355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Немировский » Пурпур и яд » Текст книги (страница 6)
Пурпур и яд
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 12:26

Текст книги "Пурпур и яд"


Автор книги: Александр Немировский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Алким, прибывший с посланием булевтерия в Синопу, не сразу понял, что происходит. Дома у гавани были украшены царскими знаками в гирляндах зелени. Но сама гавань была пуста. Никто не помог укрепить сходни и замотать корабельный канат. Единственный синопеец, встретившийся Алкиму на пути к агоре, оказался продавцом детских игрушек. Не слушая обращенных к нему вопросов, он таращил осоловевшие глаза и гремел над своей головой трещоткой.

На агору сошлась вся Синопа. Люди сидели кучками на расстеленных на земле коврах и что-то выкрикивали. Другие окружили помост с установленным на треножнике огромным медным котлом. Великан виночерпий разливал вино в подставляемые фиалы и ритоны. Мальчики, судя по одежде – царские пажи, несли на жердях целиком зажаренных баранов. Их тотчас же раздирала на части и съедала захмелевшая толпа.

– Скажи мне наконец, что это за праздник? – обратился Алким к одному из мальчиков.

– День рождения нашего царя Митридата, – отвечал паж. – Царь угощает вином из своих подвалов и припасами из своих кладовых. Видишь, он на помосте!

Алким с трудом узнал в атлете с черпаком в руке самого Митридата. За прошедшие два года он возмужал и окреп. И все же это был Митридат, с которым он когда-то жил в хижине пастуха.

В персидском кандии поверх эллинского хитона Митридат стоял у котла и решительно размахивал своим орудием. В нем – полуэллине и полуперсе – бурлила энергия его предков, и казалось, он хотел перемешать подданных своего разноплеменного государства в таком же котле.

– Эй, подходи! – кричал он зычным голосом глашатая. – Пейте, синопейцы! Знаете ли вы, что Синопа по-фригийски «пьяница»?

Еще издали увидев приближавшегося Алкима, царь стал приплясывать.

– Расступитесь! – кричал он. – Это идет спутник моего детства. Дайте ему фиал! Мы выпьем по-скифски!

– Государь! – сказал Алким, подойдя к помосту. – Я приношу тебе поздравления. Но мой город сейчас не может разделить радость синопейцев. Палак подошел к его стенам. И если мы не сможем отразить натиск, то погибнем от голода. У нас нет припасов, а наша житница Керкинитида захвачена скифами.

– Где мой летописец Диофант? – крикнул царь после долгой паузы. – Пусть он явится сюда!

Прошло немало времени, пока привели Диофанта. Увидев встревоженного Алкима, историк понял, что стряслась какая-то беда. Но он не догадывался, почему его оторвали от свитков.

– Это по твоей части! – сказал царь, пошатываясь. – Грузи корабли провиантом, бери гоплитов и отправляйся немедленно туда.

Он показал черпаком в сторону моря.

– Херсонес осажден скифами, – пояснил он ошеломленному Диофанту. – Войну я поручаю тебе…

– А не лучше ли тебе пройти во дворец? – сказал Диофант тоном наставника-успокоителя. – Утром на трезвую голову ты примешь надлежащее решение.

– Нет, на пьяную! – закричал Митридат настойчиво. – Ты забыл, что пишет Геродот о моих предках: персидские цари ни одного серьезного решения не принимали в трезвом виде!

– Но ты подумай, Митридат! Я ведь не стратег, а летописец. До сих пор я расставлял войска лишь на листе папируса. Одно дело – писать о войне, а другое – воевать, руководить ею.

Лицо Митридата, казавшееся дряблым и расслабленным, застыло в каменной неподвижности.

– Я думаю, – сказал царь жестко, – тебе известно содержание договора моего деда Фарнака с херсонеситами. И хотя он не был возобновлен моим отцом, обещание остается в силе.

Митридат спрыгнул с помоста и взял Диофанта за плечо. Несколько мгновений они шли молча. Эллин то и дело бросал на царя взгляд. В нем сквозило удивление. Кажется, он ожидал, что Митридат раскроет ему свои истинные намерения и объявит все сказанное прежде шуткой.

