Текст книги "Дети трубопроводов. Юмористический роман абсурда"

Автор книги: Александр Лекомцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Да и разницы в заработных платах и разного вида доходов в двести-триста раз быть не должно, – заметил Вий. – В четыре-пять раз допустимо, но не больше. Следует строить социализм, но без всяких там партий и прочего сброда… Только через профсоюзы люди могут выражать своё мнение.

– О чём вы говорите, господа? – возразил Друков. – Во всех городах и посёлках правят ставленники олигархов, бандитов и грабителей из столичного города Труба.

Но тут в сосновую рощу вошёл Миня, то есть защитник гражданских прав детей трубопроводов и, в целом, всего народа страны Михаил Терентьевич Куровальсов. Стряхивая руками пыль с пиджака, он коротко рассказал о том, что будет происходить в самое ближайшее время. Отрылся, всё-таки, выбрался из могилы.

Между столицей Труба с её окрестностями и основной огромной территорией в силу природно-климатических катаклизмов образуется широкий морской пролив. Бандиты, олигархи и главные чиновники-кровососы будут территориально отделены не только от трубопроводов и сырьевой базы Обнулении, но и от основных вооруженных сил и мест расположения стратегических ракетно-ядерных точек и баз. Вмешательство иностранных «благодетелей» в процесс построения нормального человеческого общества в Обнулении дорого им обойдётся.

– Нам есть, господа и товарищи, чем ответить на происки международной буржуазии, – сурово, но с широкой улыбкой, сказал Куровальсов. – Они быстренько закончат войну, не успев её начать. Есть у нас такое оружие… Имеются у нас и настоящие, а не столичные генералы. У нас имеются такие военные начальники, которые готовы встать на защиту интересов детей трубопроводов и всего народа пока ещё не до конца не разграбленной страны. У меня всё это было на бумажке записано. Я изучил. А бумажку съел.

Друков собрался принести Мине (Куровальсову) свои искренние извинения за то, что лично убил и даже закопал его, но тот, махнув рукой, растворился в воздухе.

Конечно же, все эти добрые перемены произойдут не так скоро, как хотелось бы, но они верили, что истинный Господь (а не тот, придуманный разбойниками и палачами, и нелепый) не оставит в беде Обнуляндию. А пока надо спокойно жить, надеяться и верить.

Терпи, гордый и обманутый человек! Терпи и жди… Пока смирись даже с введением последней пенсионной реформы, разрушившей самые последние надежды даже на нечто, отдаленно напоминающее справедливость. Но наивные люди, попавшие в явное рабство, всё же, пока ещё верят… в справедливость. Вера поможет им попытаться пройти даже сквозь крепкие кирпичные стены, чтобы окончательно убедиться в том, что «добрые» традиции, начатые с конца минувшего века, получили глобальное развитие и успешно процветают. Но это обман, даже не изысканный, а наглый, вызывающий. Такова несчастная Обнуляндия, где реальность так тесно переплетена с абсурдом, что уже трудно понять, где правда, а где – ложь.

Писатель Вий был глубоко убеждён в том, что возведённый в ранг закона изощрённый садизм господ и дам, возомнивших себя государством, ни в коем случае нельзя назвать политикой. Это беспощадное истребление народа под нелепыми и… наглыми лозунгами является нарушением элементарных социальных, антропологических и экологических норм и правил, поскольку человек не самое последнее живое существо в земном мире. Он – ни в коем случае не может быть звеном «пищевой цепочки».

– Вон, за теми трубопроводами, Денис, – показал рукой в низину Геннадий

Феофанович, – наш с тобой посёлок. Только ты живёшь в добротном доме, а я – в землянке на берегу Мазутного озера.

