Текст книги "Мост Верразано"

Автор книги: Александр Мирер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Си-Джи приказал Миллеру ехать на «кондоре» впереди: сам он поедет с гостем.

– Но, сэр, извините, сэр, но господин Мабен… – забормотал Миллер.

– Очень жаль, мой друг, но хозяин здесь нока что я, – оборвал его стоны Си-Джи. – Мы поедем вплотную за тобой. Не отрывайся. Возможно, я по дороге изменю маршрут.

Дело было в том, что начальник службы безопасности нью-йоркской штаб-квартиры Жак Мабен установил жесткий порядок охраны принципала. Си-Джи не полагалось ездить без телохранителя ни по службе, ни по личным делам; это было обговорено, и ему пришлось на это пойти. Детей возил в школу другой охранник, либо садовник – тоже человек Мабена. Этот порядок до сих пор неукоснительно соблюдался, и оставалось только гадать, какой скандал учинят Мабен, когда узнает, что господин президент проехал через весь Манхэттен не в бронированной машине, да еще с чужим человеком.

Двинулись. Президент «Дженерал карз» уселся в самую массовую машину из выпускаемых его корпорацией, а чернокожий телохранитель, встревоженный до глубины души, поехал на штучном «кондоре». Трогаясь, Умник деловито пожужжал стартером, потом включил имитацию шума двигателя, и так, рокоча и даже пофыркивая, они выехали за ворота и покатили по извилистому проезду между каменными оградами и безупречно стриженными газонами, под нависающими кронами вековых деревьев. Выбрались на шоссе, Умник выключил свою жужжалку, и в кабине стало тихо, неестественно тихо – только шуршал обтекающий машину воздух, да снизу, от колес, доносился шелест шин по асфальту и тончайшее пение электромоторов, Солнце достигло высшей своей точки и висело впереди и справа, отражаясь в реке, – слепило глаза.

– Надень солнечные очки, – сказал Умник. Очки лежали под ветровым стеклом.

– Спасибо, я же не за рулем. Какие у тебя предложения?

– Насколько я понимаю, – задумчиво сказал Умник, – ты мне пока не поверил. Да и странно было бы, если б поверил. Сколько тебе надо наездить, чтобы уверовать?

– Минимум миниморум пятьсот миль, – немедля ответил Си-Джи. Он уже это обдумал.

– Ага… Ну, это можно накатать за день… Скажем, Бостон и обратно?

– Я бы предложил Вашингтон.

– Ага, у тебя там представительство и все такое… Не люблю я это место. Хорошо. Когда?

– Если тебе удобно завтра, я отряжу двоих людей.

– Не пойдет.

– Почему же?

Умник обычным своим движением выставил указательный палец.

– Голый я, понимаешь? Не прикрыт ничем. Тебе я верю, потому как Горовик тебе верит, и вообще… Вижу, Ты воровать не станешь, тебе это унизительно. – Он говорил, не спуская глаз с черного багажника «кондора» и аккуратно выдерживая дистанцию. – Тебе верю, а твоим людям, даже самым доверенным, – нет, и тебе не советую, пока мои и твои права не закреплены юридически. Не советую.

– Так что ты предлагаешь?

– Езжай с нами сам. Часов двенадцать – всего-то…

– Могу только в воскресенье, – сказал Си-Джи.

– А сегодня вторник? Да мы с Рональдом взбесимся – еще пять дней бездельничать – не выйдет.

– Он тоже в Нью-Йорке?

– А ты как думал?! Я на этой штуке, и один?! Голубочек мой, да мы спим по очереди, в окно смотрим безотрывно. Еще пять ночей, а? Завтра, и точка. Город-то бандитский!

Си-Джи некоторое время соображал, сочувственно кивая. Потом попросил разрешения воспользоваться телефоном и узнал у мисс Каррингтон, какие встречи запланированы на завтра. Подумал еще и резюмировал:

– Решено. Если ты не против, подъезжай завтра в семь без четверти ко мне домой.

– А ты ранняя пташка, – пробурчал Умник, очень довольный. – Только заезжать ни к чему. Там у вас площадка перед мостом, помнишь?

– Вертолетная площадка…

– Угу. Вот на ней и будем ждать, и сразу поедем. Полагаю, Джордж твой выезды на юг знает…

Они поговорили еще немного – дорога на этот раз бежала быстро. Си-Джи воздержался от вопроса, как Берту удалось соорудить такую чистенькую, на вид вполне промышленного производства систему, не вовлекая в дело десятки, если не сотни людей. Си-Джи знал, и очень твердо, что современные технологии практически не допускают штучного производства. Вернее, так: если вы хотите изготовить одну-единственную хитрую деталь, вам придется построить такую же сложную и хитрую линию станков – или две линии, или десять, – как и для производства сотни тысяч этих деталей. То есть вложить безумные деньги, привлечь целую толпу инженеров и так далее.

И Си-Джи все-таки спросил – боковым ходом;

– Извини, Берт, но это важный вопрос: сколько человек знают суть твоего изобретения? Умник ухмыльнулся и быстро ответил:

– Теперь четверо. Мы с Роном, Горовик и ты.

– А насчет этой машины? Электромобиля?

– Те же четверо.

– А кто ее переделывал?

– Да мы с Роном, – чуть раздраженно ответил Умник.

– Ага, ага… И во сколько это тебе влетело? Брал кредиты?

– Ну, нетушки, – Умник опять улыбался. – Родители, понимаешь, оставили порядочно… Ладно – карты на стол, какие от тебя теперь секреты. Я вбил в эту затею волшебную цифру: двенадцать миллионов. Вместе с новыми постройками на фирме.

Си-Джи был сильно удивлен таким размахом и задал нелепый вопрос:

– Почему двенадцать миллионов – волшебная цифра?

– А, не знаю. Есть один парень на Восточном побережье, с чудной такой фамилией, тоже изобрел какую-то штуковину, так вот он набрал кредитов на те же двенадцать. Мне-то было проще.

– Рональд входит в долю?

– Это уж наши с ним дела… Если дойдет до контракта, будешь заключать со мной.

– Так удобней, – согласился Си-Джи. – Вон там, у второго светофора идем налево.

Остаток дня Клемент Гилберт провел в безумной спешке; впрочем, ему было не привыкать. Он постарался прокрутить как можно больше дел из назначенных на завтра и даже провел совещание с директорами. Попросил мисс Каррингтон перегнать кое-что на его компьютер, чтобы поработать дома, да и завтра – в пути. Все это было не так трудно, но не удавалось отделаться от навязчивых мыслей, мешающих работать. Он же знал, притом совершенно твердо, что аккумулятор такой колоссальной емкости не может разместиться в чемоданчике для деловых поездок. Не может! В таком объеме вещества – любого вещества – не имеется достаточного количества электронов, вертящихся на рубашках атомов. Емкость аккумулятора жестко связана с его объемом как раз потому, что она зависит от количества свободных электронов, то есть в конечном итоге от количества атомов. Но, возможно, он чего-то недопонимает? Больше всего ему хотелось немедля рвануть на аэродром и улететь в Анн-Арбор, к Горовику. То, чего проф не знает об атомных оболочках, можно уложить в стаканчик для виски и накрыть листом крыжовника, как говаривал Диккенс… Но лететь было никак нельзя, ибо громадная машина компании «Дженерал карз» вертела шестернями неумолимо, она не допускала непредвиденных отлучек своего президента и владыки – даже завтрашняя поездка наверняка вызовет сбои.

Не выйдет полететь к Горовику, нет… Вечером бы вышло, да он ложится с петухами…

Он все-таки попросил мисс Каррингтон поймать Горови-ка по телефону, и сомнения разрешились сами собой: проф улетел в Европу, на симпозиум.

Ближе к концу дня принесли запечатанный конверт от Мабена. Си-Джи вскрыл конверт немедля и обнаружил в нем справку о Берте Эйвоне. Одно из чудес, которые умел творить начальник спецслужбы: получил всю информацию и наверняка из разных источников. Итак, досье.

Берт Стивен Эйвон, родился в … году, холост, детей не имеет, доктор химии, магистр математики, живет в Хоуэлле, штат Мичиган. Владелец фирмы «Мичиган электрик». Личное состояние, включая недвижимость, оценивается в 10-20 миллионов. В полицейских записях не присутствует, кредитная история безупречна, долгов нет. Особых пристрастий не отмечено.

Очень достойно, подумал Си-Джи. Не стал тратить денежки, чтобы построить свой чудо-автомобиль – заказывать по деталям в разных фирмах. Учредил, видимо, свою фирму, и на ней все и построил. Ага, вот оно! Среди всякой шелухи – вроде того, что Эйвон не замечен ни в предосудительных знакомствах, ни, напротив, в знакомствах с известными людьми – указана специализация «Мичиган электрик»: мелкосерийное и нестандартное электрооборудование для авиационных компаний, в частности, для «Рокуэлл интернейшнл».

Все понятно. Поэтому на него такое подробное досье – работает на оборонку. И поэтому так фирменно выглядят его автомобильные электромоторы.

Дьявольщина и дьявольщина, думал Си-Джи. Очень все достойно и надежно выглядит, и физиономия его внушает доверие, не будь я Клем Гилберт, но ведь дело-то невозможное!

И снова, в десятый, наверное, раз подумал: а что, если этот человек изобрел «холодный» ядерный генератор? Это еще недавно тоже казалось невозможным, хотя, в отличие от аккумулятора, и не запрещалось законами природы. Нет, это нереально. Полвека ведущие страны мира тратят миллиарды на «мирный атом», и ничего не получается – да что там миллиарды! Какие умы, какие коллективы ученых поразбивали себе лбы, изошли тщетными надеждами! Ничего не получается, а если и получится, то прямым преобразованием атомной энергии в электрическую здесь и не пахнет; предвидятся котлы, паровые турбины и так далее.

В студенческие годы Си-Джи прочел несколько книг по этой проблеме – грустную повесть о разбитых надеждах.

Ну ничего, подумал он, скоро мы все узнаем доподлинно. Подумал и вызвал к себе Мабена.

Жак Мабен – француз из Нового Орлеана – до некоторого момента не имел в истории ЭИ собственной роли, участвовал в ней только как верная тень господина Гилберта. Верность его имела причины. В звездный час молодого директора «Дженерал карз», едва ли не в день, когда он стал президентом компании, Мабена выставили из ФБР по ложному обвинению в связи с наркодельцами. Подробности здесь не важны; специальный агент Мабен оказался на улице – разумеется, без пенсии, без медицинской страховки и с тремя детьми – мал мала меньше. А служил он в Нью-Йорке, и его непосредственный начальник, знавший, что Мабена «подставили», был приятелем Кеннета Гилберта, отца Клема. И случайно поприсутствовал при перепалке отца с сыном – насчет кадровой политики Клема. Отец рычал, что нельзя увольнять сразу треть ведущего персонала компании, что она немедленно вылетит в трубу и тому подобное. «Рехнулся ты, сын, начальник-то охраны никак не может быть виноват, что „Джи Си“ выпустила непопулярную машину!» – орал он.

Из за странностей английского языка «Джи Си» – это аббревиатура слов «Дженерал карз». Впрочем, Клем тогда еще не получил кличку «Си-Джи».

Услышав вопли приятеля, старый полицейский наставил ухо, улучил минуту и порекомендовал Мабена в начальники охраны. Клему с его знаменитой проницательностью. тоже хватило минуты, чтобы Мабена принять и назначить ему оклад втрое больший, чем в ФБР, плюс акции и соответствующую пенсию в будущем.

Опальный офицер, не знавший, как снискать себе хлеб насущный, дерзко выставил свои условия: жесткая охрана для господина Гилберта и его семьи, во-первых, и полная свобода рук в проверке нью-йоркского персонала, во-вторых.

Первые два года, пока – по мнению Мабена – не улеглись страсти уволенных функционеров, – охрана действительно была очень жесткой. Си-Джи иногда проклинал этого квадратного коротышку с бугристой физиономией и замашками Наполеона. И за прошедшие семь лет Мабен не стал краше ни внешне, ни в ухватках.

Сейчас он явился, угрюмо-почтительно выслушал распоряжения президента корпорации, сказал «Слушаюсь, сэр», а затем, как и ожидал его шеф, пробурчал:

– Следовало бы послать двоих людей в машине сопровождения, сэр.

– Спасибо, не нужно. Хватит одного Миллера.

– Он ничего не заметит. Ребята – мастера своего дела, сэр. В Вашингтоне они сменят машину. Си-Джи потерял терпение в отрезал:

– Не разрешаю. Позаботьтесь о приборе. Все.

Через десяток минут Мабен вернулся с карманным измерителем радиации. Покачал головой и вернулся в свой отдел – горевать.

Умник, напротив, провел остаток дня весело и бездельно. Едва он высадил Клема у небоскреба «Дженерал карз», как позвонил Рон и спросил; «Ну?» Умник ответил вопросом на вопрос:

– Ты где? На Манхэттене?

– В музее.

– О Господи! В каком?

– «Фрик коллекшн».

– А я там не бывал, – изумленно прогудел Умник. Он представить себе не мог, чтобы Рональд Басс поперся в музей. – Обожди-ка…

Посмотрел на карте: вот он, этот музей. Рядом.

– Жди у входа, я сейчас подъеду.

"Хвоста» за ним как будто не было – хорошо; держит слово господин автомобильная акула. Экий на вид застенчивый пижон, а ведь акула!

Рон действительно торчал на ступеньках небольшого старомодного дворца, на фоне полированной бронзовой доски – наверное, чтобы Умник не спутал это место с каким-нибудь другим. Как всегда, он был в глубокой задумчивости и не заметил ни «гурона», ни английской пары, выплывшей нз дверей. Пришлось погудеть; Рон очнулся,

– Ну? – спросил он, усевшись на свое место.

– Завтра едем в столицу и обратно демонстрируем возможности.

– Гилберт едет?

– Едет.

– Угу, А потом?

– Полагаю, заговорим о контракте.

Рональд кивнул. Он тратил минимум энергии на разговоры – предпочитал объясняться жестами и междометиями. Словоохотлив становился, только объясняясь с инженерами и рабочими насчет конкретного дела. Но писал, как ни удивительно, мастерски – он был патентным поверенным и компании «Мичиган электрик», и самого Умника.

(По непостижимым американским законам, человек не может сам подать заявку на изобретение в Патентное бюро; это должно делать через патентного поверенного, и заявка должна идти за его подписью. Безумная страна – точно вам говорю…)

– Домой? – спросил Рон,

– Господи, помоги мне терпеть этого человека! – провыл Умник. – Домой, говоришь? В эту конуру? А ты что полдня делал, идол?

– Гулял. Уолл-стрит, потом сюда.

– Пешком ходил?

– Угу, – сказал Рон и вдруг прибавил:

– На мост Верразано не поеду. – Помолчал и выпалил:

– Три раза уже ездили!

Дело в том, что Умник обожал мост Верразано, обожал с детства, хотя через этот висячий мост его возили к тетке, еще более стервозной, чем его мамаша. Красота арок Верразано, его невесомая грандиозность были единственным утешением в ненавистных экспедициях к тетушке. И три предыдущих пустых дня он начинал с поездки на запад Бруклина и на мост – на верхнюю полосу непременно, потом примерно миля по Стейтен-Айленду, разворот, и еще раз на тебя накатываются громадина невесомой арки, ошеломительные изгибы несущих тросов, и – трап-трап-трап – хлопает под колесами покрытие моста, и надвигается дальняя арка…

– Ну и не поедем, – миролюбиво сказал Умник. – Подумаешь… А куда поедем? И тут Рон произнес целую речь;

– Нашел подходящее кафе. Таймс-сквер, Очень уютно.

– Есть стоянка?

– Нет.

– Какого же черта… А, ладно, едем – хоть посидим, как люди…

Штука в том, что большинство платных гаражей им не годилось; гаражные служители сами заводят авто на место и сами его возвращают. Иные стоянки, если они и наличествовали в этой части Манхэттена, были чужакам неизвестны, – а кроме того, с открытых стоянок машины, как известно, воруют. То, что Умник решился поставить драгоценную машину на улице и засесть в кафе, свидетельствовало о некотором беспамятстве, что ли, и Рональд взглянул на друга изумленно. Но спорить не стал – с гениями не спорят. А еще он знал, что угнать их голубую машинку почти невозможно: замки он ставил сам, открыть их было нельзя, и под рулевой колонкой был секретик, но если подберут ключ и раскусят секретик, то ни одному сумасшедшему не придет в голову выдвинуть ключ из замка – а иначе машина не поедет. И наконец, любое вторжение даст сигнал на их с Бертом биперы. Дистанция до мили.

– Уф, полдня не курил, – с чувством сказал Умник, разжигая сигарету.

– Это как?

– Проклятые пуритане, при виде сигареты плюхаются в обморок, – объяснил Умник.

Он был прав наполовину: не курил и не терпел табачного дыма сам Си-Джи, а вот Энн у себя в кабинете покуривала.

Они отлично посидели в баре уютного кафе; такого набора хороших вин Умник давно не видел и на радостях заказал бордо 1968 года. Потребовал улиток и еще какую-то чертовню, так что Рон только хлопал глазами. Умник болтал с барменом, когда у того было время, а оно по преимуществу было, потому что, как бармен выразился, «эти траханые недоноски в легислатуре запретили курить в траханых местах кроме как возле бара, если вокруг этого траханого бара, парень, есть пространство, чтобы дым развеивался, а кафе, сам видишь, стоит пустое».

Так они провели остаток дня, на мост Берразано не поехали, а вечером в номере мотеля принялись обсуждать, как разворачивать производство ЭИ в массовом масштабе, – хотя и решили когда-то, давным-давно, что таких разговоров до заключения контракта не будет.

Ночью пошел дождь, он не унялся и утром. «Гурон» блестел под фонарями, как лакированный; через улицу у овощной лавки корейцы натягивали тент. Господь Бог, похоже, отменил рассвет на этот день, и Умник ворчал и чертыхался, выезжая на скоростное шоссе Гоуэйнос – слепили огни встречных машин, а на Манхэттене стало еще хуже. Однако они не опоздали: «кондор» подъехал чуть позже них, мигнул фарами, приглашая двигаться следом. Экспедиция началась. Умник перестал ворчать и впал в неприятнейшее из своих состояний, угрюмое молчание, разрешить которое можно было только двумя способами: посадить гения за рабочий стол или поднести ему стаканчик неразбавленной водки. Езда на дальние расстояния при плохой погоде раздражает непривычного человека, а Умник невесть уже сколько лет не ездил дальше, чем на двадцать миль, – за исключением недавнего путешествия в Нью-Йорк: добрых 750 миль , конечно, однако они ехали с ночевкой и отдыхом среди дня,

Если не считать дурного настроения Умника, все складывалось хорошо. Позвонили из машины в машину по телефону, поговорили – вполне дружелюбно, Через два часа по общему согласию остановились в сервис-центре, и тут Джордж Миллер растерялся. На его памяти босс ни разу не посещал такие места – куда мог впереться любой грязнуля и потенциальный носитель вреда, – а тут он еще оказался в компании с такой подозрительной личностью, как этот господин Басс. Джордж почему-то невзлюбил Рональда с первого взгляда. Си-Джи, стараясь не рассмеяться, велел ему сходить в туалет и в буфет, если хочется, а потом уж сопроводить и его туда же. Джордж неохотно удалился, за ним сонно поплелся Рон, а Си-Джи пересел в машину Умника, прихватив с собой маленькую сумочку.

Умник угрюмо покосился на эту штуковину. Было уже позднее утро, дождь давно остался позади, небо просветлело, так что каждая мелочь и вблизи, и вдалеке вырисовывалась очень четко, словно картину мира, доселе туманную, навели на резкость.

Си-Джи молча расстегнул сумочку и достал прибор.

– А-а, – проворчал Умник, – Проверочка… Ну, мерь…

Си-Джи включил измеритель радиации. Показания были те же, что у него в кабинете, когда Мабен показывал, как пользоваться приборчиком.

– Тут должно быть поменьше, чем в вашем засранном городишке, – изрек Умник.

– А если завести двигатель?

– На ходу то есть? А то же самое. Нет у нас радиации, нету, хоть ты задавись.

"Тяжелый какой тип, – подумал Си-Джи. – Гений, тоже мне…»

– Не обращай внимания, – вдруг прогудел Умник. – Это не я, это день тяжелый.

Он словно читал мысли Клема. Си-Джи отвернулся, с досадой сознавая собственное смущение, и сказал:

– Послушай, Берт, я бы с удовольствием посидел за рулем.

Он заранее знал, что скажет Эйвон, – нельзя, мол, потому-то и потому-то. Так и вышло, но причина оказалась основательная – если резко отпустить педаль акселератора, получается некий эквивалент торможения двигателем-моторы на колесах начинают вырабатывать электроэнергию, посылают ее обратно в аккумулятор и так эффективно тормозят, словно и впрямь прихватились настоящие тормоза. Нужна привычка, надо хоть часок поездить по спокойной дороге, а на большом шоссе наверняка попадешь в неприятность – стукнут сзади.

Слушая гудение Берта, президент «Дженерал карз» разглядывал обширную, почти пустую в этот час стоянку вокруг сервис-центра, гряду низких холмов на западной стороне шоссе и само шоссе, особенно само шоссе. Асфальтовое полотнище, расчерченное белыми разделительными пунктирами (ночью они светятся под фарами), с бетонным забором, разделяющим встречные полосы… Уставленное знаками, указателями, предупредительными надписями, снабженное через каждую милю аварийными телефонными аппаратами… И все это уложено на пяти-, или десяти-, или Бог-знает-сколько-футовую подушку из гравия и бетона, и все это ухожено и постоянно ремонтируется, и полотно регулярно прерывается широкими площадями, перечеркнутыми линиями будок со шлагбаумами, где надлежит платить за проезд… И призрачно гудящая, нескончаемая череда автомобилей, мчащихся между пунктирами разметки, – днем и ночью, днем и ночью, – а если лететь над дорогой на вертолете – что для Си-Джи было последние годы привычней, – то можно увидеть, как рядом с этой живой полосой, и чуть поодаль, и поперек, и под углом бегут ее сестры, узкие и широкие, платные и бесплатные, со светофорами и без, и по всем, по всем полосам мчатся такие же нескончаемые разноцветные потоки.

Клем вспомнил, как еще мальчишкой познал это ощущение открытия – что дорога, по которой ты едешь сейчас в потоке машин, вовсе не единственная на свете. Его везли куда-то по «парковому шоссе» – это особый вид дороги, обычно она обсажена деревьями по бокам, и на разделительной полосе тоже деревья, – так вот, в одном месте шоссе выскочило на холм, там не стало деревьев, и открылся вид на равнину – где же это было? – зеленую, поблескивающую озерами и расчерченную линиями автомобильных трасс. Под холмом вползала в туннель шестиполосная змея, почти сплошь покрытая машинами, причем особенно много было громадных фургонов, а немного дальше эту широченную змею пересекал мост, и по нему шла дорога поуже – параллельно парковому шоссе. И дальше, за озером, шли еще дороги, и еще. Много…

Эти странные мысли пролетели за какие-то секунды. Действительно, странные для человека, выросшего, можно сказать, в обнимку с автомобилем и вложившего немало денег в строительство дорог. Но Си-Джи не был ординарным человеком.

Басс и Миллер вышли из дверей сервис-центра, и Умник объявил:

– Ага, теперь нас тоже сводят пописать, тогда и поедем.

Так они в мире и согласии добрались до стольного города Вашингтона, где Умник наотрез отказался посетить представительство «Дженерал карз», а господин Гилберт, разумеется, посетил, вызвав панику среди персонала. Потом они двинулись в обратный путь, причем Си-Джи уселся в электромобиль рядом; с Роном, перенявшим руль у Умника; теперь паника охватила Джорджа Миллера – но легкая уже, парень стал свыкаться с диковинной ситуацией. Недалеко от Балтиморы хозяин вернулся в «кондор» и более своего телохранителя не нервировал.

На Манхэттен приехали засветло. Миновали туннель Линкольна, и сейчас же Умник буркнул:

– Сворачивай налево.

Рон вопросительно хмыкнул; тогда Умник добавил:

– Все равно куда. Уходим от них. Налево.

Эйвон рассчитал правильно: через тридцать секунд затренькал телефон – Си-Джи:

– Берт, все в порядке?

– Уху.

– Но мы не поговорили!

– Давай поговорим…

– Я готов подписать предварительный контракт… и есть темы для обсуждения.

– Сегодня хочешь подписывать, что ли?

– Ну, сегодня, думаю, не получится. Встретимся завтра утром… Нет, время уточним по телефону. Согласен?

– Угу. Контракт составишь сам, – распорядился Умник. – Никаких адвокатов, парень.

– До встречи, – сказал Си-Джи, и оба остались наедине со своими мыслями. Как, впрочем, бывает почти у всех людей и почти всегда.

И странно, что в этот день, перевернувший его жизнь, – а Си-Джи понимал, что именно так оно и есть, – мысли его бродили Бог знает где. Почему-то он думал, каково Энн целыми днями сидеть одной – хохотушке Энн, любительнице пикников и конных прогулок в веселой компании. Или велосипедных прогулок,

Подумал мимолетно о том, что если ЭИ захватит мир, на дорожной сета перемена не отразится – только заправки исчезнут, но это будет не так уж скоро.

Он провел вечернюю перекличку по селектору, отдельно переговорил с главноначальствующим над финансовыми делами – имея в виду завтрашний контракт. Но по сути – если разобраться – Си-Джи был как будто безразличен к этому контракту. Не в нем дело. Четкая и жесткая реальная жизнь, которую он учредил для себя много лет назад, когда пришел в «Джи Си» со свеженькой докторской степенью и рванул вверх по служебной лестнице, – эта жизнь, оставлявшая ему один свободный час в сутки, внезапно размылась и стала неважной. Он смутно подумал, что на следующую неделю назначена поездка в Германию, на «Дженерал карз верке», – и слабо махнул ладонью. И тут же подумал совсем другое; он не помнит, когда они с Энн последний раз занимались любовью; не то два дня назад, не то три. Бред какой-то, а не жизнь.

Любопытно, что Умник тоже впал в странное расположение духа и, отделавшись от «кондора», стал возбужденно вертеться на сиденье. Они ехали по какой-то из Пятидесятых улиц, приближаясь к Пятой авеню, и тут Умник увидел ресторанную вывеску с французской надписью «Ла Кот Баск».

– К обочине! – приказал он Рону. – Сиди, жди!

Ворвался в ресторанный холл – швейцар в ливрее испуганно отскочил и положил руку на кнопку сигнализации. Берт увидел себя в зеркале; настоящий громила, в тертой кожаной куртке нараспашку, в грязноватых джинсах, усы дыбом, полуторасуточная щетина – утром он поленился побриться. Умник поспешил улыбнуться самой обаятельной улыбкой и вопросил:

– Кухня у вас французская, паренек?

– Э-э, да, сэр, настоящая французская, – проговорил швейцар с подчеркнуто французским акцентом. Руку с кнопки, однако, не убрал.

– Вина?

– Останетесь довольны, сэр. У нас самый богатый погреб в Нью-Йорке, сэр. Умник сунул ему двадцатку.

– Простите, сэр, гостям полагается быть в вечернем платье.

– Костюм? – с воодушевлением спросил Умник.

– До этого пока не дошло, сэр. Пиджак и галстук.

– Мне нужен столик на семь часов.

Выяснилось, что заказы обычно принимают по телефону, но Умник обольстил и метрдотеля, так что столик был успешно заказан. Умник выспросил у метрдотеля, куда надо поехать в этом треклятом городе, чтобы купить хорошую одежду, и выскочил на улицу как раз в ту минуту, когда Рон торговался с девушкой из дорожной полиции, объясняя, что седок придет сию минуту и они уедут, «Хорошенькая чернавочка», – с некоторым сожалением сказал Умник, когда они отъехали, и сейчас же рявкнул: «Стой!», обнаружив платный гараж. И снова все прошло как по маслу – им милостиво разрешили самим поставить машину, Умник заплатил сразу за сутки и в неистовом темпе поволок Рональда к Пятой авеню.

Магазин оказался настоящим дворцом. Колонны, зеркала – кругом зеркала, так что настоящие размеры зала угадать было невозможно без специальных изысканий, Они вкатили сначала в дамский зал, за ним был еще один дамский зал – в арке, соединяющей эти помещения, юная красавица попыталась опрыскать их духами. Рональд как открыл рот, так и шел по мозаичному полу. Он в свое время поездил по стране и по миру и знал – теоретически, – что есть магазины для богатых и для очень богатых, но как-то не довелось ему в них побывать, Он подозревал, что Умнику тоже ни к чему были такие магазины, но очень уж уверенно шеф себя вел. Когда к ним подплыл седовласый господин и осведомился, что угодно господам, Умник объявил, что господам угодно одеться с ног до головы, костюмы предпочтительны коричневых тонов, туфли – для него лично, то есть господина, имеющего честь делать заказ, какие предложит магазин, а для его спутника – непременно черные, рубашки же белые. Цена не имеет значения. Тут же им поднесли кофе и коньяк, и работа закипела. С Роном-то все было просто; средний рост, сухой, широкоплечий – любой костюм сидел на нем, как на манекене. А с Умником продавцы намаялись: ботинки на его ногу не находились. Пять или шесть продавцов обхаживали Умника, ласковые такие парни, один другого ласковей. Наконец запыхавшийся младший продавец доставил откуда-то тележку с ботинками гигантского размера, и пошла примерка.

Цирк этот происходил в отдельном зальце, в котором были еще выгорожены примерочные. Часа полтора провозились, но нетерпеливый Умник ни разу не взревел и не послал их всех туда, куда обычно посылал всяких зануд. Оделись наконец. В зеркалах возникли два чудовищно респектабельных джентльмена в костюмах, сидящих как влитые, – даже у Умника пиджак не морщил на спине.

Седовласый руководитель процедуры легонько похлопал в ладоши и сказал Умнику.

– Я бы рекомендовал, сэр, немного ушить брюки, Пятнадцать-двадцать минут.

Умник не прореагировал на это предложение и распорядился, чтобы их прежнее платье завернули, а в этом они останутся.

– Непременно, как желаете, сэр, но… Не угодно ли воспользоваться нашей парикмахерской? Мы бы пока позанимались с вашими брюками, сэр…

В глазах распорядителя мелькала, однако, неясная тревога. Умник уловил ее и величественно извлек из бумажника «платиновую» карту «Американ экспресс». Секунду подумал и добавил свои водительские права – чтобы не подумали, будто карта ворованная. Продавец просиял и попытался помочь господину сменить брюки.

И через сорок минут они вышли на темную улицу – выбритые, с мытыми головами и причесанные волосок к волоску. Прежнюю их одежонку обещали до ночи доставить в мотель, и они плыли, как пижоны какие-то, в вечерней толпе Пятой авеню.

– Опаздываем, дьявол их дери с их парикмахерской, – ворчал Умник.

– Зачем?.. – спросил наконец-то Рон.

Вопрос означал вот что: зачем нам костюмы за безумные деньги и зачем мчимся в заведение, в которое нельзя войти одетым по-человечески?

– Ох и напьюсь! – отвечал Умник. – Сил больше нет так жить – без бабы и настоящей выпивки… С тобой разве поддашь?

И он напился. В уютном таком зале с картинами Ривейры в нишах, имитирующих окна, под тихую музычку, под тихое воркованье официантов – непременно с французским акцентом. Неизвестно, была ан еда французской, но вкусно было до чертиков, и они ели за обе щеки, что, однако, не помешало Умнику набраться. После сыра он попытался запеть что-то ирландское, таращась при этом на неимоверно длинноногую красотку в неимоверно коротком платье, сидящую в глубине зала, аккурат под изображением маяка на картине. Тогда у столика возник официант со счетом: психологи какие, подумал Рональд, понимают, что заплатит, не глядя. Он перехватил счет и проверил – вроде бы ничего лишнего не написано. Восемьсот монет, да чаевые, ой-ой… Умник пока что распелся, как дрозд весной, и рядом замаячил совсем новый официант – громила вроде Умника и явный ирландец по виду; он сочувственно ухмылялся, но был готов к действию. Умник не дал ему повода к действию: положил на счет свою платиновую карточку и принялся доглатывать портвейн, поданный за счет заведения. Красавица и еще несколько человек зааплодировали, но тут карточку принесли обратно, и певец, презирая публичный успех, поднялся и приказал: