Текст книги "Люди в зеленых фуражках"
Автор книги: Александр Тараданкин
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
А. Тараданкин
Люди в зеленых фуражках
«Прочти, товарищ!» – это новая массовая серия, рассчитанная на самого широкого читателя.
Это книжки о нашей великой партии коммунистов, о том, как жил и работал Ленин, о том, как и с кого «делать жизнь»;
о том, как советский народ берет рубежи семилетки, создает материально-техническую базу коммунизма; о том, как воспитывается советский человек;
о чудесных достижениях нашей науки и техники; о том, что такое философия, история, физика, химия, геология и другие науки;
это книжки о гигантской битве за мир и коммунизм на земле.
Авторами этих книжек выступают видные ученые, писатели и журналисты, знатные люди города и села, новаторы производства.
Читай эти книжки, товарищ. Присылай свои пожелания и предложения, выдвигай новые темы, ставь вопросы, по которым ты хотел бы получить ответы в серии «Прочти, товарищ!».
Студеный ключ
Мы ехали уже несколько часов. Дорога то круто поднималась вверх на сопки, то спускалась в живописные пади с хрустальными ручьями, с розовой пеной цветущего на скалистых кручах дикого абрикоса. Последнее селение осталось позади, километрах в тридцати. Слева показалась огромная лысая сопка, похожая на спящее доисторическое животное. Места были до боли знакомы.
– Скажите, а здесь есть где-либо поблизости высота Верблюд? – спросил я своего попутчика, офицера Валентина Харчева.
– Верблюд? Есть. У самой границы, но только несколько южнее. А где вы слышали про эту сопку?
Только теперь, убедившись, что не ошибся, я признался офицеру, что бывал здесь ранее. По этой дороге пятнадцать лет назад прошел наш стрелковый полк.
Машина полезла на перевал.
– Теперь недалеко! – сказал Харчев. – Спустимся вниз – и застава.
Перед глазами открылась широкая долина.
У ворот нас встретил начальник заставы капитан Леонид Федорович Кошкин.
Кирпичная казарма, конюшня, сторожевая вышка, домик, где живет командир с заместителем, несколько аккуратных хозяйственных построек, спортивная площадка, чисто подметенные дорожки – так выглядит этот дальний гарнизон.
Рядом – речушка со светлой холодной водой. Назовем ее Студеный ключ.
Славные традиции у заставы. Когда-то по этим пограничным тропам ходил со своим знаменитым Ингусом следопыт Никита Карацупа. Тут, у Студеного ключа погиб отделенный командир Александр Краев, сражаясь один против роты вражеских солдат. Тяжело раненный, он заставил противника отступить. Ныне на высоком холме герою воздвигнут белый каменный обелиск. Летом его украшают цветы, а зимой душистая хвоя тайги. Молодые пограничники свято чтут память героя.
…Двадцать часов.
На службу уходит дозор. Теперь, сменяй друг друга, воины попарно будут уходить с заставы ровно через час.
Вдали послышался и замер цокот копыт. Это вернулся дозор. Ведя коней в поводу, бойцы приближаются к офицеру. Старший наряда Петр Климов торжественно рапортует:
– Пограничный наряд прибыл с участка границы Союза Советских Социалистических Республик. Признаков нарушения границы не обнаружено…
Быть хорошим пограничником – дело не простое. Каждый воин должен сочетать в себе самые разносторонние качества: смелость, силу, ловкость, выносливость, наблюдательность, зоркость глаза, умение быстро ориентироваться в любой обстановке.
Боевая служба и учеба – вот чем живет застава у Студеного ключа.
Утром с группой пограничников я отправился на занятия. Сегодня старшина заставы Николай Саринов проводит специальный урок – следопытство. По дороге невольно вспомнились романы Фенимора Купера, где герои по едва заметным признакам определяли движение врагов, их силы. Читая, приходилось только удивляться такому их мастерству, прирожденному чутью.
– Чутье – дело спорное, – услышав мои рассуждения, сказал Саринов, – а вот опыт, наметка глаза – это верно. Наша учеба основана на опыте и, если можно так сказать, на научной основе.
Ведь характер следов можно классифицировать. Зная различные отпечатки, мы определяем вес человека, его рост. Кроме отпечатков ног, изучаем и другие следы. Их много: нитка от костюма, оторванная пуговица, обрывок бумаги, окурок, надломленная ветка. Все это и дает возможность обнаружить, выследить врага и заранее иметь некоторые представления о нем.
Занятия начались с учебной контрольно-следовой полосы.
На учебной КСП уже были проложены следы. Ведь занятия должны идти так, как может случиться в жизни. Началось преследование «нарушителя». Вскоре пограничники уже определили его вес и рост.
– Кто бы это мог быть, – тихо спрашивали бойцы друг друга, стараясь определить по приметам, который из их товарищей действует сегодня в роли «противника».
Пограничники идут вдоль контрольно-следовой полосы
Переходим ручей. Долго кружим по кустарнику. Стоп!
– Здесь останавливался. Сидел. Сорвал цветок, – докладывает старшине Виктор Миронов.
– Преследуйте дальше! – командует Саринов.
Но тут произошла заминка. Много следов. Много примет. По каким идти?
– След ухищренный, – докладывает один из бойцов, – пятился.
Вскоре найдено правильное направление, и опять долгое и утомительное преследование. Наконец, «нарушителя» выдал треск сломанной ветки. Пограничники осторожно и тихо окружают кустарник. Короткая схватка и… «нарушитель» взят. Затвор моего фотоаппарата щелкнул в тот момент, когда старший сержант Э. Стрицкий и рядовой В. Миронов обыскивали «задержанного».
По дороге на заставу старшина дает занятиям новое направление – «конвоирование нарушителя». «Нарушитель» пытается бежать. Неудача. Пограничники хорошо знают свое дело!
– Хватит, не могу больше, товарищ старшина, – взмолился «враг», окончательно выбившийся из сил.
Саринов объявляет конец занятий. «Нарушитель» снял комбинезон. Это был пограничник Юрий Трифонов.
Обыск «нарушителя»
– Эти уроки – очень полезны, – говорит старшина. – А поглядели бы вы занятия с собакой! Войдет наш Трезор в раж, только держись. Не посмотрит, что свой. «Нарушителю» худо приходится.
Однако, кроме этих повседневных занятий, главное в жизни пограничников – служба. Среди бойцов заставы многие могут вспомнить случаи, когда приходилось вступать в единоборство с настоящим врагом. Да хотя бы старшина Саринов. Сколько славных дел на его счету! За свою службу бывалый следопыт задержал более семидесяти нарушителей.
А не так давно рядовой Иван Шалавин взял сразу двух…
Случилось это под вечер. Шалавин медленно шел по знакомой тропе. Вдруг ему почудилось, что невдалеке кто-то разговаривает. Крадучись, пограничник пошел в сторону голосов и вскоре заметил двух человек. Один из них залез на дерево и осматривал округу, другой сторожил внизу.
Шалавин обратил внимание, что неизвестные вооружены. Как поступить? Если дать сигнал на заставу и ждать – нарушители могут скрыться. Боец решил воспользоваться неожиданностью. Быстро подскочив к незнакомцу, Шалавин громко крикнул: «Стой!» и выбил оружие из рук врага. Человек опешил и поднял руки. Отскочив в сторону, боец навел карабин на второго, который поспешно спускался вниз.
– Бросай оружие! – скомандовал пограничник.
Видя, что его попутчик обезоружен и не сможет помочь, второй тоже поднял руки.
Подведя задержанных к сигнальной линии, Шалавин вызвал тревожную группу. Вскоре подоспели товарищи и повели задержанных в тыл. Шалавин остался нести службу.
…Необыкновенно тихий и теплый вечер. С волейбольной площадки слышны звонкие удары по мячу. У казармы поет баян. Мы сидим на лавочке с начальником заставы. Много он знает интересных историй.
Вдруг!..
– Тревожный сигнал! Граница нарушена! – докладывает дежурный.
Куда делся мирный разговор, где трели баяна? На заставе все преобразилось. Нельзя терять ни минуты. Цокот копыт возвестил о том, что к месту происшествия выехала тревожная группа. Невольно по телу пробежал озноб. Может быть, сейчас через несколько минут где-то рядом произойдет жестокая схватка. Томительное ожидание. Но вот снова топот коней. Группа возвращается.
– Границу перешла дикая коза! – докладывает старший.
– Можете отдыхать! – выслушав рапорт, спокойно говорит Кошкин.
Дикая коза. Ну что ж – тревога есть тревога. И не зря так быстро все пришло здесь в боевую готовность. Ведь не только дикие козы ходят через границу…
Неприступные берега
Ночная погоня
Резкий мартовский ветер теребил море. И оно гневалось: грозно двигало островерхие волны, шумно швыряло на берег ледяную шугу.
В двадцать три пятьдесят капитан-лейтенант Петр Фуртас поднялся на мостик, и пограничный корабль покинул бухту. Берег медленно удалялся. В черном бархате неба застыла ущербная луна. Свет ее дорожкой живого серебра мерцал на море.
Фуртас дал судну малый ход и приказал идти без огней. Несколько миль – и граница, та невидимая полоса, которую можно проследить только на картах. Здесь же, в море, этот рубеж точно определяют лишь штурманы да капитаны.
Капитан-лейтенант Петр Фуртас
– Слева по борту вижу судно! – доложил вахтенный старший матрос Василий Доринских. – Идет без отличительных огней.
Офицер вгляделся в темноту, тихо ответил:
– Вижу.
В пяти кабельтовых, точно призрак, угадывался силуэт небольшого судна. Оно медленно двигалось на север, вдоль берега Сахалина.
– Полный правым! – скомандовал капитан-лейтенант. – Идите на сближение! Опознать принадлежность!
Мотор загудел сильнее. Расстояние между судами стало сокращаться. Вдруг загадочное судно резко изменило курс, увеличило ход и, выскочив из лунной дорожки, растаяло в темноте.
Боевая тревога! Миг – и на пограничном корабле все пришло в движение.
– Полный всеми моторами! Осмотровой группе изготовиться к проверке неизвестного судна! – командовал офицер. Он весь как-то напрягся и стоял, широко расставив ноги. Лицо стало строгим, волевым. В темноте ничего нельзя было разглядеть, но каким-то особым чутьем Фуртас ощущал, что корабль идет верным путем.
– Включить прожектор!
Над рубкой вспыхнул яркий голубоватый круг. Разгоняя черноту, луч света шарил по морю. Словно огромная белая рука, он двигался из стороны в сторону, ощупывая волны. Наконец, он остановился, и на высветленной воде можно было различить контуры судна, нарушившего наши территориальные воды.
– Моторная шхуна японской постройки, – определил Доринских. – Идет к берегу.
Фуртас приказал увеличить число оборотов двигателей, а сам стал к штурвалу. Он понял хитрый маневр врага, догадался, почему капитан-нарушитель так настойчиво стремится к берегу. Шхуна имела небольшую осадку, и мелководье ее не страшило. Более тяжелый пограничный корабль не мог соревноваться с ней в маневренности у берега, где волны шумливыми бурунами вздымались над вершинами подводных камней. Только опытный, хорошо знающий эти места капитан мог решиться полным ходом вести здесь корабль. Таким капитаном и был Фуртас.
Расстояние до шхуны сокращалось с каждой минутой. Командир осмотровой группы лейтенант Иван Варваркин подавал сигналы: «Остановите немедленно свое судно».
Но шхуна продолжала молча следовать своим курсом. Казалось, что команда на ней вымерла и она мчалась к береговым скалам сама по себе. Вдали начали вырисовываться контуры сопок. Медлить было нельзя.
– Дать предупредительный выстрел! – приказал Фуртас.
Розовая вспышка осветила палубу. За кормой шхуны поднялся водяной столб.
Нарушители наконец не выдержали и застопорили моторы. Проскользив по инерции несколько десятков метров, шхуна легла в дрейф и закачалась на волне. Сбавив ход, пограничный корабль подошел к правому борту. На палубу спрыгнул лейтенант Варваркин и солдаты осмотровой группы.
Открылся люк. Навстречу пограничникам вышли три японца с поднятыми руками.
Застава дальняя
– Значит, рыбаки довольны? Понравился концерт? – спросил капитан Ионенко.
– Очень довольны, – ответил сержант Шелков. – Просят почаще…
Он стоял навытяжку, высокий, стройный, широкоплечий. Из-под шапки чуть выглядывала непослушная белокурая прядь. От этого румяное, обожженное ветром лицо его казалось особенно задорным. Начальник заставы невольно залюбовался своим подчиненным.
– Раздевайтесь и отдыхайте, товарищ Шелков. Ночью пойдете в наряд.
Во многих местах довелось служить начальнику заставы капитану Михаилу Арсентьевичу Ионенко. До Сахалина он побывал и в знойных песках Туркмении, и на Карпатах, и везде его всем сердцем любили солдаты. За внешним бесстрастием Михаила Арсентьевича скрывалась большая беспокойная душа. Принимая любую заставу, он уже считал ее своим домом, своей семьей, обосновывался крепко, словно жить здесь придется всегда.
Гражданская специальность солдата Куприяна Трифонова – сапожник. И на заставе не забывал он своего дела. Увидит, у кого сапоги прохудились или скривился каблук, – прохода не даст. Разует товарища, быстро и ладно подобьет: «Теперь ступай».
Ефрейтор Леонид Прилепко – мастер на все руки: и слесарь, и столяр, и строитель. Что ни поручишь, сделает хорошо. Нередко за помощью к нему обращаются и рыбаки. Служба службой, а в свободное время Прилепко обязательно должен заняться хозяйством, что-то мастерить, иначе нет ему покоя.
Совсем другого склада Николай Хлыстенков, тракторист с Урала. Он – душа свободных от службы вечеров. Начнет разные истории рассказывать – заслушаешься: откуда только у парня берется…
Сказками приворожил пограничник и сына начальника заставы Валерку. Малыш ходит за Хлыстенковым по пятам и ловит каждое слово. А доведется Николаю нести службу у заставы, Валерка берет свое игрушечное ружьецо и станет на часах рядом. Снять с поста его может лишь разводящий: Валерка твердо знает военные порядки.
О каждом пограничнике Ионенко мог рассказать много интересного.
…В комнату начальника заставы вошел ефрейтор.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться? Я насчет боевого листка к стрельбам. Старшина сказал, что прислали художественные бланки.
– Прислали, Яблочкин. Возьмите у заместителя по политчасти.
Ефрейтор кивнул головой и собрался уходить, но, видимо, что-то удерживало его. Ионенко понял.
– Виделись? – спросил он.
Щеки Яблочкина зарделись.
– Поговорил только немножко. Торопилась на работу. Засолка там у рыбаков.
– Засолка? Ну, ничего, это дело временное…
Два месяца назад пограничники стали свидетелями весьма необычного на границе события. Саша Яблочкин – их комсомольский вожак – влюбился. Правда, он никому об этом не говорил, но все догадывались, что сердце секретаря больше не принадлежит им целиком.
Капитан Михаил Ионенко
Началось это в середине января, при драматических обстоятельствах. Вечером Саша вместе с Прилепко был в наряде. Разыгрался сильный буран. Море, беснуясь, билось о берег. За десять шагов ничего нельзя было разглядеть. Время подошло к смене, пограничники направились на заставу. В шуме волн и ветра Яблочкину почудился гул мотора. Приказав товарищу двигаться дальше, он свернул к берегу.
Прошло четверть часа, а Яблочкин не показывался. Прилепко забеспокоился и вернулся. Нашел лыжню Яблочкина: несколько десятков метров она шла вдоль берега, потом затерялась совсем. Прилепко стал громко кричать, но никто не откликался. «Может, разминулись?» – подумал он и что было сил помчался на заставу. Яблочкин не приходил.
В ту ночь на заставе никто не спал. Пограничники разбили береговую линию на участки и колесили по ним вдоль и поперек в поисках солдата. Но Саша пропал бесследно. Наутро Ионенко сообщил о случившемся колхозникам рыболовецкой артели. Те бросили на помощь всех, кто ходил на лыжах.
Ефрейтора нашли только на второй день, в глубокой, заметенной снегом расселине. Из тяжелого оцепенения Яблочкина вывел женский голос:
– Милый, хороший, очнись!
Чья-то рука нежно погладила его по щеке.
Словно просыпаясь, он поднял веки. Перед ним на коленях стояла запорошенная снегом девушка в пуховом платке. Серые большие глаза ее смотрели ласково и испуганно.
– Кто вы? – спросил ефрейтор.
– Наташа. Из Рыбачьего…
Вскоре Яблочкина доставили на заставу. У него, оказалось, вывихнута нога. Кроме того, парень крепко простудился.
Как выяснилось, Саша, не заметив у моря ничего подозрительного, решил сократить путь, чтобы нагнать Прилепко, и в темноте свалился в расселину. Выбраться по скалистой стенке не смог. Наташа Коробкова набрела на него случайно, увидев торчащий из снега обломок лыжи.
Месяц Яблочкин пролежал в госпитале. А потом снова ходил в наряды, горячо занимался комсомольской работой, но товарищи заметили: лицо его часто становилось задумчивым, мечтательным. Не мог забыть пограничник девушку из Рыбачьего.
…Стемнело. На границу вышла новая смена. Ионенко отправился домой. Тихо вошел в комнату. Зажег лампу и сразу же погасил ее. На кровати, обнявшись, крепко спали жена и сын. Валерка чему-то улыбался. Может быть, он видел себя героем какой-нибудь веселой сказки балагура Хлыстенкова? Может быть.
Капитан постелил себе на диване и быстро уснул. Среди ночи его разбудил дежурный по заставе. В море бухали пушки.
Что выяснил капитан Михайлов?
Команда задержанной шхуны «Сакал мару», как выяснилось, состояла из пяти человек. Трое вышли навстречу пограничникам, одного лейтенант Варваркин отыскал в кормовом отсеке, пятый был в машинном отделении. При обыске в трюме судна пограничники обнаружили две рации американского образца с запасными аккумуляторами, три пистолета, несколько мешочков, набитых консервированными продуктами.
В тот же день офицер отряда капитан Михайлов допросил задержанных. Стало ясным, что интерес представляют двое: видимо, особые пассажиры судна. Однако они очень старались выдать себя за бедных рыбаков. Трое других вели себя иначе: сразу рассказали, как и почему попали к берегам острова. Они сообщили, что их хозяин, владелец судна Абэ Хадзимэ, приказал доставить двух незнакомых людей на Сахалин, пообещав хорошо вознаградить за это. Вещи, обнаруженные в трюме, незнакомцы принесли с собой.
Нисидо Харукичи и Харада Иосио – так звали «рыбаков» – на третий день признались, что посланы на советскую землю со специальным заданием. Им приказали, высадившись на Сахалине, произвести разведку берегов, определить наиболее удобные, «тихие» места для последующей заброски агентов и передать результаты по радио. После этого Нисидо и Харада должны были ждать сигнала: когда и где их подберет судно. Задержанные сообщили, что незадолго до отъезда их инструктировал высокий сухопарый человек, видимо, американец, хорошо говоривший по-японски.
Обо всем этом Михайлов и доложил начальнику отряда.
– Видимо, готовятся забросить матерого волка, – задумчиво сказал полковник, – а может быть, и целую стаю. Японцы – это проба пера. Видимо, те, кто должен за ними последовать, особенно дороги старику Филлу.
– Так или иначе, кого-то нужно ждать, – заметил капитан. – Может быть, это произойдет не так скоро, может быть, даже не на нашем участке… Захват «Сакал мару» насторожит и лишь оттянет срок выброски.
В Иокогаме
Низкий, словно приплюснутый сверху лимузин бесшумно свернул в ворота, проскользнул по аллее невысоких, лишенных зелени деревьев.
И остановился у белого дома с мансардой. Ив автомобиля вылез высокий сухопарый человек в сером плаще и направился к дому.
В большом полутемном зале, с окнами, прикрытыми шторами из плотного желтого шелка, он громко крикнул:
– Майкл!
– Я здесь, – донеслось из соседней комнаты. – Что нового, капитан?
Тот, кого назвали капитаном, сбросив плату на низкую полосатую тахту, ответил:
– Полковник недоволен провалом японцев. Полтора часа назад он звонил мне из Токио. Злится, что не подходили к телефону.
Воцарилась долгая пауза. Из приемника слышался гортанный женский голос. Певица исполняла какое-то грустное японское танго.
– Выключи это мяуканье! Рассказывай, что еще тебе сказал Филл?
– Говорит, на днях встретишься со своим подопечным. Съездишь с ним на морские купания, а затем вернешься сюда.
Майкл поморщился. Ему вовсе не хотелось уезжать отсюда. «Морские купания» – довольно хлопотливое дело. Нужно лететь в Штаты, принимать «мальчиков» и, как добрая мамаша, заботиться об их питании, здоровье, ученье и развлечениях.
Обычно «морские купания» устраивались южнее Бостона, на полуострове у мыса Код. Вместе с подопечными майор Майкл Огден выходил на катере в море и там выбрасывал их: пусть сами добираются до берега – это хорошая закалка. «Мальчики» приплывали в весьма плачевном виде, усталые, бледные, с выпученными глазами. Затем их учили плавать в особых резиновых костюмах. Это было полегче: костюм слегка наполнялся воздухом и хорошо держал на воде. Раз в неделю «мальчики» развлекались в ночном кабаре.
Теперь все свое внимание Майкл должен посвятить не группе, а одному человеку. Видно, тот русский парень здорово пришелся по вкусу полковнику Филлу, который возлагал на него большие надежды. Этого «мальчика» нашел в Мюнхене он, Майкл Огден.
– Да, ты знаешь, Рад рассказывал мне, что у этого русского блестящие способности, – закурив, сказал капитан. – Он стреляет, как Вильгельм Телль.
– Я знал, что из него будет толк, – высокопарно заявил Огден. – Посмотришь, я доведу его до высшего класса и сам проведу операцию. Здесь, в Японии, он будет называться Жаном Звориком.
Раздался приглушенный телефонный звонок. Огден подошел к аппарату:
– Хелло!..
Некоторое время в трубке что-то однообразно булькало. Затем Майкл коротко ответил:
– Слушаюсь!
– Ну что? – спросил Алл.
– Приказал вылететь домой, в Штаты. Сегодня туда из Иокогамы пойдет военный самолет…