Текст книги "Эстафета разума"

Автор книги: Александр Шалимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

ти хоть какие-нибудь захудалые следы здешней гипотетической "працивилизации"...

– А это что, по-твоему? – спросил Кирилл, указывая на свинцовую коробку, лежащую на столике у окна кабины.

Геворг раскрыл глаза:

– Это... Некое вещество, состав которого мы еще не определили. Скорее всего неизвестный науке местный минерал. Я, впрочем, по-прежнему не исключаю и веселой шутки наших американских друзей-конкурентов. Знаете, какой был день на Земле, когда Джикс рассказал нам об этих кристаллах и впервые их показал?

Геворг сделал многозначительную паузу.

– Ну какой? – подозрительно прогудел шефуня.

– Первое апреля.

– Ничего себе! – воскликнул Мак.

– Все равно, чепуха! – убежденно объявил Бардов. – Знаю, коллега, вы их не любите. Это дело вкуса. Но даже дурной вкус не оправдывает подобной версии.

– Что ж, будущее покажет, – миролюбиво заметил Геворг, закрывая голову пледом.

"Он ерничает; всерьез он так не считает", – подумал Кирилл.

– Думаю, дорогой, моя версия ничуть не более фантастична, чем твоя, – донеслось из-под пледа. – Доброй ночи всем несогласным.

Мак неспокойно шевельнулся в своем кресле:

– Возвращаясь, однако, к природе "информационного поля", Кир, какова она, по-твоему? В свете всего, что нам уже известно.

– А мы и сейчас знаем не больше, чем тогда, когда ты впервые упомянул о нем... Возникновение "фантома Азария", по-видимому, связано с этим полем. Твое предположение продолжает оставаться гениальным... Почему фантомы перестали появляться? Либо поле вдруг ослабело, либо... его "выключили". Ослабеть вдруг оно едва ли могло, если допускаем, что оно существует десятки миллионов лет. Следовательно, оно отключается... Если так, наша первая задача искать "выключатель". Мы этим и занимаемся. Что касается возможной природы самого поля, думаю, оно подобно одному из полей, создаваемых мозгом. Полей этих несколько, но в человеческом мозге они чрезвычайно слабы и очень плохо изучены даже в условиях Земли

– Значит, все-таки биополе?

– Биополе – понятие обобщенное. Им пользовались в прошлом веке, тогда эта часть биологии только начинала развиваться. Поля, которые я имел в виду – элементы биополя, подобно тому, как в полях микромира они, – Кирилл указал на Геворга, выделяют разные типы взаимодействий: сильные, слабые и иные...

– Взаимодействия в микромире подтверждаются экспериментами и расчетами, дорогой, – послышалось из-под пледа.

– Для биополей тоже, – кивнул Кирилл, – хотя тут математическое моделирование и эксперименты пока менее надежны, чем у физиков. Впрочем, в сложной структуре биополей ныне никто не сомневается.

Борода Геворга высунулась из-под пледа:

– Все это похоже на труднопробиваемый мыльный пузырь, коллеги... Сама идея "информационного поля", порождаемого биотоками мозга, может быть, и заманчива, но ведь это голая идея без какого-либо подтверждения. Мог бы экспромтом предложить вам не менее десятка красивых, заманчивых, но тем не менее совершенно фантастических идей... Поля, вызываемые биотоками мозга, не могут существовать после того, как мозг умирает...

– А ведь это, пожалуй, тоже требует доказательств, – заметил Мак.

– Безусловно, – согласился Кирилл, – хотя бы потому, что никто не утверждает, будто природа "информационного поля" обязательно электромагнитная. Мы не знаем, какова его природа. Но мы не знаем и физической природы гравитационного поля, тем не менее ты, Геворг, его не отвергаешь.

– Совершенно другое дело!

– Послушай, Геворг, тебе приходилось бывать в старых соборах, очень старых, – Кирилл вдруг перешел на шепот, – которым восемьсот, даже тысяча и более лет.

– Ну, приходилось...

– Скажи, ты ничего не чувствовал, если оставался там некоторое время один? Ничего необычного?

– Нет... А что я должен был чувствовать? Музей, как любой другой... Интересно, конечно...

– Я не о том. Музей теперь... Раньше, даже в прошлом веке, туда приходили молиться... Сотни лет люди приходили со своими неисполненными желаниями, мечтами, мольбами, тоской, страстями, скорбью. Представляешь, какой накал эмоций! Какое там должно было возникать биополе! Я, например, иногда ощущал его физически; волны информации шли от камня стен, мрамора статуй, гранита саркофагов, от бронзы старинных светильников и паникадил, от картин-икон... Временами мне даже начинало казаться, что вижу этих людей, слышу их мольбы... Это трудно пересказывать словами; я воспринимал это не слухом и не зрением, а как-то иначе... Может быть, здесь на Марсе мы столкнулись с чем-то подобным, только выражено все гораздо мощнее, резче, ощутимее?

Плотно сжав губы, Геворг скептически слушал Кирилла. Помолчав немного, сказал:

– Вот так... Теперь понятно, откуда взялись полупрозрачные фигуры, плавающие по кают-компании американской базы. Нет, друзья мои, мы реальны только биологически, психологически мы совершенно фантастичны, а некоторые из нас фантастичны в степени эн, стремящейся к бесконечности. В этой непростой ситуации уповать остается лишь на содержимое собственного черепа. Уважаемые коллеги, клянусь сбрить и проглотить собственную бороду, если мне привидится или услышится на этой малоуютной планете что-нибудь, что не будет производным здешней природы или человеческих рук...

– Ты сможешь это сделать завтра, Геворг, – быстро сказал Мак, – а сейчас смотрите.

Резкий ало-фиолетовый свет проникал снаружи через иллюминаторы. Бардов выключил освещение кабины. Небо на востоке было озарено яркой вспышкой. Черные ступени края плато четко рисовались на фоне неба, цвет которого быстро менялся от красного через оранжевый и желтый к голубовато-зеленому. Потом из-за горизонта возник и устремился к зениту острый белый луч. Он прорезал черноту неба и, постепенно бледнея, погас где-то в вышине. Погасло и зарево у горизонта.

Некоторое время все четверо всматривались во мрак и прислушивались.

– Конец, – сказал шефуня, включая освещение, – ни звука, ни сотрясения. Только свет. Все хорошо видели? Ну, что это было, по-вашему?

– Что-то очень странное...

– Ночной фантом?

– Ионосферная вспышка...

Шефуня негромко рассмеялся.

– Смелее, ребята. Почему никто не хочет сказать, что мы видели старт космолета-призрака?

Утром перед возвращением на Базу решили еще раз облететь район восточнее места ночлега.

– Если условно допустить, что мы наблюдали старт реального космического корабля, – сказал Бардов, – на каком расстоянии отсюда должен был бы находиться космодром?

– Километров тридцать-сорок, – предположил Кирилл.

Мак с сомнением покачал головой.

– Могло быть и гораздо больше. Это ведь Марс... Километров сто – сто пятьдесят?

– Гадание на кофейной гуще, – скривился Геворг. – Ничего точно сказать нельзя.

– А как твоя борода? – поинтересовался Мак.

– Моя борода останется при мне. Наблюдалась необычная ионосферная вспышка. Нечто подобное уже описано в отчете третьей марсовки.

– Описано точно, – пробасил шефуня. – А вот что, другой вопрос... Предлагаю осмотреть район километров на триста к востоку. Полетим не очень высоко, программа обычная.

– Зачем так далеко? – недовольно спросил Геворг. – Там все давно осмотрено и сфотографировано.

– Посмотрим еще разок, дорогуша. Вдруг объявится что-нибудь новое.

– Космодром?

– Когда ларчик открывается просто, скорее всего в ларчике ничего нет, – загадочно пояснил Бардов. – Прошу по местам. Поехали.

Они несколько часов летали над красноватыми плато и равнинами, испещренными оспинами небольших кратеров. Бардов менял высоту-то поднимал самолет на шесть-семь километров, то спускался на полтора-два. За иллюминаторами проплывали пустынные ландшафты Красной планеты, уже ставшие привычными для Кирилла за месяцы, проведенные на Марсе. Плоские красноватые котловины в ряби песчаных барханов, сухие русла исчезнувших потоков, бурые уступы плато со шлейфами кирпично-красных осыпей вдоль подножия. Местами красноватая поверхность была рассечена трещинами. На глубине в них угадывался лед.

"Мак, конечно, прав, – думал Кирилл, – все эти равнины замерзший океан, промороженный до самого дна и засыпанный сверху песком и щебенкой. Бурые плато – остатки островов, разрушаемых морозным выветриванием и ураганами. Сейчас они торчат сквозь лед, как нунатаки * Антарктиды и Гренландии. То, что горы и скалистые плато тут, на Марсе, еще существуют, – свидетельство тектонической активности в недрах планеты. Рост гор продолжается, иначе вся поверхность планеты давно была бы выровнена; всюду был бы лишь лед да песок и щебень, оставшиеся от разрушенных гор. Марс намного старше Земли. Эти красноватые пустыни на ледяном основании – будущее и нашей планеты, если, конечно, сама наша цивилизация не уничтожит Землю раньше... – Кирилл тяжело вздохнул, не отрывая взгляда от пустынного ландшафта за иллюминатором. – Уровень океанов Земли медленно, но неуклонно повышается. Главная причина – приток на поверхность глубинных вод из мантии. Это установлено еще в прошлом веке, и уже в прошлом веке кое-кто из геологов предсказывал, что рано или поздно земные континенты утонут в водах Мирового океана. В нынешнем столетии повышение уровня океана ускорилось. К внутренним планетарным причинам добавилась внешняя – климатические изменения, вызванные технологическим перегревом атмосферы. Льды полярных областей начали таять... Мы замахнулись на исследования соседних планет, а не можем справиться с ухудшением условий на своей собственной... Если нечто подобное происходило и здесь, на Марсе, – их цивилизация, прежде чем попасть в оковы оледенения, должна была сначала утонуть... Вполне вероятно, если они перегрели атмосферу и растопили полярные льды! Значит, еще до того, как часть их решилась покинуть планету, например, чтобы переселиться на Землю, они вынуждены были создавать подводные города в прибрежных зонах океана, уровень которого неуклонно повышался... Значит, искать следы их цивилизации надо в зонах мелководий-марсианских шельфов минувших эпох. В этом случае шахты не должны быть глубокими. Только бы не ошибиться в выборе места. Мак мог бы помочь..."

* Н у н а т а к и (эским.) – скальные выступы основания, поднимающиеся над покровными льдами в районах оледенения.

Кирилл вдруг почувствовал – плавное течение мысли прерывается. Что-то мешало, путало... Зарябило в глазах... И вот уже на месте красноватой равнины под крылом самолета поплыли кварталы удивительного города – вереницы стройных сооружений цилиндрической и куполообразной формы, напоминающих соты, отсвечивающих бесчисленными полупрозрачными гранями, похожими на окна. Что-то двигалось внизу встречными потоками, искрилось и блестело в солнечных лучах...

Мелькнула мысль: "Видят ли остальные?" Кирилл заставил себя на мгновение отвести взгляд от призрачного города, быстро взглянул на соседей. Мак равнодушно смотрел в иллюминатор. Рассеянный взгляд Геворга блуждал где-то у далекого северного горизонта. Бардов уверенно вел самолет на восток. Машина казалась неподвижно висящей в пространстве. Кирилл торопливо перевел взгляд в иллюминатор – фантом уже исчез.

– Это было именно здесь, – твердил Кирилл. – Километров двадцать к югу от того полосчатого обрыва.

– Надо было сразу говорить, – возмущенно повторял Мак,

– Что изменилось бы? Это продолжалось всего несколько секунд.

– Ночью тоже продолжалось несколько секунд.

– Но тогда сразу увидели все.

– Потому что я успел привлечь ваше внимание.

– Заметили бы и без этого. Свет ударил в иллюминаторы. Нет, сегодня совсем иное. Вы просто ничего не увидели бы. Только я...

Самолет продолжал описывать круги над районом, в котором Кириллу открылся призрачный город.

– Ну как, хватит? – послышался в динамике голос шефуни. Не вижу ничего, кроме пустыни.

– Хватит, – отозвался за всех Геворг. – Надо возвращаться. Солнце уже низко. Можем не успеть до темноты.

– Еще хотя бы круг, – попросил Кирилл.

Бардов сделал два круга на разной высоте и повернул на юг в сторону Базы.

Небольшое красноватое солнце светило теперь прямо в иллюминаторы правого борта. Кирилл пересел к одному из правых иллюминаторов, открыл свинцовую коробку, повернул ее, чтобы прямой солнечный свет коснулся белых осколков, и стал смотреть в иллюминатор. Солнце опускалось все ниже; на пустой красноватой равнине удлинялись лилово-черные тени.

С последними лучами солнца они сели на Базе. Закрывая свинцовую коробку, Кирилл услышал за спиной иронический смех Геворга.

– Известия с Земли, – объявил на следующее утро Бардов. "Ветер времени" долетел благополучно. Энрике Кэнби, к сожалению, скончался. Азария довезли живым, но его состояние по-прежнему тяжелое. Все участники перелета помещены в длительный карантин. Нам предложено соблюдать предельную осторожность и впредь, до получения результатов исследований, запрещено вести работы в каньоне Копрат, в районе нашего космодрома и повсюду, где возникают или могут возникнуть фантомы.

– Не проще ли вообще запретить нам работать где-либо? не выдержал Мак. – Сидите на Базе, и конец. Совсем просто!

– С земной точки зрения и с учетом всего, что мы им сообщили, они поступают правильно, – спокойно возразил шефуня. Отсюда дело выглядит несколько иначе... Я переговорю сегодня с Джиксом, попрошу его сообщить на Землю все их данные, а завтра попробую связаться с президентом академии. Однако приказ есть приказ. Поэтому, коллега Кир, прошу вас возвратить мне коробку с американским подарком. Думаю, не надо пояснять, что вы возвращаете все – вплоть до мельчайшей крупинки. Впредь до новых указаний с Земли коробка будет храниться в моем сейфе.

– Но об этом веществе на Земле еще ничего не известно, нерешительно возразил Кирилл, – может быть...

– Ничего другого не может быть, дорогуша, – холодно прервал Бардов. – Пожалуйста, принесите коробку немедленно.

– Вопрос с шахтами тоже замораживается? – спросил Сергей.

– Почему? – удивился шефуня. – Разве шахты имеют отношение к фантомам? Мы будем их проходить совершенно в иных местах. Об этом сегодня тоже договорюсь с Джиксом. Первую шахту заложим в ближайшее время. Так что заканчивайте подготовку аппаратуры.

Первую шахту заложили примерно на равных расстояниях от советской и американской станций. Решено было вести проходку вахтовым способом, устроив для этого временный лагерь. Вахты сменялись каждые трое суток. Вахта – четверо: двое русских, двое американцев. Шахту задали наклонной, под углом около тридцати градусов к горизонту, для удобства подъема и спуска энергетических агрегатов, которыми осуществлялась проходка.

Агрегатов было два, оба термоядерные. Американцы использовали стандартный блок своей электростанции, которая снабжала теплом и энергией их базу. При работе американский агрегат давал мощную струю перегретого пара. Лед, сквозь который велась проходка, испарялся, а избыточное давление, возникавшее у забоя, выносило весь пар вместе с минеральными частицами, освобождавшимися при испарении льда, наружу – в разреженную атмосферу планеты.

Сердцем советского агрегата тоже был стандартный термоядерный блок энергетической установки. Однако Сергей перемонтировал его, использовав для проходки сам плазменный луч. Лед и заключенные в нем минеральные обломки не просто испарялись, а распадались на составляющие элементы, которые в виде плазменной струи выносились наружу.

