Текст книги "До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник)"

Автор книги: Александр Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ваши симпатии тогда были на стороне леди?

– Она выглядела потерпевшей стороной. Ей досталось.

– А вам тогда не показалось странным, что подвергшаяся нападению женщина бежит за помощью из дома, в котором спят ее дети? Хотя логичнее было бы вызвать полицию по телефону?

– Да, мы спорили об этом. Но сошлись на том, что она была в состоянии, близком к прострации. После нападения она была вне себя от ужаса. Кстати, она выскочила на улицу босая… Видимо, именно поэтому. И потом, она знала, что муж никогда не причинит вреда детям, он их слишком любил. Она думала, что опасность угрожает только ей…

– А другие версии, кроме той, что поведала леди Аннабелла, у вас были?

– Разумеется. Два наших начальника, занимавшихся этим делом, с самого начала до своего ухода из Скотленд-Ярда придерживались прямо противоположных точек зрения. Один был убежден, что правду о том, что на самом деле произошло в тот вечер на кухне, знает лишь лорд Луган. Что он до сих пор жив и, как истинный картежник, продолжает играть в свою азартную игру, уверенный, что никто и никогда его не найдет. А другой считал, что он убил няню по ошибке. На самом деле он намеревался убить жену, чтобы забрать детей, которых он так любил. Когда он понял, что произошло и что его ждет, то покончил с собой где-то в уединенном месте, как лорд и истинный джентльмен…

– Понятно. А какая точка зрения вам больше по душе?

– Третья, – усмехнулся Вудгейт. – Я думаю, никто не знает точно, что тогда произошло, но Луган действительно покончил с собой.

Какое-то время они шли молча, погруженные в собственные мысли и воспоминания, а потом Ледников специально свернул к могилам Керенских, остановился там и сказал:

– Крейг, посмотрите на эти могилы. Тут похоронено русское семейство. Не лорды, но люди тоже весьма известные. Что вы скажете об этом захоронении как умудренный опытом человек и профессиональный детектив?

Вудгейт посмотрел на кресты, внимательно прочитал надписи.

– Если судить только по тому, что я вижу, это семейство не было дружным. Видимо, старший сын был нелюбим и отторгаем остальными. Мать и младший сын недаром похоронены вместе. И не случайно их могила и могила отца ухожены и прибраны и даже сделаны в одном стиле. А старший, видимо, был отверженным, чужим… Что-то вроде блудного сына… Я угадал?

– Почти, – задумчиво сказал Ледников.

Рассказывать Вудгейту, какие драмы и трагедии на самом деле пережило семейство Агасфера русской революции, настроения не было. Да и зачем это Вудгейту? У него своих забот хватает… Поразило другое – Вудгейт, как и Модест, говорил об отверженном, обиженном старшем сыне. Все это к истинному положению дел в семействе Керенских отношения не имеет, но почему-то не идет из головы… Почему?

И вдруг стало ясно. Почему да почему! Потому что надо установить – а не было ли у Павла Муромского еще одного ребенка? Женат до своей испанки он вроде не был, зато был молодой, здоровый мужик при деньгах. Наверняка у него были женщины. И потому вполне мог быть ребенок, то есть еще один наследник… Картина мгновенно сложилась в его мозгу совершенно «художественно» – натурально, достоверно и… красиво! В ней все совпадало, и, главное, в ней была достоверность, которая всегда так ясно чувствуется, которую не спутаешь с фальшивкой и подделкой.

– Валентин, мы идем?

Вудгейт смотрел на Ледникова удивленно.

– Извините, Крейг, задумался. – Ледников даже встряхнул головой. – Все-таки видеть забытую всеми могилу человека, который мог переменить судьбу твоей страны, приходится не каждый день.

Ему вдруг показалось, что Вудгейт усмехнулся над его сентиментальностью. И он решил поддеть его в ответ. А способ зацепить Вудгейта он уже хорошо знал.

– Да, Крейг, а вы слышали, что ваши власти приняли решение о повторном использовании могил?

– Повторном использовании могил? – недоверчиво спросил Крейг. – Опять ваши русские шуточки, Валентин?

– Если бы! Решение принято с целью разрешить ситуацию с переполненностью местных кладбищ, – невинно разъяснил Ледников.

– И как они себе это представляют?

– Очень просто. В лучших английских традициях. Утверждена процедура, согласно которой управляющие кладбищами получат право эксгумировать находящиеся в земле останки, углублять могилы и хоронить сверху на освободившемся месте второе тело.

– А могильные плиты? Что будет с ними?

– Судьба могильных камней будет находиться в компетенции местных властей, – бодрым чиновничьим тоном доложил Ледников. – По мнению авторов проекта, одним из вариантов может стать добавление имени второго покойника на том же надгробии. Очень экономично.

– Черт подери, но у меня нет никакого желания лежать в могиле неизвестно с кем!

– Почему неизвестно? Можно будет приглядеть могилку какого-нибудь графа или герцога и устроиться рядом с ним.

– Только вряд ли его родственники согласятся на это, – проворчал Вудгейт. – Нужен им в могиле дедушки-лорда какой-то старый полицейский!

– А их согласия и не потребуется, если не удастся вступить в ними в контакт. Все учтено, Крейг. Так что осталось найти заброшенную могилу какого-нибудь адмирала…

– Желаю удачи! – расхохотался Вудгейт, раскусивший, наконец, провокацию Ледникова. – С вами не соскучишься! А может, вы хотите сказать, что у вас в России это невозможно?

– У нас… У нас все это давно делается. Кладбищенские жулики просто ровняют с землей заброшенные могилы и продают эти места, как свободные.

– Но ведь это преступление!

– Конечно. Всего-навсего преступление, воровство. А у вас святотатство освящают сенью закона. И оно становится уже дозволенным и благопристойным занятием. Вот и вся разница.

Джипа Валерии на месте уже не было. Она их опять опередила.

Вудгейт довез Ледникова до гостиницы и отправился на встречу с дочерью, которая, как оказалось, была искусствоведом и занималась русским искусством начала ХХ века. Имажинисты, акмеисты, футуристы и все такое прочее. Вудгейт признался, что поначалу он этого увлечения дочери не одобрял, потому что не видел в нем никакого практического смысла. Однако в последние годы его мнение на сей счет несколько переменилось – дочь стали привлекать к сотрудничеству самые известные английские аукционы, поскольку возник ажиотажный спрос на предметы и картины того времени. Так что у дочери появились кое-какие деньги.

– Теперь я понимаю, откуда у вас такие познания в глубинах русской души, – пошутил на прощание Ледников.

– Честно говоря, чем больше я слушаю рассказы Сьюзанн об этих русских художниках, тем больше у меня ощущение, что передо мной какой-то хаос… Безнадежный, но, черт подери, завораживающий, – признался Вудгейт.

– Крейг, вы становитесь на опасный путь, – предостерег Ледников. – Из глубин русского сознания обратного пути в западный мир ясных истин и принципов нет.

– К счастью, я ступил на него слишком поздно, чтобы переменить свои убеждения, – успокоил его Вудгейт. – Меня уже не переделать.

– А Сьюзанн? Она как – держится?

– Она – моя дочь. И знает, что при расследовании нужен ясный и холодный рассудок. Не нужно переживать вместе с преступником и потерпевшим. Об этом я твердил ей всякий раз, когда рассказывал о своей работе. Так что Сьюзанн, к счастью, относится к вашим сумасшедшим художникам только как к объекту изучения.

Ясно, как зоолог к коллекции сушеных бабочек, подумал Ледников. Что ж, метод действительно вполне безопасный.

Глава 12
Every dog has his day
У каждой собаки бывает свой праздник

В баре гостиницы он забился в самый темный угол, заказал себе капучино и погрузился в размышления. Надо было по примеру бездушного зоолога Сьюзанн холодно разобраться в образовавшейся диспозиции и классифицировать особей по размаху крыльев и рельефу рисунка.

