Текст книги "Дети трубопроводов. Юмористический роман абсурда"

Автор книги: Александр Лекомцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

«Верую, ибо абсурдно!»

Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан,

христианский писатель и теолог

Долгий путь домой

Относительно молодого, сорокалетнего, довольно процветающего скульптора-самоучку Дениса Харитоновича Друкова уже несколько лет подряд мучили и терзали ночные кошмары. Понятно, что о себе давала знать постоянная работа, потому в голове и творилось чёрти что. Но как же не работать, если его старания дают определённый доход, ибо многие желают остаться запечатлёнными на века или долгие годы в камне, бронзе, чугуне, в крайнем случае, в гипсе. Когда имеются деньги, то скромность ни к чему. Она – рудимент или даже атавизм, от которого следует освободиться навсегда, то есть до гробовой доски.

Но в течение последних двух-трёх недель во сне, по ночам, он чётко и ясно видел себя гражданином страны полного абсурда, которую называли Обнуляндия. На протяжении тысячелетней истории страны очень часто, как бы, уважаемыми господами и дамами отрицались те положительные исторические вехи и моменты, которые народ считал достижениями. Постоянные обнуления подавляющую массу людей не радовали потому, что доводили их и без того жалкое существование до жуткого состояния.

Что касается того самого «простого» народа, который там был доведён не до бедности, а в основном до абсолютной нищеты, то его олигархи, воры, компрадоры, депутаты и многочисленные чиновники ласково, одновременно, с любовью, но, может быть, и презрительно называли – «дети трубопроводов». Шла активная интервенция, оккупация и разграбление страны, в основном, барыгами и жульём, проживающими в столице Труба,

Почти любой здравомыслящий человек понимал, что обманутых, ограбленных, нищих, бедных, обездоленных людей следует назвать не детьми, а жертвами трубопроводов. Более чёткого и точного определения дать невозможно. Но и «дети» звучало цинично и пошло, издевательски.

Абсолютное беззаконие здесь было возведено в закон и всё, что принадлежало народу и государству ранее, вдруг стало частной собственностью. Каким образом и почему это произошло, дети трубопроводов не понимали. Но они и не роптали на жизнь. Ведь их многочисленные центральные телевизионные каналы ежечасно и ежеминутно убеждали в том, что так и должно быть, что скотское состояние ограбленных людей – это абсолютная норма. Безраздельно царствовал полный абсурд, объявленный объективной и даже необходимой реальностью. Благодетелями, как раз были объявлены те, кто присвоил всё, что есть на земле и под землёй. На протяжении долгой истории народу Обнуляндии приходилось не сладко. Но такого, что происходило в стране сейчас, никогда, ни в какие века, не наблюдалось. А теперь вот, пожалуйста…

Путешествия по ней в своих тяжёлых и страшных снах Друков видел великое множество трубопроводов. По ним за границу новые хозяева по сходной цене продавали всё, что ещё осталось в несчастной стране. По специальным усовершенствованным трубопроводом за кордон шли не только газ и нефть, но и вода, лес, руда, уголь, рыба… Технология дешёвой распродажи того, что издавна, исторически принадлежало, как раз, нищим и обездоленным детям трубопроводов, находилось на высоком уровне, и этим узурпаторы гордились.

Но Денис Харитонович воспринимал такие сны, как должное, если бы в них постоянно за Друковым ни гонялись какие-то черти, мертвецы, огромные птицы и звери, если бы его не варили живьём в котлах, не отрывали ему руки и ноги, то всё можно было преодолеть или протерпеть. Его волновали постоянные ночные кошмары, а не повальная бедность и нищета обманутых, «лишних» людей Обнуляндии. Ещё свою страну её жители ласково называли – Блефия. Как бы, «сказка». Так вот, по причине естественных волнений и переживаний Друков постоянно просыпался очень рано, если не глубокой ночью, то под самое утро.

Разве одни только пёстрые петухи встречают начало нового дня за час или даже более до рассвета? Нет. Не только они, но ещё и таксисты, ночные алкоголики, грабители, мелкие жулики, наркоманы, проститутки, гастробайтеры, столичные гости и некоторые другие личности… В этой массе по причине своих жутких, несуразных и абсурдных снов находился ещё Друков. Когда он просыпался среди ночи, то уснуть уже не мог. Но нет худа без добра. Зато имелось немало времени для того, чтобы прийти в себя от ночных ужастиков и приступить к привычной работе.

Размышляя о бренности жизни и некоторых её сложностях, да и некоторой несправедливости, он выходил на улицу, выносил в двух больших полиэтиленовых пакетах накопившийся за день мусор в специальные контейнеры, стоящие не так далеко от его высотного дома. Мусоропровода в его многоэтажном здании не имелось.

А что потом? Но тут ясно. Как обычно, Друков наспех завтракал и продолжал заниматься своей постоянной работой, как говорится, ваянием. Сначала этюды, потом малые формы, затем отливка их в гипсе… Тут дел до чёртовой матери. Но шкурка, как говорится, стоила выделки.

Ведь сейчас скульптору даже средней руки можно при некотором старании жить в столице довольно не так уж и плохо. Заказов море от тех господ и дам, которым некуда девать деньги. Что уж тут поделать, если определённая часть населения вдруг стала преуспевать, а подавляющая – стремительно беднеть, превращаясь в нищих и бездомных. Правда, пока не в такой степени, как в Обнуляндии. Но, наверное, всё так и должно быть, вероятно, всё это справедливо… Кто умеет, тот и процветает. Ничего страшного, что за счёт других. Это мелочи жизни.

Но вот в кошмарных снах его, в стране Обнуляндия, творилась жестокая несправедливость. Нищих в ней было десятки миллионов, просто бедных – и того больше. Особенно много их развелось за чертой столичного города Труба. Чем дальше летишь, едешь или шагаешь на восток, тем всё больше и больше голи перекатной, выходцев из народа.

Сам Дьявол не успел глазом моргнуть, как в Обнуляндии произошло резкое и чёткое разделение на «простых» и «сложных», объявивших себя владельцами всего того, что раньше принадлежало народу или, в крайнем случае, государству. Медицина, образование и многое друге там не так и давно было бесплатным, жильём людей обеспечивало государство, исключалась безработица, нормально оплачивался труд, не бедствовали пенсионеры, и даже в страшных мыслях люди не могли представить, что кто-то умелый и продуманный не просто их обворует, но и заставит уходить на заслуженный отдых позже на пять лет, называя его пошло и мерзко: «период доживания».

Но люди хотели, какой-то, особенной свободы, великого роста личного благосостояния. Хотели – и получили абсолютное процветание для… отдельно взятых граждан. Всё случилось ровно так, как с пушкинской старухой из нетленного и мудрого произведения «Сказка о рыбаке и рыбке». Подавляющее большинство осталась у разбитого корыта.

Сны, разумеется, в большой степени – одна из зон абсурда. Так, по крайней мере, принято считать. Но народу, основным обманутым нищим массам Обнуляндии, всё-таки, Друков сочувствовал. Существующее положение дел в той стране даже с натяжкой и капитализмом никак нельзя было назвать. Скорее, эта одна из зловещих разновидностей активно процветающего разбоя под руководством и т. д. Ночного Хоккеиста смахивала на разграбление колониальных земель и жителей огромной страны.

Одним словом, пришло бесовское время правительству Обнуляндии материально и морально заботиться о тех, кто успешно возводил дворцы, замки и терема на человеческих костях и не только здесь, в отдельно взятой стране, но и за рубежом. В то время, когда банки практически уничтожали нормальных людей непомерными налогами и грабительскими ссудами, а правительство налогами, олигархи, воры, бандиты, чиновники работали на укрепление экономики чужих стран. Жестокий и мерзкий абсурд они превратили в явь, если токовой можно было считать мерзкие сны скульптора Друкова.

Но такой вот расклад если и волновал Друкова, то лишь в такой степени, что виденное им в сновидениях было, всего лишь, сном, блефом и, в целом, явным абсурдом. А всё не реальное не может быть веской причиной для слишком уж глубоких переживаний.

Кроме того, Дениса Харитоновича можно было считать счастливчиком, ведь он жил и творил в справедливой, процветающей реальной России, и не такие уж малые деньги зарабатывал честно и активно. Заказов хватало. Всё ведь под небом – в самых разных статуях… В основном, это тучные фигуры на лошадях и на другом транспорте, в разных позах, причём не только на кладбищах, но и во многих других культурных местах и обширных частных подворьях.

Предостаточно имелось в России и таких господ и дам, которые решили себя прославить и при жизни, к примеру, воплотиться в чугунном двойнике, непременно, «от имени народа». Да, того самого народа, который они явны пытались превратить в строительный материал для проведения дальнейших замысловатых экспериментов.

А приснился ему и нынешней, но уже минувшей ночью, как обычно, жуткий, кошмарный сон… Всё, конечно, такое идёт от переутомления. Опять он оказался в этой жуткой Обнуляндии. Он понимал, что тому, кто мыслит образно и, вместе с тем, абстрактно, совсем не сложно погрязнуть в бескрайнем болоте абсурда, который во всех областях культуры и даже науки борзые господа и дамы той страны окрестили постмодернизмом. Ведь звучит странновато и весьма преждевременно такое определение, поскольку ещё и модернизма-то, как такового, в Обнуляндии не наблюдалось. Правда, жалкие потуги и попытки имели место… быть.

Но всякие дешёвые бездарные и невнятные поделки в кино, на сценах театров, в музыке, в живописи, литературе и т.д. не в счёт. Это обычный разгул (или самовыражение) тех творцов, которым следовало бы заниматься погрузочно-разгрузочными работами на тамошних овощных базах, а не превращаться в преждевременный, но пожизненный памятник беспредельной глупости и явного невежества. А ведь ещё и премии застенчиво получали друг от друга. Денис Харитонович чётко осознавал, что здесь уже не постмодернизмом назойливо и усиленно пахло, а воняло своеобразным… постпатриотизмом. Он там был в большой моде, особенно у олигархов и магнатов отечественной… кройки и шитья.

Страна из его кошмарных и диких сновидений стояла на голове, по системе йогов, только в слове «йог» в данном случае «г» уместно было бы заменить на «б». В какой-то степени это и являлось бы характеристикой деятельности не «простых», а «сложных» людей, прикипевших своими грязными лапищами к «рулю», жадных до власти и до изысканного разбоя и грабежа. «Своим детишкам – на молочишко». Сними шкуры с миллионов «лишних» людей и… барствуй!

Ведь имел же право Друков, хотя бы мысленно, протестовать против того, что в абсурдном мире его снов существует, в угоду, чёрт знает кому и не понятно зачем, самая настоящая страна господ и рабов. А людей, которых можно было использовать в качестве вещей, было во многие сотни раз больше, чем тех, кто превратил их, по сути, в безропотных и безвольных животных.

Но даже там, в абсурдном кошмаре он оставался художником или, по крайней мере, старался быть таков и во сне.

Разумеется, Денису не чуждо было новаторство в искусстве. Он, конечно же, считался, в какой-то степени, и авангардистом. Но в пределах разумного, не до такого края, чтобы прибывать мошонку своего полового органа к мостовой или малевать на холсте какой-нибудь зеленый параллелепипед. Зачем? Да только для того, чтобы отличиться и порадовать недоумков, которые обязательно назовут это безобразие верхом совершенства, ярким самовыражением творческой личности. К тому же, и социальный протест присутствует. Вот его-то тут, как раз, и нет. Налицо изощрённое хулиганство – и не больше. Если таланта бог не дал, то корчить из себя гения не стоит… Не прилично.

Может быть, Денис Харитонович и впал бы в такой маразм для интереса или личной популярности и в реальной жизни, если бы не одно «но». Он очень опасался в творческом порыве и, в целом, процессе, что называется, выпасть из истинного земного бытия, нет, не в осадок. Скульптор, довольно смело и продуктивно работающий на заказ, боялся, что однажды, не желая того, окажется в мире абсурда и ошибочно посчитает его за реальность. Таких случаев множество и не только в сфере культуры, но и во всех областях человеческой жизнедеятельности и не только в отдельно взятой стране.

А приснилась ему, и на сей раз, страшная нелепица, которой в реальной жизни просто не может быть, а если и бывает, то, конечно же, не у нас, а там… за Океаном или в странах Западной Европы. У нас же всё – тип-топ.

Привиделось ему, что он присутствует на открытии бронзовой статуи в самом центре огромного столичного города Труба маленького, но авторитетного карлика. Происходило это, почему-то, в ночное время при полном отсутствии народа. Только вот нищие, которых уже давно никто за людей не считает. Они сидели, на чём придётся, расположившись длинными рядами, и руки тянут к памятнику, накрытому огромной чёрной брезентовой тканью. Никто не знает, что находится там, под этим покрывалом. Никто, кроме Друкова. Ему всё известно. Он ведь – ваятель, скульптор!

А там, под покрывалом, находился двадцатикратно увеличенный маленький, но бронзовый человечек, сидящий в кресле. Таким Друков, как бы, изобразил этого, по каким-то странным причинам, уважаемого господина. Нет сомнения, что здесь его жизненный путь будут бережно и кропотливо изучать и пропагандировать историки всего мира… Должно же подрастающее поколение знать о том замечательном и неповторимом, чего на самом деле и не было. А всё то, что на самом деле творилось, покроется густым мраком. Не только ведь скульпторы, историки тоже кушать хотят, даже в абсурдной стране Обнуляндия или Блефия, тем более, в столице Труба.

Ясно, что процветали там и будут процветать ненасытные и разбойные личности. А что касалось нищих, так те… Пусть их почти подавляющее большинство, но они не в счёт и так обойдутся. Пусть их многие миллионы и плодят они себе подобных, но их, как бы, и в Обнуляндии нет, не существует. Если что и есть такое, негативное, то, опять же, не в Блефии, а там… за Большим Океаном или в их Западной Европе.

Во время сна такой жуткий страх напал на Дениса Друкова, что он срочно пожелал проснуться… от греха подальше, но не мог. Все усилия открыть глаза и выйти из сна были напрасными. Что ж, ничего не поделаешь. Пришлось ему без присутствия ответственных господ и дам, духового оркестра самому под контролем сидящих нищих открывать пока не новый специальный мемориальный центр, а пока только памятник. Лиха беда – начало.

Подошёл к памятнику, осмотрелся по сторонам и решительно дёрнул за верёвку и довольно удачно. Плотная брезентовая ткань упала к подножью монумента. То, что предстало его глазам, повергло его если не в шок, то в ужас. Он ведь этого не создавал. Разве только в мыслях… Перед ним не карлик, многократно увеличенный, а мужик в условно спортивном одеянии, в полный рост, с хоккейной клюшкой в мощных руках, но то же бронзовый. Причём, ведь живой, шевелился и громовым голосом, довольно дружелюбно, говорил скульптору:

– Ты что, не узнал меня, Дениска? Я самый главный ночной хоккеист великой страны.

– Нет, простите, – пролепетал скульптор, – я вас не узнал. Я ведь, честно сказать, создавал образ совсем другого господина и не с такой квадратной головой, как у вас. Я ещё пока не совсем постмодернист, а только фрагментами.

– Меня создала историческая ситуация! А ты, Друков, теперь лауреат самой главной премии страны… Так, на всякий случай.

– Но я ведь не участвовал…

Сойдя с пьедестала, Ночной Хоккеист достал из бронзового кармана своей несуразной металлической одежды значок лауреата и ловко пристегнул его к лацкану пиджака скульптора. Высокая оценка творчества Друкова, естественно, от имени народа. Бронзовый Ночной Хоккеист знал, что делал.

Разволновавшись, как и положено в таких ответственных случаях, Денис Харитонович стал искать глазами микрофон, чтобы поблагодарить Ночного Хоккеиста за высокую оценку его творчества. Собрался расстроиться, ибо нигде его не обнаружил. Но напрасно. Из-под земли, подобно большому и невиданному цветку, выросла трибуна с монтированным в ее верхнюю часть микрофоном.

– Позвольте, Денис Харитонович, сначала я скажу несколько слов, – бронзовый Ночной Хоккеист согнулся перед трибуной в три погибели. – Я буду краток.

Но краткой речи у него не получилось. Растянул Ночной Хоккеист свой витиеватый и сумбурный монолог на несколько часов. Полагал, что отдаёт дань мудрости, но не получилось… Слабая и дешёвая софистика. Почти сразу после того, как он начал нести ахинею, то мигом появилась охрана, оцепление, телевизионщики с видеокамерами и… народ. Это были прилизанные люди: старики, женщины и дети с разноцветными флажками в руках.

Разумеется, эти люди в корне отличались от тех, кто прозябал в нищете или едва сводил концы с концами, даже имея работу и находясь на заслуженном пенсионном отдыхе. Тут собрался народ, который, в общем-то, не бедствовали, проверенные люди, не то, что бы свои, но слегка прикормленные. Имелись в Обнуляндии и таковые, особенно, в столице Труба. Не без этого. Такие люди про Ночного Хоккеиста будут и красивые песни петь, и книжки добрые и увлекательные писать. А если что не склеится в его биографии, так и домыслить можно.

В конце концов, Ночной Хоккеист дал возможность сказать несколько слов благодарности скульптору Друкову. Денис тут, конечно же, хоть и не очень длинно, но постарался. Очень пламенно говорил, что каждый истинный патриот должен, категорич6ески обязан любить Блефию и числиться истинным дитём трубопроводов. А народ у нас терпеливый, не каждого ещё и годом заморишь. Иные древесиной готовы питаться и жить в землянке, лишь бы им, «сложным» людям замечательно жилось и накопления их в зарубежных банках всё росли и росли. Разве это не великое счастье, порадоваться за сытость и процветание палачей? В общем, спасибо за высокую оценку творчества его, Друкова,

– Не совсем то, что надо, ты тут, ваятель, лепетал, – сказал Хоккеист. – Всё перепутал. Забыл, скотина, что у нас все равны? Завтра любой нищий, если пожелает, может купить мощную нефтяную, газовую или ещё какую-нибудь трубу и стремительно стать миллиардером. Но ведь ленивые! Не хотят.

– Наверное, потому, что ленивые и водку пьют, – развёл руки в стороны Друков. – Но, почему-то, чем больше строится в Обнуляндии трубопроводов, тем заметней увеличивается число голодных и неимущих. Они ведь не дети, а жертвы трубопроводов.

– Пошёл вон, лауреат сраный! Больше на глаза мне не попадайся! Раздавлю или хоккейной клюшкой прихлопну!

Хоть и понимал Денис Харитонович, что это, всего лишь, сон, но судьбу испытывать не стал. Друков спешно смешался с организованной и радостной толпой, которая безумно славила Ночного Хоккеиста. Но проснуться скульптор никак не мог, хоть и яростно пытался это сделать. Ничего не получалось.

Он видел, как бронзовый Ночной Хоккеист раздавал нищим в цветных пакетиках гречневую крупу, при этом постоянно повторял: «Спасибо вам, славные дети трубопроводов! Всё, что могу! Всё, что могу!».

Разумеется, что гречки на всех не хватило. Но никто из нищих роптать и возмущаться не стал. Ночной Хоккеист знает, что делает. Да ведь он не только шайбу в сумерках гоняет в компании больших чиновников, олигархов и компрадоров, ещё ведь и вольной борьбой занимается, собак породистых в своих дворцах разводит, на рыбалку ходит… Вот сейчас летит с очень большим и уважаемым генералом за десятки тысяч километров по грибы. Может, ещё и ягодку пособирают.

Его личный самолёт уже на стрёме, и авиационный полк сопровождения истребителей сверхзвуковых наготове. Мало ли что. Ведь какие-нибудь хулиганы могут его комфортабельный лайнер из рогаток обстрелять. По-разному бывает.

– Я ещё из бумаги кораблики и самолётики делать умею, – изобразил на своём бронзовом лице Ночной Хоккеист, – на пианино играю… одним пальцем. Но главное моё хобби – поддерживать материально и морально представителей крупного бизнеса. Без них нам не обойтись. А вот олигархов у нас нет! Да здравствует Обнуляндия и все дети трубопроводов!

Тут уже и столичная нищета возликовала и «ура» закричала в один голос. Из сотен пушек в небо были произведены салюты, вся небо вмиг сделалось разноцветным. Конечно же, всё это увидели нищие самых дальних регионов Обнуляндии. Им-то, понятное дело, пакетики со спасительной крупой раздавать никто не будет.

По всем телевизионным каналам в это же самое время самый главный министр страны дружелюбно и заботливо сказал: «Гречки нет, но вы держитесь!». Всё ведь чётко продумано. У нестоличной нищеты совсем ничего нет, но вот телевизоры имеются. Надо видеть, слушать и… верить в добрые помыслы тех, кто и понятия не имеет, что это такое и с чем его едят.

Но, наконец-то, свершилось самое главное, самое основное… Друков проснулся в своей кровати и облегчённо вздохнул. Он в России и у себя дома, он в краю, где человек человеку – брат, правда, ещё и кум, и сват. Но какая разница. Кто, как может, так и живёт.

Всё нормально. Встал, включил свет. Вроде, вернулся в реальность. Но только его очень удивило, что спал он в кровати и под тёплым одеялом не только в костюме, но и в туфлях. А на лацкане его пиджака красовался значок лауреата Государственной премии страны Обнуляндия. Но это же полный абсурд! Такого быть не может.

Он потрогал пальцами значок. Да. Это именно он. На его чёрном фоне красуется хоккейная клюшка.

На какой-то момент ему показалось, что он находится в чужой незнакомой квартире. Денис решил проверить своё предположение. Не пошёл, а побежал в ту сторону, где должна была находиться дверь в его просторную мастерскую, состоящую из четырёх больших смежных комнат. Но ничего этого не наблюдалось… Чувство непомерного ужаса всецело охватило его.

Наверное, он пока ещё не проснулся. Решил проверить, начал судорожно биться головой об угол старого массивного шкафа. Почувствовал ощутимую боль и увидел, как его кровь обильно капает на паркет. Ничего нет. Здесь, всего лишь, двухкомнатная квартира. Но как и куда исчезла его мастерская? Впрочем, чёрт с ней, будет новая! Дело наживное. Но ведь там, в мастерской, находились эскизы, в гипсовом исполнении его работы, более пятидесяти…

Денис Харитонович сел на пол, истошно завопил. Он не понимал, что его больше ввергло в жуткое уныние: или чувство безысходности и ощущения абсолютного абсурда. Тут же Друков начал забывать, кто он и откуда, тупо осматривал невзрачную мебель незнакомой квартиры. Одно он понимал, что проснулся он по-настоящему, натурально. Но только вот… где?

В комнату вошла высокорослая женщина с довольно симпатичным белым лицом и с такими же глазами без зрачков, на ней был полупрозрачный синий пеньюар.

– Чего разорался? – лаконично спросила она. – Мало того, что всю ночь куда-то ходил, шарахался туда и сюда, да ещё тут мне концерты устраиваешь.

– Кто ты, женщина? Кто я? Впрочем, кто я, мне известно. Я, наверное, матрос! А ты постирала мне тельняшку?

– Ты со своими скульптурными делами совсем из ума выжил. Запомни! Ты – Денис Харитонович Друков! Тебе сорок лет. Познакомились мы с тобой вчера у трубопровода, который перекачивает за границу чернозём. Ты у меня в гостях, Дениска? Вспомнил?

– Где я живу?

– Чёрт тебя знает! В каком-то захолустными посёлке… за дальними трубами. Вроде, в частном доме. Там и лепишь свои… пакостные фигуры.

– Полегче, женщина! Я – гений. Я ещё, кроме этого, пишу стихи в стиле японского танку и хокку. Мне, почему-то, кажется, что я сейчас проснулся совсем не в России. Есть такая замечательная страна. Она самая лучшая в мире.

– Бредишь, Денис Харитонович! Нет такой страны, и никто у нас о ней никогда не слышал. Я сразу поняла, что ты – сумасшедший.

– Почему ты так решила?

– Да потому, что бормочешь постоянно: «Это сон! Это сон!». А ты ведь всегда жил и живёшь в стране Обнуляндия.

– Но это же полный абсурд!

Она села на старое пошарканное кресло и внимательно посмотрела на Друкова. Что за дурак ей встретился вчера возле «чернозёмной трубы»? Почему она притащила его в свою квартиру? Наверное, потому, что он чем-то похож на её третьего покойного мужа. Пожалела бедолагу. Да и, кроме того, он со значком Лауреата, значит, всяко и разно, встречался с Ночным Хоккеистом, величайшим из самых великих существ и явлений всех времён и народов.

Женщина с белым лицом и такими же глазами терпеливо объяснила Денису, где он находится. На окраине столицы Труба. Его, почему-то, принесли сюда на носилках нищие. При этом они пели весёлые песни и кричали «ура». Почему? Ах, да! Она вспомнила. Ведь вчера же был всеобщий народный праздник – День гречневой каши. Ночной Хоккеист по этой причине и встречался со своим народом, точнее, с детьми трубопроводов.

– Ты, наверное, даже не помнишь моего имени, Друков? – задала она вопрос. – Помнишь или нет?

– Не помню, – честно признался скульптор, – и, вообще, я ничего не помню. У меня, видимо, жуткая амнезия.

– Запомни, блаженный! Меня звать Батыга. Если коротко, то Бота.

– Чертовщина какая-то! Ну, если уж ты меня пригласила к себе женщина без зрачков и нормальных глаз, давай уж приляжем! Займёмся сексом, что ли. Снимай с себя эту прозрачную и рваную одежонку!

– Я своими белыми глазами вижу гораздо больше, чем ты, душевно больной человек.

Но дальше спорить с ним Батыга не стала. Разделась и легла на широкий и видавший виды диван. Он поступил точно так же, разделся догола. Может быть, здоровый секс, в конце концов, поможет ему хоть что-то вспомнить.

Ему нравилось то, что Батыга его не стеснялась, и Денис тоже не испытывал смущения. В нём вспыхнуло ярким огнём желание обладать ей. Но больше всего он думал сейчас о том, как найти дорогу домой из этого неухоженного логова в свою уютную квартиру и мастерскую в центре Москвы. Он не сомневался, что находится в России, а не в какой-то там Обнуляндии или Блефии, дикой стране абсурда из его же собственных жутких снов. Поэтому он немного успокоился. Ну, подзабыл кое-что. С кем не бывает. Дела житейские. Просто надо будет потом немного поменьше работать, и память вернётся.

Привычным движением руки Друков начал искать между ног Батыги то самое сокровенное «вместилище», в которое он незамедлительно собирался окунуться одной из частей своего тела. Но долгий поиск положительных результатов не дал. Ваятель не обнаружил никаких углублений и даже их подобия.

Обиженная Батыга вскочила на ноги и сурово сказала:

– Ты совершенно больной на голову, Друков! Ты даже не заметил, что я и говорю с тобой, не раскрывая рта.

– Да. Говоришь сквозь зубы… Обратил внимание.

– Дерьмовый ты скульптор! На моём теле не имеется того, что ты ищешь.

– Но почему?! – Друков тоже вскочил на ноги, держа левой рукой свой обмякший фаллос. – Почему этого у тебя нет?

– Потому, дурашка, – уже почти нежно и спокойно пояснила Батыга, – что я не человек, а гипсовая статуя. Ты же ведь скульптор, а не хрен с горы! Должен был сразу обратить на такие мои особенности… организма внимание.

Руки его затряслись. Ну, ничего себе! Он в гостях у статуи, причём, у той, которую создавал не он, а какой-то… бездарь. Друков начал судорожно одеваться, с большим трудом соображая, как это, в каком порядке следует делать. Денис Харитонович начал помаленьку осознавать, что он, возможно, на самом деле, попал в страну полного абсурда, проснулся совсем не там, где должен был это сделать.

Гипсовая женщина посочувствовала ему:

– Ты – странный мужчина, не от мира сего.

– Я из России, Батыга!

– К тому же ещё и сумасшедший. А я привела тебя в свою квартиру потому, что пожалела. Тебе очень холодно было, тебя трясло…

– Что же мне теперь делать?

– Если тебе не трудно, Денис, вынеси на улицу мусор. Там, за углом, стоят зелёные контейнеры, Ты их сразу увидишь.

– А что потом?

– Потом вернёшься, и будем вместе думать, как и чем тебя лечить.

– У вас здесь, в Обнуляндии, все люди, что ли гипсовые, и каменные, Батыга?

– Ты совсем рехнулся! Таких женщин, как я, единицы. Но имеются всякие. К примеру, ползающие, и даже летающие.

– Я попал в круг полного и жестокого абсурда, – он прошёл на кухню, взял два больших полиэтиленовых пакета с мусором. – Самоё страшное заключается в том, что этот круг никак не размыкается.

Надев на ноги туфли, постояв немного у двери, он вспомнил одно из последних своих трехстиший. Не просто вспомнил, но прочитал его вслух:

– Не удивляйся явленьям,

которых не можешь понять.

Мудрости маска пусть на лице расцветёт.

Батыга, покачав гипсовой головой, окончательно и бесповоротно решила, что перед ней сумасшедший. Если решил вынести мусор, то зачем нести околесицу и вздор?

– Пока ты ходишь, – пообещала ему Батыга, – я сварю тебе немного каши из гречневой крупы или даже суп из еловых опилок.

С нескрываемой грустью он глянул на свою случайную и странную подругу и вышел за дверь. Лифт не работал, но квартира Батыги находилась на третьем этаже.

Не успел он свернуть за угол, как увидел, что над восемнадцатиэтажным зданием склонилась огромная бронзовая фигура Ночного Хоккеиста. Как же он быстро и заметно подрос! Когда только успел. Но, может быть, он находится везде и всюду, причём, в разных видах и размерах. Ведь если Обнуляндия – страна абсурда, то в ней возможно всё.

– Я доберусь до тебя, Друков! – зарычал Ночной Хоккеист и с силой ударил своей клюшкой по крыше высотного дома. – Я оторву тебе голову, болтун и экстремист!

Поспешно и своевременно Денис Харитонович спрятался среди густых кустов акации. К счастью, бронзовый великан его не заметил, а дом на глазах начал рушиться, превращаясь в пыль. На землю с воплями падали люди и самые разные и невероятные существа. Вряд ли, кто-нибудь из них остался жив.

«Кто же мне теперь сварит суп из еловых опилок? – с грустью подумал Друков. – Жаль, что теперь некуда возвращаться». Конечно, Денис Харитонович немного обиделся на Ночного Хоккеиста. Ведь он лично вручил Друкову премию, но, почему-то, после её вручения почти сразу же возмутился. Ведь на площади, в микрофон, за трибуной Денис правильные слова сказал. А тут самый уважаемый господин в стране обозвал его экстремистом.

Невдалеке он увидел на огромной куче книг седую старуху в лохмотьях, с худым, морщинистым и жёлтым лицом. На коленях у неё лежала толстая раскрытая тетрадь, она, делая короткие перерывы, что-то в ней писала.

– Извините, бабушка, за беспокойство! – Друков слегка поклонился старухе. – Вы не подскажете, где здесь, просто говоря, помойка?

– Весь микрорайон со вчерашнего дня объявлен помойкой, – пояснила она, – и она с каждой минутой становится всё больше и больше. А там, где расположены старые трубопроводы, по которым уже нечего качать и переправлять за границу, огромные свалки. Прекрасная страна!