Текст книги "Школа самообороны для женщин и драконов"

Автор книги: Александр Карцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

А вот на пункте боепитания мне понравилось. Я помог ребятам, раздатчикам боеприпасов, собрать машинку для снаряжения ленты тридцатимиллиметровыми снарядами для автоматической пушки БМП. Здесь я был как дома. В Афганистане наш полк воевал на БМП-2. Все эти железочки, коробочки и причиндалы были для меня самыми близкими и знакомыми существами.

Мою фамилию назвали среди стреляющих. Это означало, что контрольный опрос уже закончился. Ну и, слава богу! Я расписался в списке ознакомившихся с мерами безопасности. Схватил ленту с выстрелами к автоматической пушке и пулеметную ленту к ПКТ (пулемет Калашникова танковый). Пулеметная лента была явно лишней. При тридцатимиллиметровой автоматической пушке, установленной на БМП-2, любой пулемет был явно лишним.

Я попал в один экипаж с Олегом. Это было хорошей приметой. Всегда хорошо воевать рядом с хорошим человеком. Первым стрелял Олег. И это тоже было хорошей приметой. Можно было немного осмотреться. Познакомиться с мишенной обстановкой. И самим стрельбищем.

Я помог Олегу зарядить пушку. Судя по всему, в училище офицеры стреляли из БМП-2 не часто. Олег был очень толковым офицером. И руки у него были золотые. Но опыта работы с вооружением БМП ему немного не хватало. Через минуту мы доложили на вышку о готовности. Ребята на других направлениях здорово тормозили. Но вскоре и они были готовы.

Пришла команда на начало движения. Машины двинулись вперед. После гор стрелять на равнине было немного необычно. И хотя Олег не стрелял как мы в Афганистане, сидя на башне и управляя голыми ногами электрическими пультами автоматических пушек. Наводя их по стволу. Все равно было здорово. Олег поразил какую-то большую мишень метрах в шестистах от нас, прозевал пулеметную мишень. Зато четко положил третью, поднявшуюся мишень, длинной очередью из пулемета. Мы разрядили оружие и вернулись на исходную. Теперь наступила моя очередь.

Мы снова зарядили пушку, доложили о готовности. И по команде двинулись вперед. Поднимались какие-то мишени. Я не знал точно, сколько их будет, поэтому стрелял одиночными выстрелами из пушки. При работе с прицелом и со стабилизатором промахнуться было сложно. В горах попадать было труднее. Там мишени стреляли в ответ. И не были такими большими. К тому же здесь они были на одном уровне. Это здорово упрощало задачу. Все происходящее вокруг очень сильно смахивало на какую-то компьютерную игру. Я стрелял по всему, что движется. И, кажется, не промахнулся ни разу.

Мы снова разрядили оружие и вернулись к вышке. Следом стреляла другая смена. Кажется, все обошлось. Оценка меня интересовала не очень. Но я опасался по привычке кого-нибудь подстрелить. И, кажется, что-то я все-таки сделал не так. Первые сомнения у меня появились, когда Олег спросил, почему я не стрелял из пулемета. Странный вопрос. А зачем вообще стрелять из пулемета, когда есть пушка?! Но сомнения у меня все-таки появились. Что-то я сделал не так.

Когда я направился на пункт боепитания сдавать оставшиеся выстрелы от пушки и неизрасходованную пулеметную ленту, на вышке появился генерал. Появился явно неспроста.

– Карпов?

– Так точно, товарищ генерал.

Больше он ничего не сказал. Развернулся и вошел внутрь пункта управления. Вид у него при этом был довольно хмурый. Сомнений у меня не оставалось. Точно, кого-то убил. Может быть, еще не много. Так, одного-двух? Стоило ли генералу расстраиваться из-за таких пустяков?!

Настроение у меня и до того было не очень. Теперь оно вошло в фазу ожидания. Оставалось только дождаться разбора полетов. Узнать приговор. Но ко мне никто не подходил. Никто меня не ругал, не называл преступником. Но и не хвалил.

Пришлось ждать, когда отстреляют последние. Время тянулось, как только оно может тянуться. Когда не летит стремительно и неуловимо. Но конец приходит всему. Закончились и стрельбы.

Нас снова построили перед командной вышкой. С неё спустился генерал и офицеры, руководившие стрельбами. На небольшом листочке у генерала были записаны результаты стрельб. Он подходил к каждому офицеру. Объявлял его оценку, коротко отмечал недостатки. Хвалил отличившихся. Таких было немного. Как правило, это были преподаватели кафедры огневой подготовки. У остальных результаты были не ахти. В основном удовлетворительные оценки, но много было и неудов. Олег за стрельбу получил оценку «хорошо». Генерал остановился передо мною. Поднял руку, хотел что-то сказать, но промолчал. Опустил руку. И пошел дальше.

– Хорошо. Удовлетворительно. У вас – тоже удовлетворительно. Хорошо. У вас – двойка. У вас – тоже двойка.

Мое настроение из фазы ожидания опустилось куда-то вниз. Если у меня даже не двойка, тогда что же? Неужели, чтобы оценить мою стрельбу даже оценки не существует? А как же единицы, нули, область отрицательных чисел? Я уже догадался, что разбор полетов еще даже и не начинался. И начнется он с меня. Да и закончится, судя по всему, тоже на мне. Как всегда, расстреляют. И мне уже было даже не очень интересно, за что?

Генерал вышел на середину строя. Вид он имел грозный. Строй притих в ожидании грозы. И гроза не замедлила разразиться.

– Старший лейтенант Карпов, выйти из строя.

– Я. Есть. – Я сделал два шага вперед и повернулся лицом к строю.

Что будет дальше, я уже знал. Видел где-то в кино. Сейчас с моего кителя сорвут погоны. Сломают шпагу над головой. Измажут дёгтем и изваляют в куриных перьях. Нет, это, кажется, уже из другого фильма? Увы, жизнь иногда бывает забавнее любого кино. Того, что произошло дальше, я не мог ожидать и в самом кошмарном сне. Над моей головой разразилась гроза.

– Товарищи офицеры. Результаты стрельбы неудовлетворительные. Кроме кафедры огневой подготовки ни одно подразделение и ни одна кафедра не уложились даже на удовлетворительную оценку. Позор! Вроде бы и стреляете вы часто, а результата не видно. – Генерал сделал небольшую паузу. Видимо он не знал, что часто – это когда стреляешь ежедневно. А не раз в месяц, как стреляли командиры курсантских подразделений.

– Вот старший лейтенант. – Начальник училища показал на меня. – Приехал из Средней Азии. Кроме верблюдов и баранов там ничего больше не видел. БМП увидел только у нас в училище. Стрелял из неё впервые. И как стрелял?!

Кажется, мы подобрались к самой забавной части его монолога. Это было не очень интересно, но для приличия в кино перед расстрелом обычно зачитывали приговор.

– Старший лейтенант поразил все мишени. Свои. И, кажется, на двух соседних направлениях. Я ничего не путаю?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант. – Подтвердил его слова руководитель стрельбы.

– И, если не ошибаюсь, у вас, товарищ старший лейтенант, еще и боеприпасы остались после стрельбы?

– Так точно, товарищ генерал, остались…

Генерал развел руками. Больше говорить было не чего. Я понимал, что вводная часть речи закончилась. Теперь, после мишеней, скорее всего, генерал перейдет к перечислению подстреленных мною старушек и крупного рогатого скота. Я не ошибся, генерал действительно продолжил свою речь.

– Товарищи офицеры. Смирно. За отличную стрельбу старшему лейтенанту Карпову объявляю благодарность. Молодец лейтенант. Все бы так стреляли. Встать в строй.

– Служу Советскому Союзу. Есть.

Я вернулся на свое место. Это было настоящим шоком. Меня не расстреляли. Это было что-то новенькое. Обычно меня всегда за что-нибудь расстреливали. Нам дали команду разойтись на перерыв. Через десять минут мы должны были собраться у автобусов. Один из офицеров сказал, что вообще-то по некоторым мишеням надо было стрелять из пулемета. Сказал так, ни к кому не обращаясь. Сказал в никуда.

– Наверняка раздолбил все подъемники.

– Ну, извини. – Что я мог ему ответить? За последние годы меня отучили мелочиться. Кому нужен этот пулемет, если есть автоматическая пушка?! К ней бы еще осколочно-фугасные снаряды, а не эти болванки! Вот бы повеселились. Ко мне подошел комбат. Молча пожал руку. Кажется, я был реабилитирован. Посмертно. В его глазах тоже появилось что-то новое. Похоже, после этой стрельбы мой тезка, Сергей Иванович, был готов простить мне многое. Из того, что я еще натворю. А то, что натворю, он теперь не сомневался. Сергей Иванович обладал просто удивительным даром предвидения.

Это было хорошей новостью. Понятно, что с верблюдами и баранами генерал немного переборщил. Хотя Ограниченный контингент советских войск в Афганистане организационно и входил в Краснознаменный туркестанский военный округ, между службой в ТуркВО и в Афганистане была некоторая разница. В Афганистане мы не только любовались верблюдами и баранами, но и довольно много стреляли. Стреляли и в нас. К тому же в училище уже и так было довольно много афганцев. Андрей Асеев, Игорь Волобуев, Мишка Тимохов. Они отстреляли упражнение ничуть не хуже меня. Правда, они знали условия упражнения и стреляли только по своим мишеням. В отличие от меня.

Ребята подошли меня поздравить. Рядом с ними я чувствовал себя сухо и защищённо. Здорово, когда рядом с тобой такие ребята! Все вместе мы направились к автобусам. Нужно было ехать на танкодром, сдавать вождение. Это было уже попроще. Стрелять и водить БМП куда легче, чем рассказывать условия упражнения.

Настроение стало немного подниматься. Прошло почти пол дня, а я до сих пор никого не подстрелил. К тому же и меня самого до сих пор не расстреляли. Это было хорошей новостью. Не люблю, когда меня расстреливают. То, что генерал объявил мне благодарность, прошло как-то мимо меня. Я всегда считал, что кусок колбасы лучше любой благодарности. Но доброе слово и собаке приятно. К сожалению, я не был собакой. Я был драконом. Маленьким, но очень добрым. Мягким и пушистым. Хотя и выглядел почему-то немного напуганным. Вокруг было слишком много людей. Можно подумать, что если бы вокруг вас, людей, бегало несколько десятков драконов, вы чувствовали бы себя иначе?!

Вообще-то в моей стрельбе не было ничего необычного. И не было ничего удивительного. Еще в Афганистане Сергей Урусов, начальник штаба танкового батальона и мой очень хороший друг рассказывал, как в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году он присутствовал на показных учениях с боевой стрельбой. Проводились они на курсах «Выстрел» под Солнечногорском для ветеранов Великой отечественной войны. И были приурочены к сороковой годовщине победы над фашистской Германией.

На стрельбище отрабатывался второй этап учений, когда после вынужденной обороны наши войска переходили в решительное наступление. Мотострелковая рота на боевых машинах пехоты БМП-2, усиленная танковым взводом под прикрытием огня артиллерии и авиации со всех стволов громила и уничтожала фанерные макеты, изображавшие противника. Смотрелось это эффектно. Все стрельбище было затянуто густой пеленой дыма и пыли. И, конечно же, разрывами снарядов и авиабомб. И хотя они были обычными болванками, огневая мощь, продемонстрированная на учениях, подавляла и восхищала одновременно. И ветеранам было на что посмотреть.

Учения закончились. Командиры проверили оружие и машины вернулись на исходную позицию. И тут раздался голос одного из ветеранов.

– Товарищ генерал. – Обратился к руководителю стрельб старенький полковник со звездой Героя на кителе и с танковыми эмблемами на петлицах. – Я всю войну провоевал наводчиком на Т-34. Разрешите хоть разик выстрелить из современного танка. Вспомнить молодость.

Пойти ему навстречу было не сложно. Тем более что после учений у танкистов остались неизрасходованные боеприпасы. Генерал дал добро. Засуетились его помощники. С командной вышки пришло подтверждение, что на одном из направлений для выполнения упражнения учебных стрельб мишени готовы.

За заряжающего в танк сел капитан, командир танковой роты. Место наводчика занял полковник-танкист. Капитан попытался в двух словах объяснить, как работает лазерный дальномер. Как пользоваться баллистическим вычислителем и прицелом. Как запускать стабилизатор пушки и как…

– Не суетись, сынок. – Прервал его полковник. – Я разберусь.

Поправил шлемофон на голове. И дал команду механику на начало движения. Танк устремился вперед. Метрах в восьмистах прямо по курсу поднялась первая мишень. Полковник наблюдал за «полем боя» не в прицел, а в один из триплексов. Угол обзора у него был гораздо шире, чем у прицела. А, значит, и поле боя просматривалось намного лучше. Вообще-то триплексом называется материал, состоящий из трех слоев. Он не разлетается при ударе на осколки, так как куски пластин удерживаются соединительным слоем. Но в БМП, бронетранспортерах и танках триплексами традиционно называли приспособления, внешне напоминающие перископы, которые располагались почти по всему периметру командирской башенки. И трехслойный материал был лишь частью этих приспособлений, необходимых для безопасного наблюдения за полем боя. Полковник громко крикнул в ТПУ, танковое переговорное устройство:

– Короткая.

Что означало команду механику сделать короткую остановку. Механик услышал эту команду и без переговорного устройства. Не услышать её в танке мог только покойник. Пока что в танке все были живыми. Он резко рванул рычаги управления на себя. Танк замер, как вкопанный.

В это время полковник прицелился по стволу и сделал первый выстрел. Засек место разрыва, достал из кармана гвоздь и на стекле триплекса сделал небольшую царапину. В прицел он даже и не смотрел.

При виде такого варварства капитан задохнулся от гнева. Он готов был убить этого деда за порчу казенного имущества на месте. Без суда и следствия. Но реализовать свою кару не успел. Полковник снова громко крикнул:

– Механик, вперед.

Танк устремился дальше. Капитан успел лишь удовлетворенно заметить, что в первую цель полковник не попал. «Мазила»! – Подумал он. Но тем временем на поле появились следующие мишени. И больше полковник не мазал.

Он снова командовал механику:

– Короткая.

Смотрел в триплекс и посылал снаряд в сторону цели. Удовлетворенно хмыкал и давал команду на продолжение движения. Остальные мишени были поражены. Все до одной. После стрельбы капитан был похож на инопланетянина. Он вылез из танка и пошел в никуда. Его остановили.

– Ну, как дед?

Капитан в ответ развёл руками. Он был в шоке. Как можно было поразить все мишени, кроме первой, без использования прицела и лазерного дальномера, без стабилизатора и баллистического вычислителя у него не укладывалось в голове. Как можно стрелять, наводя орудие по стволу через триплекс с помощью какого-то «Хм» и какой-то матери, ему было совершенно не понятно.

Полковник что-то пытался ему объяснить. Говорил, что если отметить на триплексе точку разрыва снаряда, можно наводить эту точку на цель. И тогда промаха не будет. Особенно при стрельбе на прямую наводку с места. В течение одного дня, когда маловероятно резкое изменение погоды, ветра и давления воздуха. При стрельбе промаха не будет. (Кстати, точно так же работают и многие снайперы. Наводя точку падения пули на оптическом прицеле на цель, поражают её вторым выстрелом. Летом тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года недалеко от Баграма мне пришлось работать против одного стрелка. Он вел огонь по одной из наших сторожевых застав из английского Бура с расстояния более полутора километров. У меня же была только снайперская винтовка Драгунова с прицельной дальностью в тысячу триста метров. Попал в него я только с четвертого выстрела).

Затем необходимо сделать еще несколько линий на триплексе. На следующий день можно будет снова пристрелять танк. Запомнить линию, на которую выпадет разрыв снаряда. И спокойненько воевать целый день. Если, конечно, тебя за этот день не сожгут фашисты.

Все это попахивало каким-то бредом. Но стрельба старого полковника говорила сама за себя. А значит, что-то в его словах все-таки было. Видно дед еще не совсем выжил из ума. В отличие от капитана. Капитан после этого написал рапорт с просьбой отправить его в Афганистан, где служил честно. И за два года не потерял в боях ни одного подчиненного. А это было для него самой большой наградой. За эти показные учения, за испорченный триплекс и истрепанные нервы.

А ветераны не спешили уходить со стрельбища. Один из них, полковник-артиллерист, мял в руках фуражку. Словно хотел что-то сказать и все не решался. Когда его о чем-то спросили, он ответил явно невпопад. Словно продолжал разговаривать. Тихо сам с собою.

– Да, танкисты всю войну прокатались в своих шлемах. Пехота носила воду и кашу в своих касках. А мы жгли фашистские танки своими фуражками.

Еще один дед выжил из ума. Как можно жечь танки фуражками? Но кто-то все-таки не удержался и спросил его об этом. Вместо ответа дед показал свою танкоопасную фуражку. Ничего особенного в ней не было. Но, приглядевшись, один из офицеров заметил на козырьке фуражки две небольшие зарубки. А дед объяснил их предназначение.

Командирами орудий на фронте часто были не очень сильные в науке сержанты. Те, которые закончили сержантские учебки погибли еще в первые дни войны. А свежеиспеченным в полковых школах сержантам военных знаний явно не хватало. Определять дальность до фашистских тигров с помощью бинокля и расчетов по формуле тысячной многим было довольно сложно. Да и времени для расчетов порой просто не хватало.

Поэтому еще на занятиях в полковой сержантской школе командир учебной батареи подводил будущих сержантов к одному из подбитых немецких танков. От этого танка они шагами отмеряли дальность, с которой могли открывать огонь из своих орудий прямой наводкой, а дальше происходило самое интересное.

Каждый из будущих сержантов делал на козырьке своей фуражки две засечки так, чтобы немецкий танк умещался между ними по ширине. Теперь все было очень просто. Как только на поле боя вражеский танк умещался между этими двумя рисками, командир орудия знал, что танк вышел на дальность прямого выстрела. И он подавал команду расчету.

– Бронебойным. Прямой наводкой. В центр цели. Огонь!

Вот так и воевали. И победили.

Да, действительно, в моей стрельбе из БМП тоже не было ничего удивительного. Все это называлось боевым опытом. Он довольно быстро приобретался на войне. Правда, с кровью и потом. Зато после войны забывался гораздо быстрее. И легче. Такова была особенность нашего народа. Мы не помним зла. И плохо знаем свою историю. Поэтому на каждой новой войне нам приходится заново изобретать велосипед. И заново с потом и кровью учиться воевать.

Не случайно в разные периоды Великой Отечественной войны на одного убитого немецкого солдата приходилось до восемнадцати наших солдат. Страшная статистика! Ну, да стоит ли думать о таких пустяках?! Наши женщины нарожают новых солдат. Пушечного мяса для новых войн у нас еще хватит.

Вот только как объяснить матерям, что их дети не станут солдатами и их защитниками. Высоко профессиональными и хорошо подготовленными, а снова станут обычным пушечным мясом. Профессионалов нужно учить, им требуется современное оружие и хорошая зарплата. К тому же они задают так много лишних вопросов. Хотя к счастью, в первую очередь задают их самим себе. Но ведь задают!

В тысяча девятьсот сорок первом году под Одессой немцы высадили воздушный десант. Парашютно-десантную роту численностью около восьмидесяти человек. Для его уничтожения в городе был немедленно сформирован Ударный коммунистический батальон из рабочих и горожан. Всего около шестисот человек. Правда, возникли некоторые проблемы с их вооружением. В связи с нехваткой времени из ближайшей части успели подвезти лишь несколько ящиков с ручными гранатами. По две гранаты на каждого. Командиру батальона и политруку выдали по нагану.

Через два часа немецкий десант был уничтожен. У наших тоже были потери. От батальона в живых осталось человек двадцать. Не более. Вот так воевали. И так победили.

Глава 6

Странный сон. Почему мне приснилось училище и эта стрельба? Никогда не получал удовольствия от снов с военной тематикой. Вот если бы приснилась красивая девушка, совсем другое дело! Тогда можно было бы и не просыпаться совсем.

Я привычно пошарил рукой вокруг. Но вокруг было пусто. Рядом со мной никого не было. Ни одной красивой и любимой девушки! Это было просто ужасно! Спать одному – самая большая глупость на свете! Зато стало понятно, почему приснился такой бестолковый сон. Когда рядом с тобой в кровати нет любимой девушки, в голову всегда лезет всякая ерунда. Хорошо еще, что ночью мне не снились кони. Лекки, его подружки. И ночные поездки по лесу. Второй раз все это безобразие я бы не пережил.

Но жизнь давно уже научила меня достаточно серьезно относиться к своим снам. Они были продолжением реальной жизни, а иногда даже опережали её на несколько дней. О чем-то предупреждали, предостерегали. Не прислушиваться к ним, и не обращать внимания на эти предупреждения было глупо. Хотя кто из нас настолько умен, чтобы все делать правильно в этой жизни?! Может быть, вы? Ну, уж точно, не я.

Через пару минут после пробуждения от моего сна не осталось и воспоминания. Если бы мне приснилась красивая девушка, я помнил бы о ней гораздо дольше. Возможно всю свою жизнь. До обеда. А что толку в других снах?! По-настоящему важны только сны о красивых и любимых девушках. После этих снов просыпаешься с глупой и довольной улыбкой на губах. И с наивной мыслью, что жизнь продолжается. Что жизнь прекрасна. И что нужно жить. Просыпаясь, целовать любимую девушку и… Продолжать жить. И она действительно прекрасна! Да, нет, я не о жизни. А о том чуде, что лежит у тебя на плече. О самой прекрасной и сказочной девушке на свете. Какие у неё мягкие, шелковистые волосы! Какие сладкие губы! Какая она сама сладкая! Боже, как ужасно просыпаться одному!

В дверь постучали. Это был Миша. Он принёс польскую военную форму (с погонами капитана), берцы и десантный берет.

– Галант передал. – И спротянул ещё какую-то книгу. Мне было не очень понятно, что Кшиштоф мне предал: книгу или форму? Но форма была очень кстати. После вчерашней ночной прогулки моя выглядела довольно печально.

На полном автопилоте я открыл книгу. Похоже это было какое-то справочное пособие по истории военного училища Вроцлава. На польском языке. На внутренней стороне обложки теснились дружеские надписи Миши и обоих Кшиштофов. Разбирать, что там написано у меня еще не было сил.

Я положил книгу на тумбочку, кивком поблагодарил Мишу, и попросил его немного подождать. Как здорово, что после Афгана я хожу с небольшой бородой (больше напоминающей трёхдневную щетину). Можно сэкономить уйму времени на бритье. Еще бы придумать что-нибудь с умыванием?! Из зеркала на меня смотрело чье-то чужое измученное и исцарапанное лицо. Судя по ушам и хвосту этому зайцу должно было быть никак не меньше ста лет. Хотя в документах и было черным по белому записано двадцать шесть лет, так это же не повод верить всему, что написано. На амбаре вон, сколько всякого написано, а в нём дрова лежат. А не изделия интимного предназначения, перечисленные в надписях.

Через двадцать минут мы были уже в столовой. Да, кормили здесь просто потрясающе! Если бы не воспоминания о вечернем кошмаре, я был бы почти счастлив. Нет, не был бы. Сегодня утром я проснулся один. А значит, я был несчастлив. Я был в печали. Развеселил меня Кшиштоф Галант. Он подсел к нашему столику и обрадовал нас новостью. После завтрака мы идем на стрельбище. Сдавать очередной тест. Я не рассмеялся. Я опасался, что если засмеюсь, смех очень легко может перейти в истерику.

«Я есть очень крутой инструктор», – вспомнилось мне вдруг вчерашнее. Я никак не мог понять, кто здесь кого имеет? Еще день назад мне казалось, что я приехал в Польшу учить жизни и разведподготовке польских курсантов. Гонять их до седьмого пота. Быть для них царем и богом. В последние часы у меня все чаще и чаще закрадывались сомнения на этот счет. Возможно, меня пригласили сюда совершенно для других целей. Обычный маленький эксперимент. Видимо поляков интересовало, надолго ли меня хватит? Надолго меня не хватит. В этом я не сомневался. При таких измывательствах над моей пятой точкой опоры, при травле меня лошадьми и ночных прогулках даже то, что меня здесь так хорошо кормили, не могло кардинально ничего изменить. Надолго меня не хватит. Еще один экзамен и все. Инструктор капут.

Мы пришли на стрельбище. Хорошо еще, что курсантов там не было. Только офицеры. Но их было слишком много. Кроме офицеров училища на стрельбище были еще и офицеры местного полицейского управления. Они тоже сдавали какие-то экзамены по стрельбе.

Упражнение у них было довольно интересное. На дальности пятнадцати-двадцати метров поднимались три ростовые мишени. И двигались в разных направлениях около десяти секунд. За это время полицейский должен был достать пистолет из кобуры, снять его с предохранителя, дослать патрон в патронник и открыть огонь. Через десять секунд поднимались три новые мишени. Необходимо было сменить магазин и продолжить стрельбу. Я невольно засмотрелся, как полицейские ловко справлялись с этим заданием. Похоже, это были не просто полицейские. Скорее всего, какое-то специальное подразделение.

Один из полицейских подошел ко мне.

– Интересно? Мне сказали, что пан приехал из России. И что пан служил в армии. Я был в России. Учился в Москве. Пан не хочет попробовать пострелять?

– Бардзо дзенкуе, пан (Большое спасибо, пан). Что-то не хочется.

Удивительно глупая ситуация. Я прекрасно понимаю, что стрелять все равно придется. Рано или поздно, но придется. Есть такая примета: раз пришел на стрельбище, значит, будешь стрелять. Даже если это тебе и не очень хочется. Достали меня эти экзамены. Лучше бы второй завтрак устроили, что ли?! Стрелять совсем не хочется. Тем более что стрелять я не люблю с детства. Стрелять любят только злые люди. А я – добрый. Я люблю повеселиться. Особенно поесть. Стрелять я не люблю.

Ко мне подошел Миша.

– Сергей, наша стрельба будет немного позднее. После полицейских. А пока они приглашают вас пострелять вместе с ними на пиво. Мы сказали, что вы приехали к нам инструктором. Им очень интересно. Независимо от результата, они угощают пивом. Вы согласны?

Я с самого начала знал, что этим все и закончится. Действительно, удивительно глупая ситуация. Ребята-полицейские – профессионалы. А профессионал, это тот, кто изо дня в день оттачивает свое мастерство. Есть старая, старая притча о том, что научиться рукопашному бою можно за месяц. Стать мастером – за несколько лет. А чтобы постичь это искусство – не хватит и жизни.

Для того чтобы научиться единоборствам, нужно только желание. Чтобы стать мастером, необходимо научиться любить. Любить ближних, окружающих и даже врагов. А любовь, как известно, это не просто так. Ею нужно заниматься. Ежедневно. Изо дня в день. Вот и для того, чтобы стать мастером в стрельбе, нужно очень любить оружие. И нужно стрелять. Как можно чаще.

Как можно было соревноваться с профессионалами, когда я не только не любил оружие, но и стрелял последний раз из пистолета лет сто назад?! К тому же, если бы я даже, чисто теоретически, и отстрелял бы лучше кого-нибудь из них, вокруг сказали бы, что у этого полицейского второй день насморк, неприятности дома и легкая мигрень. Если бы я отстрелял хуже любого из них, мои мигрени и насморки в счет бы не брались. По моей стрельбе судили бы о подготовке всех офицеров Советской Армии.

Я прекрасно понимал всю бесперспективность этого состязания. Победить в нем было невозможно. Я и не пытался. Мне показали, как заряжается пистолет, как снимается с предохранителя. Я впервые держал в руках такой пистолет. Он был просто классным. Удобная рукоятка, хорошая центровка, мягкий ход спускового крючка. Как жаль, что я не люблю оружие! В такой пистолет можно было бы влюбиться с первого взгляда. Но я не люблю оружие. Это было видно с первого взгляда.

Нам выдали патроны. Мы снарядили по два магазина. Я провозился дольше всех. С моими изуродованными пальцами неплохо было даже то, что рано или поздно, но магазины были все-таки снаряжены. К тому же, кто познал жизнь, тот не спешит. Я познал её еще в первом классе. Когда меня в первый раз вызвали к доске. Потому и не спешил. Полицейские вокруг снисходительно улыбались.

Мы вышли на огневой рубеж.

– Увага (Внимание)! – Произнес руководитель стрельбы. Это было единственной командой. Дальше каждый открывал огонь самостоятельно при появлении мишеней. Полицейские немного присели, я остался стоять, как стоял. Поднялись мишени, я достал пистолет из кобуры, снял его с предохранителя и открыл огонь. Мишени упали. Магазин выпал из пистолета и на его место встал другой. Я был готов к следующим мишеням. Вокруг не раздалось ни одного выстрела. Что-то было не так?

Я посмотрел по сторонам. На соседних направлениях стояли полицейские. В руках они держали пистолеты. Но не стреляли. И все они смотрели в мою сторону. В их глазах застыло удивление.

Странно, вроде бы я все сделал правильно? Достал пистолет из кобуры, снял его с предохранителя… Ах, да! Я не дослал патрон в патронник. Так я это сделал раньше. На полном автопилоте, когда вставлял магазин в рукоятку. Я всегда так делаю. Но дальше-то все было правильно? Я открыл огонь по мишеням. Ах, вот где ошибка! Я забыл вывести пистолет на линию стрельбы. Вот ведь дырявая голова, самое важное забыл! Правда на линию стрельбы оружие я всегда вывожу, когда для этого появляется время, а не когда появляется цель. Это дает небольшую экономию времени.

Мне было не понятно, почему остальные не стреляли. Что-то не то. Я разрядил оружие и вернулся на исходную. Все вокруг молчали. Я попросил Мишу объяснить, что же произошло. Но Миша тоже молчал. На него напало оцепенение.

– Миша, что случилось?

– А? Да так, ничего…

Вот за это я и не люблю состязаться в стрельбе. Сначала тебя ставят в условия, в которых ты изначально не можешь победить. Затем никто, кроме тебя не стреляет. А потом еще и отказываются объяснить, почему не стреляли. Ну, и ладно. Не очень-то и хотелось.

Ко мне подошел полицейский, который предлагал пострелять с его ребятами. Протянул мне руку.

– Тадеуш Радзивилович.

– Сергей Карпов. – И чего это его потянуло со мной знакомиться? Глаза у Тадеуша лихорадочно блестели. Обкурился он что ли?

– Класс! Мои товарищи очень удивлены. Как у вас это получилось?

– Что получилось? – Какие-то они странные, эти поляки. Понять их просто невозможно.

– Так быстро стрелять. Вы положили все мишени, когда наши только вывели оружие на линию стрельбы. Ребята спрашивают, кем вы работаете у себя в России?

Что я мог ему ответить? У себя в России я был никем. А работал массажистом.

– Массажистом. – Ответил я. И пошел к своим Кшиштофам. Тадеуш растеряно развел руками. Галант и Клупа над чем-то весело смеялись. Интересно, что их так развеселило? Через минуту к нам присоединился и Миша.