– Итак! – сказал Митридат, не поворачивая головы. – Ты разобьешь скифов. Но этого мало. Ты должен сделать их моими друзьями!

– Как тебя понять? – воскликнул Диофант.

– Понимай, как сказано! Победи и сделай их друзьями! Так, чтобы у котла на агоре среди тех, кто пьет за мое здоровье, были и скифы! Это смелые и мужественные воины. И один из них – мой побратим.

– Война со скифами – не лучший путь к твоей цели, – вставил Диофант.

– Но я не могу терять и дружбу эллинов! – возразил Митридат. – Без их помощи мне не справиться с Римом.

– Итак, необходимо посадить в одну лодку эллинов и скифов, чтобы они ее не перевернули, – подытожил Диофант.

– Совершенно верно! – обрадованно воскликнул Митридат. – Ты понял мой план.

– Но сумею ли я его осуществить, – молвил Диофант. – Тебе удобнее управлять кораблем с такой командой.

– Ты хочешь сказать, что в моих жилах смешалась кровь эллинов и варваров?

– Да! – сказал Диофант.

– Но ведь помощи просят эллины. Во мне они всегда будут видеть варвара, посягающего на их демократию.

Диофант поднял вверх ладони.

– Не знаю, как скифам, но мне приятно быть побежденным.

ХЕРСОНЕС

Третьи сутки дождь висел над Херсонесом. Тысячи водяных нитей сплетались в полупрозрачную и невесомую завесу, окутывающую красные кирпичные кровли, грозные башни крепостной стены. Капли как добрые вести стучались в стены и двери домов. Мутные потоки стекали по плитам агоры и камням мостовых, заполняя канавы и цистерны. Вода бурлила и плескала с такой небывалой щедростью, о какой не помнили старики. Даже в свитках местного летописца Сириска, запечатлевшего чудеса покровительницы города Девы, не упоминалось о таком дожде. Не иначе его наслал Зевс Тучегонитель, чтобы очистить город от скверны – желтой пыли скифских степей. Она проникала во все трещины и щели, складки и поры. Она задушила виноградники, сожгла загородные сады.

И теперь пришел ей конец. Ливень с озорством и лихостью смывал въедливую скифскую пыль и вместе с нею позор прошлых лет. Словно и не было унизительных подарков скифским царям, их высокомерных посланий, грубых угроз и жалких извинений. Ливень очищал город, обволакивал его пеленой, прятал от жадных и завистливых взглядов.

Когда дождь иссяк и солнце высушило влагу, казалось, что Херсонес родился для новой жизни. Каждый камень предстал в своей первозданной чистоте, в паутине покрывавших его трещин, в неровностях, в шероховатостях, в выбоинах от ударов первых каменотесов.

И как в первый день жизни города, запел колокол, возвещая неслыханную радость. В море, очищенном от тумана, показались паруса.

– Корабли Митридата! Корабли Митридата! – гремела медь, и ей вторили ликующие голоса.

В эти минуты город был подобен наклоненному светильнику. Опустели западные и южные кварталы. Вымерла агора. Все живое перелилось в гавань, черневшую тысячами голов, сверкавшую белизной одежд. Люди бросались друг другу в объятия, плакали, не скрывая слез, пели.

Разрезая волны, в гавань вошел «Фарнак»с уже подобранными парусами. Гордо развевалось полотнище со звездой и полумесяцем – эмблемами понтийских царей. Имя корабля напоминало херсонеситам о понтийском царе, заключившем с ними союз.

С борта полетели канаты. Метко накинутые на осмоленные столбы, они притянули триеру к молу. Бесшумно опустились сходни. Херсонеситы подхватили их и укрепили своими телами. Первым спускался человек в блестящем чешуйчатом панцире и обшитой бахромой накидке. На голове его был коринфский шлем, украшенный голубым пером.

– Диофант! Диофант! – ревела толпа, уже знавшая, что Митридат поставил во главе своих кораблей и воинов не перса, не каппадокийца, а эллина. В городе, окруженном варварами, это воспринималось как проявление особой симпатии молодого царя к Херсонесу.

Диофанта встретил первый стратег херсонеситов Дамосикл. Диофант вглядывался в лицо этого еще крепкого человека, на котором запечатлелись следы недавних невзгод.

Рукопожатие стратегов вызвало взрыв восторга. Синопеец и херсонесит, подданный царя и свободный гражданин, они были эллинами, детьми рассеянного по всему миру народа. И Понт соединил их. Ибо Понт – это путь, связывающий тех, кого разъединила судьба.

С высоты угловой башни, куда Дамосикл повел гостя, открывался прекрасный вид на окрестности Херсонеса. Диофант долго не мог оторвать взгляда от виноградников и садов, разделенных бухтами и заливами. Море глубоко вдавалось в сушу, и бухты казались голубыми лепестками какого-то удивительного цветка. Неужели его растопчут скифские кожаные сапоги? Диофант поймал взгляд Дамосикла. В нем была надежда и тревога. Он вспомнил напутствие Митридата: «Победить и завоевать дружбу!»

«Но сначала победить!»– подумал он.

– Диофант! Диофант! – послышался знакомый голос.

Стратег приподнялся на локте. В комнату ворвался Алким. Вчера он попросил его быть провожатым. И вот Алким пришел вместе с Гелиосом.

– Подать каламос? – спросил он, как когда-то.

– Нет! Меч! – отвечал Диофант, улыбаясь. – Теперь это мой каламос, свиток – степь, а чернила – кровь.

– Куда тебя повести? – спросил Алким, когда они вышли наружу. – В театр или в гимнасий?

– Покажи места своего детства.

– Но мой отец был сукновалом и там дурно пахнет.

– Но те, кто любит красивые хитоны, должны по крайней мере знать, как их делают.

Улицы этой части города были узки и невымощены. Здесь можно было споткнуться о камень, порезать ногу обломком сосуда. Знатные посетители города редко сюда заглядывали.

А Диофант с видимым удовольствием шагал мимо приземистых домов с выщербленными стенами. Каждая улица пахла своим ремеслом – выдубленной кожей, свежими стружками, дымом пылающих горнов. Но ко всем этим запахам примешивался густой аромат засоленной рыбы, хранившейся в высеченных в скале цистернах. Рыба была основной пищей ремесленников и, может быть, главным богатством города.

– А где тут ювелиры? – спросил Диофант.

– Ювелиры? Это в другую сторону…

Он повел его назад по улице горшечников, свернул на улицу сукновалов. Ее пересекала улочка ювелиров.

Тюк! Тюк! – слышались удары молоточков. – Тюк! Тюк!..

– Как золотые колокольчики! – произнес Диофант мечтательно. – Мне всегда нравились эти звуки. Но более всего я любил следить за работой мастеров. У моего отца была ювелирная мастерская, и я часами просиживал, наблюдая, как из бесформенных кусков металла появляются золотые сирены, серебряные гарпии и циклопы. Как других удивляют стихи, в которых Гомер воспевает этих чудовищ, так меня восхищает мастерство, дающее фантастическим образам форму.

Зайдем сюда? – предложил Алким, показывая на ближайший дом. Его стена по обе стороны двери была украшена мозаичными изображениями. – Это мастерская 1ересия. Его изделия пользуются у нас славой. Он изготовил украшения для статуи Девы и бронзовый щит для городских ворот.

И вот они в помещении, большую часть которого занимает низкий длинный стол. На нем как бы в беспорядке лежат куски металла, инструменты, глиняные формы, деревянные подставки. Но это беспорядок только для тех, кто не видит мастера за работой.

– А где же сам демиург? – громко спросил синопеец.

На звук голоса из внутреннего двора вышел человек в фартуке, повязанном поверх хитона. Волосы его были едва тронуты сединою. Сеть морщин у глаз говорила о годах, проведенных за работой.

– Я явился к тебе без приглашения, – объяснил Диофант.

– Мы никого не зазываем, – отвечал ювелир. – Товар наш не портится.

