Текст книги "Зубы дракона"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Входная дверь была не заперта. За ней было небольшое помещение с четырьмя стульями вдоль стены и еще одна дверь. На этот раз – в кабинет.

Шатов постучал.

– Да, – ответили из-за дверей.

– Здравствуйте, – сказал Шатов, входя в кабинет.

– Здравствуйте, – ответил сидевший за письменным столом мужчина лет сорока.

Голос его, правда, немного дрогнул, словно от неожиданности, но Шатов решил сделать вид, что ничего особого не произошло. Мог же, в конце концов, местный Айболит ждать кого-то и немного удивиться, увидев совершенно постороннего с бандитским шрамом на лице.

– Чем могу служить? – спросил ветеринар.

– Извините, – Шатов улыбнулся самой дружелюбной своей улыбкой, – я турист…

Ответная улыбка Айболита стала немного напряженной. Совсем чуть-чуть. Не любят они тут туристов, что ли?

– Мы с приятелями сплавлялись по реке на байдарках, – Шатов присел на край стула, – возле моста остановились, чтобы купить хлеба, овощей, фруктов…

Ветеринар молча кивнул. Улыбка совершенно покинула его лицо, не оставив даже вежливого внимания. Мужчина теперь просто сидел и ждал, когда Шатов закончит свой рассказ. И рассказ этот не слишком хозяина кабинета интересовал.

А как все хорошо начиналось, тоскливо подумал Шатов, понимая, что повел себя как-то неправильно.

– Ребята послали меня за припасами, а мне, к тому же, срочно нужно позвонить в город… – интонация стала почти жалобной. – Не подскажете, где тут у вас почта с переговорным пунктом и магазин или рынок. Я не смог найти ни одной живой души, чтобы спросить.

Айболит снял очки, очень тщательно протер их полой белого халата, снова водрузил на нос. Откашлялся.

– Почту? – переспросил ветеринар.

– Да. И еще магазин и рынок.

– Рынок… – со странным выражением пробормотал ветеринар.

Это уже начинало напоминать фарс.

– Почта и магазин. Где? У вас? – как можно более четко произнес Шатов.

– Там, – рука хозяина кабинета указала в окно.

– Дальше по улице?

– Дальше. По улице.

– Далеко? – спросил Шатов.

– Далеко. То есть… Не очень. Метров пятьсот, – ветеринар полез в карман и достал носовой платок.

В кабинете было прохладно, но ветеринар вспотел. Капельки пота выступили у него на залысинах и лице. Шатову стало очень неуютно. Очень.

Он встал. Показалось, что Айболит облегченно выдохнул.

– Так вы говорите – пятьсот метров? – уже даже не стараясь улыбаться, спросил Шатов.

– Да, – торопливо кивнул головой Айболит.

– По улице?

– Да. Да, по улице.

Как он не добавил «побыстрее, пожалуйста», удивился Шатов, выходя из кабинета. Нервные тут какие-то люди живут в счастливом селе с названием Главное. Не общительные.

Оглянувшись с улицы, Шатов присвистнул – добрый доктор стоял возле окна и торопливо что-то говорил в телефонную трубку, искоса поглядывая на Шатова.

– А ябедничать – нехорошо! – крикнул Шатов. – Ябед никто не любит, доктор!

Айболит поперхнулся и выронил трубку.

– Благодарю за точную и полную информацию, доктор, – подчиняясь неожиданному порыву, Шатов закричал громче. – Вы мне очень помогли, доктор. Что бы я без вас делал! Спасибо.

Окно с треском захлопнулось. Шатов подождал, пока будет задернута еще и штора, и только тогда двинулся дальше. Странный доктор Айболит, в кабинете он сидит, посетителей боится так, что может обмочиться, продекламировал экспромтом Шатов.

Смешно. С другой стороны – отчего это ты, Женя, так радуешься? Тут впору плакать. Единственным дружелюбным человеком из тех, кого ты встретил с самого утра, оказался придуренный Дмитрий Петрович. Даже очаровательная Ирина чего-то от тебя хотела. Лодочник играл с тобой в молчанку, а бедный доктор Айболит сейчас наверняка занят стиркой своего нижнего белья по причине… По какой причине? И куда это доктор звонил?

Не забивайте себе голову, Евгений Сергеевич. Не нужно. Вы хотели на почту? Идите на почту. Это всего в пяти сотнях шагов.

На четвертой сотне улица закончилась и началась площадь. Хоть что-то человеческое есть в село, облегченно подумал Шатов, рассматривая памятник Ленину. Дежурная поза номер один – вождь без кепки указывает рукой в светлое будущее. Крупный памятник, в селах обычно обходились более мелкими изображениями, а то и вообще бюстами.

В одном из немногих прочитанных Шатовым детективов, автор цитировал ученическое сочинение: «На центральной площади стоит памятник Ленину с протянутой рукой, что символизирует будущее нашей страны».

За спиной у бронзового Ильича высились голубые ели и двухэтажное официальное здание.

Село и при советской власти, судя по всему, было из богатеньких, вон какую домину отгрохали под сельсовет. Или это было правление колхоза-миллионера? Шатов притормозил возле памятника, поборол в себе желание сунуться в оплот власти. Нужно вести себя проще и естественнее.

Почта, телеграф и телефон, как учил нас великий вождь и учитель.

Шатов осмотрелся, поймал себя на том, что стоит посреди пустой площади, и отошел под деревья.

Становилось жарко. От асфальта потянуло как из печки. Часы показывали уже почти половину первого. Однако, как время летит. Так можно нарваться на обеденный перерыв.

Шатов двинулся вдоль домов. Вот, рыбоинспекция, библиотека. В библиотеку Шатов чуть не вошел, пораженный тем, что в селе еще сохранилось подобное некоммерческое учреждение. Магазин. Шатов помялся, разглядывая сквозь окно продавца – даму лет тридцати. Ладно, потом. Вначале – почта.

Почты не было. Шатов обнаружил еще несколько магазинов, в том числе один книжный, поликлинику, кафе с летней площадкой, кинотеатр без следов запустения с афишей свежего американского боевика, прошел еще раз мимо памятника и оказался на исходной точке. Блин горелый.

Жарко.

На кольцевую прогулку по площади Шатов потратил пятнадцать минут. Спокойно, Жека. Кто тебе сказал, что почта находится на площади? Никто. Она может быть на одной из пяти улиц, уходящих от памятника. Нужно просто выяснить. Хотя бы у той продавщицы в продовольственном магазине.

Только не нужно действовать в лоб, как с ветеринаром. Мягко и ненавязчиво. Купить что-нибудь, обсудить качество товара, проконсультироваться.

Шатов чуть не обжег руку о металлическую дверь магазина. Как ни странно, но в торговом зале было прохладно и пахло то ли кофе, то ли шоколадом, а не сложной смесью продовольственных и хозяйственных товаров. И выбор продуктов был весьма и весьма обширным.

– Жарко, – сказал Шатов.

– Жарко, – согласилась продавец.

– У вас есть что-нибудь холодненькое?

– Вот, – дама указала на застекленный холодильник у себя за спиной.

– Очень хорошо, – Шатов наклонился над прилавком, – тогда мне водичку без пузырьков. Пол-литра.

Дама неторопливо подошла к холодильнику, достала бутылку, вытерла ее чистым полотенцем и поставила на прилавок.

Молча. И взгляд ее блуждал по магазину, аккуратно избегая Шатова.

Спокойно, в который раз напомнил себе Шатов, избегаем резких движений и выражений. Не интересен ей покупатель. Она вообще не разговаривает с посторонними мужиками. У нее, наверное, очень ревнивый муж, который может любовно начистить физиономию просто за не вовремя оброненную улыбку.

Шатов расплатился, открыл бутылку и отхлебнул. Маленький глоток. По такой жаре любая выпитая жидкость имеет тенденцию просачиваться из желудка сквозь кожу и проявляться влажными пятнами на одежде. Крохотными глотками.

– Не поверите, – Шатов вытер губы рукой, – я заблудился.

Судя по всему, дама за прилавком не поверила. Или не услышала. Или ее вообще не волнует то, что кто-то заблудился у нее в магазине.

– Никак не могу найти почту.

– Что? – продавец вздрогнула и немного испуганно посмотрела на Шатова.

– Почту найти не могу. Местный ветеринар сказал, что это где-то здесь…

Дама явственно сглотнула. На ее лице проступило нечто среднее между удивлением и обидой.

– А я не могу найти, – закончил Шатов.

Продавец схватила полотенце и стала протирать прилавок.

– Эй, – окликнул ее Шатов.

Ноль внимания.

– Мадам!

Продавец вытерла прилавок и перешла к бутылкам на полках. А лодочник красил, не отрываясь, лодку. А ветеринар куда-то начал звонить. С ума они посходили, что ли?

– Я журналист, – Шатов достал из кармана удостоверение, – вот, пожалуйста. Я не американский шпион. Мне нужно просто позвонить в город. Или отправить телеграмму.

Перегнувшись через прилавок, Шатов тронул продавца за плечо. Она вскрикнула и отшатнулась, уронив на пол бутылку пива.

– Извините.

– Пошел отсюда! – взорвалась продавец. – Что ты хулиганишь? Делать нечего? Позаливал глаза и пристаешь? Я вот сейчас милицию позову!

– Чего вы расшумелись? – возмутился Шатов. – Кто хулиганит? Никто не хулиганит. Я вежливо спросил, где находится почта. Я даже могу за пиво заплатить.

– Заплатить! – взвизгнула продавец. – Пошел отсюда, козел. Ноги твоей чтобы здесь не было. А то я вот…

– Милицию? – спросил Шатов.

– Милицию!

– Хорошая идея, – обрадовался Шатов. – Где тут у вас участок? Я пойду и сам сдамся за мелке хулиганство.

– Туда, – указала продавец в сторону памятника.

– В местный Белый дом?

– Туда.

– Премного вам благодарен, – вежливо поклонился Шатов, прижав руку с бутылкой воды к сердцу, – что бы я без вас делал.

Продавец наклонилась и стала собирать осколки разбитой пивной бутылки.

– Денежки за пиво я все-таки положу, – сообщил Шатов, выкладывая мелочь, – чтобы считать конфликт исчерпанным.

Продавец не ответила. Шатову показалось, что она всхлипнула.

– Еще раз – извините.

Дурдом какой-то! Большой такой дурдом. Село для идиотов и неврастеников. Их всех сюда собрали, чтобы они могли жить полноценной жизнью и не чувствовать себя в окружении нормальных людей ущербными. А тут прибыл орел-интеллектуал Шатов и начал смущать больные умы.

Тогда ему нужно было искать не почтамт, а главврача.

Уже час. Местный милиционер мог уйти попить и покушать.

Шатов подошел к зданию за памятником. Одуряюще пахли хвоей распаренные ели и розы перед входом. Бутылка в руке казалось ледяной.

Дверь открывалась наружу. За ней был коридор. И ряд дверей, обитых дерматином, в лучших традициях бюрократии. На первой же двери красовалась табличка «Милиция».

Шатов выдохнул и, не стучась, решительно дернул дверную ручку. Дверь открылась легко.

– Здравствуйте, – решительно сказал Шатов, входя.

– Здравствуйте.

За столом, боком к закрытому жалюзи окну сидел старший лейтенант милиции. Гудел кондиционер, старший лейтенант отложил в сторону книгу и обернулся к посетителю:

– Присаживайтесь.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Шатов. – Я к вам за помощью…

– Замечательно, – улыбнулся милиционер и представился. – Старший лейтенант Звонарев Илья Васильевич. Участковый инспектор.

– Евгений Сергеевич Шатов, журналист. У меня такое дело…

– Я могу посмотреть на ваши документы? – улыбаясь, спросил участковый.

– Да, конечно, – Шатов достал из кармана рубашки удостоверение и протянул его через стол. – Вот.

Звонарев открыв красную книжечку внимательно изучил ее содержимое и посмотрел на Шатова, словно сличая фотографию с оригиналом.

– Вот, – сказал Шатов, – я немного заблудился в ваших местах и очень хотел бы связаться со своей редакцией…

Старший лейтенант закрыл удостоверение и в легкой задумчивости постучал им о стол.

– Что-то не так? – спросил Шатов.

– Да нет, все нормально, – снова улыбнулся милиционер и протянул Шатову удостоверение.

– Заблудились, говорите…

– Да. Вышел к селу, хотел найти почту, а люди словно вымерли все…

– Люди работают, – сказал участковый назидательно.

– Все? – удивился Шатов.

– Конечно.

Снова улыбка. Старлей улыбается, как заводной, словно стремится компенсировать неприветливость других обитателей села.

– Мне очень нужно позвонить в редакцию и сказать, что со мной ничего не случилось.

– Понятно, – кивнул участковый, еще раз заглянув в удостоверение Шатова. – Квасу хотите?

– Квасу? – Шатов квасу не хотел, но если это могло установить доверительные отношения с местной властью… – Да, очень.

– Тогда подождите меня минут пять, – попросил Звонарев и встал со стула. – Пять минут.

И дверь за ним закрылась. Удостоверение осталось лежать на столе, между книгой и фуражкой.

Какой замечательный здесь участковый! Просто душка. Умчался за холодненьким квасом для гостя. А вот село какое-то странное. Неестественное. А вот старший лейтенант…

Шатов посмотрел на дверь. А что, для участковых инспекторов естественно изображать из себя гостеприимных хозяев? Или официантов? Не исключено, правда, что Шатова уже ищут по официальным каналам, сообщили всем ментам, что в результате нападения на машину пропал приезжий журналист из самой области, и что нужно немедленно его найти. А тут к старшему лейтенанту Звонареву приходит сам пропавший журналист. Заулыбаешься тут. Не то, что за кваском, за шампанским побежишь. Не кто-нибудь, сам Женя Шатов.

Как это соотносится с приемом у Дмитрия Петровича? Никак. Твою мать, вполголоса выругался Шатов. Никак это ни с чем не соотносится. У него вообще никак ни что ни с чем не соотносится. Нападение на машину – отдельно. Ласковый Дмитрий Петрович и Ирина – отдельно. И село это Главное – совсем отдельно.

Врачи и продавцы устраивают истерику, а милиционеры бегают вприпрыжку за кваском.

Кстати, Шатов задумчиво посмотрел на свое удостоверение, чего это его так внимательно рассматривал старший лейтенант? Удостоверение как удостоверение. На обложке надпись «Обзор». На другой стороне, тоже золотом, «Пресса». А внутри есть фотография и печать, удостоверяющие…

Шатов чуть не выронил удостоверение. Ничего оно не удостоверяет. Ничего.

Нет ни фотографии, ни печати, ни подписи главного редактора агентства. Девственно белые листочки бумаги.

Интересно. Очень интересно. Что же это должен был подумать старший лейтенант Звонарев Илья Васильевич, получив подобный документ? И что должен подумать сам Евгений Сергеевич Шатов, журналист, обнаружив, что случилось с его документом?

А что, собственно, случилось? Кто-то удалил из удостоверения страницы с текстом и заменил их чистыми. Когда? А все тогда же, между выстрелом в лесу и пробуждением на тропинке. Зачем?

А зачем здесь все происходит? И что теперь делать? Встать и уйти, пока не вернулся старлей? И куда он ушел, не за квасом же, в самом деле? Может, он сейчас весело звонит психиатру, и с минуты на минуты за Шатовым должны будут приехать добрые санитары со смирительными рубахами наперевес.

Шатов встал и прошелся по кабинету.

Что бы он там ни подумал, но его нужно заставить позвонить в город. В редакцию. Или, черт с ним, попросить, чтобы он связался с майором Быковым из городского управления автоинспекции. И пусть спросит, знает ли тот журналиста Шатова со шрамом на всю щеку. С такой особой приметой ошибиться трудно. И, кроме того, у Шатова в сумке есть паспорт.

Был паспорт, поправил себя Шатов через десять минут после лихорадочных поисков документов. Паспорта в сумке не было. Сволочи.

Кем бы ни были те, кто украл паспорт и обработал удостоверение, они все равно сволочи. Суки.

Шатов почувствовал, как внутри у него все сжалось. Это было последней каплей. Самой последней. Он еще крепился, еще мог играть с самим собой в прятки, весело болтая с самим собой и делая вид, что все происходящее только повод для иронии и сарказма.

Страшно.

Ему действительно стало страшно.

Это происходит не с ним. Это не может происходить с ним. Это вообще ни с кем не может происходить. Ему слишком хорошо знакомо это чувство. Он уже в избытке нахлебался его раньше, в прошлом году, когда по его следам шли убийцы, когда Дракон начал играть с ним… Ему тоже казалось, что все это происходит не с ним, что это не может с ним происходить.

Он думал, что никто не смеет вот так вторгаться в его обычную жизнь. Вторгаться!

А вырвать его из его привычной жизни, из его мира и швырнуть в другой, нереальный и странный? Это кто мог сделать? Чушь, нелепость, игра воображения… Это все – все – создано только для того, чтобы поиздеваться над ним, Шатовым? Еще раз чушь.

Все это должно иметь реальное объяснение. Ясное и простое. Предельно простое и ясное. Но что делать Шатову?

Зазвонил телефон на столе.

Шатов встал со стула и подошел к окну.

Телефон продолжал звонить. И хрен с ним, подумал Шатов, это явно не к нему. Это к старшему лейтенанту Звонареву, ушедшему на пять минут и слоняющемуся уже… Шатов посмотрел на часы и присвистнул. Часы показывали, что Шатов провел в этом кабинете уже больше часа.

Телефон трезвонил, не переставая.

– Да, – не выдержал Шатов и поднял трубку.

– Евгений Сергеевич? – спросила трубка голосом участкового инспектора.

– Да, с нетерпением жду кваса и объяснений.

– Евгений Сергеевич, вы не сердитесь, – без извиняющихся интонаций сказал Звонарев, – мне срочно пришлось уехать по делу…

– А фуражку вы свою оставили на столе мне на память? – саркастически поинтересовался Шатов.

– Кому она нужна по такой жаре, – резонно возразил Звонарев.

– И что прикажете делать мне? – спросил Шатов.

– Идти обедать, – спокойно сказал Звонарев.

– Мне нужно позвонить в город.

– У нас нет междугородней связи.

– Тогда отправить телеграмму.

– Телеграфа у нас тоже нет, – ровным голосом сказал старший лейтенант.

– Тогда я просто уеду, – как угрозу выкрикнул Шатов. – На автобусе.

– Автобусы у нас не ходят, – Звонарев был сух, деловит, просто ставил в известность человека, что ничего из его попыток вырваться из этого безумия не получится.

– Слушай, старлей… – начал Шатов.

– Это вы меня послушайте, Шатов, – перебил участковый, – перестаньте заниматься ерундой.

– Вы называете ерундой…

– Я называю ерундой то, что вы делаете в селе. Из-за вас могут пострадать ни в чем не повинные люди.

– Мне нужно выбраться отсюда, – повторил Шатов.

– Вам нужно идти на обед, – ответил Звонарев.

– Пошел ты, – Шатов с грохотом бросил трубку на аппарат. – Пошел ты, знаешь куда?

Шатов спрятал удостоверение в карман, вышел из кабинета, постоял немного в коридоре, прикидывая, не стоит ли попытать счастья в других кабинетах, махнул рукой и вышел на площадь.

Но как жарко!

Шатова замутило. Он все равно отсюда уедет. Нет автобуса? Хрен с ним, можно поймать частника. Тут, или на трассе. Если частник будет отказываться везти – отберу машину, пообещал себе Шатов. Набью морду и угоню машину. То, что водить умею очень плохо – плевать. Не на ралли. Просто доехать до нормального населенного пункта.

Жарко.

Пришлось расстегнуть рубашку. Какие все добрые! Не забудьте пообедать! В устах участкового это звучало, как требование вернуться к Дмитрию Петровичу. Требуй у кого-нибудь другого. Захлебнись своими требованиями, подавись.

Никто не заставит его вернуться в ту сосновую рощу и в домик, который он, если верить Дмитрию Петровичу, блестяще выбрал. Просто фантастически.

Шатов потер глаза, пытаясь отогнать пелену, наползающую откуда-то со стороны солнца. Как будто марево студнем заполнило всю площадь и нетерпеливо расталкивает плечами дома и деревья вокруг.

Прозрачное желе с привкусом пыли залепило глотку Шатова и не дает дышать. Тело покрылось потом.

Не хватало еще теплового удара, пробормотал Шатов. Вытащил из сумки бутылку с водой и вылил содержимое себе на голову. Легче не стало.

Нужно где-то присесть. Просто посидеть в тенечке, попить прохладного. Тут где-то было кафе. Симпатичное такое сооружение, очень уютное на вид и со столиками на летней площадке под широкими белыми зонтами.

Совсем рядом, нужно только перейти площадь. Всего несколько шагов.

Всего несколько шагов по раскаленному асфальту, с трудом продираясь сквозь желе марева. Все вокруг дрожит. И асфальт начинает пружинить под ногами, словно превращаясь в пластилин. Или в то же самое марево, которое навалилось на Шатова, как гигантская медуза.

Гигантская медуза с обжигающими щупальцами, огненными нитями, которые оплели все тело Шатов и постепенно всасываются в его плоть. Как больно!

Шатов рванул рубашку, которая облепила его и не давала дышать.

Больно.

Огонь пропитал все тело Шатова и достиг мозга.

Шатов сжал виски, покачнулся. Или это асфальт пошел волной, пытаясь опрокинуть Шатова?..

Мозг от жара пошел пузырями, со свирепой болью лопающимися в черепе.

Руки перестали слушаться, пальцы корчились, как хворост в костре, с каждым движением умножая боль.

Марево уже поглотило все вокруг, осталось только удушливое вязкое месиво. И боль. Боль. Боль.

Шатов упал на колени. Кажется, он закричал. И крик этот только умножил боль.

Встать. Нелепая болезненная мысль. Встать? Это слово потеряло смысл в хаосе боли. И все потеряло смысл. Не было ничего, что Шатов мог бы противопоставить боли. Ничего.

Полыхало тело. Каждая клеточка выворачивалась наизнанку, и каждая секунда растягивалась в бесконечность.

Перед глазами металось багровое полотнище, каждое движение, каждый вздох, каждая мысль несли с собой только боль.

Шатов попытался заставить свое тело подняться. И даже не успел понять, зачем это ему. Просто для того, чтобы сделать хоть что-то.