Текст книги "Любя необычайные черты…"

Автор книги: Александр Власов

«В чернёной тьме волос её красиво…»

 
В чернёной тьме волос её красиво
Повсюду кудри светлые видны,
Волшебному лицу же справедливо
Глаза потусторонние даны.
 
 
Люблю, когда на стан её надета
Та кофточка, что сладостно мягка,
В единстве с юбкой траурного цвета,
Со снежной белизной воротника.
 
 
Сидит она, вселяющая пламень,
Отсутствуя средь общей болтовни.
Для многих это сердце хоть и камень,
Однако драгоценному сродни.
 

«Собрав у переносицы ладони…»

 
Собрав у переносицы ладони,
Нимало не вверяя слуха мне,
Подружка наподобие тихони
Потупила глаза в немой войне.
 
 
Таинственная мысль её томила —
Сомкнуть уста настала мне пора.
В безмолвии с трудом она спросила,
Зачем отверг их общность я вчера.
 
 
На то пришлось ответствовать окольно,
Что путаному чужд я бытию,
Где с Ольгой вторя Ленскому невольно,
Онегиным её сестре пою.
 

«Умел он обретаться беспечально…»

 
Умел он обретаться беспечально,
Подалее скрываясь от неё.
Со службой обстояло всё нормально,
Почти не беспокоило ворьё.
 
 
При ней же, поглощающей микстуры,
Жестоко ощущал он иногда
Ничтожество сухой своей натуры,
Глубокое страдание стыда.
 
 
Казалось, ум исследует юродство,
Всё терпит искажение своё,
Где есть её святое благородство,
Зияющая бездна глаз её.
 

«Вздыхается душе несовершенной…»

 
Вздыхается душе несовершенной,
Но помнится повсюду не вполне
То лучшее, что зримо во вселенной,
Что зримо зачастую только мне.
 
 
Во всех обнаружениях юдоли
Живу, боготворя твои черты,
Смотря подчас иначе, не по роли,
Смотря ясносияюще, как ты.
 
 
Красе твоей вседневно, без предела
Чудесная даётся новизна.
Как ты, знать, улыбалась и глядела
Впервые сотворённая весна!
 

«Воспринятую роль она, возможно…»

 
Воспринятую роль она, возможно,
Считала жизнью подлинной своей,
Поэтому так верно, так неложно
Развёртывать игру случалось ей.
 
 
В актёрстве жизнь её была богаче,
Чем эта, всем открытая среда.
Придумщица жалела наипаче
Влачащихся в убожестве всегда.
 
 
При ней же, вдохновляющей на книги,
Струхнули б от острастки с теми вы,
Кто счёл её воспитанницей Риги,
Не дочерью внушительной Москвы.
 

«Больная тень из дома возникала…»

 
Больная тень из дома возникала,
Держалась у порога наяву,
Невольно вспоминая всё сначала,
Взирая на крыльцовую листву.
 
 
Ждала, видать, и памятной кареты —
Во двор она вторгалась иногда:
Родные навещал ещё портреты
Владелец омертвелого гнезда.
 
 
Жилица, распускающая пряди,
Преследовала скупо слух его,
Но око, ощущаемое сзади,
Сопровождало тягостней всего.
 

Ожидание

«Столкнувшись у дверей с соседкой встречной…»

 
Столкнувшись у дверей с соседкой встречной,
Благим он обнаружился сполна.
На выводах о жизни бессердечной
Смеялась, а не гневалась она.
 
 
Любезничая с ней без интервала,
Не раз он оборачивался к ней.
С улыбкой на него она взирала —
Чудак и призадумался поздней.
 
 
Что люб он ей, мерещилось и прежде,
Но к ней не подбирался никогда
Вовсю сопротивлявшийся надежде,
Терявшийся пред яркостью плода.
 

«Соседствуя с другой благоприлично…»

 
Соседствуя с другой благоприлично,
С обманчиво ласкающей теплом,
Он обращался к той небезразлично,
Что вялый труд имела за столом.
 
 
Обидно отвечала дорогая,
Таила выражения лица,
Нимало с ним общаться не желая,
Словам его переча без конца.
 
 
Когда же, вопреки раздорам устным,
Устроились они наедине,
Его она кормила чем-то вкусным,
Улыбчиво воркуя в тишине.
 

«Речам её нисколько не мешала…»

 
Речам её нисколько не мешала
Какая-то скупая хрипотца,
А вежливость их очень украшала,
Врезая впечатление в сердца.
 
 
Подчас упорно в сторону смотрели
Те светлые глаза с их остротой,
Тогда как, оживляясь еле-еле,
Черты лица дивили красотой.
 
 
Волшебниц искони повсюду много,
Весёлых и чуждающихся льда,
А та, в которой всё мерцало строго,
Казалась исключительной всегда.
 

«Как только чувство нежности лукавой…»

 
Как только чувство нежности лукавой
На первый план является хмельно,
Безвкусием и действенной отравой
Становится немедленно оно.
 
 
Не главной целью, ценностью подводной
Себя, любовь, осмысленно таи,
Блаженной чтобы быть и благородной
Во мнениях, искусстве, бытии.
 
 
Кричаще не травмируйся, не смейся,
Подвластных еле шепчуще пронзай,
Вдали подобно призраку виднейся,
Поблизости туманом исчезай.
 

«В речах она сойти благоволила…»

 
В речах она сойти благоволила
На бред, ошеломляющий с лихвой.
О дикости спокойно говорила,
Как будто о реальности живой.
 
 
Помыслил он уйти без канители,
Но шагом удивил её таким.
Уныло поднялась она с постели
И в общий коридор ушла за ним.
 
 
Удержанный серьёзно опасался,
Что голой так и в мир уйдёт она.
А женщина, прося, чтоб он остался,
Неволила посулами вина.
 

«Безмолвие дышало непреложно…»

 
Безмолвие дышало непреложно
Порой не только первому письму —
На третьей почте было невозможно
Характер обнаруживать ему.
 
 
Писал ещё немного строк ей милых,
Ища расстаться с областью глупца,
С особой жизнью призраков унылых,
Обид и трений полной без конца.
 
 
Пером обременялся принуждённо
Для терпящей терзание своё.
Казалось ей, что клясть её – резонно,
Но грезящий, скорей, любил её.
 

1995

Овальный портрет

«Всегда красы немало проходило…»

 
Всегда красы немало проходило,
Тревожа сон огня в его крови,
Знакомство же с одной не находило
Возможности лишать её любви.
 
 
Ничто в глаза как будто не бросалось
Из облика такого образца,
А нежное лицо не забывалось
И за душу хватало без конца.
 
 
По прелести лица бывало видно,
Что с ним она вовеки никому
Ранения не сделает обидно,
Тем более не даст уйти во тьму.
 

«Не вымолвит она рефрена жалоб…»

 
Не вымолвит она рефрена жалоб,
Известного немалой части фей.
Душа лишь ей подобных обожала б,
А негде взять, увы, подобных ей.
 
 
Запросами смиришься безотчётно,
Фатальную красавицу любя,
Согласие на всё найдёшь охотно,
Что можно лишь иметь ей для тебя.
 
 
Сердца благих ей только чуть отрадны:
Приходится дарить им и своё,
Провидя то, что крайне беспощадны
Последствия для любящих её.
 

Лира

«Порой покинуть истина готова…»

 
Порой покинуть истина готова
Сожитие приемлющего с ней,
Поздней чтоб оценил он её снова,
Раскаялся в измене чтоб острей.
 
 
Поклонник обладает ею чудно,
Ревниво обладает им она.
Пожизненно владеть, однако, трудно —
Кому такая власть уделена?
 
 
Терзающийся грубостью безбожной
Прельщается миражами скорей,
Бежит от жизни подлинно возможной,
От брачной жизни с истиной своей.
 

«Давалась ей во сласть его опека…»

 
Давалась ей во сласть его опека,
А женщина скрывалась от него,
Как призрак от живого человека,
С ним общего не видя ничего.
 
 
Потом, узрев ясней своё болото,
Помыслила вернуть его к себе,
К идее для неё пойти на что-то,
Чтоб опиума дать ей по мольбе.
 
 
Признав её, однако, над могилой,
Признав её погибшую красу,
Молчком он отвернулся сам от милой,
Доверился лихому колесу.
 

«Лавируя, не к тем она попала…»

 
Лавируя, не к тем она попала,
Кто нежится в обмане без конца,
А к ищущим от самого начала
Признаний достоверных у лжеца.
 
 
Не многих обретавшихся бескрыло
Морочили словесные ручьи,
Но дева забывала то, что было,
Наслаивая выдумки свои.
 
 
Известности не ведала б едва ли,
Да сгрёб её болезненный застой,
Когда плачевно пряди ниспадали,
И крестик извлекался золотой.
 

«Пробор его томя прикосновеньем…»

 
Пробор его томя прикосновеньем,
Имела речь о смысле гребешка.
Подстриженный внимал ей с удивленьем
И силился понять её слегка.
 
 
Пришлось узнать ей слабости людские
Иль исподволь уведомить его,
Что более за выходки мужские
Не сердятся на друга своего?
 
 
Лишась алчбы, владеющей царями,
В угодниках увидев идеал,
Её шаги не тщетно за дверями
Из множества других он отличал!
 

После бала

«Одно плечо таится благочестно…»

 
Одно плечо таится благочестно
Кудрями с их особенной длиной,
Другое обнажается прелестно
Сползающей для друга пеленой.
 
 
Сокровные ему чужими стали,
Приветливой чужая стала вдруг.
У ней блестит улыбка без печали,
Всегда для встреч имеется досуг.
 
 
Ей как-то знать и видеть удаётся,
Что звёздами творимое лишь ей
Не полностью подчас ей достаётся,
А с ним отрадой делится своей.
 

«На ревность обрекающей бездушно…»

 
На ревность обрекающей бездушно
Сияло всё от гордой мысли той,
Что в горечи без милой крайне душно
Поистине несчастному порой.
 
 
Зато сейчас ей несколько досадно,
Что начисто закончилась игра,
Что более к любви не рвётся жадно,
Кто рвался к ней совсем ещё вчера.
 
 
Затронутой смущаться без предела,
Что мало в ней мерцало доброты.
Затем она любовью заболела,
Что вылечился вдруг и скрылся ты.
 

«Ночной певице мама замечала…»

 
Ночной певице мама замечала,
Что брачной быть обязана весна,
А девушка шутливо отвечала,
Что сказочного принца ждёт она.
 
 
Меж тем ей провидение добыло
В охране ресторана кой-кого.
Годов его супруге больше было,
Гораздо меньше – девушке его.
 
 
Но свыше ей ниспосланные шансы
Внушали зависть едкой остроты:
Как жадно любит он её романсы,
Проникновенный голос и черты!
 

«Непросто вновь и с истиной мириться…»

 
Непросто вновь и с истиной мириться,
С отринутой когда-то в забытьё.
Посильней поначалу к ней стремиться,
Посильней завоёвывать её.
 
 
Пред истиной своим уже не станет
Уценке подвергающийся впредь,
И сам он, отлучённый, перестанет
О памятной потере сожалеть.
 
 
Окажется художество простое
Куда милей того, что наяву,
Насыщенней реального – пустое,
Реальное – бедней, по существу.
 

«Принёс он ей презренного металла…»

 
Принёс он ей презренного металла
С лихвой, по рассуждениям его,
Она же скорбь усталых испытала,
Скупей не став, однако, оттого.
 
 
Прохладой хоть и веяло на вежды,
Но вовсе не пугало в духоте:
Босой освобождалась от одежды,
Лежала без одежды на тафте.
 
 
Без умолку речами шелестела,
Пока существовала в ней нужда.
Всё радовал её духами тела,
Духами не владевший никогда.
 

«Любовь отрадой всякому бывала…»

 
Любовь отрадой всякому бывала,
Глася лишь ей, любимой, горе дней.
Красавица чертами волновала,
А нежная душа скорбела в ней.
 
 
Безвредная не видела предела,
Не ведала, на бедствие своё,
Где скрыться б ото всех она посмела,
А главное, от любящих её.
 
 
Хорошего земля безмолвно прячет,
Отпетому конвойные родней,
Тюрьма по новоявленному плачет,
А кров ущербной психики – по ней.
 

Напиток

«Творца противодействие заденет…»

 
Творца противодействие заденет
Особое в материи любой,
Но трудный мрамор ярко он оценит,
А глину – лишь едва, само собой.
 
 
Значительно строптивей горный камень,
Однако благородней для творца.
Рождаете вы зря в укоре пламень,
Уздой смиряя лучшие сердца.
 
 
В итоге похвалиться высшей долей
Прекрасному упорству суждено:
Дано Творцу с его считаться волей —
С аморфной глиной близко не дано.
 

«Заметив у другого, что шикарно…»

 
Заметив у другого, что шикарно,
Мучительно с отъёмкой медлить ей.
Себе того же требует угарно
Свинцом артикуляции своей.
 
 
Когда же ей сокровище предложат,
Искрящееся мало для кого,
Откажется прибрать его, отложит,
Увидев и божественность его.
 
 
В ней зависть – основное, но для друга
На свете вожделенней всех она.
Дорвётся до руки с оттенком юга —
Вершина грёз уже ему дана.
 

«Мне шлёт она жестокие проклятья…»

 
Мне шлёт она жестокие проклятья,
Гнушается пути в уютный кров —
А всё простит и втиснется в объятья,
Сияюще придя на слабый зов.
 
 
Я годен ей всечасно, каждодневно.
Кто требует ещё любви моей?
Кому уста раскрою задушевно,
Кому созвучен я, когда не ей?
 
 
Совместно мы врачуемся в недоле.
Бессмысленно о лучшей не молю.
Себя люблю при ней немного боле,
Её, простосердечную, люблю.
 

«Два года сердцеед один учтивый…»

 
Два года сердцеед один учтивый
С ней тешился любовью колдовской.
Швея казалась истинно счастливой
При нём и на работе в мастерской.
 
 
Возникли истерические ссоры,
Когда с очей слетела пелена.
Пошли на разлучение партнёры,
Но помнила виновного она.
 
 
Любовь ей сердце дико бередила,
Глася, что знать ей надо врачевство.
К изменнику под окна приходила,
С утечкой слёз искала в них его.
 

«Соседке по душе твоё терпенье…»

 
Соседке по душе твоё терпенье
Средь образов унылой полосы,
В его же нраве скверное кипенье
Любить ей не даёт его красы.
 
 
Чело, возможно, впрямь у феи милой
Нуждается в подмоге лекарей,
Но красота становится постылой
При варварстве, сопутствующем ей.
 
 
Назло жене желая грешной встречи,
Счастливит он уходами не зря:
Вдвоём и вы тогда ведёте речи,
Влюбляетесь, иначе говоря.
 

«Не больно тщусь я к истине склоняться…»

 
Не больно тщусь я к истине склоняться:
Великое ли счастье – знать её?
На всех ей без конца распространяться,
А мне желанно частное, моё.
 
 
Серьёзного не стоит интереса,
Насколько верен я, насколько ты.
На точке своего противовеса
Мне видимой довольно правоты.
 
 
Чрезмерные печали непохвальны,
Где есть и драгоценная краса:
Мы в истинах устами тривиальны,
В ошибках уникальны голоса.
 

Муза

«Рывком еды полуденной лишила…»

 
Рывком еды полуденной лишила,
А мать её, сошедшая во тьму,
По-своему родного накормила
На чёрный день оставленным ему.
 
 
Но предали земле её когда-то
К его благополучию на ней —
Недаром он, о тёще помня свято,
Не злился зря на дочь её поздней.
 
 
Благодарил он око всеблагое
За горести из рода чепухи,
Ведь ясно, что возмездие другое
Вполне могли б иметь его грехи.
 

«Во мгле соседка старая шипела…»

 
Во мгле соседка старая шипела,
Что гордости лишаться ни к чему;
На свет его смотреть ей не велела,
Присутствием излишне льстить ему.
 
 
В общине швей приёмщица корила
За то, что, полумёртвая с лица,
Шитьё ручьями слёз она кропила
Без видимой причины, без конца.
 
 
Напомнила швея без явной жажды,
Что стоящий безумств и слёз её
Приёмщицей попользовался дважды,
А с ней два года знал одно жильё.
 

«Кипение хозяйки злоречивой…»

 
Кипение хозяйки злоречивой
Достойно ли реакции твоей?
Страдать от безответности брезгливой,
Самой себя стесняться втайне ей.
 
 
Царапины тончайшего соседства
Болезненно томят её всегда:
Предельно безэффектны ваши средства,
А смотришь – эффективны хоть куда.
 
 
Надежд я не питаю по-пустому
На быструю добычу своего,
Но замыслу, в убожестве смешному,
Во всей красе даётся торжество.
 

«Предстала та заснувшему на пире…»

 
Предстала та заснувшему на пире,
Которой тот являлся для венца,
Которой навсегда лишился в мире,
Но помнил о которой без конца.
 
 
Возникла тень её полусогбенно
С опущенной в ладони головой,
Но милый друг узнал её мгновенно,
Почудилась и милая живой.
 
 
С любовью, возгоравшейся дотоле,
Приветила, всей доле вопреки.
Взволнованный проснулся поневоле,
От счастья задыхаясь и тоски.
 

«Востребовал он издали голубку…»

 
Востребовал он издали голубку:
Возникла в ней великая нужда.
Наполнили глухие стоны трубку.
Бегом ушла во мрак она тогда.
 
 
Поблизости мужчина жил, и вскоре
Представилось открытое жильё.
Поверженный тепло терял – о, горе!
Смертельное виднелось остриё!
 
 
Столь адский крик исторгла молодая,
Найдя того, кто путался, любя,
Что за стеной горячей кружкой чая
Соседка враз ошпарила себя.
 

«Просила подождать её безгневно…»

 
Просила подождать её безгневно,
Где начисто одежды лишено
Древесное семейство, где плачевно
От бури пало дерево одно.
 
 
Советовала мне потешить око
Синичкой на стволе величины,
Чьё тело обнажается жестоко
До самой сокровенной белизны.
 
 
Как надобно ответил я два раза
На слух едва ли подлинно тугой
К успеху не вкусившей слов отказа,
Ко вздоху повреждения другой.
 

Уныние

«Не поднял я навстречу взгляд успешно…»

 
Не поднял я навстречу взгляд успешно
Приветствие пославшей тихо мне;
Приветствием ответив ей поспешно,
Лица не разглядел у ней вполне.
 
 
Решая, кем она могла б являться,
Предполагать я брался лишь одно:
Той девочке порядком удивляться
Ты мог и не совсем ещё давно.
 
 
Всё было в ней поистине красиво:
Лицо, что рдело, свежестью дыша,
Фамилия, звучащая счастливо,
Любой наряд, и голос, и душа!
 

«Когда к одной дерзал адресоваться…»

 
Когда к одной дерзал адресоваться,
Рождался лишь язык отпора в ней.
Сконфуженный зарёкся нарываться
На те неудовольствия поздней.
 
 
Тогда случилось ей, с подружкой стоя,
Окликнуть охладевшего мертво,
Чтоб юбку стародавнего покроя
Поднять одушевлённо для него.
 
 
Подружка так и скрючилась от смеха,
А тот убрался к месту своему,
Но телом обольстившая потеха
Неотвратимо помнилась ему.
 

«С лихвой возьмёшь, испрашивая крохи…»

 
С лихвой возьмёшь, испрашивая крохи.
На них обозначаются друзья.
Немного мил – уже стези неплохи:
Не льстится то на право бытия.
 
 
Бессчётными не делаешь услады,
К одной воспламеняешься в тиши —
Насущное тебе найти мы рады,
Шикарное приложим от души.
 
 
И часто не ценой греха легко нам,
А следствием улыбки лишь одной —
Посильней та, чем отповедь амвонам,
Отрадней пут особой красотой.
 

«При чтении просил я передышки…»

 
При чтении просил я передышки —
Твой плач едва терпели стены те,
Но вот я возвращался к букве книжки —
И ты переходила к немоте.
 
 
Символика сия глаголет ясно:
Познание довольствует одно —
Слезам являться надо полновластно,
Как только в остановке мрёт оно.
 
 
Но слышать я люблю неимоверно,
Как жалобно ты плачешь у себя,
Как ныне с мамой цапаешься скверно,
Как песенке вверяешься, любя.
 

«Подсказывать ей многого не надо…»

 
Подсказывать ей многого не надо,
Без слов ей часто зрима суть игры.
Союзничество с ней таиться радо,
Негласно существуя до поры.
 
 
Встречая повседневные проблемы,
Надеется на длань его она,
А тот ещё добьётся диадемы
На поприще, где цель у них одна.
 
 
Любезничать угоднику даётся
Весьма комплиментарно посему:
Так истово подчас она смеётся,
Что смех её заметно льстит ему.
 

Узнал я вмиг её, но также сразу…»

 
Узнал я вмиг её, но также сразу
Порядком удивился про себя:
Недавно стать её сияла глазу,
Недавней же красы не видел я.
 
 
Горели только очи воспалённо,
Всё прочее равно померкло в ней.
Терпел я встарь её чуть охлаждённо,
Хотел уж и пройти похолодней.
 
 
Но женщина, чья тактика двояка,
Чьи качества морочили, дразня,
Вскричала вдруг из уличного мрака,
Что более не видеть ей меня.
 

Юноша в треуголке

«Проникся я пытливостью невольной…»

 
Проникся я пытливостью невольной
К единственной во множестве гостей:
На свадьбе, далеко не безглагольной,
Волнующее что-то было в ней.
 
 
Но скоро стало более чем ясно,
Зачем она такая, для чего
Невесту затмевала сладострастно
Достоинствами платья своего.
 
 
Понятно речь она вела немую,
Любимого пронзительно коря
За то, что предпочёл он ей другую,
Что с образом её расстался зря.
 

«Погибшая для нас идея брака…»

 
Погибшая для нас идея брака —
Беспочвенно зовущий душу свет.
Уйти пора б ошибке в бездну мрака,
А нужного поныне всё же нет.
 
 
Утратил я тебя, скорбя душевно,
Лишиться дум о браке не могу.
Вверяюсь им я так же повседневно,
Как будучи с тобой на берегу.
 
 
Решённое рассматриваю снова,
Чтоб лучшее решение найти.
Порой мечта, не стоящая слова,
Лелеется пожизненно почти.
 

«Во всех её поступках уследимо…»

 
Во всех её поступках уследимо
Какое-то безумие своё.
Поблизости всегда необходимо
Немного контролировать её.
 
 
Поблизости поддержку практикуя,
Чуждаться ласк, однако, выше сил,
И друг её для неги поцелуя
Счастливые мгновения ловил.
 
 
Он очень удивляется поныне,
Какой чудесной делалась она.
Перечило же время благостыне —
В ней грубость отрешалась ото сна.
 

«На кованой ограде поначалу…»

 
На кованой ограде поначалу
Чарующий венок увидел он.
Откуда взяться майскому кораллу
В период осыпающихся крон?
 
 
Ужасное под кровом обрушенье
Потом ошеломило слух ему,
Но ложным оказалось устрашенье:
Всё месту подлежало своему.
 
 
За стёклами же тенью в капюшоне
Прошла, непостижимо для чего,
Погибшая при каркавшей вороне,
Глазами не берясь искать его.
 

«Она глазами грустными глядела…»

 
Она глазами грустными глядела,
Хоть ей не изменяла красота,
А голосом оправданно владела,
Достойным уст и Матери Христа.
 
 
При ней в добре не смели колебаться,
Не слышали иронии земной.
Так ясно доводилось улыбаться,
Наверное, Мадонне лишь одной.
 
 
К отпору полемического зева
Прислушиваться вдумчиво могла.
Сияние несла Святая Дева,
А сходство с ней желанная несла.
 

«Таясь от убеждающей толково…»

 
Таясь от убеждающей толково,
Не хочет обращаться всуе к ней,
Благое проповедующей слово,
Но чуждое его натуре всей.
 
 
Представится же слухом ей вверяться —
Захочет обольщаться без конца,
Поблизости на свет её вперяться,
Блюсти себя для брачного кольца.
 
 
Но в узах у неё такие вздохи
И милого так мало для него,
Что потерять отпущенные крохи
Не просто можно – правильней всего.
 

Новобрачные

«Душой любить испорченное зримо…»

 
Душой любить испорченное зримо —
Подобное немыслимо почти
И, видимо, святей неизмеримо,
Чем лучшее для нежности найти.
 
 
Что некое лицо предпринимало,
Прелестное лелея в утро дней?
Ценителей прелестного немало.
Но терпящий гнилого ли святей?
 
 
По логике, не хвастающей силой,
Парирую шутливо на ходу:
Что редкого в оценке пищи милой?
Отравную умейте есть еду!
 

«Вы тёмный дух улыбкой согревали…»

 
Вы тёмный дух улыбкой согревали,
Но чувствовал я горе бытия,
Поскольку все потворства миновали,
И жажду невозможного лишь я.
 
 
Полны вы притягательности вышней,
Но дьявольской для вашего слуги:
Чаруюсь я на диво сочной вишней,
Не видя в безответности ни зги.
 
 
К себе не позовёте вы перстами —
Лишь только к яству собственных очей.
Прельщаешься святыми, мол, устами —
Не целовать, а слушать их умей.
 

«В укромной церкви счастье ей знакомо…»

 
В укромной церкви счастье ей знакомо,
Какого никогда не знали мы,
Расценивать ей свойственно весомо
Молитвы, наставления, псалмы.
 
 
Церковное тайком она напела,
Вселив одушевление в меня.
Возжаждал я внимать ей без предела,
Любую меру звучности ценя.
 
 
Как следствие, возникло совещанье
О встрече в этой церкви за рекой.
С изящностью голубка на прощанье
С любовью помахала мне рукой.