Текст книги "Государыня"

Глава четвёртая. ПОИСКИ

Иван Васильевич и сам был готов отправиться на спасение дочери, но, помня о том, что ему важнее быть и стольном граде и поднять на ноги, послать на поиски тысячи людей во все стороны державы, он оставался в Кремле. Великий князь покинул опочивальню, в которой провёл всего лишь час в полудрёме и размышлениях, и отправился в тронную залу, откуда, как он считал, было сподручнее управлять поиском. Он знал, что воеводы, посланные им на южные и западные рубежи державы, перекроют пути–дороги в Орду и к Литве. Но похитители могли оказаться хитрее, прозорливее, чем предполагал государь в первый час. Они сочтут за лучшее затаиться где‑либо, ибо догадаются, что на рубежах державы их перехватят. Что ж, им есть где укрыться летней порой. В нехоженых лесных дебрях много потаённых мест, где можно спрятаться, отсидеться до нужной поры и не быть найденными. По южным рубежам в лесах и по оврагам много захоронов, где в дни набегов ордынцев россияне прячутся целыми деревнями. Теперь, когда уже третий год ордынцы не делают набегов на Русь, в тех захоронах могут свиться осиные гнёзда, и потому надо было думать, где отыскать те осиные гнёзда. Однако их может быть тысячи, и тут оставалось одно средство: поднять на ноги всех подданных державы в южных и западных землях. А для этого нужно немедля послать по всем большим и малым городам, по селениям гонцов с повелением наместникам и старостам делать облавы и ловить по чащобам татей.

В тронной зале государь увидел многих служилых людей, вернувшихся с пожара. Они уже знали об исчезновении княжны Елены и ждали призыва государя к действию. Иван Васильевич не заставил их долго томиться:

   – Верные люди, вы уже слышали, что ночью на переправе исчезла тапкана княжны Елены, потому говорю: послужите государю и державе, не щадя сил. Наказ один: шлите на полдень и на заход во все города гонцов с повелением поднять на поиски Елены всех моих подданных. Сами с дворней отправляйтесь искать её по волчьим логовам и в иных глухих местах.

Служилые люди прогудели в ответ согласие и, не мешкая, покинули тронную залу. Лишь князь Семён Ряполовский да неизменный его спутник боярский сын Владимир Гусев приблизились к Ивану Васильевичу.

   – Говори, как мыслишь, – побудил Ряполовский Гусева.

Владимир без робости шагнул к великому князю:

   – Государь–батюшка, дай мне волю с холопами князя Семёна досмотр произвести по всем монастырям, что близ Москвы–реки стоят ниже стольного града, сказал он.

Выше среднего роста, статный, с молодой русой бородкой, он смотрел на Ивана Васильевича любящими глазами. Государь ценил этого умного и преданного человека, знал, что сказанное им не напраслина, однако строго спросил:

   – Почему думаешь, что монастыри укроют татей? Какой им резон лезть на рожон?

   – Нам, государь–батюшка, неведомо, кто похитил княжну. Но всем известно, что монастыри всегда дают приют путникам. А путники бывают разные. И тати могут в святых овечек обернуться. Вот нам и резон.

   – Разумно мыслишь, и я даю тебе свою волю. Князь Семён, отправь с ним сколько нужно ратников, и с Богом в путь. А вернёшься с Еленой, быть тебе окольничим [9]9
  Окольничий – один из придворных чинов в Русском государстве XIII XV вв. (следил за исправностью дорог во время поездки князя и выполнял ряд других функций); с конца XV до начала XVIII в. второй после боярина думный чин.


[Закрыть]. И вотчину получишь. Да поспешай: каждый час дорог.

   – Всё разумею, государь–батюшка. Спасибо.

Гусев поклонился и покинул палату.

Владимир Гусев, сын бедных родителей, находился в чести у двора потому, что был близок к княжескому роду Ряполовских, самых верных вельмож великого князя. Когда наконец княжну Елену засватал государь литовский Александр, Владимир Гусев вместе с братом Семёна Ряполовского князем Василием, по воле государя сопровождал Елену в Литву и там стал свидетелем при бракосочетании Елены и Александра, блюл при

этом уставы греческого закона. Вернувшись из Литвы, Гусев получил от великого князя ещё одно важное поручение.

   – Умом тебя Господь наградил сверх меры, – сказал ему в тот час государь, – ведомы тебе греческие письмена, уставы великой Ольги, «Русская Правда» Ярослава Мудрого. Потому велю тебе в угоду Руси и великому князю написать свод русских законов моей поры.

   – В меру своих сил, государь–батюшка, исполню твою волю, – ответил без сомнения Гусев. – Токмо дело это не одного дня и месяца. И без писцов не обойдусь.

   – Всё тебе будет моею волей, – твёрдо произнёс Иван Васильевич.

Спустя три года окольничий Владимир Гусев положил на стол перед государем «Судебник». В летописях его называют «Судебник Володимира Г.». В том же 1497 году волей великого князя этот сорокалетний россиянин недюжинного ума нашёл смерть на плахе от рук палача. Его казнили за участие в заговоре против Ивана Васильевича, в который, как было сказано на допросе, вовлекла Гусева великая княгиня Софья Фоминишна. Он же не был участником заговора, а лишь часто общался с Софьей Фоминишной, которая помогала ему писать «Судебник».

Всё это для Владимира было пока за пеленой времени. А теперь он с большим рвением взялся за выполнение воли великого князя.

Гусев почему‑то был уверен, что исчезновение княжны Елены всего лишь игра случая. В многолюдном паническом бегстве горожан из Москвы мог произойти самый неожиданный казус. Однако Владимир допускал и чью‑то чужую и злую волю, потому и намеревался взять у князя Ряполовского вооружённых ратников. Получив на подворье князя Семёна десять воинов, он повёл их левым берегом Москвы–реки на Крутицы. Но в этом селении он не остановился, а поспешил к Николо–Перервинскому монастырю. Ворота обители были распахнуты, и на дворе оказалось полным–полно московских погорельцев. Гусев немедля разослал воинов опрашивать горожан, не видел ли кто княжну Елену или её тапкану, запряжённую парой серых в яблоках коней. Сам он отправился на поиски настоятеля монастыря. Игумен Филимон ничем не порадовал Гусева.

   – Нет, сын мой, с утра мои иноки блюли ворота обители. Не было среди страждущих княжны Елены Ивановны.

   – Смотри, святой отец, не бери грех на душу, на всякий случай предупредил Владимир.

   – Чист я перед государем, как перед Господом Богом. И на том целую крест, – строго ответил игумен.

Спустя какой‑то час Гусев привёл свой отряд к Николо–Угрешскому монастырю, но и тут его ждала неудача. Здесь не было ни погорельцев, ни каких‑либо беглецов, ни приезжих. И ворота за минувшее с начала пожара время никому не открывались. Однако привратник сказал Гусову то, что его озадачило:

   – Ноне на рассвете примчал к вратам всадник и тоже спрашивал о дщери Иоанновой.

   – Кто он? Ты знаешь его?

   – Да не, боярин, мы обитель не покидаем, и к нам мало кто наведывается, кроме богомольцев. Уж не взыщи.

   – Как он выглядел?

   – О, Боже! Как и ты, как все, кто на пожаре побывал: растерян, грязен. А так пригож и статен, телесами силён. Черняв и усы с бородкой молодые, ответил привратник.

Владимир знал, что при княжне стоял князь Илья Ромодановский. «Черняв и усы с бородкой молодые. Да он же, он!» – обрадовался Гусев и торопливо спросил:

   – Куда сей муж умчал?

   – Поди, на Остров или на Арининское. – И привратник пояснил: – Там есть где укрыться княжне. Да, ещё о броде спрашивал чернявый.

   – А брод‑то где?

   – В полверсте, под сосновым бором.

Брод Владимир и воины не нашли. Однако у Гусева поднялось настроение. Знал он, что ежели догонит молодого князя, то вместе они наверняка найдут княжну, потому как, показалось боярскому сыну, князь «взял след». И Гусев погнал коня в реку да вплавь пошёл.

Илья отправился на поиски один и сначала растерялся, не зная, куда ехать за Москвой–рекой: то ли на запад, то ли на юг. Но сразу же за мостом он заметил близ берега толпу горожан. Он пришпорил коня и вмиг очутился рядом. С криком «поберегись!» Илья подскакал к самой воде и увидел лежащую на земле женщину. Он соскочил с коня, растолкал баб и мужиков, пробился к ней, склонился. Узнал мгновенно. Да и как было не узнать мамку княжны, боярыню Анну Свиблову! Она лежала с закрытыми глазами, но была жива. Илья тронул её за плечо, похлопал по щеке, и Анна открыла глаза. Вначале она смотрела на Илью отрешённо, потом узнала и взъярилась:

   – Погибель нас ждёт, окаянный, погибель! – Анна поднялась, нашла в себе силы оттолкнуть Илью и побежала к воде. – Смертушка, возьми меня! – крикнула она отчаянно.

Ромодановский успел удержать её у самой кромки воды, притянул к себе, яростно сказал:

   – Успеешь живота себя лишить! Говори, неразумная, что случилось на мосту? Куда княжна делась?

Бледная, с горящими, как у безумной, глазами, она закричала:

   – Тебя спросить надо, тать смердящий! Тебе должно стеречь княжну! А ты бросил её волкам на съедение!

   – Ведомо мне, и к ответу готов! Да мы найдём её, найдём! Говори же, что было на переправе?

   – О Господи, помоги оклематься, – уже спокойнее ответила Анна. – Дух переведу и всё расскажу.

И Анна холодно и чётко поведала обо всём, что случилось на мосту. Илья выслушал её внимательно, но не отпустил. Он позвал двух москвитян и повелел им:

   – Слушайте, горожане! Именем великого князя отведите её в Кремль к князю Семёну Ряполовскому. Помните, с государевым делом идёте! И по дороге упустить не смейте!

Горожане выслушали князя молча и, крепко взяв Анну под руки, повели её на мост, где уже не было суматошной толкотни. Провожая их взглядом, Илья подумал о возничем Афанасии, но как‑то мельком... Взяв коня под уздцы, он повёл его по косогору вверх. Ливень продолжал хлестать Илью и коня, но это было неважно для князя. Важным стало то, что он услышал от Анны: по её разумению, Анна попала в руки ордынцев, потому как с передка её сбросили двое в монашеских одеждах, но один из них был татарин. Выбравшись с косогора, Илья какое‑то время шёл впереди коня и размышлял, куда вернее всего отправились похитители. Он поставил себя на их место. Вот он захватил добычу, вырвался с моста на простор, но, зная, что княжну скоро будут искать, что далеко с нею не умчишь, надо думать о ближнем и надёжном убежище. Конечно же, удобнее всего скрыться в лесу. Но надёжно ли там? Нет. Егери с собаками ухватят след, в лесу быстро, как волков, обложат. Тогда – в деревню. Но там сотни зорких глаз. Княжна не иголка: в стоге сена не спрячешь. Что же делать, что? Пробираться лесными тропами к рубежам державы? Так уже сегодня к вечеру государь перехватит все дороги, поставит дозоры и капканы на всех тропах, коими в прежние времена приходили на Русь и уходили всякие зарубежные лазутчики. Велика держава, а след запутать негде. Куда деться? И пришло озарение. В годы частых набегов ордынских разбойников россияне умели прятаться в лесах так, что ни один тать, ни один пёс не могли их найти. Те же арининские мужики и бабы с детишками, старухами и стариками пять лет назад два месяца отсиживались в лесу за Арининской обителью, и никто их духа не учуял. Но есть такие тайные убежища и близ Николо–Угрешского монастыря и под селением Остров. «Эх, спрятался бы я там с Алёнушкой – ни один ловец бы нас не сыскал!» – воскликнул в душе Илья. И полегчало в груди. Вскинулся в седло, ударил Казначея по крупу и помчал судьбу свою оборонять. Знал же ведь, коль не найдёт свет–Еленушку, не сносить ему буйной головы. И жалеть себя не придётся – заслужил.

В пути Илья миновал заречное Коломенское, где в добрую пору отдыхала великокняжеская семья. И сам он бывал в нём не раз. Илья счёл, что там ему нечего делать, и к Николо–Перервнскому монастырю, который стоял на холмах за Москвой–рекой, не ринулся вплавь. Туда тати не могли сунуться, то была чтимая государем обитель. В село Беседы Илья тоже не захотел заглянуть: богатое село, там ревниво хранят государевы законы и не пустят на постой каких‑либо татей.

А вот Николо–Угрешский монастырь Илья не позволил себе миновать. То был монастырь–затворник. В нём находились многие новгородские опальники, постриженные в монахи, и они питали к государю если не ненависть, то уж горячую обиду. Илья не стал искать брод или мост, а ринулся с Казначеем в воду и переплыл реку. Вымахнул на взгорье, полем промчался к дороге – поискать следы от повозки, от копыт Орлика и Сокола. Однако, хотя и порезвился на дороге ливень, следов и в помине не было. К затворникам в Угреши никто не приезжал, заключил Илья. Но он всё-таки не миновал обитель, поскакал к воротам, поговорил с привратником. Его ответам внял и совет принял – побывать в скиту за селением Остров. Объехать его было грех.

Той порой тучи унесло на северо–восток, показалось горячее солнце. Одежда на Илье после многих купелей начала просыхать, и сил словно бы прибавилось. Но и голод стал донимать. Илья, однако, не дал ему воли и всё погонял Казначея. Выносливый ногайский конь, казалось, не знал усталости и мчал крупной рысью. А вскоре судьба показала Илье свой добрый лик, и в скиту за Островом ему не пришлось побывать.

Сразу же за этим селом, когда Илья выехал на дорогу в Арининское, он увидел на склоне холма, укрытого густыми кронами сосен, следы от копыт и колёс. Тянула экипаж пара кованых коней. «Да это же Орлик и Сокол! Как мне ваших подков не знать!» – прозвенело у Ильи в душе. Следы были свежими: кроны сосен спасли их от ливня. Сильно заёкало от доброго предчувствия сердце. «Вышел‑таки на след Еленушки Илюшка. Да теперь я тебя не потеряю!» – подумал с облегчением князь и помчался в сторону Арининского. Однако в версте за сельцом Илья потерял след на развилке дорог. Он вдруг оборвался в огромной луже и за нею не возник, словно кони и повозка улетели. Илья остановился, спрыгнул с коня, в растерянности почесал затылок, перекрестился: «Свят–свят…» – не зная, что делать. Лесная дорога впереди лежала в первозданной чистоте. Ведя коня за уздечку, Илья прошёл вдоль дороги двести–триста сажен и ничего не понял. Вот и поворот на лесную Арининскую обитель. Недоброй славой была отмечена эта обитель, да то уже быльём поросло. В ней престарелые новгородские заговорщики коротали свой век. На дороге к обители виднелась лишь давняя глубокая колея от крестьянских колымаг: возили крестьяне питание монахам, словно по оброку. Загадка? Да отгадай её, как и то, куда мог пропасть след от Орлика, от Сокола и от тапканы. «Ой, неспроста всё это, не должно так быть!» – счёл Илья и подумал вначале, что нужно вернуться туда, где обрывался след, и там поискать разгадку.

Однако что‑то подспудное влекло к обители, что‑то прозвучало в душе, вещая удачу. И взор не отрывался от чащобы, где затерялась дикая обитель. «А будь, что будет, но логово не миную», – решил Илья, вновь вскинулся в седло и помчался по лесной дороге. В лицо бил терпкий смоляной дух, Илья глубоко вдыхал его, и это бодрило. Лес после мощной грозы оживал и тоже вливал в Илью силу. И он поверил, что день для него будет благодатным. Версты две лесного пути Илья промчал, казалось бы, в мгновение ока. Обитель возникла за соснами неожиданно. Илья даже осадил коня. Он ещё в дороге подумал, что ломиться в логово опальников ему нельзя. Ничего он один не сумеет сделать наскоком. Нужно было всё осторожно разведать, проникнуть за стены монастыря так, чтобы не спугнуть татей, ежели они там. А уж потом встретиться с ними лицом к лицу, и чья возьмёт. Да Илья был уверен, что одолеет татей, даже если их четверо, как пояснила Анна. На поясе у него надёжный меч, которым он владел отменно. Хорошую бойцовскую выучку получил он от отца и его могучего, ловкого гридня Афанасия. Тот учил Илью бою вместе со своим сыном Карпом, ровесником молодого князя.

Осадив коня, Илья свернул от ворот в лес и, прячась за кустами, пошёл вдоль остроколья, осматривая стену. Надо было знать, нет ли ещё ворот и калиток, тайных лазов или перелазов через остроколье. Он вёл за собой коня, не рискуя оставить его без присмотра. Да и знал, что конь понадобится. Так и случилось. Почти обойдя обитель, Илья не нашёл того, что искал, и отважился проникнуть во двор через остроколье. В задней части ограды, где, по догадкам Ильи, мог быть хозяйственный двор, он подогнал Казначея к самой стене, поставил его боком к ней, встал на седло и дотянулся до заострённых конов ограды. Ещё миг, и вскинул себя наверх, там перевалился, ожёгши остриями живот, и оказался на помосте, который тянулся вдоль стены. Илья посмотрел вниз на коня, прошептал: «Стой тут, Казначеюшка, жди меня» – и, замерев, осмотрел пустырь обители. Вокруг не было ни души. Илья спрыгнул на землю, в сорную траву и крапиву, пригнувшись, побежал к строению, которое, по его мнению, было конюшней. Там могли быть первые улики, может быть, кони и тапкана Елены. Он поверил, что всё так и будет, надо только незаметно пробраться в конюшню. Но в это время из кельи, ряд которых тянулся по северной стороне обители, вышел монах. Илья упал в траву и замер. Инок был в чёрной мантии с капюшоном, скрывающим лицо, подпоясан белым поясом. Для Ильи это осталось загадкой: почему белым, а не чёрным? По походке Илья догадался, что идёт не старец, а крепкий муж. Опять загадка. Среди иноков–новгородцев в обители были лишь старцы. Многажды Илья слышал, что Арининский монастырь вымирает. Идущий был высокого роста и косая сажень в плечах. «Ишь ты, силён Божий брат, – мелькнуло у Ильи, – а поговорить надо. Ой как надо! Да ты уж подожди меня, сейчас я возникну перед тобой».

Монах подошёл к конюшне, приоткрыл один створ, боком пролез в щель и скрылся. Илья вбежал в конюшню следом, остановился у дверей, пригляделся и крикнул:

   – Эй, брат во Христе, ска… – и осёкся на полуслове: в трёх саженях от него стояла тапкана княжны Елены, спутать её с другой он не смог бы.

Монах уже был у тапканы. Он открыл дверцу и что– то доставал с сиденья. Окрик оказался для него неожиданным, и он повернулся к Илье, не прикрыв лицо. Князь увидел перед собой молодую разбойничью рожу. По–иному он не мог назвать лицо монаха. Тот зарычал и, сверкая оранжевыми глазами, двинулся на Илью, зыркая по сторонам и чего‑то высматривая.

   – Стой! – крикнул Илья. – Стой, говорю! Он схватился за меч, обнажил его. – Говори, где дочь великого князя, или быть тебе без головы!

Это был Молчун. Он зарычал ещё сильнее и, схватив берёзовый кол близ стойла, ринулся на князя. Он держал острый кол, словно копьё, и пронзил бы Илью, если бы тот не успел увернуться. Сам же попытался достать Молчуна мечом. Но Молчун оказался не менее ловким, чем Илья, и, легко избежав удара, вновь пустил в ход своё «оружие». Будь Илья менее проворен, разлетелась бы его голова на черепки, как глиняный горшок. И началась смертельная схватка. Илья понял, что тать хорошо знал, что пощады ему не будет, ежели он окажется в руках государевых людей. Его ждала жестокая и мучительная смерть. А тут можно было уповать на удачу, вырваться из лап смерти, стоило только размозжить голову дерзкому боярину. Рыча по–звериному, тать вновь взметнул кол, и князь на какое‑то мгновение дрогнул от стремительного кружения кола, от длинных выпадов. Он отбежал к воротам.

   – Именем государя остановись! – крикнул князь, выставив свой меч и увёртываясь от мелькающего кола.

Но этот крик привёл Молчуна в ещё большую ярость, и, не переставая рычать, он вновь занёс под кровлю кол и бросился на князя. Илье показалось, что это конец, что ещё мгновение и тать завалит его, как телёнка. Мелькнул образ княжны, за которую он готов был отдать жизнь. Но эта жертва была бы напрасной, и в Илье тоже вспыхнула ярость. Он влёт упал под падающий на него кол, и тот хрястнул у него между ног. А Илья был уже возле татя и, перевернувшись на спину, молнией ударил Молчуна снизу в живот и с силой крутанул меч. Разбойник, издав последний рык, рухнул рядом с Ильёй, и рука его упала князю на грудь. Отбросив её, Илья поднялся. И вовремя: в распахнутых воротах стояли два молодца. По одежде Илья не мог определить, кто они. Оба были в коричневых домотканых рубашках, в сапогах, молодые: ещё и бороды не отпустили. В руках у одного был меч, у другого – татарская сабля. Илья понял, что просто так его из конюшни не выпустят. Он крикнул:

   – Бросьте оружие! Я государев человек, князь Ромодановский, а на подходе сотня воинов. Приведите сюда княжну и вы будете помилованы. Даю слово чести!