При работе американского агрегата устье шахты напоминало гейзер в момент извержения, а когда на смену американской Сергей включал свою установку, оно превращалось в небольшой вулкан. Естественно, что обе установки управлялись дистанционно. Они обеспечивали проходку со скоростью до десяти метров в сутки и обладали каждая своими достоинствами и недостатками. Скорость проходки у американской установки была немного меньше, но во время ее работы можно было следить за составом минеральных обломков, включенных в лед. Они выносились на поверхность в струе пара почти неизмененными. При работе советской установки скорость проходки возрастала, но минеральные частицы полностью уничтожались.

Несмотря на то, что при включении обе установки работали прерывисто, краткие энергетические импульсы чередовались с охлаждающими продувами ствола – тепловое воздействие на ледяные стены шахты было значительным. Ствол постепенно расширялся, а в устьевой части вскоре превратился в воронку, обращенную раструбом к поверхности. Это обстоятельство затрудняло подъемы и спуски оборудования и людей. А людям приходилось спускаться в шахту ежедневно для документации пройденных отрезков ствола, взятия проб льда и минеральных включений, профилактического осмотра энергетических установок, кабелей, канатов. Вахты обычно работали в две смены: одна осуществляла проходку, другая, после четырехчасового перерыва, спускалась вниз для документации и осмотра оборудования.

Очередь Кирилла в первый раз подошла, когда забой шахты находился на глубине восьмидесяти метров от поверхности. Вахту вместе с Кириллом нес Сергей, подменявший одного из марсовщиков, занятого срочным ремонтом геофизических приборов на главной Базе. С американской стороны участниками этой вахты оказались доктор Фред Лесли и темнокожий Гибби.

Они встретились возле устья шахты, где американцы, прилетевшие часом раньше, ждали своих соотечественников.

– Мы уже приняли вахту, – объявил Кирилл, поздоровавшись с американцами, – наши сейчас улетают.

– Мы еще нет, – тряхнул головой Лесли, – наши там, внизу.

Он указал на отверстие шахты. Его дымчатые очки зеркально блестели под прозрачным яйцевидным шлемом.

– Спустились снова? – удивленно спросил Кирилл.

– Понятия не имею. Мы их еще не видели.

Небольшой самолет с красными звездами на голубом корпусе взлетел из-за расположенных невдалеке полусферических построек лагеря. Сделав круг над шахтой, он прощально качнул крыльями и взял курс на восток. Кирилл помахал рукой ему вслед.

– Нашим тоже следует поторопиться, – заметил Фред, – по пути сюда мы пересекли зону урагана. Она явно расширялась.

– Думаете, дойдет и к нам? – встревоженно спросил Сергей.

– Нет, но может накрыть нашу станцию. Ветер дул к юго-западу.

– Мы здесь под защитой плато. – Кирилл указал на север. Сильные ураганы, вероятно, обходят стороной это место. Не случайно тут совсем немного песка и щебня. Лед залегает близко от поверхности.

Все взглянули на противоположный край воронкообразного устья шахты, где под трехметровым слоем кирпично-красного щебня лед голубел и искрился в неярких лучах утреннего солнца.

– Наш геофизический прогноз оказался точным, – усмехнулся Фред Лесли. – Три метра наносов, затем лед... Пока все о'кэй!

– Надо было все-таки пробурить контрольную скважину, пробормотал Сергей, – потом начинать шахту.

– Все будет о'кэй, коллега, – снова усмехнулся Лесли, похлопав Сергея по голубому наплечнику скафандра. – Вот увидите – двести двадцать-двести тридцать метров льда, под ним скальное основание – древний рельеф Марса. Шахта – это сразу масса информации. По древнему рельефу от нее можно повести боковые рассечки. Можем встретить малоизмененные породы.

– Ему нужно не просто скальное основание. – Сергей повернул голову в прозрачном шлеме и взглянул на Кирилла.

– Я знаю, да, я знаю, – сказал Лесли, – коллега Кирилл хотел бы сразу найти свою працивилизацию. Этого не могу обещать. – Он рассмеялся. – Боюсь, одной шахты окажется мало.

– Безусловно, мало, – согласился Кирилл, – но одной мы не ограничимся. Кроме того, здесь мы можем встретить дно моря древний марсианский шельф.

Придерживаясь за один из канатов, уходящих на глубину, снизу медленно поднимались две фигуры в звезднополосатых скафандрах.

– Эти пешие прогулки вниз и вверх-сомнительное удовольствие, – заявил Морстон, выбираясь на поверхность, – даже при здешней силе тяжести. То ли еще будет, когда шахта углубится. Надо что-то придумать, Фред! Займитесь-ка в свободное от вахты время. Я рад, что на этот раз все кончилось. Мы с ним устали. – Он обернулся к своему напарнику, шлем которого вынырнул из шахты.

Кирилл протянул руку, чтобы помочь американцу выйти на поверхность, и узнал Джерри Гиббсона.

– Вы? – воскликнул Кирилл. – Здесь? Значит, все хорошо? Поправились?

– Почти, – вымученно усмехнулся Джерри, – во всяком случае мне много лучше. Благодарю вас.

– Да, у нас уже нет больных, – процедил Морстон. – С фантомной лихорадкой покончено.

– А что там внизу? – спросил Сергей. – Есть что-нибудь новое?

Морстон раздраженно дернул головой:

– Нет... Лед, как и вчера и неделю назад. Такой же, как тут, наверху.

– Почти без минеральных включений, – добавил со вздохом Джерри Гиббсон. – Я сейчас взял пробы в забое. Они тут. – Он похлопал по наружному футляру на своем скафандре. – В вахтенном журнале все записано...

– Агрегаты в рабочем состоянии? – поинтересовался Сергей.

– Оба агрегата в полной готовности, коллега, – тихо сказал Джерри Гиббсон. – Можно начинать любым. Однако взял бы на себя смелость посоветовать работать вашим. На достигнутой глубине наш уже не создает нужного давления. Шахта не успевает проветриваться от перегретого пара. Ледяные стены кое-где начали плавиться, образуются большие каверны, ледяные сталактиты. Все это осложнило подъемы и спуски...

– Нам надо торопиться, Джером, – прервал Морстон. – Фред видел зону урагана. Мы можем не успеть...

– Конечно, отправляйтесь, – махнул рукой Лесли. – Сами разберемся. Мы все тут не первый раз.

"Кроме меня", – подумал Кирилл.

Перед пуском агрегатов Кирилл и Фред Лесли спустились в забой шахты. Пока Лесли проверял аппаратуру, Кирилл внимательно осмотрел нижний участок ствола, пройденный за последнюю смену. Зеркально блестели ледяные стены, отражая свет фонарей, укрепленных на шлемах скафандров.

Внизу у забоя ствол был идеальным, словно его прорезал острый нож в мягком податливом материале. Выше в ледяных стенах темнели каверны и углубления. Больше их было в кровле над головой, но и поверхность, по которой пришлось спускаться к забою, изобиловала неровностями и впадинами.

Лесли, закончив проверку, подошел к Кириллу.

– Джером, конечно, прав, – сказал он, – проходку придется вести вашим агрегатом. А этот, – он толкнул ногой второй аппарат, – поднимем наверх и будем думать, что с ним делать.

– Переремонтировать на плазменный режим, как у нашего? Кирилл вопросительно взглянул на Лесли.

– Едва ли получится. Во всяком случае, тут в вахтовом лагере это исключено.

– Надо посоветоваться с Сергеем. Он у нас главный энергетик.

– Однако не волшебник, – усмехнулся Лесли. – Поехали наверх?

– Подождите, Фред... Я хотел спросить... Фантомы в ваших краях... больше не появлялись?

– Нет... А у вас?

– В окрестностях главной Базы тоже нет.

– Ну а подальше?

– Не знаю... Однажды наблюдали странные ночные вспышки. Кирилл кратко рассказал о событиях последней ночи во время экспедиции на север.

– Я слышал о подобных явлениях на Марсе, – задумчиво сказал Лесли, – да, они отмечались предыдущими сменами. Кажется, в нашу никто ничего такого не видел. Профессор Джикс считает их разновидностью полярных сияний. Правда, наблюдались они в средних широтах...

– Может быть, мы говорим о разных вещах, Фред?

– Ну, не думаю. Речь шла о фиолетовом сиянии и ярких лучах к зениту. Иногда лучей было несколько.

– Ваши их не фотографировали?

– Не слышал о таких фотографиях. Вернусь, спрошу у Джикса и, если хотите, сообщу.

– Благодарю. Меня это интересует... По-моему, то, что мы видели, непохоже на полярное сияние.

– Здесь они очень разнообразны. Полгода назадпол марсианского года, конечно, – мне довелось быть в районе южного полюса. Я видел там поразительные сияния. На Земле таких не бывает. Но то были именно полярные сияния; ни у кого не возникало сомнений. А что, по-вашему, наблюдали вы?

– Не знаю... Я ведь еще не видел здешних полярных сияний...

Фред Лесли решил сменить тему.

– Проблема подъема отсюда – пустяк. Я уже придумал. Подвижный канат от барабана наверху. Мы к нему подцепляемся специальными карабинами. Подцепились – едем. Отцепились стоим на месте. Я родился в Сан-Франциско. У нас до сих пор существуют "канатные трамваи" для туристов. Остались от начала прошлого века. Только там канат под рельсами, а тут мы его протянем вдоль стены шахты.

– Он сгорит при работе агрегатов.

– Почему? Энергетические разряды очень кратковременны, нацелены только на забой. Тотчас охлаждение и продувка. В шахте ничего не горит, хотя при работе вашего агрегата она извергает пламя. Все дело в продолжительности рабочего цикла, коллега. Это тысячные доли секунды. Даже ледяные стены не успевают таять. Если бы не динамика плазменной струи, в шахте можно было бы находиться людям, в соответствующих скафандрах, конечно.

– Я еще не видел их в работе. – Кирилл указал на агрегаты.

– Сегодня увидите. – Лесли усмехнулся. – Довольно красиво, если смотреть издали. Кстати, канаты и кабели, ведущие к этим агрегатам, тоже не горят.

– Хотел вас еще спросить, – Кирилл сделал долгую паузу, Джером Гиббсон – он действительно совсем поправился?

– Ну, не знаю... Вероятно... – Лесли нахмурился. – У нас здешние вахты несут добровольцы. Но... оплата десятикратная по сравнению с тем, что каждый имеет на базе. Морстон, например, тут в четвертый раз. Я – третий. А Джером – впервые.

– Вероятно, Джерому не следовало рисковать. Едва ли он полностью оправился после болезни. Выглядит он плохо.

– Устал... Здесь нелегко. Вы убедитесь сами. Эти три дня... – Лесли не кончил и отвернулся.

– Рискуешь тут везде, – продолжал он после короткого молчания, – но в таких местах, как это, особенно... Вот вы спросили о фантомах. Да разве в них дело! Разве в них главная опасность? Даже если они действительно возникают, а не придуманы нами же... На этой планете печать проклятия... Почему тут не возникла жизнь? А если возникла, почему погибла? Тут был кислород, была вода, масса воды... Днем в экваториальной зоне температуры и сейчас плюсовые. Здесь и на Земле светит одно Солнце. Так в чем дело? На Земле я никогда не думал об этом. Только тут и особенно в этой проклятой шахте... Человеку здесь приходят в голову странные вещи... Это не от избытка свободного времени. Словно нашептывает кто-то... Кто-то, к кому приближаешься, спускаясь сюда. Печать проклятия возложена на эти пустыни, этот лед... Иногда мне кажется, мы готовы сорвать ее, и мне становится страшно. А вы, вы тут ничего не чувствуете?

– Нет, – Кирилл отрицательно тряхнул головой, испытующе вглядываясь в лицо Лесли. Глаз его за дымчатыми стеклами очков он разглядеть не мог, но подергивания углов рта свидетельствовали, что американец на пределе нервного напряжения.

– То, что вы говорите, Фред, очень интересно, – возможно спокойнее и мягче сказал Кирилл, – мы обязательно вернемся к этой теме. Но пора подниматься и приступать к работе. – Он указал наверх.

– Да-да, конечно, – кивнул Лесли, – давно пора. Идите вперед. Я за вами.

Поднимаясь, Кирилл слышал в наушниках шлема прерывистое дыхание Лесли. Иногда доносилось бормотание. Похоже было, что американец разговаривает сам с собой. Кирилл различал обрывки некоторых фраз: "Энрике понял первый"... "Машина могла ошибиться"...

В десятке метров от устья Кирилл вдруг услышал голос Сергея:

– Ну где вы там, почему молчите?

Он приготовился ответить, но его опередил Лесли:

– Поднимаемся, уже у выхода.

Тон его голоса показался Кириллу ненатурально бодрым.

– Почему не отвечали?

– Не слышали, – сказал Кирилл. – Давно вызываешь?

– Давно. И не видел света ваших фонарей.

– У этой шахты свои особенности, – снова включился Лесли, – поглощает и свет, и радиоволны, и действует людям на нервы. Правда, не всем, – и он добавил тихо, вероятно, чтобы не расслышали на поверхности, – вы забудьте, Кирилл, что я болтал там внизу. Все сущий вздор...

Он остановился и оглянулся. Кирилл тоже оглянулся. Позади был густой, казалось, осязаемо плотный мрак. Свет фонарей почти не проникал в него.

– Когда мы спускались, было иначе, – неуверенно заметил Кирилл.

Лесли усмехнулся:

– Так же, коллега. Мы светили себе под ноги... Странное место, правда?

* * *

Первые два дня вахты прошли без происшествий. Ствол удалось углубить еще на двадцать метров. Работали только одним агрегатом. Второй – американский – еще до первой проходки вытянули наверх с помощью электрической лебедки. На рассвете третьего дня вниз спустились Сергей и Гибби. Они должны были взять пробы льда из забоя и закрепить внизу блок подвижного каната, с помощью которого Фред собирался осуществлять спуск и подъем людей.

Маленькое красноватое солнце только чуть прорезалось в багровой мгле над восточным горизонтом, когда Кирилл, закончивший утреннюю уборку в жилом помещении, подходил к устью скважины. Фред возился у подъемного механизма, к которому уже был подсоединен барабан подвижного каната.

Заметив Кирилла, Лесли помахал рукавицей. Кирилл подошел.

– Сейчас они там отрегулируют нижний блок, и можно кататься, – сказал Фред. – Вот карабины для сцепления с канатом. Браслет карабина крепился на рукавице скафандра. Хотите попробовать?

– Да. – Кирилл взял один из карабинов, защелкнул браслет. – Но... как действовать ногами?

– Ноги должны скользить по льду. Положение ступней, как на лыжах. Можно даже приспособить чтонибудь вроде коротких лыж или саней. Ну а вообще эта штука главным образом для подъема. Спускаться можно по-старому – пешком. Не следует ускорять спуск...

Кирилл подошел к самому устью шахты. Мрак начинался в нескольких метрах от поверхности.

– Почему все-таки не видно света фонарей внизу? – размышлял вслух Кирилл. – Видно же от забоя небо...

– Ну, это совсем просто, – отозвался Фред, – шахта искривлена в средней части. Небо видно снизу не отовсюду, только от северного края забоя.

– Не подумал, – воскликнул Кирилл. – Вы, конечно, правы.

– Еще бы... Но я прав и в другом. Лед в шахте действительно поглощает свет. А вот почему, никто не знает...

Резко дрогнули обе ветви каната, уходящие во мрак шахты.

– Укрепили нижний, блок, – заметил Фред, – минут через пять включу двигатель.

Рывок повторился, еще более сильный.

– Это, конечно, Гибби; не может не показать силу, медь...

Лесли прервался на полуслове, потому что по ветвям каната побежали волны все усиливающихся сотрясений.

– Что они там, спятили, – закричал Лесли, – сорвут канат с барабана.

– Вероятно, сигнал тревоги, – быстро сказал Кирилл. – Может быть, просят помощи? Включайте, Фред.

Дождавшись, когда колебания каната немного утихли, Лесли повернул рукоять включения. Ветви каната медленно потекли в разные стороны: нижняя из шахты, верхняя – вниз, во мрак.

– У них там есть карабины для захвата каната? – спросил Кирилл.

Лесли отрицательно качнул головой в прозрачном шлеме.