Текст книги "Подлинная история девочки-сорванца."

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Ну, ты, Сашка! – только и могла сказать мама. Думаю, она скажет мне всё, что думает обо мне, вечером.

А в это время опять заскрипела дверь, и вошёл… папа!

Взвизгнув, я бросилась к нему, повисла на его шее, обняв изо всей силы, вдыхая запах вкусно пахнувшей кожей портупеи, да и свежим морозцем.

– Папка! – воскликнула я, прижимаясь к колючей щеке отца.

– Я тоже хочу! – прибежал Юрка.

– Подождите, разденусь! – рассмеялся папа. Я слезла с него, и подождала, когда он разденется, умоется, и, не дав ему обняться с мамой, взгромоздились, оба, на его сильные руки.

– Как я соскучилась по тебе, папка! – шептала я, – Я тоже! – говорил Юрка, и папа, смеясь, носил нас по квартире, пока не обратил внимание на Толика.

– Саша, это твой товарищ? Познакомь меня с ним.

– Это Толик, мой сосед по парте… – Толик встал, и поклонился.

– Почему он в девичьем костюме?

– Я чистила его форму, надо было его во что-то одеть, что ему, в одних трусах ходить?

– Так это и есть тот самый Толик, за которого ты вступилась? – спросил папа.

– Ты уже знаешь? – удивилась мама.

– Знаю, – усмехнулся папа, – первым делом я зашёл в школу, спросить, как дела у моей дочки, и узнал всё. Молодец у нас дочка! Правильно делает, нечего давать спуску всяким нахалам!

– Отец! – всплеснула руками мама.

– Что, «отец»?

– Но ей снизят отметку по поведению!

– Всё равно… – смутился папа, – Педагоги сказали, что решать будут на Совете отряда, а там ребята, я думаю, вступятся за Сашу.

– Ты же знаешь, что учителя скажут, то и решат.

– Как знать, – сказал папа, – Раиса Ивановна за нашу Сашу.

– Ладно, – вздохнула мама, – садитесь кушать. Толик, ты уже? – Толик торопливо встал.

– Если хочешь, посиди рядом с Сашей, – Толик не удержался, и расплылся в счастливой улыбке.

А я не стала язвить, потому что рядом со мной был мой любимый папка!

– Ты знаешь, отец, – всё-таки решилась мама, – у нашей Сашки появилась куча ухажёров!

– Да ты что?! – папа с интересом посмотрел на меня, – А что, девочка она красивая! – я покраснела.

– Ты ещё больше удивишься, что один из них – Борька, наш сосед!

– Не может быть! – удивился папа, – Они же постоянно дерутся!

– Дома дерутся, а в школу вместе ходят, я видела несколько раз, как Борька провожал Сашу.

– Выросла уже наша девочка, – вздохнул папа, – а я со своей службой и не заметил…

– Да, папа, ты так редко бываешь дома, – согласилась я.

– Мама, а что у нас чай без сахара, я же принёс паёк! И забыл совсем! – папа сходил в прихожую и принёс свой вещмешок. Оттуда, как из волшебного мешка Деда Мороза, появились всякие вкусности, включая карамель и две пачки пилёного сахара.

Напившись чаю, я опять взяла папу в плен. Юрка повис с другой стороны, и мы прошли в нашу комнату. Туда же пришёл Толик.

– Саша, мне пора, темно уже на улице, – прошептал он, с завистью глядя на нас с Юриком.

– Ничего, Толя, мы проводим тебя, с Сашей, – сказал папа.

– Я тоже провожу! – подал голос Юрик.

– Куда же мы без тебя, правда, Сашок? – поцеловал меня папа. Я тоже чмокнула его в щёку, и спросила:

– Папа, а почему ты меня назвал Сашей? – я слышала ответ много раз, но хотела, чтобы услышал и Толик.

– Я же военный! – засмеялся папа, поняв мою хитрость, – Мог же я позволить себе надеяться на сына! Да ещё тёзку самого Македонского! Но родилась дочь, и я ни капли не жалею об этом, а наоборот, радуюсь и горжусь такой смелой девочкой!

Я засмеялась и ещё крепче прижалась к папе.

Вечером мы пошли провожать Толика. Борька дождался нас на улице, и пошёл с нами, крепко взяв меня за руку. С другой стороны, пристроился Толик. Папа усмехнулся и взял за руку, а потом и на руки, Юрку.

Дойдя до старого, обшарпанного двухэтажного дома, Толик с неохотой отпустил мою руку и сказал:

– Вот и мой дом. Пойду я…

– Не пригласишь к себе, с родителями познакомишь? – бодро спросил папа, но Толик отрицательно помотал головой и убежал.

– Странный у тебя какой-то друг, – пробормотал папа.

– Ничего он не странный, – вступилась я за Толика, – просто у него в семье не всё так просто.

– Тогда понятно. Могу я чем-нибудь помочь?

– Можно, Толик иногда будет приходить к нам кушать? – попросила я.

– О чём разговор? Выделю маме побольше денег, пусть покупает продукты на всех. Много ли съест один маленький мальчик?

Вспомнив, сколько съел сегодня Толик, я только головой покачала.

Борька не вмешивался в наш разговор, он шёл, держа меня за руку, и был, по-моему, счастлив.

Придя домой, я хотела ещё побыть с папой, но мама сказала, что она тоже очень соскучилась по папе, забрала его к себе в комнату, закрыла дверь, и велела не мешать, им надо было поговорить о чём-то очень важном…

Ну и ладно! Мы с Юриком почитали книжку про доктора Айболита, не стихотворение, а настоящие приключения, где были и обезьянка, и собачка, и мальчик…

Потом начали укладываться спать, и я думала, приснится ли мне тот интересный сон, или я всё выдумала? Я распустила свои косички, а, чтобы волосы не запутались, собрала их в хвостик и перетянула аптечной резинкой.

Засыпая, я и не заметила, что брат пристроился рядом со мной.

…Опять звенит будильник! На этот раз я не стала вылёживаться, сразу оделась и пошла на двор.

От снега было светло, хотя снег ещё продолжал потихоньку идти.

Борьки ещё не было, наверно, спит ещё. Без помех я сделала все дела и пошла домой. Там нашла свою баночку, а тазика не было… Ну, ничего, мама просто забыла, за «разговором» с папой.

Но всё равно я загордилась собой: я уже взрослая девочка.

Только что эта взрослая девочка будет кушать? Ладно, Юрик, его в садике накормят, а я?

Но тут открылась дверь маминой комнаты, и вышла, уже одетая, мама.

– Уже встала? Сейчас накормлю, буди брата.

– А где папа?

– Папа уехал на службу.

Мне стало грустно. Даже не попрощались.

– Перед уходом он заглянул в вашу комнату, поцеловал вас. Юрик опять с тобой спит?

Я расплылась в улыбке: если мама знает про Юрика, значит, правда, что папа попрощался со мной, не забыл!

Я побежала будить Юрика, потом умываться. Зуб уже вовсю шатается, скоро выпадет, и буду щербатая, как мальчишка.

Пока я умывалась, пришёл Юрик и попросил его умыть, а то глазки никак не откроются. Я рассмеялась и умыла брата, даже помогла зубки почистить.

В это время мама отварила макароны и заправила их тушёнкой! Вот это объеденье! И чай с карамельками!

– Я сегодня чулки надевать не буду! – заявил братик.

– Это ещё почему? – удивилась я.

– Мне папа купил штаны-брюки! – ответил Юрка.

– Да, – засмеялась мама, – папа купил Юрке штанишки, я сшила ему вельветовые шортики. В садике переоденешь его, хорошо? А ты, Юрка, потом можешь прямо на шортики надевать свои штаны-брюки, и гулять! Надо ему лыжный костюмчик купить, да и тебе тоже, из старого ты уже выросла, да и потёрся он уже.

– Да, мама, скоро физкультура, ты же знаешь, спортзала у нас нет, мы на лыжах в парке ходим.

– Знаю, дочка, – вздохнула мама.

– Мама, ты по папе скучаешь?

– По папе, Сашенька, когда только у него отпуск будет?

– На Новый Год! – уверенно сказала я.

Меня во дворе ждал Борька.

– Привет!

– Привет, Борь, на, держи! – подала я ему увесистый портфель.

– Ого, ты что, кирпичей туда наложила?

– Почему кирпичей? Четыре учебника. У вас, разве, не так?

– Ну, я не все учебники таскаю…

– А где берёшь?

– У соседки! – я рассмеялась.

В садике всё прошло быстро: быстренько раздев Юрика, я натянула на него шортики, и сказала воспитательнице, что у Юрика появились тёплые штаны, которые он сам в состоянии надеть. Елизавета Петровна порадовалась за нас.

В школе тоже ничего не предвещало беды, только Дима Буданов, при встрече со мной, почему-то хмурился. Дима у нас был членом Совета отряда…

После уроков объявили классный час.

На классный час пришла Екатерина Семёновна с Витькой, у которого ещё был опухший нос, пришла и старшая пионервожатая Галя.

Нас с Витькой поставили у доски и велели молчать, пока не спросят.

– Мы будем разбирать некрасивый поступок Саши Денисовой, – сказала Екатерина Семёновна.

– А Витькин? – спросил кто-то.

– Что, «Витькин», – спросила учительница.

– Витькин некрасивый поступок? – встал Дима.

– А причём здесь Витя?

– Витька первый напал на Сашку!

– А кто видел?

– Я видел! – заявил Дима.

– И всё?

Тут зашевелился и поднялся, сначала половина, а потом, и весь класс.

– Ну, это неправда, весь класс не мог всё видеть, – усмехнулась Екатерина Семёновна, а я удивилась, узнав, сколько у меня, оказывается, друзей.

– Могли, – сказал Дима, – Была перемена, и все были в коридоре.

– Только нос разбили Вите, а не Саше!

– А вы бы хотели, чтобы Саше?!

– Не груби учителю! – прикрикнула Екатерина Семёновна, – А вы, ребята, садитесь.

Все, кроме Димы, сели.

– А ты что стоишь, Дима? Хочешь ещё что-то сказать?

– Да, хочу! Если Сашу исключат из пионеров, я первый сниму галстук!

– И мы все тоже! – крикнули с места.

– И мы, и мы! – закричали отовсюду.

– Это уже бунт! – возмутилась Екатерина Семёновна.

– Никакой это не бунт, – вступилась Раиса Ивановна, – это не педсовет, а пионерское собрание, где ребята сами должны принимать решение, правильно, Галя? – Галя кивнула:

– Только я не успела оформить всё, как следует. Надо выбрать секретаря.

– Зверева! – весело крикнул Пашка Смирнов, – У него самый красивый почерк!

– Хорошо, кто за то… Единогласно! Теперь выберем председателя… Дима. Очень хорошо!

Вот, тебе, Толя, лист бумаги, будешь вести протокол, а ты, Дима, иди сюда, будешь вести собрание.

– Что тут вести? На повестке дня у нас стоит один вопрос, разобрать поступок пионерки Денисовой Александры, и пионера Виктора Шлыкова. Кто за утверждение повестки?

– Разбирать только поступок Витьки! – встал Лёня Быков, – Сашка здесь совершенно ни причём! Предлагаю снять с него галстук сроком на месяц и объявить выговор с занесением в учётную карточку!

– Можно и без занесения, – сказал Вовка Коновалов, но со снятием… – все засмеялись, а его брат… Они, кстати, были не близнецы, двойняшки, и Сергей на сколько-то минут был старше Вовки, и крупнее. Все его считали старшим.

Так вот, старший брат встал, и сказал:

– Мы действительно слишком долго терпели выходки Шлыкова, наконец-то, хоть девочка, поставила его на место. Вообще, Саше надо объявить благодарность. А нам всем должно быть стыдно!

Сергей был уважаемым человеком, у него мама была главврачом местной больницы.

– Толя, ты записываешь? – в наступившей тишине спросила Галя. Толик кивнул.

Мы с Витькой смотрели друг на друга, и ничего не понимали.

– Ребята, – сказала я, – мы с Витей по-дружески подрались, не надо нас наказывать. Мы сейчас пожмём друг-другу руки, и больше не будем. Правда, Витя?

Витька судорожно кивнул, соглашаясь.

– Э, нет, – сказал Сергей. У нас всё записано и запротоколировано. Назад пути нет, что сделано, то сделано. И вообще, – сурово сказал он, – не думаю, что, если бы Сашку осудили, Витька попросил бы её не наказывать! – Витька молчал.

– Ну, что? – спросила Галя, – за что будем голосовать? За снятие галстука с занесением, или без занесения?

– На первый раз без занесения можно, – сказал Вовка, и все его поддержали.

– Я этого так не оставлю! – возмутилась Екатерина Семёновна, – Обвинили пострадавшего!

– Не девочку же нам осуждать! – запальчиво крикнул Дима, и все его поддержали гулом.

Екатерина Семёновна вышла, хлопнув дверью, а Раиса Ивановна сказала:

– Молодцы, ребята!

Витька постоял, постоял, и заплакал, теребя кончик своего шёлкового галстука. Мне стало его жалко.

– Может, пусть не снимает? На бумаге, будто исключили, а на самом деле…

– Хороший ты парень… Сашка! – сказал Димка, и все засмеялись. А я возмутилась.

– Не кипятись! – успокоил меня Дима, – Песню, что ли не помнишь: «хороший ты парень, Наташка». А ты будешь у нас Сашка! Но Витька должен снять свой галстук. Торжественное обещание давал? Давал. Что там сказано? «А если я нарушу это своё торжественное обещание, то пусть на меня ляжет проклятие и гнев товарищей»! Вот, что там написано! А ты, Витька, нарушал, и не раз! И сюда пришёл, чтобы поглумиться над девочкой!

– Я не…– сквозь слёзы сказал Витька. – Я не глумиться… Меня заставили…

– Сашу никто не смог заставить склониться! А ты ревёшь… Свободен.

Витька, со слезами, вышел, а мы, оформив протокол и расписавшись, направились домой.

Только думалось мне, что это ещё не конец истории.

– Толик, ты ко мне?

– Если можно.

– Я с папой поговорила, и он разрешил. С тобой хорошо уроки делать.

– Саша, можно, я по-быстрому сделаю, и почитаю? – заискивающе спросил Толик, заглядывая мне в глаза.

– Конечно можно, – засмеялась я, – только, когда мне будет что-нибудь непонятно, подскажешь.

– Подскажу!

Борьки не было, у них не было классного часа, и они разошлись по домам. Я поняла, что меня тревожило: на собрании был один наш класс. Почему не было Витькиного? Просто хотели снять с меня галстук, и всё? А теперь что? Объявят собрание незаконным?

Что теперь гадать! Что будет, то будет.

Подойдя к дому, увидели, что Борька носит воду.

– Ой! – сказала я, – У нас тоже, наверно, вода кончается! – зайдя в сени, заглянули в пустые бочки, задумались.

– В субботу у мамы большая стирка, – сказала я, – а ты как стираешь?

– Отдаю в прачечную, – буркнул Толик, – Дорого, а что делать? Иногда и заплатить нечем. Стираю только своё бельё…

– Да, надо бы помочь маме, хоть одну бочку наполнить. У меня есть маленькие вёдра…

– Давай я тебе помогу! – расхрабрился Толька.

– Пошли, сначала пообедаем? – предложила я. Толик не отказался, тем более что час обеденный уже прошёл.

Мы с Толиком подмели всё, что осталось со вчерашнего дня, потом я перемыла всю посуду, критически поглядывая на Толика: какой он всё же маленький и худенький: нагрузишь на него коромысло, с вёдрами, он и переломится!

– Ты не думай, Саш, я сильный! – понял мой взгляд Толик, – Ты думаешь, у нас дома водопровод есть?

– Ты сам воду носишь? – Толик кивнул, – А папа? – Толик засмущался: – Куда ему, с больной ногой…

А я подумала, что у нас в городе немало инвалидов войны, ходят на самодельных неуклюжих протезах, и воду носят, и дрова рубят. У нас дрова рубит мама, и уголь носит, мне не доверяет. Топор, он острый, а уголь – тяжёлый. И воду, в основном, носит мама, и стирает на руках, в субботу, полдня, потому что в субботу у мамы короткий день. Потом мы, ближе к вечеру, идём в баню, где мама моет нас с Юркой, до глубокой ночи готовит нам еду, штопает прохудившуюся одежду… Иногда и уроки у меня проверяет, но я не такая наглая, чтобы забыть про уроки, хоть в чём-то надо помогать маме! Вот и Юрика по утрам умываю и в садик отвожу.

Вздохнув, я начала собираться по воду, но замерла, глядя на Толика: не брать же его с собой в школьной форме! Обольётся, потом опять гладь ему!

– Подожди, Толька! – сказала я, и вышла во двор. Вовремя. Борька, пыхтя, тащил очередную партию воды.

– Бориска! – позвала я. Борька встал, как вкопанный, недоумённо хлопая глазами.

– Борь, у тебя есть, во что одеть Толика, нам тоже надо воды наносить.

– А ты будешь иногда меня Бориской называть? – поставил условие Борька. Я согласилась, тогда Борька быстро перелил содержимое вёдер в кадушку, и побежал искать одежду. Скоро он вынес линялый лыжный костюм:

– Вот, Саня, держи! Он тёплый, можно сверху ничего не надевать, и так будет жарко! А я тебе тоже помогу!

– Да ты устал уже! Вон как пыхтишь!

– Ничего, в другой раз и вы с Толькой мне поможете!

– Не сомневайся! – радостно ответила я.

На улице было не холодно, и мы, переодевшись с Толькой, в почти одинаковые лыжные костюмы, выглядели как два брата. Я фыркнула и достала из-под шапки свои тощие косички, чтобы меня не приняли за мальчишку.

На колонке была небольшая очередь. Я отдала Толику свои маленькие ведёрки, сама взяла мамины, десятилитровые, с коромыслом, сказав, что буду наливать по половинке, а на коромысле гораздо легче носить. Толик сначала спорил, на что я сказала:

– Смотрел картину «Тихий Дон»? Там мужчины вообще считали за позор для себя, воду носить.

– Дураки, – буркнул Толик, – нашли женское дело, такую тяжесть заставляют девчонок носить!

В душе я была согласна с Толиком.

Когда подошла наша очередь, прибежал Борька:

– Давай, сначала заполним нашу кадушку, потом вашу?! – я огласилась, думая, что Борька уже наносил воды.

Мне налили по половинке вёдер, я подлезла под коромысло, и легко поднялась. Не так уж и тяжело… В следующий раз налью немного больше.

Оказалось, Борька не наполнил и половины своей бочки! Но ничего! Согласились, значит, надо выполнять. Так мы и ходили с ставшими уже тяжелеными вёдрами, пока не заполнили Борькину, и мою, кадушки. У нас была почти пустая, ещё одна, но сил уже не осталось, и мы, потные, пошли домой.

Переодевшись, Борька попросился к нам.

– Ты нам не мешай, Борька, – сказала я, – Нам ещё уроки делать.

– Я тихонько, – пообещал Борька. И правда, сидел он тихо, пока не нашёл Юркины игрушки. Тогда он стал катать по полу деревянные машинки, забываясь и грохоча. Сначала я хотела возмутиться, но, глядя на довольное и сосредоточенное Борькино лицо, не стала портить ему настроение: мальчишки всегда мальчишки, что маленькие, что большие. Десятилетний Борька нисколько не отличается от четырёхлетнего Юрика.

Сделав все домашние задания, я спросила у Борьки, сделал ли он свои уроки.

– Нам не задавали, – спокойно ответил он.

– Смотри, Борька, – сказала я, – с двоечниками и врунами я не играю!

– Не вру я… – неуверенно ответил сосед, неохотно убирая Юркины игрушки в коробку, – Мне пора.

Борька ушёл, и скоро пришла мама с Юриком.

– Ну, как у тебя дела, дочка? – поинтересовалась мама.

– Нормальные у меня дела, – ответила я. Было собрание, меня оправдали, а Витьку исключили из пионеров на месяц, – мама даже замерла:

– Надо же!

– Да. За меня весь класс заступился, а Димка с Серёжкой сказали, что девочек обижать нельзя.

– Какие молодцы! Только ты не зазнайся, а то будешь разбивать теперь всем носы, и говорить, что ты девочка, и всегда права!

– Ну что ты, мамочка!

– Вы покушали?

– Да, мы съели, всё, что оставалось, но ещё не ужинали.

– Сейчас что-нибудь приготовлю.

Я вернулась в свою комнату. Толик читал «Пылающий остров», а Юрик забрался под кровать, вынимая оттуда игрушки.

– Толик! – вспомнила я, – Ты, когда ходишь в баню?

– А что? – насторожился Толик.

– Мужские дни среда и четверг?

– Да…

– Да вот, думаю, может, нашего мужика с тобой отправить?

«Мужик» ничего не сказал, Толик, тоже.

– Да, – подумав, решила я, – не доверю я тебе, наверно, это существо.

– Я не существо! – донеслось снизу.

– А кто ты?

– Я мальчик, – засопел Юрик.

– Ты, мальчик, пойдёшь с мальчиком Толей в баню?

– Нет. Я с тобой.

– Я же девочка.

– С тобой лучше, даже лучше, чем с мамой, – я засмеялась, а Толик, покраснев, сказал, что они, наверно, с папой пойдут, если… Что «если», Толик не уточнил, но я и так поняла, что он имеет ввиду, и решила, что обязательно схожу к ним домой, поговорю с папой Толика. Человек он, или кто? Тем более, папа. Я вспомнила своего папу, и в груди стало тепло: милый папа, как я тебя люблю, как скучаю! Хоть бы отпустили тебя на Новый Год!

Мама пригласила нас на ужин, отварив рисовую кашу на молоке. Сладкую! Мы ели, наперегонки, Юрик даже чавкал. Хороший у меня братик, не капризный.

А вот Толик что-то не торопился домой.

– Мама! – вспомнила я, – Мы воды натаскали, с Толиком. Правда, только одну кадушку, больше сил не хватило, нам Борька помог!

– Какие молодцы! – порадовалась мама, – Только ты, Саша, тяжелое не носи, рано тебе ещё, надорвёшься, всю жизнь болеть будешь.

– Я по полведёрка, и на коромысле, не тяжело, только ходить много приходится, потому и устали.

– Умницы. А ты, Толя, что загрустил? – Толик отвернулся, но я заметила, как у него подозрительно заблестели глаза.

– Что, Толик? Опять? – тихо спросила я. Толик кивнул.

– Мама, – решилась я, – Можно, Толик сегодня переночует у нас? Юрик всё равно со мной любит спать, а Толика положим наверху.

– А что случилось, Толя? – заботливо спросила мама.

– Не спрашивай, мама, а то заплачет… – но Толик и так уже тихонько плакал.

– У него что-то дома? – спросила меня мама

– Да, – вздохнула я, – ему опять не дадут поспать.

– Ты бы сходила к нему, Саша.

– В воскресенье схожу, – Толик гневно взглянул на меня, но промолчал.

В своей комнате мы с Юриком не торопясь, разделись и улеглись под одним одеялом. Теперь Юрик не прятался от меня, он прижался горячим тельцем и счастливо засопел мне в ухо.

Потом, спросив разрешения, зашёл Толик, погасил свет, быстро разделся и торопливо взлетел наверх. Повозился там, затих, потом мне послышались тихие всхлипывания.

Я терпела, потом встала, подвинула табуретку, и, встав на неё, разглядела в темноте Толика.

Кроме блестящих глаз почти ничего видно не было, видно было, как Толик вцепился в одеяло.

– Ты чего, Толик? – спросила я. Толик сначала отмалчивался, потом сказал:

– Папа стал сильно пить, с каждым разом всё хуже и хуже. Особенно, когда с тётей Яной. Она меня не любит, когда папа не видит, за ухо таскает, шлёпает. Сегодня она у нас дома, вот я и попросился…

Я не выдержала, погладила Толика по голове. Толик замер, но ничего не сказал.

– Успокойся, Толик, – тихо сказала я, – вот сходим к тебе домой, и я всё скажу твоему папе. Ему станет стыдно, и всё изменится.

Толик недоверчиво сопел, но ему были приятны мои слова.

– Ты, когда меня утром будешь будить, не сдёргивай одеяло, – смущённо попросил он.

– Почему? – удивилась я.

– У меня… трусов нет, – ещё больше смутился мой друг.

– Почему это ты без трусов? – удивилась я.

– Старые расползлись совсем, я их постирал, они ещё не высохли, а новые я собираюсь купить на пенсию.

– Какую пенсию?

– Папа, по инвалидности, получает пенсию. Если от денег что останется, – закончил он тихо, а я совсем расстроилась.

Может, я и предложила бы ему свои трусики, да и у меня не слишком много их, только на сменку.

Да и наденет ли он девичьи? Я бы надела, потому что спать без трусиков я не привыкла, хотя мама и говорила мне, что лучше спать в длинной ночной рубашке, и без трусиков, потому что резинка мешает крови перетекать по телу, особенно в районе малого таза… Это я запомнила, потому что смешно было: у меня есть таз! Но не люблю я ни маек, ни рубашек, перекручиваются они, наверно, я верчусь во сне.

Ничего не придумав, я пожелала Толику спокойной ночи, и сама улеглась, нежно обняв братика, как игрушку.

Утром, встав, я растолкала Толика и отправилась на процедуры. Опять опередила Борьку, но он вышел, и терпеливо ждал меня, на этот раз надев штаны.

– Что ты там так долго? – попенял он мне, – Верёвку проглотила?

Я, молча, набрала снегу и засунула ему за воротник.

– Ай, дура! – взвизгнул он от холода.

– Не будешь дразниться! – объяснила я ему свой поступок, и спокойно пошла домой.

Но меня настиг снежок, выпущенный меткой рукой Борьки.

– Ах, так! – рассердилась я, но мой снежок опять разбился о дверь уборной.

– Ну, погоди! – рассердилась я, – Не дам тебе сегодня портфель нести, сегодня Толик понесёт!

Молчание.

– Толик что, придёт к тебе?

– Зачем придёт? Он сегодня ночевал у меня…

– Как, ночевал?! – закричал Борька, открывая дверцу. Даже штаны не натянул.

– Чего ты? – удивилась я, стараясь не смотреть на Борьку.

– Я тебе этого…

– Ты что, Бориска? Мы его положили на Юркино место, а Юрка спал со мной.

Борька скрылся за дверью, оттуда послышался протяжный всхлип.

– Вот чудак! – удивилась я.

Зуб совсем расшатался, даже оторвался с одной стороны, но отрывать совсем было больно, и я оставила его на месте.

Когда опять ко мне пришёл Юрик, стало не до зуба. Раньше всё говорил «я сам», а теперь ходит за мной, даже просит попку вытереть, когда на горшке посидит. Совсем в детство впал!

Толик, тоже, ушёл в уборную, и не вернулся. Когда я вышла, посмотреть, увидела, что они с Борькой барахтаются в снегу.

– Борька! – крикнула я, – немедленно отпусти Тольку, или ты мне больше не друг! Ты же обещал, что будем дружить втроём?!

Клубок тел, шумно пыхтя, распался. Мне они ничего не сказали, но я поняла, что миром всё это не кончится: у нас получился классический треугольник – одна девочка и два мальчика.

Хотя, что мешает нашей дружбе? Так ничего и не поняв, я пошла, следом за Толиком, домой.

Когда завтракали, я надкусила твёрдую сушку, и зубик надломился. Больно, даже слёзы выступили.

– Что такое, Саша, – забеспокоилась мама.

– Зуб… – прошептала я.

– Заболел?

– Выпал… – открыла я рот, показывая, что он висит на десне, покачиваясь.

– Сейчас, потерпи, – мама взялась за зуб пальцами, и дёрнула. Я ойкнула, и стала зализывать ранку в десне. Мне показалось, что там остался мягкий зубик.

– На вот, свой зуб, – сказала мне мама, – Найди мышиную норку, положи его туда и скажи: «мышка, мышка, на тебе зубик деревянной, дай мне зубик костяной!». И скоро у тебя вырастет новый крепкий зуб!

Я взяла зуб, и задумалась, где найти норку. В чулане кто-то утром шуршал! Мышей я не боюсь, только крыс. Они жутко выглядят, страшные и злые.

Сбегав в чулан, я оставила в углу свой зуб, произнесла заклинание, и, довольная, вернулась.

– Саша, ты опять опаздываешь! – сказала мне мама. А я подумала, и решила отдать Толику свой летний костюмчик. Пусть пододевает под форму, а то холодно ему, без нижнего белья.

Толик не долго отказывался, пообещав, что как только купит себе маечку с трусиками, постирет и вернёт. Я же подумала, что к лету я вырасту из него, пусть носит! И дома у нас… Мелькнула мысль о втором брате, а то Борька намекает тут на всякие глупости! Побить его, что ли?

По дороге в садик я смилостивилась и отдала свой портфель Борьке. Борька был доволен.

Возле садика я проворчала:

– И когда ты вырастешь, сам будешь переодеваться? Может, сегодня начнём?

Но Юрик с такой тоской посмотрел на меня, что продолжать я не стала, а опять завела в группу, переодела братишку и сдала с рук на руки воспитательнице. В благодарность Юрик наклонил меня к себе и поцеловал на прощанье. Я люблю своего брата, поэтому ответила на его поцелуй.

Елизавета Петровна улыбалась, глядя на нас.

– Мне кажется, он тебя любит больше, чем маму.

– Я же старшая сестра… – смутилась я. Но больше, чем маму, никого любить невозможно, только папу.

В школе ко мне подошёл Димка Буданов:

– Сашка, сегодня собирается Совет отряда…

– И что? – неприятно засосало у меня под ложечкой.

– Ничего. Тебя даже вызывать не будут.

– Что же ты меня пугаешь?

– Тебя напугаешь! – рассмеялся Димка, – Тебе бы короткую причёску с чёлкой – вылитый пацан!

– Димка! – рассердилась я, – Как дам сейчас! – Димка расхохотался и отскочил:

– Не поймаешь, не поймаешь!

– Дети! – сказала я в сердцах, вспомнив фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён». Да и правда, эти мелкие, ведут себя ещё совсем, как дети. Вон, Борька… Однако, как он утром! Даже штаны потерял! Я прыснула в кулачок.

– Что это вы беситесь? – строго спросила Раиса Ивановна, входя и строго блестя очками.

– Я сказал, что Сашка на мальчика похожа, а она разозлилась! – беззастенчиво признался Дима.

Раиса Ивановна с интересом посмотрела на меня и сказала:

– Тебе бы, Саша, короткую причёску с чёлкой… – учительнице я не могла ничего ответить, только запыхтела и побледнела.

– Ты что, обиделась, Саша? Мы же, шутя! – я отвернулась, чтобы никто не видел моего разгневанного лица, придумают тоже: я похожа на этих противных мальчишек, у которых одни глупости на уме! Из всех мальчишек я люблю только Юрика! Ну и Тольку… Борьку… Димку.

Нет, есть среди них и нормальные! Я улыбнулась и пошла занимать своё место, потому что зазвенел звонок.

Шёл урок «Рассказы по истории СССР». Раиса Ивановна рассказывала про Отечественную войну 1812 года и про кавалергард-девицу Дурову, которая переоделась пацаном, и воевала среди гусар, при этом учительница поглядывала на меня. Я делала вид, что не замечаю этих взглядов, думая о своём.

Мы уже смотрели кино «Гусарская баллада», и я никак не могла отделаться от мысли, что всё это наиграно: ну как девочка столько времени провела среди мужчин, и они её не разоблачили?!

Они что, не мылись никогда? Ладно, мальчиков можно обмануть, но не взрослых мужчин!

– О чём, Саша, задумалась? – поинтересовалась у меня Раиса Ивановна.

– Да так, вспомнила кино… Но про Дурову -то, всё правда?

– Конечно, эти события и легли в основу сценария.

– А они в баню ходили? – в классе все расхохотались, а потом, с интересом, посмотрели на учительницу. Раиса Ивановна растерялась:

– Как-то такими подробностями не интересовалась! А почему ты спрашиваешь? – ребята опять рассмеялись.

– Трудно скрыть, что ты девочка, если моешься в одной бане с мальчиками, – заявила я.

– С тобой не поспоришь, Саша, но, наверно, ей устраивали отдельную баню. Помнишь, с ней был слуга…

– Тем более интересно, – перебила я учительницу, – Или, может быть, тогда мальчики мылись отдельно от мужчин?

– Всё может быть, но ты мешаешь мне вести урок!

– Простите… – извинилась я, а Раиса Ивановна продолжила рассказ, как Наполеоновские войска гнали по старой Смоленской дороге, как солдаты гибли от голода и холода, а мне на ум приходили события недавней войны, рассказы фронтовиков, которые приходили к нам в школу.

Больше ста лет прошло, а условия на войне не изменились! Да и войны эти! Каждый человек кому-то дорог, вон, у нас, и дедушка погиб, и бабушка умерла рано, заболев на вредном производстве.

Сейчас бы жили вместе, помогали друг-другу. Мне стало грустно.

После уроков я спросила у Толика, не сходит ли он к себе домой, папа там, наверно, с ума сходит.

Толик кивнул.

– Слушай, Толик, а ведь сегодня пятница!

– Ну и что? – растерянно спросил Толик.

– Как что? В баню ты не сходил!

– И ладно…

– Нет, не ладно! – решительно сказала я, и Толик покраснел:

– Есть ещё одна баня… в городе…

– Что там, пристают пацаны? – Толик кивнул.

– Давай, я тебя провожу, со мной никто не пристанет.

– Ну вот ещё, – смущённо пробормотал Толик, – осталось мне, за девчонку прятаться!

– Почему прятаться? – удивлённо спросила я, – ты не хочешь со мной гулять? – Толик вскинул глаза на меня: – Что ты! Очень хочу!

– Вот и пойдём, сходим. Во что бы тебе переодеться… Мои плавки наденешь? – Толик покраснел до свекольного цвета.

– Слушай, а в чём ты летом ходишь? – Толик подумал, и расцвёл:

– У меня же есть шорты и футболка!

– Чистые? – кивок, – Вот и прекрасно, давай, отнесём к нам портфели, возьмём банные принадлежности, твою одежду, и прогуляемся! Заодно посмотришь, как там, дома.

Толик заулыбался, и мы поспешили домой.

Некоторых могут удивить мои слова, что с девочкой пацана никто не тронет. Это не простые слова, существовал у нас негласный кодекс: если мальчик гуляет с девочкой, никакой хулиган не смеет их тронуть, также и парень с девушкой. Правда, после того, как проводит… Но и тут существует кодекс чести: драться только один на один, удары ниже пояса запрещены, лежачего не бить. Нарушившего правила могут побить свои же товарищи. Некоторые называют это понятиями, но некоторые понятия бывают лучше закона.