Текст книги "Пир Валтасара"

Автор книги: Александр Шалимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Адвокат вперил в Стива проницательный взгляд:

– Вы, конечно, дворянин, сеньор Эспиноза?

– Мы – потомки древнейшего испанского рода. Одна из побочных линий герцогов Эспиноза. К несчастью, прямых потомков герцога уже не осталось, а боковые линии измельчали и обеднели. Как мы, например.

– Но теперь ваш брат…

– Ошибаетесь, сударь. Он фанатик идеи и совсем не делец. Римским папой он еще сможет стать, а вот приумножить богатства своего древнего рода… едва ли. Мы все – семейство Эспиноза – слишком честны и горды для этого.

– Понимаю, – скептически произнес Крукс – А его преосвященство прибывает в Мексику с официальным визитом или приватно?

– Совершенно приватно, сударь. Дело в том, что наша тетка тяжело больна и мой брат хотел бы… повидать ее в последний раз и, быть может, подготовить… Я собираюсь сразу же увезти его в Мериду.

– Но день-два вы здесь все-таки задержитесь? – забеспокоился Крукс.

– Не знаю, это будет зависеть от его преосвященства.

– Уговорите его. Акапулько заслуживает того, чтобы побыть тут хотя бы немного. Здесь превосходные отели. Настоятельно рекомендую «Континенталь». Только что отстроен. Комфорт высшего ранга.

– Я скажу брату…

– А тетка может и подолсдать. Не так ли? Надеюсь, мы с вами еще встретимся в «Континентале», сеньор Эспиноза.

– Не обещаю наверняка, но был бы рад, сеньор Крукс.

– К сожалению, меня ждут дела, сеньор Эспиноза. Поэтому вынужден откланяться. Рад был познакомиться. Если сочтете возможным рассказать обо мне вашему брату, добавьте, что преданный слуга католической церкви Феликс Крукс был бы безмерно счастлив получить благословение его преосвященства.

– Не сомневайтесь, сеньор. И позвольте на прощание выразить вам мое глубочайшее соболезнование. Ваш уважаемый президент…

– Да-да, это ужасно. Невообразимо ужасно, – вскричал Крукс – Как католик и истинный американец, я… я совершенно раздавлен этой трагедией… я… О ради бога, простите меня, сеньор Эспиноза… У меня нет слов…

Он прикрыл глаза клетчатым платком, подхватил кожаный портфель и, не отнимая платка от глаз, вышел из зала с высоко поднятой головой.

Багажа все еще не было видно, и Стив решил, что настало время действовать. Он подошел к телефону и набрал код Лос-Анджелеса, а затем номер телефона Старика в редакции «Калифорния таймс». Соединиться удалось, но ответила мисс Перш:

– Главный редактор занят, позвоните через час.

– Немедленно дайте ему трубку, – зарычал Стив, – Вы поняли, кто звонит? Сообщение чрезвычайной важности.

– Мы уже всё знаем, Стив, – упиралась мисс Перш. – У шефа важное совещание… Позвоните…

– Слушайте, у Старика будет удар, если мое сообщение опоздает. Немедленно его к телефону.

– Ну, я не знаю, – обиженно сказала мисс Перш. – Подо ждите немного…

В трубке послышался шорох, потом знакомое покашливание.

– Это ты, Стив?

– Я… Звоню из аэропорта Акапулько.

– Ну и что?

– Наш с вами подопечный погиб в авиакатастрофе час сорок минут назад. По пути сюда, в горах недалеко от Акапулько…

В трубке стало очень тихо.

– Вы поняли, шеф?

– Кажется, да… Но ты уверен, что ты в своем уме?

– Вполне… Подробности вечером.

– Значит, надежно?

– Сто процентов надежности. Пока это пытаются сохранить в тайне, тем более что пресса занята другим. Думаю, к вечеру местные газетчики пронюхают.

– Стив, я дам информацию в вечернем выпуске. Но ты, конечно, понимаешь?..

– Понимаю. Премию переведете завтра в Акапулько, отель «Континенталь».

– Ладно. Посмотрим… Буду ждать твоих вечерних сообщений. Действуй.

Стив положил трубку и подумал, что стоило бы позвонить и Мэй, но в этот момент зашелестела лента багажного транспортера и первым на ней появился чемодан Стива.

Подхватив чемодан, Стив вышел на залитую горячим полуденным солнцем площадь. Тотчас подкатило старинное такси-кэб. Стив сунул чемодан шоферу-мулату и велел везти себя в «Континенталь». Теперь можно было и оглядеться…

Путь в город занял почти час. На узком и извилистом прибрежном шоссе, которое круто петляло по гранитным скалам высоко над океаном, движение было оживленным, и шофер ехал медленно. Перед спуском в город попали в «джем». Длинная вереница автомашин спускалась по серпантинам шоссе со скоростью не более пятнадцати миль. Зато город был виден отсюда превосходно. Он живописно раскинулся у подножия крутых розоватых склонов, на которых среди зелени вековых сосен темнели уступы гранитных скал. Внизу у побережья все тонуло в яркой тропической зелени; сквозь нее просвечивали разноцветные крыши домов и пунктиры улиц. У самого берега, окаймляя причудливые фиолетово-голубые бухты, теснились многоэтажные белые башни отелей с бассейнами на плоских крышах. Зеркально спокойную воду бухт разрезали яхты с косыми разноцветными парусами.

Горячий влажный воздух, упруго текущий из-под приподнятого ветрового стекла машины, нес запахи хвои, камфоры, жареного мяса, пьянящий аромат каких-то трав. Наконец втиснулись в город – в душную тень лаурелий, бугенвиллий, эвкалиптов, пальм. Вдоль улиц под сенью густых крон простирались пестрые ковры цветников, среди которых расплескивали струи небольшие фонтаны. Улицы в этот знойный полуденный час были почти пустынны, зато пляжи по берегам голубых бухт роились шумными скоплениями загорелых, полуобнаженных тел.

Прохладный низкий холл «Континенталя» подавлял своим монументальным великолепием. Мраморные пол и стены, огромные зеркала в позолоченных рамах, бронза, дорогие ковры, сафьяновые диваны, пуфы и кресла, низкие столики, инкрустированные разноцветными камнями и слоновой костью. В глубине – большой бар, призывно сверкающий хрусталем и кофейными автоматами.

Стив потребовал апартаменты-люкс (пускай-ка шеф раскошелится!) где-нибудь повыше, с видом на море и город. Предупредил, что с часу на час к нему должны прилететь друзья – сеньор Хорхе де Эспиноза с братом – его преосвященством кардиналом Карлосом де Эспинозой; пусть их тотчас же проведут к нему, даже и в его отсутствие. Если Хорхе де Эспинозу будет разыскивать нью-йоркский адвокат господин Феликс Крукс – доверенное лицо мистера Цезаря Фигуранкайна (портье почтительно склонил седую Iолову), пусть позвонит после девяти вечера. Сам Стив представился под своим настоящим именем, как австралийский скотопромышленник Роулинг.

Гватемальский паспорт на имя Хорхе де Эспинозы – покойного брата его покойной матери – Стив решил пока оставить в резерве. В сопровождении огромного черного боя, который завладел чемоданом и портфелем Стива, австралийский скотопромышленник Роулинг прошествовал в лифт. Через несколько секунд лифт вознес его на двадцать шестой этаж «Континенталя». Отпустив посыльного, Стив наконец остался наедине с самим собой в просторных, обставленных с кричащей роскошью апартаментах. Окна гостиной смотрели на запад к океану, кабинет был обращен на север в сторону одной из внутренних бухт Акапулько, спальня – к горам, заслонявшим город с востока. А еще в распоряжении Стива была прихожая, побольше, чем вся его собственная квартира в Лос-Анджелесе, две туалетные комнаты с ваннами и душевыми устройствами и кухня с электрической плитой и холодильником, набитым всякой всячиной. В гостиной стояли большой телевизор и холодильник-бар с набором бутылок, рюмок, фужеров и длинным прейскурантом. Стив мельком глянул на врученную ему карточку. Пребывание в этом сказочном царстве стоило семьдесят пять долларов в сутки, не считая стоимости алкогольных напитков. Еще ни одна из служебных поездок Стива не вводила «Калифорнию таймс» в подобные расходы! Впрочем, уже на одном его сегодняшнем сообщении владельцы газеты загребут десятки тысяч. Если, конечно, Старик не струсит. Но, в конце концов, это уж его личное дело.

Стив сбросил пиджак и погрузился в ласкающе мягкую глубину одного из диванов. Теперь следовало спокойно обдумать дальнейшие шаги.

Вечером того же дня, 22 ноября 1963 года, тремя этажами выше апартаментов Стива Роулинга, в еще более шикарной гостиной, за круглым мраморным столом, инкрустированным золотой нитью, разговаривали двое. Один из собеседников был круглоголовый толстяк адвокат Феликс Крукс. Он сидел сгорбившись, подперев ладонью округлый розовый подбородок, и внимательно слушал, что говорил расположившийся напротив него высокий худощавый человек в строгом черном костюме, с бледным, аскетического типа лицом, седыми, коротко подстриженными волосами и глубоко запавшими бесцветными глазами. Собеседнику Крукса было, по-видимому, уже за шестьдесят, но держался он прямо, выглядел бодро, а его движения производили впечатление пластичных и легких. Спокойным, хорошо поставленным голосом он говорил:

– Не сомневаюсь, Крукс, что Цезаря убрали… Самолет новый… Перед каждым полетом его проверяли до последнего винтика. Цезарь сам следил за этим. Пилоты абсолютно надежные. Погода превосходная. Возможно, недоглядела охрана… Взрывчатку могли подложить в Лас-Пальмасе или в Мехико.

– Расследование покажет… – начал Крукс.

– Расследование, скорее всего, ничего не покажет, потому что его начали мексиканцы. Связь с самолетом прервалась резко и совершенно неожиданно, вероятно, в момент взрыва. Сработано вполне профессионально, Крукс. Главное – такое дьявольское совпадение! Оно может повлечь разные спекуляции…

– Опасные для фирмы, – подсказал Крукс.

– Ну, может, и не очень опасные, но во всяком случае, нежелательные и, главное, несвоевременные…

– Что вы предлагаете предпринять, мистер Пэнки?

– Об этом я и хотел с вами посоветоваться Его последнее завещание, конечно, у вас.

– Последнее? Гм… Завещание у меня.

– Мне известно, что вначале он все завещал этому бездельнику, своему сыну. Но потом…

– Видите ли, Пэнки, до открытия завещания я… затрудняюсь…

– Знаю, знаю… Реноме вашей фирмы не должно вызывать сомнений… И тем не менее, я желал бы кое-что уточнить.

Глазки толстяка хитро блеснули.

– Что… э-э… смогу, с удовольствием, дорогой мистер Пэнки.

– Ваша адвокатская контора, насколько мне известно, ведет его дела с очень давнего времени.

– Начинал еще мой покойный отец. Тогда состояние Цезаря оценивалось всего в несколько десятков тысяч. Теперь же, насколько мне известно, – Крукс выделял слово «мне», – оно оценивается несколько большей суммой.

Пэнки энергично кивнул, не разжимая тонких бледных губ.

– Так вот, – продолжал Крукс, – кое-что мне, конечно, известно, хотя бы со слов самого Цезаря, но я не совсем ясно представляю сегодняшнее состояние дел, учитывая… э… э… многообразие интересов моего глубокоуважаемого, но уже покойного клиента и друга. Его последние… операции, которыми не случайно заинтересовалась пресса и правительства некоторых стран…

– Эти операции вас, Крукс, совершенно не касаются; кроме того, в них использовались не только капиталы Цезаря, – с раздражением заметил Пэнки.

– Догадываюсь: например, кое-что из того, что успели депонировать в швейцарских банках некоторые организации немецкого рейха перед концом второй мировой войны?

– А вот об этом вам вообще не следовало бы догадываться, милейший Крукс, – холодно возразил Пэнки. – Совершенно бесполезные догадки, к тому же опасные… Даже для фирмы с таким реноме, как у вас.

– Я ведь говорю об этом только вам – президенту-исполнителю банка CFS, который является собственностью Цезаря. Банк, казалось бы, не из первых, но утверждают, будто именно там финансовый мозг всей «империи» Фигуранкайнов. Кстати, я даже не знаю точно, что означает эта странная аббревиатура – Си-Эф-Эс. Вам, конечно, известно, какие шуточки циркулируют по ее поводу?

– Нет, не слышал…

– Так вот, одни утверждают, что CFS – сокращение от латинского «сифилис», которым Цезарь страдал в молодости, а другие – что сокращение от «Цезарь Фигуранкайн и сын». Я не склонен верить ни тому, ни другому, но…

– Он придумал это давно, а потом не захотел менять, – с оттенком смущения пояснил мистер Пэнки. – Как вы знаете, он был дьявольски упрям и, откровенно говоря, не очень образован.

– Он всегда считал, что образование портит людей, – кивнул Крукс, – лишает настоящей деловой хватки, которая, несомненно, была у него самого.

– Кажется, в отношении собственного сына он не ошибался, – заметил Пэнки. – Насколько мне известно, Цезарь Фигуранкайн-младший – порядочный шалопай, хотя и ухитрился закончить два или три университета.

Крукс предпочел деликатно промолчать.

– Вы хорошо знаете его? – спросил Пэнки после короткого молчания.

– Знаю…

– И не согласны со мной?

– Согласен, мм…только отчасти. Цезарь очень неглупый малый, хотя и совсем не похож на отца.

– Где он может быть сейчас?

– Понятия не имею.

– Тем не менее, надо его известить.

– Узнает, когда газеты раструбят.

– Необходимо сделать все возможное, Крукс, чтобы на страницы прессы сообщение о… смерти попало возможно позднее. И чтобы прошло без… комментариев. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Это роковое совпадение может сильно повредить… Если бы удалось сохранить катастрофу его самолета в тайне хотя бы три-четыре дня…

– Совершенно невозможно, Пэнки. В аэропорту Мехико все стало известно спустя полчаса. Целый день в горах на месте катастрофы работают спасатели. Завтра все попадет в мексиканские газеты. Послезавтра станет известно в Штатах.

– Надо сделать так, чтобы это не попало в мексиканские газеты ни завтра, ни послезавтра… Вы поняли? Мы хорошо заплатим, если понадобится. Здешним газетчикам найдется о чем писать. Пусть смакуют Даллас. У вас тут есть к кому обратиться?

– Думаю, уже поздно, Пэнки.

– Еще не поздно, если, конечно, вы сами что-нибудь не напортили, Крукс. Ваш телефонный звонок из аэропорта был непростительной глупостью. Следовало связаться со мной иначе – через один из наших здешних филиалов.

– На это уже не оставалось времени.

– Ну, узнал бы на час позже… Хотя теперь, конечно, говорить не о чем. Что сделано, то сделано.

Негромко зазвонил один из телефонов на мраморном столике у декоративного камина. Собеседники переглянулись.

– Скорее всего, меня, – сказал Пэнки. – Я предупредил секретаря, чтобы звонили прямо сюда, в «Континенталь».

Он встал, легким пружинистым шагом подошел к камину и взял трубку.

– Слушаю… Да, это я… Что такое? – Глаза его округлились, и он бросил яростный взгляд на Крукса, который безмятежно разглядывал свои ногти. – По калифорнийскому радио? Со ссылкой на «Калифорния таймс»?.. Та-ак… Так… Та-ак… Самой газеты вы еще не видели?.. Ну хорошо… Держите меня в курсе…

Он медленно положил трубку и, не спуская яростного, сверлящего взгляда с остолбеневшего Крукса, шагнул к столу. Крукс попятился вместе с креслом.

– Не бойтесь, – презрительно сказал Пэнки, – я не собираюсь сейчас убивать вас и даже не ударю…. Но зарубите себе на носу, господин адвокат: вольно или невольно вы сегодня оказали нам всем очень дурную услугу. Очень дурную, Крукс. На вашем месте… – Он умолк и покачал головой.

– Пожалуйста, не пугайте меня, – взвизгнул Крукс, срываясь с кресла. – И запомните, что ко всей этой истории я не имею абсолютно никакого отношения. Мало ли кто мог тут крутиться. Если Фигуранкайн действительно жертва диверсии, сообщить газетчикам могли те самые люди, которые его уничтожили.

– Посмотрим, – процедил сквозь зубы Пэнки, снова садясь к столу, – Посмотрим, Крукс… Можете не сомневаться, – продолжал он после короткого молчания, – что люди, с которыми Фигуранкайн был связан все эти годы, смогут провести необходимое расследование помимо ФБР и полиции и примут соответствующие меры… – Он пожевал тонкими губами и добавил совсем тихо: – Теперь ваша задача заключается лишь в том, чтобы возможно скорее разыскать и представить нам – в первую очередь мне, как президенту-исполнителю банка СР5, и совету директоров – наследников Цезаря.

