Текст книги "Кованый сундук"

Автор книги: Александр Воинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава двенадцатая. Поиски начинаются

Клавдия Федоровна принадлежала к числу тех людей, которые выдерживают удары судьбы так же стойко, как крепкое дерево – удары урагана. Ей уже перевалило за пятьдесят, уже волосы у нее поседели, лицо покрылось морщинами, а глаза оставались молодыми. И главное – молодым оставался характер. В ней жила такая энергия, которой могли бы позавидовать многие и помоложе и покрепче ее. «Упасть легко, – говорила она, – а подняться трудно». И в самые тяжелые времена она твердо стояла на ногах, даже в те страшные для нее дни, когда, эвакуировав детский дом, она сама попала в беду из-за одной маленькой больной девочки. Эту девочку надо было отправлять на санитарной машине. Но случилось так, что шофер в спешке перепутал адрес – ждал на другой улице… Пока Шухова металась по городу в поисках транспорта, вражеские танки вышли к Дону.

Началась тяжелая жизнь в оккупированном городе. Но, несмотря ни на что, Клавдия Федоровна продолжала чувствовать себя директором детского дома, хотя и дома-то самого уже не было – его разрушила бомба.

В первые же дни оккупации гитлеровцы выбросили девочку из больницы. Шухова взяла ее к себе и стала ухаживать, как за дочерью. А потом умерла соседка – остался мальчик Коля Охотников. Порывистый, горячий, не по годам развитой, он тяжело переживал потерю матери. Клавдия Федоровна взяла к себе и мальчика… Она во всем себе отказывала, продавала вещи, вязала платки. Нужно было жить, чтобы спасти детей…

Больше двух ребят Клавдия Федоровна прокормить не могла, но, когда она узнавала, что какой-нибудь ребенок в городе оставался без родителей, она старалась пристроить осиротевших мальчика или девочку в семью. И Клавдию Федоровну слушали – в глазах людей она продолжала оставаться директором детского дома, которому, по долгу службы, положено думать о судьбе одиноких детей. Впрочем, все понимали, что ею руководит нечто большее, чем долг службы, – долг сердца…

Постепенно у нее на учете оказалось свыше двадцати подростков, родители которых погибли, были угнаны в Германию или пропали без вести. Она считала этих ребят зачисленными в детский дом. И, действительно, в первый же день освобождения города она занялась восстановлением своего разрушенного хозяйства. Договорилась с Ивановым, что временно заберет дом, в котором жил бургомистр Блинов, – двухэтажный, хорошо сохранившийся особняк, недавно капитально отремонтированный. Господин бургомистр, очевидно, предполагал обосноваться в нем надолго и не жалел затрат.

Располагая машинами, бургомистр, к сожалению, не позаботился о том, чтобы у него всегда был большой запас дров, и этим очень подвел Клавдию Федоровну. Он как будто нарочно сжег последнюю охапку дров накануне своего неудачного бегства из города. Говоря Иванову о том, что она уничтожила пять заборов в окружности, Клавдия Федоровна несколько преувеличивала. Все заборы, кроме того, который окружал дом бургомистра, были сожжены их владельцами еще в самом начале зимы. Что касается забора, который имел в виду председатель горсовета, то при всем желании сжечь его в обычной печке было невозможно – он был отлит из чугуна лет сто тому назад.

В глубине души Клавдия Федоровна понимала, что, может быть, несколько поторопилась с организацией детского дома. Но она так долго ждала, что ждать дольше просто не могла.

Одна из самых главных забот ею уже была устранена – в погребе и сарае лежало столько трофейных продуктов, что ребятам вполне хватит до тех пор, пока наладится снабжение города.

В тот момент, когда автоматная очередь оборвала жизнь бургомистра, в его доме уже звучали голоса детей. На белой кафельной плите варились щи с мясом, в комнатах переставляли мебель – мальчики должны были жить в нижнем этаже, а девочки в верхнем. Клавдия Федоровна расположилась в небольшой комнате под лестницей, которая одновременно должна была стать и канцелярией детского дома.

Вернувшись из городского совета, Клавдия Федоровна скинула платок, ватник и прошла к себе в комнату. Она была очень озабочена. Надо было раздобыть топоры, пилы, сообразить, кого из ребят можно назначить на уборку дров. Размышлять долго было некогда. Она окликнула первую попавшуюся ей девочку – Маю Шубину, худенькую, большеглазую и большеротую, с двумя торчащими, туго заплетенными косичками, и велела поскорей позвать к себе Колю Охотникова. Мая тотчас же побежала искать Колю, пропадала где-то минут десять, а потом вернулась запыхавшаяся, с растрепанными косами и глазами, полными слез.

– Что с тобой, Мая? – спросила Клавдия Федоровна.

Мая отвернулась и сказала сквозь зубы, чуть дрогнувшим голосом:

– Потому что дурак!..

– За что он тебя? – спросила Клавдия Федоровна, сразу же понявшая ход мыслей Маи. – Ты ему сказала, что это я его зову?

– Сказала.

– А он что?

– А он меня стукнул за то, что я кролика выпустила.

– Какого кролика? – удивилась Клавдия Федоровна.

– Не знаю… черного…

– Откуда у него кролик?

– Не знаю…

– Ну ладно, Мая, иди наверх к девочкам. Я сама его позову.

Мая убежала, а Клавдия Федоровна накинула на голову платок и вышла на крыльцо.

– Коля! Охотников! – крикнула она громко.

Никто не откликнулся.

– Охотников! Коля! – повторила Клавдия Федоровна.

Коля не отзывался. Он, наверно, боялся показаться Клавдии Федоровне на глаза. Она начала сердиться.

– Коля, немедленно ко мне!..

Вдруг она увидела его на соседнем дворе. Одетый в серую кацавейку, он крался между сараями, как-то странно пригибаясь, то приседая, то быстро перебегая от одной стены к другой… Шапку он почему-то держал в руках, иногда быстро взмахивая ею сверху вниз. Что это с ним? Ах, да, кролика ловит… Что за кролик такой?!.

В эту минуту черный комочек выкатился откуда-то из-за стены сарая и исчез между двумя сугробами. Коля кинулся вслед за ним. Он упал на грудь, вытянул вперед руки с шапкой. Сухой снег двумя фонтанами взлетел в разные стороны. Через мгновение Коля весь белый, с волосами, полными снега, бежал назад, крепко прижимая что-то к груди. Лицо у него было такое счастливое, что у Клавдии Федоровны не хватило духа его выбранить.

– Покажи кролика, – сказала она, когда он подбежал к крыльцу.

Коля раскрыл на груди свою кацавейку, и оттуда высунулось длинное черное ухо с белым пятнышком на самом кончике, а затем и вся кроличья мордочка.

– Откуда он у тебя?

– Один боец подарил.

– А боец где взял?

– Во дворе, где начальник гестапо жил. Он говорит, там еще две клетки кроликов. Давайте возьмем их, Клавдия Федоровна! Я сам за ними ухаживать буду!..

– Посмотрим. Может быть. Если раздобудем корм. А пока посади его куда-нибудь и зайди ко мне, Коля. Мне надо с тобой серьезно поговорить.

Коля насупился и опустил голову.

– А я, Клавдия Федоровна, вовсе и не виноват. Я же говорил: не лезь ко мне в сарай – у меня кролик. А она полезла… И выпустила.

– Драться все равно не надо, – сказала Клавдия Федоровна. – Неумно и некрасиво… Ну, быстро. Прячь своего кролика, собери всех мальчиков и приходите ко мне. Есть важное дело.

Почувствовав, что гроза миновала, Коля со всех ног побежал к сараю.

Через несколько минут он и еще несколько ребят сидели в комнатке Клавдии Федоровны вокруг стола. Лида у них были серьезные и озабоченные.

– Так мы пойдем, Клавдия Федоровна, – сказал Витя Нестеренко, высокий белокурый мальчик в очках. Он был очень близорук, и, если хоть на минуту снимал очки, лицо у него сразу становилось растерянным и даже испуганным. – Так мы пойдем, попросим у соседей топоры и пилы. Я думаю, дадут.

– Дадут, конечно. Скажите, что это я прошу и что завтра мы все вернем в целости и сохранности.

Мальчики встали и гурьбой двинулись к двери.

– А ты погоди, Коля, – остановила Охотникова Клавдия Федоровна. – С тобой у меня еще особый разговор.

Коля тоскливо поглядел вслед уходящим товарищам и покорно опустился на стул в ожидании взбучки.

Но разговор вышел совсем не такой, как он предполагал.

Витя Нестеренко едва успел вернуться в дом с большой двухручной пилой – он не без труда раздобыл ее у хозяев соседнего дома, – как навстречу ему кинулся Коля Охотников.

– Брось ты свою пилу! – крикнул он и, выхватив ее из Витиных рук, кинул в угол. – Есть дела поважней.

– Что такое? – испуганно спросил Витя. Очки у него запотели, и он беспомощно моргал глазами. – Случилось что-нибудь?

Коля оттащил его к окну и стал рассказывать громким шепотом, поминутно оглядываясь и захлебываясь от волнения.

Витя слушал, протирая очки, и глубокомысленно молчал.

– Ничего не понимаю, – наконец, сказал он.

– Да чего тут не понимать? – удивился Коля. – Говорят тебе: картины где-то в городе… Бургомистр хотел их вывезти, но не успел… Давай будем искать!

– А где?

– Ну, и бестолочь! – Коля от досады ударил по колену кулаком. – Если бы знали где, так пошли бы и взяли.

– Да я не о том, – смутился Витя.

– А о чем же?

– Да где их искать?

Коля развел руками:

– Ну, этого пока еще никто не знает. Клавдия Федоровна велит людей расспрашивать. Но я думаю, что же только расспрашивать? Можно и поискать. Неужто мы глупее других?

Витя с сомнением покачал головой. Это совершенно вывело из себя Колю.

– Ты просто сдрейфил, – с презрением сказал он. – Вот уж не думал, что ты такая размазня! А еще в геологи собираешься!

– И совсем я не сдрейфил, – стал оправдываться Витя. – А только как же искать, если неизвестно где. Город-то ведь большой!..

– Ну и что ж с того! Я ж тебе говорю, что Клавдия Федоровна велела походить по дворам, поговорить с жителями. Ты что, и этого не хочешь?

– Да нет, хочу, – неохотно согласился Витя. – Походить по дворам, конечно, можно. А когда пойдем? Завтра, что ли?

– Зачем завтра? Сегодня пойдем. Вот справимся с дровами – и пошли.

– Хорошо. Только ты сам спрашивай.

– Ладно, сам буду. Не думал я, что ты такой тюфяк… Только вот что я тебе скажу: никакой из тебя геолог не выйдет! Иди лучше в аптекари.

Глава тринадцатая. Развалины на холме

Они шли гуськом по узкой тропинке, протоптанной в снегу вдоль стен и заборов. Впереди – Коля Охотников в стеганом ватнике и в брезентовых рабочих рукавицах. Он нес на плече две тяжелые лопаты. Позади, сохраняя дистанцию в два шага, покорно брел Витя Нестеренко в старом осеннем пальто, когда-то черном, а теперь неопределенного серого цвета, с короткими, обтрепанными по краю рукавами. Свои большие красные руки без перчаток он чуть ли не по локоть засунул в карманы, но теплее от этого ему не становилось.

Так они дошли до ближайшего перекрестка.

У покосившегося телеграфного столба Коля Охотников остановился:

– Ну, Витька, в какую сторону пойдем? Направо или налево?

– Не знаю. По-моему, домой. До каких же пор нам по улицам шляться?

Коля яростно вонзил в снег обе лопаты.

– И чего ты такой вялый? – спросил он с негодованием. – Согнулся, как старик, носом землю пашешь! – Последние слова Коля произнес не без удовольствия. Он слышал их от старшины, распекавшего медлительного и нерасторопного солдата, когда час тому назад к ним во двор въехала машина с дровами.

– А тебе чего от меня надо? – рассердился Витя. – Дело говори. А то «пашешь, пашешь»!..

– Ну, если дело, так идем вот в эти ворота.

– Так ведь опять там ничего нет. Только обругают…

– Подумаешь, нежный какой! Обругать нельзя…

И Коля направился к невысокому деревянному дому, окруженному сараями, старыми конюшнями, превращенными в склады, и еще какими-то пристройками. Он смело вошел во двор, поставил у крыльца лопаты и направился к сараю с высоким кирпичным фундаментом. Этот сарай показался ему очень подходящим местом для того, чтобы спрятать картины. На дверях сарая висел большой ржавый замок. Едва Коля притронулся к нему, как замок легко открылся. Оказалось, что он не был заперт. Вынуть его из колец было мгновенным делом. Дверь со скрипом отворилась… И из темноты с радостным визгом выскочил поросенок.

В ту же секунду в домике распахнулась дверь и на крыльцо выскочила какая-то древняя старуха в больших валенках и в ситцевом переднике.

– Жулики! Что делают! – закричала она. – От Гитлера порося уберегла – так они его стащить хотят… Сейчас людей позову, шерамыжники вы этакие… Вон со двора, чтобы духу вашего тут не было!

Витя растерялся, попятился и метнулся к воротам. Но Коля не побежал. Он смело пошел навстречу старухе. Остановился передней и сказал с достоинством:

– И как вам, бабушка, не стыдно так ругаться!.. Не нужен нам ваш поросенок… Если хотите, мы вам его поймаем…

– Вот именно, что не хочу, – сердито сказала старуха. – Поймаете, да не нам… Иди, иди, пока цел. А не то я тебя так ремнем отделаю!..

Поросенок, радостно хрюкая и взрывая пятачком снег, бегал по тропинке между домом и сараем. Коля нагнулся к нему, схватил, ловко втолкнул в сарай и прикрыл дверь. Увидев это, старуха несколько приутихла.

– Ну ладно, иди, иди, – уже миролюбиво сказала она. – Нечего по чужим дворам шататься.

– А мы, бабушка, не шатаемся, – сказал Коля, вновь подходя к крыльцу. – Мы картины ищем.

– Какие такие картины?

– Из музея. Которые пропали. Гитлеровцы их увезти из города хотели, да не успели и спрятали… А где – неизвестно. Вот мы их и разыскиваем.

– У нас во дворе никаких этих картин нет, – сказала старуха, – и на соседнем тоже, и на всей улице нет. А о картинах нам уже из горсовета объявляли… Кабы они были, так я сама бы их снесла… Вас не дожидалась…

Взвалив на плечи лопаты, Коля направился к воротам.

Витя, ожидая его, приплясывал на снегу.

– Плохо дело, – сказал Коля. – Нет у нее картин и вообще на этой улице их нет.

– А она откуда знает?

– Знает, раз говорит. И всем уже известно, что надо искать картины. Горсовет объявил.

– Зачем же нам тогда искать? – сказал Витя. – Все обыщут свои дворы, и кто-нибудь найдет… Говорю тебе – пойдем домой!..

– Не пойду, – упрямо ответил Коля. – Если хочешь – иди, а я не пойду. Я буду искать.

И он пошел дальше. Витя постоял, постоял и опять потащился вслед за ним. На всякий случай они зашли еще в несколько дворов, но уже не хозяйничали сами, а терпеливо расспрашивали жильцов. Все знали, что из музея пропали картины, все гадали, где они могут быть, высказывали свои предположения, но все уверяли, что как раз у них во дворе нигде ничего не спрятано.

– Нет, так мы, конечно, ничего не найдем, – сказал Коля, когда они через час остановились на другом конце улицы. – Вот что я тебе скажу – искать надо там, где никто не ищет и где нет хозяев.

– То есть где же это? – с интересом спросил Витя.

– Ну, в развалинах, в подвале старой церкви, в склепах на кладбище!.. Пойдем, а?

Витя поежился, поморгал сквозь очки и покорно сказал:

– Пойдем.

– Куда раньше?

– Куда хочешь.

– Тогда сначала пойдем в развалины, – решительно сказал Коля.

Развалинами они называли стены большого элеватора, разрушенного немецкими самолетами во время первых же бомбежек. Элеватор стоял на холме, невдалеке от железнодорожной станции. Чтобы попасть к нему, надо было пересечь весь город.

Мальчики зашагали в ту сторону.

Вдруг из-за угла полуразрушенного, обгорелого дома прямо им навстречу выскочила Мая Шубина. На ней было не по росту короткое пальто и большие валенки. От этого она казалась еще меньше.

– Вы куда это? – крикнула она. – Клавдия Федоровна позволила ходить только по соседним улицам…

Мальчики остановились.

– А ты откуда знаешь?

– Да уж знаю.

– Подслушивала, наверно, – с презрением сказал Коля Охотников. – И всегда-то ей нужно всюду свой нос совать…

– А вот и не подслушивала!.. Мне сама Клавдия Федоровна сказала.

– Ну, и радуйся. Только к нам не приставай. Идем, Виктор!

Мальчики решительно пошли дальше.

Мая побежала следом:

– Нет, куда же вы все-таки идете?

– Вот пристала! Туда, где лежат картины, – Коля подмигнул Вите: «Молчи!»

– Вы знаете? – задохнувшись, почти шепотом спросила Мая.

– Знаем.

В глазах у Маи засветилась мольба.

– Возьмите и меня, – попросила она. – Мальчики, милые! Ну, что вам стоит?

– Вот еще! – усмехнулся Коля. – А потом ты будешь говорить, что это ты нашла.

– Нет, честное слово, не буду говорить.

– Нет, нет. Ты и не проси. Не возьмем, – сказал Витя. – Мы в такие места идем, где тебе будет страшно.

– А я не боюсь.

– Ладно, довольно болтать. Пошли, Витька! – и Коля потянул приятеля за рукав.

Они прибавили шагу, но услышали, что за ними кто-то бежит. Коля оглянулся и даже охнул от досады. Эта девчонка, наверно, забыла, что у него крепкие кулаки.

– Ты куда? Назад! – крикнул он и загородил ей дорогу.

– Не пойду назад, – твердо сказала она.

– Мы же тебе русским языком говорим – мы идем в развалины. А это – не женское дело.

– Вы идете, и я пойду…

– Объясни ей, Витька, наконец, ты, раз она русского языка не понимает, – досадливо махнул рукой Коля и отошел в сторону.

– Видишь ли, Маечка, – ласково сказал Витя. – Тебе с нами лучше не ходить. Мы идем на опасное дело, понимаешь? А ты еще маленькая, тебе всего двенадцать лет…

– Подумаешь, а тебе – четырнадцать.

Она решительно не хотела сдаваться. Наконец, исчерпав все возможности уговорить ее, мальчики пошли вперед. Мая, всхлипывая, брела за ними следом.

Так, втроем, вышли они на окраину города. Время приближалось к пяти часам. Уже начинало смеркаться. Разрушенный элеватор бесформенной громадой поднимался на холме. Снизу он казался особенно темным и страшным. Справа от дороги стоял столб, на котором был прибит фанерный щит с короткой и выразительной надписью: «Мины!» Тут Коля в первый раз вспомнил о Мае.

– Смотри, с дороги не сворачивай, – бросил он ей через плечо, – а то подорвешься.

Она молча кивнула.

– А ведь нам не успеть сегодня под церковь и на кладбище, – сказал Витя.

– Пойдем завтра. Важно начать…

Мальчики стали быстро подниматься на холм. Не отставая от них ни на шаг, за ними шла Мая. Она сильно замерзла и устала. Чтобы как-нибудь согреть руки, она в варежках сжимала их в кулаки. Косички давно уже выбились из-под косынки и болтались вдоль щек двумя тонкими жгутиками. Ох, уж эти мальчишки! Нарочно идут и не оглядываются…

Дорога круто повернула направо, огибая холм. До элеватора оставалось метров пятьдесят. Сюда давно уже никто не ходил, и дорогу совсем занесло снегом. Надо было идти по целине. Коля в нерешительности остановился.

– Ну, что ж ты стал? – спросил Витя.

– Да, может быть, тут мины… – Коля пожал плечами.

– Не везде же мины… Видишь, знака нет!.. Значит, и мин нет!

– А может быть, их тут еще не искали?

Витя вдруг рассердился:

– Так о чем же ты раньше думал? Вел меня сюда, вел, а теперь назад возвращаться?..

Коле стало неловко.

– Нет, – сказал он, – зачем же возвращаться? Давай искать тропинку.

– Да какая же тут может быть тропинка, когда наверх никто не ходит. Сам видишь, сколько снега кругом…

Они внимательно осмотрели пространство, которое отделяло их от элеватора. Всюду лежал нетронутый глубокий снег, синевший в быстро надвигающихся сумерках.

– Ребята, – вдруг крикнула Мая, стоявшая в стороне, – смотрите-ка, что здесь такое!..

Мальчики подбежали к ней.

– Где? – быстро спросил Коля. – Что ты нашла?..

Мая варежкой показала на снег:

– А вот, видите… Следы на снегу!.. Кто-то шел к элеватору!

– Верно, следы, – сказал Коля.

– Ну, вот видишь!.. – Витя осторожно поставил ногу в большой и глубокий след. – Кто-то туда шел.

