Текст книги "Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой"

Автор книги: Александр Полещук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Александр Лазаревич Полещук
Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Таинственное происшествие на дороге
I

Меня разбудил звонок. Пока я одевался, звонок у входной двери повторился еще раза два. На часах было пять. Я вышел во двор и открыл калитку. Перед воротами стоял автомобиль. Передняя дверца его была открыта. За рулем сидел человек в запыленном синем халате.

– Это вы звонили? – спросил я. Сидящий за рулем не ответил. Он молча смотрел перед собой и о чем-то думал. Потом качнул головой.

– Вы звонили? В чем дело? – вновь спросил я. Человек повернул ко мне голову.

Казалось, он мучительно вспоминает, где он и что с ним.

– Вода!.. – неожиданно быстро заговорил он. – Вода в машина… Мне пить… – Он очень плохо говорил по-русски. – И тысячу, как сказать, извиняйте… Еще рано, утро…

– Нет, нет, не извиняйтесь, вы как раз вовремя меня разбудили! Я сейчас принесу ведро…

– Наше ведро… У меня есть наше ведро… – Путешественник вылез из машины и позвал: – Альма! Альма!

Из-за каменного столба ворот вышла крупная овчарка с белым треугольником на груди. Она торопливо бросилась к багажнику машины, ткнулась пастью в какие-то зажимы, щелкнула ими и подошла к хозяину, держа в зубах помятое ведро. Путешественник прошел во двор и открыл кран. Альма поднесла ведро под струю воды, а когда оно наполнилось на три четверти, понесла его к машине.

Ведро было очень тяжелым для собаки, передние лапы ее дрожали от напряжения, но воду она не расплескала. Хозяин собаки налил воду в радиатор, наполнил большой термос. Собака вскочила на сиденье рядом с ним, машина тронулась. Я вышел на улицу и проводил ее глазами. «Честное слово, – сказал я самому себе, – но звонила мне тоже эта собака! Как только она дотянулась до кнопки?..»

Раннему звонку я был рад, так как сегодня предстоял очень хлопотный день.

Прежде всего нужно было по раньше поехать на работу, где мне обещали выдать отпускные деньги, потом заехать в питомник за гибридными семенами, зайти на почту, побывать в трех магазинах. Наскоро позавтракав, я вывел велосипед на улицу, запер ворота и поехал.

Велосипед бесшумно катил по тонкой дорожной пыли шоссейной обочины, изредка подпрыгивая на камнях. Минут через двадцать я уже был бы у цели, как вдруг впереди, у съезда на мост, увидел беспорядочное скопление машин. Путь был закрыт. Я подкатил поближе, и мне бросилась в глаза знакомая машина. Но в каком виде!

Налетев с размаху на придорожные бетонные столбики, она повалила три из них и замерла, как наколотый на булавку большой черный жук. Радиатор был разбит, земля вокруг – в лужицах из воды, масла, горючего…

Водителя уже вытащили из кабины, положили в сторонку на траву. Когда я подъехал, его бережно поднимали, чтобы перенести в стоящую рядом машину «скорой помощи».

– Что с ним? – спросил я у врача. – Он жив? Врач ничего не ответил.

– Как жаль, – вырвалось у меня, – такой крепкий парень! И вдруг…

– Вы что, знаете его? – спросил один из шоферов.

– Нет, но он утром у меня воду в радиатор доливал.

Меня окружили.

– Когда это было?

– Минут сорок назад, не больше…

Особый интерес к моему рассказу проявил высокий лейтенант милиции. Он провел меня к машине и широко распахнул дверцы.

– Где термос? – строго спросил он, – Он висел у него через плечо, на тонком черном ремешке…

Лейтенант бросился к уже отъезжавшей машине «скорой помощи» и спросил у врача про термос. Тот отрицательно покачал головой.

– А что с собакой? – спросил я.

– С собакой? С какой собакой?

– Никакой собаки не было, никакой! – заговорили вокруг.

– Да эту ли машину вы видели? – спросил лейтенант.

– Была, была собака! – неожиданно произнес дочерна загорелый старик, подошедший к нам со стороны бескрайнего, уже убранного поля. – Была, сам видел… Как машина врезалась, так из нее пес как выскочит! И в зубах что-то держал – флягу вроде какую, на ремешке… И бегом, бегом! Меня увидел, я вон где стоял, – старик показал рукой на стог сена, за которым раскинулась зеленая роща, – увидел меня и в сторону свернул. Вон куда побежал…

– На всякий случай я ваш адресок запишу, – сказал мне лейтенант. – И не заметили ли вы?.. Водитель как, пьян не был?

– Нет, не думаю… Утро раннее… Нет, не был.

Со стороны города раздался шум мотоциклетных моторов. В клубах РЫЛИ к нам приближалось несколько мотоциклов. Это были пограничники.

Они окружили машину, и майор-пограничник сказал:

– Она! Смотрите на номер… Вот куда ее занесло!.. Протокол уже составили? – обратился он к толпе. – Где пострадавший?

– Увезли в город, – доложил лейтенант милиции. – Врач говорит – безнадежен… Все обмеры произвели, адреса свидетелей записаны, фотоснимки сделаны.

– К машине приставить охрану! – приказал майор. – Кто шофер грузовика?..

Ну-ка, давайте трос, машину в кювет!.. И разъезжайтесь, товарищи.

Люди стали расходиться. Один из грузовиков уволок останки машины в неглубокий придорожный ров. И то, что произошло вслед за этим, очень трудно поддается описанию.

Едва разбитая машина тронулась с места, как перед моими глазами возник мой дом. Возник с такой ясностью, с таким обилием подробностей, что заслонил все окружающее. Мне казалось, что я могу пройти в глубь своего двора, к сараю.

Вот я иду по сосновым стружкам, устилавшим пол сарая… И я почувствовал запах смолы… Вот я возвращаюсь, что-то ищу. Да, ищу!.. Я не могу, найти своего Сибиряка, худенькую голосистую собачку, доставшуюся мне от прежних хозяев. Да, да, Сибиряка нет… Меня что-то тревожило с раннего утра… Но куда он запропастился?..

И я «бродил» по дорожкам своего сада, пока не споткнулся о что-то, что было совершенно невидимым и что никак не могло лежать на совершенно ровной песчаной дорожке.

Я наклонился, ощупал землю, теплую, рассыпчатую, переплетенную корнями, с торчащими острыми соломинками. Я не видел эту землю, но внутренним глазом ощущал, представлял ее. Нет, я не дома, я, видимо, где-то в поле, возле потерпевшей аварию машины, где-то в поле… Да, да, грузовик дернул автомашину, и что-то произошло… Уйти, уйти с этого проклятого места!.. А вот и солнце! Я не видел его, чувствовал только его тепло, но когда поднял голову, то диск солнца, темно-красный и ярко очерченный, проглянул сквозь очертания тех предметов, которые я, казалось, видел, но которых в действительности вокруг меня не было. Я побрел прямо на этот диск солнца.

Шел осторожно, спотыкаясь на каждом шагу. Вот показалась роща, та самая роща, в которой, по словам старика, скрылась Альма. Роща появилась смутным пятном, но она была настоящей, не наваждением, как все остальные картины. Я резко повернул голову – и роща исчезла. Да, да, это настоящая роща! Вот она все яснее и яснее…

Я пришел в себя возле рощи. Мир снова стал на свое место. Теперь я видел все вокруг, видел далеко и ясно. Вот дорога, мост и разбитая машина в кювете. А вокруг люди… Они расходятся в разные стороны от моста. Нет, они не идут, они ползут… Я различил кружащегося на одном месте старика крестьянина.

Пограничник, шатаясь, вел прямо через поле свой мотоцикл. Он медленно шел наискосок от меня. Вот он натолкнулся на высокий стог сена. Бросил мотоцикл… Неужели не догадается обойти?.. Нет, догадался, руки вытянул прямо перед собой и, глядя вверх, обходит стог. Он так же, как и я, пользуется солнцем как ориентиром. Вышел! Вот он идет все быстрее и быстрее, побежал.

Неожиданно показался грузовик. Шофер, ничего не подозревая, вел его по дороге прямо к мосту. Я бросился ему наперерез.

– Стой! – закричал я ему изо всех сил. – Стой!

Грузовик остановился.

– Туда нельзя! – говорил я, едва переводя дух. – Нельзя!..

– Это почему? – спокойно спросил шофер.

– Туда нельзя. Там какая-то чертовщина!..

– Ну ладно, – сказал шофер, трогая с места. – Я думал подвезти вас.

Прощайте, одним словом.

Грузовик промчался мимо. Я с ужасом смотрел ему вслед. Вот он проехал сто метров, двести… И вдруг резко свернул в сторону глубокой канавы, но шофер в последнее мгновение успел затормозить. Переднее колесо грузовика повисло над кюветом.

– Эй, приятель! – закричал я шоферу. – Иди на голос! Давай сюда!

Шофер, нащупав руками край рва, довольно быстро пошел в мою сторону. Он шел прямо по дну канавы, никуда не сворачивая. Я позавидовал его догадливости.

Скоро он увидел меня и побежал.

