355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Казак » Девочки-шпионы, или Великая Китайская стена » Текст книги (страница 3)
Девочки-шпионы, или Великая Китайская стена
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:26

Текст книги "Девочки-шпионы, или Великая Китайская стена"


Автор книги: Александр Казак



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– А что значит секс некачественный?

Но Марго уже спала. В застегнутых брюках, но без блузки, которую она аккуратно повесила на стул рядом.

– Интересно, – подумал Бо, – она действительно проснется через двадцать минут и в самом деле способна работать по двадцать часов в сутки? Своеобразный экземпляр! – Он посмотрел на часы и накрыл Марго пледом, с удивлением отметив, что на ее лице нет ни капли макияжа.

…Марго действительно проснулась через двадцать одну минуту. Встала. Тряхнула гривой каштановых волос. Сморщила слегка веснушчатый маленький носик, быстро надела и застегнула блузку. Заметила что Бо, сидя за столом, внимательно наблюдает за ней:

– Надеюсь я не шокировала Вас, господин директор, своей непосредственностью. Уверена, что у Вас все сегодня сложится прекрасно! Как и у меня. Вас ждать, если Вы задержитесь во Дворце?

– Я позвоню, если будет в том необходимость, Марго. Вызовите машину, пожалуйста.

– Я оповестила гараж еще перед тем как вошла в Ваш душ.

– Кстати, нигде не написано, что душевая комната, расположенная как раз посредине между кабинетом директора и приемной, является персональным душем директора. Вы можете ей пользоваться.

– Это очень мило с Вашей стороны, господин директор. А Вы позволите мне иногда входить к Вам, когда Вы принимаете душ? Вид обнаженных мужчин улучшает мне настроение. А, значит, повышает работоспособность.

– Разрешаю. Но не забывайте закрывать на это время дверь приемной.

– Это совсем не обязательно. У Вас в каждой комнате есть мониторы, чтобы увидеть вошедшего.

– Лучше, чтобы они не входили, Марго. Мы же не собираемся предаваться телесным наслаждениям часами?

– На работе – нет. А Вы позволите предаться этому в выходной?

– Марго, я не готов к такому повороту событий. Ты и так слишком стремительно берешь одну высоту за другой. Ты работаешь тоже так?

– Работаю я существенно лучше! Потому что не совсем удачный секс можно повторить, а, следовательно, улучшить. А не совсем удачные действия наших коллег могут грозить им, и не только им, катастрофическими последствиями.

– Марго, что же такого неудачного сделал мой предшественник?!

Эта фраза сама сорвалась с губ Бо, видимо, выдав его непрерывные и мучительные размышления об этом загадочном убийстве.

– А почему Вы, господин директор, считаете, что я это могу знать?!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЗАВЕЩАНИЕ ХИРУРГА

Двенадцать лет назад, в Латинской Америке

Хирург и Стрелок с супругой

Мы прилетели в его клинику, как только завершили финансовые дела в Европе, и тут же встретились с Хирургом в его кабинете. Сын получил из рук врача замечательную игрушку и увлеченно катал ее по ковру, а мы с женой не спеша обсудили с хозяином кабинета график переделки наших лиц на те, которые оказались на наших настоящих аргентинских документах.

– Господин профессор, пока моя жена с сыном пойдут смотреть наши апартаменты, я хотел бы занять Ваше внимание еще на полчаса, если позволите.

– Да, Хулио.

– Мы договорились, что помимо оплаты Вашей работы и оплаты определенных забот, связанных с обеспечением секретности наших пластических операций, я предложу Вам выгодный и интересный проект.

– Да, Хулио.

– Итак, я предлагаю Вам создать Фонд поддержки молодых талантов. Талантов без привязки к их национальности и месту жительства. Вы станете основателем и президентом Фонда, и завещаете своим двоим сыновьям продолжение Вашей благородной миссии. Правда, при условии, что они оба будут занимать посты президента и вице-президента Фонда. Денег, которые я намерен через Вас инвестировать в этот Фонд, должно хватить минимум на десятилетие работы нормального офиса, трех-четырех сотрудников, включая Ваших сыновей и вполне сносных стипендий талантам, которых найдет Фонд в разных странах мира. Затем, как я предполагаю, разбогатевшие стипендиаты и просто спонсоры будут пополнять Фонд своими взносами.

– В чем Ваш интерес, Хулио?

– Я хочу, чтобы Вы объяснили Вашим любимым и, как я понял из общения с ними, умным сыновьям, что однажды к ним может обратиться человек, который дал денег на создание Фонда Вашего имени. Человеком этим буду я или кто-то наделенный полномочиями говорить от моего имени. Человек, обратившийся в Фонд, не будет просить ничего невозможного и чрезмерного. Только информацию обо всех стипендиатах, в том числе бывших и потенциальных и, возможно, определенных трат на некоторые, связанные с деятельностью Фонда проекты.

– А как мои дети узнают этого человека? Ведь у него не будет Вашего лица и Вашего имени? Не так ли?

– Этот человек, или уполномоченные им люди будут знать все, о чем мы сейчас говорим. То есть всю предысторию создания Фонда. Кроме того, они никогда не будут просить средств, превышающих финансовые возможности Фонда. Наоборот. Их общение с Фондом будет приносить на Ваши счета деньги. Иногда довольно большие. При условии, что рекомендованные этими людьми стипендиаты тоже будут попадать в число лиц, поддерживаемых Фондом.

– Откуда будут браться деньги? Они не из наркобизнеса или тому подобных источников?

– Стартовые суммы, господин Профессор, я нажил, уклоняясь от налогов! Причем столь активно, что теперь прибегаю к помощи столь виртуозного косметического хирурга как Вы. Затем выстраивается пирамида из обязательств стипендиатов и кое-каких поступлений от меня. Некоторые из стипендиатов заплатят Фонду миллион и даже больше долларов, став богатыми людьми. Об этом будет подписываться соответствующий договор.

– А если не заплатят? Я просто беспокоюсь за судьбу своего детища и благополучие своих сыновей.

– Я тоже беспокоюсь о своих детях. И надеюсь, что мой маленький сын, с которым Вы уже знакомы и мои возможные будущие дети, смогут рассчитывать на поддержку Фонда при получении хорошего университетского образования.

– Они, безусловно, могут рассчитывать на щедрую поддержку. Но как мы узнаем их имена?

– Вам и не надо их знать. Я хочу чтобы все стипендиаты, рекомендованные мной или найденные самостоятельно Вашим Фондом, имели одинаковые стартовые условия. Достаточно хорошие. Но одинаковые. А относительно того, что кто-то из стипендиатов Фонда попытается не платить по обязательствам, не беспокойтесь. На это есть адвокаты. Это их работа. Кроме того, не могут же все оказаться негодяями!

– Вы, конечно, не все договариваете, Хулио. Но мне нравится Ваша идея, не зависимо от ее истинного назначения.

– А почему бы Вам не принять за основу мою очевидную цель – уклонение от налогов в особо крупных размерах? Неужели эта цель не стоит того, чтобы кому-то в самом деле помочь подняться в жизни?

– Я принимаю Вашу цель и понимаю ее. Но не принесет ли она проблемы моим детям?

– На это, господин профессор, есть адвокаты. И, в конце концов, Ваша возможная и довольно скорая смерть, спишет многие вопросы по источникам финансирования Фонда. Особенно, в стадии его создания. Не так ли?

– Так. А Вы не боитесь, что мои дети…возьмут и разворуют Фонд?

– Честно говоря, я думал о такой вероятности. Искушение и все такое. Но, во-первых, они очень неглупые ребята. А во-вторых, они тогда лишатся будущих поступлений. Возможно, превышающих стартовые в несколько раз! Не думаю, что Ваши дети способны разом похоронить перспективы финансового обогащения и предать память об отце. Они же Вас любят? Или мне это показалось?

– Вы хорошо выстроили Ваши расчеты. В них почти нет слабых мест.

– Почти?

– Да, почти. Я имею ввиду нас с Вами. Мы смертны. Я смертен скоро. Вы, надеюсь, еще побегаете от налогов по этой планете. Или от чего Вы там бегаете… Впрочем, это Ваше личное дело. Так вот у меня практический вопрос. А если Вы или Ваши люди никогда не объявятся и не выйдут на контакт с моим Фондом, с моими детьми?

– Значит Вашим детям повезло вдвойне. Кстати, сегодня, как я понял, день рождения Вашего младшего сына. Он пока еще студент.

– Да. Ему еще полтора года до диплома юриста.

– Так вот, я предлагаю объявить своим детям сегодня, в узком кругу – только они и Вы – что Вы приготовили им обоим очень интересный подарок. Вы хотите сделать их богатыми людьми. Такую дату и такой день они не забудут никогда.

– Стоит ли им сказать, что я болен?

– Стоит. Как и то, что есть некие небескорыстные люди, которые помогли Вам сделать детям такой неординарный подарок. Тем более, что все документы по Фонду готовы и можно хоть завтра подавать их на регистрацию.

– Согласен. Что тянуть.

– Тем более, господин профессор, я хотел бы чтобы за те недели, что мне и моей семье придется пробыть пациентами Вашей клиники, мы успели утрясти формальности и решить все финансовые вопросы. С Вами лично. И с Фондом Вашего имени.

Двенадцать лет назад, в Латинской Америке

Стрелок

Разумеется, я не собирался рассказывать Хирургу о своих истинных целях. Это не профессионально. И, честно говоря, я заранее продумывал альтернативные источники сбора информации о стипендиатах. Вот ведь прицепилось слово! Стипендиаты – это для Фонда. А для меня они – агенты. Скорее всего, не все. Но некоторые из них станут, наверное, моими супер-агентами. Лет так через несколько…

ГЛАВА ПЯТАЯ
КАРЬЕРА ДИСИДЕНТОВ В РАЗВЕДКЕ

Двадцать восемь лет назад, в Сибири

Стрелок

– Ты что, Антон, всерьез думаешь, что дети рабочих и крестьян могут сделать карьеру во внешней разведке?! А их родители и прародители, в большинстве своем полковники и генералы, прямо от сохи и от станка с молотом и наковальней заговорили, причем некоторые даже без акцента, на всяких разных языках? А потом затесались по приказу высшего руководства СССР в цивилизованное общество разных иностранных государств?

– Я ничего не думаю. Я учился и работаю там, куда меня послали…

* * *

Я до сих пор помню, как сильно мне не понравился тот разговор с бывшим сокурсником. Хотя я и старался отделываться от наседавшего коллеги короткими предложениями, мне показалось, что свою позицию я все-таки чем-то выдал. Не очевидно, но все-таки. Правда, когда я пересказал содержание беседы отцу, тот, нисколько не сомневаясь, сказал:

– Нормальная провокация. Заранее спланированная. Твой коллега не только хорошо знает твою биографию и происхождение. Он именно на них построил весь ваш разговор. Не бойся. Ты держался молодцом! Но в чем тот парень абсолютно прав, так это в том, что с твоим происхождением ты карьеры в этой организации не сделаешь. Не быть тебе генералом и не занимать ключевых постов. Ты ведь прекрасно знаешь, что твой, он же мой куратор – отец этого самого Сергея? И что этот наш куратор – восходящая звезда советской внешней разведки?

…Я лишь недавно вернулся из своей первой командировки. Написав пару томов отчетов руководству, я оказался на курсах повышения квалификации в том же секретном учебном заведении, которое закончил. Там все о чем-то друг другу рассказывали. Как я догадался, рассказывали лишь о том, что им разрешили начальники, предварительно прочитав отчеты новичков. Больше я почти никого из своих сокурсников не видел. Кроме двоих человек.

* * *

Забегая на много лет вперед, скажу, что этого Сергея – провокатора, с манерами и языком настоящего француза, я встретил позже в Париже, на выходе из билетных касс Парижской Оперы. И сразу вспомнился мне тот наш с Сергеем разговор, который в свое время моему отцу показался явной провокацией. Я и по сей день не знаю, был ли Сергей или как там его звали в его новой жизни, провокатором или просто самодовольным болтуном. Но факт остается фактом: мнениями мы тогда обменялись. А в Париже, выйдя со мной на столь явный и нахальный контакт, он подписал себе и своему папе смертный приговор. Своей наглостью он перечеркнул жизни еще нескольких, слишком опасных для меня людей.

* * *

Мы шли с ним не спеша, по затопленной весенними ручьями улице, в пивную, расположенную недалеко от заводской проходной известного сибирского завода. Считалось, что в таких районах меньше всего вероятность напороться на коллег и представителей иностранных резидентур. Шли и как бы непринужденно болтали. Хотя я аж вспотел от стремительных переходов моего собеседника от одной опасной темы к другой:

– Денег, которые зарабатывают в разведке, никогда не хватит на нормальную жизнь. Значит, либо надо воровать, либо продаваться врагам.

– И получить за это автокатастрофу за кордоном или пулю в России.

– Это зависит от того, с кем делиться.

– Деньгами?

– И деньгами, и секретами, и явками, и много чем другим. Все ведь живые люди! И тоже жить хотят.

– А мне казалось, что все работают за идею и звездочки на погонах.

– Советую делать вид, что ты так и продолжаешь считать! Целее будешь.

– А чем я должен делиться, если у меня ничего нет?!

– Пока не должен. Именно потому, что у тебя пока ничего нет. Но наступит время, когда тебе могут поручить рулить большими деньгами. Или владеть большими секретами.

– И что, я должен буду секреты продать, а деньги разворовать, поделившись с начальником?

– Что-то типа того.

– Не понял.

– Ты со временем все поймешь. А пока слушай, что я тебе скажу. Любой, или практически любой из начальников управления нашей конторы контролирует большие деньги. Время от времени суммы бывают столь значительными, что люди, облеченные властью решать и тратить, начинают порой выстраивать не разведывательные операции, а операции по инвестированию, отмыванию, наращиванию и выведению из под контроля конторы ее же капиталов. Все это делается как бы в целях оперативной или даже стратегической необходимости. А на деле, происходит примитивное воровство, которое покрывается вышестоящими начальниками. Разумеется, если те тоже в доле.

– Ты не слишком ли фантазируешь?

– Я вообще не фантазирую. Я просто хочу однажды оказаться с тобой в доле. И урвать свой кусок пирога. Понял?

– Понял. Значит, урвешь. Но без меня. Хорошо?

– Не кажи гоп, пока не перескочишь.

– Ты что это не на своем любимом диалекте заговорил?

– Откуда ты знаешь про то, что я люблю?

– А про меня ты откуда и что знаешь?

– Я про тебя знаю все. Потому что мой папа твоего хорошо знает. Но у моего – биография правильная. А у твоего – подозрительная. Одно слово – не выездной из перебежчиков.

– А что это ты за него переживаешь?

– Я не за него, я за тебя. Ну, и себя тоже хотел бы не обидеть при случае. Когда стану генералом. Я, может, и раньше до денег дорвусь.

– А ведь и вправду дорвешься!

– Вот именно! И мне не нужны идейные мальчики, или, наоборот, мальчики, с пеленок ворующие у государства вместе со своими родителями в атмосфере ими же созданной государственной тайны. Это не каламбур – это жизнь.

– А чем же я хорош для твоих грандиозных планов?

– Не знаю. Но мой папа сказал, что из всего нашего выпуска ты один – настоящий джентльмен.

– Скорее, джентльмен, выросший в теплице. Потому что я их увидел впервые – не считая, конечно, моего папу – в двадцать три года. И мне, кстати, не показалось, что они святые.

– Я не о святости. А о добросовестном выполнении взятых на себя обязательств.

– Это само собой.

– Вот это и имел в виду мой папа. Ладно, вот и пивбар, пошли пиво пить и о ерунде болтать.

* * *

Всего три года, которые длилась моя первая командировка, понадобилось мне, чтобы окончательно убедиться, насколько я далек от своей Родины! От России! Мыслями. И чувствами. Вот ведь и мама, и папа здесь! И родился я на этой земле! И школу здесь закончил, и два учебных заведения осилил с успехом… Только к чему все это перечислять, если я с самого начала чувствовал, что живу на чужой земле!

Страшно это! В чужой Испании я тоже не чувствовал себя комфортно. Поездки в Англию, Францию и Германию – исключительно по работе переводчика авиа концерна – не принесли ничего кроме разочарования! Живут здесь люди хорошо. И я вполне смогу прокормить семью! Но все вокруг чужое! А где же свое?! Где мое?

Когда-то в юности, в узком семейном кругу в родной моей Сибири я не задумывался о том, в какой стране я живу, и чувствовал себя комфортно и даже счастливо! А не задумывался я по очень простой причине – мне не с чем было сравнить! Папа, да и все преподаватели в секретном учебном заведении часто повторяли: «За кордоном ничему не удивляйтесь!»

…Нас тренировали, как собак. Даже лучше. Потому что мы при случае могли обмануть и уничтожить собаку… Мы должны были не реагировать на любую, особенно русскую речь, не оглядываться на окрики, не выдавать волнения, не возбуждаться от вида и близости красивой и даже голой женщины, не реагировать на секс, происходящий поблизости и даже у нас на глазах, не реагировать на хамство и неприятные запахи и звуки, не подавать вида, что голоден или напуган, не пить и не есть сутками, оставаясь при этом в нормальном работоспособном состоянии. Нас учили убивать и держать удар, чтобы не быть убитыми. Нас учили бить так, чтобы болели почки или печень, но человек, страшно страдая, мог все-таки выжить. Нас учили бить еще и так, чтобы никакая медицина уже не могла никому помочь. Нас учили пить алкоголь, особенно, заграничный, не закусывая и почти не хмелея. Нас учили сидеть под толщей снега в горах и в лесу, лежать под слоем песка в пустыне пол суток и даже дольше, ничем не выдавая себя. Нас учили почти как хамелеонов менять свою внешность. Если надо, то несколько раз в день.

Чему нас только не учили?! Нас не учили лишь одному: любить то место, в котором родились. Подразумевалось, что это у нас впитано с молоком матери. Ага, особенно у меня! Когда с детства снятся цветные сны про Кубу, которую я никогда не видел и про Англию, в которой не был, но очень надеялся побывать! Я не был предан. Я не любил. Я не рвался сюда. Я не видел в словах присяги ничего кроме бюрократической необходимости. Интересно, а мои наставники-кураторы, тоже ничего этого не замечали? Или им застили глаза мои выдающиеся успехи в языках и стрельбе?! Умение выуживать в открытых зарубежных печатных изданиях зерна разведывательной информации? Умение бить куда надо и как надо – в зависимости от того, насколько смертельна схватка? Я не верил, что они не видят моей отчужденности. И тем более, не понимал, зачем я им? Не понимал следующие три года после окончания специального учебного заведения. Странный и довольно подозрительный разговор по пути в рабочую пивнушку, можно сказать, открыл мне глаза. Я понял. Либо я им не нужен и поэтому им наплевать на мои моральные и идейные ориентиры. Либо я нужен им для какой-то локальной специальной операции! Как презерватив при сексе с распущенной до предела дамой. А потом, сделав дело, презерватив обычно не сохраняют на память об этом сомнительном эпизоде в биографии, а выбрасывают. Интересно, а как они собираются выбросить меня? Просто убить?! После чего? И когда?!

Следующие шесть лет, мучительно размышляя над этими невеселыми выводами, я все ждал и ждал подвоха от своего уже ставшего генералом начальника, изучая и осваивая окружающую заграничную действительность. И, так и не дождавшись, решился обнародовать свой Проект. В виде диссертации. Я понял, что только задание, спецоперация, тема, которая потрясет моих боссов, хотя бы одного и даст мне шансы стать презервативом, который собираются выбросить. Но поскольку презерватив знает, что его обязательно выбросят, то он, то есть я, Стрелок, был намерен побороться за свою жизнь!

Я понял, что это шанс, реальный шанс, имитируя выполнение приказа генерала, уйти из под контроля конторы! Они, скорее всего, не захотят, чтобы меня не светить, позволять мне выходить на связь! Прекрасно! Я надеялся спрятаться так, что если они меня не найдут, то это будут их проблемы. Но пока, до начала осуществления Проекта, я боялся как-либо демонстрировать, что я мог бы уйти из под контроля. Ибо знал, что все, кто пытается это сделать, обречены на смерть! Поэтому я сам спровоцировал приказ, позволяющий попытаться скрыться от них всех. О, Боже, как они мне все надоели!

Наши дни, Париж

Стрелок

Но они меня все-таки нашли! Через двенадцать лет! Я не верю в случайности! Выходит, либо я – плохой разведчик, либо они очень сильная организация.

…Сергей подошел ко мне на выходе из билетных касс Парижской оперы, и, как ни в чем не бывало на хорошем английском с легким французским акцентом спросил, не нужен ли мне лишний билет, последний на сегодняшний вечер, который он, не подумав, только что купил?

– Я перепутал время отъезда, – пояснил он.

Я кивнул. Почти механически.

Он достал билетик и, передавая его, как бы невзначай вполголоса обронил на английском дно слово «Project» (Проект). Затем он радостно засмеялся, принимая от меня деньги за билет, произнес:

– Я вспомнил, что приеду в Париж ровно через месяц, и смогу прийти в то же самое время в эту же кассу. Надеюсь, я сумею купить билет на спектакль. Если мне повезет.

Он ушел, не дожидаясь моего ответа, и не оборачиваясь. Довольный. Радостный. А слово «Проект» осталось гвоздем сидеть в моей голове.

– Мне явно назначили встречу, – подумал я, – Меня поставили в известность, чтобы через месяц я имел возможность не разыскивая их, просто прийти к кассам оперы и сдаться со всеми потрохами на милость победителей. Вернее, на милость хозяев. Я был уверен, что я в их последующую комбинацию не вписываюсь. Я же в Париже второй день. И не был здесь почти два года. Значит, меня пасут довольно давно и старательно. И тогда они знают, что я почти пятикратно умножил и превратил за двенадцать лет в успешном автономном плавании выделенную его папой стартовую сумму уже в 98 миллионов. Причем, это только сегодняшние банковские активы Фонда, который мне до сих пор удается контролировать! Пока удается! Похоже, я намолотил сумму, которая сделает-таки меня презервативом!!! Хозяева денег пришли за ними и моей жизнью…

Что ж, посмотрим.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю