Текст книги "Белая кокарда"

Автор книги: Александр Корделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Alexander Cordell
THE WHITE COCKADE
Leicester, Brockhampton Press, 1970
Александр Корделл
Белая кокарда
Повесть
Перевод с английского и предисловие Н. Демуровой
Стихи в переводе М. Бородицкой
Рисунки В. Зелинского

Посвящается Джослин Энорюс, которая правильно делает, что любит лошадей

Н. Демурова
«Когда белая кокарда станет зелёной…»

Под грозовым небом мая 1798 года, в самый канун Великого ирландского восстания, скачет герой этой книги, семнадцатилетний Джон Риган, в Дублин. На него возложена важная миссия: он должен передать письмо лорду Эдварду Фицджералду. От этого письма зависит успех восстания, которое, как знают все в Ирландии, должно вспыхнуть со дня на день. Но знают об этом и англичане… Путь героя повести пролегает по тем местам, где вскоре прогремят сражения. В графстве Уэксфорд развернутся события, которые решат исход восстания. На горах Уиклоу будут стоять войска «Объединённых ирландцев», идущих на Дублин. Джон Риган скачет в Дублин, а громовые раскаты звучат всё ближе, всё громче, и с каждым часом готовая разразиться трагедия становится всё необратимее…

Автор повести «Белая кокарда», английский писатель Александр Корделл, провёл немало времени в Ирландии, изучая драматическую эпоху, породившую восстание. Чтобы понять и по достоинству оценить написанную им книгу, следует задаться несколькими вопросами: чем для Ирландии было Великое восстание 1798 года, что его вызвало, кто был лорд Эдвард Фицджералд и почему, рискуя собственной головой и жизнью помогавших ему патриотов, Джон Риган стремится во что бы то ни стало доставить ему письмо. Оговоримся сразу же: лорд Эдвард – лицо историческое, так же как и некоторые другие участники восстания, краткие сведения о которых автор приводит в конце книги. Что же до юного Джона Ригана, то он, конечно, лицо вымышленное. Плодом художественного вымысла автора являются и некоторые другие герои этой книги – весёлый трактирщик Лихейн и его красавица дочь Кэтлин, Патрик О’Тул и мужественная Бидди О’Киф и пр. Александр Корделл использует здесь старый испытанный приём, введённый ещё создателем европейского исторического романа Вальтером Скоттом, который обычно ставил в центр изображаемых им исторических событий вымышленного молодого героя. Вспомним хотя бы «Айвенго». Разумеется, сам Айвенго, леди Ровена, шут Гамба, прекрасная Ревекка – вымышленные персонажи. Зато король Ричард Львиное Сердце – лицо историческое, и исторические события, описываемые в романе (завоевание Англии норманнами в XII веке), воссозданы замечательно верно и выразительно. Пожалуй, не менее важно и то, что Айвенго в романе Вальтера Скотта ведёт себя так, как вёл бы себя вполне реальный, исторический персонаж, доведись ему оказаться на его месте. Точно так же и в повести «Белая кокарда» Джон Риган и другие вымышленные герои действуют в исторических обстоятельствах так, как действовали бы реальные исторические ирландцы того времени. Создавая их, Александр Корделл проявил и талант, и глубокое понимание истории.

Итак, чем было вызвано Великое ирландское восстание 1798 года и кто были его участники и вожди? К концу 90-х годов XVIII века в Ирландии назревал серьёзный кризис. Конечно, в Ирландии всегда было неспокойно, с самых тех пор, когда – ещё в XII веке – началась её колонизация англичанами. На протяжении веков английские власти проводили политику «разделяй и властвуй», натравливая друг на друга ирландские кланы, изымая исконные ирландские земли и раздавая их англичанам. Во времена Реформации XVI века Ирландия осталась католической страной, что усугубило конфликт с Англией, где к концу XVII века государственной религией стало англиканство – одна из разновидностей протестантизма. [1]1
  Протестантизм– одно из основных направлений в христианстве, отколовшееся от католицизма во время Реформации – широкого антикатолического движения XVI века. Для него характерен отказ от противопоставления духовенства мирянам, упразднение монастырей и монашества; богослужение предельно упрощено, в церквах нет икон, алтарей, сняты колокола и т. д.


[Закрыть]Английская буржуазная революция 1642–1648 годов, отправившая на казнь короля Карла I, по словам Энгельса, «разбилась об Ирландию». В августе 1649 года Кромвель во главе республиканской армии «железнобоких» вторгся в Ирландию и жестоко подавил национальное восстание, которое было одним из самых крупных за всю историю острова. Кровавые расправы с ирландцами сопровождались невиданными по масштабу конфискациями и раздачей земель. В памяти народа Кромвель навсегда остался «варваром» и «кровопийцей» – именно так говорит о нём и герой повести Корделла. Когда в результате государственного переворота 1688–1689 годов на английский престол был посажен король-протестант Вильгельм III Оранский, который, разбив на реке Войн войска якобитов (сторонников короля Якова II Стюарта), подчинил Англии всю Ирландию, англичане снова конфисковали около миллиона акров земли в Ирландии и роздали их членам английской знати. При Вильгельме III была окончательно установлена система экономического, политического и религиозного подавления Ирландии, одним из краеугольных камней которой был принцип верховенства протестантов.

К концу XVIII века из 4,5 (с небольшим) миллиона ирландского населения больше 3,5 миллиона было ирландцев-католиков, около 500 тысяч ирландцев-просвитерианцев [2]2
  Просвитерианство– разновидность протестантизма, распространено в Ирландии и Шотландии.


[Закрыть]и около 3/4 миллиона англичан. [3]3
  Эти и другие данные взяты из работы замечательного отечественного историка, академика Евгения Викторовича Тарле «Восстание 1798 года, его причины и следствия» (Соч. М.: Изд. АН СССР, 1957, т. 1). Тем, кто хочет ознакомиться с историей восстания более подробно, советуем обратиться к этой работе.


[Закрыть]Более 7/8 всей земли в Ирландии принадлежало небольшой горстке англичан, а то немногое, что оставалось, было распределено между несколькими богатыми ирландцами, протестантами и католиками. Лучшие земли находились в руках английских лендлордов (землевладельцев). Эти землевладельцы, как правило, в Ирландии не жили, а сдавали свои огромные земли в аренду, иногда навечно. Однако и эти арендаторы редко сами жили в арендованном ими поместье. Разбив землю на крупные участки, они в свою очередь сдавали её вторым арендаторам (посредникам), которые обычно оставляли себе часть земли, а остальную мелкими участками сдавали нищему крестьянскому населению. Таким образом, бедняки, обрабатывавшие землю, должны были обеспечить и второго, и первого арендатора, и, конечно, лендлорда. Истощённые земли приносили мало дохода, так как и арендаторы и крестьяне знали, что в любое время их могут согнать с земли, а потому даже не пытались её улучшить. К тому же на протяжении всего XVIII века в Ирландии свирепствовали повальные болезни скота, а град, засуха, проливные дожди нередко лишали крестьянина последнего куска хлеба. Следствием неурожаев был голод, периодически посещавший Ирландию на протяжении всей её истории. Бедственное положение ирландских крестьян усугублялось ещё и тем, что большая часть земли сдавалась не под хлеб, а под пастбища. Так было удобнее крупному землевладельцу. В этом случае он имел дело всего лишь с одним арендатором, и, кроме того, земли, отданные под пастбища, освобождались от десятины – подати, которой ирландские крестьяне-католики облагались в пользу чуждой им англиканской церкви, господствовавшей в Англии. К тому же на своих крошечных наделах крестьяне не могли выращивать хлеб и потому вынуждены были питаться картофелем. Частые недороды вели к голоду, большая часть населения хронически недоедала. Перечитайте сцену в трактире «Чёрный боров», вы увидите там и арендаторов-посредников, и мелкопоместных дворян, и простых крестьян, измождённых от голода и непосильного труда.

Аграрная нищая страна – такой была Ирландия в конце XVIII века. В ней было всего два города, средних по числу жителей, да несколько десятков небольших, глухих городков. Торговля и промышленность только-только нарождались. Высокие пошлины, взимаемые с ирландских товаров при вывозе их в Англию, не давали развиться промышленности. Государственная служба для католиков была закрыта, что усугубляло трудности положения малочисленного среднего класса (в Европе его называли третьим сословием).

В политическом отношении ирландцы-католики были также совершенно бесправны. Правда, в Дублине существовал парламент, права которого в 1782 году были несколько расширены, но это чисто фиктивное учреждение полностью зависело от произвола английских властей. По примеру английского, ирландский парламент состоял из двух палат, верхней и нижней. Члены верхней палаты, то есть ирландской палаты лордов, назначались королём, титул пэра был не только пожизненным, но и передавался по наследству. Члены нижней палаты избирались, но католики не могли ни избирать, ни быть избранными. А это значило, что из четырёх с половиной миллионов ирландцев около трёх с половиной миллионов были полностью отстранены от какого-либо участия в управлении страной. Да и некатолическое население Ирландии к политическому управлению практически не допускалось, ибо вся политическая власть полностью находилась в руках англичан.

В последние десятилетия XVIII века в стране то и дело вспыхивали волнения. Разразившийся в 1784 году голод усугубил отчаянное положение крестьян, снова, как когда-то в 60-е годы, появились так называемые «белые парни», начались пожары, угоны скота, убийства особенно жестоких управляющих, посредников, порой даже и лендлордов, наезжавших из Лондона поохотиться в свои ирландские поместья. «Белые парни» выступали порой отрядами в несколько сот человек. Называли их так потому, что вершили они свои дела обычно ночью, надевая белые рубахи. Носили они также и белые значки для опознания друг друга. По примеру «белых парней» то тут, то там возникали крестьянские отряды, каравшие не только притеснителей крестьян, но и тех, кто шёл на соглашательство с властями и землевладельцами. Они внушали англичанам такой страх, что ещё в 1765 году был издан закон о смертной казни за выступления такого рода. Если захватить «преступников» не удавалось, жители тех мест, где они появлялись, должны были выплачивать правительству огромную контрибуцию. Так англичане пытались и здесь расколоть ирландское население, наказывая за недоносительство. Об этом скорбит Джон Риган, столкнувшийся и с гордыми, смелыми людьми, и с предателями и доносчиками.

Католическое население Ирландии, среди прочих поражений в правах, было лишено права иметь оружие. Этот закон давал решительное преимущество ирландским протестантам. В разных районах Ирландии – сначала на севере, а потом и в других графствах – протестанты стали вламываться в лачуги крестьян-католиков, ища оружие и чиня всяческое насилие. Они приходили на рассвете, поднимали всю семью, обыскивали все углы, оскорбляли женщин и всячески издевались над своими жертвами. Найдя оружие, они тащили хозяина к властям или сами чинили расправу, чувствуя молчаливую поддержку властей. Обычно они нападали на рассвете, и потому их стали называть «теми, кто нападает с первыми лучами света», или «предрассветными парнями». Католики, понимая, что жаловаться на них совершенно бесполезно, стали объединяться в союзы «защитников» («дефендеры»). В середине 90-х годов в некоторых графствах «предрассветные парни» объединились с «дефендерами», поняв губительность братоубийственной розни, однако это произошло далеко не всюду. В подавлении волнений английское правительство использовало и участников добровольного ополчения, которое обычно созывалось в стране в экстренных случаях. Ополченцы славились особой жестокостью.

В 1791 году в Ирландии было создано общество «Объединённые ирландцы», которому предстояло сыграть решающую роль в событиях последнего десятилетия XVIII века. Это общество, поначалу легальное, состояло из немногочисленных образованных представителей средних классов, понимавших, что ирландцы, без различия вероисповеданий, должны объединиться против общего врага – английской короны. Они обратились к крестьянам с призывом к объединению и стали постепенно расширять сферу своей деятельности. «Политическая проницательность, чудовищная энергия, дерзость, предприимчивость, презрение к своей и чужой жизни отличали вождей этой горсточки. Они своими моральными силами восполняли численную скудость; их уже невозможно было обмануть, как были обмануты их отцы в 1782 году; их нельзя было и натравить друг на друга, как крестьян» – так характеризует руководителей этой организации Е. В. Тарле.

Во главе организации «Объединённые ирландцы» стоял Теобальд Уолф Тон, молодой адвокат протестантского происхождения. Он пользовался огромным уважением в Ирландии. «Он был поэтом в главных целях, – пишет Е. В. Тарле, – и суровым прозаиком в обдумывании средств борьбы, и только оттого этот нервный, высокий, худощавый, небрежно одетый человек со своим бледным добродушным лицом и проницательными глазами оказался столь страшным для англичан противником».

В основу своей деятельности «Объединённые ирландцы» положили принципы гражданского и политического равноправия и свободы, выдвинутые Великой французской революцией. На первых этапах борьбы они требовали независимости Ирландского парламента и равного представительства в нём всего народа. К 1795 году общество «Объединённые ирландцы» уже имело многочисленных сторонников по всей Ирландии и открыто провозгласило свою программу, о которой ранее по тактическим соображениям молчало: полное отделение Ирландии и введение в ней республиканского правления. Вынужденное перейти на нелегальное положение, общество создало по всей стране сеть своих кружков и комитетов. Их настойчиво пытались обнаружить многочисленные шпионы и добровольные доносчики, поощряемые английскими властями.

Герой книги Александра Корделла, Джон Риган, не только сам является членом этой конспиративной организации. Он сын опытного конспиратора и революционера, которому было доверено тайное и важное дело. От выполнения этого дела, как хорошо понимали вожди «Объединённых ирландцев», зависел успех национально-освободительного движения. Насколько можно судить, отец Джона Ригана в течение ряда лет был тайным связным между ирландскими революционерами и революционной Францией. Уолф Тон с самого начала хорошо понимал, что без помощи Франции Ирландия не имеет шансов на успех, однако действовать приходилось с чрезвычайной осторожностью. Дело в том, что одной из задач французской революции было уничтожение власти католической церкви и духовенства. Ирландия меж тем была католической страной. В мае 1795 года Уолф Тон, вынужденный покинуть Ирландию, отбыл сначала в Америку, а потом во Францию, где занялся организацией военной помощи революционной Ирландии и подготовкой французского десанта, который в решающий момент должен был выса диться в Ирландии.

Место отбывшего Уолф Тона занял лорд Эдвард Фицджералд, который вместе с Томасом Эмметом, Артуром О’Коннором и другими начал готовить членов общества к вооружённому восстанию. Блестящий аристократ, принадлежавший к одной из самых старых аристократических англо-ирландских семей, красавец, человек огромного обаяния и личного мужества, он завоевал безграничную любовь «Объединённых ирландцев». Главный исполнительный комитет «Объединённых ирландцев» назначил его главнокомандующим армии инсургентов. К весне 1798 года он создал военную организацию, готовую к восстанию. Теперь многое зависело от высадки французского десанта (правда, в случае необходимости «Объединённые ирландцы» готовы были начать восстание и без помощи извне).

Вот какого письма из Франции ждал на своей конспиративной квартире в Дублине лорд Эдвард Фицджералд, и вот какое письмо с величайшими трудностями и риском для жизни должен был доставить ему Джон Риган. Вполне понятно теперь, почему агенты английского правительства всячески старались перехватить его. По некоторым деталям повествования мы можем достаточно точно определить и время действия повести. Награда за голову лорда Эдварда Фицджералда, ушедшего в подполье и постоянно менявшего свои квартиры, была объявлена 11 мая 1798 года, а 19-го он был арестован. Значит, три дня, в течение которых Джон Риган добирался до Дублина, приходятся на этот промежуток. Скорее всего, они ближе к 19-му; возможно, Джон передал письмо лорду Эдварду в самый канун его ареста.

Книга «Белая кокарда» окрашена в трагические тона. Джон Риган, вспоминающий о событиях мая 1798 года, не может не думать о крови, пролитой при подавлении восстания, о трусости и предательстве, погубивших вождей восстания, о страшных расправах и казнях. Вместе с тем он помнит и о героизме, и о самопожертвовании патриотов, отдавших жизнь за свободу и независимость Ирландии. Он верит, что настанет день, когда белая кокарда, опознавательный знак одного из отрядов повстанцев, станет зелёной. Если вспомнить, что зелёный цвет традиционно является национальным цветом Ирландии, то станет ясно, что Джон мечтает о том времени, когда вся Ирландия будет свободной.

Нашего читателя может несколько удивить то, что в книге Александра Корделла так много внимания уделено вероисповедным вопросам. Но в историческом повествовании о восстании 1798 года иного и не может быть. В Ирландии XVIII века религия была формой самосознания, неразрывно связанной с политической и гражданской позицией. Каждый человек, осознавая себя католиком или протестантом, занимал в зависимости от этого определённую общественную позицию. «Объединённые ирландцы» призвали под свои знамёна всех ирландцев независимо от их вероисповедания. Очень существенно в этом отношении и то, что Джон Риган – сын католички и протестанта. Вплоть до конца века такие браки в Ирландии решительно запрещались; на протяжении всего XVIII века английское законодательство всячески боролось с ними, налагая на тех, кто вступал в смешанный брак, всевозможные штрафы – вплоть до полной конфискации имущества – и лишая детей всех законных прав. (Возможно, потому родители Джона и жили не в самой Ирландии, а в Уэллсе.) Как бы то ни было, но Джон предстаёт перед нами как мужественный патриот, сумевший преодолеть и чувство вероисповедной ограниченности, и страх, сумевший повести себя как достойный сын своего народа, на долю которого выпала такая трагическая судьба.

Н. Демурова

Письмо

 
Кто хотел бы забыть девяносто восьмой,
Кто судьбы патриотов стыдится?
Кто глаза опустил и молчит, как немой,
Когда трус над героем глумится?
 

