Текст книги "Под грязью - пустота"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

   Там он убедился, что большими деньгами все равно не пахнет, созерцание пьяных физиономий в кабаках особого удовольствия тоже не приносит, ну, а пуля, пробившая левое плечо, привела Резникова к мысли, что нужно искать работу поспокойнее.

   Клиент, которого прикрывая которого Резников подхватил пулю, оказался человеком относительно порядочным и самолично оплатил пребывание Резникова в клинике «Гиппократ».

   Тут Максим и остался. Удалось познакомиться с начальником охраны и убедить его взять Резникова на работу в клинику. Для этого пришлось на экзамене сломать руку второму претенденту на вакантное место.

   Как оказалось потом, Резников поступил правильно сменив работу. Даже полтора месяца, которые Солдат бушевал в городе, никак не отразились на размеренном режиме «Гиппократа». Ну а знакомства, заведенные среди выздоравливающих, помогли Максиму наметить следующую высоту, которую нужно было взять.

   Поскольку защита государства и предпринимательства денег не приносила, Резникову показалось логичным попробовать зарабатывать действиями, так сказать, противоположными.

   Ну, а когда предложение сделал сам Краб, вопрос соглашаться или нет просто не встал. Конечно, да. Слухи, ходившие по городу о делах Краба и его парней, Максима не отпугивали. Отношение к насилию у Резникова было определено раз и навсегда. В список людей, к которым насилие неприменимо, Максим включал только себя. Остальные… Это их проблемы.

   Разбитый нос саднил, немного, но неприятно. Хорошо еще, что Краб его не сломал вообще. Начальника охраны Максим не дождался, предупредил сменщика, что наверное больше сюда на работу не выйдет, и в довольно веселом настроении вышел с территории клиники.

   Морозец бодрил, солнце весело заглядывало в прорехи облаков, ветки и стволы деревьев блестели, словно покрытые лаком. Асфальт, высушенный за ночь, казался почти белым.

   Хорошо. Правда, хорошо! Черные зеркала замерзших луж вскрикивали под ногами и покрывались белыми трещинами. Хорошо.

   Резников что-то насвистывал на ходу, попытался отфутболить в сторону камешек, но тот примерз и Максим чуть не упал. Споткнувшись.

   Блин. Резников наклонился, чтобы рассмотреть состояние подошвы. Не хватало еще порвать ботинки. За этим занятием он не заметил, как рядом тихо остановилась машина.

   – Резников? Макс?

   – Чего? – Резников выпрямился.

   – Тебе ж вчера досталось не по ушам, а по носу, чего ты из себя глухого клеишь?

   – Ну, Резников.

   – Что уставился как баран на новые ворота? Тебе вчера Краб предложение делал?

   – Так он же сказал позвонить…

   – Сказал, сказал… А нам сказал тебя встретить. Нечего тебе с таким шнобелем по улицам шляться.

   Резников потоптался на месте. Может, так оно и есть? Мало ли что могло прийти в голову Крабу. Только… Но парень, сидевший в машине возле водителя, затягивать разговор был не настроен:

   – Он тебе по какому телефону сказал позвонить?

   – На визитке… – Резников полез во внутренний карман пиджака, вытащил бумажник, а из бумажника достал визитную карточку, – вот.

   Парень из машины взял карточку, покрутил ее в руках, хмыкнул, показал водителю.

   – Ладно, поехали, – сказал он наконец Резникову.

   – Я хотел…

   – Что такое?

   – Домой заскочить…

   – Задрал, – сказал парень, – кто там у тебя?

   – Да никого, шмотки только хотел взять, душ…

   – За час успеешь?

   – Успею, – Резников кивнул, – конечно успею.

   – Садись.

   Резников сел в машину, снял меховую шапку, положил ее на сидение рядом с собой. Расстегнул пальто.

   – Жарко? – спросил парень с переднего сидения и, обернувшись, протянул руку, – Давай знакомиться – Коля.

   – Максим, – Резников пожал руку Коле, а потом и водителю, который подал руку не оборачиваясь.

   – Это Миша, – сказал Коля, – он у нас молчун.

   Резников кивнул. Что-то в водителе показалось ему знакомым, но приглядываться Максим не стал. Может видел где случайно на улице, может, лежал он в клинике? Какая разница. Да и думать особенно было некогда, Коля болтал не переставая, травил похабные анекдоты, кричал что-то в открытое окно девкам, мимо которых проезжала машина.

   Прерывался он только тогда, когда нужно было уточнить у Резникова, куда ехать.

   – Волк, понимаешь, по берегу реку бегает, на жопе шерсть рвет, а перепрыгнуть не может. Тут, значит, рыбка к немцу подплывает золотая и говорит, может, помочь чем? – Коля прервался, проводив взглядом переходившую дорогу девицу, – вот ей бы я отдался… Бля буду. Вот это фемина!

   Коля поцокал языком:

   – Ага, ну а волк и говорит, мол, сделай меня рыбой, я реку переплыву и зайца съем. А рыбка ему: «Ни фига, тут тебя щука съест», тогда он, соколом, давай сделай, а она… вот сука, как подрезал… она говорит, что охотник может замочить. А тут заяц, – Коля ткнул кулаком водителя в бок, – тут заяц волку с того берега и говорит: «Иди волк. Я тебя раком сделаю!».

   Коля засмеялся:

   – Прикинь, раком, говорит сделаю!

   – Тут? – не оборачиваясь спросил водитель.

   – Чуть дальше, там возле второго подъезда.

   – Я здесь поставлю, – сказал водитель.

   – Макс, – Коля обернулся к пассажиру, – к тебе можно зайти? Отлить нужно, аж в ушах плещется. Еще в парке хотел, так прибор побоялся отморозить. Можно к тебе?

   – Давай, – кивнул Макс.

   – Миша, ты с нами?

   – Зайду, – сказал водитель.

   – Ну, тогда побежали.

   Резников все время по пути к квартире чувствовал какой-то дискомфорт. И в лифте, и открывая дверь, он, не смотря на веселую болтовню Коли, чувствовал, как настроение все портиться и портится.

   – Проходите, – сказал Резников, закрывая входную дверь на ключ, обернулся и встретился взглядом с водителем.

   На лице у того не было и тени улыбки. Максим перевел взгляд на Колю, но и тот перестал улыбаться.

   – У Краба решил поработать? – спросил Коля очень неприятным голосом.

   – А что? – Максим снова посмотрел на водителя.

   – Что ж ты, сука, парня нашего Крабу сдал?

   – Кого?

   – Ты о Солдате слышал?

   – О ком?… О Солдате? – Резников вздрогнул.

   – Да ты не дергайся!

   – Я…

   Рывок, Резников ударился лицом о стену, руки его с силой завели за спину и в запястья впились ледяной хваткой наручники.

   – Да вы что?..

   – Пасть закрой, – возле лица Резникова щелкнул нож и лезвие коснулось щеки.

   – Я…

   – Не понял? – Резникова рванули за волосы, запрокидывая голову.

   – Знаешь, как делается колумбийский галстук?

   Резников знал, но Коля почти ласково прошептал ему на ухо как именно разрезается горло, и чем именно в этот разрез извлекается язык.

   – Смотреться будешь – высший класс!

   Резникова рывком опустили на колени.

   – Мочить, или поболтаем? – спросил Коля.

   – Поговор… – начал было Резников.

   – Не тебя спрашивают, козел! Мочить? – лезвие надавило на горло, и Резников затаил дыхание, чтобы не порезаться.

   – Ты у него спроси, – сказал водитель, – пусть сам решает – подохнуть за Краба или поработать с нами.

   Резников зажмурился.

   – Умрешь героически? – спросил Коля, – Или поболтаем?

   В любое другое время и в любой другой ситуации Резников сказал бы, что идти против Краба – самоубийство. Теперь он ясно понимал, что самоубийством будет за Краба подписаться.

   – Что вам нужно? Я скажу, скажу…

   – Вставай. Пошли в комнату, – приказал Коля…

   … – Думаешь, сделает все как нужно? – спросил Коля, садясь в потертый БМВ.

   Хорунжий завел мотор и плавно тронул машину:

   – Сделает. Так или иначе. И между прочим, даже если он сейчас все Крабу доложит, ничего страшного не произойдет.

   – Тебе легко говорить, а мне…

   – Только не надо делать страшные глаза, – сказал Хорунжий, – тебя тоже никто не тронет.

   – Успокоил.

   Хорунжий покосился на Колю:

   – Когда я тебя выпру из группы – иди в бандиты.

   – Советуешь?

   – Рекомендую. Подберем тебе хорошую банду…

   – А что, хорошо получилось?

   – Очень убедительно. Вылитый мочила.

   – Куда теперь?

   – Ты знаешь, что ответил Александр Македонский на вопрос о его дальнейших планах?

   – На хрен послал?

   – Почти. Сказал, что сжег бы свою подушку, если бы она знала о его планах.

   – Понял, умолкаю.

   – Не забудь, что в четырнадцать ноль-ноль у тебя встреча в клинике.

   – Обижаешь, начальник.

   …Бывший охранник клиники «Гиппократ» Максим Резников сидел на кухне своей однокомнатной квартиры уставившись в одну точку между холодильником и настенным календарем. Жизнь снова сделала выверт, снова подмяла его под себя.

   Коля и Миша все объяснили ему очень доходчиво. Правила, изложенные ими, были понятны и доступны. И правила эти, в общем то, выжить позволяли. Но только при одном условии – делать так, как этого хотят крутые парни.

   Резников очень хотел выжить. Краб, наверное, мог бы этих парней уничтожить. Даже наверняка. Он не сможет только при этом защитить его, Максима Резникова.

   Наблюдатель

   Вместе, говорит, и позавтракаем. Покалякаем о делах наших скорбных. Хозяин будет спрашивать, а мы, господин Гаврилин, будем отвечать. Хорошо, хоть не тошнит и не качает. Можно уверенным шагов войти в разверстую пасть чудовища.

   «Всех убьет…» – прошуршало в голове и Гаврилин замер.

   – Чо стал? – спросил Клин, – Пошли!

   Пошли, пошли. Только от этих слов и от этого голоса никуда не уйдешь. Пальцы на руке сводит судорогой, мышца вздрагивает, словно он все еще держит в руках молоток, словно удара еще не было. Словно извивается еще на полу истерзанный музыкант, словно еще сочится из его разбитых губ безумный смех и страшные слова.

   И не может оттолкнуть от себя это видение Гаврилин. Даже сейчас, когда решается его собственная судьба. Достаточно одного только слова Хозяина, и сам Гаврилин превратится в…

   …Глазик мне его дай!.. Нога… И удар, и хруст, и…

   И это будет его тело, это его кровь будет брызгать во все стороны.

   Прав Клоун, нужно защищаться, нужно драться… Но как? Как? Он не готов. Он совершенно не готов к разговору. Ему казалось, что еще есть время. Ему казалось, но он ошибся.

   Ошибся. И он может еще раз ошибиться. Всего только один раз. Последний.

   Они с Клином вышли во двор. Холодно. Ветрено. Небо покрыто комуфляжными пятнами туч. Или нет, просто все небо заляпано жидкой вязкой грязью, и грязь эта медленно сползает к горизонту.

   Двор большой, охранники от ворот проводили Гаврилина взглядами, из ворот гаража выглянул кто-то, посмотрел на Гаврилина, сказал что-то. Молоток, стучавший в гараже, стих и на пороге показался еще кто-то.

   Чего уставились подумал Гаврилин, чего пялятся?

   Еще один охранник, на крыльце, возле входа в трехэтажный особняк, молча открыл перед ними дверь. Гаврилин почувствовал на себе его откровенно изучающий взгляд.

   – Не греми ногами, – тихо сказал Клин Гаврилину, – девчонки еще не проснулись.

   – Какие девчонки?

   – Внучки хозяина.

   В вестибюле на креслах сидели еще два амбала, спортивных костюмах и с автоматами на коленях.

   Осадное положение у них тут, что ли? Не хватает окопов и танков.

   Один из охранников, тот что в синем костюме тихо что-то сказал напарнику, до Гаврилина долетело только: «Солдата… сам… лабух сказал…».

   Лабух сказал… Гаврилин не успел себя одернуть и в мозгу снова прозвучало – убьет, всех убьет… Как проклятье…

   Проклятье? Проклятье… Вот они почему так на него пялятся. Сумасшедший музыкант перед смертью сказал, что Гаврилин убьет их всех. И они ему поверили? И они просто испугались?

   Очень может быть. Гаврилин подумал об этом, поднимаясь по мраморным ступенькам на второй этаж. Они должны быть очень суеверны, эти парни. Эти мальчики, способные… Не нужно об этом.

   Сейчас у него разговор с Хозяином. Клоун сказал, что нужно дать понять Хозяину, что за спиной у него, у Гаврилина. Есть сила. С которой лучше договориться. А он, Гаврилин, единственный шанс это сделать.

   Перед высокой дверью сидел еще один охранник. На этот раз в костюме, и ствола на виду он не держал. Почти секретарь. Очень цивилизованный и интеллигентный. Почти.

   – Хозяин сказал… – Клин показал пальцем на Гаврилина.

   – Заходи, – сказал секретарь Гаврилину, а Клину указал на стул возле стены, – Здесь подожди.

   Гаврилин посмотрел в глаза секретаря. Серые, спокойные, уверенные… Секунда, другая. Отведешь, сволочь, ты отведешь взгляд. И если ты его отведешь, у меня все получится, я выживу.

   Секретарь посмотрел на Клина. Гаврилин выдохнул. Выживу. Вы тут все хоть раком станьте – выживу. Глотки рвать буду – выживу.

   Пустота

   Если начинаешь психовать, то дела и без того плохие, станут просто отвратительными. Хозяин когда-то убедился в этом на своем опыте. Дважды он одну и ту же ошибку никогда не повторял. Одного раза для умного человека более чем достаточно. А мудрый человек постарается учиться на чужих ошибках.

   Краб вел себя не лучшим образом. Он нервничает, а это, как одиноко стоящее дерево в грозу, всегда притягивает к себе неприятности. Хозяин не был мистиком, в бога он также не особенно верил. Он только знал, что есть на свете некая сила, воздающая людям по делам их еще при жизни.

   Знал он, что и его не минет чаша сия. Он знал, что есть на свете такая сила, признавал ее и у него хватало мудрости замечать признаки ее воли и подчиняться им.

   У Краба этой мудрости не было. Он шел напролом, считая что сила – его сила – не имеет себе равных. И когда наталкивался на сопротивление – делал все, чтобы это сопротивление сломить. Часто, даже слишком часто по мнению Хозяина, это ему удавалось.

   Это не могло тянуться вечно. И этот момент наступил. Все за что брался Краб, разваливалось и ускользало.

   Эта история с лабухом и парнем из кабака была сигналом. Или сигналом было появление Солдата? Тогда хозяин понял это, а Краб не обратил внимания.

   Несколько минут назад Краб перезвонил, и Хозяин по голосу сразу понял, что у Краба опять неприятности. И был прав.

   Из больниц ночью выехали четверо оставшихся в живых после стрельбы в «Старой крепости» свидетелей. Кто их вывез и куда – в больнице толком не знали. Вроде бы родственники.

   Квартиры были пусты и соседи тоже ничего не знали.

   Ребята, направленные в клинику, сидели там пока без дела. Хозяин выслушал сообщение Краба, сказал: «Понятно» и положил трубку.

   Краб. Переполошившийся Краб не знал, что начиная с семи часов к Хозяину звонили раз пять очень влиятельные люди и интересовались, правда ли то, что по приказу самого хозяина была нарушена экстерриториальность клиники.

   Хозяин говорил что нет, не по его приказу, обещал разобраться и понимал, что разобраться все равно придется. Отговорки здесь не помогут.

   И исчезновение свидетелей, и звонки навели Хозяина на размышления. Он не зря хотел встретиться с этим парнем, Гаврилиным. Что-то в нем было такое. И даже не в нем, а вот, что его окружало. Был на нем отпечаток некой силы.

   И ее можно было попробовать использовать.

   Краб волнуется. Его можно понять. Хозяин чувствовал, что Краб ждет момента, что Краба раздражает странная привязанность Хозяина к правилам и обычаям. И Гаврилина этого он вывез так только для того, чтобы продемонстрировать всем свою напористость. И то, что нелепые правила Хозяина себя изжили, и то, что только такой крутой и агрессивный лидер может быть наверху. Солдат был для Краба отличным поводом убедить всех и, если получится, убрать Хозяина.

   Бог в помощь, подумал Хозяин. А мы все это прикинем. И обсудим с Гаврилиным. Посмотрим, что скажет свежий человек.

   Когда дверь кабинета открылась, Хозяин сидел за столом, пересматривая бумаги. За всем нужно приглядывать самому. Особенно за деньгами.

   Хозяин не торопился поднять глаза на вошедшего. Это его заставит как-то проявить себя. Просто стоять и ждать разрешения сесть, или сделать это самому, или постараться привлечь к себе внимание…

   – Свет включить?

   – Что? – нее понял Хозяин.

   – Я говорю, может свет включить, темно ведь. Глаза будут болеть.

   – А, ну включи, выключатель возле дверей, – сказал Хозяин.

   – Мне сказали, что вы меня звали, – Гаврилин произнес эту фразу спокойно и обращение на «вы» не звучало подобострастно. Он вроде бы констатировал, что собеседник старше. И все.

   – Присаживайся.

   – Спасибо.

   – Есть хочешь?

   – Могу потерпеть. Вы ведь поговорить хотели?

   Поговорить, подумал Хозяин, рассматривая Гаврилина. Ничего так парень на вид, глаза не глупые, страха на лице нет. И не нагличает. И не волнуется. Почти не волнуется.

   Пальцы немного подрагивали, когда он приглаживал волосы.

   – Поговорить хотел, – сказал Хозяин.

   – Да.

   – Мне сказали, что это ты был в ресторане «Старая крепость» когда там убили Солдата. Это правда?

   – Да.

   – И еще сказали, что это ты его убил.

   – Нет.

   – Не ты?

   – Его – не я.

   – Твой человек?

   – Мой.

   – И твой человек был в банде Солдата.

   – Да.

   – Это вы его пасли? Или как?

   Гаврилин промедлил несколько секунд. И даже не скрывал этого. Он решал, сказать правду или нет, а Хозяин ждал.

   – Мы его создали.

   Хозяин поднял брови:

   – Что значит создали?

   – Создали всю группу Солдата. Ею руководил мой человек. И вместе с ним мы эту группу уничтожили.

   Честно ответил. Честно и неожиданно, хотя Хозяин ожидал чего-нибудь подобного. Значит, он был все-таки прав.

   – Чего вы их убрали? Они что, вышли из-под управления? – Понимающе спросил Хозяин. У него и самого бывало так неоднократно, когда поднятый из дерьма человек, вдруг начинал вести себя самостоятельно и нагло. Таких нужно было наказывать.

   – Нет, – сказал Гаврилин, не отводя взгляда от лица Хозяина, – мы их убрали, потому что в них отпала необходимость.

   – Отпала необходимость…

   – Да. Мы решили, что тот, кто это должен был понять, это понял. А потом оказалось, что это не так.

   – Это ты о клинике? – усмехнулся Хозяин.

   – О клинике.

   – Я что, не мог найти другого места для того, чтобы отлежаться? Думал, что вы поймете меня. Неужели непонятно, что я хотел поговорить? Я когда Краба увидел – сразу понял, что все пошло наперекосяк. А сегодняшняя ночь это подтвердила.

   – Перегнули палку, – сказал Хозяин.

   – Это я заметил.

   – Ну ладно, – сказал Хозяин, – вот мы встретились, так или иначе. Говори.

   Гаврилин прикрыл глаза, вздохнул:

   – Теперь говорите вы. Вы меня сюда притащили, вам и слово.

   – А это не слишком сильно сказано?

   – Иначе не получается. Извините.

   Не получается у него. Не получается. Не может тридцатилетний мужик спокойно разговаривать, не смотря на мелкие неурядицы. В свое время Хозяин тоже был таким.

   Пришлось научиться держать себя в руках.

   Не получается. А так ничего, парень, толковый.

   Хозяин улыбнулся:

   – Ладно, за ночь и клинику я извиняюсь.

   – Хорошо, – Гаврилин кивнул, – я тоже извиняюсь за тон. Думаю, вы меня тоже простите.

   – Уже простил.

   – Зачем я вам был нужен?

   – Все-таки решил по-своему. Решил сам вопросы задавать? – Хозяин покачал головой, – Нехорошо…

   – А так у нас будет шанс довести разговор до конца. Если я вдруг не так что-то скажу, меня отведут в подвал и я так и не узнаю, что вы хотели мне сказать, – Гаврилин тоже улыбнулся, вернее, попытался, потому что улыбка вышла довольно кривая.

   – Хорошо, я буду умнее, – Хозяин припечатал ладонь к столу. – Я начну. А ты слушай. А потом мы будем решать, как тебе выбраться отсюда живым. И не дергайся, как конь. Слушай.

   Хозяин встал из кресла и прошелся по кабинету.

   – Я всегда выполнял правила и соблюдал обычаи. Всю жизнь я считал, что закон, не тот, что в бумагах, а настоящий, нужен для того, чтобы можно было жить. Солнце светит, трава растет, коровы пасутся, волки охотятся. Это закон. Его не нарушишь, Если нарушишь – умрешь.

   Меня короновали, я честно вносил долю в общак, выполнял решения сходов. И ни кому не позволял этот закон облажать. Даже своим корешам.

   Потом времена изменились. Ходить в «зону» уже стало ненужно. Авторитету от этого не прибавлялось. Беспредельщики полезли, звери… Некоторые старые воры попытались идти против этого…

   Где они?.. Я понял тогда, что изменился закон. Изменился. Значит. Нужно меняться самому. И я изменился, потому что хотел выжить, и хотел, чтобы выжили мои люди. И мой сын, и мои внучки.

   Мой сын работает уже легально, у него официальный бизнес и с ним могут здороваться за руку очень большие люди. Я сделал это. Я купил кого надо, я кого надо продал.

   Я выполняю этот закон. И заставляю всех остальных его выполнять. И этот закон одинаков и для меня и для всех остальных. Только я сильнее. Но не сильнее закона. Понимаешь?

   Хозяин потер руки, сел в кресло. На его желтых щеках проступил румянец:

   – Я даже научился говорить без блатной музыки. Чтобы со мной могли говорить и те, кто не в законе. И чтобы со мной могли говорить мои внучки.

   Я держу всех в этом городе. Я держу весь этот город. Он живет по моему закону, и я живу по этому же закону.

   И тут появляетесь вы. Ваш Солдат. Кровь, смерть, беспредел.

   Вы хотели мне показать, что мой закон не вечен? Вы хотите меня списать? Нет. Меня вы не тронули, хотя могли. Я вам нужен? Или мой закон?

   Скажите. Вы продемонстрировали свою силу? Нет. Вы показали мою слабость. Вот что вы показали. И не только мне. Вы показали ее Крабу. Вы показали ее другим.

   Зачем? Я это хотел у тебя узнать. Что вам от меня нужно?

   Так поступают с лохами, когда хотят обложить их данью. Вы хотите от меня дань? Тогда покажите, что вы не только умеете разрушать. Докажите, что вы умеете строить.

   Докажите, что вы сможете держать закон.

   Хозяин замолчал. Потом вдруг наклонился к Гаврилину через стол и прошептал:

   – А тебе придется доказать, что ты сможешь выжить в моем мире. В мире живущем по моим законам. И как бы я не хотел тебе помочь – я тебе не стану помогать его нарушать.