Текст книги "Гневное небо Испании"

Автор книги: Александр Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Командующий рассказал нам, что он довольно близко соприкасался с советскими людьми и лично принимал участие во всех мероприятиях, связанных с советскими поставками самолетов и их боевыми действиями. – Вот почему, – подчеркнул Сиснерос, – я могу говорить не только о героических делах советских людей в воздухе, но и об их примерном поведении на земле. Я имею право утверждать перед всем миром, что советская помощь совершенно бескорыстна.

Мы сознаем, что советским людям эта помощь стоит жертв. Десятки ваших прекрасных летчиков пали смертью храбрых в огненном небе Испании. Они отдали свои жизни во имя свободы испанского народа и навеки остались лежать в нашей земле. Их имена, их ратные подвиги никогда не померкнут в памяти рабочего класса, всех людей трудовой Испании.

Позже мы узнали мнение и руководителя Харамского сражения Висенте Рохо о том, какую роль сыграла авиация в этом сражении. Напомню, что в результате сражения на берегах Харамы был спасен Мадрид.

– Республиканская авиация, – сказал он, – осуществляла тесное взаимодействие с наземными войсками. В некоторые моменты сражений оно играло решающую роль. Дрались пилоты в тяжелых условиях численного превосходства противника. Они проявляли беспримерный героизм, во имя победы шли на самопожертвование.

Висенте Рохо сослался на такой пример. Однажды истребителям удалось пять раз подряд за день сорвать бомбардировки боевых позиций республиканских частей. В небе над рекой Харамой утром, днем и вечером авиация прикрывала наземные войска. Много было воздушных боев, разыгрывавшихся на глазах республиканских бойцов. В некоторых из этих боев участвовало более сотни самолетов (в истории авиации это были первые воздушные бои такого размаха).

Мужество, с которым пилоты бросались в атаку и сбивали самолеты противника, вызывало в наземных войсках чувство боевого соревнования.

– Боевые действия наших летчиков, – сказал Висенте Рохо, – перекрывали все нормы. Нередко они делали по семь вылетов в день и каждый раз вели воздушный бой. Битва на берегах реки Харамы потребовала от нас, в том числе и от летного состава, большого напряжения сил, нервов и жертв.

Возвращаясь к нашей первой встрече и беседе с Игнасио Идальго де Сиснеросом, хочется отметить ее доброжелательный тон, ясность и четкость суждений.

После официального знакомства командующий ВВС пригласил нас на ужин. А потом был зачитан приказ о зачислении нас добровольцами в военно-воздушные силы республиканской армии. Из двух наших групп сформировали две эскадрильи. Одну возглавил Иван Девотченко, другой командовать было доверено мне.

А на следующее утро на автомашинах мы направились на юг Испании. До Аликанте ехали вместе с группой Ивана Девотченко, а потом наши пути разошлись.

Далеко позади остались апельсиновые и оливковые плантации. Солнце палило нещадно. Даже встречный ветер не освежал, а иссушал. Через час-другой езды местность вокруг напоминала выжженную пустыню. Море, видневшееся вдали, тоже казалось раскаленным.

Вдоль берега неожиданно появились холмы. Они выглядели как бы снежными.

– Что это? – спросил я у переводчика.

– Соль. Соляные разработки.

– Из морской воды?

– Да-да. Хотите посмотреть?

И уже не спрашивая нас, считая интерес за желание, переводчик бросил несколько слов шоферу. Тот свернул к берегу моря.

Через несколько минут мы очутились в пекле. Жарища среди слепящей белизны стояла несносная. Снежные холмы оказались буртами соли. Низкое побережье было разбито на множество прямоугольников – бассейнов. Одни, видимо, лишь недавно заполнены морской водой, в других она почти испарилась под солнцем, а в третьих поблескивала затвердевшая соль. В тех бассейнах, где соль затвердела, работали люди. Одни сгребали высохшую соль, другие набирали ее в корзины и тащили к транспортеру, ссыпавшему ее в бурты.

Все работы, кроме буртовки, велись вручную. Специальной одежды рабочие не имели, если не считать тряпок, которыми обертывались лица и головы. А на ноги были навернуты лохмотья.

Воздух насыщала соляная пыль. Она проникала всюду, ветер ее гнал, будто поземку.

Нам казалось, что в таких тяжелых условиях больше двух часов не проработаешь. Шофер через переводчика объяснил, что рабочий день сократился до шести часов только после провозглашения республиканского строя. Заработки значительно увеличились. Раньше здесь трудились по 12–14 часов, а получали несколько песет.

Хотя на промысле мы находились недолго, всю дорогу до Аликанте чувствовали во рту привкус соли, а кожа зудела и чесалась. Даже после горячего душа на губах все еще ощущался соленый привкус.

В Аликанте пустыня отступила. Мы оказались в белом городке – модном и людном курорте. Его освежали и украшали пальмы, лавры и душистые лимонные деревья.

Предполагая, что на обед нам снова подадут «сладкий рис», мы запаслись хлебом, сыром, апельсинами. Однако нас ждало приятное разочарование: официанты предложили меню. Мы выбрали салат, бифштекс с яйцом, помидоры, заказали фрукты, вино. Кормили нас в ресторане по талонам, которые в городской комендатуре на наши экипажи получил переводчик.

Когда спала жарища, здорово изнурявшая всех, особенно нас, северян, мы выехали из Аликанте на аэродромы: я со своей эскадрильей – в Лос-Алькасарес, Девотченко – в Сан-Хавьер. Расставание с ребятами Ивана Девотченко опечалило нас. С ними мы успели не только подружиться, но и сродниться.

Прощаясь с летчиками эскадрильи своего друга, я словно отрывал от своего сердца частичку того самого дорогого, что называется простым и великим словом – Родина. Незаметно, еще не отдавая себе отчета, мы уже тосковали по ней. Потом это чувство стало необычайно острым.

Небольшой городок Лос-Алькасарес встретил нас приятной сухой предвечерней прохладой. Здесь нас ожидали товарищи, с которыми предстояло работать и воевать. Первым представился начальник штаба эскадрильи, он же переводчик:

– Капитан Кригин.

После секундной паузы добавил:

– Михаил Викторович.

– Русский?

Улыбнувшись, мой собеседник ответил:

– Да!

Я долго вспоминал про себя имена знакомых мне летчиков, но фамилии Кригин так и не припомнил…

Начальник штаба познакомил нас со своим заместителем Маркесом, с инженером эскадрильи капитаном Лопесом, инженером по вооружению лейтенантом Луисом, капитаном Мануэлем – начальником по снабжению, врачом капитаном Франсиско. Ну а когда представили четырех наших русских техников, то официальность встречи сама собой нарушилась. Мы попросту обнялись и расцеловались.

Затем М. В. Кригин доложил о работе, проделанной личным составом эскадрильи, и ориентировочном плане на ближайшие дни. При первой же встрече и в беседе с начальником штаба я убедился, что он хорошо подкован в летном деле.

Перед нами поставили основную задачу – обеспечить сборку самолетов И-16, их облет, привести эскадрилью в полную боевую готовность. Ну и естественно, предстояло распределить летный и технический состав по звеньям и экипажам.

В докладе начальника штаба меня, честно говоря, взволновало одно обстоятельство. Инженерный, технический и обслуживающий состав эскадрильи – испанцы. За исключением инженеров, это были молодые парни. Даже моложе нас, хотя самому старшему среди советских пилотов еще не исполнилось четверти века. Окончили испанцы техническую школу, изучали там старую материальную часть. Истребитель И-16, его эксплуатацию «знают очень слабо». Эти слова Кригина я понял так: «совсем не знают».

Конечно, они будут изучать «москас» в процессе сборки и облета. У инженеров имелся свой отработанный план на этот счет, Я ознакомился и с ним. План показался мне четким. Он был составлен с точным прицелом: за период монтажа и облета И-16 техники, инженеры и другие работники обслуживающего персонала должны научиться грамотно эксплуатировать наши самолеты. Им помогали четыре советских техника, которые остались в эскадрилье на несколько дней. А группа товарищей, в которой работала эта четверка, уже выехала на Родину.

– Кто, кроме вас, начальник штаба, знает русский? – спросил я Кригина.

– Пожалуй, никто.

Мне очень захотелось крепко почесать затылок.

– Командование ВВС приказало мне выполнять обязанности и начальника штаба, и переводчика, – сказал Кригин.

– Вы уже говорили… Один на всех…

– Что делать, Александр Иванович…

Да, работать, а тем более воевать, когда не понимаешь языка испанца-техника, трудно. Даже когда летчик и техник говорят на одном языке, взаимопонимание приходит не сразу. Я имею в виду такое взаимопонимание, когда пилот и его наземный помощник угадывают мысли друг друга с полуслова. А тут – нам известно не более пяти испанских слов, а нашим испанским товарищам по оружию столько же русских.

Оставалось одно – надежда на наше огромное желание изучать испанский язык и желание испанских друзей овладеть необходимым минимумом русских авиационных – и не только авиационных – терминов. Своим главным лингвистом и связующим человеком мы считали Михаила Викторовича. И не ошиблись. Он помог сравнительно быстро установить деловые, товарищеские отношения, взаимное доверие между советскими летчиками и испанскими специалистами. Без этого я не мыслил себе успеха в нашей совместной боевой работе.

Отдохнув с дороги, мы прибыли на аэродром утром. Знакомлюсь с техническим персоналом. Распределяю летно-технический состав по звеньям и экипажам.

Начальник штаба Кригин быстро построил инженеров и техников, весь обслуживающий персонал. Нельзя было не почувствовать, что испанские товарищи дисциплинированы. Приняв доклад начальника штаба, представляю летчиков. Затем Михаил Викторович зачитал приказ командующего ВВС Испанской республики о создании нашей эскадрильи и назначениях на должности. Приказ по эскадрилье о распределении летно-технического состава по экипажам и звеньям объявили всем присутствующим.

– Командир эскадрильи – Алехандро, техник – Хосе Мария Родригес…

Послышалось:

– Си! (Я!)

Из строя вышел одетый в синий комбинезон юноша. Щупленький, ростом не более полутора метров. Я был весьма удивлен. Очевидно, вид у меня был несколько оторопелый. Хосе мой взгляд, наверное, не понравился. Он стал быстро, но с достоинством что-то говорить начальнику штаба. Из всего я хорошо запомнил слово «хефе» – командир.

– Пусть командир не смущается, что я молод и мал ростом. Мне скоро будет восемнадцать, – перевел Кригин. – Великанов, как хефе, у нас в роду не бывало. Но я неплохо учился. Это может подтвердить инженер Лопес. А рост… Мне будет легче других пролезть в самолете туда, куда высокий парень просто не доберется.

– Хосе меня неправильно понял, – постарался поправиться я.

И переспросил:

– А как скоро вам исполнится восемнадцать лет?

– В конце осени нынешнего года.

– Что ж, будем чествовать вас. Уверен, что мы хорошо сработаемся, будем друзьями.

Кригин перевел мои слова.

Вспыхнув, Хосе опустил глаза, занял свое место в строю позади меня, как и полагается технику.

Что ж, мы действительно подружились с Хосе. И крепко, навсегда. Он оказался трудолюбивым, инициативным, способным техником. Ни разу моя машина не простояла в неисправности, никогда ни один агрегат не барахлил в воздухе. А насчет возраста Хосе сам подкорректировал себя, признавшись потом, что только в марте 1938 года ему исполнится семнадцать лет.

Впрочем, мой инцидент с Хосе был единственным при распределении техсостава по экипажам и звеньям. Наконец в соответствии с боевым расчетом эскадрилья выстроилась по экипажам и звеньям. Я поздравил личный состав с созданием новой истребительной эскадрильи республиканских ВВС, выразил уверенность, что мы без промедления соберем и освоим самолет И-16, сплотим эскадрилью в отличное боевое подразделение и в боях с фашистами с честью оправдаем доверие, оказанное нам правительством Испанской республики.

От испанцев выступил инженер Лопес. Он заверил, что бойцы сделают все от них зависящее и быстро освоят новую технику.

– Дружба между нами священна! – закончил Лопес.

Началась сборка самолетов, доставленных морем в порт Картахена, где базировался испанский флот. Сначала, по сути дела, велись практические занятия, на которых технический состав под руководством наших техников осваивал материальную часть машин.

Первые самолеты собирали русские техники, а испанцы помогали. Им объясняли каждый этап. Затем техники-испанцы сами стали собирать машины, а наши помогали им советами, консультациями. Наиболее сложный процесс – подготовку к облету – проводили вместе.

И вот настал день, когда первые два боевых самолета И-16 были собраны, моторы опробованы. Первый полет я решил провести сам. Надо сказать, что Хосе, мой юный техник, волновался, пожалуй, больше, чем я. Юркий, с раскрасневшимся лицом и горящими от возбуждения глазами, Хосе сам походил на «москас», упрямо, до последней минуты что-то высматривал, щупал, протирал.

Не выпуская из рук тряпичных концов, он со всей серьезностью доложил:

– Машина к облету готова!

И совсем по-мальчишески шмыгнул носом. Поблагодарив его, я забрался в кабину, привычно уселся, поводил ручкой управления, потом педалями, проверяя работу элеронов, поднял руку: ко взлету готов.

Пусть это был лишь облет, но я впервые поднимался в небо Испании, да и волнение всех присутствовавших на старте – и тех, кто собирал машину, и летчиков – передалось мне.

Мотор работал хорошо. Выруливаю на взлетную полосу. Оглянувшись, вижу лишь столб пыли, окутавший моих провожатых. Смотрю на небо – глубокое, необыкновенной синевы, такой, что кажется странным, почему это на нем не видно звезд. И иду на взлет.

Машина побежала легко. Беру ручку на себя и чувствую, как вроде бы ослабевает шум мотора, а самолет выезжает на идеально гладкую дорогу.

Взлетел.

Самолет ведет себя хорошо. Регулировка отличная. Выхожу на прямую. Бросаю ручку управления. Машина продолжает идти ровно, не валится, не зарывается, не вздыбливается. Право, отличная регулировка! Проверяю действия рулей. И-16, действительно, подобен маневренной и быстрой ласточке, как назвал этот самолет Валерий Павлович Чкалов, наш прославленный испытатель. Мотор на всех режимах работает прекрасно. Показания приборов – в норме.

Затем я нажал на гашетки. Пулеметы стреляли безотказно. Но это было еще не все. Следовало проверить самолет на перегрузках. Проделываю серию фигур высшего пилотажа. И тут матчасть не подвела. Можно идти на посадку. Над аэродромом на высоте 400 метров несколько раз выпускаю и убираю шасси. Все идет как по маслу. Покачал крыльями, мол, все в порядке, не волнуйтесь, друзья! Выпускаю шасси и захожу на посадку. И при посадке на малой скорости самолет ведет себя безупречно.

Подруливаю к толпе на старте. Выключаю мотор. Расстегиваю и стягиваю с головы шлем. Посидел секунду. Все-таки я волновался. Спрыгнул на твердую, прокаленную солнцем землю. К машине быстрым шагом шли Кригин и Лопес. Но Хосе обогнал их, бросился ко мне.

– Буено! Хорошо! Буено, Хосе, – твердил я, обнимая своего техника.

И тут увидел в его руках раздерганные концы ветоши: крепко же поволновался юноша. Мне бы ничего не стоило подхватить его и поднять на руки, но я не сделал этого, боясь обидеть в нем мужчину, гордого своим участием в большом деле укрепления военно-воздушной мощи республики.

Вскоре нас окружила шумная толпа. Все поздравляли меня с облетом первой в эскадрилье машины.

Потом Михаил Викторович рассказал, что испанские товарищи с большим вниманием следили за облетом.

– Только после пилотажа, прохода над аэродромом, выпуска и уборки шасси, когда вы покачали крыльями, – улыбнулся Кригин, – напряжение спало, волнение разрядилось восторгом, криками «Ура!», «Вива Русия!».

Первый облет придал испанским товарищам из технического персонала уверенность в своих силах. Они участвовали в сборке И-16 впервые. Это являлось немаловажным фактором. Безукоризненная работа машины показала, что испанские техники могут в короткий срок изучить самолет и грамотно его эксплуатировать.

Качать командира эскадрильи, то есть меня, не решились, зная, что я пристрастен к воинскому порядку. Зато моему юркому Хосе досталось. Увидев сигнал «все в порядке», товарищи начали поздравлять Хосе: и руки жали, и в объятиях тискали. А едва я коснулся колесами земли, Хосе перышком взлетел в воздух, подбрасываемый сильными руками друзей.

– То-то он подбежал ко мне такой разгоряченный, – рассмеялся я, выслушав Кригина.

– Отлично вел себя в воздухе «москас», – заметил Михаил Викторович. – А ведь И-16 не такая уж простая машина.

Вторым поднялся в воздух командир звена, мой первый заместитель Платон Смоляков. И этот облет прошел без сучка без задоринки.

Уставшие больше от волнения, вызванного облетом машин, чем от работы, мы вернулись вечером в городок. Здесь я ознакомил руководящий состав эскадрильи с планом действий на ближайшее время. Сборка, облет самолетов и пристрелка вооружения на облетанных машинах – таковы были главные задачи.

Мы уже могли в случае опасности защитить себя от воздушного нападения. Пока установили вылет «по зрячему», иными словами по оповещению дежурного, увидевшего самолеты противника. Естественно, что не самооборона была нашей целью. С начальником штаба М. В. Кригиным я отправился в Картахену на командный пункт противовоздушной морской обороны. Отсюда нам сообщали о появлении франкистских самолетов в районах прикрываемых истребителями объектов. Мы решили наладить взаимодействие с наблюдательными постами моряков, согласовать сигнализацию, обеспечить надежную связь.

По дороге Михаил Викторович рассказал мне о людях, обеспечивающих инженерно-техническое обслуживание эскадрильи. Ребята оказались замечательными. Представляли они почти все провинции Испании. Оружейники во главе с инженером Луисом прибыли, например, из Астурии. Большинство работало там на военных заводах.

– Я, пожалуй, не вспомню ни одного испанца из нашей эскадрильи, – сказал Кригин, – у которого отец, брат или другой ближайший родственник не сражался бы в рядах республиканской армии.

Приятно было услышать, что инженеры и техники эскадрильи имеют авиационное образование. До назначения сюда, в Лос-Алькасарес, они сражались с мятежниками в наземных войсках. Большинство наших испанских товарищей по эскадрилье – члены Коммунистической партии Испании…

– Да, Александр Иванович, – немного насупившись, проговорил Кригин, – хотелось бы рассказать вам и о себе… Работать ведь нам вместе… Лучше вам обо мне услышать от меня. Тогда не останется неясных вопросов, недоразумений в наших отношениях.

– Разговор, видно, не очень короткий?

– Пожалуй…

– Давайте, Михаил Викторович, отложим его до вечера. Торопиться-то некуда.

– И то верно, Александр Иванович.

Наша машина достигла Картахены. Мы увидели ковш бухты с кораблями и море. Всем своим обликом город походил на крепость. Впечатление усиливали горы, с трех сторон окружившие его.

– Похоже, строители думали не о том, кто здесь будет жить, а о том, как лучше оборонять эту морскую базу, – заметил я.

– Вы не ошиблись. Действительно, Картахена имеет богатую военно-морскую биографию, – сказал Кригин. Он поведал много интересного и поучительного из истории этого города на берегу Средиземного моря.

Я вспомнил книги, в которых рассказывается об этой крепости.

Картахена основана примерно 2300 лет назад. Тогда она являлась важным центром карфагенских владений. Через Картахену, или Новый Карфаген, начал свой поход на Рим Ганнибал. Тот самый, что со своей армией перевалил через Альпы и нанес римлянам поражение при Каннах. А девять лет спустя римлянин Спицион взял реванш – захватил Картахену. И шесть веков Испания находилась под сапогом Рима. Затем арабы овладели Иберийским полуостровом и господствовали здесь до конца XV века. А когда арабов изгнали из Испании, Картахена вошла в состав Кастилии.

На протяжении двадцати с лишним веков этот город-порт играл большую роль в жизни страны. Картахена являлась лучшей естественной гаванью Испании на побережье Средиземного моря. Город возник на берегах бухты, укрытой от ветров. Порт всегда был надежным убежищем для кораблей.

Я уже видел некоторые из городов Испании. Картахена предстала мрачнее других. Ее узкие кривые улочки, старинные здания с толстенными стенами, седые от времени, душные от зноя и серые от пыли, напоминали, что она не похожа на Барселону, Валенсию. Ни широких набережных, ни роскошных пальмовых бульваров. Передо мной раскрылся суровый город-крепость. Здесь проще отыскать приметы глухой старины, нежели черты современности.

Поделившись своими впечатлениями с Кригиным, я спросил:

– Почему это так?

– Еще с конца прошлого столетия главной военно-морской базой страны считают Эль-Ферроль, что на берегу Атлантики. Военные чины утверждали: Картахена отжила свой век. Оказалось же, что не отжила. Теперь она вновь стала базой военно-морского флота.

Картахена поражала контрастами. Рядом с респектабельной автомашиной – «Испано-Сюизой», – будто не замечая ее, двигался мелкими шажками ослик, впряженный в неуклюжую тележку. На улице Кайя-Майор мы подъехали к зданию, где располагалось командование базой.

Оформив пропуска, мы с Кригиным прошли к начальнику штаба базы. Он ведал также обороной порта и кораблей в гавани. После несколько церемонного знакомства мы занялись делом: отрабатывали план взаимодействия, обсуждали вопросы, связанные с системой оповещения. Начальник штаба показал расположение постов наблюдения.

– С момента обнаружения самолетов противника в районе первых постов оповещения, – сказал начальник штаба, – до их появления над целью в вашем распоряжении 20–25 минут.

Сделав несложный расчет, я ответил:

– Времени нам хватит. Мы сможем перехватывать самолеты врага в восьми – десяти километрах от города. Высота две тысячи – две тысячи пятьсот метров будет достаточна?

– Да, – ответил начальник штаба. – Бомбардировщики противника идут обычно ниже.

– Вот и отлично!

Потом мы договорились, что моряки соединят КП моряков и КП эскадрильи прямой телефонной связью. И на этом расстались.

В городе не задерживались. Тянуло на аэродром – хотелось узнать, как дела со сборкой.

Она шла полным ходом. Уже шесть И-16 были готовы встретить самолеты противника.

Вечером Михаил Викторович пригласил меня к себе. Минуты две-три мы сидели молча на веранде. Ее окружали кусты лавра, митра и апельсиновые деревья.

Они сильно пахли на вечерней заре. Почти без привычных для нас, северян, сумерек пала ночь. В небо взмыла крошечная, но очень яркая луна.

Несколько смущенный молчанием Кригина, я поднялся и прошелся по веранде. Мои шаги как бы прервали его молчание.

– Задумался… Извините, Александр Иванович.

– За что? Может, просто отложим разговор…

– Нет. Чего же откладывать…

Кригин не спеша, как бы взвешивая каждое слово, принялся рассказывать о своей жизни.

Мы, люди, связанные с Родиной прочнейшими, хоть и невидимыми нитями, даже когда находимся за ее пределами, с большим трудом можем понять человека, когда-то по своей воле оборвавшего связи с Отчизной и теперь глубоко страдающего.

Родом Кригин с Дона. Из казаков. Земляк командира звена нашей эскадрильи Ивана Панфилова. Отец Кригина служил не в казачьих частях, а на флоте. После смерти отца его друзья устроили Михаила в морской кадетский корпус. Потом – в военно-морское училище. По окончании училища служил на Балтике. В ту пору русская армия стала получать первые самолеты. По личной просьбе Кригина направили в школу летчиков-наблюдателей, а затем и в школу летчиков. В годы первой мировой войны Михаил воевал на разных фронтах. К началу гражданской войны он командовал авиаотрядом моряков.

Тяжелая болезнь приковала его к постели. К нему, в донскую станицу, явились непрошеные гости.

