355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Звягинцев » Эта женщина будет моей » Текст книги (страница 6)
Эта женщина будет моей
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:42

Текст книги "Эта женщина будет моей"


Автор книги: Александр Звягинцев


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 12
Юрий Иноземцев
Oeil pour oeil, dent pour dent
Око за око, зуб за зуб

ВПариж он возвращался на личном самолете Ильи Можжарина.

Илья был хорошего роста, смугл, имел нос с горбинкой, иссиня-черные волосы с ослепительным пробором – типичный южанин из курортного города, гроза отдыхающих дамочек. Сам он объяснял свои южные черты и ухватки тем, что в роду его были кубанские казаки с хорошей примесью кавказской крови, бежавшие в гражданскую войну в Москву, спасаясь от ужасов большевистского расказачивания. При этом он носил деловые очки без оправы, которые придавали ему вид занудного доцента.

Родился Илья в приличной, как тогда говорилось, московской семье. И только. Мать преподавала, отец заведовал кафедрой в институте. Советская интеллигенция в чистом виде. Выпускнику-отличнику экономического факультета МГУ не составило труда устроиться в престижный государственный банк, который ведал экспортно-импортными операциями СССР. Там он скоро вырос до начальника серьезного отдела. Советское государство тогда уже отдавало концы и отплывало в историческую мглу, куда не могло взять свое гигантское имущество, и оно плавно переходило в цепкие руки новых русских людей. Можжарин и несколько его коллег в точном соответствии с действующим тогда законодательством создали под крышей банка частную финансовую компанию, куда по новым правилам игры стали переводиться некоторые активы. Когда банк окончательно захирел и его решили приватизировать, контрольный пакет государство разрешило выкупить именно компании Можжарина.

Новый банк быстро набирал обороты – через него по старой памяти шли все международные сделки огромной страны. Потом начались покупки заводов, газет и целых пароходств вместо жалких классических пароходов. К тому же его институтский приятель Глеб Слепокуров оказался не кем иным, как губернатором богатейшей уральской области. Со всеми вытекающими для Ильи последствиями.

Вскоре Можжарин купил себе дом в Париже, виллу на Лазурном Берегу, расставил на руководящие должности своих бывших однокурсников, к которым питал доверие, а сам превратился в этакого «финансового гения», который смотрит на все свысока и определяет стратегию развития своей империи – что прикупить, а что продать. Кстати, он действительно был финансистом от Бога, ведь еще в школьные времена Илья выигрывал многие математические олимпиады в Москве и порой ставил в неловкое положение учителей математики, предлагая решить задачи совершенно иным способом, чем рекомендовалось в учебниках.

Иноземцев, к которому Можжарин обратился по чьей-то рекомендации с несколькими просьбами еще во время первого своего появления в Париже, был почему-то уверен, что и его империю скоро развалят и раздерут уже новые хищники, циничные и завистливые, которые посчитали себя обойденными такими первопроходцами, как Можжарин. Но тот проявил способность понимать ситуацию – отказался от всякой политики, продал газеты от греха подальше, чтобы не раздражать власти свободой слова и критики, и устроил на работу в свои подразделения несколько детишек и жен высокопоставленных представителей нового руководства. И благополучно уцелел.

К Иноземцеву его тянуло, потому что иногда Можжарину очень хотелось услышать что-то резкое и жесткое в свой адрес, от чего он среди своих прихлебателей и дворни давно отвык. К тому же он чувствовал в Иноземцеве какую-то иную породу, иную иерархию ценностей, которые ему были очень близки. Ведь он очень любил креативных людей и многим бескорыстно помогал. Да и возраст уже брал свое, вдруг, несмотря на раздавшееся от денег самомнение, накатывало желание понять про себя нечто новое, что-то переоценить, уяснить… А может, и перейти в другое духовное измерение.

«Ты, Илюха, слишком быстро обожрался, – посмеивался над ним Иноземцев. – У тебя в глазах пресыщение. А это то же самое, что ожирение. От пресыщения – холестерин в мозгах, тромбы в душе, повышенный сахар в чувствах. И ощущение, что больше уже ничего не будет, тупик… Опять жрать?»

Можжарин кривил губы, каменел лицом, но покорно слушал. Русскому человеку без таких душевных разговоров жить невозможно. Он в них душу обмывает, готовя ее к новым искушениям.

«И потом, ты же энергетический вампир, – безжалостно продолжал Иноземцев стараясь завести Можжарина. – У тебя внутри свой энергетический котел проржавел и только хлюпает да чавкает, а ничего не вырабатывает… Морально износился. Знаешь, что это такое? Моральный износ?.. И девки тебя не спасут! У них если и есть энергия, то слабенькая и, главное, дурная».

Можжарин плохо понимал суровый юмор Иноземцева, леденел взором и злобно спрашивал: «А что же тогда твои помещики по крестьянкам шастали?»

Иноземцев усмехался в ответ: «Так среди них дураков сколько было! А те, что поумнее, если и жили с крестьянками или дворовыми, то ведь с каким-нибудь чудом природы! Гением чистой красоты!»

Вспомнив, что вечером непременно будет звонить Гриб и станет просить хоть какую-то информацию о Вайсе, Иноземцев лениво спросил:

– Слушай, а ты как думаешь – этот Вайс, он по собственной глупости разболтался или его кто надоумил?

Можжарин не сразу разлепил закрытые веки. Непонимающе переспросил:

– Какой еще Вайс?

– Тот самый… Который здесь рассказывал басни, как он с помощью бывших чекистов собственность государству возвращает?

– А-а, этот… Шпана он мелкая. Надувает щеки, засранец. Корчит из себя человека… Я думаю, он напился тут, окосел от сознания собственной значимости, ну и наболтал журналисту не под запись всякой ерунды… В Париже всех наших на подвиги тянет.

– Да нет, оказывается, наговорил он все под запись. Мало того, он еще и завизировал потом текст.

– Ну тогда просто мудак.

– Или провокатор?

– Кретин клинический… Как и те, кто имеет с ним дело.

Спорить тут было не с чем. Судя по всему, ноги у скандального интервью, если это и впрямь был не выброс идиотизма в неокрепшем мозгу, росли не в Париже, а в стольном граде Москве, в яростной битве тамошних боярских кланов, свирепо охраняющих свои вотчины от завистливых супостатов.

– Ты вот мне лучше скажи – этот хрен с горы может развестись? – вдруг блеснул глазами Можжарин. – Или так и будет терпеть, как мадам посылает его подальше?

Хреном с горы был не кто иной, как сам господин президент. Можжарин ненавидел его страстно и бесповоротно. На всю оставшуюся жизнь. Несколько лет назад, когда господин президент был еще только министром внутренних дел, Илюша угодил в громкий скандал – с ним разорвали сделку о покупке огромного участка земли на Лазурном Берегу, посреди которого возвышался старинный замок, считающийся культурным достоянием французского государства. И тут же запретили крупной французской фирме, связанной с производством самолетов, продавать структурам Можжарина контрольный пакет акций. По той причине, что деньги его якобы весьма сомнительного происхождения.

Господин будущий президент открыто заявил тогда, что все это произошло благодаря его вмешательству и нажиму. «Как и отбросы из пригородов, устраивающие погромы, так русские богачи с подозрительными деньгами должны понимать, что во Франции есть закон для всех и он будет безжалостен к тем, кто его не соблюдает. Нам не нужна шпана и не нужны грязные деньги», – разъяснил он. И торжественно провозгласил: «Для всех в нашей стране существует незыблемое правило – правило независимости правосудия». А потом усмехнулся в адрес Можжарина: «Вот что может случиться с человеком, который почему-то считает, что во Франции ему может быть все позволено… Смешно».

Это выступление произвело на французов сильное впечатление, и начало президентской кампании у господина министра получилось блистательным. А вот Можжарину после этого свои бизнес-проекты во Франции пришлось сворачивать и переносить в другие страны. Президента он за это просто возненавидел. Был убежден, и не без основания, что все было специально подстроено его недругами, в том числе и из России, под начало избирательной кампании. Что его просто избрали объектом для показательной порки. Но ведь каких-либо даже самых сомнительных доказательств этого обвинения обществу так и не было представлено, и больше всего Можжарина бесила финальная презрительная ухмылка президента в его адрес. Так что всякие неприятности в первой семье государства были бальзамом на его незаживающие раны.

– Не знаю, – пожал плечами Иноземцев. – Пока такого в истории вроде не было, чтобы действующий президент разводился.

– Мало ли чего у них в истории не было, – оскалился Можжарин. И многозначительно добавил: – Пока.

– Наверное, сейчас в Елисейском дворце решают, на сколько пунктов упадет рейтинг президента, если что… Дело-то не только в разводе. А что после него? Отставленные, обиженные женщины редко молчат. А мадам Николь может порассказать такую правду, что будет хуже всякой лжи…

– И правильно сделает, – махнул рукой Можжарин. – Я против этой тетки ничего не имею. Чем больше она ему портит жизнь, тем лучше я к ней отношусь. Ничего, у господина президента впереди еще множество открытий, уверяю тебя. Есть люди, которые попьют из него крови вдоволь.

Иноземцев сквозь прикрытые глаза посмотрел на довольного собой Можжарина. Ну что ж – oeil pour oeil, dent pour dent. Что по-французски, что по-русски – око за око, зуб за зуб… Теперь ему стала понятна та истерическая интонация, с которой пресса в последние дни перемывала косточки президентскому семейству.

Прямо из аэропорта Иноземцев хотел сразу отправиться в свой «Третий Рим» к малышке Клер, но в последний момент решил заскочить в адвокатскую контору на бульваре Мальзерб. Здесь занимались оформлением на его имя наследства, полученного нежданно-негаданно от родственника, осевшего после революции аж в Австралии. Оставшись к концу жизни в полном одиночестве, он долго искал близких людей по всему свету и наконец вышел на Иноземцева. Так что теперь впереди маячила поездка в Австралию, куда Иноземцев решил непременно взять с собой и Клер – вряд ли она когда-нибудь выберется туда сама.

Фешенебельный восьмой округ, где располагалась контора, как всегда, действовал умиротворяюще. Красота, порядок, безопасность, спокойная уверенность во всем… Прямая стрела бульвара, классические парижские здания, модные и внушающие уважение во все времена, памятник Александру Дюма с дорогим сердцу каждого русского человека капитаном королевских мушкетеров… Рядом Елисейские Поля, Гранд-опера, площадь Согласия. Париж! Тот самый, от желания оказаться в котором в юности кружилась голова и замирало сердце…

Он поднялся на четвертый этаж и уже подходил к нужной двери в самом конце коридора, когда сзади что-то грохнуло и тугая волна ударила ему в спину, заставив втянуть голову в плечи и согнуться в три погибели, чтобы удержаться на ногах… Тоскливо завыли сирены…

Иноземцев обернулся – дверь в одну из контор, мимо которой он прошел пару секунд назад, была выбита и валялась на полу, из комнаты валил дым.

Он бросился обратно. В развороченном помещении полыхали разлетевшиеся бумаги. Под опрокинутым столом неподвижно лежала женщина. Еще несколько человек ползали по комнате, не в силах подняться. Рядом с неподвижной женщиной сидел мужчина и обезумевшими глазами смотрел на свои окровавленные руки…

Вдруг один из валявшихся на полу телефонов принялся звонить, и звук этот, казалось, пришел с того света.

Иноземцев бросился поднимать стол, придавивший женщину. Еще несколько секунд назад элегантные и невозмутимые, довольные собой и не знающие сомнений служащие солидных контор и фирм – а других здесь быть просто не могло, – выглядели теперь потерянными, беспомощными и перепуганными. Потом появилась охрана, и всех стали аккуратно и настойчиво выталкивать из комнаты…

Когда он спустился вниз, у входа в здание уже стоял десяток полицейских автомобилей и ходили командос в камуфляже, бронежилетах, с автоматами в руках. К подъезду с воем подлетали одна за другой машины скорой помощи. Иноземцев порадовался, что припарковал свой «ситроен» достаточно далеко, иначе выбраться из этой толпы было бы серьезной проблемой.

Уже на Елисейских Полях он вспомнил, что знает кое-что о конторе, которую взорвали. В ней когда-то работал нынешний президент. Причем не просто работал когда-то, президент был ее совладельцем, и его семье до сих пор принадлежит половина уставного капитала.

Радио уже вовсю надрывалось. Погибла секретарь фирмы, которая открыла посылку… Серьезно ранен один из адвокатов, находившийся поблизости… Другие получили более легкие ранения… Бомбу доставили в деревянном ящике, в котором обычно переправляют редкие эксклюзивные вина… Он выглядел, как подарок… Ящик доставил курьер… На основании снимков, сделанных камерами наружного наблюдения, можно предположить, что это была молодая женщина невысокого роста с чертами лица, характерными для жителей Северной Африки… На голове у нее был мотоциклетный шлем… Очень похоже на существо, которое расправилось со стариком Будрийоном, а потом приходило к Собин. Неужели посылка была от господина Грана? Но на кой ему черт контора, в которой когда-то работал президент?..

Радио продолжало выдвигать версии. Могла ли посыльная ошибиться адресом? Скорее всего нет, потому что на всех дверях есть таблички с названиями учреждений… Предстоит установить, носил ли взрыв «политический характер», была ли это «террористическая атака»? А может быть, это была личная месть – полиция предполагает и такое. Но пока нет версии, которую можно считать основной. Так что мотивы преступления неизвестны.

Ну конечно, мотивы неизвестны! Пару дней назад после подавления беспорядков в пригородах президент заявляет, что эти отбросы будут сурово наказаны, потом женщина «с чертами лица, характерными для жителей Северной Африки», привозит в принадлежащую ему контору бомбу, а мотивы неизвестны… Или вот еще, смешно – политика или личная месть? А политическая месть личной не бывает?..

Клер опять была погружена в финансы. Иноземцев молча, от всей души поцеловал ее в чистый лоб, вдохнул знакомый аромат ее духов, ее тела…

– Что-то случилось, патрон? – озабоченно спросила Клер.

– Я только что с бульвара Мальзерб, – многозначительно произнес Иноземцев.

Клер смотрела на него ясными, ничего не понимающими глазами.

– Так, – осуждающе сказал Иноземцев, – радио мы не слушаем, телевизор не смотрим, в интернет не заглядываем…

– Я очень занята. А что-нибудь случилось?

– Считай, что ничего.

И тут только Иноземцев подумал, что, если бы он шел мимо двери взорванной конторы двумя секундами позже, ему бы серьезно досталось. Убить, может быть, и не убило бы, но покалечить могло основательно. И потому он еще раз поцеловал Клер, на сей раз в голову, прямо в ее темные, мягкие волосы, источающие запах лаванды.

Глава 13
Виталий Карагодин
«Aigle blanc»
«Белый орел»

Вмашине он наладился было подремать, но Тарас, сидевший за рулем, непрерывно нес какую-то чепуху, и отключиться никак не удавалось.

Судя по всему, Тараса, как выражаются нынешние молодые люди в России, основательно плющило и колбасило. Он не просто волновался перед назначенной встречей, его буквально трясло от страха, и Карагодин всерьез опасался, что в таком состоянии он запросто врежется в столб или дерево. Тарас явно боялся встречи с Зондером – именно так, как оказалось, звали руководителя намечаемой операции и предводителя той организации, в которую должен был сегодня вступить окончательно Карагодин. Видимо, проверка была закончена и Зондер пожелал встретиться с новобранцем лично. Предстояло свидание с «aigle blanc» – так французы кличут главарей банд и воровских шаек. Странно, почему белый, а не черный?

О том, что Тарас панически боится Зондера, Карагодин догадался уже давно. Неясны были только причины этого ужаса, вогнавшего Тараса в холодный пот и вызвавшего непреодолимое желание молоть чепуху, лишь бы не задумываться о том, что ждет его впереди. Либо Зондер вообще ввергал Тараса в страх, какой на зоне и в тюрьмах обычным заключенным внушали местные паханы, либо тот в чем-то конкретно провинился и теперь ожидал наказания.

Париж Карагодин знал плохо, и потому, когда выбрались из центра, даже перестал следить за тем, куда они едут. Остановились они минут через пятнадцать-двадцать после того, как проскочили площадь Сталинграда и выехали на авеню Жана Жореса.

Карагодин выглянул в окно. За металлическими воротами среди небольшого сада виднелся аккуратный двухэтажный особнячок из красного кирпича. Они выбрались из машины и встали прямо напротив объектива телекамеры, чтобы их было удобно разглядеть. Тарас, с трудом раздвинув сцепившиеся намертво челюсти, сказал: «Это мы». Резко лязгнул автоматический замок, и они вошли во двор.

Они прошли по пустынному саду в дом.

Карагодин, следовавший за Тарасом, внимательно оглядывался, запоминая что к чему. Странно, людей он так и не увидел. Ни одного человека.

Так же пусто было в большой комнате на первом этаже, куда его привел Тарас. Но, несмотря на это, он все время ощущал чье-то присутствие вокруг. За ними явно внимательно наблюдали – то ли через тайные окна, то ли с помощью камер слежения, которые тут были, судя по всему, понатыканы всюду.

Тарас развалился на коричневом кожаном диване у окна и закурил, делая вид, что он тут как дома. Но Карагодин ясно чувствовал, как его колотит от напряженного ожидания. Сам он скромно устроился в кресле у окна и стал размышлять о предстоящем разговоре с Зондером.

Разговор предстоял непростой. Одна кличка Зондер чего стоила. Разумеется, когда Карагодин услышал ее от Тараса в первый раз, в голове сразу всплыло милое словечко «зондеркоманда», за которым тянулись самые мрачные ассоциации – каратели, газовые камеры, концлагеря…

По привычке дома он полез в словари и интернет, но, к своему удивлению, в сети нашел только ссылки на какие-то статьи, а в словарях слово «зондеркоманда» просто отсутствовало. Даже в немецких. Ни слова, ни перевода. Потом, конечно, кое-что выяснить удалось. Sonderkommando существовали во многих родах войск вермахта. Были Sonderkommando SS, Sonderkommando SD, Sonderkommando Gestapo… Sonderkommando SS, например, – это особые подразделения, которым поручали либо самую грязную и кровавую работу (акции устрашения или операции по уничтожению), либо работу очень секретную – обеспечение визита какого-нибудь высокопоставленного нацистского бонзы или гауляйтера…

Так что у гитлеровцев «зондеркомандой» называли некое постоянное или временное войсковое подразделение, специально подобранное для выполнения особых заданий. «Kommando fur besondere Einsatze» – команда для особых поручений. Немцы теперь предпочитают это выражение не употреблять, потому что всем ясно, что Sonderkommando – это не просто спецподразделение, а подразделение именно нацистское. У них теперь есть немало слов, которые намертво связаны с гитлеровским периодом истории и поэтому не используются для современных реалий. Достаточно вспомнить Parteigenosse. Назови так какого-нибудь нынешнего коллегу по партии – скандал будет неимоверный.

Но было у мрачного словечка «зондеркоманда» еще одно значение. В лагерях так называли заключенных, использовавшихся для самой мерзкой работы – выносить тела из газовых камер, кремировать их, обыскивать одежду на предмет ценностей… В «Энциклопедии холокоста» говорится, что «зондеркоманда» – это группа еврейских заключенных, работавших в газовых камерах и крематориях. Члены «зондеркоманд» не могли покидать территорию лагеря или крематория, но получали при этом особое питание. Обычно через несколько месяцев они уничтожались и заменялись новыми. Эсэсовцам было наплевать, пострадают ли они от остатков газа, когда разгружают и чистят камеры, сойдут ли с ума от своей чудовищной, нечеловеческой работы, потому что их и так ожидала скорая смерть. Если они не умирали сами от отравления остатками газа, их просто ликвидировали, потому что они видели много лишнего и были ненужными свидетелями. Первое, что делала новая «зондеркоманда», – сжигала трупы предыдущей, которую накануне приканчивали…

Человеку, вступающему в команду Зондера, стоило обо всем этом помнить, чтобы не заблуждаться на свой счет. В отличие от того же Тараса, который, судя по всему, не подозревает, как мало сигарет ему осталось выкурить еще в этой жизни…

Зондер возник неожиданно. Карагодин понял это по тому, как поперхнулся дымом Тарас и, вскочив, принялся суетливо давить сигарету в пепельнице.

Карагодин обернулся и увидел невысокого, плотно сбитого человека, который неторопливо шел к столу, опустив голову. Он появился из двери, которую Карагодин и не заметил – так искусно она была скрыта среди деревянных панелей. Наверняка еще в ней был и глазок, через который Зондер наблюдал за ними.

Зондер прошел к столу, уселся, закрыл ноутбук и уставился на Карагодина. Замашки лагерного пахана, который сейчас будет указывать прибывшему «мужику» его место на зоне. Карагодин их привычки знал. Самое первое – внушить чувство страха, беззащитности и безнадежности, которое держит человека в узде прочнее всякого насилия.

Зондер был уже далеко не молод, но явно еще крепок и силен. Сначала Карагодину показалось, что он лыс, как коленка. Но, присмотревшись, он понял, что голова его, как и все лицо, была ровно покрыта сивой, очень короткой щетиной и потому напоминала издалека белый шар. Посреди этого шара полыхали темным огнем крохотные глазки, в которых ничего, кроме этой обжигающей тьмы, не было. Взгляд Зондера был тяжел и пугающ, не каждому по силам выдержать такой. И, судя по всему, он это хорошо знал.

Не отрывая взгляда от Карагодина, Зондер чуть слышно сказал по-русски с еле заметным акцентом:

– Тарас, выйди. Я тебя позову… потом…

Все правильно – говорит чуть слышно, чтобы собеседник все время напрягался, боясь не расслышать чего-то важного.

В глазах Тараса плеснула нескрываемая ненависть к Карагодину – еще ничего не произошло, а он уже исходил завистью и мучился подозрениями, что за его спиной произойдет что-то важное, к чему его не считают нужным допускать. Но возразить что-то он не посмел. Зондер же даже не счел нужным посмотреть в его сторону.

– Я собрал о тебе информацию, – равнодушно сообщил он Карагодину, когда Тарас исчез.

– Она вас устраивает? – подчеркнуто вежливо и спокойно осведомился Карагодин. Наверное, если бы не устраивала, его бы здесь не было.

– Местами. Ты человек профессиональный и способный выполнить те задачи, которые я буду ставить…

– Но что-то все-таки смущает?

Зондер усмехнулся.

– Меня в этой жизни вообще ничего не смущает. Но меня кое-что настораживает…

– Например?

– Например, я не очень понимаю, что тобой движет сегодня. А значит, я не знаю, можно ли тебе доверять. А если можно, то в какой степени…

– А с Тарасом, значит, вам все понятно?

Зондер брезгливо скривил губы. Говорить об этом он не считал нужным. Ну что ж, понятно хотя бы, что Тарас для него ничтожество, не стоящее даже упоминания.

– Думай о себе. И не нужно стремиться знать лишнее. Так будет безопаснее.

Спорить Карагодин не стал.

– Итак, деньги Тарас тебе передал…

– Да.

– И ты их взял.

Карагодин согласно кивнул.

– Значит, ты вступаешь в дело. И обратного пути уже нет.

– Я вот только не знаю, что это за дело такое.

– А это и не нужно знать. Нужно знать свою конкретную задачу и выполнить ее. Задания буду давать я. Лично.

Зондер помолчал, как бы давая Карагодину время, чтобы усвоить услышанное. Потом глухо, без всякого выражения проинформировал:

– Предупреждаю сразу, у меня военная организация. Есть командир, есть приказ, который не обсуждается, а выполняется любой ценой. Чтобы ты знал, я – десантник, руководил спецоперациями…

Зондер сделал паузу. Он следил за лицом Карагодина, явно пытаясь понять, были ли эти слова для него новостью? Или Карагодин уже что-то знает о нем?

Лицо Карагодина не дрогнуло.

– Законы таких подразделений известны, – равнодушно сказал Зондер.

Ну еще бы! «Kommando fur besondere Einsatze»!

– Жалости, прощения в случае чего не будет. Что еще?

– Когда и как произойдет окончательная расплата?.. Хочу предупредить, что роль нежелательного свидетеля после окончания операции меня не прельщает. Я готов работать, но…

– Не лезь не в свои дела, делай, что приказывают, и никто тебя не тронет. Я не маньяк, лишние трупы меня не интересуют. Я не убиваю ради того, чтобы убивать. И всегда плачу за хорошую и честную работу. К тому же ты не похож на человека, который не может сам о себе позаботиться…

Они смотрели друг на друга, и Карагодин ясно чувствовал, что игра, в которую он уже влез, может окончиться чем угодно.

– Часть денег, хорошая часть, поступит на твой счет после выполнения первого задания, которое ты получишь прямо сейчас. Остальная часть – накануне решающей операции. Не пытайся получить деньги и смыться. За честную работу я плачу, за предательство – убираю. От меня уйти нельзя. Подпишешь приговор и себе, и своим близким. Даже тем, кто остался в России. Мы уберем всех.

Карагодин помолчал.

– Я буду работать один?

– Нет.

– С Тарасом?

– Нет. Я не хочу, чтобы ты работал с ним. Ты сильнее и умнее его, можешь подмять его под себя… Или просто обмануть. Работать будете с Каридад…

Зондер поднял руку, щелкнул пальцами, и в комнату вошла та самая маленькая очень смуглая женщина, которую он видел в пригороде во время битвы с полицейскими. Та самая, которую Тарас назвал палачом, бестрепетно выполняющим все приговоры Зондера. Она и теперь была затянута в черный комбинезон и держала под мышкой огромный мотоциклетный шлем. Лицо ее с тонкими чертами и узкими губами было непроницаемо и бесстрастно. Карагодин подумал, что она не африканка, а скорее арабка. А может быть, в ней много крови южноамериканских индейцев, и именно от них это холодное спокойствие и презрение к другим. Сколько он в детстве прочел об этом книг!

– Каридад… – произнес он. – Какое интересное имя. Наверное, древнее… Испанское?

– Испанское, – недовольно проворчал Зондер. – Что-то ты много знаешь…

Потом он вдруг едва заметно усмехнулся:

– А знаешь, что означает «каридад»?

– Нет.

– Милосердие… – осклабился Зондер. – Так что моя Каридад – само милосердие. Запомни это!

Хорошенькое имя для палача, подумал Карагодин. А дяденька у нас с чувством юмора.

– Каковы будут наши отношения? Кто будет главным?

– Ну не ты же! Вот мобильный телефон, по которому будешь получать указания лично от меня. Когда я найду это нужным. А так я буду передавать приказы через Каридад.

Зондер достал из ящика мобильник. Положил на край стола.

Карагодин встал, подошел к столу, взял телефон, задумчиво покрутил в руках. Зондер смотрел на него, как на пустое место. Человечек, конечно, страшный, подумал Карагодин. По-настоящему страшный… А «сестрица милосердия», как он сразу окрестил про себя Каридад, так и не произнесла ни слова.

Зондер взял конверт, лежавший рядом с ноутбуком, и протянул его Карагодину.

– Это твой первый клиент.

Карагодин задумчиво посмотрел на конверт, потом вопросительно на Зондера.

– Убивать никого не надо, – бесстрастно сказал тот, угадав его мысли. – Задача – последить за этим человеком. Там есть адрес его гостиницы, фамилия… Мне нужно знать о нем все – с кем встречается, когда, где бывает… Любая информация.

– А кто это?

Зондер недовольно мотнул своей круглой башкой.

– Опять вопросы! Я же предупреждал…

– Но мне все равно придется узнать, кто он.

– Такой же русский, который лезет в чужие дела, как и ты…

Карагодин открыл конверт, достал две фотографии. С них на него смотрел улыбающийся Валентин Ледников…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю