Текст книги "Дело о черной вдове. Записки следователя (сборник)"
Автор книги: Александр Ковалевский
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Для Василевской с Сокольским рабочий день, однако, еще не закончился. Зоя провела допрос обоих братьев сначала по отдельности, потом устроила между ними очную ставку, на которой были расставлены все точки над «i».
Тишков-старший, устроившийся охранником в банк, два месяца изучал банковские помещения, сигнализацию всех черных входов и выходов. Он рассчитал лучшее время для ограбления – в субботу, когда в отделении работала всего лишь одна кассирша, которую при ограблении он не собирался оставлять в живых, поскольку она могла его опознать даже в маске. Сам он провернуть такую операцию не мог, поэтому взял на дело своего младшего брата, недавно вернувшегося из армии и остро нуждавшегося в деньгах.
Ограбление прошло точно по разработанному плану, только вот со скотчем они немного не рассчитали. Вдвоем они закатывали в скотч кассиршу, на которую и израсходовали почти весь рулон, хотя по идее налетчики должны были бы связать охранника сильнее, чем женщину, не способную оказать им какое-либо сопротивление. На очной ставке оба сожалели, что не догадались взять с собой два рулона скотча, чтобы хватило и на Тишкова-старшего. Если бы Тишков-младший так же упаковал своего старшего брата, как кассиршу, оставив, естественно, ему щелку, чтобы тот мог дышать, то никто бы не заподозрил их в инсценировке.
Василевская же с Сокольским лишний раз убедились в том, что даже при идеально подготовленном преступлении предусмотреть абсолютно все преступники не могут и прокалываются обычно на мелочах. Для наших горе-героев такой мелочью стали какие-то метры скотча.
Закрепив их показания на допросах, Зоя с чистой совестью вынесла постановление об их аресте по обвинению в убийстве кассира и ограблении банка, а изъятую у Тишкова-младшего спортивную сумку с банковскими деньгами, как главный вещдок, приобщила к делу. И только когда братьев-разбойников увезли в СИЗО, Зоя с Сергеем позволили себе расслабиться и приняли приглашение начальника районного угрозыска майора Ищенко отметить раскрытие «ограбления века». Краснооктябрьский райотдел был для Сокольского с Василевской почти родным. Лет десять назад они вместе здесь работали, а Ищенко они помнили еще молодым опером. Их тоже многие розыскники знали еще по совместной работе в райотделе, так что на вечер воспоминаний подтянулись все свои.
Ищенко расставил на столе одноразовые стаканчики, Зоя, как единственная дама в их мужском коллективе, взяла на себя сервировку стола, соорудив из того, что принесли из своих запасов розыскники, вполне приличные бутерброды. Когда все наконец расселись, Ищенко выставил на стол традиционную бутылку водки, а специально для Зои районные опера где-то разжились бутылкой ее любимого мартини. Не успел он разлить по стаканчикам водку, а Зое – вино и открыть рот, чтобы произнести первый тост, как дверь в его кабинет резко распахнулась и на пороге возник прокурор города собственной персоной.
– Зоя Юрьевна, а вы что делаете в этой веселой, как я понял, компании? – окинув недоброжелательным взглядом всю честную компанию, строго спросил он.
Зоя от растерянности не нашлась что ответить, но чисто рефлекторно успела спрятать свой стаканчик с вином под стол. В том, что розыскники устроили в райотделе пьянку, ничего из ряда вон выходящего не было, и неожиданное появление прокурора оперов не очень-то смутило, но бутылки со стола они все же убрали. А вот ее присутствие на этом застолье как представителя органа, надзирающего за милицией, было, мягко говоря, не совсем уместным, во всяком случае с точки зрения застывшего на пороге прокурора, но у него все же хватило такта удержаться от замечания в присутствии оперативников.
– Я, собственно, чего зашел. Я в прокуратуру сейчас еду, могу вас подвезти, – предложил он.
– Спасибо, Василий Петрович, не нужно. На сегодня я все следственные действия закончила, так что мой рабочий день уже закончился. И прошел он, как вы знаете, весьма плодотворно, – сочла нужным напомнить она.
– Да, следователь вы действительно неплохой, – вынужден был признать он. – Вас можно на минутку?
– Да, конечно. Сейчас выйду, – сказала она, но не смогла встать, поскольку ее рука зависла под столом с полным стаканом вина.
Прокурор же терпеливо ждал, когда она выйдет из-за стола. Ситуация была дурацкой. Не могла же она сказать прокурору, чтобы тот ожидал ее за дверью. Затянувшаяся немая пауза становилась невыносимой, и тут положение спас, как он думал, хозяин кабинета.
– Идите, я подержу, – сказал он, перехватывая у нее под столом наполненный до краев стаканчик.
Проделать это вслепую у него не очень получилось, и часть вина пролилась ей на юбку. От неожиданности Зоя взвизгнула, и прокурору осталось только догадываться, что за странные манипуляции она проделывает под столом с сидящим рядом с ней оперативником.
– Ну, знаете, это уже выходит за все рамки приличия! – буркнул он и, хлопнув дверью, вышел.
Не в силах больше сдерживаться, оперативники разразились безудержным хохотом. Представив себе, как сейчас злится прокурор, который их громогласное веселье явно принял на свой счет, Зоя от души посмеялась над этим надутым индюком. Что и говорить, День дурака, отмечаемый во всем мире первого апреля, сегодня удался на славу. А что делать завтра, она подумает об этом завтра, как говаривала ее любимая книжная героиня Скарлетт О’Хара.
Кровавая подсказка
Понедельник, как известно, день тяжелый. «Рай – это любое место на Земле, где нет будильников, понедельников и начальников», – сладко потянувшись в постели, подумала старший следователь прокуратуры Зоя Василевская, разбуженная назойливым попискиванием электронного будильника, заведенного на семь утра. За окном весело чирикали воробьи, дождавшиеся наконец настоящей весны, наступившей в этом году в апреле, но вставать ей решительно не хотелось, и она с удовольствием поспала бы еще часик-полтора. Но опаздывать на работу нельзя. Ее начальство (в лице недавно назначенного прокурора города Щепкина Василия Петровича) не колышет, что она работала без выходных и в воскресенье задержалась в прокуратуре до полдвенадцатого ночи, чтобы закончить обвинительное заключение по ограблению банка, которое непременно нужно было сдать в понедельник. Щепкин же считал, что следователи должны дневать и ночевать на рабочем месте, поскольку у них ненормированный рабочий день.
Вспомнив с утра пораньше про доставшего уже всех Щепкина, Зоя проснулась окончательно. За час она успела принять душ, причесаться, накраситься и позавтракать. На работу она приехала даже на пятнадцать минут раньше, но никто этого, разумеется, не оценил. Включив компьютер, она стала перечитывать свое обвинительное заключение по делу об убийстве кассирши при ограблении банка, изобилующее страшными подробностями, как преступники лишали свою жертву жизни, сначала избив ее до полусмерти, а потом специально так замотали ее скотчем, чтобы она задохнулась в этом липком коконе.
На секунду представив себя на ее месте, Зоя внутренне содрогнулась, хотя обычно воспринимала текст «обвиниловки» с профессиональным хладнокровием, как перечень доказательств вины подследственного со ссылками на заключения экспертов. Если переживать каждое уголовное дело как собственное горе, так и до нервного срыва недалеко. Поэтому у сотрудников милиции, прокуратуры, судмедэкспертов при выезде на очередное кровавое происшествие вырабатывается защитная реакция на все те ужасы, с которыми им приходится сталкиваться чуть ли не каждый день. И самая сильная защитная реакция – это так называемый «черный юмор» в ситуациях, когда, казалось бы, не до смеха. И если они над чем-то смеются на месте происшествия, то смеются не над чужим горем, а в первую очередь над самими собой. Больше всего перлов Зоя наслышалась от судебного медика с подходящей для его профессии фамилией Печеночкин, типа: «при сильном надавливании на грудную клетку изо рта трупа нюхается запах водки». Или при осмотре трупа со следами гнилостного разложения он Зое с абсолютно серьезным видом как-то продиктовал: «Кожные покровы грязно-серые, с выраженной гнилостной венозной сетью, дыхание и сердцебиение отсутствуют».
Осмотр трупа обычно проходит так: судмедэксперт его осматривает, ощупывает, ворочает, замеряет ректальную температуру, а стоящий рядом с ним следователь прокуратуры заносит с его слов результаты осмотра в протокол, и следователь Василевская, особенно по молодости, тоже не раз давала повод посмеяться над собой. Так в протоколе она как-то написала: «После первичного осмотра на месте происшествия труп отправился в областной морг…», а однажды по невнимательности указала в сопроводиловке: «Направляется на вскрытие труп гражданина Пупкина, проживающего по адресу…», что Печеночкин потом припоминал ей при каждом удобном случае.
Распечатав обвинительное заключение, Зоя начала прошивать уголовное дело для передачи в суд. За этим кропотливым занятием (нужно все листы прошить прочной нитью, концы которой вывести на оборотную сторону последнего листа) ее и застал заглянувший к ней на чашку чая ее коллега «важняк» Пашка Федоров.
– Привет, Зоя! У тебя попить что-нибудь не найдется? – не обращая внимания на ее занятость, спросил он.
– Извини, Паш, мне сейчас некогда чаи с тобой гонять. Если сегодня дело в суд не передам, Щепкин меня просто убьет, – посетовала Зоя, продевая суровую нить в игольное ушко. – А ты чего такой взъерошенный? Что, опять шефу под горячую руку попал?
– Типа того, – уныло ответил он.
– Орал? – участливо поинтересовалась она.
– Анал!
– Ну, не расстраивайся так, с кем не бывает… А в следующий раз, ну, когда тебя к начальству на ковер вызовут, ты вазелин с собой бери.
– Да пошли они все к черту, эти долбаные начальники! – в сердцах бросил он. – Надоело все, скорей бы уже на пенсию…
– И что ты на пенсии делать-то будешь?
– А ничего. Куплю себе кресло-качалку и первые полгода буду просто в нем сидеть, – мечтательно произнес он.
– А потом? – лукаво поинтересовалась она.
– А потом… А потом начну раскачиваться! – немного подумав, сказал он.
В ответ Зоя прыснула от смеха, и Паша тоже от души посмеялся над собой. От прежнего уныния не осталось и следа, и перед тем как уйти, он поделился с Зоей очередным милицейским ляпом.
– Сейчас проверял отказной материал по одному бомжу, так участковый в своем рапорте написал: «Телесные повреждения такой-то сякой-то получил по месту жительства на помойке».
– Да уж, с этими отказными не соскучишься, – согласилась Зоя.
Когда она сама работала в милиции инспектором по делам несовершеннолетних, по райотделу ходила легенда о том, как старший участковый Павел Михайлович Агеев лихо списал материал о пропаже муфлона из зоопарка. Дело было в том, что на его «земле» находился один очень беспокойный объект под названием «Зоопарк». С этим зоопарком неприятности случались и раньше, но Агееву все как-то сходило с рук. Не считать же серьезным преступлением пропажу попугая, пусть даже и говорящего? Обиднее всего то, что прокололся он на каком-то дурацком муфлоне. Он и знать-то не знал, что это за живность такая, муфлон, подумал, что очередная птица заморская (орел, скорее всего), кто ж знал, что этот орел, зараза, окажется впоследствии вонючим бараном. Увели муфлона сами же сторожа зоопарка: были майские праздники, зарплату, как водится, вовремя не дали, вот и порадовали они себя шашлычками. Какая сволочь брякнула, что, мол, улетел этот муфлон, Агеев, как ни напрягался, вспомнить не смог, может, спьяну и сам придумал, но в отказном материале он уверенно напечатал: «В возбуждении уголовного дела по факту пропажи муфлона отказать из-за отсутствия состава и события преступления. Проведенным расследованием установлено, что зоотехник зоопарка Рябоконь В. С. вовремя не подрезал муфлону крылья, вследствие чего тот улетел вместе со стаей пролетающих в это время над зоопарком диких гусей (показания свидетелей прилагаются)». Все эти объяснения Агеев состряпал у себя в кабинете левой рукой и, довольный проведенным в кратчайшие сроки расследованием, подсунул материал на подпись начальнику райотдела. Тот подписал не читая, есть дела и поважнее, чем розыск какого-то муфлона, и все прошло бы нормально (и не такие отказные материалы липовали), но в конце месяца прокурора района угораздило затеять проверку, и дело о муфлоне ему попалось первым.
Скандал разразился грандиозный. Прокурору прям вожжа под хвост попала: он рвал и метал, топал ногами, а самого майора обзывал муфлоном, вменяя ему служебный подлог и соучастие в хищении баранины. Все обошлось, конечно, но в прокуратуре еще долго припоминали незадачливому участковому этот шедевр милицейского крючкотворства…
Закончив подшивать дело, Зоя вздохнула с облегчением. Никогда она не любила эту чисто канцелярскую работу, но никуда от этой возни с бумажками не денешься. Отчитавшись перед прокурором о завершенном расследовании, Зоя тут же получила от него в свое производство новое дело – об убийстве молодой девушки Ирины Герасимовой, работавшей косметологом в «Салоне красоты», которую этой ночью зарезали кухонным ножом в собственном доме. Судмедэксперт насчитал на ее теле тринадцать колото-резаных ран в области груди и верхней части туловища, так что версия самоубийства отпала сразу.
Кухонный нож у «важняка» Василевской ассоциировался с обычной «бытовухой», то есть убийством на бытовой почве, которое, как правило, уголовный розыск раскрывает в тот же день, и следователю остается только должным образом все процессуально оформить, и дело можно с чистой совестью передавать в суд. Это убийство раскрыть по горячим следам не удалось, а значит, надеяться на то, что это банальная «бытовуха», не приходилось. Хватаются за кухонный нож чаще всего после совместного распития спиртных напитков, и мотивация подавляющего большинства «бытовух» – внезапно вспыхнувшие неприязненные отношения между собутыльниками, установить которых, как правило, не представляет труда, поскольку это или друзья-соседи убитого или убитой, или их ближайшие родственники. И хотя бытовые убийства обычно носят спонтанный характер, то есть заранее никто к совершению преступления не готовился, далеко не всегда их расследование протекает гладко, особенно в случаях, если убийца сумел замести следы и избавиться от трупа. С самыми кошмарными эпизодами в своей практике Зоя сталкивалась как раз при расследовании «бытовух», когда простые обыватели с хладнокровностью мясника расчленяли своих убитых сгоряча жен или мужей в собственных ваннах, чтобы вынести их по частям в обычных пластиковых кульках и разбросать по мусорным бакам. Ужасала именно обыденность таких бытовых преступлений – ведь совершают их не маньяки какие-нибудь, а психически нормальные вроде бы люди.
Ознакомившись с материалом, собранным сегодня утром дежурной следственно-оперативной группой, Зоя отметила, что необычным в этом деле было то, что перед смертью жертва успела написать окровавленной рукой на стене три заглавные буквы «НИК», указав в последние минуты своей жизни на убийцу. За годы работы в прокуратуре Василевская с такой кровавой подсказкой сталкивалась впервые. Осталось теперь только выяснить: «НИК» – это начальные буквы имени или фамилии убийцы, с которым погибшая, очевидно, ранее была знакома? Это сужало круг поиска. Что касается мотива убийства, то, возможно, это было ограбление, так как эксперт нашел в ее комнате вывернутый кошелек без денег.
«Если сопоставить жестокость совершенного преступления и кошелек, сколько бы денег в нем ни было, на такое убийство мог пойти разве что какой-нибудь конченый наркоман. Заявился к ней ночью попросить денег на очередную дозу, а получив отказ, бросился на нее с ножом, ведь, впав в ярость из-за невыносимой «ломки», такие могут убить и за копейку. Причем Ирина, скорее всего, сама впустила убийцу в дом, ведь следов взлома ни на двери, ни на окнах эксперты-криминалисты не обнаружили», – размышляла Зоя, рассматривая фототаблицы осмотра места происшествия. Одних иллюстраций ей было мало, и она решила на все посмотреть своими глазами.
Убийство произошло на окраине города в частном доме, и добираться туда и обратно на общественном транспорте – полдня потерять. Можно, конечно, обратиться к Щепкину, чтобы тот выделил для этой цели служебный автотранспорт, но ей проще было сделать звонок другу – Сергей Сокольский, как начальник УУР, наверняка должен быть в курсе об этом убийстве и заинтересован в его раскрытии не меньше ее.
Дозвониться Сокольскому ей удалось с первого раза. Узнав от Зои, что расследование убийства Ирины Герасимовой она приняла к своему производству, он сообщил ей, что сейчас как раз опрашивает парня, обнаружившего труп своей девушки и вызвавшего милицию.
– Ты что, задержал его? – уточнила она.
– Нет, просто выясняю у него кое-какие подробности, – ответил он.
– Мне тоже нужно будет его допросить. Как свидетеля, – подчеркнула она, зная привычку угрозыска задерживать по подозрению в убийстве того, кто первым вызвал милицию.
– Не вопрос. Тебе прямо сейчас его привезти?
– Привози. А ты потом съездишь со мной на место происшествия? Надо будет там повнимательней все осмотреть, вдруг эксперты что-то важное упустили.
– Раз нужно, значит, съездим, – согласился он.
– Отлично! Я знала, что на тебя всегда можно положиться, – удовлетворенно отметила она. Работать с таким профи, как Сокольский, было для нее одним удовольствием.
Не прошло и получаса, как она уже допрашивала убитого горем Дмитрия Мищенко, который первым обнаружил труп Ирины Герасимовой и вызвал милицию. Дмитрий рассказал, что он расстался с Ириной вчера где-то в полвосьмого вечера. Он уехал от нее, когда та разговаривала с отцом по телефону, а утром не смог ей дозвониться – на звонки Ирина не отвечала ни по домашнему, ни по мобильному телефону. Тогда он позвонил ей в «Салон красоты», но и там не знали, куда она запропастилась. Коллеги Ирины сказали ему, что и сами беспокоятся, ведь она очень обязательная девушка и раньше всегда предупреждала, если по какой-то причине опаздывала на работу, а тут как сквозь землю провалилась. Тогда Дмитрий сказал им, что сейчас съездит к Ирине домой проверить, все ли с ней в порядке. Приехав к ней, он обнаружил дверь в ее дом открытой, а на кухне нашел ее в луже крови. Поняв, что она мертва, он позвонил в милицию и дождался приезда наряда.
– Дмитрий, вы, наверное, видели оставленную ею на стене надпись «НИК». Вы не знаете никого из ее друзей или знакомых, чье бы имя или фамилия начинались на эти буквы? – спросила Зоя.
– Подождите, дайте подумать, – попросил он.
– Да, конечно, я вас не тороплю.
– Ник, ник… Послушайте, а может, это «никнейм», ну чье-то сетевое имя? Сейчас ведь многие по Интернету знакомятся и свое настоящее имя скрывают под всякими «никами», – предположил он.
– В принципе, возможно, но не в этом случае, – не поддержала его интернет-версию Зоя. – Давайте так: вы называйте мне по именам всех ее знакомых, кого знаете, может, кто из них под этот «ник» и подойдет.
– Да я из ее круга почти никого и не знаю. Мы ведь знакомы с ней были всего два месяца. Хотя, постойте, она мне как-то жаловалась, что иногда ее достает бывший парень. Ирочка говорила мне, что бросила его, как только узнала, что он наркоман, но он все равно время от времени звонил ей, ну когда ему надо было уколоться, и угрожал, когда она отказывалась дать ему денег на очередную дозу. Коля его, кажется, зовут, – припомнил он. – Фамилии его, правда, не знаю. Собственно, я вообще про него ничего не знаю, ни где он живет, ни чем занимается.
– Наркоман по имени Коля-Николай. Спасибо, Дмитрий, вы нам очень помогли, – поблагодарила Зоя.
Версия, что Ирину убил ее знакомый наркоман Николай, чье имя она не успела дописать, идеально вписывалась в картину преступления. Чтобы не терять времени, она решила закончить на этом допрос Дмитрия. Сейчас нужно было срочно заняться бывшим приятелем Ирины, уже попавшим в поле зрения уголовного розыска, который отрабатывал связи погибшей. Выяснилось, что раньше Ирина не раз вызывала к себе домой милицию, чтобы дежурный наряд утихомирил избивавшего ее сожителя Николая Лященко.
Получив от розыскников домашний адрес Николая, Зоя с Сокольским немедленно выехали туда. Николая они застали дома. Он развлекался со своей новой подругой Ингой и очень удивился их визиту, а известие об убийстве его бывшей сожительницы Ирины Герасимовой шокировало его еще больше. Когда же Николай услышал о своем имени, написанном окровавленной рукой Ирины, он был поражен и свою причастность к ее убийству категорически отрицал. Тогда Зоя развела по разным комнатам Ингу и Николая. Она опросила Ингу, а Сокольский – Николая. Оказалось, что показания Инги и Николая полностью совпадают даже в мельчайших деталях. В тот вечер, когда была убита Ирина, Николай с Ингой отдыхали в кафе «Звездочка», от которого до дома Ирины с учетом пробок не меньше часа езды, и уехали они из этого кафе в первом часу ночи на такси. Ирина же была убита, как установил судмедэксперт, в одиннадцать часов ночи (плюс-минус полчаса), так что у Николая с Ингой было алиби.
Зоя проверила список входящих и выходящих звонков на их мобильных телефонах. Действительно, в тот вечер они только один раз вызывали такси – Николай звонил со своего мобильного телефона в службу такси в пятнадцать минут первого, а ответный звонок о том, что машина прибыла, он получил в двадцать семь минут первого. Нельзя было, конечно, исключать, что он заблаговременно побеспокоился о своем алиби и мог отлучаться из кафе, чтобы совершить убийство своей бывшей сожительницы и вернуться обратно, но на это бы у него ушло не меньше двух часов. Столь продолжительное отсутствие не могло бы остаться не замеченным охранниками кафе и обслуживающим персоналом. К тому же Николай заявил, что не видел Ирину уже больше месяца, не звонил ей и не надоедал. Это тоже несложно было проверить – достаточно заказать мобильному оператору распечатку всех его звонков за последнее время, но и Зоя, и Сергей и так уже понимали, что тянут пустышку. Оставалось лишь загадкой, почему истекавшая кровью Ирина написала именно «НИК». Отработка ее связей не выявила среди ее друзей и знакомых кого-то еще, кроме Николая, у кого имя или фамилия начинались на эти три буквы. Задерживать же самого Николая оснований не было, и Зоя ограничилась пока устным предупреждением, чтобы он в ближайшие дни не выезжал из города.
– Отрицательный результат – тоже результат, – заметил Сокольский Зое, когда они вышли от Николая.
– Загадок только от этого меньше не стало, – посетовала она. – А разгадка должна быть в этой надписи, и грош нам цена, если мы не поймем, на кого она нам указала… – размышляла она вслух.
– Я так понял, мы сейчас едем на место преступления? – осведомился он.
– Да, мы возвращаемся к тому, с чего я хотела начать, – с осмотра места происшествия, – подтвердила она.
В доме, где убили Ирину Герасимову, кровь, которая была повсюду, никто еще не замывал, и надпись на стене сохранилась, как она была изображена в фототаблице. В комнате царил хаос – брызги крови, разбросанные листы бумаги на полу, открытые коробки.
– Сергей, а тебе не кажется, что эти буквы, – Зоя показала на надпись на стене, – как-то не вписываются в общую картину.
– Есть такое ощущение, – признался он. – Эти буквы написаны слишком уж аккуратно для истекающего кровью человека, который вот-вот умрет, – заметил он.
– Действительно, буквы почти одинаковой ширины и высоты. И если Ирина их выводила лежа, то они как-то высоковато расположены. И в ее состоянии проще было написать на полу, чем тянуться к стене.
– Тоже верно, – согласился он. – На такой высоте удобно что-то писать, если присесть на корточки, например вот так. – Сергей на собственном примере показал, в каком положении ему удобнее всего было бы сделать такую надпись. – Только вряд ли с такими серьезными ранениями, как у нее, она была на это способна. Значит…
– Значит, эту надпись оставил кто-то другой? – продолжила Зоя его мысль.
– Вот тебе и разгадка – кто это написал, тот и убийца, – подытожил он.
– Да, не зря мы сюда приехали. По одним фототаблицам я эту загадку, пожалуй, не разгадала бы. Ну теперь нам осталась сущая мелочь – выяснить, кто же убийца?
– Если эта надпись указывает на Николая, значит, ее оставил тот, кто знал о ее отношениях с ним.
– Да это понятно. Ну что, уголовный розыск, – обратилась она к Сокольскому, – работа вам предстоит немалая – нужно будет проверить всех ее друзей и знакомых, членов ее семьи на предмет алиби в момент убийства. Она, кстати, раньше была замужем, так что в первую очередь надо будет проверить ее бывшего мужа. Может, он ее зарезал в приступе ревности, когда узнал, что у нее завелся очередной любовник. Но ясно уже сейчас, раскрыть это убийство по горячим следам нам с тобой не удалось.
– Не спеши сдаваться. Давай здесь еще раз внимательно все осмотрим, – предложил он.
– Давай, может, еще какую-нибудь подсказку найдем. Вот, смотри, коробка от пиццы, – подняла она валявшуюся на полу коробку. – Тут указан телефон доставки пиццы – круглосуточно. Что ж, сейчас узнаем, когда на этот адрес заказывали пиццу, – сказала она, набирая указанный на коробке номер.
– Только сразу не говори, что ты из прокуратуры, – предупредил ее Сергей. – Дай лучше я позвоню, заодно и нам к чаю пиццу закажу.
Зоя не возражала, и вскоре Сергей знал не только точное время, когда сюда привозили пиццу, но и имя курьера, которое ему любезно сообщили в службе доставки, когда он похвалил его за высокую культуру обслуживания. Полученная из пиццерии информация настораживала. Мало того что пиццу доставили вчера около десяти вечера, то есть накануне убийства, так еще и курьера звали Николай.
– Мне пообещали, что минут через двадцать этот же Николай привезет нам новую пиццу. Я заказал нам «Ассорти», если ты слышала. Доставка – бесплатно.
– Мне сегодня просто везет на свидетелей, – сказала она. – А этот еще и с пиццей приедет.
– А если не приедет, значит, он и есть убийца. Хотя вряд ли, – это было бы уж слишком легко так убийства раскрывать, – тут же усомнился в собственной версии Сокольский.
Доставщик пиццы по имени Николай приехал на своем скутере даже раньше двадцати минут. Когда курьер увидел на пороге Зою с Сокольским, он было подумал, что перепутал адрес, ведь когда он привозил сюда пиццу вчера, здесь была другая девушка с другим мужчиной.
– Вы точно помните, что девушка была не одна, а с мужчиной? – предъявив ему свое служебное удостоверение, уточнила Зоя.
– Да, точно. Дверь мне открыла девушка, а расплатился со мной за пиццу ее парень, – ответил курьер.
– Во сколько это было? – уточнила она.
– В десять – начале одиннадцатого, – ответил он.
– А как выглядел этот парень, что отдал вам деньги за пиццу? – спросила она.
– Ну такой, чуть выше меня, коротко стриженный, спортивный такой. Кажется, Димой его зовут. Точно Димой. Когда девушка взяла у меня пиццу, она сказала своему парню: «Дима, расплатись с ним». Ну, со мной значит. А что случилось, им наша пицца не понравилась? – забеспокоился он.
Зоя с Сергеем многозначительно переглянулись. И без лишних слов им было уже понятно, что и этот Николай вне подозрений.
– А этот бейджик и вчера на вас был? – Зоя кивнула на табличку с именем курьера на его куртке.
– Ну конечно. У нас на фирме у всех требуют, чтобы бейджики носили. А что случилось-то? – продолжал недоумевать он.
– А случилось то, Николай, что вчера здесь была убита девушка, которой вы накануне пиццу привозили. И возможно, вы были последним, кто видел ее в живых, – внимательно наблюдая за его реакцией, объяснила Зоя. – В общем, вам придется немного задержаться, я должна вас допросить.
– Вот это я попал так попал, – обескураженно произнес он. – Нет, допрашивайте, конечно, если надо. Для меня главное, что к пицце претензий нет.
– За пиццу спасибо, – поблагодарил его Сокольский, расплатившись за доставленное «Ассорти» с мясной, сырной и овощной начинкой.
Допрос курьера много времени у Зои не занял. Все, что ее интересовало, второй в этом деле Николай и так уже рассказал. По его показаниям получалось, что он застал Ирину с ее парнем по имени Дима в десять вечера, когда сам Дмитрий на допросе утверждал, что уехал от Ирины в полвосьмого. В том, что это один и тот же Дима, сомневаться не приходилось. В комнате Ирины Зоя нашла фотографию, на которой та была запечатлена в обнимку с Дмитрием, и развозчик пиццы уверенно его по этой фотографии опознал – именно этот парень расплатился с ним вчера в десять вечера за пиццу.
– Интересное кино получается, – озадаченно произнес Сергей, когда Зоя отпустила доставщика пиццы.
– Ты о том, что на допросе Дмитрий мне заявил, будто расстался со своей подругой в начале восьмого вечера, а развозчик пиццы видел его с ней около двадцати двух?
– Ну да. Если человек не виновен, зачем ему врать, да еще под протокол?
– И хорошо, что соврал. Иначе мы вряд ли бы его заподозрили. Хотя и сейчас еще не факт, что это он убил свою сожительницу. Может, он просто время перепутал.
– Все может быть, но интуиция подсказывает мне, что в этот раз мы с тобой напали на верный след.
– Мне тоже. Ну что, сами поедем его задерживать или своих розыскников за ним отправишь? Если, конечно, он в бега уже не подался.
– Оперов отправлю – пусть тоже побегают, а у нас пицца остывает. Пока доберемся в твою прокуратуру, совсем остынет.
– А давай по дороге заедем ко мне домой и спокойно поужинаем, – предложила Зоя. – А то в нашей прокуратуре только язву заработаешь, которая, как известно, от нервов, а с нашим новым прокурором никаких нервов не хватит, – пожаловалась она.
– Да, ваш Щепкин не подарок, – согласился он.
* * *
Когда задержанного Дмитрия Мищенко опера городского угрозыска доставили в прокуратуру на повторный допрос и «важняк» Василевская указала ему на несовпадение его показаний с показаниями доставщика пиццы, он признался, что был в доме Ирины, когда привезли пиццу.
– Значит, вы подтверждаете, что пробыли в ее доме на полтора часа позже, чем указали на первом допросе? – спросила Зоя.
– Да, подтверждаю. Ну и что с того? Вы сами видели, в каком я был состоянии, – напомнил он. – Кстати, этот доставщик пиццы может подтвердить, что со мной Ирина была жива и здорова. Мы с ней прекрасно поужинали пиццей, после чего я от нее уехал. Во сколько это было, точно не скажу, у меня и часов-то нет, и даже сейчас я не знаю, который час.
«А ведь он прав», – подумала Зоя. То, что он ошибся со временем, нельзя отнести даже к косвенной улике. Ирину убили где-то через час после того, как курьер видел ее с Димой живой и невредимой. Дмитрий ушел от нее после того, как они съели пиццу, а убийца мог напасть на нее, когда она осталась в доме одна. Получалось, ничего конкретного предъявить она ему не могла, и ей пришлось отпустить его во второй раз за этот трудный понедельник. С работы в этот день она ушла даже позже прокурора, в начале двенадцатого ночи, вот только пользы от такой переработки было ноль.