– Перебирайся в мой дом. Я ведь уже давно тебе это предлагал, Геннадий Феофанович. Только уволь меня от ваших революций. Я уже итак окончательно испортил отношения с Ночным Хоккеистом. При первой же возможности…

– Странно это слышать от Лауреата Государственной премии и Кавалера Ордена Ночного Хоккеиста Третьей степени. Я, конечно, верю тебе, Денис, но только наполовину. Я пока никому не верю даже Куровальсову.

Здесь их пути разошлись. Вий направился в сторону Мазутного озера, а Друков в посёлок. Он скульптор и уж, как-нибудь, сумеет прокормить себя и даже тех, кто рядом с ним. Высшие Силы дали ему такую возможность. Но, конечно же, Денис сочувствовал детям трубопроводов. Страшная участь, жестокая доля.

Огромная толпа детей трубопроводов шла мимо Друкова. Голодные, в рваной одежде женщины, дети, старики, да и мужчины, не имеющие никакой работы. Но даже те, кто её и имел, временную или относительно постоянную на жалкие гроши, которые платили им новоявленные князья и бояре, не в состоянии был прокормить даже себя.

Они шли с севера с большими узлами, с рваными корзинами и чемоданами, где лежал их небогатый домашних скарб. Понятно, что их согнали с насиженного места, выгнали из землянок, новые хозяева этих просторов. Может быть, они бы так не поступили. Но, скорей всего, на месте табора нищих и бездомных была найдена нефть, газ или золотоносная руда.

Их просто выгнали с помощью полицейских и приставов и отправили бродить по свету, по огромной стране, которая уже давно не принадлежала ни детям трубопроводов, ни тем доверчивым людям, которые очень скоро станут таковыми. Обязательно станут, если ничего не изменится.

Перед самым посёлком давно уже было выстроено добротное двухэтажное здание. На самом входе в него висел яркий красный транспарант, на полотнище которого большими белыми печатными буквами было написано: «Ярмарка вакансий». Но народу рядом с этим зданием не наблюдалось. Люди опасались входить в красивое здание, и на то имелись веские причины. Тот человек, из бедного и нищего народа, который входил туда назад уже не возвращался.

Страшное место было своеобразным местом переброски так называемых лишних людей в нежилые места планеты Земля. Вошедший туда в надежде найти хоть какую-то работу мгновенно оказывался или среди льдов на Северном Полюсе, или в центре какой-нибудь огромной пустыни, или высоко в горах… Он перебрасывался, телепартировался в то место, где невозможно выжить – ни пищи, ни воды. Как бы, гуманное решение проблемы. Никто, вроде бы, и никого не убивает, но смерть, всё же, настигает самых наивных и доверчивых.

Что касается посёлка, в котором жил Друков, то это населённый пункт имел свою давнюю, ни с чем несравнимую, историю. Уже в начале семнадцатого века, по предположениям историков Обнуляндии разных направлений и степеней стремительно возрастающей и ныне активно процветающей толерантности его называли Холуи. Вероятно, по той простой причине, что среди обычных людей проживали в ней и своего рода подхалимы и низкопоклонники.

Их, пожалуй, можно сравнить с такими субъектами, которые легко и просто могут предать, продать, купить, ограбить или с необыкновенной лёгкостью ради собственной шкуры перейти из одной партии в другую и… наоборот, сделать обратный ход, когда запахнет жареным. Как бы сказали относительно грамотные и эрудированные граждане и даже телевизионные «политолухи», что, как раз, то и были обыватели, готовые пресмыкаться перед кем попало ради личной ничтожной, сиюминутной или даже сомнительной выгоды… в перспективе.

Но прошло время… И ни с того и ни с сего внезапно, спонтанно и поочередно в определённый срок произошли сразу две исторические революции или государственные перевороты. Дальновидные политики новой «левой» формации это село специальным постановлением срочно переименовали. Они дали ему крылатое и, возможно, в какой-то степени, неувядаемое название Красные Холуи.

Надо сказать, что время никогда не стояло на месте. Наступил и дикий период и весьма условной и дозированной демократии и активного и внезапного появления на территории страны миллиардеров и мультимиллионеров отечественного и зарубежного производства. Они торжественно и назвали благоустроенный посёлок городского типа Хэллоуином. В самом деле… Надо же ведь было учиться новым веяниям у самых демократичных зарубежных стран.

Как обычно и как всегда, доверчивый народ с восторгом принял географическое обновление, но так до сих пор и не понял, что самое первое название подходило бы к посёлку гораздо больше, чем новое. Причём, со стремительным развитием ряженой для «простого» народа и полной свободой для воров, жуликов и бандитов практически и, по сути, холуями новоявленных бояр да князей стало, того не ведая, и подавляющее число жителей большой страны. Люди попали от многочисленных чиновников и, как бы, бизнесменов в очень серьёзную и основательную зависимость.

«Но, попробуй, скажи им сейчас, кто они есть на самом деле, эти палачи, узурпаторы и бандиты, – подумал Друков, – так они не просто поднимут тебя на смех, а забросают обломками кирпичей, которые остались ещё от многочисленных разрушенных предприятий относительно добрых времён». Внезапно появившиеся в Обнуляндии олигархи не просто очень многое подгребали под себя, но ещё и активно разрушали с помощью разного рода бандитской мелкоты всё, что имелось.

Даже из самой пошлой, нудной и безграмотной песенки, как говорится, слов не выкинешь, тем более, из такой… «весёлой» и затянувшейся. Всё наглее и самоуверенней и свиные рыла, да и ответственные чиновники и покровители разного рода бандитов жизнерадостно улыбаются с экранов телевизоров, правда, не всегда, как говорится, в «рифму». Проще сказать, их улыбки уже не обвораживают народные массы великой, но изрядно… ограбленной страны. Они раздражают… голь перекатную.

Таким вот толерантным образом на географической карте появился относительно благоустроенный посёлок с новым и оптимистическим названием, которое резко в обновлённом населённом пункте изменило у его населения и восприятие действительности. Зарубежный праздник, по сути, торжество всякого рода и вида нечисти, в Хэллоуине страны Обнуляндия стали отмечать не только в канун Дня всех святых, но практически ежедневно. Добродушные люди (из не совсем одичавших) ходили в страшных масках людоедов, гномов, чертей и гоблинов не только в продовольственные магазины, но и высаживали в них на своих участках картошку и другие овощи.

Ребятишки и воспитатели в местном детском саду и, разумеется, школьники и учителя из местного, как бы, лицея настолько обстоятельно и чётко освоили историю происхождения праздника, что систематически к ним на стажировку приезжали академики из самых мерзких и непредсказуемых зарубежных стран.

Никто ведь раньше и не представлял, что свобода на иностранный манер станет острой необходимостью и неотъемлемой частью жизненного уклада тамошнего посёлка городского типа под названием «Хэллоуин». А знаменитый «Светильник Джека» – зловещая тыква, освобождённая от внутренностей, потрохов, с глазами, ртом и носом и с горящей свечой внутри, очень скоро сделалась символом довольно крупного и, в какой-то степени, не всегда унывающего посёлка.

А Друков, оказывается, не просто долго жил в этом посёлке, но и был родом отсюда, из Хэллоуина, Уже взрослый дяденька, сорокалетний, успешно завершивший заочное обучение в одном из университетов страны, где осваивал тайны филологии, родной язык, историю литературы. Не обходил стороною и грамматические правила языка Обнуляндии, Потом уже самостоятельно вникал в суть специальности художника и скульптора. Горы литературы перечитал. Самоучка, но талантливый. С этим не поспоришь.

Деньги на первый год обучения на филологическом факультете университета ему собирали нищие люди. Многие отдали последние. А потом он уже крутился и сам, как уж на сковородке, чтобы выучится и получить специальность. Немного поработав учителем в местной школе, он умудрился стать скульптором, причём, довольно известным на областном уровне. А сейчас Друков ежемесячно отдавал больше половины своих гонораров особо нуждающимся детям трубопроводов, и это раздражало двуногих бесов республиканского и местного значения. Зачем кормить никчемных людей?

То, что бедные люди в трудные минуты в этой стране, к примеру, собирали тяжёлобольным детям на лечение, было тоже нормой. Ведь не бандиты, не компрадоры же и чиновники будут помогать несчастным людям в трудную минуту. Нет. Верхние, как бы, государственные чины, славно жили за счёт собираемых налогов, главным образом, с неимущих. Они были озабочены личным благосостоянием и возможностью что-то и где-то украсть. Разумеется, взятки брали, потому что… ответственны и уполномочены.

Ведь они тоже хотели жить так же, как и те мерзавцы, которые подгребли богатства страны под себя. Да и с кем же им делиться награбленным, как не с чиновниками и депутатами разных уровней? Но бедным жителям отсталых зарубежных стран Ночной Хоккеист и его предшественники очень здорово помогали, тут денег не жалели. Надо же было зарабатывать себе международный авторитет на костях собственного народа. Одним словом, тут всё понятно, но не всем.

Теперь Друков считался человеком активным во всех отношениях и творческим, одновременно, скульптором и поэтом. Постоянно работать нигде не торопился, вот и решил всю свою сознательную и даже оставшуюся посвятить яркому и оригинальному самовыражению. Таким образом, стремился притягивать народные массы к настоящим истинам и бессмертным ценностям, в частности, к замечательному «хэллоуинскому» шабашу. Проще говоря, помимо писания коротких и нерифмованных трёхстиший с глубоким внутренним и внешним содержанием, он занимался и художественным литьём.

Он очень талантливо создавал из расплавленного чугуна двух– и даже трёхметровые скульптуры всякого рода нечисти – трёхголовые мужики, гномы с огромными половыми органами, ведьмы с шестью грудями… Всего и не перечислишь. Но в основе основ его творчества, конечно же, находился в самых разных видах и воплощениях чугунный «Светильник Джека». Все эти скульптуры, само собой, раскрашивались в яркие цвета. Для этого у Дениски имелся запас солидной краски по металлу. Разумеется, скульптурные фигуры, размером более двух метров, по готовым формам производились на одном из самых ближайших заводов, из числа уцелевших и ставших по странной причине частной собственностью.

Кстати, в этом самом Хэллоуине стремительно понастроили себе дач и даже особняков те, кто официально утвердил себя и запатентовал свою особенную личность на ниве отечественного творчества и активного разбоя. Куда же от этого деваться, если «кесарю – кесарево, а богу – богово»? Так что, в Хэллоуине жили и здравствовали самые разные субъекты. Даже имелись миллиардеры и мультимиллионеры. Как говорят злые языки, пусть земля подобным им будет пухом задолго до их рождения или, в крайнем случае, сразу же после появления на свет.

О землянках детей трубопроводов можно рассуждать долго. Только зачем? Ведь все «ахи» и «вздохи» уже оскомину набили. Разумеется, вид подобных жилищ не обрадует даже завзятых мизантропов. Да ведь и бараки, и покосившиеся от времени другие постройки, тоже нельзя было назвать жильём… даже условно. Не о какой-нибудь же заграничной королеве вести речь. Ведь она для подавляющего большинства жителей Обнуляндии просто никто и даже не числится в троюродных бабушках, к примеру, и нескольких десятков до нитки ограбленных нищих. Нормальным, вполне, обычным людям, свежие новости подобного рода до высокой… звезды.

Каждому было понятно, что предшественник Ночного Хоккеиста под ярким псевдонимом «Суровый Весельчак» и его окружение пришли к власти, разрушив огромную процветающую страну, совершив при поддержке врагов Обнуляндии государственный переворот. Они сразу же загнали бедствующий народ в землянки и в могилы. При этом проигнорировали мнение народа по всем, как бы, общественно-политическим направлениям. Наплевав на возможные недовольства народа, они узаконили частную собственность для отдельно взятых, «сложных» не только отечественных, но и зарубежных, господ и дам, странным образом разбогатевших.

Хитроумный и коварный Ночной Хоккеист продолжил эту «добрую традицию», поддерживая, как ни странно, материально новоявленных капиталистов и практически многократно увеличивая количество детей трубопроводов и фактически, при этом умело и планомерно уничтожая их. Даже людям подросткового возраста было ясно, что по странным и жутким законам новоявленных столичных чиновников и олигархов основная часть населения большой страны существовать не намерена. Более тридцати лет тому назад небольшая кучка бандитов совершила самый настоящий государственный переворот, свергнув законное правительство. Это уже ни для кого не являлось тайной.

Увлечённых идеями «фикс» самого разного рода и вида в многострадальной Обнуляндии становилось всё меньше и меньше. Методичное зомбирование населения с помощью целого ряда специальных программ телеканалов центрального телевидения уже начало давать существенные сбои. Эти жалкие, как бы, творческие потуги зачастую не котировались и некоторыми нищими даже не воспринимались всерьёз.

Злые языки утверждали, что рановато жители Обнуляндии начали переименовывать города и посёлки. Поторопились, как обычно. При активном старании средств массовой информации, которые по не совсем понятным причинам сконцентрировались, в основном, в столице страны Труба, и некоторых «культурных» центрах и точках.

Бандиты, чиновники и депутаты стали неприкасаемыми и… необузданными, ненасытными. Но, вместе с тем, они механически, по инерции стали и смертниками не в такой уж и далёкой перспективе. Ведь ничего страшнее протеста рабов и нищих не придумаешь.

Но, как будто, даже Ночной Хоккеист со своим фальшивым рейтингом пока ещё не понял того, что происходит, и позволил себе то, что не допустимо для чиновников его уровня и ранга.

Об этом думал Друков, входя после долгого пути в посёлок городского типа Хэллоуин. Он даже бормотал себе под нос, новые стихи, которые сочинились сами по себе, появились на белый свет назло тем, кто не желал их появления:

– Как же насытить нам плоть твою, боров,

прильнувший ушами к большому корыту?

Время пришло забивать подобных тебе.

Разве же спрячется за Большим Океаном тот, кто явился не только продолжателем, но и творцом новых Великих Бед? Нет, справедливый суд униженного и оскорблённого народа найдёт его и там. Субъект особенный, прощение таких – великий грех. «Впрочем, пустые слова и надежды, – саркастически подумал Денис Харитонович, – Даже если запахнет жареным, то с голов этих субчиков ни один волос не упадёт. А пострадают невинные, те самые, которые просто проходили… мимо». В мире абсурда не обойтись без сакральных жертв.

На повороте дороги, ведущей прямо в Хэллоуин, как и прежде, стояла чугунная статуя, изображающая двуногого, но бескрылого Коня в пальто. Друков был её автором, как всего того, скульптурного, что стояло на улицах и нескольких площадях посёлка. А этот самый Конь – понятное дело, символ будущего, прекрасного завтрашнего дня. Одним словом, если завтра на планете Земля поголовно вымрут люди, то на смену им, непременно, придут лошади.

Обычно молчаливый и неподвижный Конь в пальто, на сей раз, молчать не мог. Он отчётливым и громким шёпотом предупредил Дениса Харитоновича, что дома его ждёт опасность. Под крылечком лежит взрывное устройство, проще говоря, бомба. Ясно, что постарались люди Ночного Хоккеиста за отдельную плату.

Сто раз уже Друков пожалел о том, что в своих словах благодарности за вручение ему значка Лауреата Государственной премии (почему-то, без конверта с денежным вознаграждением), начал критиковать государственные, либеральные и демократические, и даже постпатриотические устои. Кто его за язык тянул?

В областном центре

Неторопливо обезвредив взрывное устройство, Друков спокойно, почти широким шагом вошел в горницу своего просторного дома. Теперь уже он ни на секунду не сомневался в том, что Россия ему, всего лишь, приснилась. И от этого ему приятно и тепло сделалось на душе. Он в мире привычного абсурда и процветающего беспредела, в котором, в принципе, существует не так уж и худо. Ведь умудрился же он ни попасть во многомиллионное число детей трубопроводов, и это его радовало.

Задерживаться в своём уютном жилище скульптор не стал. Он вспомнил, что ему срочно надо ехать в областной центр, в славный город Бугроямск. Кроме того, он обратил внимание на то, что на дворе стоит раннее утро. Получается, что к посёлку городского типа Хэллоуин они с Вием подошли с рассветом. Что ж, это не так и плохо. Ведь дел накопилось великое множество.

По широкой и, кстати, частично заасфальтированной улице областного города неторопливо, но уверенным шагом к намеченной цели продвигался Денис Харитонович Друков. Он, поправляя на голове чёрную фетровую шляпу, только и успевал раскланиваться налево и направо. Ещё бы! Многие знали и любили скульптора и поэта Дениску даже в областном центре. А что касается родного Хэллоуина, то там он считался не подобием, а самым настоящим божеством.

Сейчас он был одет торжественно. В чёрном костюме, почти в новых туфлях и с букетом тюльпанов в правой руке. А в левой у него находился большой кейс, вероятно, с бумагами, на которых были отпечатаны самые последние, но уже бессмертные стихи. А шагал он в сторону областного Дома Губернатора, в местное, региональное министерство культуры, где решались (или не решались) текущие проблемы на более высоком уровне, чем в Хэллоуине. Ну, понятно, не все проблемы, а такие, которые… Одним словом, кому и какое дело, где, что и на каком уровне происходит общение «сложного» народа с «простым». Изобразите из себя делового человека – и половина успеха у вас в кармане.

Дениска через метров сто свернул во двор одного из самых фешенебельных зданий. В подобном, к примеру, находилось и управление пенсионного фонда. Особенно существует только для особенных.

Каким-то странным и не совсем понятным образом подобного рода организации очень быстро и прочно вошли в стране в число самых богатых и процветающих. Вероятно, это военная и, к тому же, государственная тайна. В ближайшее время, скорей всего, не стоило ожидать конструктивных и прогрессивных перемен, значит, многое и ещё долго будет покрыто мраком. Надежды того же Геннадия Феофановича Вия, вряд ли, сбудутся. Но это, всё же, был областной Дом Губернатора. Тоже не слабое заведение.

Довольно быстро Друков нашёл скамейку, сел на неё, раскрыл кейс и достал оттуда большую папку, на котором было написано: «Эскизы». Очень много листов. На каждом эскиз – вид будущей скульптуры. Да не простой, потому как Дениска был истинным художником и скульптором, он занимался особенным… чугунным литьём. Именно, он, а никто другой был основным в Обнуляндии из числа создателей кошмарных, монументальных монстров. Опредёлённая часть из них носила не только… зловещий характер и вид, но и бытовой, эротический.

Так что, большинство его фигур конкретно и настойчиво напоминало то, что каждую ночь сниться озабоченным в сексуальном плане молодым людям, пока ещё не приобщившимся к чудесам эротики и секса.

Именно, здесь во дворе, на этой скамейке, всемогущий Дениска назначил деловое свидание с начальником отдела, точнее, с министром культуры областного значения Риммой Афанасьевной Курдюминой, женщиной под пятьдесят лет, но всё ещё желающей активной ласки и практических… ухаживаний со стороны противоположного пола.

Что уж скрывать? Дениска искал от такого знакомства некоторые практической выгоды. Ему необходимо было солидное финансирование для создания специальной художественно-литейной мастерской в родном посёлке Хэллоуин. Грандиозный творческий план давно зрел в Денискиной голове и, наконец-то, вызрел. Ведь он прославит своими фигурами не только родной посёлок, область, но и всю Блефию. Всё то, что он создаст, со временем покорит весь мир.

Заодно он выпустит тридцать вторую книжку новых, нерифмованных трёхстиший. На какой хрен нужна рифма, главное – мысль и образ. Правда, по этому вопросу с ним далеко не все и не всегда соглашались.

Тут же в голове у него родились и очередные гениальные строки. Он достал авторучку и блокнот и торопливо записал их и почитал вслух:

– Фонд пенсионный ограбил, прохожий, тебя.

Может, и он – порожденье земных хэллоуинов…

Скушай морковку и маску на брови надень.

– Бесподобно! Ай, да, Дениска, ай, да, Друков! – это сказала его давняя знакомая, большая серая крыса, выбираясь из урны. – Ай, да, сукин сын!

– Нет, я не сукин сын, Мазя! А я – просто молодец! – ответил он крысе не очень громко, но отчётливо. – Такое стихотворение сходу сотворил. Ведь могу же, когда захочу! А хочу я всегда!

– Согласна с тобой. С тех пор, как я сбежала, точнее, сошла на берег с тонущего корабля, я не слышала ничего подобного.

Приветливо, на прощанье, махнув ему лапой, Мазя перебежала через дорогу, направилась в соседний скверик.

Он достал из кармана сотовый телефон, включил его, выбрал из списка нужный номер, нажал на кнопку. Это был условный сигнал. На том конце «провода» ответственный работник и начальник Курдюмина уже знала, что её ожидает Дениска. Значит, минут через десять, она, как снайперская пуля, прицельно и быстро примчится сюда, к скамейке. Стрелка была набита ещё неделю тому назад, и Денис Харитонович безудержно верил в то, что его плановое общение с ответственной начальницей обязательно принесёт ощутимые результаты.

Римма Афанасьевна не заставила себя долго ждать. Она, простоволосая, и в босоножках, легко мчалась к нему прямо по городским клумбам, мощно подминая широкими подошвами изысканной импортной обуви стебли алых лилий, светло-синих ирисов и прочих садовых… ромашек. Примерно так же по острым морским камням бежала к своему обожателю Адонису богиня любви Венера. Многое повторяется. Правда, всё это происходило не здесь, а в другом мире, который иногда, всего лишь, снился Друкову. Теперь уже он в этом не сомневался. А здесь пусть абсурд, но реальный.

Своим намётанным глазом Денис сходу определил, что госпожа Курдюмина предварительно и предусмотрительно не надела на свои пышные бёдра трусы. Легко догадаться и постичь эту тайну, когда сквозь бледно-фиолетовую шёлковую ткань отчётливо просматривается копна чёрных вьющихся волос такого рода и порядка, которые никогда не произрастают даже на самых умных головах.

Она, будто раненная, но относительно беззаботная горлица, бросилась ему на грудь, без сомнения повредив Друкову два-три ребра. Но искусство требует жертв.

– Ах, Денис Харитонович! Ах, ты гений наш! Как же я рада! Какой праздник!

Собрав воедино все свои физические силы, Дениска довольно крепкими руками сбросил её со своих колен и усадил рядом с собой. При этом он вопросительно, но довольно заботливо посмотрел на министра культуры областного ранга. Примерно так, как это делал в своё время Ночной Хоккеист, когда был обычным клерком и ему доверяли высшие чины только устройство банкетов.

Но задать вопрос по существу Друков не успел, потому что Курдюмина схватила скульптора и поэта в охапку и швырнула в самую середину огромной клумбы, где мирно цвели высокие и густые колокольчики сиреневого цвета. Она, как ныряльщица в воду с трёхметровой вышки, плюхнулось не на такое уж и мощное тело Друкова. Приземлившись, если можно так сказать, она левой рукой почти до самого горла задрала подол своего легкого модного платья.

Привычным и отработанным движением министр культуры расстегнула ширинку брюк создателю чугунных литых фигур, извлекла наружу не такой уж и великий, но временами устойчивый пенис давнего друга и знакомого. Со слезами на глазах она впустила в свое влажное и обширное вместилище родной и до боли знакомый фаллос. Точнее… проглотила его своим лохматым нагромождением всякого рода нижних и верхних половых губ. Денису ничего не оставалось, как просто лежать и вдумчиво получать великое удовольствие.

Но, как обычно, уже не в первый раз при этом он размышлял о том, занималась ли Римма Афанасьевна в далёкой юности верховой ездой. Наверное, да. Потому что она скакала сейчас, как лихой гусар и что-то невнятное, но довольно громкое выкрикивала. Может быть, даже обращалась к высшим космическим силам. Как бы, таким образом, не совсем молодая, но пока ещё страстная женщина благодарила их за доставленное ей удовольствие. Ведь они тоже пусть не прямо, но косвенно участвовали в процессе.

Заворожённый всем происходящим молодой, двадцатилетний поливальщик цветов Вася Рупин задумчиво и без всякого злого умысла направил шланг с мощной струёй воды под приличным давлением в одно из окон мэрии, на первом этаже. Ничего страшного, в принципе, не произошло. Просто с ног сшибло одного из мелких чиновников по должности, но довольно крупногабаритного по телосложению. Мордоворот Силантий Иванович Гаврилюк только тем и занимался в мэрии, что время от времени контролировал работу дворников, нанятых владельцами частных магазинов. И всё! Но за солидные деньги. В стране абсурдов возможно если не всё, то многое.

Этот богатырь, валяющийся сейчас в луже, в центре своего кабинета и довольно не умело используя в своей сумбурной речи устойчивые фразеологические обороты ненормированной лексики, в свои двадцать пять лет твёрдо знал, что сумма его ежемесячной пенсионной выплаты будет почти в десять раз больше, чем у сталевара. Впрочем, скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Хотя ведь ему ещё и дожить надо будет до этого самого пенсионного возраста. Ведь ситуация в Обнуляндии пусть не очень быстро, но менялась. Наверняка, в лучшую сторону, потому, что хуже уже и не могло быть. Хуже никогда, нигде и ничего не было.

Пока Гаврилюк поднимался на ноги, поддерживая двумя руками свой живот и думая, как бы наказать поливальщика цветов, Римма Афанасьевна с воплями завершила свой четвёртый «заезд» и соскользнула с пока ещё относительно активного «штыря» Дениски. А поливальщик цветов и прочих растений Вася Рупин, перекрыв воду, скромно подошёл к давним друзьям, только завершившим половое слияние, и тихо прошептал:

– Я тоже хочу, Римма Афанасьевна. Я тоже… человек. Тем более, я вышел в ваш мир из народа, из самых нижних слоёв. Ведь вы слышали о детях трубопроводов?

– Заткнись, Вася, – сказала министр культуры областного уровня и значения, отряхиваясь и вставая на ноги, – я ничего о них слышать не желаю! Это десятки миллионов дармоедов! Кто им мешает становиться миллиардерами или, хотя бы, обычными миллионерами?

– У них это… как-то не получается, – пробормотал Вася. – А я вот в люди выбился. Теперь вот – поливальщик цветов. При такой работе всегда можно что-нибудь съесть. Но я хотел бы попробовать вас, Римма Афанасьевна.

– Я дам тебе… вечером на столе, у себя в кабинете, – пообещала Васе министр культуры областного уровня, – если, конечно, тебя через пятнадцать минут не замочит наш инструктор Силантий Гаврилюк.