– А раз он шел и прошел, значит, и мы пройдем. – Теперь Коля смело шагнул вперед. – Только давайте идти след в след, чтобы не сбиваться… Тогда не опасно.

– Стой, Коля! – вдруг сказала Мая.

Коля обернулся:

– Ну, что еще?

– А вдруг он там!..

– Кто это он?

– Да человек, который шел.

– А что ему там делать в такой мороз? Посмотрел, наверно, и вылез где-нибудь обратно. Может, с тех пор неделя прошла. А ты не ходи, оставайся… Витя, за мной!

Витя двинулся вслед за Колей. Но тут Мая как-то ухитрилась и, обогнав Витю, оказалась между мальчиками. Увязая по колено в снегу, они молча добрались до самых стен элеватора и остановились у большого темного пролома. Здесь вдруг следы потерялись, словно растаяли.

– Тут уже неопасно, – сказал Коля. – В развалинах мины не ставят. Теперь давайте действовать… Ты, Мая, останешься и здесь будешь нас ждать, слышишь? – прикрикнул он на всякий случай, чтобы отрезать всякую возможность спора.

– Хорошо, – покорно согласилась девочка.

– А мы с Витей пойдем внутрь и все осмотрим. Если ты понадобишься, мы крикнем. А так – жди нас!..

– Хорошо, – повторила она.

Мальчики нырнули в пролом, перебрались через несколько гребней осевших на землю развалин и очутились под сводом, который образовался оттого, что две стены навалились друг на дружку, но не упали. Здесь почти совсем не было снега. Под ногами валялись груды битого камня, цемента, железных обломков. Мальчики с трудом прошли десяток шагов и вдруг увидели в стене дверь.

Она была приоткрыта, но за ней было темно, так темно, что у обоих не хватило духа войти туда, куда она вела. Они стояли перед черным проемом и слушали. В развалинах свистел ветер. Где-то вдалеке несколько раз ударила зенитка. В небе, за тучами, пророкотал самолет.

Таинственная дверь пугала мальчиков, и в то же время им очень хотелось в нее войти. Коля осторожно протянул руку и чуть-чуть толкнул ее – она заскрипела и раскрылась еще больше.

Мальчики, вытянув шеи, заглянули внутрь и в полумраке разглядели лестницу, которая вела вниз.

Что это? Почудилось или нет? Откуда-то из глубины до них донесся хриплый стон. Мальчики вылетели из-под свода, словно их вынесло ветром, и остановились только тогда, когда оказались за стенами элеватора.

– Ты слышал? – спросил Коля.

– Слышал, – ответил Витя.

Оба помолчали, прислушиваясь к ветру.

– Что это может быть? – спросил Коля.

– А как по-твоему?

– Там кто-то сидит.

– Кто?

– Человек! Совы зимой не водятся… Что же теперь делать?

– Не знаю.

Оба нерешительно потоптались на месте.

– Ребята! Ребята! – вдруг услышали они из-за камней горячий шепот Маи. – Вы чего так быстро вернулись? Нашли что-нибудь?

Она перелезла через выступ стены и спустилась к ним.

– Нашли, – угрюмо ответил Коля.

– Что, что такое?

– Не что, а кого. Человека.

– Какого человека?

– Да, наверно, того самого, чьи следы… Он там внизу лежит, стонет…

Мая всплеснула руками.

– Чего же вы стоите? – сказала она. – Человек, может быть, умирает!..

Мальчики не двигались с места.

– Ну, что же вы?..

– А вдруг он нас просто пугает? – сказал Коля.

Все трое помолчали.

– Знаете что, ребята? – сказала Мая. – Я к нему пойду…

– С ума сошла! – крикнул Коля.

– Никуда ты не пойдешь, – твердо заявил Витя. – Мы тебя не пустим.

– Нет, пойду! Я – девочка, и он мне ничего не сделает…

– Так он в темноте и разберется – девочка ты или мальчик. Как всадит тебе нож между лопатками!..

Коля сказал это так выразительно, что Мая невольно передернула плечами. Но напугать Маю было не так-то просто.

– Тогда вот что, ребята! – решительно сказала она: – Давайте пойдем все вместе… Сразу все!.. Один он с тремя не справится.

Мальчики посмотрели себе под ноги, потом друг на друга и согласились. Мая говорила так твердо и спокойно, что они даже не подумали спорить, когда она пошла впереди. Нет, это не было трусостью. Они не оставили бы ее одну, и каждый готов был, если понадобится, ее защитить. Но просто бывают в жизни такие случаи, когда впереди становится тот, у кого сильнее воля.

И вот все трое стоят у двери и прислушиваются. Все тихо. И вдруг опять снизу раздался стон, но теперь он был как будто слабее и глуше. Мальчики не успели и слова сказать, как Мая скользнула в дверь и пропала в темноте. Оба, не сговариваясь, сразу шагнули вслед за ней. На лестнице Коля обогнал Витю и придвинулся вплотную к Мае, крепко сжимая в руках лопату на случай внезапного нападения.

Так они спускались в полной темноте, медленно оставляя за собой ступеньку за ступенькой. А стон был все ближе и ближе… Человек стонал тяжело, надсадно… По временам он что-то выкрикивал, но так, что нельзя было разобрать ни одного слова.

Мая что-то задела ногой, и по ступенькам загрохотал металлический, судя по звуку, предмет. Дети вздрогнули и замерли. Так они постояли несколько минут, крепко держась друг за друга. Потом Коля нагнулся и стал руками обшаривать лестницу.

– Это электрический фонарь, – прошептал он на ухо Мае.

Мая шепнула Вите:

– Фонарь!

Они ощупывали его в темноте. Все думали об одном и том же: зажигать или нет? Наконец, Мая чуть сжала Колин локоть, и он понял, чего она хочет. Зажигать!.. Острый, яркий луч фонарика прорезал тьму. Он скользнул по черным сырым стенам подземелья, где когда-то проходили трубы отопления, и уткнулся в человека, который лежал на спине у нижней ступеньки лестницы. Он был в беспамятстве. Рядом с ним валялось несколько пустых консервных банок и раскрытый заплечный мешок, из которого торчали какие-то вещи.

С первого же взгляда ребята поняли, что перед ними – немец. И не просто немец, а судя по шинели – офицер.

Коля прощупал лучом фонарика окружавшую их темноту. В подвале больше никого не было. Гитлеровский офицер лежал совершенно один.

Ребята окружили его. Витя, на всякий случай, осмотрел его карманы, вытащил пистолет и сунул его себе за пояс.

– Давай посмотрим его лицо, – предложила Мая.

Луч уперся в закрытые глаза, осветил короткий тупой нос, широкий подбородок…

– Он! Видите? – прошептала Мая.

– Что? Что?.. – тоже шепотом спросил Коля.

Мая вдруг отшатнулась.

Офицер открыл воспаленные глаза, протянул вперед руки и крикнул:

– Zu mir! Zu mir! [1]1
  Ко мне! Ко мне!


[Закрыть]

Они так и замерли на месте. Теперь все трое узнали этого человека. Одно его имя еще недавно внушало ужас не только им, но и всему городу.

Да, ребята не ошиблись. Перед ними действительно лежал начальник городского гестапо Курт Мейер, тот самый Курт Мейер, который в упор расстреливал военнопленных и хозяйничал в городе, как ему вздумается. Он лежал здесь уже несколько суток. Взрывом бомбы перевернуло его машину. Шофер был убит, а он отделался тяжелым ранением в левую ногу. Это случилось недалеко отсюда, на повороте дороги. Несмотря на страшную боль, у него хватило сил добраться сюда, притащить с собой запас продовольствия и две химические грелки, которые могли греть довольно долго, если их держать за пазухой. Но тяжелое ранение – не простая штука. Счастье изменило Курту Мейеру. Он мечтал о богатстве, об орденах, а смерть наступала на него в каком-то грязном подвале, куда чудом забрели трое смелых ребят.

– Что же нам с ним делать? – спросил Коля. – Нам втроем его отсюда не вытащить, он слишком тяжелый…

– А какой он был важный, когда ходил по городу, – сказала Мая. – Наверно, он скоро умрет!..

– Надо позвать кого-нибудь, – сказал Витя.

– Ах! – Мая схватила Колю за руку. – Он смотрит!

Коля навел луч фонарика на лицо Курта Мейера. Сквозь узкую щель приподнятых век на ребят смотрели два темных блестящих глаза. Курт Мейер перестал стонать, словно придя в себя и оценивая создавшуюся обстановку. Он молчал и только слабо шевелил губами.

Дети невольно взялись за руки и отступили назад, так страшно было это лицо – отекшее, обросшее щетиной. Им казалось, что Курт Мейер вот-вот вскочит и затопает на них ногами.

Но в это время в больном мозгу Курта Мейера роились такие мысли, о которых ребята и не догадывались. Если бы только знали они, что он сделает через пять минут, они обыскали бы его еще раз.

А Курт Мейер опять закрыл глаза и уже больше не стонал…

Ребята решили пойти за помощью.

Когда они вышли из подвала, захватив с собой заплечный мешок Курта Мейера, было уже темно. Не решаясь засветить фонарик, они в темноте, помогая друг другу, перелезли через все кручи, счастливо пробежали пространство до дороги и остановились, тяжело дыша. Вокруг было пустынно и безлюдно – ни одной проезжей машины, ни одного человека.

И вдруг со стороны развалин до них донесся приглушенный звук револьверного выстрела. Это Курт Мейер, поняв, что больше надеяться не на что, выстрелил в последний раз.

Но об этом ребята узнали позднее. Выстрел испугал их, и они бросились бежать по дороге изо всех сил. Только сейчас, когда опасность миновала, им вдруг стало по-настоящему страшно. Скорей, скорей назад в город! Они бежали молча, задыхаясь от бега и от ветра, который бил им в лицо. И вот, наконец, впереди замерещились очертания окраинных построек. Ребята увидели человека, фигура которого смутно вырисовывалась сквозь белесую морозную дымку. Человек шел им навстречу. Ребята побежали еще быстрее, стараясь не отставать друг от друга.

Когда они приблизились к человеку, он вдруг остановился и окликнул их:

– Ребята! Вы что тут делаете? Куда бежите? – Голос его звучал добродушно. Ребята сразу узнали фотографа с базарной площади.

– Домой торопимся! – крикнул Витя.

Но, встретив знакомого взрослого человека, ребята убавили шагу, успокоились, словно переступили через какую-то невидимую черту, за которой остался жуткий подвал со страшным Куртом Мейером. Они почувствовали себя в безопасности и разом начали говорить, перебивая друг друга и захлебываясь от избытка только что пережитых волнений.

– Вы знаете, откуда мы идем?.. – крикнул Коля, подбегая к Якушкину и невольно хватая его за рукав. – Оттуда! Из развалин!

– Что? Что? – не понял Якушкин. – Откуда?

– Ну, из элеватора… Сверху!.. – показал в темноту Виктор. – Вы не знаете, кого мы там нашли…

– Курта Мейера!.. Начальника гестапо, – перебила его Мая.

Якушкин от удивления словно прирос к месту.

– Да что вы, ребята, – шутите, что ли? Курта Мейера?.. Откуда он там взялся!..

– Не знаем, – мотнул головой Коля, – а только мы его видели… Он там в подвале лежит!

– И совсем один, раненый, – сказала Мая.

– И банки вокруг него из-под консервов валяются, – добавил Виктор.

– Да не может этого быть! – Якушкин только руками развел. – Все это вам, наверно, померещилось, ребята… Какой подвал? Какие банки?.. Да и зачем вас туда понесло!..

– А мы картины искали!.. – сказал Виктор. – Ну, знаете, те, что из музея украдены… Вы нам что, не верите?..

– И никто не поверит.

– Ах, так? А вот посмотрите-ка, что у меня за спиной, – сказал Коля. – Ну, посмотрите! Что это?

Якушкин посмотрел.

– Вещевой мешок! Немецкий как будто! – сказал он удивленно и немного смягчая тон.

– Вот мы его у Мейера и забрали!.. – победоносно заявил Виктор. – И мы вовсе не обманщики какие-нибудь…

Якушкин начал ощупывать мешок.

– Смотрите-ка! Смотрите!.. И верно!.. А нет ли в нем консервов, ребятки?.. Очень уж я изголодался, сказать по правде… Так вы, говорите, самого Курта Мейера видели? – спросил он уже серьезно.

– Видели!.. – подтвердили ребята хором. – Не верите, посмотрите сами!.. Ну, нам домой пора!

– Идите! Идите, ребятки, – сказал ласково Якушкин. – А я вот тут недалеко живу, поискать снарядных ящиков на дорогу вышел – топить нечем… Ну, бегите, бегите…