий морской пролив, и всех олигархов, бандитов, компрадоров и прислужников их, чиновников и лакеев накажет Господь.

Что уж там кривить душой, Раиса нравилась Друкову. Он, скорей всего, давно уже непременно женился бы на этой прекрасной девушке, если бы его жизнь ни была отдана целиком и полностью творчеству во имя… А вот «во имя чего», Дениска не знал. Его чугунные бесы, вампиры, гномы, гоблины, чупакабры и короткие нерифмованные стихи пользовались популярностью, но не везде и не всегда.

Денис Харитонович решил, что сейчас во всём доме должен обязательно гореть свет. Ему почему-то сейчас захотелось видеть Раису обнажённой и страстной. Опять он, как следует, не выспится нынешней ночью. Да и ладно! Когда-нибудь и где-нибудь он найдёт укромный уголок, в котором его никто не найдёт, и погрузится в сон… по полной программе. А потом опять за работу. Сначала эскизы, потом воплощение скульптуры в гипсе, затем изготовление формы для заливки…

Он задумал оригинальную групповую скульптуры. Очень простой, но яркий сюжет. Короче говоря, русалка стоит на коленях и держит во рту огромный фаллос водяного. Но тот, конечно же, будет изображён, то есть воплощён в чугуне в полный рост, а в правой руке у него – знамя. Какое и зачем, пока ему, Дениске, не совсем понятно. Но это символ. Наверное, не простой, а символ времени, не очень обычного, но довольно интересного.

Дениска поставил Раису на четвереньки. Нежно похлопал её по ягодицам, помял руками её уже довольно влажные половые губы, клитор, достал свой пенис и аккуратно ввёл его в неглубокое и неширокое влагалище. Привычным и отработанным движением Раиса Аркадьевна ещё выше приподняла свой зад, предвкушая если не великое, то, всё равно, блаженство.

А ведь у неё имелась, кроме всего прочего, и основная веская причина появиться в постели у Дениски, именно, этой ночью. Она – воспитатель поселкового детского сада номер два и пришла напомнить великому скульптору, что завтра у них, в дошкольном учреждении, прямо перед главным входом в здании, состоится торжественное открытие его скульптуры… На радость подрастающему поколению, обслуживающему персоналу детского сада и родителям.

В посёлке городского типа Хэллоуин само собой организовалось большое количество всякого рода и вида праздников. «День рождения Кощея Бессмертного», «Общение с ведьмами», «Танцы колдунов», «Фестиваль козла Леонардо», «Хоровое пение юных бесов», «Шествие безголовых», «Спартакиада вампиров»… Всего и не перечислишь. Этот посёлок незаметно и довольно быстро превратился или преобразовался во всемирный центр чествования и почитания нечисти. Получается, что они обогнали в этом плане самые демократичные и либеральные зарубежные страны. Обставили. Знай наших!

На открытии величавой чугунной статуи Негодяя, автором которой, конечно же, был Денис Харитонович, народу собралось немало. На скульпторе Друкове удачно сидел чёрный костюм, да и белая рубашка с галстуком. На торжественном открытии присутствовали очень важные чиновники местного и областного значения. Но торжественное слово и право сбросить с огромной статуи покрывало было предоставлено важному господину из столицы Труба, ясное дело, что не простому.

Дениска от души радовался тому, что на лицах детей, воспитателей, родителей, представителей общественности и политических партий красовались соответствующие маски – людоедов, мертвецов, разбойников, гоблинов, злых карликов, жестоких великанов… Праздник Негодяя должен был пройти на высоком уровне.

Сюда по распоряжению начальства района впустили и детей трубопроводов, самых нищих и бесправных людей страны. Может быть, короткое приобщение их культуре заменит им и завтрак, и обед, и ужин. Важно, конечно, хоть когда-нибудь поесть, но самое главное – приобщение к прекрасному.

Рядом с Дениской стояла Раиса. Её милое и доброе лицо закрывала маска птицы с огромным крючковатым клювом.

Перед тем, как должен был выступить ответственный господин или товарищ из столицы, слово дали автору чугунного монумента, изображающего Негодяя, Денису Харитоновичу Друкову. Он вышел к микрофону, перед покрытой серой плотной тканью статуей, и с некоторым волнением сказал: