Текст книги "Белая кокарда"
Автор книги: Александр Корделл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
«Морской ястреб»
Когда мы поравнялись с чёрной громадой брига, с планшира на нас глянул какой-то бородач. (Это был бриг, хотя я и принял было его за фрегат.)
– Эй, боцман! Ну как там улов, приятель?
Боцман поднялся во весь огромный рост и расправил тяжёлые плечи.
– А-а, всего шестеро, но рыбёшка не мелкая. Пять крепких ирландцев и англичанин, он собирается задать нам перцу!
– Так подымай его первым, боцман, мы ему вмажем как надо!
Раздался хриплый смех, крики, у поручня на корме появились английские матросы, они выкрикивали всякие оскорбления, а я смотрел на берег, где в густеющем тумане мерцали жёлтые огни Брея, и думал о Майе, оставшейся на привязи возле «Чёрного борова». Украсть её ничего не стоило, её мог забрать любой бродяга, забрать вместе с бесценным письмом в седле, предназначенным для лорда Эдварда Фицджералда.
Я сжал кулаки и проклял себя за то, что остановился поесть.
Теперь, вместо того чтобы делать дело, за которое умер мой отец, я окажусь через несколько дней далеко в море, за сотни миль от берега. Молодой англичанин, лежащий связанным рядом со мной, зашевелился и спросил:
– Ты англичанин, приятель?
– Ирландец, – отвечал я. Он застонал.
– Помогай нам небо, и мне особенно. Я ехал в почтовой карете с женой и ребёнком, мы направлялись в Лукан, чтобы начать там новую жизнь. Они нас остановили и вытащили из кареты. Тот человек, что лежит с той стороны от тебя, – возница.
– Не волнуйся, – сказал я. – По почтовому тракту едет немало приличных людей, любой из них отвезёт женщину с ребёнком в Лукан.
– Молю за них бога.
– Молись лучше за себя, – отвечал я. – У тебя норов, как у дикого осла, они тебя привяжут к грот-мачте и дадут плёток.
В тусклом свете фонаря он повернул ко мне лицо – оно было словно высечено из гранита, подбородок крепкий, квадратный, а глаза горят бесстрашием.
– Ты разве не ценишь свободу? – проговорил он сквозь зубы. – Ты разве не содрогаешься при мысли, что тебя, будто скот, погонят на этот вонючий корабль?
– Я силы берегу для другого и тебе советую.
– Ну нет! Как только они меня развяжут, я этому боцману покажу.
– Ты слишком язык распускаешь, приятель, да и руки надо держать при себе. Ты разве не хочешь попасть в Лукан к своей семье?
– Хочу всем сердцем!
– Тогда спрячь кулаки, побереги их для побега. Плавать ты умеешь?
– Нет.
– Прекрасное начало, – сказал я.
В этот миг мы ударились о борт «Морского ястреба»; название на корме бросилось мне в глаза. Мы подцепились и медленно поползли вверх вдоль просмолённого корпуса брига. Из портов [26]26
По́рты– здесь: отверстия в борту судна, типа ворот, для входа и выхода, погрузки и разгрузки и т. д.
[Закрыть]и крошечных иллюминаторов несло вонью, пахло гнилой пищей и немытыми телами; тяжёлый дух шёл от брига, хуже, чем от свинарника. Так Англия и господствовала над морями. Матросов держали в плавучих хлевах, которые английские адмиралы называли гордостью нации, наказывали плёткой или протаскивали под килем за малейшую провинность. Такими-то путями она и сделала свой флот первым в мире. Но удивительнее всего то, что матросы платили ей за всё это любовью и беспримерной храбростью. Правда, бывали во флоте бунты, как, скажем, последний большой бунт у Спи́тхеда, но против ужасных условий на кораблях бунтовали редко. Петля на рее, как говаривали матросы, была прощальным объятием Адмиралтейства; матросов секли и вешали сотнями.
Баркас подтянули на палубу брига, и я приподнялся, чтобы получше разглядеть палубы, залитые водой. На глаз, в бриге было тонн сто семьдесят; пушки уже подняли свои жерла, готовые к бою, – шестифунтовые орудия на носу и корме и шесть десятифунтовых по правому и левому борту. И пока матросы вытаскивали из баркаса пленных, я смотрел на две огромные мачты у себя над головой и на четырёхугольные паруса, которые уже надувал ветер. Бриг рвался с якоря, словно леопард с цепи, кренясь и взлетая на крупной волне. Верёвки, связывавшие нас, разрезали. Матросы с обнажёнными ножами окружили нас и выстроили вдоль борта.
– Капитан идёт! – сказал боцман.
Мы стояли понурившись. Нас было шестеро; англичанин стоял рядом со мной, и я сейчас же заметил, что, хоть он и был ниже меня дюйма [27]27
Дюйм– единица длины, равная 2,5 см.
[Закрыть]на три по меньшей мере, мускулы у него были, как у борца. Он так и рвался в бой.
– Успокойся, приятель, – пробормотал я, – а не то всех нас высекут.
Капитан подошёл, не обращая внимания на крики и кипящую кругом работу. На носу послышалась песня, матросы выбрали якорь, корабль круто накренился и вырвался на свободу.
– Пёстрая компания, боцман, – заметил капитан, невысокий человек в очках, более похожий на клерка, чем на капитана этого маленького, но грозного боевого корабля.
– Выбирать не приходится, сэр, – отвечал боцман.
– Что ни раз, то всё хуже, а?
– Это уж точно, сэр. Должно, мы лучших уж всех перебрали. Хоть есть среди них боевые, вот этот, к примеру… – Боцман ткнул в меня большим пальцем. – Бедняге Сэму О’Ши таких шишек понаставил, а мне грозил шпагой.
– Великолепно!
Капитан задержался передо мной, вперив в меня свои маленькие серые глазки.
Внезапно корабль накренился, матросы заскользили, зачертыхались и повалились на палубу. Но капитан даже не дрогнул, он был прирождённый моряк.
– Шпагой грозил? Это что-то новенькое. Тебя как зовут?
– Шон Кейси, сэр, – солгал я.
– Откуда ты?
Голос у него был низкий и на удивление красивый.
– Из Милфорда.
– Прибавляй «сэр», когда мне отвечаешь, а не то я посчитаю, что ты мне дерзишь. Понял?
– Да, сэр.
– Ты говоришь, как человек образованный. Ты где-нибудь учился? – Я не успел ответить, ибо он вдруг закричал – Мистер Со́упер, где вы, чёрт побери?
– Сейчас, сэр, иду!
Появился запыхавшийся помощник капитана.
– Барометр падает, не так ли?
– Так точно, сэр.
– Паруса уменьшить, возьмите ещё риф [28]28
Ри́фы– верёвки по краям паруса, с помощью которого можно изменять площадь парусности.
[Закрыть]на топселях. – Рулевой, слышишь меня? – заревел он, обернувшись к корме.
– Да, капитан, – донёсся слабый отклик с кормы.
– Норд-ост-ост, да поторапливайся!
Капитан глянул вверх. В потемневшем небе собирались тяжёлые грозовые тучи, они громоздились и наплывали над морем, словно спеша залить весь мир водой.
Палуба под нами задрожала, когда «Морской ястреб», послушный штурвалу, накренился влево, меняя галс. Ветер свистел в снастях, паруса то полоскались, то надувались так, что, казалось, вот-вот лопнут, но капитан был совершенно спокоен. Он посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
– Так шпагой, да? Ты куда направлялся, юноша?
– В Дублин, сэр.
– По какому делу?
– Тётку навестить, сэр.
– Ах вот как! Так, значит, откуда ты?
– Из Милфорда, сэр.
«Морской ястреб» взлетал с волны на волну, как живой.
– От Милфорда до Дублина путь не близкий. А лошадь у тебя была?
– Да, сэр.
– Значит, тебя, говоришь, зовут Шон Кейси. Что-то слишком легко это имя у тебя с языка слетело. Если ты мне врёшь, я прикажу тебя выпороть, понял?
– Да, сэр.
Он отвернулся.
– Последи за ним, боцман. Слишком вежливо он отвечает. Это подозрительно, ведь внутри он весь кипит. Впрочем, успеем с ним разобраться.
– Слушаюсь, сэр. Времени хватит!
– Поставь всех шестерых на шпиль, [29]29
Шпиль (морск.) – вертикальный ворот на судах для подъёма якоря. Ходить на шпиле– крутить этот ворот.
[Закрыть]а будут волынить – всыпь им линьков!
– Приучать к порядку надо с самого начала, сэр, это точно!
– Клянусь небом, – пробормотал англичанин рядом со мной, – если он на меня поднимет руку, я за себя не отвечаю!
– Ты хочешь увидеть свою жену и ребёнка, приятель? – спросил я. Он на меня глянул, а я сказал: – Если хочешь, веди себя поосторожней. Мы ещё дадим ему в зубы…
– Давай, давай! – закричал боцман. – Пошевеливайся!
– Слушаюсь, сэр, – сказал я.
Мы заходили по шпилю, выбирая якорную цепь, «Морской ястреб» накренился, словно пытаясь избежать бурного напора волн, ибо ветер крепчал и свистел в снастях. Высоко над головой, на фоне звёздного неба, я видел матросов, прильнувших к снастям, они качались на тросах, а боцман громко командовал, стараясь перекрыть шум ветра:
– Грот и фок на гитовы! [30]30
Гито́вы– снасти для подтягивания нижней кромки паруса к верхней. Взять на гитовы– подобрать парус гитовыми.
[Закрыть]
Из каюты появился капитан:
– Мистер Соупер! Ночка будет не из приятных, барометр всё падает.
Грот надулся и загремел.
– Барометр падает, капитан!
– Ложитесь в дрейф, и будем ждать.
– Но к утру французы подойдут к Дублину.
– Знаю, мистер Соупер.
– У них два фрегата, сэр, вы помните?
– Мне это известно, мистер Соупер. Ложитесь в дрейф и предоставьте французов мне.
– Слушаюсь, сэр. – И он заревел: —А ну, ребята, убрать фок-марсы! – Он зашагал на корму и поднял рупор: – Рулевой, одерживай!
– Есть, сэр! – донёсся слабый отклик.
Теперь мы шли по ветру; паруса с левого борта надулись, мы больше не лавировали, нас медленно несло по волнам.
И хоть я и попал в переплёт, но чувствовал, как постепенно меня захватывает непонятное, но сильное чувство безграничной свободы, роднящее со стихией ветра и воды. Скользя по мокрой палубе, напрягаясь, я ходил на шпиле под металлический скрежет якорной цепи. Англичанин у меня за спиной сказал:
– К утру мы отойдём от Брея на пятьдесят миль. Ты это понимаешь, ирландец?
Я не ответил.
Пожалуй, подумал я, это будет зависеть от французов.
Несмотря на уверенный тон капитана, я знал – да и он, конечно, тоже, – что, если мы встретим на своём пути два фрегата, они разнесут нас в щепки.
Небеса содрогнулись, разорванные зловещей молнией. Гром гремел, и раскатывался, и снова гремел, и расходился басовыми раскатами по всему океану.
Капитан взглянул на небо.
– Похоже, ночка будет не из приятных, мистер Соупер, – промолвил он.
– И будет ещё хуже, пока не получшает, с вашего позволения, сэр, – заметил боцман.
Я невольно улыбнулся. Теперь я знал, почему они господствовали над морями.
Морское сражение
Из чёрного обвала ночи кровавым заревом прорезался рассвет. Я вышел, шатаясь, из зловонного кубрика. Над тихой морской гладью стояла лёгкая дымка. Ночь напролёт нас качало и бросало по зелёным ухабам и рытвинам; вокруг меня рвало и выворачивало захваченных вербовщиками пленных, а закалённые морские волки громко потешались над ними. Лёгкий ветерок повеял мне в лицо, когда я прошёлся по скользким палубам; к моему удивлению, берег был ясно виден. Я узнал очертания Брея. «Морской ястреб» лежал в штиле; паруса, словно тряпки, свисали с рей; лёгкий ветерок едва колыхал флаг на корме.
Сигнальщик, висевший в «Вороньём гнезде», что-то закричал; затаив дыхание, я прислушался – слова сливались в моих ушах в один протяжный вопль. Но другие его поняли, и внезапно вся команда пришла в движение. По трапам на палубу побежали матросы; в одно мгновение всё ожило. И тут я снова услышал крик:
– Парус скулой к волне, сэр!
Среди шума и сутолоки на палубе возник боцман; он растолкал матросов, помощник капитана прыгнул к грот-шкоту и, подтянувшись, прильнул к подзорной трубе.
– Фрегат, сэр! – крикнул он вниз капитану, который появился на палубе, застёгивая китель.
– Судя по наклону, французский. Нет, сэр… одну минуту… два корабля, но второй, возможно, бриг.
– Он под парусом, мистер Соупер?
– Фрегат, судя по всему, идёт под всеми парусами, а бриг штилюет.
Капитан лениво повернулся и приказал:
– Старший комендор, приготовиться! Мистер Соупер, выкатить орудия!
– Слушаюсь, сэр!
Англичанин подскочил ко мне и шёпотом спросил:
– Что происходит?
После бурной ночи он выглядел измождённым и бледным.
– С правого борта фрегат и бриг, – отвечал я.
– Французы?
– Так помощник говорит. Послушай, вот, может быть, наш шанс…
Капитан закричал:
– Вооружите команду, мистер Соупер! Всех, кроме новичков!
Он раздвинул губы в улыбке и подошёл к нам:
– Вам повезло. Ещё и десяти часов не прошло, как вы на борту корабля Его Величества, а уже увидите его в деле. Мне пришлось ждать три года, прежде чем я впервые услышал бортовую артиллерию у Кадиса.
Он обернулся и крикнул:
– Команда обедала, боцман?
– Да, сэр, набили желудки.
– Что ж, посмотрим, как они воюют. За первого сбитого француза всем по чарке грога! Мистер Соупер, можете прибавить скорость?
– Ветер спал, сэр!
– Но они-то идут быстро. Странно…
Капитан взял подзорную трубу и стал вглядываться в даль.
– Бриг остановился, сэр. Фрегат обогнул мыс. Мы будем с ним первым иметь дело, капитан.
– Да, будет дело, мистер Соупер. Матросов к парусам! Стать к орудиям! И стоять твёрдо, запомните! Француз даст по нашему кораблю несколько залпов, прежде чем мы сблизимся.
Я глядел на этого человека. Вот плоды английского воспитания: закрытая школа и, конечно, университет, а лицо, как у купца или банкира. Весь корабль им держался; он был суров, как говорили матросы, мог велеть выпороть за малейшую провинность; и всё же они его боготворили. А теперь он заставлял их принять бой с французским фрегатом, да ещё и бригом в придачу; все преимущества – число и дальнобойность орудий – были на стороне французов. Это походило на самоубийство, и всё же никто не усомнился в его решении. Тут с мыса подул ветерок; в тот же миг французский фрегат изменил курс и пошёл левым галсом; «Морской ястреб» медленно двинулся вперёд, кренясь под ветром.
– Подносчиков пороха! – заревел боцман, и шестеро оборванных мальчишек кинулись к левому борту. – Ну что, ребята, готовы?
– Готовы, боцман! – крикнул, едва переводя дыхание, один из них. На вид ему было лет тринадцать, не больше.
– Так! Значит, если увижу, что кто-то прячется за леер, дам пинка, понятно? Ваше дело – подносить и подавать, а не то, чёрт побери…
Он глянул на меня.
– Ты и англичанин поможете с порохом. Похоже, вы взлетите на воздух – прямо в рай, но в прекрасном обществе. Вилли и Том вам покажут, что надо делать, вы будете у них под началом.
– Слушаюсь, сэр, – сказал я.
Он вытащил пистолет из-за пояса.
– А если у кого есть мыслишка сигануть за борт, так он получит такую дырку в голову, что потонет.
Не могу понять, почему, но возбуждение моё всё росло. Я молил небо, чтобы французы потопили наш корабль, но в то же время жаждал разгромить врага. В эти минуты я, как мне кажется, понимал, почему британские моряки преданы своим свирепым командирам и хранят верность короне.
– А ну, давай! – закричал подносчик пороха Вилли, и вслед за ним и маленьким Томом мы поспешили по ступенькам вниз в крюйт. [31]31
Крюйт– пороховой погреб в подводной части корабля.
[Закрыть]
Здесь работали обнажённые по пояс матросы, они подкатывали ядра и бочонки с картечью, а те, кто были на палубе, поднимали их лебёдкой наверх. Но порох подносить надо было отдельно, и это делали «пороховые обезьяны». [32]32
Так на британских судах называли подносчиков пороха.
[Закрыть]Поднявшись на палубу с бочонками картечи в каждой руке, мы с англичанином обслужили орудия, у которых поджидали канониры, наводя прицелы на приближающихся французов.
– Они берут нас в обхват, мистер Соупер! – вскричал капитан. – Бриг развил редкую скорость. Канониры, сначала займёмся бригом. Надо же и «Морскому ястребу» закусить!
Канониры захохотали и склонились к орудиям.
– Поправку на ветер – так держать!
– Есть так держать, сэр!
– Вкатите-ка ему картечи, мистер Соупер!
– Есть картечи, сэр!
– А когда он повернётся левым бортом, дадим бортовой залп, чтобы очистить палубы. О фрегате не думайте – французы плохие стрелки.
Я как раз поднялся по трапу на палубу, когда фрегат дал залп из батареи с правого борта. Вдоль корпуса появились облачка белого дыма, а потом, злобно шипя, – длинные красные языки пламени. С оглушительным воем и грохотом над головой пронеслись ядра в тысячу четыреста двадцать четыре фунта. [33]33
Фунт– единица массы, равная (в Англии) 453 г.
[Закрыть]Звук нарастал так стремительно, будто взрывался весь мир. Далеко за левым бортом лениво поднялись на фоне неба огромные водяные столбы.
– Пусть себе пристреливается, мистер Соупер! – крикнул капитан. – А мы, если угодно, займёмся бригом.
– Старшие канониры, прицелиться!
– Есть прицелиться, сэр.
Бриг, чуть меньше «Морского ястреба», прекрасно держался галса, бесстрашно сокращая расстояние между нами; ветер усиливался, бриг шёл, распустив паруса. Он подходил всё ближе, наконец между нами осталось каких-нибудь триста ярдов. [34]34
Ярд– единица длины, равная 91 см.
[Закрыть]
– Хорошо идет! – воскликнул капитан. – Стреляйте, когда будете готовы, мистер Соупер. Помните, мне нужен его такелаж!
Я кинулся в проход между пушками, опустил бочонок с порохом к ногам орудийного расчёта и глянул за фальшборт за миг до выстрела.
– Огонь!
Выстрелом меня отбросило к переборке. «Морской ястреб» накренился от удара шестидесятифунтовых орудий; воздух озарился красной вспышкой, над морем просвистела картечь, в тот же миг ударившая, как казалось, прямо в бриг. К небу взлетели щепы; паруса провисли и зловеще опали, вслед за тем повалилась грот-мачта, увлекая за собой топсели, бизань-мачты и главный гик. С батарейной палубы «Морского ястреба» послышалось громкое «ура».
– Молодцы, канониры! – крикнул капитан. – Неплохо стреляете. Мистер Соупер, поворачивайте! Канонирам левого борта приготовиться! Стреляйте, когда будете готовы!
– Руль на борт! – заревел помощник.
«Морской ястреб» накренился под крепчавшим ветром и, разрезая волну, повернул, оставив за собой пенную дугу. Его большая пушка изрыгнула пламя одновременно со смелым французским бригом. Корабль содрогнулся у меня под ногами. Внизу пронзительно закричали – палуба справа от фок-мачты медленно взлетела в воздух, увлекая за собой десятифунтовое орудие и четырёх человек батарейной прислуги. «Морской ястреб» сильно накренился от удара ядра, угодившего прямо в него.
– Спустить гроги! – опять заревел мистер Соупер, и мы закачались на волнах меж дымных фонтанов, вздымаемых пушечными ядрами, летевшими с фрегата.
Он подходил всё ближе и ближе; накрыв нас первым залпом, он намеревался разнести нас в щепы третьим. Тем временем батареи «Морского ястреба» стреляли с левого борта в храбрый маленький бриг. Без мачты и управления он безвольно качался на волнах, а десятифунтовые ядра разносили его корпус. Паруса упали на палубу, словно погребальный саван; он пожертвовал собой, чтобы дать фрегату возможность сблизиться супами.
Внезапно раздался оглушительный взрыв, и бриг, охваченный белым пламенем, взлетел в воздух, на миг подняв над водой и наш корабль. Большая пушка, брёвна, мачты, паруса и обломки с неправдоподобной медлительностью взлетели вверх и с шумом попадали в море кругом нас. Над тем местом, где только что был корабль, вспучился густой, едкий дым; он один отделял нас от неотвратимо надвигавшегося фрегата. Среди воплей и криков я услышал размеренный и спокойный голос капитана:
– Мистер Соупер, пожалуйста, идём на сближение. Приготовить абордажные крючья. Чёрт побери, где старший комендор? Выдать топоры и пики. Да, новеньким тоже. Рулевой, развернуть корабль.
– Есть развернуть корабль, сэр.
– Мистер Соупер!
– Слушаю, сэр?
– Всадите-ка ему изо всех орудий с правого борта, когда он пойдёт на сближение. Клянусь, ему это будет не по вкусу.
– Старший канонир, приготовиться к залпу из орудий правого борта!
– Канониры готовы, сэр!
В клубах дыма прозвучал глухой залп из головного орудия фрегата, и сквозь туман мы увидели мелькнувшие языки пламени. В ту же минуту выстрелил и «Морской ястреб». Огромные ядра вонзились в обшивку обоих кораблей, круша каюты и палубы, срывая подвесные койки, оставляя за собой кровавый след и покалеченных людей, крики которых я не забуду до конца своей жизни. Корабли столкнулись вслед за этими двумя сокрушительными залпами. Фрегат врезался нам в нос, обрушив на нашу палубу снасти. Всё смешалось, затем меж нами взметнулось море и развело нас. Орудия на «Морском ястребе» лаяли снова и снова, а большая пушка на носу изрыгала крупную картечь, сметая всё, что оставалось на покалеченных палубах фрегата. Я поднимался за Вилли по трапу с бочонком пороха под каждой рукой, не думая о том, что обслуживаю пушки английского корабля. В час собственного крушения я молился о победе англичан и ничего не мог с собой поделать. Для меня в момент решающего столкновения не было Англии и Ирландии, повстанцев и драгунов. Была лишь Великобритания и ненавистные чужеземцы-французы, которые проливали кровь и грабили весь мир, одерживая под предводительством своего героя Бонапарта победу за победой. Я был одержим одним желанием: выполнять приказы капитана, который так прекрасно знал своё дело, чтобы разгромить французов.
Менее пятидесяти ярдов отделяло нас от французского фрегата. В воздухе свистела и выла картечь и, словно огромный барабан в этом оркестре смерти, бухали десяти– и двадцатичетырёхфунтовые орудия, разнося в клочья обшивку, мачты и людей.
Пробираясь вслед за Вилли к пушкам, я видел груды убитых и раненых на палубах; пушки были опрокинуты, люди, ворота и приводные ремни смешались в чудовищную паутину смерти, по́рты разворочены, крепящие брёвна торчали в небо.
– К абордажу! – послышался голос капитана. – Мистер Соупер, где вы, чёрт побери?
– Помощник убит, капитан! – крикнул гардемарин.
– Так… Боцман, слушай меня! Рулевой, повернуть корабль! Ветра у тебя достаточно, приятель, поворачивай и подходи вплотную для абордажа!
– Штурвал не повинуется, сэр!
В тот же миг «Морской ястреб» задрал нос, будто птица, летящая в небо. Палуба встала дыбом. Потеряв опору, я упал головой вперёд и, подымаясь, хотел было ухватиться за Вилли, который кинулся к орудию, но не успел: Вилли вылетел в разбитый порт и упал прямо в море. Ему было тринадцать лет от роду.
Нос корабля задирался всё выше, большая пушка, оборудование, люди и трупы, усеявшие палубу, заскользили по корме в море. Я видел, как живые вздымали руки над головой и исчезали под этой ужасной лавиной.
Оставалось всего мгновение: я бросился к пушке, из которой пытался выстрелить Вилли, споткнулся, упал, вскочил, подбежал к разбитому порту и прыгнул в него. В эту секунду «Морской ястреб» вздыбился, словно его поддел гигантский кулак, и ушёл кормой вниз под воду. Я прыгнул в море – а он уже погружался; я вынырнул, тряся головой, на поверхность за миг до того, как он затонул. Погружаясь, он будто хотел утащить всех нас на дно за собой: огромная ревущая воронка, крутя, затягивала вниз плававшие кругом брёвна, лю́гины, [35]35
Лю́гина– крышка от люка на корабле.
[Закрыть]обломки мачт и обшивки разбитого фрегата. Впервые смерть глянула мне прямо в глаза. Водоворот затягивал меня всё глубже, глубже в путаницу снастей, кусков рангоута, бьющихся людей, а потом вдруг так же внезапно с силой вышвырнул на поверхность. Я поплыл – не глядя, не думая – от одного обломка к другому.
Торчащие из воды рангоуты, крышки люков, доски, за которые из последних сил держались слабеющие, теряющие сознание люди. Я увидал в волнах тело Вилли, а потом и его друга Тома, обнявшего безжизненными руками плывший по волнам пустой бочонок из-под пороха. И мистера Соупера я увидел – он был убит наповал, и его изувеченное тело упало за борт там, где его настигло ядро. Выгребая изо всех сил к видневшемуся вдали берегу Брея, я миновал и Сэма О’Ши, и помощника боцмана, которого некоторые звали Малюткой, так как росту в нём было шесть футов и три дюйма. [36]36
Прозвище это, конечно, шутливое: 6 футов 3 дюйма = 190,38 см.
[Закрыть]Я узнавал и других – я видел их на баркасе, в кубрике или возле орудий. Но я возле них не задерживался; не задерживался я и ради тех, кто звал меня. В душе моей вновь ожила надежда исполнить поручение, данное мне отцом. Она всё больше и больше завладевала мной. И невзирая на трупы и смрад, на крики раненых и умирающих, во мне крепло стремление выжить – выжить не для себя, ибо моя жизнь была так ничтожна, но для Ирландии.
Последним, кого я увидел, плывя прочь от этого страшного места, был англичанин. Он плыл на спине свободно, вольно, волосы его шевелились, словно водоросли, мёртвые глаза были закрыты, и, как ни странно, он улыбался; и я подумал о его жене и ребёнке, которые ждали его на дороге к Лукану. Но живые должны думать о живых, а не о мёртвых, и я оттолкнул его в сторону, ибо он лёг между мною и Брейским мысом. А за мысом был «Чёрный боров», где, если мне повезёт, меня, возможно, ещё ждала Майя. Я плыл быстро – по морю рыскал французский баркас, искавший оставшихся в живых, и до меня доносились их крики и отклики англичан.
Подгоняемый этой новой угрозой, я поплыл быстрее и вдруг вскрикнул от боли, пронзившей левое плечо. Повернувшись на левый бок, я кое-как продвигался вперёд, стремясь уйти подальше от французских спасателей: они славились своим великодушием и никогда не оставляли людей с разбитых ими судов на произвол судьбы.
Передо мной, подгоняемые приливом, колыхались какие-то доски, я ухватился за одну из них, чтобы перевести дыхание, и устало заработал ногами, направляя её к берегу. Вдали, за вздымавшимися волнами, виднелся песчаный берег Брея; солнце яростно палило. Оглянувшись назад, я увидел, что французский фрегат изменил курс, повернув в открытое море, и вздохнул с облегчением. Я совсем обессилел и, держась из последних сил за доску, отдался на волю прилива. Берег всё приближался. Солнце стояло в зените, когда я почувствовал дно у себя под ногами. Я споткнулся и упал в волны, высоко вздымавшие седые гребни; они выбросили меня и закрутившийся колесом шпигат на покрытый галькой берег.
Позже, уйдя подальше в дюны, я сжал в руке медальон со Святым Кристофером и вспомнил Кэтлин Лихейн.
В тот день не меня одного волны выбросили на берег в окрестностях Брея; говорили, что выброшенных были десятки, и среди них было немало живых. Но и мёртвых выбросило море, а многих французы взяли в плен, и среди них был, как я слышал позже, капитан Симмонз.
Я долго лежал в дюнах без сил, а потом кое-как поднялся и побрёл по берегу к Брею. Помню, я тут же упал, а потом поднялся и снова упал. Сквозь боль и усталость билась одна мысль: Письмо.
Письмо…
