Текст книги "Я – счастливый Дед Мороз!"

Автор книги: Александр Казакевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Когда меня крестили, мне уже за сорок было. Я утренними и вечерними молитвами питался. Ничего было не нужно. И я чувствовал, как Бог был со мной. Все неприятности, невзгоды были улажены. И потом еще месяц примерно я пребывал в этом состоянии, понимал, что со мной ничего плохого не может случиться. Надо только молиться и радоваться. Молиться и радоваться. Но человек так устроен, что постепенно теряет эту благодать. Уходит она. Бог остается, но он теперь уже не так опекает человека. Несколько раз это чувство возвращалось ко мне. Несколько раз это происходило после причастия. Идешь к батюшке на исповедь и не знаешь, что ему будешь говорить. А на тебя, как волна, находит какое чувство и ты рассказываешь, о чем даже не знал, что станешь говорить! Я потом искал этих ощущений! Но это очень редко бывает! Мы с женой теперь переехали в Москву. Здесь мне работу предложили. И несколько раз было, когда я приходил по вторникам кормить бездомных на Курский вокзал. Идешь с работы – сил нет. А надо еще заниматься едой для бездомных. Я три года уже в этом участвую. И Господь словно дает силы. И после – летишь домой. И дышишь полной грудью. Это не каждый раз происходит. Но даже пару таких случаев – дорогого стоят. Вот почему я не бросаю это дело и продолжаю ездить к бездомным. Кормить их. И мне так хотелось, чтобы это чувство, о котором говорил Дед Мороз, сегодня посетило меня тоже.

Настало время выезжать. Нам дали по Снегурочке, мы разместились в небольшом грузовичке и укатили, каждый на свой вокзал.

В этом была своя сложность: как выйти из машины в облачении Деда Мороза и направиться к бездомным на морозе, которые выстроились в очередь за салатами оливье и горячей едой? Но эта сложность жила во мне только до того момента, как мы со Снегурочкой шагнули к этим людям, и они нас окружили. Они обрадовались нам, как дети. Да, мы и пришли к ним из детства. Из того времени, когда все было хорошо. Рядом были любящие люди. Дома наряжалась елка. Все ждали подарков. Когда существовал другой светлый, уютный мир. И в этом мире была сказка с Дедом Морозом, Снегурочкой. С якобы нежданной, но на самом деле долгожданной радостью.

Еда для привокзальных людей была на первом месте. Сначала бездомные сосредоточенно выстроились в очередь за оливье и за супом: Дед Мороз – Дедом Морозом, но чудеса лучше принимать на сытый желудок. Я желал им приятного аппетита! Спрашивал, вкусно ли? Не остыл ли суп?

А вот наевшись, они снова подошли к нам.

За желаниями.

И оказалось, что у них не осталось желаний. Они не могут их сформулировать.

– Чтобы найти триллионы денег.

– Чтобы президент не болел.

– Чтобы мы показали американцам.

Я не выдержал и начал кричать:

– Для себя! Загадайте что-нибудь для себя! Я же Дед Мороз! Я все исполню!

И только после этого зазвучало:

– Ноги у меня болят и спина. Поправиться бы!

– Документы потерял! Теперь не знаю, как домой вернуться!

– С мамой бы еще раз поговорить! Чтоб она знала, что у меня все в порядке!

Я достал из кармана шубы свой телефон:

– Позвони маме! Номер помнишь?

Растерянный человек дрожащими руками нажимал кнопки. Набирал и сбрасывал. Набирал и сбрасывал. Наконец-то, решился. Его мама взяла трубку. И он закричал туда:

– Матушка-голубушка! С Новым годом, моя золотая! Я всегда о тебе думаю! Желаю, чтобы было много счастья! И здоровье было! И мы с тобой увиделись! Конечно же, здоров! Все хорошо! Просто работы много – не получилось приехать. Но потерпи чуть-чуть! Я выберусь! Я обязательно к вам выберусь! Только отпуска надо дождаться! Отпуск мне никак не дадут!

Потом несколько слов он сказал отцу. Он говорил с родителями радостно, душевно и даже весело. И одновременно плакал. Все лицо было в слезах. И я плакал. И Снегурочка. Народ вокруг замолчал. Из этого молчания выходили к нам люди:

– У меня дочка сейчас в Петербурге празднует. Можно я ей позвоню?

– Конечно!

– Дочка! Мне Дед Мороз дал телефон тебе позвонить! Почему сразу пьяный? У нас здесь Дед Мороз! Салат оливье! Подарки! И я тебя поздравляю! С Новым годом!

Таких звонков было не очень много. Но каждый оказался настоящим. Самым важным. После которого можно жить.

А потом были подарки. Их заготовили много. Конфеты, мандарины, яблоки! А я вспомнил про свой мешок. Тот дед-морозовский мешок, который пролежал целый год на моей даче, ожидая вот этого часа.

Я же не знал, что там! Объявил: эти подарки от Деда Мороза получат только те, кто прочитает стихи или споет песню!

Вначале мне пытались «подсунуть» блатной репертуар. С матом, с уголовщиной, с похабностями.

За такие стихи и песни подарков не полагалось.

Привокзальные люди ненадолго рассредоточились, разошлись от меня, как бы набираясь сил. Тем более, что в это время раздавали горячий чай с конфетами. Вдруг от толпы отсоединилась изящная дамочка, встала напротив нас со Снегурочкой, взмахнула ручками и тоненьким голоском ошеломила:

– «Я помню чудное мгновенье!»

Я открыл свой мешок: выбирай, дорогая, что хочешь. Она засунула туда руку и вытащила муфточку! Все ахнули, какой она в это мгновение стала грациозной! Дама взмахнула своим подарком и улетучилась.

Следом на меня наступил здоровый бородатый мужик, который почему-то, несмотря на мороз, был в шортах. Вырывая каждое слово, словно он читал Маяковского, басом отчеканил:

«Сижу за решеткой в темнице сырой».

Когда я полез в мешок за подарком для него, уже знал, что больше всего хотел ему там выловить. И не ошибся. Это были теплые штаны.

«Мне нравится, что вы больны не мной!» – читала, запрокинув голову, рыжеволосая барышня, у которой под глазом были видны остатки синяка. Ей достался флакон духов.

– Мне бы носочков! – умоляюще посмотрел на меня тоненький парнишка. – Я стихов-то не знаю!

– Вспоминай! – потребовал я.

В ответ трепетным, срывающимся голосом он захлебнулся светлыми и теплыми строчками:

– «Солнце, май, Арбат, любовь – выше нет карьеры! Капли датского короля пейте, кавалеры!»

И большая упаковка разноцветных шерстяных носков из моего мешка перекочевала в его руки.

Чего я только не слышал! «Поэт! Не дорожи любовию народной!», «Никого не будет в доме», «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется!»

А мешок без устали выдавал шарфики, свитера, носки, футболки, даже бритвы и термокружки.

А как только он опустел – раздался бой часов. Мы его услышали с вокзальных часов. Меня и Снегурочку окружала не толпа личностей, для которых вокзал превратился в дом родной, а дети, которые немного подросли. Может, они не хотели, чтобы в их душах просыпался тот огонек из прошлого. Побаивались этого забытого чувства радости, уюта и тепла.

Но в новогоднюю ночь это все-таки случилось.

И с ними, и с нами.

1 января

Снегурочка посмотрела на часы, которые показывали первый час:

– А я еще на ночную службу хотела поспеть! – сказала она безо всякого сожаления в голосе. – Но ничего! Пойду утром!

– И я тоже пойду утром! – мне было радостно, что я не один такой.

Мимо проезжали пустые трамваи. По улицам торопились люди, перебегающие с адреса на адрес. А около Павелецкого вокзала в окружении бездомных стояли Дед Мороз и Снегурочка и слушали, как в чьих-то замерзших душах пели радостные весенние птицы. Метро работало всю ночь. Сложив в сумки свои шубы-шапки, мы со Снегурочкой решили немного пройтись. Я вызвался ее проводить до дома: все-таки ночь, хоть и новогодняя. А ночами милым девушкам не стоит возвращаться домой в одиночестве.

Теперь мы были просто прохожие. По дороге к метро в здании вокзала наша публика встречалась то здесь, то там. Они, конечно, нас не узнавали. Просили подкинуть пару рубликов, выручить, проявить участие в честь праздника.

Главное, было с ними не заговорить. Потому что по голосу они моментально узнали бы Деда Мороза и Снегурочку в обычных, совсем не волшебных людях. А это могло повредить сказке!

Стоило пройти нам несколько шагов от площади с бездомными, как мы оказались в кольце подвыпившей шпаны. Ребята, руки которых тряслись от желания устроить драку, затеять потасовку. Такие приезжают в Москву специально, чтобы разбивать миры. И именно мы сейчас должны были стать их жертвами. Говорить с ними было бесполезно. Для них главный аргумент – сила. Их было много. Страха не было сегодня в наших душах. Но у нас были большие сумки с шубами. И они, надеясь поживиться, хотели их заполучить. Мы молча смотрели, как они начали перед нами выделываться, пытаясь задеть и оскорбить. До чего-то плохого оставались секунды. И вдруг произошло невероятное. Наши бездомные, которые десять минут назад еще читали Пушкина и загадывали желания, вдруг цепочкой просочились сквозь шпану и встали рядом с нами:

– Ребята! Вы чего? – мирно спросил парень, который звонил по нашему телефону своей «матушке-голубушке». – Сегодня же новогодняя ночь! Сегодня никого нельзя обижать. Праздник для всех. И для вас. И для нас. И для них.

Ответом было молчание. Но молчание не злое, а какое-то растерянное. А парень и изящная дамочка с муфточкой из моего мешка подарков нас тихонько взяли за руки и повели к вокзалу. И еще человек восемь-десять из «наших» нас сопровождали. Без слов. Так просто и легко выдернули из надвигающейся беды, завели в вестибюль и подтолкнули вперед, оставаясь в дверях. Тем самым сделали для нас подарок от сердец, растревоженных и согретых Новым годом. Я тоже растерялся. Повернулся им сказать: «Спасибо! С Новым годом!» Когда бедомные услышали дед-морозовский голос, их чуть качнуло, они сразу все поняли, выдохнули и замахали нам вслед. Теперь они сами были Дедами Морозами, которые помогают другим.

С Дедом Морозом, который в Новый год дежурил на Курском вокзале, мы созвонились, как проснулись. Днем 1 января. Договорились встретиться. У Деда Мороза никогда не получается отметить Новый год – слишком много дел. И мы решили это исправить. Помнили, что Пост, но я знал, где можно заказать все без мяса, яиц, масла. В кафе около моего дома подавали картофельные хинкали, яблочные и тыквенные пироги и фруктовый лимонад. Встретились в два часа дня. И когда настало назначенное время, я понял, что мы не знаем друг друга в лицо: ведь мы виделись лишь однажды и в сказочных костюмах! На нас накануне ночью были шубы, шапки, в руках посохи. Искусственные бороды закрывали лица! Даже голоса наши были немного другими! С волшебными интонациями! А людей вокруг было много. «Хорошо, что есть мобильные телефоны! – подумал я и осекся: как позвонить, если мы списывались в Интернете, через чат «Оливье для бездомных»? Вокруг стояло несколько человек, которые, судя по всему. тоже назначили кому-то встречи. Конечно, можно было просто подойти и спросить.

Загвоздка была в том, что я не знал, как его зовут. Я не догадался спросить его имя, а он мое. Не будешь же обходить людей со странной репликой:

– Простите! А вы случайно не Дед Мороз?

Наступило некоторое отчаяние. Я не понимал, как быть. И вдруг увидел, что мужчина неподалеку достал дед-морозовскую шапочку и надел на голову. Как же я сам не догадался так поступить? У меня же тоже была такая – лежала в сумке! Я ее быстро вытащил, водрузил на голову и радостно пошел к своему коллеге.

Деда Мороза с Курского вокзала звали Васей. Простой, немного стеснительный парень. Ели хинкали с картошкой и грибами. Очень вкусные. И говорили почти пять часов. Поздравили друг друга с Новым годом, чокнулись грузинским лимонадом, сказали тосты!

Душевно было!

У меня к Васе было очень важное дело: в моей телекомпании возникла идея сделать репортаж из какого-нибудь глухого местечка. Рассказать, как хорошие люди готовятся к Рождеству. Они живут тихо-мирно. И вдруг к ним стук в дверь. Появляется Дед Мороз и делает их праздник незабываемым: накрывает стол, дарит подарки, устанавливает наряженную ель с гирляндами! В какой-то степени преображает мир этих людей! Хотя бы на один вечер они оказываются в сказке. Для того, чтобы сказка получилась, нам под завязку загрузили «Газель». Я даже не знал точно всего, что в ней находилось. Видел елку в игрушках и какие-то коробки в красочных обертках.

Собирались ехать под Владимир. Это не так далеко. Зато там есть небольшие деревушки, жизнь в которых проста и незатейлива. Я посчитал, что хороших людей надо искать среди прихожан храма или монастыря, которых во Владимирской области предостаточно. От Васи требовалось поехать со мной, и пока я организую все для рождественского репортажа, побыть для этих людей Дедом Морозом. Он тут же радостно согласился.

Отправиться решили на следующее утро.

2 января

Мы встретились так рано, что город еще крепко спал. И просыпаться даже не думал. Когда едешь в другую область, ранние подъемы себя оправдывают, потому что дорога занимает много времени. А надо и путь проделать, и репортаж снять. В пути все непредсказуемо. Любая случайность может сорвать работу.

Я познакомил Васю с находящимися в полудреме оператором Максимом и его помощником Игнатом.

– А как мы найдем хороших людей? – спросил Вася.

– Знаешь, я однажды был в тех краях. Как раз под Рождество. Делал репортаж про Николо-Ясеневский монастырь. Вот, думаю, сначала заедем в эту обитель и расспросим у них, к кому они посоветуют обратиться из прихожан. В обители точно знают, кто нас без труда сможет принять.

– Никогда не слышал про этот монастырь, – признался Вася.

– Почти все монашеские обители – возрожденные. Их новейшей истории всего десять или пятнадцать, ну максимум двадцать лет. И почти у каждого монастыря за этот срок уже появилась особенность, которая будет отличать его от других. В Николо-Ясеневский монастырь, в селе Введенье Владимирской области, я попал по благословению. Не мог придумать обитель, куда поехать для нового рождественского репортажа, решил посоветоваться со знакомым батюшкой, игуменом Фомой со Ставрополья. Он сказал, что лучше поехать в Введенье. Там отец Фома раньше подвизался. Его в этих местах знают и любят, а значит, меня тоже хорошо примут. Монастырь был основан в двенадцатом веке на месте явления иконы святителя Николая. Мне тогда показалось, что село Введенье, где находится монастырь, словно поделено на две части. В одной народ не понимает, как можно получить десять дней новогодних каникул и что теперь с ними делать. Даже пить устали. А в другой – идет молитва, кипит работа, все в делах, времени мало: Рождество – хлопотный праздник. Надо и душу подготовить, и о радости остальных людей позаботиться. Сейчас в Николо-Ясеневском монастыре служит больше ста монахов. В 1920-х годах его закрыли, в 1990-е обитель возродилась. Сегодня здесь говорят: в наших древних традициях не делать особую подготовку к Рождеству, а только лучше работать и усердней молиться. Братия держит гусей, лошадей. Совсем недавно сюда прибыли элитные щенки среднеазиатской овчарки – будут разводить. Коров у них больше тридцати. Именно от буренок после Поста на разговение ждут главных лакомств. Для того чтобы организм избежал стресса после поста, монахи рекомендуют какой-нибудь соленый продукт, например, брынзу. На праздники здесь ее готовят больше трехсот пятидесяти килограммов. Правда, на первый рождественский стол подадут только маленькие кусочки, чтобы никто ненароком не переел. Из медицинских соображений здесь скромное разговение: кусочек сыра, яичко, творожок. А потом, постепенно начинают питаться более обильно. Хоть и говорят монахи, что особой подготовки к Рождеству у них нет, а елочку все-таки наряжают. И еще строят у главного храма из снега вертеп – пещерку, где родился Христос, – порадовать тех, кто придет на праздник. А это почти все село. Сельские дети потом часами стоят у этого вертепа с сокровенной надеждой на рождественское чудо.

В селе Введенье, как и во многих обителях, к телевидению двойственное отношение: с одной стороны, все спрашивают, когда выйдет сюжет, а с другой стороны, никто не хочет сниматься. Все нас от себя разворачивали: поезжайте лучше в монастырский детский приют, там всё снимите, а то нас вы смущаете. После небольшого сопротивления мы были вынуждены уступить. В приюте мы сразу попали на обед. Во время обеда разговорились с одной работницей. Я не очень хороший физиономист, но здесь знакомых черт нельзя было не признать. Так я познакомился с Ольгой Шукшиной. При монастыре она трудилась уже несколько лет. Ее сын Вася, внук Василия Макаровича, воспитывался в традициях благочестия, а матери было удобно, что она всегда поблизости. При нашем знакомстве Оля мне рассказала, что на детях и на монахах монастыря сейчас проводится научный эксперимент: их перевели на бездрожжевой рацион:

– Если бы вы приехали сюда год назад, то этих детей просто бы не узнали: они часто болели, хуже учились, – удивлялась она сама результатам, – у них даже осанка была другая. А про монахов обители и говорить нечего!

Оказалось, что недавно в монастыре каким-то чудом оказались две православные сестры Ирина и Варвара. До этого они жили в Казахстане. Когда сестры решили принять православие, от них отвернулись не только родные, но и весь город. Они переехали в Россию. Как-то их занесло в этот приют при мужском монастыре. В то время сестры Ирина и Варвара писали диссертацию о влиянии дрожжей на организм человека. Опыты, которые сестры проводили в научных лабораториях, показали, что дрожжи – один из самых главных наших врагов. Грибок дрожжей использует для своего питания защитные резервы организма. Человек тучнеет, у него растет аппетит, потому что все, что накопилось в организме, потребляют дрожжи, а на самого человека, на его физическую деятельность ничего не остается. Меняется даже внешность человека: лишний вес, выпадение волос, перхоть, хрупкость костей – все это свидетельствует о том, что дрожжевой грибок забирает из организма ресурсы. Как показали исследования Ирины и Варвары, срок жизни грибка может составлять несколько десятилетий, он выживает даже при сверхвысоких температурах, превышающих температурные режимы современных печек.

Как только Ирина и Варвара осмотрелись, сразу сказали руководству: дети у вас слабенькие из-за того, что в их рационе много дрожжей. Уберите дрожжи – и все изменится.

Ну а как отказаться от избытка дрожжей, если они и в хлебе, и в сыре, и в кефире, и даже в жевательной резинке? Шаг за шагом сестры создали бездрожжевую закваску из целебных и недорогих продуктов: овса, хмеля, пшеницы. Их приезд во Владимирскую область во многом был связан с тем, что здесь они рассчитывали найти старые бездрожжевые рецепты хлебопечения. На этой основе они разрабатывали свой рецепт, более современный, в котором бы не было той кислотности, какой традиционно обладал ржаной хлеб, потому что для современного человека кислотность стала уже не другом, а врагом. Установка у сестер была такая, чтобы замена дрожжам оказалась не дороже дрожжей:

– Главное, что это очень дешево. В науке принцип такой: если новое придумываешь, чтоб оно было недорогим.

По их рецепту теперь тесто поднимают не дрожжи, а полученные молочно-кислые бактерии. Причем Ирина и Варвара считают, что этот рецепт придумали благодаря молитвам, что это открытие им дано как дар Божий. Все свои бездрожжевые опыты они оформили в диссертацию, а дети и монахи стали живым материалом для этого исследования. Сестры разработали методики приготовления не только бездрожжевого хлеба, но и бездрожжевого кваса. И как результат – последнюю эпидемию гриппа в обители и детском приюте просто не заметили. Впервые. Ведь зимой в монастыре много работы, и бо́льшая часть послушаний проходит на улице. И это так удобно: чтобы в зимнее время братия не болела, здесь пользуются не лекарствами и антибиотиками, а хлебом и квасом.

А вначале братия роптала:

– Здесь мужской монастырь! Почему мы должны этих заезжих дамочек слушать? Как замешивали хлеб на дрожжах, так и будем это делать!

Но только внешне две эти женщины могли показаться слабыми. То, что им пришлось пережить в родной Алма-Ате после принятия православия, научило их не отступать ни на шаг. И за хлеб бороться, как за веру. Предашь хлеб – предашь себя – предашь Бога. Да и не могли они отступить. На возрождение хлебных рецептов и на эту поездку сестер благословил старец, их духовник. Сейчас им самим не верится, что у них хватило сил пройти этот путь. Ведь не так далеко в прошлое ушли времена, когда им жить было негде, на эксперименты оставались только ночи, единственной поддержкой была молитва, из еды денег хватало только на хлеб. Тот самый хлеб, которому они решили посвятить жизнь. Питаясь хлебом и водой, сестры поставили около тысячи научных экспериментов, но главное, добились, чтобы на их технологию питания перешел монастырь, и все, кто имеет к нему отношение. На любую болезнь у них был теперь свой хлебный рецепт: на квасной гуще получался хлеб, который очищает кровеносные сосуды, для лечения гипертонии они выпекают хлеб на свекольном квасе.

Вначале казалось, что они меняли питание, как потом оказывалось, что менялся весь уклад жизни, а в результате менялись судьбы.

Ведь раньше в русских домах, когда хлеб готовился, никто не ругался и голос не повышал – иначе тесто не поднимется. Хлеб скреплял и дом, и семью, и духовные связи между людьми. Если мы выбрали себе другой рацион, то чему теперь удивляться, что и люди стали жить по-другому.

Объемы бездрожжевого хлебного дела увеличивались. Ирине и Варваре понадобилась помощь. Монастырь дал послушание Ольге Шукшиной, чтобы она помогала сестрам.

Раз в неделю все три трудницы – Ирина, Варвара и Ольга Шукшина – приезжали из приюта в обитель, чтобы наготовить хлеба для всех монахов. Разводили сухую овсяную или хмелевую закваску, которую сами заготавливали до этого летом, затем ждали несколько часов, когда она забродит, замешивали тесто сразу на неделю, раскладывали его по формам, давали отстояться – и в печь. А мы все это снимали. И угощались квасом из этой же закваски. Получился репортаж о том, что надо менять целиком образ жизни. Никогда столько не звонили в редакцию. Чаще всего женщины. Рассказывали о своих болячках, плакали. Ольга Шукшина после этого со мной подружилась. Заезжала ко мне. Она могла позвонить часов в семь утра прямо в Рождество:

– Алло! Саша! С праздником! Ты дома? Я сейчас с Васей к тебе приеду! Будем хлеб печь!

Через час они уже раздевались у меня дома, Вася тут же тихо уходил смотреть кино, а Ольга распаковывала сумки:

– Это закваска, это отруби, это самогон на пророщенной пшенице…

Стол заставлялся натуральными продуктами. Мы добавляли закваску в муку, потом ждали несколько часов за праздничными разговорами и чаями. Обычно она ко мне со своими кушаньями приезжала, в баночках, кулечках… Развернет, маслица добавит, отрубей подсыпет. Закваска начинала подходить и булькать. Мы вскакивали, снова добавляли в закваску муку и начинали готовить тесто. И к вечеру в духовке испекался настоящий бездрожжевой шукшинский хлеб.

Раньше Оля другой была. Более шумной, менее сдержанной. Давно ее не видел, она так изменилась, похудела, похорошела. Стала более статной, сдержанной. Не узнать. Шаг за шагом мы восстановили весь ее рецепт молодости:

– Я когда встаю, сразу выпиваю стакан воды с просфоркой. Вода в организме утром запускает какие-то процессы, которые потом не дадут телу толстеть. Конечно, надо еще какие-то упражнения включить в свой день. Но самое главное, я во всю еду добавляю отруби. Они насыщают организм кремнием, расщепляют жиры и выводят шлаки. Во Владимире на рынке купила сразу мешок. Отруби надо, как специи, сыпать и в салаты, и в первое, и во второе. Только чай и кофе можно без них. Они там, в кишечнике, разбухают и, выходя, как метелочкой прочищают, освобождая от всей грязи и всяких остатков пищи наш организм. Ну и, конечно, из жизни должны уйти все консервы, покупные майонезы, соусы всяких фирм, все продукты, на упаковке которых в составе есть что-то искусственное, любые красители, стабилизаторы.

– Так вот почему ты приезжала ко мне в гости в последнее время со своей вареной свеклой, квашеной капустой и со своими сухарями!

– Теперь ты все знаешь! И полный запрет на любые дрожжи. А с молитвой еда превращается в трапезу. Чувствовать себя начала по-другому. Не только лишний вес ушел, но дела, которые раньше казались неподъемными, стали даваться легко.

Говорят, что русский человек съедал в день около восьмисот граммов ржаного хлеба. Питательный и целебный хлеб на закваске помогал выдержать Пост, поддерживал силу духа. Он действительно был «всему голова».

Приготовить бездрожжевой хлеб – тонкое искусство, которое не каждому по силам, ведь хлеб – тончайший инструмент, который «слышит», когда на сердце тяжело или в семье проблемы. Нельзя, чтобы в душе была суета и рассеянность. Хлеб этого не поймет. И не простит. И не поднимется. У него живая душа. Не примет ни халтуру, ни равнодушие. Поспешишь, рискнешь работать без должного почтения – всю закладку придется пустить на сухари. А это может быть целая сотня буханок. Возможно, несколько лет назад, когда делали всё на дрожжах, можно было не волноваться о том, каким будет результат. А теперь с хмелевой закваской процесс стал тоньше и деликатнее. Изменился и вкус, и характер хлеба. Сначала братии вкус не нравился, а теперь попробуй, дай им хлеб из городских пекарен!

Они и есть его не будут!

Однажды Оля подарила самый простой рецепт шукшинских лепешек без всякой закваски: перемешать отруби пополам с ржаной мукой, добавить немного сахара, соли, воды и немного подсолнечного масла, перемешать и поставить на сутки в теплое место. За сутки смесь еще несколько раз перемешать, полученное тесто обвалять в муке и выпекать.

Оля мне рассказала, что обязательно выпекает шукшинский хлеб и несет свой каравай в храм, когда идет помолиться об упокоении своего отца.

Теперь по воскресеньям, когда после литургии служат панихиду, Ольга печет хлеб в память своего отца, а я – своего. Мы идем с этими дарами по храмам, и верим, что благодаря этому нашим отцам там, на том свете, будет немного легче.

– А как такое получилось, что ты начал уезжать на Новый год и Рождество из Москвы? – спросил Игнат, помощник оператора.

– Не поверишь! Как-то само собой! Еще до воцерковления. С легкой руки Эльдара Рязанова.

– Как-то странно звучит, – заметил водитель нашей «газели».

– Сейчас я понимаю, что всегда у души в предрождественские дни существует потребность оказаться в какой-нибудь сокровенной гавани. У вас, разве, не так? – спросил я у остальных.

– Не знаю, – ответил оператор Максим, – я Новый год отмечаю поярче, чем Рождество! И перед Новым годом мне хочется не гавани тихой, а большого продолжающегося праздника. Чтоб как можно больше народу вовлечено было!

– А я не люблю много шума на Рождество, – согласился со мной Игнат, – на Новый год согласен, все гуляют и мне тоже хочется. А к Рождеству гулять уже не хочется. Этот праздник из какой-то другой сферы.

– Из сферы души! – заметил Вася. – Накануне Рождества душа просит этого волшебного состояния, даже если ты еще не ходишь в храм, почему-то считаешь, что к Богу можно не торопиться и у тебя много времени.

– Оставаться в разгульной и хмельной Москве мне всегда было неуютно! – продолжил я. – Потому хватался за любую возможность, чтобы уехать. Туда, где тихо, где можно разглядеть звездное небо, где в прозрачном воздухе нет гари и выхлопных газов. Наверное, именно так и выглядел мой первый пост. Это был не отказ от мясной пищи, не причастие и не продолжительные службы в храме. Мой первый пост начался с того, что я вырвался из праздничной круговерти, из этого разухабистого мира, который приготовился почти десять дней пить, есть, спать и коптить небо взрывами пиротехники.

Так захотело мое сердце.

Уехал в Алма-Ату.

И вот почему.

Во время одного интервью Эльдар Рязанов рассказал, что все свои фильмы, и в частности «Иронию судьбы», он ценит вовсе не за долгую всенародную любовь. Нет! Самым главным оказалось, что его картины спасали людям жизни:

– Когда «Иронию судьбы» показали в первый раз, уже через несколько минут мне стали приносить телеграммы о том, как этот фильм изменил жизнь многих людей. Кто-то обрел надежду, кто-то снова поверил, что возможны чудеса. И было письмо от женщины, которая хотела уйти из жизни, даже все уже приготовила: снотворное, прощальную записку. На экране телевизора шла «Ирония судьбы». Может быть, она хотела выключить телевизор, но задержалась на несколько секунд, а в результате досмотрела фильм до конца. В письме она благодарила, писала, что передумала, не сделала страшный шаг. И остановила ее именно «Ирония судьбы». Писала женщина как бы про свою подругу, которая осталась жива. Купила видеокассету с этим фильмом и смотрит ее «по мере надобности».

Однажды в почте кинорежиссера оказалось письмо из Алма-Аты.

В нем тоже были слова благодарности.

Незнакомая женщина, Татьяна Григорьевна, писала:

«Уважаемый Эльдар Рязанов, ваш фильм сумел сохранить жизнь моему сыну…» И рассказала такую историю:

– Двадцать лет назад она не знала, как поступить: ее пятилетнему сыну нужна была операция на сердце. Нужно было обратиться в институт, который находился в Новосибирске. А она с сыном жила в Алма-Ате. Интернета тогда не было, электронной почты – тоже. Надо было узнать фамилию врача, который оперирует именно с этими симптомами, записаться к нему на прием. У нее началась паника: ребенок умирал, сделать ничего невозможно. Идею подсказала тоже «Ирония судьбы». Это было как озарение: почему же не послать письма с просьбой о помощи по тем адресам, которые есть в каждом городе?

Татьяна Григорьевна написала три письма: на улицу Ленина, на улицу Мира и на улицу Правды.

С улицы Ленина ей ответили. Хорошие простые люди, бывшие фронтовики Евтюхины. Теперь у Татьяны Григорьевны и ее сына Павлика было у кого остановиться, было с кем поделиться своей болью, были родные люди в чужом городе, к которым можно было приезжать, когда Павлик нуждался в новой операции. А таких операций в Новосибирске за последние двадцать лет ему сделали три. Эльдар Рязанов попросил свою жену принести это письмо. Я думал, что она его будет долго искать, но Эмма Валерьяновна вернулась буквально через минуту. Оказывается, Эльдар Александрович все годы хранил этот конверт. Хотя письма ему доставляли мешками, а на всю жизнь осталось именно это:

– То, что мой фильм помог этой семье, невероятно. И когда читаешь такие письма, то понимаешь, что стоило родиться и работать в том искусстве, в котором я работаю.

На конверте сохранился адрес. Я решил, что поеду к этим людям, сделаю о них репортаж. И это будет репортаж про чудо.

Через справочную по адресу и фамилии разыскал их телефон. Накануне Рождества улетел в Алма-Ату.