– Ко мне пришла группа офицеров. Старший по званию предъявил ультиматум, – вспоминает Кригин. – Или с нами, или суд офицерской чести – и попадешь под трибунал. – Кригин проговорил это глухо, будто выдавливая из себя слова. – Теперь хорошо сознаю: тогда я струсил. Не от жажды жизни во что бы то ни стало, а от непонимания происходящего. И покатился вниз. А кое для кого покатился вверх – к концу гражданской войны командовал авиацией у Врангеля. Исподличался перед Родиной. Только ведь это не сразу осознал.

Но все-таки кое-что Кригин понял. В конце гражданской войны вернулся на флот. Назначили вторым помощником на флагманском корабле. Том самом, на котором после разгрома Врангель бежал в Турцию. Его интернировали. Ему удалось перебраться во Французское Марокко, затем в Испанское. Работал шофером-ассенизатором.

– Времени на чужбине для раздумий о жизни у меня было более чем достаточно… – с горькой улыбкой продолжал свою исповедь Михаил Викторович. – В Испанском Марокко познакомился с летчиками. Опять жизнь вроде потянула меня вверх. Попал в личные пилоты к одному генералу. Облетал вместе с начальством всю Европу. Работал по приемке купленных самолетов в Италии, Франции, США. Были и положение, и деньги… Но Родины не было. Что ни ночь – вижу во сне родную станицу, Дон… Быстрый тихий Дон, кусты ивняка по-над берегом. И как под ветром ивняк глядится серебряным. Почувствовал – не могу так жить. Хоть в петлю. Перед мятежом я служил в одной из авиационных частей в чине капитана. Когда услышал первые сообщения о мятеже, долго не раздумывал, сразу же с двумя товарищами-испанцами перелетел на сторону республиканцев. Если не у себя, в России, так хоть здесь решил воевать за народное дело…

Я знал, что Михаил Викторович с первых дней мятежа оказался на стороне тех, кто защищает правое дело трудовой Испании. Совершил более сорока боевых вылетов. Бомбил войска, военные объекты франкистов. Был тяжело ранен в воздушном бою. Выйдя из госпиталя, служил в штабе ВВС республики.

Перед нашим приездом Кригину стало известно, что в эскадрилью со смешанным составом, где летчики – русские, а техники – испанцы, нужен человек, знающий испанский и русский языки.

– Для меня будет счастьем работать вместе с вами, – сказал мне Кригин [1]1
  О Михаиле Андреевиче Крыгине можно посмотреть здесь: http://rovs.atropos.spb.ru/index.php?view=publication&mode=text&id=209 (valeryk64)


[Закрыть].

– Спасибо за доверительный разговор, Михаил Викторович.

– Все мои силы, весь мой опыт и знания – ваши… товарищи, – сказал Михаил Викторович.

Исповедь Кригина дышала искренностью. Ничего он не утаил, сказал обо всем прямо.

Мы работали с Михаилом Викторовичем достаточно долго. И ничего, кроме хорошего, сказать о нем не могу. В том, что эскадрилья быстро вошла в строй и в дальнейшем успешно вела боевые действия, есть частица и его труда.

Ранним утром я встретил Кригина на аэродроме. В широких прорезях его глаз улавливаю добрые искорки. Михаил Викторович вглядывался в новенькие, только вчера собранные самолеты.

– Ребятам пришлось немало пролить пота в Лос-Алькасаресе, – сказал Кригин, протянув руку в сторону взлетной площадки, где расправили свои короткие крылья И-16. Ощущался запах свежей краски: металлические части этих самолетов три-четыре дня назад распаковали из заводских ящиков.

Нельзя было не согласиться с Михаилом Викторовичем. Действительно, техники, механики, инженер, оружейники вместе с летчиками, не считаясь со временем и отдыхом, самоотверженно работали. Раньше установленного срока они закончили сборку самолетов. Мы успели облетать их и пристрелять.

Я доложил в штаб ВВС: эскадрилья приведена в полную боеготовность. Оттуда последовал приказ:

– Продолжайте выполнять поставленную задачу: Картахену надежно прикрывать с воздуха.

Прикрывать… «А когда же в бой нас позовут?» – с надеждой взглянул я на небо, позолоченное солнцем. Хотелось быстрее заняться настоящим боевым делом там, в воздухе, куда устремлены крылья полюбившегося мне И-16 – машины, строгой в управлении, но послушной и безотказной, если понимаешь ее и живешь с ней в дружбе.

Перерывы между вылетами на патрулирование мы использовали для теоретической подготовки и оказания помощи испанским друзьям из технического персонала в освоении материальной части самолетов. Удалось выкроить время, чтобы погостить у Ивана Девотченко. Его эскадрилья базировалась на соседнем аэродроме – в Сан-Хавьере.

– Очень рад, дружище, что погостишь у нас, – сказал Ваня, обнимая меня сильными руками спортсмена.

Слово «погостишь», пожалуй, не совсем точно выражает цель моего приезда в Сан-Хавьеру. Здесь кроме чаепития мы занялись неотложными делами. Установили прямую телефонную связь между обеими нашими эскадрильями. Отработали систему связи на случай массированных налетов противника на Картахену. Обменялись мнениями о тактических приемах, которые могут оказаться наиболее эффективными в воздушных боях на подступах к Картахене. Ведь прикрытие этого портового города – важного в оперативном и стратегическом отношении опорного пункта республиканцев – составляло нашу общую задачу. Выполнение ее требовало тесного взаимодействия обеих эскадрилий.

Возвратившись из Сан-Хавьеры, увидел грустные лица Хосе, Лопеса, других испанских ребят. «В чем дело?» – мелькнула мысль. Спрашиваю Хосе:

– Почему загрустил?

– Жаль расставаться с советскими техниками, – ответил он.

Вскоре мы сидели за столом, накрытым заботливыми руками испанских друзей. Казалось, что с цитрусовых плантаций, садов и виноградников на стол собраны лучшие плоды. Испанцы – наши коллеги по эскадрилье – произносили теплые слова в адрес сидевших рядом с нами четырех советских техников, отъезжавших на Родину. Они закончили свою работу, подготовили себе достойную смену из числа испанских товарищей.

Отъезжающим преподнесли памятные подарки. Пожелали им счастливого пути, благополучного возвращения на родную землю. Пожелания эти были очень сердечными. Испанские товарищи напомнили техникам, что франкистские, итальянские, немецкие корабли и подводные лодки усилили пиратские действия в нейтральных водах Средиземноморья, предательски нападают на советские корабли.

– Будьте осмотрительны в море. Вас ждут семьи, и мы искренне желаем, чтобы вы в полном благополучии возвратились к ним, – сказал Лопес, обращаясь к нашим техникам. – Нам нелегко расставаться с вами, ведь в каждом из вас мы видим доброго друга, учителя, бойца-интернационалиста.

…Вместе с начальником штаба и командирами звеньев эскадрильи я «путешествовал» по топографической карте, усеянной разноцветными знаками, обозначавшими расположения огневых позиций танковых, артиллерийских и пехотных частей противника. Особенно пристально мы всматривались в те знаки, которые обозначали вражеские аэродромы, где базируются самолеты, поставленные мятежникам Италией и Германией. Оживленно мы обменивались мнениями о возможных вариантах предстоящих воздушных боев. Наш разговор нарушил дежурный по эскадрилье:

– На аэродроме товарищ Мартин… – доложил он. Уже при первой встрече на испанской земле с Е. С. Птухиным я узнал от него, что под псевдонимом Мартин советником комиссара республиканских ВВС работает Филипп Александрович Агальцов. Его приезд в нашу эскадрилью не был для меня неожиданностью. Мы готовились к крещению огнем, к воздушным схваткам. Вполне естественно, что советника комиссара ВВС республиканской армии не могло не интересовать положение дел в молодой, еще не обстрелянной эскадрилье, настроение ее людей, их запросы, чаяния. Филипп Александрович решил первым долгом познакомиться с летчиками, инженерно-техническим персоналом. Знакомство начал не в штабе, не за столом, а на местах, где находились люди.