– Хорошо сказано, – похвалил Диофант. – Твое искусство, одно из немногих, работает на вечность. Ну что ж, показывай свой товар!

Ювелир сел за стол и поставил перед покупателем золотой килик. Выпуклое изображение заключало бегущего обнаженного атлета и человека в хитоне, видимо гимнасиарха.

– Недурно! – сказал Диофант тоном знатока. – Особенно атлет. В повороте головы чувствуется, что он отдал бегу все силы. Митридат был бы восхищен такой работой.

– Ты Диофант? – воскликнул ювелир.

– Да, почтеннейший. Я знакомился с твоим городом и по совету моего друга заглянул к тебе. Твой килик навел меня на мысль. Ты не мог бы изготовить золотой кратер?

– Разумеется.

– Но мне хотелось бы, чтобы его украсили сценки из скифской жизни, чтобы человек, к которому кратер попадет в руки, ощутил степь, чуждую эллину.

ВЕНОК

На стадион Херсонеса сошелся чуть ли не весь город. Граждане были привлечены известием, что на забеге эфебов будет присутствовать стратег понтийского царя. Все понимали, что состязание, устроенное почти на виду у врагов, должно поднять дух воинов.

В забеге участвовало пятеро юношей, каждый из которых надеялся прийти первым и взять из рук почетного гостя победный венок.

Стратеги сидели на мраморном сиденье, выставленном перед рядами деревянных скамей. Они были в белых гиматиях, но гиматий понтийца имел внизу красную кайму.

– Не пора ли начать? – спросил Дамосикл, видя, что бегуны уже заняли свои места на стартовой площадке.

Диофант кивнул головой, с интересом ожидая начала бега. В последний раз он наблюдал состязание бегунов в Олимпии, куда он по поручению Эвергета привел четверку коней. Тогда он не мечтал о служении Клио.

Дамосикл вышел вперед и поднял над головой платок. По его взмаху бегуны сорвались с места. Они бежали грудь в грудь. На третьем круге один из них, стройный, черноволосый, вырвался вперед и под приветственные крики зрителей пересек черту.

– Кто этот эфеб, так легко одержавший победу? – спросил Диофант.

– Его зовут Архелаем, – ответил Дамосикл. – Он сын ювелира, работающего над твоей вазой.

Диофант вспомнил килик с изображением бегуна. Вот откуда этот сюжет!

– Тебе уже известна моя слабость.

– Ты не в Синопе. Наш город невелик. Да и такие гости, как ты, не остаются незамеченными. Но смотри! – Он показал на юношу, окруженного почитателями. – Все восторгаются победителем! Все хотят ему подражать! А он ждет лить тебя! Ты для него образец!

– Я? – удивился Диофант. – Да он видит меня впервые.

– А знает несколько лет. Как-то Архелай принес мне гемму работы своего отца. В то время я читал твою историю Понта друзьям. Он был самым внимательным слушателем. Я думаю, что ему будет приятно, если ты поздравишь его с победой.

Увидев идущего Диофанта, юноша бросился к нему навстречу. Глаза его сияли. Казалось, встреча с Диофантом была для него высшей наградой.

– Ты прекрасно бежал, Архелай. И в Олимпии ты был бы победителем.

– Тогда бы я отослал венок тебе, в Синопу. Твой каламос вел меня по векам и странам. Он рассеял ложь о странах вокруг Понта, которую эллины повторяли вслед за Геродотом. Когда же появится продолжение твоего труда?

Диофант задумался.

– Глядя на тебя и твоих друзей, я подумал, что и жизнь, дарованная нам богами, такой же бег. Бегун может вырваться вперед, но споткнуться и потерять дыхание. И победный венок достанется другому. Тогда каким смешным покажется историк, который начнет восхвалять того, кто вырвался вперед, но не одержал победы. Историк должен дождаться, когда появится победитель. Но я ведь не только историк, я эллин, как и ты. И мне небезразлично, кто придет первым. Поэтому я решил участвовать в беге. Теперь стадион – скифская степь.

– Я понял тебя, Диофант! – воскликнул юноша. – Скифская степь – стадион. Как хорошо ты сказал! И мне мала эта дорожка. Позволь же, я буду бежать с тобой рядом.

ГОРШКИ БОГИНИ

Скифы двигались четырьмя колоннами. Над мохнатыми меховыми шапками, войлочными треухами, нечесанными космами мотались полотнища с грубо намалеванными скифскими святынями – Секирой, Ярмом, Чашей и Плугом. Это были знамена отрядов чашников, плужников, яремников, соревновавшихся в удали и воинской славе. К ржанию коней и к топоту копыт примешивался еще какой-то звук.

– Что это! – спросил Диофант у Дамосикла.

– Они поют, – отвечал херсонесит. – Поют и славят богов, дарующих победу…

Но Диофант уже не слушал херсонесита. Он скакал на правый фланг, чтобы отдать распоряжение сотникам. Понтийцы строились в два ряда. Задние клали копья на плечи передних.

Все было как на учении под Арменой. Но только впереди не царь, проверяющий ловкость воинов, а сильный и беспощадный враг. Справа и слева холмы с крутыми склонами. Здесь не развернуться. Конницу не поставишь в засаду. Ее пришлось оставить сзади, на случай, если скифы прижмут пехоту к холмам. Диофанту приглянулась более широкая долина с холмом в центре. Здесь можно было разбить лагерь. Но Дамосикл с непонятной настойчивостью убеждал, что в этой узкой долине, и только в ней, надо встретить варваров. Все его доводы разбивались о возражения Диофанта. Но вчера по всему городу распространился слух о чуде, явленном в храме Девы.

Немая рабыня-тавриянка, прислуживавшая жрецам, вдруг заговорила и, упав на колени, не благодарила богиню за возвращение речи, а кричала: «Узкая долина! Узкая долина!»

Диофант пожал плечами. Он мог спорить с Дамосиклом, но привык уступать женщинам.

А скифы уже развернулись и шли рядами. Ряд чашников, за ним плужников, потом яремников. В арьергарде скакали секирники, считавшиеся царской гвардией. Уже были видны искаженные яростью лица. Диофант дал знак стрелкам из лука. На склонах холма приготовились. Но вдруг случилось что-то непонятное. Вражеские кони стали спотыкаться. Всадники летели через их головы. А сзади на упавших уже наседал второй и третий ряд. И все смешалось в кучу. Воинам оставалось лишь поражать уже беспомощных и беззащитных врагов. Свист стрел и копий сливался с ржанием коней и воплем умирающих. Только чашники, удержанные Палаком, повернув коней, уходили в степь.

Диофант и Дамосикл шли по полю боя, усеянному трупами коней и людей. Синопеец наклонился. Он увидел, что копыто скифского коня ушло в яму, а ее края из обожженной глины. В землю врыта амфора.

– Это тоже чудо? – спросил Диофант у херсонесита.

– Да! – отвечал тот, улыбаясь в бороду. – Ведь это горшки Девы.

К вечеру у выхода из долины был воздвигнут победный трофей – холм из скифских акинаков, луков, стрел и щитов. Диофант приказал воинам нарубить сучьев и обложить ими вражеское оружие.

Вскоре запылал костер. Пламя его можно было видеть в любой части Гераклейского полуострова, от Ктенунта до Бухты Символов, граничащей с таврами.

На следующее утро у входа в лагерь стояли трое в бараньих шкурах поверх льняных хитонов. В руках у них были жерди, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся копьями с обожженными концами вместо наконечников. Пришельцы что-то бормотали на своем варварском языке. Диофант понял, что это посланцы тавров.

От имени своих старейшин они предлагали Диофанту союз и давали согласие выделить в своей стране землю для основания поселения.

Такого оборота событий никто не ожидал. Никогда еще они не протягивали руки пришельцам. Диофант представил себе восторг Митридата при известии о союзе с таврами. Но более всего его радовало то, что он избавит херсонеситов от тяжелой обязанности кормить войско. В городе, как он знал, провизия была на исходе, а земля тавров изобиловала скотом и другими припасами.

– Может быть, и Палак теперь станет сговорчивей? – предположил Диофант.

Дамосикл помотал головой:

– Нет! Палак не считает себя побежденным. Что для него потеря нескольких сот всадников. В его руках все побережье от Керкинитиды до Прекрасной гавани. Теперь он может оседлать корабли.

– Корабли? – воскликнул Диофант.

– Пусть это тебя не удивляет. Палак из тех ревнителей старины, которые не отказываются от новшеств, если, конечно, видят в них выгоду. Савроматы и роксоланы оттеснили скифов из Великой степи в Тавриду. Палак понимает, что ему больше не владеть землями у Борисфена. Он мечтает превратить Понт Эвксинский в скифское море.

– Но ведь у него нет кораблей, – заметил Диофант.

– Был бы морской берег, – продолжал херсонесит. – В предгорьях достаточно строевого леса, а в Неаполе немало людей, владеющих искусством Дедала. Одного из них я знаю. Это папа Харон!

ТАВРСКАЯ ЛЕГЕНДА

С перевала открылась вся земля тавров, от гор, замыкающих ее сверху, до Понта, вгрызающегося в нее снизу бесчисленными бухтами, бухточками, заливами. В глубине их маячили скалы, отторгнутые от суши и словно взывающие к ней. Они напоминали окаменевших животных: лань с шеей, подставленной под жертвенный нож, медведицу, покинутую Артемидой, быка, преследующего Европу. Леса, черневшие на террасах гор, были подобны тысячеголовой толпе, наблюдающей за тем, что происходит на орхестре, окаймленной морским горизонтом. Голубые полоски рек рассекали весь гигантский амфитеатр.

Где-то там, внизу, должен появиться город. Диофант уже дал ему имя: Евпатории. Но как найти ему место? Как не ошибиться в выборе бухты для гавани, мыса для стены, источника для водопровода? Кадму указала путь корова, посвященная Зевсу. Кадм шел за ней до тех пор, пока она, утомившись, не легла на бугор. Там впоследствии выросли Кадмеи, колыбель Фив. Но времена священных коров, вещих дятлов и проницательных дельфинов, кажется, миновали вместе с веком аэдов и рапсодов, воспевавших подвиги героев – основателей городов и династий. Провожатым Диофанта был старый тавр – потомок тех разбойников, которые приносили эллинов на алтарь Артемиды. Он не знал по-эллински, но Гераклион переводил его варварскую речь слово в слово:

– Чужеземец! Взгляни на эти горы. Они, подобно стене с зубцами и башнями, опоясывают мою страну. Эту стену возвели не люди, а дружественная нам Дева. Она же набросала у моря камни, чтобы преградить путь тем, кто явится с моря. Она приказала пустить в нашу крепость лишь того, кто победит шестиногих.

В те времена, когда над Бухтой Символов возник Херсонес, жил далеко за морем могущественный царь. Звали его Александром. Прослышал он о красоте нашей земли и захотел основать здесь город. Но тавры прогнали его послов, сказав им: «Пусть ваш царь победит шестиногих!»И отправился Александр в поход. Обошел он полземли. Побеждал он карликов, великанов, людей с одним глазом на лбу. Но ни разу не встретил шестиногих. Так он и умер, не повидав нашей Таврики. А потом из степей пришли жестокие люди. Их дети рождались в кибитках. И пили они молоко кобылиц. Мы назвали их шестиногими, потому что они словно приросли к своим коням. Пришельцы отняли у нас горные пастбища, увели в неволю наших сыновей. И не было у нас сил бороться с ними. Эллины трепетали перед шестиногими и платили им дань. Но ты их победил. И мы даем тебе землю у моря. Строй город!

Диофант с удивлением слушал тавра. Какое фантастическое смешение правды с вымыслом! Но ведь эта сказка создана для того, чтобы оправдать решение старейшин. Не таково ли происхождение других мифов? Не являются ли они былью тех далеких времен, когда пытались объяснить происхождение всех вещей и человеческих судеб и решений.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю