Текст книги "Запад-81 (СИ)"

Автор книги: Александр Гор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Значит, придётся отступать…

– Придётся, Иван Леонтьевич. Так что давайте мы с вами соберём ваших людей и поговорим с ними на эту тему. Чтобы не отчаивались, когда совсем туго станет, а верили в нашу победу.

Но собрать сразу не удалось: объявили воздушную тревогу, и я вслед за усатым собеседником побежал в траншеи к ополченцам.

Потом был артобстрел, а следом на нас пошли в атаку немцы при поддержке самоходных установок и бронетранспортёров, вооружённых пулемётами. Но наши миномётчики, пулемётчики, танкисты и экипажи БМП и бронетранспортёров всыпали им так, что клочья полетели. В том числе и буквально: при попадании танковых снарядов в самоходки от них только клочки железа разлетались. Фрицев это так разозлило, что они потом ещё минут пятнадцать крыли наши позиции из пушек.

Не без потерь с нашей стороны. У нас в роте крупным осколком снаряда пробило борт бронетранспортёра. Хорошо, мотострелки в это время находились в траншеях. Ремонтники повозились, выпрямили загнутые края металла и заварили пробоину. Прямым попаданием в траншею убило одного и ранило двоих солдат. Пулемётная пуля сразила одного из ополченцев, приданных роте. И это притом, что немцев даже на полкилометра к линии обороны полка не подпустили.

А политбеседу с ополченцами пришлось проводить позже. Именно ради того, чтобы снизить их ура-патриотический накал, которым они воспылали, глядя на результаты боя. Мне-то понятно, что наш полк здесь долго не продержится. Немцы нас просто обойдут, и придётся отходить, чтобы не оказаться в «котле» без топлива и боеприпасов. Слишком уж неравные силы у гитлеровцев и советской первой линии войск прикрытия границы. Хорошо, хоть тут, на Западном фронте наши Миги очень сильно проредили фашистскую авиацию. Но на других-то фронтах всё по-прежнему. Разница с известным мне развитием событий лишь в том, что наши дивизии еле-еле успели занять позиции перед нападением Гитлера. Командиры остались те же самые, подготовка войск – на том же самом уровне. Вон, в сорок втором, вроде бы, и воевать научились, а всё равно драпали от Харькова до Волги и Кавказа. Сильны пока немцы, очень сильны.

Получив болезненный щелчок по носу, до конца дня немцы к нам больше не лезли. Случилась лишь перестрелка между нашими разведчиками, отправившимися за трофеями на нейтральную полосу, и немцами, собиравшими своих раненых.

Наутро минут на пять загрохотала наша артиллерия западнее Гродно, после чего включились немецкие батареи.

– Тьфу ты, – сплюнул Злобин. – И снова всё по тем же самым штампам действуют! Читал у кого-то из недобитых фрицев о тактике советских командиров в первые недели войны: пять минут артобстрела, а потом – вперёд, в полный рост на врага, на неподавленные огневые точки.

Были мы вдвоём, поэтому обратился к нему на ты.

– А почему ты решил, что наши в атаку пошли?

– Читал, что 24 июня в район Гродно прибыл маршал Кулик из Главного артуправления, и был контрудар конно-механизированной группы с целью вернуть сданный накануне город. У нас немцы Гродно ещё не заняли, значит, КМГ пытается отодвинуть немцев от его окраин на той стороне Немана. Какое-то чудо, что нас в эту мясорубку под немецкие противотанковые пушки не сунули. Видно, у кого-то хватило ума понять, что если мы уйдём с этих позиций, то фрицы легко займут город с севера.

Чуть позже канонада послышалась и севернее нас, где-то в стороне Поречья.

– А это уже немецкий шаблон. Сунулись в одном месте, получили по морде, и стали искать, где оборона слабее. И, кажется, нашли.

– Почему ты так решил?

– В Поречье остатки полуразбежавшейся 56-й стрелковой дивизии. И прямой путь вдоль железной дороги от Друскеников. Вот наша знакомая 161-я егерская дивизия, которую мы в Привалках пощипали, туда, похоже, и полезла.

Судя по всему, дела в Поречье шли не очень. Иначе бы туда не направили вдоль железной дороги одну из наших двух танковых рот и 3-ю мотострелковую роту батальона.

– Как там Мальчиш-Кибальчиш говорил? Нам бы день простоять, да ночь продержаться? – грустно засмеялся ротный.

Часа через три он, вернувшись из штаба батальона, сообщил:

– Хреновые там, в Поречье, дела. Не удержали деревню остатки 213-го пехотного полка, драпанули в лес. Ты не обижайся, Григорьич, но пока вас, белорусов, фрицы к ногтю не взяли, хрен вы воевать начали. Может, часть этих беглецов, побросавших винтовки, со временем и уйдёт в партизаны, но пока драпают быстрее собственного визга. И нам бегством правый фланг открыли.

Обидно, конечно. Но видел я как-то статистические данные о дезертирстве в первые дни войны. Действительно, было такое: самый большой процент дезертиров – белорусы из только что присоединённых к СССР областей. А 56-я стрелковая в значительной мере из них и сформирована. Надеялись под бабьей юбкой отсидеться. И донадеялись до Хатыни и уничтожения каждого четвёртого жителя республики. Хотя мне-то, знающему об этом из истории, легко рассуждать. Они же не знают, как фашисты будут себя вести. Мы, белорусы, народ мирный, чтобы нас на настоящую драку раскачать, надо очень постараться.

Кроме того, вовсе не факт, что с поля боя бежали только белорусы. Эти территории ведь всего два года назад относились к Польше. Значит, в дивизии и поляки, и литовцы, и евреи были. Но всё равно обидно. Не за слова Злобина, за жителей Белоруссии, проявивших такую низкую сознательность, обидно.

– А с третьей ротой что?

– Тоже отойти пришлось. Не успели они до бегства пехоты. С ротой против полка не попрёшь. И от танков, движущихся колонной по узкой дороге, там мало толка. Танки возвращаются, а Радченко в Рыбнице заслон организует на случай, если егеря не Озёры, а в нашу сторону двинутся.

Вот же чёрт! Старались, старались, а всё равно получается, что немцы нас с севера охватывают.

Прода от 25.01.23

24 июня 1941 г., 22:30. Алитус – Меркине

Командир 5-й танковой дивизии Фёдор Фёдорович Фёдоров (или, как выразился кто-то из красноармейцев, «трижды Фёдор») начал оборудование позиций на восточном берегу Немана возле Алитуса ещё 19 июня. Даже не зная ни о странном происшествии в районе Дретуньского полигона, ни об известиях, которые в тот же день привёз в Москву Дмитрий Фёдорович Устинов. И, как выяснилось днём позже, когда по военным инстанциям прошёл приказ о подготовке к отражению немецкого нападения, поступил дальновидно. Так что немецкие бомбардировщики, часть которых всё-таки прорвалась сквозь авиационный заслон «сталинских соколов», впустую истратили бомбы, сброшенные на военный городок дивизии. Техника и люди, заблаговременно выведенные из него, не пострадали.

Приказ, полученный из штаба 3-го мехкорпуса, также требовал выделить по два бронеавтомобиля для охраны обоих мостов, находящихся в городе и заранее подготовленных к взрыву. И, как оказалось, не зря: в ночь на 22 июня танкистам пришлось вступить в перестрелку с охраной некоего «представителя штаба», пытавшегося настоять на разминирование мостов. Каким образом энкавэдэшники сумели разоблачить переодетого диверсанта, ссылавшегося на приказ об этом, Фёдоров так и не узнал, но его танкисты действовали решительно, и провокация была сорвана.

Заблаговременно на левом берегу на подступах к мостам были размещены и две роты 5-го стрелкового полка с артиллерией, а когда закончилась бомбёжка, по дороге на Ладзияй выслан передовой дозор из нескольких тяжёлых бронемашин БА-10. Именно он около полудня и столкнулся на дороге с немецким мотоциклетным батальоном, на всех парах мчащимся к Алитусу. В получасовом бою один из бронеавтомобилей был подбит, но немецким мотоциклистам тоже сольно досталось. А поскольку к немцам подоспела подмога, танкистам пришлось отойти к городу, бой за который завязался уже в час дня.

Бронеавтомобиль БА-10

После налёта пикирующих бомбардировщиков на позиции рот, обороняющих подступы к мостам, совместными усилиями немецких танков и пехоты их быстро смяли. И в тот момент, когда первый «панцер» уже въезжал на северный мост, прозвучал взрыв.

С южным мостом всё вышло не так хорошо, как хотелось бы. Видимо, шальной пулей перебило провод, ведущий к части зарядов, и мост оказался сильно повреждён, но устоял. Танк вряд ли выдержит, но пехота и лёгкая артиллерия перебралась на правый берег и закрепилась на нём. Попытки сбить противника с плацдарма лёгкими БТ и бронемашинами ни к чему не привели, а на плацдарм постоянно прибывало подкрепление. Снаряда 50-мм противотанковой пушки не держали даже средние Т-28 и Т-34. К тому же, несмотря на большие потери в воздухе, немцев поддерживала авиация и подтянувшаяся полевая артиллерия.

За ночь гитлеровцы успели не только снять невзорвавшуюся взрывчатку, но и как-то укрепить повреждённый пролёт моста. Так что с утра 23 июня они сами пошли в атаку при поддержке лёгких чешских Пц-38. Но вскоре атака захлебнулась: Фёдоров очень удачно расположил свою бронетехнику на обратных склонах холмов, а чешская сталь не выдерживала 76-мм снарядов орудий «тридцатьчетвёрок» и Т-28. К полудню подступы к южному мосту через Неман «украсили» уже несколько десятков разбитых и сгоревших танков, как немецких, так и советских. После налёта советской авиации какая-то техника дымилась и на левом берегу реки.

Трёхбашенный средний танк Т-28

Ситуация начала меняться к вечеру. Южнее города части 5-го армейского корпуса немцев навели переправу где-то между Алитусом и Меркине, а подразделения 20-й танковой дивизии захватили плацдарм и навели переправу севернее города. И хотя атаку пехоты с юга вечером 23 июня дивизия Фёдорова, по итогам 1940 года считавшаяся лучшей танковой дивизией РККА, отразила достаточно легко, то уже во второй половине дня 24 июня её атаковали уже с трёх сторон. Даже с учётом присоединившегося к дивизии 5-го стрелкового полка 128-й.

Очень быстро стала ощущаться нехватка боеприпасов и горючего. Часто терялась связь между подразделениями, которую постоянно приходилось восстанавливать. От атак пехоты с юга буквально на полдня прикрыл подоспевший 294-й стрелковый полк 184-й стрелковой дивизии, но от южного моста и с севера немцы атаковали непрерывно. Сформированный из бывших солдат литовской армии полк (как и весь 29-й стрелковый корпус, куда он входил в составе своей дивизии), сдерживал немецкую пехоту буквально несколько часов, после чего началось массовое дезертирство и сдача в плен, так что левый фланг дивизии полковника Фёдорова, по сути, остался без прикрытия.

К концу дня потери 5-й танковой дивизии составили 20 Т-28, 36 БТ-7. Из 44 тридцатьчетверок было потеряно 32 машины. Но самое обидное, что значительную часть новейших Т-34 потеряли из-за поломок, вызванных неопытностью экипажей.

Средний танк Т-34 ранних выпусков

Немцам тоже сильно досталось. За три дня боёв танкисты полковника Фёдорова подбили не менее 80 немецких танков и уничтожили до полутора полков пехоты. Но обороняться уже не было ни сил, ни возможностей, и комдив принял решение с наступлением темноты отступить в сторону Вильнюса. Ведь канонада, ещё днём в редкие минуты затишья доносившаяся с юго-востока, уже затихла. Ночью остатки дивизии никто не преследовал.

По предположениям командира 5-й танковой дивизии причиной этой канонады могли быть оборонительные бои 184-й стрелковой дивизии. Но он не знал, что немцы, переправившиеся между Алитусом и Меркине, получили приказ выбить «неизвестное подвижное соединение русских» из городка, под которым ещё два дня назад затормозилось продвижение 57-го механизированного корпуса. А именно – третий батальон 339-го гвардейского мотострелкового полка 120-й гвардейской дивизии из 1981 года, поддержанный десятью танками танкового батальона того же полка.

Зная о том, что 5-й армейский корпус будет наступать севернее, комбат капитан Николай Игнатьев выслал боевое охранение и на север от Меркине. И два отделения на БМП-1 без особых проблем перехватили на шоссе немецких мотоциклистов. Часть из них всё-таки смогла уйти из-под огня, доложив командованию о мощной засаде с множеством пулемётов артиллерий, калибром 76 мм. Именно так истрактовали немцы автоматный огонь солдат Советской Армии и взрывы снарядов 73-мм башенных пушек «Гром».

БМП-1

Доложив по радио о боестолкновении, сержант Голиков очень удивился тому, что ротный приказал немедленно поменять позицию.

– Зачем, товарищ старший лейтенант? Фрицам мы так вдарили, что они теперь драпают без оглядки. Позиция у нас хорошо оборудована, потерь нет. Вон, только рядового Лихолета чуть пулей царапнуло.

Ну, очень ему не хотелось снова рыть землю и маскировать громоздкие боевые машины пехоты.

– Голиков, вы приказ слышали? – рявкнул в микрофон старлей. – Значит, исполняйте!

– Есть, – вздохнул парень, всего несколько дней назад мечтавший о скором дембеле.

Но лень было не только ему. Пока стянулись к БМП, пока покурили, пока обсудили бой. И тут стала ясно, из-за чего ротный их так их торопил: чуть впереди наспех вырытых окопов рванул снаряд.

– Съё*ываем! – совсем не по-уставному скомандовал Голиков, и пацаны ломанулись в боевые отделения машин.

Повезло (но не армейскому «дедушке» Голикову) в том, что немцы ещё не успели пристреляться. Сам же сержант, уже скользнув на командирское сиденье, почувствовал, что ему стало как-то хреновато. И печёт правый бок. Пощупав его, он обнаружил на пальцах кровь.

– Латыпов, – крикнул он механику-водителю. – Отгони метров на двести и остановись. Меня, кажется, зацепило.

Вчерашние пацаны, увидев, как пропитывается кровью «хэ-бэ» только что бывшего полным энергии товарища, теперь находящегося в полубессознательном состоянии, сначала немного растерялись, но потом разом, «щелчком» пришло осознание, что это уже не развлечение, а самая настоящая война. Голикова наспех перевязали, и он передал командование дозором младшему сержанту Леснику. И теперь уже ему пришлось связываться с ротным и выслушивать от него многоэтажные маты за допущенное Голиковым разгильдяйство.

В отличие от «комода-1», Лесник после окончания сержантской школы прослужил всего полгода, «молодой» по солдатской «классификации», но соображал быстро.

– После артобстрела фрицы снова попрут. Надо ещё чуть отойти и оборудовать новую засаду. Вырыть окопы уже не успеем, поэтому только замаскируем бээмпэшки, а десант будет вести огонь из-под деревьев.

Удачное место нашли километрах в полутора южнее. На этот раз, помимо мотоциклистов, прочёсывая обочину дороги, двигались пехотинцы, а их прикрывали пара колёсно-гусеничных бронетранспортёров, похожих на гробы, и бронемашина. Ей и «гробикам» хватило семи выстрелов из пушек. Зато в ответ на это и автоматный огонь начали рваться миномётные мины, а пехота под прикрытием миномётного огня пошла на сближение с дозором. Но не дошли всего метров двести: всё-таки 73-мм пушки и башенные пулемёты – это серьёзно.

И потери были больше. Двое убитых, пять раненых, из которых двое тяжело.

– Детство кончилось, – глядя на выгружаемые из боевых машин окровавленные тела товарищей, вдруг заявил самый злобный взводный «дед», ефрейтор Гасанов, перепачканный чужой кровью так, словно сам поймал не менее пяти пуль. – Теперь я буду п*здить каждого, кто вздумает сачковать при исполнении приказов. И мне пох*ю, «молодой» это, «черпак» или даже «дедушка». Всем, бл*дь, ясно?

А через час на позиции батальона навалились с трёх сторон: с севера подошли части 5-го армейского корпуса, из-за реки крыла артиллерия 12-й танковой дивизии, которой наконец-то расчистили дорогу от битой техники, с юга – переправившиеся пехотные части той же дивизии.

«Серьёзной» артиллерии, чтобы отбивать эти атаки, не было, но здорово выручали 120-мм миномёты «Сани» и автоматические 82-мм миномёты «Василёк». БМП и 10 танков, постоянно меняющие огневые позиции, по большей части, играли роль передвижных пулемётно-артиллерийских точек. Больше пулемётных, поскольку старались экономить снаряды, расходуя их лишь на подавление пулемётов и миномётных расчётов. Благо, основная масса немецких миномётов при калибре 50 мм имели дальность стрельбы значительно меньше, чем танковые орудия.

Несколько раз позиции батальона пытались атаковать с воздуха «лаптёжники» и «мессеры». Их отгоняли танковыми НСВТ и двуствольными 23-мм «зушками». Потеряв от огня с земли шесть самолётов, «люфтвафельники», как их тут же окрестили мотострелки, угомонились. Но артиллерия свирепствовала до тех пор, пока на штурмовку её позиций не прилетела пара эскадрилий И-16. После чего артогонь сильно ослаб. Тем не менее, после очередного доклада по радио в штаб полка была получена команда с наступлением темноты отходить на Варену.

– Потери большие? – поинтересовались в штабе.

– Четыре БМП, три миномёта, шесть грузовиков, из которых сгорел только один, а остальные можно утащить на буксире. У танков были повреждения ходовой части, которые уже исправили. По личному составу – 29 «двухсотых» и 65 «трёхсотых».

– Почти рота, – подытожил начштаба. – Фрицам-то хорошо вломили?

– Восемь лёгких танков, четыре Ю-87, два «мессера», три бронемашины, 12 бронетранспортёров, 8 миномётов, пара десятков пулемётов, от 900 до 1000 живой силы.

– Подбитые БМП при отходе взорвать так, чтобы их в щепки разнесло!

– Один и взрывать не надо: прямое попадание 150-мм гаубичного снаряда. Второй выгорел с детонацией боеприпасов. Но в двигатель для верности пару кило взрывчатки заложим. Остальные два дотащим буксиром до Варены, а там постараемся отправить в тыл: у обоих моторы противотанковыми снарядами пробиты.

– Принято. В Варене поможете 184-й стрелковой дивизии продержаться хотя бы день, после чего отходите к Вороново. Дольше всё равно не получится.

– Почему?

– Это литовская дивизия без одного полка. Те ещё вояки. Так что, как бы вам ещё не пришлось вызволять те подразделения дивизии, которые после первых же выстрелов не кинутся фашистам сдаваться.

Вот так озадачило командование полка!

25 июня 1941 г., район Гродно

Удар 11-го механизированного корпуса, начавшийся утром 24 июня был направлен на северо-запад, и имел задачу вернуть Сопоцкиин, Липск и Домброву. В отличие от известной нам истории, Гродно ещё держался усилиями 85-й стрелковой дивизии и 339-го гвардейского мотострелкового полка. Но командующий 3-й армии Кузнецов и комфронта Жуков (через назначенного командующим Особой группы РГК маршала Огаркова) получили сведения о прорыве 161-й егерской дивизии севернее города, создававшем угрозу охвата войск с севера. И перенаправили 36-ю кавалерийскую дивизию из состава Конно-механизированной группы на северный берег Немана в район Озёр.

Уже вечером конники добрались до местечка, где чекисты собирали остатки 56-й стрелковой дивизии, от которой сохранилось человек семьсот пехотинцев и значительная часть подразделений усиления. Вполне достаточно, чтобы противостоять потрёпанным немецким егерям. Ведь при численном составе этой кавдивизии более 6700 человек у неё на вооружении имелось почти 250 ручных, станковых и зенитных пулемётов, 58 пушек калибром от 45 до 76 мм, 8 122-мм гаубиц и даже 17 бронемашин и 52 танка. Правда, лёгких БТ.

Утром 25 июня передовые дозоры 36-й кавалерийской дивизии столкнулись с егерями в районе Новой Руды. Очень неудачно столкнулись: сразу же были подбиты три бронемашины, а сопровождавший их конный взвод рассеян ружейно-пулемётным огнём.

Не опасаясь за западные берега цепи озёр, тянущихся с севера на юг, комдив генерал-майор Зыбин справедливо решил, что белорусские леса – не лучшее поле боя для конницы, и атаковать Новую Руду не стал, развернув оборонительные позиции километрах в трёх к северу от населённого пункта Озёры. Благо, артиллерии, с учётом остатков 56-й стрелковой в его распоряжении имелось достаточно.

Не учёл он одного: напоровшись на крепкую оборону 339-го гвардейского мотострелкового полка, командование 28-й пехотной дивизии немцев приказало окопаться в Гоже потрёпанный неудачной атакой полк, а остатки своих сил перебросило в Поречье, а затем в Старую Руду. Замысел был вполне ясен: продвигаясь по обоим берегам цепи озёр совместно с лёгкой 161-й пехотной дивизией выйти в тыл «неизвестного механизированного соединения», окопавшегося под Казимировкой. Смяв этим ударом защитников Озёр и перерезав дорогу на Лиду.

Удар 29-й танковой и остатков 85-й стрелковой дивизий на Сопоцкин, занятый немцами 23 июня, увенчался тяжёлым, но успехом. 8-я пехотная дивизия 8-го армейского корпуса оставила город и захваченные в нём трофеи, но на этом наступательные возможности танкистов иссякли. Сказались значительные потери в материальной части. Старые советские танки совсем не держали снарядов вражеской противотанковой артиллерии и поставленных на прямую наводку зениток, новые ломались из-за неопытности экипажей.

На Липск наступали конники 6-й кавалерийской дивизии и 204-я моторизированная. Им тоже удалось сломить сопротивление вставшего у них на пути полка 8-й пехотной дивизии, но технике очень мешала продвигаться заболоченная пойма реки Бебжа, и город был освобождён только к середине дня 25 июня.

Но сказалась насыщенность 8-го АК артиллерией, сосредоточенной именно на участке 8-й пд. Вплоть до сверхмощных 240-мм систем. И все эти многочисленные стволы принялись перемалывать в щебень оба захваченных Красной Армией городка. Да так, что в штаб мехкорпуса полетели радиограммы о невозможности под таким огнём ни продолжать наступление, ни удерживать городки. Не помогли и бомбово-штурмовые удары авиации, весьма чувствительно сократившейся за первые дни боёв: артбатареи оказались хорошо защищёнными зенитками, и «ястребки» несли большие потери, а бомбёжка самолётами СБ-2 с большой высоты привела к минимальному эффекту. К тому же, немцы задействовали для отражения налётов истребительную авиацию. Пусть и немногочисленную после воздушного террора против неё со стороны Миг-21, но до конца не выбитую. Направить же на помощь Конно-механизированной группе реактивную авиацию не получилось: Миг-21 и звено Ту-22 по приказу Ставки работали в интересах Северо-западного фронта, Миг-23 штурмовали походные колонны Танковой группы Клейста, а остальные «стратеги» уничтожали нефтепромыслы в Плоешти.

Наступление 33-й танковой дивизии, поддержанной остатками 27-й стрелковой дивизии, происходило в зоне действия полного сил и боевого задора 20-го армейского корпуса противника. Насыщенность немецкими войсками и, самое главное, противотанковыми средствами на этом участке фронта оказалось намного выше, чем у северных соседей. А успехи – намного меньше. Потеряв в первый день контрудара до 150 танков и бронемашин, танковая дивизия забуксовала, продвинувшись всего на 10–15 километров. А утром 25 июня и вовсе запросила разрешение прекратить наступление.

Командование 20-го АК быстро подтянуло резервы, и не успевшая окопаться танковая дивизия уже в середине дня попятилась. По приказу командования 9-й немецкой армии 20-й армейский корпус, продолжая теснить танкистов, передал в помощь 8-му армейскому корпусу свежую дивизию, и она к вечеру 25 июня отбросила наши войска от Липска. Создалась угроза удара во фланг 29-й танковой дивизии, занявшей оборону в Сопоцкине.

Ближе к вечеру командующий 3-й армии генерал-лейтенант Кузнецов, доложив в Минск о складывающейся ситуации, получил от Жукова разрешение начать отвод соединений Конно-механизированной группы на рубеж Гродно – Кузница – Сокулка.

Свою задачу Конно-механизированная группа выполнила, задержав охват с севера войск, сосредоточенных в районе Белостока. Отражая удары 7-го армейского корпуса немцев южнее города, их основная масса уже отходила к Волковыску. Куда уже рвались 9-й и 43-й армейские корпуса противника.

Севернее, на левом фланге Северо-Западного фронта, образовавшуюся пустоту прикрывали только 184-я крайне ненадёжная дивизия 29-го стрелкового корпуса да пришедшие ей на помощь 3-й батальон и танковая рота 339-го гвардейского мотострелкового полка, отступившие от Меркине к Варене. Тем не менее, весь день 25 июня они сдерживали яростные атаки подразделений 5-го армейского корпуса немцев. Литовцы даже несколько воспрянули духом, получив столь мощную поддержку, но полностью дезертирство из литовской дивизии не прекратилось. Тем более, к вечеру подошли уцелевшие после разгрома под Меркине части 18-й немецкой моторизованной дивизии. И после длительных согласований между штабами фронтов и Москвой «литовская» дивизия и 3-й батальон получили приказ отходить на Вороново и Радунь, чтобы усилить позиции 21-го стрелкового корпуса, занявшего оборону севернее Лиды.

Во время марша численность дивизии снова сократилась: ну, не очень-то хотелось некоторым литовцам уходить с родных земель куда-то в Белоруссию…

События в общем целом отставали от известной нам истории на пару дней. Где-то больше, где-то меньше. Но тенденция к образованию «Белостокского мешка» пока сохранялась, пусть и в меньшем масштабе. По крайней мере, немцам не удалось в первый же день перерезать пути отхода нашим войскам из-под Гродно на Лиду, а сам областной центр пока ещё был советским. И у 57-го моторизованного корпуса Третьей танковой группы не было возможности беспрепятственно катить на восток, походя сминая лишь лёгкие заслоны красноармейцев. Пока не было. До тех пор, пока 12-я и 19-я танковые дивизии, застрявшие в лесах под Меркине, не выберутся на оперативный простор.

Прода от 29.01.23

Майор Игорь Старовойтов, 26 июня 1941 г, 16:20, аэродром «Журжево»

Наши вчерашние штурмовки наступающих немецких танковых колонн не спасли 5-ю танковую дивизию, отходящую от Алитуса. Немного задержали фрицев, позволили ей хоть как-то подготовить позиции, но к полудню всё было закончено: остатки дивизии сегодня ушли из-под Вильнюса в сторону Ошмян, в Белоруссию. А фашисты вошли в столицу Советской Литвы. Всё-таки одной танковой дивизией, да ещё и понёсшей серьёзные потери, было невозможно удержать натиск двух танковых и двух моторизованных дивизий противника. Эскадрилье осталось только проштурмовать дороги с движущимися по ним тыловыми подразделениями Третьей танковой группы.

Немцы при нашей штурмовке стараются поскорее развернуть малокалиберную зенитную артиллерию, но это редко у них получается. Слишком уж быстро мы летаем. По наводке одного самолёта, летящего в отдалении на большой высоте, выходим на такую колонну метрах в трёхстах над землёй, делаем горку и лепим ракетами на пологом пикировании. В крайнем налёте заметил даже подобие самодельной зенитной самоходки: установленную в кузов грузовика 20-мм зенитку. Но поймать Миги в прицел очень сложно, а двух заходов нам обычно хватает, чтобы выпустить все реактивные снаряды. После этого, правда, всё равно ничего не видно из-за поднявшихся дыма и пыли. И поскольку приходится экономить снаряды самолётных пушек (их здесь ещё не производят), третьего захода не делаем.

Пробовали они и сопровождать колонны истребителями, но очень быстро поняли, что это ведёт ещё и к серьёзным потерям самолётов. Ведь одна пара в эскадрилье обязательно идёт без эрэсов, и её задача – сбивать мессеры, буде такие встретятся над местом выполнения боевой задачи.

Наши же воздушные хулиганы приноровились глушить немцев звуковым ударом, проходя над ними на высоте 100–150 метров на сверхзвуковой скорости минут через пять после штурмовки. Звук двигателя никто не слышит, самолёт замечают секунды за три до того, как он окажется над ними, после чего следует такой грохот, что многих просто сбивает с ног ударной волной, а с грузовиков срывает тенты.

Хуже того, возникла «мода» расправляться с самолётами-разведчиками Хеншель-126, обзываемыми «костылём», и «Шторьх» без применения пушек. Просто кратковременно выходили на сверхзвук, пролетая над ними метрах в пятидесяти. Эффект оказался потрясающим: самолётик просто опрокидывало в воздухе, срывало с него перкалевую обшивку, и машина беспорядочно рушилась вниз.

Не исключаю, что наш донжуан Икрамов сделал такое ради того, чтобы покорить сердце самой молодой из стюардесс Ил-18. Не зря же он помчался к ней с букетиком полевых цветов, намереваясь объявить: «Эту воздушную победу я посвящаю вам». Так или не так, но вчера я засёк его с ней на лавочке. Причём, предмет воздыхания Талгата рыдал ему в плечо.

– И зачем было доводить девушку до слёз? – подколол я его после завтрака.

– Это не я, – вздохнул лейтенант. – У Риты же там, в нашем времени, осталась трёхлетняя дочь. Я её просто успокоить хотел, товарищ майор.

– И как? Успокоил?

– Ну, пока не так, как вы подумали. И не так, как мне хотелось бы. Но надежда есть, – подмигнул он.

– Трёхлетняя дочь? Так она, выходит, старше тебя?

– Товарищ майор, что такое разница в два года? Главное ведь, что она человек хороший.

– Главное не это. Главное – чтобы ты не забывал про то, что мы на войну попали. И за четыре боевых дня полк потерял уже три самолёта и одного лётчика. И старайся сделать так, чтобы твоей Рите не пришлось плакать ещё и из-за тебя.

Хотя, откровенно говоря, радостно за парня: почти все лётчики эскадрильи потеряли там, в будущем, свои семьи. А этот, будем, надеяться, найдёт здесь, в прошлом.

Я не зря напомнил Икрамову об опасностях пилотской жизни. Сегодня на совещании у командира полка нам сообщили, что местонахождение страшных для них «молний Тора» теперь известно немцам. И отныне на аэродроме будет постоянно дежурить не пара, а звено истребителей. Круглосуточно.

– На ракеты ПВО надейся, но и сам не плошай, – резюмировал полковник.

С этим ясно. Я на их месте тоже попытался бы уничтожить точку базирования самолётов, доставивших им столько неприятностей. Как наши узнали об этом, прямо не было сказано, но прозвучало так, что я заподозрил радиоперехват передачи их агента. Вполне может быть: аппаратура у связистов из 1981 года не идёт ни в какое сравнение с местной. Кроме того, на учениях «Запад-81» планировалось испытать автоматизированную систему управления войсками. Вряд ли в прошлое перенеслась она вся, но какие-то ЭВМ из её состава могли оказаться и в одном из гарнизонных командных центров. Значит, есть возможность дешифровки вражеских радиограмм.

– Товарищ полковник, личный состав задаёт вопросы, когда возобновятся киносеансы. С развлечениями у нас, как вы знаете, не очень, так хотя бы начать крутить кино…

– С кино тут такое дело, – взял слов замполит. – Все наши ленты изъяли и отвезли в Москву.

– Ясно, – вздохнул кто-то за спиной. – На проверку…

– Часть на проверку, а часть после проверки – сразу на тиражирование. Вы же помните фильм «Парень из нашего города»? А ведь он снят в 1942 году. И зачем тратить деньги на его съёмки, если он уже есть в нашей кинотеке? То же самое с пластинками и магнитофонными записями. Так что не удивляйтесь, если вдруг услышите по радио любимую многими «Як-истребитель» или песню «Дороги». Ну, ту самую: эх, дороги, пыль да туман.