– Чего стоишь? – закричал он мне еще издали. – Надо дорогу перегородить!

– Не слушал? Я же говорил! Нет, поехал…

– Да что говорил?! Нужно закрыть дорогу с обеих сторон.

– С той стороны ее перекрыли пограничники… Видишь? Пускают машины в объезд.

II

Через полчаса место происшествия было оцеплено: дорога закрыта от самого города. Ко мне подошел лейтенант милиции.

– Что вы обо всем этом думаете? – спросил он меня. – Гипноз какой-то или что? У меня закружилась голова, все перед глазами помутилось, а потом я явственно очутился в своем рабочем кабинете.

– А я был дома, ходил по своему саду, искал собаку…

– А вот я был на море! – вмешался шофер, тот самый, что не послушался меня и въехал в необыкновенную зону. – Понимаете, как въехал, так передо мной как бы волна расступилась, а я вроде на рулевом мостике, на катере, и волны кругом… с барашками…

– Иными словами… – Лейтенант вытащил записную книжку. – Иными словами – каждый видит разное, только не то, что перед ним в действительности…

– Едут! – громко сказал майор-пограничник, который только что закончил расстановку постов и сейчас подходил к нам, отрывая приставшие к гимнастерке головки репейника. – Едут! – Он указал на мчащуюся из города светло-зеленую машину.

Из нее вышли три человека в лоснящихся коричневых комбинезонах. Выслушав майора, они надвинули на головы капюшоны, надели маски и пошли к мосту.

– Это несомненно какой-то газ, – говорил майор. – Несомненно. Вот товарищ, – он указал на меня, – пришел в себя раньше всех, и только потому, что побрел случайно к роще, в сторону города. А те, что пошли в противоположном направлении, очнулись только у самой деревни.

– О чем же это говорит? – спросил лейтенант.

– Говорит о многом… Ветер хоть и слабый, а потягивает в сторону деревни, с юга на север. Значит, если это газ, то он идет узкой полосой. И товарищ очнулся быстро, потому что пересек опасную полосу, а не пошел вдоль нее.

Майор умолк. Мы все с тревогой наблюдали за коричневыми фигурами в масках.

– У них тоже началось! – воскликнул лейтенант.

Нам хорошо было видно, как метрах в пятидесяти от машин, оставленных у дороги, все трое неожиданно разделились, будто натолкнулись на невидимый барьер, и, потеряв контроль над своими движениями, беспомощно расползлись в разные стороны.

– Что ты будешь делать?! – в сердцах сказал пограничник. – И маски не спасают!

– А может быть, с другой стороны попытать, товарищ майор? Вон видите разбитый столбик? – спросил лейтенант милиции.

– Столбик вижу. Из него арматура торчит..

– Возле него стоит мой чемоданчик. Я его поставил на землю, когда оттаскивали автомашину. А тут все и началось… Как бы достать этот чемоданчик?..

– Разрешите, я за ним сбегаю, – неожиданно предложил лихой шофер грузовика.

– Я мигом!

– Люди в противогазах не смогли…

– А я смогу! У меня приемчик придуман один… Только вы мне покричите, как близко подойду, «горячо» или «холодно»…

– Давай попробуй! – согласился майор.

– Эх, и поплаваю по родной Балтике! – засмеялся шофер и вышел вперед. Он прошел вперед шагов сто, потом сошел в кювет и побрел по его дну.

– Вот хитрец! – засмеялся майор. – Он теперь по кювету куда хочешь дойдет, ему и глядеть не нужно.

– Пожалуй, по кювету и команду надо было пустить, – заметил следователь. – Глядите-ка, парень вошел в зону!

Да, движения шофера стали неуверенными. Он двигался медленнее, но все же двигался вперед. Вот показал руками, будто раздвигает перед собой воду, будто плывет, и мы все поняли, что таинственные силы этого «заколдованного» места снова окружили его «волнами» любимой Балтики. Теперь шофер уже не просто шел, а брел пошатываясь, разводя для равновесия руки, высоко поднимая колени, будто в воде. Временами он ощупывал края кювета. Мы затаив дыхание следили за его движениями.

– Тепло, – закричал следователь. – Тепло!.. Тепло!.. Горячо!.. Жарко!..

Шофер стал на четвереньки, выполз из кювета, нащупал чемоданчик, вернулся обратно в ров и победно поднял чемоданчик над головой.

Вскоре он вернулся к нам.

Лейтенант торопливо раскрыл чемодан.

– Товарищ майор, – сказал он пограничнику, – видите вот эту штуку? Ее мы нашли у потерпевшего на груди.

– Да ведь это маска! – воскликнул майор. – Что я вам говорил?! Это, конечно, газ! Кстати, маска самодельная. Смотрите, резинки, которыми она прижимается, от подтяжек, ручаюсь, что от подтяжек.

– Да-а, сшито кое-как…

– Как бы ни сшито, но это настоящая маска, – сказал майор, – маска, закрывающая нос и рот. Она висела у него на груди?.. Так. Ясно, что он мог в любой момент вскинуть ее на подбородок, закрыть нос и рот. Все ясно!..

Лейтенант взял маску из рук майора и, надев ее, зашагал по дороге. Вот он свободно вошел в ту зону, где начиналось действие газа, вот он уже возле разбитой машины. Через открытую дверцу влез внутрь машины и долго там оставался. Затем он вылез и зашагал к нам. Он шел теперь быстро, потом сбросил маску.

– Вы правы, товарищ майор, – сказал он. – В машине лежит большой баллон, из которого, видимо, вытекал газ. Я плотно прикрутил вентиль. Сейчас ветер разгонит тот газ, что успел вытечь, и мы сможем осмотреть машину.

Через полчаса я вместе со всеми вновь подошел к машине, поднял из пыли мой велосипед и смог наконец вернуться к своим делам. Движение по дороге было восстановлено. Разбитую машину куда-то увезли пограничники.

Происшествие было настолько странным, что о нем даже трудно было кому-нибудь толком рассказать. Произошло что-то… Но что именно? Кто пострадавший? Что за газ находился в баллоне?

Этого человека было очень жаль. Чем-то он показался мне симпатичным. Ясный, прямой взгляд, черные с проседью волосы, хорошая улыбка. Может быть, он еще очнется, может быть, еще будет жив? Не хотелось думать, что этот человек – преступник, диверсант. Не верилось!..

III

Домой я вернулся часов в одиннадцать. Да, Сибиряка не было. Обычно он меня всегда встречал у калитки. Куда же запропастился песик? Я обошел весь двор, заглянул в каждый уголок, звал, манил… Пользы от Сибиряка было немного, но я привык к нему… Я открыл калитку и выглянул за ворота. Но и на улице собаки не было.

– Вы моего Сибиряка не видели? – спросил я у соседа, который в эту минуту возился у своих ворот. – Убежал куда-то, бродяга.

– Нет, не видел. А давно он у вас в бегах?

– В пять утра еще крутился здесь. Я как раз отпирал ворота…

– В пять? Плохо дело!.. Я немного попозже встал. Выглянул из окна, а на том углу, как раз напротив овощного магазина, вижу – фургон стоит синий, с собачьей будкой. Он, верно, вашего Сибиряка и увез. Номера-то на ошейнике не было?

– Не было… Жалко собаку!

– Да вы идите, идите, может быть, он еще жив. Рублей десять собачнику за труды заплатите – отпустит. Ему что, раз хозяин отыскался – отдаст.

Я смутно припомнил, где находится это самое страшное для собак место, и только уже за городом выбрался на верный путь.

Пожилая женщина, которая старательно мыла порог крайнего в городе домика – за ним начинались железнодорожные пути, – сказала:

– Собаки где ловленые? Вон за полем домик виднеется. Там их для института содержат, а каких и убивают.

Последние метры были очень неприятны. Я считал шаги… Вот низенькая хатка.

Навстречу мне вышел собачник, насмешливо посмотрел на меня. Понял, зачем я, понял, почему мне не по себе… А вокруг, скажу прямо, было весьма неприятно. Я, признаться, удивился, как город может такое терпеть у себя под боком: дышать было просто нечем…

– Собачку вам, значит? Так-так… Не уберегли? Ну что же, чья пропажа – того и грех.

– Верните мне ее, пожалуйста!

– Вернуть недолго. В другой раз регистрировать будете, номерок вешать, согласно постановлению. Мы тоже полезное дело делаем.

Он провел меня во двор, в котором стояла распряженная лошадь, уткнувшая морду в охапку сена. Штук двадцать собак выло и прыгало в нескольких ящиках-клетках.

– Я теперь больше для науки работаю, – говорил собачник. – Вот уж с неделю из института не приезжали, а пора бы, собак много собралось… Цыц, вы! – прикрикнул он на своих пленников. – Так, говорите, маленькая, серенькая?

Была такая, а как же. Да, вон… Не она?

– Нет, моя поменьше.

– Тогда смотрите, в глубине еще одна.

– Нет, нет…

И в этот момент я увидел Альму. Это была Альма, сомнений нет. Вот она внимательно посмотрела на меня и бросилась к сетке – узнала.

Когтями она зацепилась за проволоку, и сетка задрожала, загудела.

– Назад! – громко крикнул собачник. – Назад!

– Я возьму ее.

– Так она ж не ваша.

– Все равно. Понравилась мне собака, отдайте!..

Альма не лаяла, не выла, она молча билась о сетку, время от времени взглядывая на меня темными с желтым ободком глазами. Потом вздрагивания клетки стали редкими и, мне показалось, – или это только показалось? – ритмичными. Мы прислушались. Издалека донеслась музыка – это на пляже играла радиола. И Альма – я мог в этом поклясться! – трясла сетку в такт музыке.

– Ученая! – удивился собачник. – Может, из цирка?.. Прибавить бы надо. За нее мне в институте полста, а то и сотню дали бы.

Я выложил все, что у меня было в карманах – рублей сорок, – и увел Альму.

Куском веревки я обвязал ее шею, и Альма тащила меня вперед с такой силой, что я почти бежал. Она старалась поскорее и подальше уйти из этого страшного места.

Только дома, во дворе, мы перевели дух. Я запер калитку, а Альма обняла мою ногу передними лапами.

– Ну, Альма, ну… – говорил я ей.

Но она только повизгивала, не отпуская мою ногу. И в этот момент до моего слуха донесся знакомый лай Сибиряка. Я обошел весь двор, но никак не мог сообразить, где эта негодная собака, откуда лает. Наконец догадался отворить дверь сарая. Сибиряк, живой и невредимый, вышел из сарая и, помахивая хвостом, виновато поглядывал на меня.

– Ах, негодяй, разбойник! Что же ты молчал, когда тебя звали?

По-видимому, Сибиряк забежал в сарай еще с вечера, когда я там работал, и всю ночь и утро проспал за дровами. И только теперь как ни в чем не бывало объявился и лакал воду из лужи возле крана, время от времени рыча на спокойно наблюдавшую за ним Альму.

– Да ты знаешь, псина, что я с ног сбился, тебя разыскивая? – выговаривал я Сибиряку, но в душе, конечно, не жалел об этом.

То, что я выручил из беды Альму, доставляло мне какое-то необъяснимое удовлетворение. Да и толку от Сибиряка никакого: захочет – полает, захочет – спать уляжется, а уж если Альма кого схватит, то пиши пропало! Сторож! Я любовался Альмой: сильная, стройная, с красивой и гордой посадкой головы. Не стара ли? Да нет, года три – четыре, не больше…

Все последующие дни я находился в беспокойном состоянии. Каждый день Альма угощала меня какой-нибудь неожиданностью. Началось с того, что она показала свою необычайную выучку и понятливость. Для нее ничего не стоило, нажав на щеколду, открыть калитку или пустить воду из крана, что она проделывала, мягко взяв в зубы вентиль крана и ловко отвертывая его. В то же время она была совершенно незнакома с обычным собачьим «словарем». Когда я кричал ей:

«Альма, фу-фу, Альма!» – она только сильнее лаяла. Это же касалось и охотничьих выражений: «тубо» и «пиль». Я очень долго возился с ней, пока она не поняла смысл команды «апорт». Я несколько раз бросал ей палку и кричал:

«Апорт, Альма, апорт!» Она нехотя подходила к палке, но в пасть ее не брала.

Только тогда, когда, выведенный из терпения, я наглядно показал ей, что нужно сделать, и даже сам, встав на четвереньки, взял палку в рот, Альма немедленно выполнила приказание.

Самым странным было то, что Альма, несомненно очень умная собака, оставалась равнодушной ко всем знакам одобрения, ко всем подачкам. Я не видел, чтобы она умильно виляла хвостом. Когда я ее гладил, она не подставляла голову, как сделала бы это любая другая собака, а стояла неподвижно, не выражая удовольствия. Ее восторженное состояние, которое я наблюдал в первый день, когда она спаслась от собачника, больше не приходило к ней. Она становилась все более и более неспокойной.

Ела она все, но не при мне. Как-то я вынес ей тазик с остатками обеда и ужина во двор, а сам спрятался за полуоткрытой дверью. Альма взбежала по ступенькам крыльца и притворила дверь перед самым моим носом.

Она очень любила, когда ее пускали в дом. Именно здесь, в доме, чувствовалась вся ее выучка. В доме она вела себя как-то особенно аккуратно.

Спала Альма только днем. Ночью носилась по саду. В хоре собачьих голосов ее голос был первым. Громкий, ясный, короткий лай Альмы как-то будоражил всех собак нашей улицы, и они долго не могли успокоиться.

Но вскоре Альма стала исчезать – вначале по ночам" а потом и днем.