(Из ирландской баллады)

Когда я свернул на дорогу к Фишгарду и отпустил поводья, звёзды на небе так побледнели от холода, что, казалось, вот-вот исчезнут. Майя была крупная лошадь, она привыкла к большему весу моего отца и теперь упивалась своей силой – она знала, что судьба Ирландии зависит от нас с нею; её копыта отбивали гулкую дробь, когда мы мчались мимо обтрёпанных ветром кустов, закутанных, будто в саван, в туман, пришедший с моря. Поднявшись по склону, я увидел сверху холодные и неприветливые пембрукские [4]4
  Пе́мбрук(Пе́мбрукшир) – графство в Уэллсе, на юго-западе Англии.


[Закрыть]поля, ослепительно белые в свете полной майской луны, а к югу – мятое серебро залива и корабли Не́лсона. Их было двадцать два; шквальный ветер бил их паруса, а они рвались с якорных цепей, как тигры, и были готовы вновь кинуться в бой с французами. Но я не стал их разглядывать и поскакал дальше; белая пыль стелилась за нами по ветру, дувшему из бескрайней Атлантики, придорожные деревья пролетали, скособочась, мимо, а ветер вонзал мне в лицо песчинки.

– Майя, давай! – кричал я, покрывая шум ветра. – Майя! Майя!..

Я приподнялся в стременах и схватил её за гриву, она вскинула голову и радостно заржала, и я почувствовал, как ходят подо мной её крутые бока, и в такт моему бьётся её сердце, и как радует её мысль о деле, которое завещал нам мой отец.

Джонсон мы прошли на таком резвом галопе, что и мёртвые пробудились бы от нашего скока; вывески кабаков скрипели на ветру, словно крышки гробов, а низкие домишки по обе стороны улиц притаились, как овцы, ждущие весны. И дальше, дальше, к мосту Ме́рлина; если мне – из-за белой кокарды – готовят засаду, то, скорее всего, на выезде из города. Подумав о засаде, я высвободил эфес шпаги и гикнул, вновь прильнув к Майиной шее, и дорога, летевшая из-под её копыт, была будто пурпурный змей в свете гонимой шквальным ветром луны.

Ещё миля [5]5
  Ми́ля(сухопутная) – единица длины, равная 1609 м.


[Закрыть]галопом, а потом я натянул поводья, и на рысях мы въехали в рощу поодаль от дороги. Здесь пенился ручей, спешащий к морю. Я припал к ручью рядом с Майей; напившись, я снял свой кожаный камзол и набросил на её влажный круп. И пока она отдыхала и щипала траву, я вытащил из-за пояса небольшой кремнёвый пистолет, зарядил его, насыпал на полку пороха из рожка и уселся в тени живой изгороди, наблюдая за дорогой. Вскоре мимо с грохотом промчалась карета, запряжённая четырьмя гнедыми; она направлялась к Милфорд-Хейвену; [6]6
  Ми́лфорд-Хе́йвен(Хе́вен) – английский порт в графстве Пембрукшир.


[Закрыть]мелькнуло золотое шитьё на офицерских мундирах; карету бросало из стороны в сторону, бока лошадей дымились под кнутом, а кучер согнулся под ветром в три погибели, и дождь стекал с его широкополой шляпы.

Карета пролетела мимо, я взглянул на пистолет в своей руке и вспомнил, что ещё и недели не прошло, как его держал в руках мой отец. Они подстерегли его на этой же дороге к Фишгарду и выстрелили ему в спину, но он удержался в седле, и Майя вернулась с ним домой. Когда его снимали с седла, он позвал меня и велел всем уйти; он позвал меня и дал мне письмо, и ещё он дал мне белую кокарду, а потом оп умер. Он велел и мне умереть за Ирландию, если я не доставлю письмо.

Я ощутил страшную пустоту в сердце и прислонился к дереву. Майя, почуяв мою печаль, подошла и потрогала влажными губами моё лицо, как это делают лошади, если они тебя любят. Так она трогала моего отца, когда была им довольна.

Я бы заплакал, да только Майя на меня глядела. Быть взрослым не очень-то весело, подумал я; в этот день мне исполнилось семнадцать.

– Отстань от меня, – сказал я Майе. – Мы что, тут целый день будем прохлаждаться?

Прежде чем продолжить путь, я проверил тайный надрез в седле: письмо к лорду Фицдже́ралду было там. Надев камзол, я поправил белую кокарду на плече. А потом с разбега прыгнул в седло – Майю это всегда приводило в восторг, она поднялась на дыбы, пытаясь сбросить меня на землю.

Но мне было не до шуток, и Майя прижала уши, ударила копытами о землю, и мы поскакали на запад. Звёзды трепетали в небе, по которому неслись грозовые тучи, – мы мчались к Фишгарду.

И в первый раз после его смерти – ведь Майя не могла меня теперь видеть – я заплакал об отце.