Текст книги "Обнажённый экспресс. Юмористический эротический роман"

Автор книги: Александр Лекомцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– И что, она от тебя кого-нибудь родила?

– Кто?

– Твоя летающая… Жанна?

– Опять шутишь? Я, вообще, про интимную близость…

– Секс без любви – совсем не здорово. Я тоже тебе уже об этом говорила.

– Любить можно только картошку в… костюме или конные скачки.

– Ты – болван, Аркадий Дмитриевич. Но чёрт с ней с любовью!

– Вот именно! Я это уже испытал. Любил в далёкой молодости одну серьёзную женщину. Так она меня обула по… полной программе. С тех пор даже вялой попытки не делал жениться.

– А я тебя, Аркаша, и не заставляю на себе жениться. У меня всё везде есть… Я ведь про другое говорю. Ты, всего лишь, эротический попутчик.

– Я тебя не совсем понимаю, только частично.

– Чего тут понимать, Аркадий Дмитриевич? Я просто тебе доверяю, как сексуальному партнёру, и с кем попало таких близких связей не имею. Не хочу, чтобы ты думал, что я – распутная баба.

– Понятно, Но такого о тебе и не думаю, – ухмыльнулся отставной офицер. – Но, однако, все женщины вокруг тебя, получаются, развратницы и проститутки. А ты просто честно даёшь всем, кто активно попросит.

– Вот уж и не всем. С чего это ты взял, что всем? Я имею право выбора. Вот тебя выбрала, практически старого бегемота и развратника. Но вот я нутром чувствую, всей своей душой, что с такими, как ты, мы никогда не построим нормального капитализма…

– А зачем? Нас, россиян, как я понял, и… базарные отношения устраивают.

Он игриво глянул в её глаза и повернул лицом к вагонному окну, в котором настойчиво мелькали деревья, дома и даже люди. Палахов, ласково повалив Ирину грудью на столик, умелым и уже отработанным движением пристроил свой «инструмент» туда, куда и надо было.

Попутчики, не сговариваясь, начали синхронные движения. Под стук вагонных колёс. Но эти настойчивые звуки временами заглушали иные, совсем не характерные для движения железнодорожного экспресса. Слышалось отчётливое чавканье и хлюпанье.

Если на секунду прикрыть глаза, то, вполне, можно представить, что по вязкой болотистой почве выбирается на твёрдую дорогу обычный бурый медведь, символ не только одной из российских политических партий, но и тех многих десятков миллионы людей, которых он успешно подмял под себя.

Впрочем, ничего особенного в этом звуке не читалась. Всё там, у Ирины, уже далеко не в потайном «пространстве» мощно увлажнилось. Одним словом, для «ныряльщика» отставного майора простора хватало с лихвой. Поэтому он и нырял, и нырял, и нырял….

Надо сказать, что Ирина была не совсем простой женщиной. Она обладала даром предвидения. Учительница рисования твёрдо знала, что через пару таких вот активных, но интересных и увлекательных половых актов она будет передвигаться по купе и вагону… на раскорячку. Примерно так же, как это делают мастера замечательной японской борьбы сумо… с мировым именем.

Слегка оказывая посильную помощь партнёру движением бедёр, Лемакина любовалась просторами родной земли. Облизывая и кусая губы, она страстно и нежно, но с некоторым придыханием произнесла:

– Смотрю и восхищаюсь! Как огромна и богата наша страна. Леса, поля, реки… Да и все богатства, что лежат в недрах. Есть ещё и не разграбленные до конца фабрики и заводы. И всё это, Аркаша, принадлежит народу.

– Конечно, Иришка. Кому же ещё? Но не всему народу, а только отдельным его представителям. Среди них есть и такие, которые и прописки-то российской не имеют. Но… процветают.

Она хотела было возразить, что-то сказать в защиту всем известных господ и дам, уже почивших и пока ещё здравствующих, но настал момент завершения их соития. Ей сделалось, в основном, томительно и сладко. Да и он тоже понял, что, живёт на белом свете не зря. Ведь дарит же, всё-таки, жизнь и прекрасные мгновения. Всё у них получилось, как у того самого… сказочного царя Кощея, который чахнет над сундуками с награбленным золотом. Всё не начахнется.

С чувством удовлетворения, они распрямились. Точнее, из полусогнутого состояния пришли в нормальное – встали в полный рост. Потом сели рядом и… обнялись. Тут слова не нужны. Впрочем, без них невозможно. Почти все двуногие существа любят поговорить, особенно, те, кому нечего сказать и кто не умеет связать двух слов. Очень говорливы господа, прикованные незримой, но прочной цепью к трибунам самых разных уровней. «Мели, Емеля – твоя неделя», но «сколько верёвочке не виться, конец будет».

Но Ирина Трофимовна всегда знала, что, где и когда сказать, и она, возможно, невпопад, но произнесла:

– Господин Палахов – ты прекрасный любовник. Спору нет. Но вредный и хитрый… Возможно, из-за таких вот субъектов, как ты… Аркадий, мы в своё время с трудом вступили во Всемирное Торговое Общество!

– Мне не понять тебя, Лемакина! О чём ты, Ира? На кой чёрт нам какие-то ВТО! Ведь давно пришло время закрыться от их палёных демократий! Да вот никак не получается. Некоторые наши вороватые дяденьки и тётеньки так подсели на доллар и евро, что… Не хотят обижать наши власти своих… родных и близких.

– Да что ж ты говоришь такое, Палахов! – она вскочила на ноги, но опять села. – У нас в стране очень даже активно садят всяких воров, взяточников и проходимцев! И ещё…

– Мелких сошек, пожалуй, да и тех, кто не желает… делиться наворованным с сильными мира сего. А так… всё катится по наклонной. При этом безрассудно и смело некоторые товарищи уверяют народ, что это норма, что так вот будет всегда. Не странно ли звучит такое опрометчивое заявление? А я вот лично ни в какие торговые организации не вступал и не собираюсь!

– Да тебя некуда и не возьмут. Внешностью и характером не созрел! Живи – и радуйся! И не рассуждай!

Теперь уже Палахов встал на ноги и демонстративно пересел на противоположное сидение. В какой-то степени, он обозлился и даже возмутился:

– Повторяю для учителей рисования всего мира! Я даже не голосовал за то, чтобы у нас, в своё время, к примеру, в Ульяновске натовские солдаты чувствовали себя, ну, прямо скажем, как гости дорогие…

Она улыбнулась.

Потом примирительно положила руку на его плечо:

– Нет, давай уж, Аркаша, говорить о сексе. К чёрту… всё остальное! В политике ты тупой, потому и несёшь всякую ахинею. Не понимаешь…трудностей в государстве. Правда, и я в этом тоже ничего не соображаю.

– Не будем ссориться из-за… чепухи. Цари приходят и уходят, а народ… остаётся. А мне нравится, что ты не ханжа, моя дорогая, что свободна в своих чувствах и выборе. Пусть не так много мы имеем. Но уж это, наши эротические отношения, у нас никто не отнимет.

– Но ты, всё-таки, пытался меня убедить в том, что я… распутная баба. Так?

– Брось! Твоя физическая и моральная сила идёт от того, что тебе не везло с мужиками. Они были и есть слабее тебя, Ирина.

– Ну, вот! Опять магия. Ты, случайно, в яростной телевизионной битве экстрасенсов не участвовал?

– Если честно, то нет. Я всего на всего – майор в отставке.

– Так чего же ты не остался в рядах Российской Армии? По здоровью… ушёл?

– Здоров, как бык.

– Тогда отвечай по-военному, чётко. Почему ты не генерал?

– Потому… В этом нет никакой военной и государственной тайны. Такое время было. Просто нашу часть спешно расформировали… Кто-то очень большой и важный за границей сильно обиделся на то, что у нас… есть боеспособная часть. Вот мы и… разоружились. А теперь начали… вооружаться.

Ирина встала перед ним в полный рост, обнажённая и прекрасная.

Одним словом, женщина ещё в самом соку. Она серьёзно сказала:

– Смотри мне в глаза и отвечай честно! Почему тебя выгнали на «гражданку»? В глаза мне, смотри! Ты английский шпион?

– Если честно,– он тяжко вздохнул, – меня попросили покинуть ряды доблестной Российской Армии из-за активной любви и живого, неугасаемого интереса к женскому полу. Все меня или почти все дамы… хотели. Откуда же я знал… почти не знал, что некоторые из них – жёны и подруги больших военных начальников. Впрочем, вру. Всё я и всегда знал.

– Ничего, – она погладила его по лысеющей голове,– не переживай, Аркаша. На одного пошлого генерала в армии будет меньше…

Палахов прижался к её животу головой, засунув свои натренированные пальцы глубоко и туда, куда желалось. Она тяжело задышала. Ну чего там… Конечно же, учительнице рисования начало становиться по-настоящему хорошо.

Он встал, наклонил её лицом в сторону столика. Как говорится, она очутилась в положении между низким и высоким стартом. Блаженно закрыла глаза, но не удержалась и сказала:

– Ну, чего ты там резину тянешь? Чего задумался, солдат? Давай! Побыстрей и поактивней! Я устала ждать. Давай им всем, твоим недругам, вот этими нашими сближениями, частыми и активными, отомстим, за то, что тебя, как шелудивого и пакостного пса выкинули из армии.

– Мне приятно, что ты так образно мыслишь и сравниваешь меня с псом. Хорошо. Давай же мстить, мстить и мстить! Пусть нам будет хорошо, а им – не очень. Но, наверное, и они что-то умеют…

Он раздвинул руками её «половинки» и впихнул свой «инструмент»… далеко-далеко. Это было понятно, ибо она произнесла «ах», да и его конец уперся во что-то твёрдое, и уже почти до боли знакомое.

Их частые соития стали в течение дня уже доброй традицией.

А недалеко у переезда, мимо которого давно проехал их проезд, тележка с тряпьём валялась под деревом. Вроде, это был ясень или даже могучий дуб. Впрочем, какая разница. Рядом вперемешку… валялась одежда дежурной по полустанку и лохмотья бомжа.

Он, уже исправно сделав своё дело, в стороне от недавнего места действия, неторопливо надевает на себя рваные штаны. Она была всё ещё обнажена, но с красным флажком в руке.

Сначала встала на четвереньки, потом выпрямилась и торжественно, как морская царевна, сошла вниз с бугра. Потом ей пришлось снова встать на корточки, чтобы собрать в охапку свою форменную одежду.

При этом дежурная старалась не потерять красный флажок. Только на момент положила его на землю. Потом взяла его опять в правую руку. Это тогда, когда уже почти оделась. Снова встала в полный рост. Но уже не такая интересная. А всё потому, что не… голая.

Ведь женщину красит не шляпка с цветами и не замысловатая юбка до пят, а вот именно эта самая её… нагота. Вот и спрашивается. Зачем же их одевать, когда они раздетые гораздо приятней. Правда, не все. Некоторых так и стараешься побыстрей покрыть верхней одеждой, чтобы не смотреть на их жуткие телеса и чтобы сердце кровью не обливалось.

– Почему ты так вцепилась в свой флажок? – резонно спросил бомж. – Ведь тут, в роще, поезда не ходят. Для чего тебе красный символ в виде тряпочки на палке?

– Если одежду не всю найду в траве, то…чепуха. А вот флажок терять нельзя. Уволят! С этим у нас очень строго.

– Однако, ты девушка подвижная оказалась и… покладистая. Как… поклал, так и лежала. Но сноровистая. Раза четыре я над тобой подлетал. Почти в небо, как жаворонок, божья птичка.

– Дело в том, жаворонок, божья птичка,– она неторопливо расчёсывала свои длинные и пышные рыжеватые волосы на голове,– суть в том, что у меня такое случилось первый раз в жизни. Ты понимаешь? Первый раз в жизни!

Бомж оторопело и с некоторым удивлением и активным сомнением посмотрел на неё.

Он даже от неожиданной новости чуть ни сел уже не голой задницей на колесо своей тележки.

– Да ну тебя! – он замахал своими грязными ручищами, как ворон.– А как же… то самое? Оно, как бы… не тяжело, с лёгкостью… проникло.

– Впервые в жизни, добрый мой и отзывчивый странник, я занималась сексом… лёжа на муравейнике. Вот по этой самой причине ты очень и очень высоко и подлетал.

Она не поленилась задрать форменную казённую юбку, опустить до колен трусы и продемонстрировать бомжу свои ягодицы. Причём, долго это делала, поворачиваясь к нему, то с одного, то с другого бока.

Именно так. По её пышной, молодёжной заднице до сих пор дружно ползали большие чёрные муравьи.

– Нет, душа моя, – бомж прижал руки к груди,– больше мне ничего не показывай. – Я уже больше ничего не смогу. Да и не хочу!

– Вот так всегда! Только порадуешься чему-нибудь светлому, и оно, чёрт побери, вдруг внезапно заканчивается. Не мужики, а инвалиды сплошные!

Бомж, отвернувшись от смущения, вцепился руками в свою тележку, поставил её на колёса и покатил дальше. Каждому своё. И про часть потерянного тряпья забыл. Видать, совесть внезапно и резко стала мучить бедолагу.

Что касается профессора и доярки, то они лежали на нижней полке. Как-то ведь, уместились на одном ложе. Но ведь оба далеко не худые… Впрочем, они были голые. Одежда не мешала. Отдыхали. После… сексуальных трудов и говорили друг другу только правду. Так уж повелось почти у всех обнажённых.

Вдруг он стремительно вскочил с места, как ошпаренный, и поспешно сел за столик. Между делом почесал свой весьма и весьма солидный «конец». Есть ведь и среди учёных мужей заметные люди… хотя бы, в этом.

Он суетливо начал искать бумагу и шариковую ручку. Нашёл. Начал что-то торопливо писать.

– Вы, знаете, Настя, я понял! Я, наконец-то, нашёл ошибку в расчётах! – радостно, но, вместе с тем, и озабоченно, произнёс профессор. – Я совсем не туда пристроил… синус!

При этом он удовлетворённо щелкнул пальцами правой руки.

Его заботливая и понятливая попутчица слегка приподнялась и приняла позу, почти что, низкого старта. Она предупредительно и нежно произнесла:

– Я уже почти встала на четвереньки, Роман Романович, и вы можете засунуть свой синус туда, куда вам хочется.

Учёный муж вскочил на ноги, как резвый горный муфлон. Он собрался было засмеяться, но резко передумал. Почесал подбородок.

– Мне очень нравится ваш синус,– чистосердечно, как на допросе призналась доярка. – Пусть коротковат, но… толстый. Почти такой же, как у нашего… владельца молочной фермы «Загон» Александра Андреевича Вознюка.

– Настенька, вы ведь… доярка, – просто сказал профессор, – а я наивно полагал, что доярки теребят только соски у коров. Оказывается, они осязают руками… что-то подобное и у отдельных товарищей…

– Ну, что тут скрывать, профессор! Вы ведь не единственный на свете, кто имеет мощный синус. Так что, мне становиться на четвереньки или поговорим о завтрашней погоде?

– Непременно, становиться, Настя! К чёрту погоду! И благодарю вас за высокую оценку моих очень скромных возможностей и стараний! Мы так и поступим… Пожалуй, Настенька, в данной ситуации, это самое верное и рациональное решение. Мой… синус всегда к вашим услугам!

Он, наконец-то, положил на столик ручку и бумагу. Направился к ней. Она с облегчением вздохнула. Надо же, хоть и профессор, что-то ещё и соображает.

В седьмом купе сексуальная жизнь тоже не стояла на месте. Ирина и Аркадий единогласно, уже в который раз, решили повторить свои интимные процедуры. Причём, с таким азартом, что долго не могли оторваться друг от друга. Старым народным способом: он – наверху, она – внизу…

Ирина, на сей раз, вздыхала более восторженно и упоительно.

Добрый и совсем и не старый, но почти сорокалетний отставной майор оказался очень даже… моторным «собеседником». Да какая там старость! Сорок лет для мужика – только начало.

Впрочем, всему наступает конец… После последнего момента… наивысшего напряжения они, не сговариваясь, всё-таки, решили сделать паузу. Они очень крепко обнялись, как два иностранных разведчика, при долгожданной встрече или явке, и приняли, наконец-то, сидячие позы.

По всей вероятности, пришло время перейти и к светским беседам про жизнь.

Отставной майор с восторгом хлопнул её ладонью по бедру.

– Ну, да, конечно, мы… многое можем, – лицо Ирины сияло.– Но, всё же, секс – это не главное. И я всегда буду ратовать за высокую мораль и нравственность.

– Даже стоя на четвереньках на перроне большого вокзала?

– Брось, говорить гадости, Аркадий! Я же не на вокзале, а с тобой… Это совсем другое дело.

– Беру свои слова назад. На вокзале ходить без одежды – не совсем прилично. Пусть так поступают нудисты. Их такое… завораживает.

– Не будем о гадостях. Я сейчас поняла самое главное.

– Что-нибудь опять из Теории Относительности?

– Да, почти что так,– она бесцеремонно схватила его за ещё не совсем поникший фаллос и таинственным голосом произнесла. – Он у тебя какой-то кривой, направлен в левую сторону.

– И что из того, что кривой! Ведь нам из него не стрелять, Ирина! Да и не только из него… Это ведь не автомат и не пулемёт. Или я ошибаюсь?

– В данном случае ты, Аркаша, прав. Это не пулемёт, но оружие очень скорострельное и… автоматическое. Но только ты не критикуй больше наших депутатов и я не буду. Я осознала. Они ведь такие хорошие. Такие милые…

– Когда спят на заседаниях… Но то, что у нас с тобой, Иришка, всё отлично состыковалось, не их заслуга. Это заслуга даже, конкретно, не твоя и моя.

– А чья же? – она явно удивилась. – Американского президента, что ли?

– Тут заслуга,– он поднял вверх указательный палец,– наших с тобой половых органов. Они исправно… работают.

Палахов нежно прикоснулся к её плечу рукой. Потом очень быстро оделся и пересел к столику и, буквально, уткнулся носом в кроссворд.

При этом справедливо заметил:

– Да, именно так. У нас с тобой всё впереди, Ирочка. Как и должно быть… у нормальных людей.

– Я верю, что ты, Аркаша, настоящий офицер и сдержишь слово. До конца нашей поездки я рассчитываю на самые тёплые отношения к себе с твоей стороны.

– Разумеется, Ирочка. Я ведь не садист и не половой извращенец. Будем активно… сотрудничать с помощью наших организмов. Мы с тобой едем до Владивостока, до конца. Посмотри, какой за окном пейзаж! Всё у нас впереди, но только… потом.

– А сейчас? Может, ещё успеем.

– Успеть можно… А можно и не успеть. И нас с тобой застанут совсем юные и неискушенные в дорожном разврате люди. Застанут, обрати внимание на игру слов, не за мытьём посуды.

– Ты некрасиво себя ведёшь, Аркадий. Получается, показали, что называется, музыканту гармошку, а играть на ней ему не позволили.

– Я так не думаю. Ты сейчас такой… музыкант, что до вечера тебя будет знобить. Я такое гарантирую. Ты, мне думается, наигралась на… гармошке до головокружения. Но на ногах пока держишься.

– Ради нашего обоюдного счастья и радости, я готова вытерпеть даже твои неадекватные высказывания. Поэтому, может…

– Сейчас ничего не может быть,– почти решительно и твёрдо заявил Палахов. – Никак не может быть…

– Почему же,– она захныкала, как ребёнок, – почему?

– Я же тебе, Ирочка, уже сообщил. Вот-вот вернётся кто-нибудь из наших молодых попутчиков.

– Почему ты решил, что кто-то из них сейчас придёт?

– Потому, что, согласно купленным билетам, они не будут долго ехать в тамбуре вагона, – почти по-отечески сказал он. – Нам пока немного надо повременить, успокоиться и принять серьёзный вид. Выполнять!

Она с глубочайшим вздохом и взором, наполненным вселенской тоски, засунула руку под подушку и достала оттуда плавки. Одела их, очень демонстративно и подчёркнуто, явно намекая попутчику на то, что она, всё ещё, женщина, а не коза, заблудившаяся на выпасе.

Отставной майор понял и оценил её красноречивый жест и едва не отменил своего решения, поданного почти командирским голосом минуту назад.

Собрав, всё-таки, в кулак всю свою силу воли, Ирина надела на свой не очень стройный, но привлекательный стан трусы и тихо и сокровенно произнесла:

– Опять с меня течёт… и это…

– И такой факт должен тебя радовать, Иришка.

– Радует, но только то, что происходило до… этого.

– Ты неугомонна, как сплочённый отряд скаутов, у которых храбрые омоновцы отняли рогатки.

– Да, ну тебя к чёрту! Всё шуточки… какие-то.

– Ладно. Давай ещё пару раз.

– Нет уж. Теперь я передумала…

Ирина вовремя привела себя в относительный порядок и села напротив отставного майора. Ведь только она решила поучаствовать в разгадывании кроссворда, как в дверь купе постучали.

Рамеш и Дейзи

Встала с места именно она, а не Палахов, как младшая по званию и по возрасту, и отперла её.

В уютное гнёздышко на железнодорожных колёсах, в седьмое купе, вошли их молодые попутчики, парень и девушка – Анатолий и Елена. Совсем молодые. Обоим по двадцать лет. Если и чуть больше, то не намного. Симпатичные. Конечно же, не красавцы, но гораздо приятней на вид героинь и героев всяческих телешоу и проводника их вагона Гриши.

Вошедшие в купе молодые люди устроились за столиком, рядом со своими попутчиками: Анатолий – с Аркадием, Елена – с Ириной.

На какой-то момент возникла пауза. Всё четверо безмолвно и рассеянно глядели друг на друга.

– А я вот начал рассказывать Ирине Трофимовне, – нарушил молчание отставной майор, – интересную, почти фантастическую историю. Но она реальная. Я даже ей название придумал – «Рамеш и Дейзи». Только начал, и тут вы постучались в дверь.

– Закрыто было на защёлку, – пояснил Анатолий, – мы потому и постучали.

– Мы тут дверь заперли надёжно, – сказал Палахов. – Уже думали, что вы только под утро вернётесь.

– Но мы вот здесь, вернулись, – легонько повёл плечами Анатолий,– и никто нас даже не сбросил с поезда.

– Ну, что ты говоришь, Толя! – горячо возразила Ирина.– Нам с Аркадием Дмитриевичем совсем и не нужно, чтобы вас, таких вот красивых, какие-то негодяи сбрасывали с поезда. Хотя…

– Да, верно,– подтвердил отставной майор,– нам совсем такое не надо. Мы, в основном, с Ириной Трофимовной – добрые люди. – Хотя вот она не договорила, но я скажу, опираясь на фольклор. Меньше народу – больше кислороду.

– Ну, вот вы уже для нас и кислороду пожалели,– почти что, обиделась Елена.– Не очень хорошо получается, Аркадий Дмитриевич.

– Господь с вами! Вы вздор говорите! Но я почти понимаю, что ты шутишь, Леночка, – Палахов даже привстал от возмущения с места. – Да если бы я знал, Лена, что ты так обожаешь кислород и мы с тобой встретимся, то специально для тебя бы заранее приобрёл бы двадцать кислородных подушек.

– Вы ожидали нас только к утру, – с грустью сказал Анатолий, – а мы вот с Леной пришли раньше…

– Но тут всё понятно,– стал оправдываться майор в отставке. – Дело молодое. В гости к кому-нибудь зашли…Такое всегда понятно…

– Странный вагон какой-то… Тут… шарахаются по коридору всякие,– пояснила Ирина. – Совсем не наши граждане, а какие-то… с квадратными и дежурными улыбками. Такими озабоченными могут быть только бандиты.

– Мало ли, – улыбнулся Палахов. – Мы и закрылись с Ириной… на всякий случай. Дорожная техника безопасности.

– Да, ходят странные люди,– подтвердила Елена. – Видела голого мужика с красным флажком, но в железнодорожной фуражке…

– Позволь я тебе возражу, Леночка,– заметил Анатолий. – Он не голый. Я видел. Он в бикини. Это… проводник Гриша. У них сейчас такая форма одежды… Летний упрощённый вариант.