– Наследников? – повторил Крукс, садясь поодаль на диван.

– Или наследника – наследного принца «империи» Фигуранкайнов. Я сильно опасаюсь, что «принц» может оказаться не один. Не исключено даже, что найдутся и «принцессы».

– Цезарь Фигуранкайн состоял в законном браке всего один раз, – мрачно возразил Крукс – От того брака остался сын Цезарь. Жена Фигуранкайна умерла двадцать лет назад.

– Хоть вы его давний поверенный в делах, мне кажется, вы заблуждаетесь. Цезарь никогда не обходил своим вниманием женщин… Нет никакой гарантии, что одной из многочисленных любовниц не удалось окрутить его… Он и в последние годы, несмотря на возраст, отнюдь не стал монахом. У него еще может оказаться несколько завещаний…

– Юридическую силу имеет последнее, составленное с соблюдением всех формальностей, – растерянно пробормотал Крукс – Но… я его единственное доверенное лицо и…

– Знаю, – резко прервал Пэнки. – Именно поэтому я здесь… Или вы полагаете, я прилетел затем, чтобы полюбоваться, что осталось от Цезаря? Кстати, зачем он вас вызывал в Акапулько?

Крукс побагровел.

– Простите, Пэнки, но смерть клиента отнюдь не освобождает адвоката от обязанностей по отношению к нему, – дрожащим голосом начал он. – При всем моем уважении к вам, как к человеку, близкому Цезарю Фигуранкайну, я не считаю себя вправе отвечать на некоторые ваши вопросы.

– Ну, как знаете, – пожал плечами Пэнки. – Когда вы сможете огласить хранящееся у вас завещание?

– После официального подтверждения смерти надо соблюсти целый ряд формальностей. Завещание должно быть вскрыто в присутствии всех заинтересованных лиц. Думаю, это может произойти не раньше чем через месяц-полтора… И могу добавить: смею надеяться, что завещание Фигуранкайна, которое будет вскрыто в моей конторе в Нью-Йорке, окажется единственным законным завещанием Цезаря.

– Посмотрим, – холодно сказал Пэнки. – Мне бы хотелось, чтобы хоть эта ваша версия, Крукс, оправдалась. Но посмотрим… А теперь извините, мне необходимо остаться одному. Скажите, чтобы вас устроили где-нибудь… в другом номере.

Стив возвратился в «Континенталь» около девяти вечера и сразу поднялся в свои апартаменты. Оттуда он позвонил портье и поинтересовался, не спрашивали ли его. Старый портье уже сменился, новому ничего не было известно, и он обещал выяснить и позвонить Стиву чуть позднее. Он действительно позвонил спустя несколько минут и объяснил, что Стива никто не спрашивал, а вот сеньором Хорхе де Эспинозой интересовался один американец по имени Феликс Крукс. Но, насколько портье известно, ни Хорхе де Эспиноза, ни его преосвященство в отеле еще не появлялись…

– О нет, вы заблуждаетесь, – перебил Стив. – Оба они давно у меня, и его преосвященство отдыхает.

Портье всполошился, начал спрашивать, не потребуется ли что-нибудь Стиву для его высоких гостей. Стив поблагодарил и повесил трубку.

После этого он торопливо разделся, влез в облачение кардинала, надел парик и темные очки, разложил на столе в гостиной распятие и раскрытую Библию.

Дверь из гостиной в кабинет он оставил приотворенной. В кабинете стоял наготове портативный магнитофон с кассетой, где был записан диалог сэра Тоби и сэра Эндрью из «Двенадцатой ночи» Шекспира. Второй магнитофон, совсем миниатюрный, приготовленный для записи, Стив прикрепил под крышкой стола в гостиной. «Кардинал» мог без труда включать и выключать оба магнитофона, не сходя со своего места.

Стив внимательно оглядел себя в зеркало, проверил работу магнитофонов. Все выглядело надежно. Итак, сети были расставлены; теперь оставалось ждать. «Кардинал» сел в кресло у стола и погрузился в чтение Библии.

Расчет оказался точным. Через несколько минут в дверь осторожно постучали.

– Войдите, – бархатным голосом сказал «кардинал».

Дверь приотворилась, и в переднюю проскользнула молоденькая горничная. Увидев в гостиной его преосвященство, девушка охнула, всплеснула руками, шлепнулась на колени и на коленях пошла по полу к столу, за которым сидел «кардинал». Стив видел однажды, что так поступают богомольцы, приходящие в храм Санта Гваделупа на окраине Мехико. От ворот ограды до ступеней портала храма они бредут на коленях через огромный, замощенный каменными плитами двор. Горничная, будучи мексиканкой, очевидно, не нашла иного способа выразить свой экстаз при виде кардинала.

– Встаньте, встаньте, дитя мое, – мягко сказал «кардинал», – я скромный слуга Бога и не заслужил ничего подобного.

– О ваше преосвященство, – воскликнула девушка со слезами на глазах, – простите меня, но я еще никогда в жизни не видела так близко настоящего кардинала. Благословите меня, святой отец, прошу вас.

Тут она схватила его руку и попыталась поцеловать. Он осторожно высвободил руку из ее пальцев, встал и заставил подняться ее.

– Бог благословит тебя, дочь моя, – сказал он по-испански. Затем перекрестил и протянул руку для поцелуя.

Почувствовав, что рука стала мокрой от ее слез, Стив смутился. Ему стало жаль глупенькую девушку. Чтобы порадовать ее, он сказал:

– Пусть Бог пошлет тебе хорошего жениха, девочка.

– У меня есть жених, – шепнула она, – но… Сделайте так, святой отец, чтобы он… стал хороший.

– Чем же он плох? – поинтересовался Стив.

– Он ветреный парень. Его интересуют только футбол, вино и коррида.

– Так оставь его.

– А где я возьму другого, святой отец?

– Действительно… Пожалуй, ты права. Тогда я помолюсь, чтобы он исправился.

– О, благодарю вас, святой отец.

– А теперь ступай.

– Может быть, вам что-нибудь нужно, святой отец?

– Нет, ничего. А впрочем, принеси мне стакан воды, холодной чистой воды… Нет-нет, – поспешно продолжал он, заметив, что она сделала движение в сторону дверей кабинета. – Там мой брат и его друг. Они заняты каким-то важным разговором. Не будем им мешать. Принеси мне воды снизу из бара.

– Сию минуту, святой отец.

Вода действительно появилась через минуту; ее торжественно внес в хрустальном кувшине метрдотель, напоминающий обликом и манерами премьер-министра небольшого государства. За метрдотелем шествовали трое официантов. Один держал хрустальный бокал, другой – хрустальный поднос, третий – накрахмаленную салфетку. Все четверо с церемонными поклонами приблизились к столу, за которым сидел «кардинал». Последовал ритуал наполнения водой хрустального бокала. Затем бокал на хрустальном подносе был поставлен перед Стивом.

Стив поблагодарил кивком головы, но так как они продолжали стоять полукругом, вытаращив на него глаза, он благословил их, а метрдотелю разрешил поцеловать руку. После этого они пятясь удалились, не переставая кланяться.

Метрдотель, отступая последним, поинтересовался, не надо ли его преосвященству еще чего-нибудь.

– Я хочу, чтобы меня больше не тревожили, – сказал Стив. – Мне надо помолиться.

– Поставлю у дверей боя, чтобы никого не пропускал к вашему преосвященству, – поклонился метрдотель.

– Полагаю, это не обязательно, – заметил Стив, – но, в общем, как хотите.

Через несколько минут, услышав шелест в коридоре, Стив заглянул в глазок выходной двери и убедился, что охрана, в лице здоровенного мулата в красной фирменной ливрее «Континенталя», у его дверей поставлена.

Теперь не хватало только главного действующего лица, ради которого происходил весь этот маскарад. Но мистер Феликс Крукс больше не давал о себе знать. Прошло около часа.

Стив решил позвонить еще раз портье, как вдруг задребезжал один из телефонов в кабинете.

«Кардинал» сорвался со своего места и в три прыжка очутился у телефона.

– Хорхе де Эспиноза слушает.

– О, сеньор Эспиноза, рад бесконечно, что застал вас. Как вы устроились? Узнали, конечно? Это Феликс Крукс, с которым вы сегодня познакомились в аэропорту.

– Да, да, припоминаю, – медленно сказал Стив. – А-а, сеньор Крукс, как же, как же! Я даже рассказал о нашей встрече брату.

– Значит, его преосвященство тоже здесь?

– Здесь. Кажется, он уже отдыхает. Завтра рано утром мы улетаем в Мериду.

– Ах, какая жалость, какая жалость… Дело в том, что завтра рано утром я… А я так мечтал быть представленным его преосвященству. Что же теперь делать, сеньор Хорхе?

– Представитесь в другой раз. Будете в Ватикане и представитесь… Вам ведь это не к спеху… Знаете что, спускайтесь лучше в ночной ресторан. Мы сейчас тоже идем туда с моим приятелем Стивом Роулингом. Он прилетел из Австралии, у него карманы набиты долларами. Не правда ли, Стив? Вот он подтверждает, сеньор Крукс. Повеселимся, как подобает уважающим себя джентльменам, до утра, а утром прямо по самолетам. Что вы на это, сеньор Крукс?

В трубке послышался тяжелый вздох.

– Так идете с нами?

– К сожалению, я не могу принять вашего любезного приглашения, сеньор Эспиноза, – снова вздохнула трубка. – Очень, очень жаль. А может быть, его преосвященство еще не спит…

«Сейчас проснется», – подумал Стив, насмешливо улыбаясь. Адвокат хорошо заглотил наживку. Теперь следовало подсечь… Стив сбросил со стола пепельницу, и она с грохотом покатилась по полу.

– О боже! – закричал в трубку Стив. – Что ты наделал? Брата разбудишь… Ну конечно, так и есть, вот и он сам. Тысяча извинений – Стив совершенно нечаянно… А, вы еще не ложились… С кем я говорил? Это как раз тот самый сеньор, о котором я вам рассказывал… Извините ради бога, сеньор Крукс, одну минуту… Мы со Стивом тут зашумели и потревожили моего брата. Он зашел к нам в комнату… Одну минуту…

Стив зажал ладонью микрофон, продолжая прислушиваться к тому, что кричал в трубку Крукс.

А Крукс кричал следующее:

– Сеньор Эспиноза, ах боже мой, сеньор Эспиноза, если его преосвященство еще не спит, может быть, он смог бы принять меня на несколько минут? Это крайне важно для меня, крайне важно… Помогите мне, сеньор Эспиноза, я останусь вашим должником до конца дней.

«Интересно, – подумал Стив. – Это может оказаться еще интереснее, чем я предполагал».

Он подождал немного, уже не слушая, что кричит в трубку Крукс, потом снял ладонь с микрофона и сказал:

– Тысяча извинений, сеньор, у нас маленькое происшествие. Я вас слушаю.

Крукс слово в слово повторил то, что Стив уже слышал.

– Право, не знаю, – как бы колеблясь, произнес Стив. – Уже поздно, скоро одиннадцать. Брат, правда, еще не ложился, но… Впрочем, если для вас это столь важно…

– Важно, чрезвычайно важно, дорогой сеньор Эспиноза, – горячо заверил Крукс.

– Ну хорошо, я попрошу его.

Стив положил трубку и, намеренно громко ступая, прошел к двери. У двери он громко сказал:

– Слушай, Стив, ты спускайся в ресторан. Я приду следом, а может, захвачу с собой и этого американца, если брат откажется его сейчас принять. – Потом он хлопнул дверью, постоял немного, вернулся к телефону и взял трубку: – Вы слушаете, сеньор Крукс?

– Да-да, конечно…

– Брат согласен уделить вам несколько минут, но спускайтесь тотчас же. Вы где живете?

– Тремя этажами выше вас.

– Вот и превосходно, спускайтесь.

– Буду через две минуты.

– А после, сеньор Крукс, приходите к нам в ресторан.

– Благодарю, но не обещаю… Благодарю вас, сеньор Хорхе, – торопливо говорил Крукс, видимо спеша закончить разговор.

– Желаю вам полезной беседы с его преосвященством. Проходите прямо в гостиную. Брат будет ждать вас.

– Тысяча благодарностей, дорогой сеньор Эспиноза.

Послышался щелчок. Крукс повесил трубку.

Стив усмехнулся, поправил парик и прошел в гостиную.

Как он и ожидал, через две минуты за дверью в коридоре послышались шум и возмущенный голос Крукса. Подождав немного, Стив подошел к двери и распахнул ее.

Феликс Крукс, взволнованный и раскрасневшийся, препирался с боем, который охранял вход в апартаменты Стива.

На шорох отворенной двери бой обернулся и, увидев «кардинала», склонился в почтительном поклоне.

– Что здесь происходит, друзья мои? – удивленно осведомился «кардинал».

– Он, – чуть не плача начал Крукс, указывая на боя, – ради бога, простите меня, ваше преосвященство, что потревожил… Я тот самый Феликс Крукс… – И он торопливо вытащил из кармана уже знакомую Стиву визитную карточку с золотым обрезом.

– Ах вот что, – сказал по-английски Стив, растягивая слова, как это часто делают иностранцы. – Тогда проходите, пожалуйста. – А вы, молодой человек, – обратился он по-испански к бою, – совсем не нужны здесь. Меня не надо охранять. Скажите тому, кто вас здесь поставил, что я отослал вас. Проходите же, сударь, – продолжал он, снова обращаясь к Круксу, застывшему без движения перед заветной дверью.

– Только после вас, ваше преосвященство, – прошептал Крукс, с трудом переводя дыхание.

«Кардинал» шевельнул бровью, но, как человек, всюду привыкший быть первым, прошел вперед, оставив входную дверь на попечении Крукса. От внимания «кардинала» не ускользнуло, что адвокат не только запер дверь на задвижку, но и наложил цепочку. Это насторожило Стива, и он невольно пожалел, что оставил пистолет вместе с пиджаком в кабинете.

Пригласив Крукса занять место в кресле у стола, «кардинал» сел напротив, захлопнул раскрытую Библию и кивком головы дал понять своему гостю, что готов выслушать его. Одновременно он нажал кнопку, включившую магнитофон под столом.

Совершенно неожиданно для Стива, толстяк-адвокат всхлипнул. Пытаясь справиться с волнением, он вытащил из кармана пиджака батистовый носовой платок, громко высморкался и принялся вытирать платком глаза и потное лицо, бормоча:

– Простите меня, ради бога, простите, ваше преосвященство, это сейчас пройдет, но я… вы поймете, я в ужасном положении… Простите…

– Успокойтесь, – мягко сказал «кардинал», – вот выпейте воды, соберитесь с мыслями и… расскажите мне, что вас заставило… искать встречи со мной. – Он пододвинул гостю хрустальный бокал, до краев наполненный водой и как бы невзначай взглянул на большие часы в углу гостиной.

– Сейчас, – пробормотал Крукс, взяв дрожащей рукой бокал. Он поднес его к губам, и Стив услышал, как зубы толстяка застучали о край бокала. – Благодарю, – сказал он, сделав несколько глотков и осторожно ставя бокал на стол, – благодарю вас, ваше преосвященство.

«Кардинал» молчал. Выражения его глаз за темными очками Крукс, как ни старался, не мог разглядеть.

– Сегодня утром, когда я имел удовольствие познакомиться с достойным братом вашего преосвященства, – начал Крукс, – я мечтал лишь о минутной аудиенции, чтобы выразить вашему преосвященству свое глубочайшее уважение и смиренно просить о благословении.

Стив, не отрывая взгляда от взволнованного лица толстяка, мысленно усмехнулся.

– Я католик и глубоко верующий человек, – продолжал Крукс, – и в своей профессиональной деятельности я всегда старался быть честным. Это подтвердят все, кто знает меня. Но ныне веры и честности недостаточно, сэр… простите… ваше преосвященство. Я… я прошу вас отпустить мои грехи… Я догадываюсь, что они осудили меня, как и его, возможно… И если я должен умереть, я хотел бы предстать там, – Крукс поднял глаза к потолку, – очищенным от грехов, ваше преосвященство…

– Ничего не понимаю, сударь, – медленно сказал «кардинал». – Кто они? Кто смеет ныне осудить человека, помимо Всевышнего и судьи, действующего по закону? Вы просите меня об отпущении грехов, но по канонам нашей церкви это происходит при таинстве исповеди, и вам проще было бы обратиться к вашему приходскому исповеднику, который вас знает.