Начнем с мадридских сюжетов. Что мы там имеем? Какие такие страсти и тайны? Очень простые. Кроме Рафы, наследницей Муромского-старшего должна быть его жена. Некрасивая испанская девушка Франциска из семьи еврокоммунистов, которая когда-то вывезла его в свободный мир из-за железного занавеса. Награбленные потом мужем в развалившейся России деньги выбили из головы болезненно растолстевшей Франциски коммунистическую дурь и превратили, судя по всему, в свирепую накопительницу, которой теперь и сотен миллионов было мало. И как Муромский-старший поделил наследство между женой и сыном, которые в лучшем случае были чужими друг другу людьми, а в худшем не скрывали взаимной ненависти, неизвестно… А знать это, разумеется, надо. Вопрос – как это сделать по возможности быстро?

И тут принялся надрываться телефон. Сначала позвонила Разумовская. С первых слов стало понятно, что Анетта бесится от ревности и сама злится на себя из-за этого.

– Тебя еще там не арестовали? – поинтересовалась она.

– Нет. Но зато я встретил здесь нашего друга Алекса.

– Я знаю. Он мне звонил.

– И что сказал?

– Сказал, что ты его подозреваешь черт знает в чем, и просил немного унять тебя – замолвить за него словечко.

– Ага, перепугался!

– Ледников, видимо, лондонские знакомые плохо влияют на твои мозги. Могу тебя успокоить, Алекс вовсе не гангстер и уголовщиной не балуется. Поверь мне. А его предложения по поводу вашей книги действительно серьезны. И лучше бы ты занимался этим.

– А я только этим и занимаюсь. Уже два раза был на могиле Александра Федоровича. Знаешь – наводит на мысли.

– Интересно, на какие!

– На разные. А те лондонские знакомые, которых ты имеешь в виду, убыли в свое родовое загородное поместье. Так что я с ними не вижусь. Практически…

– Ну-ну…

Ледников не без удовольствия прислушался к ее молчанию. Растерявшаяся от ревности Разумовская – такое зрелище дорогого стоит. Грех было не воспользоваться ее смятением, которое не могло длиться долго. И он равнодушно поинтересовался:

– Слушай, ты же часто бываешь в Мадриде?

– И что? Хочешь назначить мне там свидание?

– Почему бы нет? Романтическая встреча у фонтана «Сибелис», которую называют вечной невестой Мадрида…

– Размечтался.

– Ладно, не хочешь – не надо, – покладисто сказал Ледников. – Тогда мне нужна какая-нибудь информация о Муромском-старшем и его семействе. Ты ничего о них не знаешь?

– Так бы сразу и сказал! А то – вечная невеста какая-то… А о Муромском я практически ничего не знаю. Видела его пару раз на каких-то приемах. Однажды он был с женой – зрелище не для слабонервных. Толстая бабища с выпученными глазами и черными волосами толщиной с проволоку. По-моему, он ее жутко стеснялся, но делал вид, что все нормально…

– Понятно. А слухи? Непроверенная информация?

Но Разумовская уже пришла в себя и тут же прибрала к рукам инициативу.

– Кое-какая информация, Ледников, у меня для тебя имеется, – многозначительно пообещала она. – А ты знаешь, что у меня билет в Лондон с открытой датой? Учти это! Я могу появиться перед тобой в любой момент… И тогда…

– Если бы ты знала, как я буду счастлив! – торопливо сказал Ледников.

– То-то же! – смилостивилась Разумовская. – А что касается слухов… В Москве у Муромского была помощница – довольно молодая женщина. Очень хорошенькая, очень деловая, очень умная. Всегда была рядом с ним. Слухи вокруг них ходили разные… Одни говорили, что он в нее влюблен, другие – что он ее использует во всех смыслах. Кто-то утверждал, что он сделает ее своим компаньоном, кто-то – что он обещал помочь ей открыть свой серьезный бизнес. А еще были такие, которые шептали, что девушку приставили к Муромскому соответствующие органы… Потом она вдруг пропала.

– Ну и?.. Почему ты вдруг это вспомнила?

– Потому что ее стали встречать в Лондоне. Причем в странной роли – то ли прислуги, то ли экономки при этом мерзавчике Рафе Муромском. Представляешь себе кульбит? Деловой партнер папы, и вдруг – прислуга в лондонской квартире сына. Что-то у них там явно произошло…

– А может, Муромский просто поручил ей присматривать за сыном, чтобы тот не наделал глупостей?

– Может быть, – равнодушно согласилась Разумовская. – А ты, я там смотрю, совсем очерствел душой, мальчуган! Все про дела свои темные выпытываешь… Ни слова о высоком!

– А «Сибелис»? – запротестовал Ледников. – Ты бы вместо того, чтобы рассказывать сказки про билет, давно бы уже прилетела, – решил поддразнить ее Ледников. – У меня номер классный. А кровать!..

– Смотри, мальчуган, доиграешься! – пообещала Разумовская.

На этом и расстались.

Следующим позвонил Модест – осведомиться о планах на вечер.

– Вообще-то мне надо было смотаться в Мадрид, есть срочное дело, – без всяких задних мыслей проинформировал его Ледников.

– Так какие проблемы? – немедленно оживился Модест. – Я сейчас закажу два билета на завтрашний утренний рейс… Меня начальство давно туда гонит. А какие у тебя там вопросы?

– Мне надо навести справки о Муромском-старшем…

– Ледников, не ценишь ты своего друга Модеста, за что тебе еще придется каяться и просить прощения на том свете. У меня в этом самом Мадриде работает одноклассник в большой страховой компании. А эти ребята собирают и хранят сведения о клиентах – как реальных, так и перспективных. Кто? Где? Когда? А также – с кем, по какому случаю и по каким расценкам?.. Я однажды пользовался их информацией. ЦРУ, КГБ и Моссад им в подметки не годятся. Я уверен, что Муромские входили в сферу их внимания.

– А Интеллидженс сервис? – поинтересовался Ледников.

– Что Интеллидженс сервис? – не понял Модест.

– Они им в подметки годятся?

– За КГБ обиделся? – съехидничал Модест в ответ. – Квасной патриотизм взыграл?

– Чья бы корова мычала! – парировал Ледников. – Давай занимайся билетами, Джеймс Бонд несчастный!

Итак, с помощью Модеста вопросы по Мадриду могут быть прояснены. Можно приступить к версии, которая вдруг так ясно сложилась у него в голове под воздействием фантазий Модеста и Вудгейта на могиле Керенских. Версия о существовании еще одного наследника, который тоже мог вступить в игру…

Отверженный старший брат, блудный сын, как выразился Вудгейт. Сюжет соблазнительный, если распустить фантазию, можно такие роковые драмы наворотить! Но спешить не стоит. К драмам можно будет перейти, если для начала хотя бы выяснить, а был ли мальчик. Может, мальчика-то и не было? Но как выяснить это, сидя в Лондоне? Ведь тут и помойка Интернета не поможет. А нестись в Москву, потом отправиться в родные места господина Муромского и копаться там в грехах его молодости, во всех этих провинциальных российских историях, от которых впадаешь в грех уныния…

Но все же на дворе век информации, а значит, нужные тебе сведения уже кем-то добыты. И если ты до них еще не добрался, то лишь потому, что еще не искал или не знаешь, где искать. Правда, надо учитывать то обстоятельство, что обычно такая информация постоянно всплывает, мелькает, лежит, в общем-то, на поверхности. А тут – ничего. Что это значит? Именно так любил ставить вопрос незабвенный товарищ Сталин. Это значит, что ее либо нет, либо доступ к ней кем-то и зачем-то перекрыт…

Пути тут два – искать источники информации или людей, этой информацией обладающих. С источниками понятно – можно еще раз погрузиться в пучину Интернета, где в конце концов при необходимом упрямстве и лошадином терпении все-таки можно наткнуться на какие-то ошметки и обломки нужных сведений. Но прежде, видимо, стоит поискать источники среди знакомых и коллег – все-таки большинство из них сидит на информации или работает в этой сфере…

Ледников, чтобы не забывать, что он находится в Лондоне, заказал старого доброго портвейна и принялся перебирать фамилии людей, которые могли ему помочь. Прокурорские, милицейские, ФСБ, сотрудники пиаровских агентств и служб крупных компаний, адвокаты, журналисты… Действовать методом тыка не хотелось, вступать в сложные переговоры, отвечать на вопросы: «А зачем? А почему? И что я с этого буду иметь?» – тоже не тянуло. Нужен человек, который должен знать ситуацию наверняка и не будет гнать по этому поводу волну…

Наконец в его памяти всплыла фамилия. Троицкий…

Толя Троицкий. Худосочный зануда, с темными сальными волосами, падающими на лоб, с вечно потупленными глазами и виноватой улыбкой. Толя был театральным критиком по образованию, работал в отделе искусства еженедельника, где после ухода из прокуратуры Ледников подвизался в роли обозревателя отдела расследований. Толя был столь робок, что однажды, услышав от коллег, что по коридору идет редактор и может заглянуть в отдел, просто спрятался под столом. И сам потом об этом рассказывал, будучи уверенным, что всем его желание залезть под стол будет понятно.

Сумасшествие ельцинских времен подействовало и на Толю. Глядя, как несколько его разбитных и наглых коллег по театральной критике решили сменить амплуа и переключились с описания театральных подмостков на описание подмостков политических и тут же приобрели известность, пошли по рукам, точнее, по редакциям, Толя тоже решил ринуться в политику. Он задумал книгу «Портреты на фоне перемен», героями которой должны были стать несколько самых удачливых пройдох и политиканов того времени. При всей своей робости Толя в каких-то вещах был уперто скрупулезен, дотошен и недоверчив. Досье на своих героев он собирал на совесть, даже ездил по местам их босоногого детства и прыщавой юности.

Правда, идея книги умерла, едва он явился с ней в издательство. Там ему показали залежи уже готовых рукописей на эту тему и горы изданных книг о героях нового времени. Толя пал духом, но тут его пригласили работать в новый журнал, созданный, чтобы поразить читателей самыми невероятными историями, которые его сотрудники выдумывали, не отходя от своих компьютеров. Главный материал первого номера назывался «Космические лярвы прибыли на гастроли в столицу». Толя с головой ушел в мир привидений, призраков, жаб-вампиров, комаров-спидоносцев, червей, обитающих в человеческих черепах, и прочей невыносимой и омерзительной дребедени, на которую, как оказалось, у «дорогих россиян» вследствие обширного повреждения психики и ума образовался огромный спрос. Правда, в последнее время Толя, видимо, почувствовал невыносимость существования в своем террариуме и стал пописывать статейки о политической жизни в духе столичного демократического мечтателя, проведшего несколько лет далеко от родины.

Месяц назад Толя вдруг позвонил Ледникову, чтобы выяснить детали шумной криминальной истории, случившейся сразу после переизбрания Ельцина. Выспрашивал дотошно и со знанием дела. Потом прислал свою статью на эту тему, которую Ледников, разумеется, даже не пытался читать. Зато там был е-mail… То есть с Толей вполне можно связаться прямо сейчас. Если Муромский был среди героев несбывшихся «Портретов», Толя вполне мог тогда докопаться до его семейных тайн.

Допив портвейн, Ледников выбрался на улицу, зашел в ближайшее Интернет-кафе, влез в свой московский почтовый ящик, обнаружил адрес Троицкого и отправил ему письмо с просьбой срочно выслать любые материалы, касающиеся прошлого Муромского-старшего.

Потом позвонила Гланька и осведомилась, какого черта он куда-то запропастился и когда, наконец, пожалует к ним в гости. «А то Седрик считает, что он тебя чем-то обидел…»

– Я завтра утром улетаю в Мадрид, – сказал Ледников.

– Надолго? – спросила Гланька после паузы.

– Вечером обратно.

– Во сколько тебе надо быть в аэропорту?

– Еще не знаю.

– Ладно, это неважно. Я тебя отвезу. А сейчас дуй на вокзал, садись на трехчасовой поезд до Лоутоншира, я тебя встречу…

Глава 13
Can the leopard change his spots?
Разве может леопард избавиться от пятен?

Вдоволь налюбовавшись классическими английскими пейзажами за окном, Ледников наконец выбрался из вагона на платформу станции, видимо, не менявшей свой облик уже лет двести, но Гланьку не обнаружил. Зато обнаружил лорда Лоутона собственной персоной. Седрик помахал ему рукой. После вполне дружеского рукопожатия он сообщил, что Аглая решила самолично проконтролировать приготовление ужина и потому не смогла прибыть на станцию.

– Надеюсь, вы не слишком разочарованы этим обстоятельством? – мило улыбнулся Седрик.

Ну да, приготовление ужина, подумал Ледников. Можно представить себе эту идиллическую картину!.. Она просто посчитала, что мужчинам надо переговорить без свидетелей, и нашла удачный случай для этого.

– Аглая сказала, что вы летите в Мадрид? – спросил Седрик, когда станция осталась позади и машина понеслась по пустынному шоссе среди зеленеющих полей. – Необыкновенный город! Бесконечный праздник. У вас там дела?

– Я хочу попытаться разузнать, как на самом деле обстоят дела с наследством господина Муромского-старшего, – прямо ответил Ледников.

Седрик задумался, а потом осторожно спросил:

– У вас возникли какие-то сомнения на сей счет?

– Просто это азбука следственной работы – выяснить, а есть ли на самом деле деньги, вокруг которых столько шума?

– Вы думаете, господин Муромский блефовал, говоря о своих возможностях? Но Алекс Уолкотт убеждал меня, что его отец очень и очень состоятельный человек…

– В том, что он был состоятельным человеком, я не сомневаюсь. Но я знаю, что смерть, а особенно смерть неожиданная и подозрительная, часто мешает все карты на столе. И потом, Седрик, это ведь русские деньги. Это не старые английские деньги, происхождение и принадлежность которых никто не оспаривает. Это – новые русские, за которыми может скрываться черт знает что! Они еще обжигают руки и мутят головы, их гоняют со счета на счет, и никто не знает, чей счет окажется последним… И кто вдруг может явиться из темноты и предъявить на них свои права…

– Я, наверное, повторяюсь, но не могу не сказать: все-таки Россия – удивительная страна! – покачал головой Седрик.

– А англичане – удивительный народ, – поддержал обмен любезностями Ледников. – Даже лорды. Мало вам русской невесты, так вы еще решили испытать на своей шкуре, что такое бизнес по-русски!

Седрик покосился на него и расхохотался.

– И все-таки я не понимаю, Валентин, почему вы не советуете нам обратиться в полицию. Не доверяете английской полиции?

– Почему – доверяю. Судя по тому, как бодро они расследуют отравление полонием, они свое дело знают. Меня смущает другое. Честно говоря, Седрик, меня не очень заботит судьба вашего компаньона Муромского и судьба ваших фамильных предприятий…

– А что же вас тогда заботит? – насупился Седрик.

– Я не хочу, чтобы пострадала Аглая, – серьезно сказал Ледников. И с нажимом уточнил: – Ваша невеста. Мне кажется, вы очень подходите друг другу и она будет с вами счастлива. А история с Муромским складывается так, что ваш брак вполне может быть либо разрушен, либо серьезно омрачен. Если историей с пропажей Рафы займется полиция, а следом за ней пресса – вам мало не покажется. Я представляю, что они сделают из Гланьки! Русская красавица-шпионка обольстила благородного английского лорда, чтобы помешать ему пользоваться русскими деньгами!.. Это же не сюжет, а песня! Она-то выдержит, но вот выдержите ли вы?

– Жаль, что вы во мне сомневаетесь, – обиделся Седрик.

– Вы же не рыцарь-одиночка. У вас есть семейство, клан! У вас есть предрассудки, репутация! А это все вещи серьезные и почтенные… Я говорю это без всякой издевки, Седрик. Поверьте, я вовсе не ковбой-одиночка. Как только я увижу, что полицию можно подключать, я не промедлю ни секунды. И потом, полиция уже задействована – они же расследуют смерть Кросби. У них есть все возможности проявить себя. Кстати, вы хотели нанять охрану для Аглаи?

– Да, ее теперь все время сопровождает телохранитель. Он, кстати, и сейчас с нами.

– Ну и чудно.

Солнце уже садилось, и тени от деревьев, исполосовавшие асфальт под колесами машины, казались бесконечными.

Портвейн после ужина, естественно, пили в каминном зале, увешанном портретами знаменитых предков лорда Седрика Лоутона. Гланька была в вечернем платье с голыми плечами. Она скинула туфли, забралась в кресло с ногами и сидела, неотрывно разглядывая языки пламени. Седрик тоже был погружен в свои мысли.

За окнами моросил холодный дождь, и Ледников подумал, что обстановка располагает к разговору о лорде Лугане, который он решил завести с Седриком, как только услышал от Вудгейта, что его, Седрика, родители были последними и единственными людьми, которые видели лорда Лугана после того, что случилось вечером 7 ноября 1974 года… В конце концов, не зря же Луган помчался именно сюда, что-то ему тут было нужно.

– Интересно, – сказал Ледников, – именно тут ваши родители разговаривали последний раз с лордом Луганом, который примчался сюда сразу после убийства?

Гланька удивленно посмотрела на него, потом на Седрика.

– Он что, действительно был тут? Дорогой, а почему ты мне об этом ничего не рассказывал? – спросила она Седрика.

Тот только плечами пожал:

– Повода не было. И потом, прошло уже столько лет… А откуда вы знаете об этом, Валентин?

– Я иду к себе домой, КГБ идет за мной! – засмеялся Ледников. – Просто я давно интересуюсь этой историей и прочитал все, что написано и издано на эту тему. А вчера я разговаривал с полицейским, который занимался расследованием этого дела, и он мне сообщил, что виконт Айвен Фотергил и его супруга леди Сьюзен – ваши родители. Мне это и в голову не приходило. А теперь я вспомнил одну деталь, которая раньше представлялась мне совершенно случайной и не имеющей отношения к делу…

– Как интересно! – оживилась Гланька. – И что же это? Давай, Ледников, не темни!

– Я вдруг вспомнил, что, как выяснила полиция, утром того дня лорд Луган отправился в книжный магазин и купил несколько книг – о греческих магнатах-судовладельцах, о судостроительном бизнесе, о самых знаменитых яхтах мира… А перед своим исчезновением он мчится к своему другу виконту Айвену Фотергилу, который является владельцем RWG – гордости английского яхтостроения. Так это было, так совпало… Почему?

Гланька всем телом повернулась к Седрику:

– Ну, дорогой, не отпирайся!

Тот и не думал.

– Я могу только рассказать то, что мне говорил отец. Но надо знать, что это была за семья – лорд Луган и леди Аннабелла… У него вовсе не всегда была репутация картежника и неуравновешенного типа…

– Конечно, даже я знаю – он был и граф, и барон, и лорд, – перебила его Гланька.

– Да, одно из лучших семейств Англии, – спокойно сказал Седрик. – Выпускник Итона…

– Самого привилегированного и недоступного учебного заведения в мире – Королевского колледжа, – не удержался от желания продемонстрировать свои знания Ледников. – Итон – это социальное и культурологическое понятие, олицетворяющее собой добрую старую Англию, британскую аристократию и политическую элиту.

– Да, «фабрика джентльменов», – не нашел нужным спорить и реагировать на иронию Ледникова Седрик. – Не всякий джентльмен – итонец, но любой итонец – уж точно джентльмен в классическом, чисто британском понимании этого слова.

– Ледников, Седрик у нас тоже оттуда, так что ты не забывайся, – засмеялась Гланька.

Реакция Седрика на их подколки свидетельствовала, что он настоящий итонец. Он как бы и несколько смущался того, что не такой, как они, но и одновременно понимал, что тут ничего не поделаешь.

– Мальчикам в Итоне ставят специфическое произношение, по которому можно сразу узнать выпускника. Итонский акцент – это как визитная карточка. Итонцы – совершенно особая каста. Две трети – сыновья бывших итонцев, это наследственный клуб для богатых и знатных. Варианты жизненного пути могут быть любыми, но обычно итонец никогда не покидает своей касты. Он навсегда остается в мужском мире кожаных кресел, тиковых столов и шутливых прозвищ. Кстати, у лорда Лугана было прозвище Счастливчик Люк.

– А у тебя, милый? – разумеется, не утерпела Гланька.

– Ранняя Пташка, – невозмутимо ответил Седрик.

– Это в каком же смысле? В смысле из молодых да ранних?

– Нет, просто я почему-то тогда просыпался раньше всех. Вот и все.

– А я-то уж подумала…

– Итонцев обычно не тянет к сближению с людьми иного склада и социального положения, хотя в жизни всякое бывает. Поначалу лорд Луган шел обычным для итонца путем – министерство, потом Сити, большой бизнес… Но женился он не по-итонски – Аннабелла Майлз, бойкая привлекательная блондинка, была дочерью армейского майора и крутилась в модельном бизнесе в неясной роли – то ли модели, то ли мелкого менеджера на побегушках…

– Время «Битлз», хиппи, крушения порядков и ценностей старого общества, – напомнил Ледников.

– Да-да, возможно, атмосфера эпохи сыграла свою роль в женитьбе лорда Лугана. Многие его старые друзья были убеждены, что именно женитьба на Аннабелле Майлз послужила толчком к его падению – он бросил службу, бизнес и увлекся игрой в карты… Играл он не очень удачно, появились долги. «Дурацкая любовь», так он сам выражался, к Аннабелле Майлз испарилась, более того, он стал считать ее виновницей своих неудач. Если бы не дети, он бы давно развелся, но ради них он терпел ее… В конце концов они все-таки развелись, и, как это часто бывает, она стала всячески мешать ему видеться с детьми. И даже настраивала их против него. Луган страшно злился…

– И даже однажды выкрал малышей, но суд вернул их матери, – добавил Ледников.

– В общем, он ее возненавидел. Но с ним случилась очередная метаморфоза. Он охладел к картам. Им овладела мысль, что он должен удачно распорядиться остатками состояния, чтобы обеспечить детей…

– И он решил, что самое удачное – вложить деньги в предприятие своего друга Айвена Фотергила?

– Откуда вы знаете? – удивленно спросил Седрик.

– Эта мысль пришла мне в голову, когда я узнал, что ваши родители были его друзьями, что это к ним он бросился сразу после убийства, что накануне он накупил книг про судостроение…

– Седрик, я тебя предупреждала, что он очень умный и хитрый, – хихикнула Гланька. – Мало того, он еще и фантазер.

– Но все так и было. Луган сказал отцу, что он продаст все, что осталось у него после развода, и вложит в RWG на реконструкцию и модернизацию. А оставалось у него довольно много, потому что тогда было не принято, как сегодня, после развода присуждать жене огромные деньги.

– И ваш отец был не против? Несмотря на дурную репутацию лорда Лугана? – решил уточнить Ледников.

– Он знал его еще по Итону… У Лугана был опыт работы и на государство, и в бизнесе. И еще у него были огромные связи, в том числе и те, что он приобрел за карточным столом. Многие его партнеры вполне могли стать серьезными клиентами…

– В общем, в тот вечер он примчался предупредить, что этим планам не суждено сбыться?

– Да. Во всяком случае, предупредить, что все откладывается на неопределенный срок, – подтвердил предположение Ледникова размякший от воспоминаний Седрик. – Но я вижу, Валентин, вас не устраивает официальная версия? Вы в нее не верите?

Ледников покрутил в руках тяжелый стакан.