355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Звягинцев » Эта женщина будет моей » Текст книги (страница 4)
Эта женщина будет моей
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:42

Текст книги "Эта женщина будет моей"


Автор книги: Александр Звягинцев


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7
Юрий Иноземцев
Passer a tabac
«Пропустить через табак»

Голос был вежливый, вкрадчиво-предупредительный.

– Господин Иноземцев?

Он откликнулся с бодростью пенсионера, стремящегося убедить всех, что по-прежнему пребывает в полном порядке.

– Он самый. С кем имею честь?

– Вас беспокоит секретарь господина Гаплыка.

– Радость-то какая! – возликовал Иноземцев, хотя звонок по мобильному заставил его всерьез задуматься. Судя по всему, Роман Аркадьевич предупреждал не зря. Ребята решили не откладывать выяснение отношений в долгий ящик.

– Виктор Семенович очень хотел бы с вами встретиться.

– Когда?

– Если вы не возражаете, он будет вас ждать через полчаса в баре гостиницы «Георг».

– Ну, допустим, я не возражаю. А какова будет повестка дня нашего саммита?

– Могу только сказать, что он хотел бы обсудить с вами проблемы антикварного бизнеса.

– Ну что ж, передайте товарищу Гаплыку, что я буду… Правда, могу немного опоздать, так как ваше предложение довольно неожиданно.

– Спасибо, господин Иноземцев. Я сообщу господину Гаплыку о вашем согласии. Всего доброго.

– Адье!

Проблемы антикварного бизнеса с ним обсуждать, зло подумал Иноземцев. Ишь чего захотел, козлина! Нет, мы с тобой если что и будем обсуждать, то только виды на урожай озимых и рост поголовья крупного рогатого скота. Эти темы тебе доступнее будут!

В советские времена товарищ Гаплык делал карьеру в качестве второразрядного чиновника в Министерстве сельского хозяйства. С наступлением новых времен он принялся эксплуатировать новую золотоносную жилу – совмещение государственной службы и частного бизнеса. Наплодив тучу фирм и фирмочек, стал, используя свое служебное положение, выбивать для них всевозможные преференции, льготы и прочие радости. Звездный час его наступил, когда на страну обрушился дефолт. Правительство обратилось к зарубежным партнерам с просьбой о безвозмездных поставках продовольствия и товарных кредитах. Соответствующие соглашения были подписаны, а «проработкой деталей механизма поставок» занялись ответственные товарищи, среди которых был и наш товарищ Гаплык.

«Механизм» получился хоть куда. Продовольствие, поступавшее в качестве дара или в виде товарного кредита, доставалось лишь нескольким приближенным фирмам, которые реализовывали его по самым рыночным ценам. Большинство из них потом просто пропали вместе с товаром на десятки миллионов долларов. Зато товарищ Гаплык приобрел себе несколько квартир в Москве, поместье в Подмосковье и, как и полагается бывшему советскому работнику, шикарную квартиру на Елисейских Полях. Денег с лихвой хватило не только на них, но и на приобретение пакетов акций лучших предприятий отрасли. Опять же – используя служебное положение и запугивая несогласных. После этого Гаплык ушел в тень, проводил большую часть времени в Париже, завел себе секретаря, основной обязанностью которого было доставлять молоденьких проституток из России, и был уверен, что он теперь будет в полном шоколаде до самого схождения во гроб.

Но обиженные им в свое время люди потихоньку пришли в себя, собрались с силами, нашли смелых партнеров и решили отыграться. Иноземцеву довелось им помочь, предоставив кое-какую важную информацию. Очевидно, откуда-то Гаплыку это стало известно… Откуда? Судя по всему, оттуда же, откуда это узнал уважаемый Роман Аркадьевич. Среди его коллег, видимо, оказался человек, с Гаплыком повязанный прошлыми подвигами или им подкармливаемый.

Но не об этом сейчас надо было беспокоиться. В данный момент нужно было срочно и навсегда отбить у Гаплыка охоту выяснять отношения с мсье Иноземцевым. «Passer a tabac» – «пропустить через табак», как говорят во французской полиции, то есть допросить с пристрастием, не стесняясь в способах, включая меры физического воздействия.

Гаплык знает о «Третьем Риме» и, значит, может прислать туда своих подручных и, не дай бог, напугает маленькую Клер.

Потому, собственно, Иноземцев и согласился встретиться с Гаплыком немедленно. Пока еще ничего не произошло с Клер. Дело в том, что, по некоторым сведениям, особо злостно уклонявшиеся от сотрудничества с Гаплыком люди зачастую попадали в весьма неприятные ситуации, заканчивавшиеся серьезными моральными и физическими травмами. Товарищ Гаплык был не чужд брутальных способов решения деловых и хозяйственных споров. Правда, прямых доказательств его участия у Иноземцева не было. Но ему было достаточно и подозрений.

Оставив машину в переулке, Иноземцев вошел в отель, где ему приходилось уже бывать. Бар располагался так, что вход в отель из него не просматривался, поэтому его появление вроде бы никто не должен был проконтролировать. Он пристроился к группе немцев, бессмысленно слонявшихся в холле в ожидании размещения, и быстро оглядел помещение бара.

Гаплык сидел за столиком в самом углу. Его постную, расплывшуюся морду в дорогих очках, с едва заметным лбом и отвислыми мешками щек Иноземцев узнал сразу. Густые, будто смазанные чем-то липким черные волосы у бывшего ответственного работника росли чуть ли не от самых бровей, так что нечеловечески ровный пробор в них ближе к переносице выгибался дугой. Сельхозтоварищу было уже за шестьдесят, но в его гриве не было ни одного седого волоса. Видимо, совесть его по ночам не мучила.

– А вот и я! – радостно выпалил Иноземцев. Он плюхнулся в кресло и уставился на Гаплыка широко открытыми, как у невинного младенца, глазами. – Готов выслушать предложения! Ведь вы ради этого меня сюда заманили?

В мешках сероватых щек зародилось какое-то клокотание, а потом Гаплык пробурчал что-то вроде того, что его интересуют некоторые антикварные вещи, которыми салон Иноземцева, по его сведениям, располагает…

В этот момент в бар вошел какой-то человек и устроился за столиком у самого входа. Иноземцев сразу насторожился. Если это был подручный Гаплыка, позицию он занял весьма удачную.

Особенно если учитывать, что сесть Иноземцеву пришлось напротив Гаплыка прямо под светильником и рассмотреть его можно было во всей красе.

Вот теперь все стало понятно. Встреча была затеяна именно для того, чтобы предъявить его нужному человеку. Пока Гаплык нес какую-то чепуху про свое давнее увлечение антиквариатом, Иноземцев успел разглядеть наблюдателя. Вывод был неутешительный.

Там сидел не телохранитель и не вышибала с пудовыми кулачищами и бычьей шеей. Это был не очень приметный, жилистый мужчина в светлой спортивной куртке. Лет этак сорока, с очень внимательным и очень спокойным взглядом. И очень экономными, предельно точными движениями. У него были повадки профессионального киллера. Иноземцеву приходилось таких видеть, и ошибиться он не мог. Ясно было, что киллер уже придумал, где и когда разделается со своей глупой жертвой. Такой уже не отпустит…

Иноземцев резко встал. Гаплык растерянно уставился на него.

– Вы извините, – сказал Иноземцев, болезненно морщась, – что-то живот прихватило. Придется бежать в туалет…

Произнес он это достаточно громко, дабы сомнений ни у кого не было, а проходя мимо столика у входа, с виноватой гримасой даже развел руками – мол, бывают же такие неприятности. Мужчина в куртке сочувственно улыбнулся. Значит, по-русски разумеет… Что и требовалось доказать! Наверняка гражданин прибыл с просторов необъятной родины.

Иноземцев помнил, что дверь туалета открывается здесь внутрь. Чуть ли не бегом он ввалился в туалет, краем глаза успев заметить, что в конце коридора появилась быстрая и ловкая фигура.

Глубоко вздохнув, он прижался к стене у самой двери – так, чтобы, распахнувшись, она закрыла его от глаз вошедшего.

Киллер входить не спешил. Видимо, давал Иноземцеву время основательно расслабиться на унитазе. Человек со спущенными штанами не приспособлен для какого-либо серьезного сопротивления.

Наконец дверь распахнулась, и киллер бесшумно шагнул внутрь. Первое, что Иноземцев увидел, был пистолет с глушителем, который тот держал перед собой двумя руками. Можно было попробовать выбить его ударом ноги, но делать этого Иноземцев не стал. Не в кино. Конечно, он способен кое на что в драке, но не с профессионалом. Мужика надо было просто вырубить сразу. Одним ударом. Любой ценой.

И когда перед ним возникла спина в светлой куртке, он уже не раздумывал – просто прыгнул на киллера и всем телом толкнул на дверки кабинок. От сильного толчка тот буквально протаранил ближайшую дверь, врезался со всего размаха головой в стену и рухнул на кафельный пол.

Пистолет выпал из его рук и отлетел в сторону. Иноземцев тут же подобрал его и направил на киллера. Если бы тот чуть дернулся, он выстрелил бы в него сразу, не раздумывая.

Но киллер не шевелился. Что ж, это и впрямь не кино. Головой об стену от неожиданного удара сзади – это впечатляет. Даже хоккеистов в доспехах и шлемах после такого упражнения уносят на носилках.

Надо было решить, что делать с киллером, когда тот очухается. Выпытывать какую-то информацию? Какую? Что он мог рассказать? Оставить его в туалете? Если он быстро придет в себя, то примется за свое снова. Если он серьезно ранен, то попадет в руки полиции, и кто знает, чем это закончится? Выбора не было… Безмолвный труп – лучший выход из создавшегося щекотливого положения.

Иноземцев медленно подошел к валявшемуся на полу человеку поближе. Голова у него была неестественно вывернута. Чересчур неестественно, чтобы надеяться на лучшее. Видимо, шея была сломана. Человек вдруг засипел, замычал, на губах у него вздулись кровавые пузыри.

Иноземцев присел на корточки и участливо спросил:

– Тебя кто послал-то, друг? И что я тебе сделал?

Киллер косился на него громадным лошадиным глазом. Вряд ли, конечно, такой что-нибудь скажет…

Но тот вдруг прохрипел:

– Дочь…

– Так нет у меня дочери, один я на этом свете, – пожал плечами Иноземцев. – Может, ошибся ты, а?

– Не… ты… там…

Больше он уже ничего не сказал, лишь конвульсивно дернулся и замолк. Иноземцев встал и сунул пистолет в карман. Идеальный вариант – пусть полиция думает, что человек просто, спеша на унитаз, поскользнулся на мокром кафеле и в результате полученных травм отошел в мир иной. И никакого оружия…

Теперь самое главное было смотаться побыстрее, чтобы никому не попасться на глаза. Он ополоснул руки, поправил волосы и, что-то насвистывая, вышел из туалета.

Вернувшись в бар, Иноземцев уселся на прежнее место и молча уставился на Гаплыка. Когда тот пришел в нужное состояние и стал беспокойно ерзать в своем кресле, будто наделал в штаны, вежливо спросил:

– Ну и что же мы теперь будем делать?

У Гаплыка дрогнули щеки-мешки.

– Я не понимаю…

– Знаете, я тоже не понимаю, зачем вы решили меня убить? – недоуменно спросил Иноземцев.

– У… у…

– У… у… – передразнил его Иноземцев. – Чего вы на меня набросились, как ненормальный?

Да еще киллера из России выписали? Что случилось-то?

Лицо Гаплыка вдруг стало бледнеть, потом оно посерело и покрылось крупными каплями пота. Иноземцев без особого любопытства наблюдал за биохимическими реакциями в чиновничьем организме.

Потом Гаплык стал чернеть. «Как бы товарища удар не хватил! Только второго трупа тут не хватало!» – усмехнулся про себя Иноземцев и сказал:

– Да, кстати, ваш друг с пистолетом уже не вернется. Он покинул нас навсегда. Так что теперь вам придется решать ваши вопросы самостоятельно, без его квалифицированных услуг.

У Гаплыка принялась дрожать челюсть. Да, товарищ был явно не боец и в поле никогда не работал. Не полевой был командир, а кабинетный. Крови и физического контакта не пробовал.

– Не я! Это не я! – отчаянно прошептал он, прижимая руки к толстой бабьей груди. – Я ничего не знаю. Я действительно хотел про картины… Деньги вложить! Мне сказали, что очень выгодно. Поверьте!

Ну да, так мы тебе и поверили! Сейчас мы тебя будем пугать. До смертной икоты, до мокрых штанов. На всю оставшуюся жизнь.

– У меня в кармане пистолет вашего убийцы, – сказал Иноземцев. – С глушителем. Я сейчас выстрелю вам в брюхо, и никто ничего не услышит. И оставлю вас тут подыхать.

Теперь Гаплык принялся икать.

– Но я могу убить тебя, гнида, и голыми руками. И мне за это ничего не будет. Потому что я агент ДСТ… Знаешь, что это такое?

Гаплык испуганно кивнул. Строго говоря, агентом французской контрразведки Иноземцев, конечно, не был, но в данной ситуации некоторое преувеличение было простительно.

Потом он решил поддать пару и перешел на сиплый шепот:

– Я могу тебя оставить в живых, если ты…

Гаплык замер, как суслик – столбиком.

– …если ты, старый кретин, вообще забудешь о моем существовании. Еще раз появишься у меня на глазах, придушу сразу или в Сене утоплю… Или в контрразведку сдам – там из тебя весь жир вытопят.

Гаплык смотрел выпученными от страха глазами и только кивал башкой, как китайский болванчик.

– Обходи меня стороной и вообще забудь мое имя. Я сегодня добрый, а то бы положил тебя сейчас рядом с твоим дружком у одного унитаза…

Иноземцев встал, взял свой стакан с водой и медленно вылил ее прямо на светлые штаны Гаплыка. Если дядя не обмочился до этого, то теперь мог вдоволь насладиться соответствующими ощущениями…

Уже в машине Иноземцев вдруг подумал, что с Гаплыком он, пожалуй, перебрал. Тот, видимо, действительно не при делах. Все-таки самому демонстрировать жертву киллеру – это не его методы. Он на такое не способен. А значит, его, Иноземцева, просто выследили. Значит, за ним охотятся. И заказ остается в силе.

Он просто сидел, положив руки на руль, и даже не пытался завести машину. Ему теперь не спешить надо, а думать, пока не пристрелили или не взорвали. Так кто и почему его заказал? Что сказал киллер перед смертью? Во-первых, он ясно сообщил – ты… Значит, объект безусловно ясен. А еще он сказал – дочь… Что за дочь? Чья дочь? И при чем тут товарищ Иноземцев?

Он посмотрел на часы и понял, что ему надо быстро и незаметно утопить пистолет в Сене. А затем отправляться в «Третий Рим», куда должен заехать школьный друг Валька Ледников, с которым они когда-то пережили все ужасы и прелести подросткового возраста в далекой, холодной и суровой стране, которая была их родиной. И то, что Ледников был еще недавно следователем по особо важным делам, в нынешнем положении очень кстати. Глядишь, поможет разгадать подкинутую киллером загадку.

Глава 8
Валентин Ледников
Vivre comme dieu en France
Жить, как бог, во Франции

Утром Немец показал Ледникову содержимое портфеля старика Будрийона… Но сначала поведал кое-что о самом Будрийоне.

Немец знал от своих знакомых во французской полиции, что коллеги старого следователя недолюбливали. Он был сварлив, высокомерен, дотошен до ненормальности и слишком много о себе думал – непрерывно всех поучал. В свое время все облегченно вздохнули, когда его отправили со специальным заданием в Колумбию – помогать тамошнему правительству бороться с бандитами.

Будрийон проторчал там почти два года, получил орден на грудь, но местные банды как свирепствовали, так и продолжали свирепствовать. Все понимали, что вины Будрийона в этом нет, никто на его месте не мог бы сделать большего. Ведь на место одного убитого или задержанного бандита тут же находились толпы других. Причем членство в банде надо было еще заслужить, там была целая очередь из безработных…

И хотя все было понятно, Будрийону намекнули, что результаты его деятельности не вдохновляют начальство, возраст приближается к пенсионному и потому пусть заканчивает свой славный путь полицейского на бумажной работе.

Будрийон и на новом месте пытался изображать из себя великого сыщика, но на него никто уже не обращал внимания, и при первой же возможности спровадили на пенсию. Для самолюбивого старика это был удар. Тем более что теперь он получил возможность ежедневно думать о горестной судьбе своей несчастной дочери Собин, выросшей без матери, – некрасивой, одинокой, отчаявшейся.

В Колумбии поначалу Будрийон работал вместе с неким Граном…

– Граном? – переспросил Ледников. – Это тот самый Гран?

– Тот самый, – без всякой радости подтвердил Немец.

Ледников достаточно много знал про этого человека. Гражданин Израиля, бывший полковник десантных войск, участник боевых действий и тайных операций. Уволившись из армии, занялся собственным бизнесом. Причем весьма своеобразным. Например, отправился в Колумбию – по договору с правительством обучать мирных скотоводов способам охраны своих пастбищ от набегов бандитов и членов всевозможных повстанческих армий, тоже промышлявших во имя революции элементарным разбоем. Но довольно скоро выяснилось, что бывший десантник обучал не столько мирных скотоводов, сколько боевиков и телохранителей колумбийских наркобаронов. В курс подготовки «скотоводов», оказалось, входили такие предметы, как закладка взрывчатки, минирование автомобилей и спецметоды ликвидации «объектов». Мало того, Гран сколотил там несколько вооруженных групп, которые занимались грабежом и разбоями то под видом повстанцев, то под видом бойцов наркобаронов – для него между ними не было никакой разницы. И долгое время никто не мог догадаться, кто стоял за неуловимыми бандитами.

Его хотели судить, но он бежал. Его приговорили заочно к двадцати годам заключения. Он вернулся в Израиль и скоро попал в тюрьму за «незаконный экспорт знаний, имеющих оборонное значение». Срок ему, правда, дали небольшой, учитывая прежние заслуги. Потом он объявился в Африке, где вооружал местных боевиков в обмен на алмазы. Его пытались схватить, но он опять сумел скрыться. Подделка документов и мошенничество, в которых его также обвиняли, на этом фоне выглядели безобидным баловством. Интерпол объявил его в розыск, однако схватить его никак не удавалось.

В общем, у Грана был свой почерк, вполне узнаваемый. Он обычно появлялся там, где пахло войной, сколачивал собственные вооруженные подразделения и начинал грабить всех, кто попадал под руку, пользуясь хаосом, который неизбежно сопровождает всякую революционную борьбу или гражданские беспорядки. И горе было той стране, где он объявлялся. Его привлекали не только деньги, ему надо было убивать и посылать людей на смерть, ему нужны были солдатики, которыми он мог бы командовать.

– В Колумбии Гран водил за нос именно Будрийона, – задумчиво сказал Немец. – Делал вид, что борется с бандитами, а сам занимался не охраной мирных тружеников, а грабежом, вымогательством и шантажом… А Будрийон честно считал его своей правой рукой.

Когда все это стало известно, Будрийон пришел в ужас от открывшихся обстоятельств – банды Грана действовали с умопомрачительной жестокостью, списывая собственные преступления на боевиков. Будрийона замучили стыд и уязвленное самолюбие – как же он мог так ошибиться! Но схватить Грана ему тогда не удалось, тот скрылся. И вот…

– И вот он встречает его в Париже, – закончил за него Ледников.

– Судя по всему, – согласился Немец. – И старик сразу воспарил – теперь он сможет дать ход тем страшным документам, которые вывез из Колумбии и хранил все эти годы…

Потом Ледников и Немец долго рассматривали выворачивающие душу фотографии, копии протоколов, в которых подробно описывались зверства, творимые выродками Грана, копии допросов и свидетельских показаний, и скоро просто отупели от обилия жестокой информации.

– Знаешь, на месте Будрийона я бы тоже свихнулся от ненависти, – признался в какой-то момент Ледников.

– Давай решать, что с этим делать, – задумчиво сказал Иноземцев, разглядывая фотографию, на которой была изображена счастливая, до встречи с Граном, колумбийская семья – улыбающийся мужчина, женщина с типичной индейской внешностью и двое маленьких детей. На первом плане девочка в белом платьице смотрела прямо в камеру неподвижными глазами, а мальчик испуганно прятался ей за спину. Надпись на оборотной стороне снимка гласила, что это семья учителя Мигеля Гурдадо. Следующий снимок был ужасен. Изуродованные тела учителя, его жены и сына во дворе сожженного дома… Тела девочки не было, и страшно было подумать, что с ней сделали обкуренные бандиты. Надпись на этом снимке объясняла: бандиты расправились с семьей учителя, потому что он пытался организовать отпор боевикам, формируя из крестьян отряд местной самообороны…

– А что тут решать? – пожал плечами Ледников. – Теперь понятно, почему Гран решил убрать Будрийона, почему его человек пришел к Собин. И почему теперь идет охота на тебя. Теперь ты понял, о какой дочери говорил тебе киллер?

– О дочери Будрийона…

– Вот именно. Для Грана эти документы – приговор. Если они попадут в полицию…

– Думаешь? – с сомнением сказал Иноземцев.

– А ты так не считаешь? – удивился Ледников.

– А я не знаю, что Гран делает в Париже. И по чьему приглашению? А может, полиция в курсе его пребывания? Более того, он с ней сотрудничает?.. Мало ли для чего он им понадобился! Ты знаешь, почему никто тут не трогает моего приятеля Клифта, за которым в России такие грехи числятся?

– Не интересовался, – пожал плечами Ледников.

– А зря… Сейчас я тебя просвещу на сей счет.

С Пашей Клифтом Иноземцев познакомился лет десять назад. Тот как раз решил обосноваться в Париже и через кого-то из бесчисленных знакомых вышел на Иноземцева. Первым делом провозгласил, что информация для него самое дорогое и ценное и потому он готов платить за нее не жалея. Иноземцев пожал плечами: «Моя информация не продается». «Ни за какие деньги?» – недоверчиво хмыкнул Клифт. «Ни за какие. Зато она обменивается». – «И на что же это?» – «На то, что ей равноценно. На информацию же…» Клифт помолчал, потом согласно кивнул: «Годится».

Они сразу поняли друг друга. Клифт, надо отдать ему должное, умел разбираться в людях.

Впрочем, иначе он вряд ли бы выжил. Вырос Клифт без отца, на улицах небольшого уральского поселка, откуда была прямая дорога в зону. По этому пути из года в год топала большая часть поселковых пацанов. Там он не только выжил, но и пробился в авторитеты. Как он сам рассказывал, лишь потому, что в юности попал в какой-то хитрый спортивный интернат, который якобы курировали спецслужбы. Там, по его словам, ребят готовили на все случаи жизни, воспитывали дух конкуренции и обучали боевым искусствам, лучших якобы потом рекомендовали для работы в органах. Правда это была или нет, сказать трудно. Мало ли где можно научиться драться? Но один момент в сей туманной и слишком уж похожей на кино истории Иноземцев отметил – КГБ…

В общем, Клифт в число «лучших» не попал, зато быстро угодил за решетку и провел в заключении более шести лет. В какой-то момент он понял, что больше сидеть не хочет. А на воле есть много способов иметь деньги без особого риска, действуя чужими руками. Например, можно опекать «цеховиков» – подпольных предпринимателей советских времен. Одновременно он «решал вопросы» между преступными группировками – за ним с зоны тянулась слава специалиста по таким делам. Когда накатила перестройка, он уже считал себя деловым человеком и ринулся в так называемый легальный бизнес. Совместно с тоже сидевшим Муромским, будущим олигархом, учредил один из первых частных банков. И понеслось! Началось разграбление грандиозного советского имущества, и Клифт в этом весьма преуспел. К тому же он оставался серьезным преступным авторитетом, что в те годы считалось очень романтичным и интересным.

Обзаведясь семьей, Клифт решил уехать из России. В детстве один из учителей много рассказывал ему о Франции, он и потом при случае любил полистать книги о прекрасной Франции и даже пытался учить язык. Он убыл в Париж, обосновался тут одним из первых новых русских и превратился в настоящего французского шовиниста – милая российская черта. Мог в каком-нибудь отеле или ресторане подойти к расшумевшимся туристам из Тюмени или Уренгоя и сказать, что если они не заткнутся, то им живо устроят место на загородном кладбище для бродяг. И вид у него был такой, что сразу верилось – этот точно устроит.

Когда потом Иноземцев наводил о нем справки, выяснилось много интересного. Одни говорили, что он «смотрящий» от российского преступного мира на территории Западной Европы, другие называли хранителем воровского «общака», третьи тайным агентом КГБ, а четвертые тоже агентом, но уже французской ДСТ. Иноземцев считал, он мог быть кем угодно – и тем, и другим, и всем вместе… Но связи у него были действительно обширные, особенно в финансовой верхушке России. И не только. Любимым развлечением Клифта во времена Ельцина было позвонить в присутствии других какому-нибудь высокому российскому чиновнику и обсудить с ним кое-какие вопросы… Причем действительно обсуждал.

А вот с французскими сильными мира сего у него мало что получалось. Его пасла ДСТ для своих нужд, и только. Так что связи Иноземцева его сильно привлекали. Как и совершенный французский – самому Клифту язык давался с великим трудом.

Однажды в комиссариате полиции, куда Клифт по прибытии во Францию ходил еженедельно отмечаться, его вежливо попросили зайти в кабинет комиссара. В кабинете комиссар представил его двум господам, одетым аккуратно, но не броско, с очень внимательными глазами. Комиссар тут же покинул кабинет, сославшись на дела, а тот из господ, что выглядел постарше и поглавнее, вдруг предложил говорить по-русски – для Франции дело необычное.

И первый вопрос, который задали Клифту, был таким: «Вы знаете, что такое ДСТ?» Клифт уже знал. ДСТ – «охрана национальной территории». То есть госбезопасность. Российскому человеку дополнительных объяснений тут не требуется. И Клифт понял, что сейчас он может сделать очень важный и выигрышный ход. Что-то они у него будут просить, и он должен их просьбу выполнить любой ценой, потому что тогда он получит охранную грамоту до конца своих дней.

– Скажите, вы хотели бы помочь Франции? – спросили его.

О, разумеется, он только и мечтает, как бы помочь прекрасной Франции, приютившей его после стольких страданий в ужасных российских тюрьмах и лагерях!

Тогда помогите освободить трех французов из гуманитарной ассоциации, работавших в Дагестане по оказанию помощи чеченским беженцам. У вас в России связи и авторитет. Похитители требуют миллионы долларов, их требования нереальны. К тому же, как вы знаете, выплата миллионов не гарантирует жизни заложников. Их все равно могут убить. Общественное мнение накалено, газеты сходят с ума! Франция всеми силами хочет освободить своих заложников…

А потом Клифт услышал заветные слова: «В случае успеха вы получите возможность спокойно жить во Франции». Если бы Клифт владел французским, он наверняка воскликнул бы: «Vivre comme Dieu en France». То есть «буду жить, как бог, во Франции». Или – как у Христа за пазухой. Но с французским у него всегда было плохо – comme une vache espagnole. Как у испанской коровы. Однако суть предложения он уяснил.

При этом Клифт как истинный блатной радости не показал, а стал тут же торговаться и набивать цену – дело сложное, а может, и нереальное, ничего не могу гарантировать, но попытаюсь, мне нужно время…

В общем, что-то он, конечно, предпринимал через знакомых чеченских авторитетов, о чем-то договаривался. Кто знает, может, эти авторитеты и были теми самыми похитителями. А может, Клифт и сам разыграл всю комбинацию – одни его знакомые французов похитили, другие пустили слух, что он может помочь. Кто знает, человек он рисковый.

– Хочешь сказать, что к Грану тоже пожаловали аккуратные мужчины из ДСТ и спросили, не хочет ли он помочь Франции? – предположил Ледников.

– Вот именно, золотой мой. Ничего не слышал про французских заложников в Колумбии? Или еще где-нибудь?

– И что же ты хочешь делать, умник? – поинтересовался Ледников.

– Понятия не имею.

– Хорошо бы тебе сообразить до того, как этот милый дяденька до тебя доберется.

– А может, попробовать добраться до него чуть раньше.

Ледников чуть не взбесился.

– Немец, ты соображаешь, что несешь! Это десантник, специалист по убийствам и городской войне. Ты что с ним, воевать собрался? Боюсь, шансов у тебя немного.

Немец задумчиво прошелся по кабинету.

– Знаешь, о чем я думаю? Вряд ли Гран пожаловал в Париж ради того, чтобы убрать Будрийона. Они с ним и столкнулись-то случайно. Значит, у него тут дело, и дело очень серьезное. Так что рисковать им он не будет. Убирать меня – это все-таки риск поднять шум, привлечь внимание полиции. Потому что я уже настороже. Зачем ему это? Нет, рисковать он не будет.

– Что ты себя уговариваешь? Зачем ему это? А зачем он к тебе киллера послал?

– Боялся, что я сразу побегу в полицию. И потом, если бы убрал быстро и незаметно, то никто бы и не понял что к чему. А раз не удалось сразу, он, пожалуй, затаится.

– Немец, ты такими вещами не шути, понял? Что ты себя успокаиваешь?

– А что мне еще делать?.. Интересно все-таки, что у него за дело тут такое? Что этот дяденька затеял? Чует мое сердце – что-то грандиозное по подлости и зверству.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю