Текст книги "Крепостной ансамбль Мангупа"

Автор книги: Александр Герцен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Рис. 38. Укрепление А. XIV. Куртина Б. Раскоп VII. Пушечное ядро, засевшее в кладке.

В особенности густо ядра ложились в стыке куртин А и Б, где ими был обрушен большой участок кладки высотой в 4–5 рядов квадров, легший на предполье. Под ударами ядер рухнула башня А.4. Однако в целом обстрел велся довольно беспорядочно. Похоже, что только на стыке куртин А и Б была сделана попытка создать удобовосходимую брешь. Сказывалась предельность дистанции для эффективной стрельбы (180 м). Немало ядер падало на склон перед укрепленной линией, осколки их нередко встречаются в тальвеге Гамам-дере. Были и перелеты, следы которых обнаружены в виде фрагментов ядер в балке Табана-дере выше укрепления А.XI. До открытия в 1971 г. А.XIV считалось, что эти находки указывают на место главного турецкого штурма.

Обстрел, ведшийся по двум направлениям по А.XIV и А.XV, продолжался довольно долго,[39]39
  Непрерывный обстрел стен Константинополя продолжался более шести недель (224, с. 93).


[Закрыть] об этом свидетельствуют как малое количество тяжелых орудий (сказывался недостаток места для их установки), так и огромное количество фрагментов ядер. Нужно также учесть крайне низкий темп стрельбы тяжелых орудий в XV в. В день они делали не более десяти выстрелов (90, с. 43; 249, с. 78).[40]40
  Еще в первой половине XVI в. скорострельность свыше 10 выстрелов в день считалась хорошей (34, с. 28).


[Закрыть] Кроме того, в XV в. еще не была достаточно разработана теория бреширования стен. Считалось, что легче развалить стену, чем сделать в ней брешь с удобовосходимым обвалом (206, с. 209). В XV в. для образования бреши или обвала в стене начинали обрушатъ ее сверху, а не так, как это стали делать к XIX в. – выбивать горизонтальную борозду у подножия фаса (155, с. 23; 206, с. 209–210). Даже в XIX в. предельная дистанция стрельбы для брешь-батареи была 500 м, причем удобная для атаки брешь шириной в 20 м на опытных стрельбах создавалась стрельбой из 24-фунтовой пушки при 285-и выстрелах за 5 часов (одежда укреплений из мягкого известняка с облицовкой кирпичом, толщина эскарпа внизу около 4 м; вверху 0,5 м (202, с. 40–41, 48). Такое количество выстрелов осадные орудия турок могли произвести за полмесяца, но, конечно, при гораздо меньшей кучности попаданий. В Константинополе турецкие артиллеристы, создавая бреши, стремились попасть ядрами в вершины воображаемого треугольника (249, с. 140); не исключено, что тот же прием применялся и на Мангупе. Это тем более вероятно, что на протяжении XVI и XVII вв. турки практиковали все те же тактические приемы и технические средства, которыми они пользовались под стенами Константинополя в 1453 г. (244, с. 64).

Пять штурмов Мангупа, предпринятых осаждающими, доказывают, что их артиллерия далеко не сразу произвела необходимые разрушения. В ходе атак обе стороны несли большие потери: осаждающие – от камней, защитники – от стрел. Наконечников последних найдено больше сотни, причем два из них обнаружены впившимися в камни оборонительной стены. Турки использовали главным образом узкие, ромбические в поперечном сечении стальные черешковые наконечники. Турецкие стрелы были преимущественно короткими и легкими, дальность их полета была незначительной, они отскакивали от пластинчатого доспеха, но проникали сквозь кольчугу. Турецкие луки были полукруглой формы кибитью, длиной от 0,9 до 1,2 м. Небольшие размеры и легкость позволяли одинаково пользоваться ими и конным, и пешим воинам (285, с. 25). Обычно при атаке на крепость после артиллерийской подготовки, сочетавшейся со стрельбой из луков, вперед бросались штурмовые группы с лестницами, а шедшие сзади лучники осыпали стрелами защитников, появлявшихся на стенах (107, с. 111; 211, с. 227).

Содержащаяся в турецких источниках версия о применении Кедук-Ахмет-пашой притворного отступления с целью выманивания феодоритов за оборонительные стены вполне правдоподобна. Этот прием нередко использовался турками (107, с. 112), например, при осаде Белграда в июле 1456 г., когда, оставив небольшие заставы, они отошли, а сербская пехота вышла за укрепления для занятия оставленных позиций; повернув свои главные силы, Мехмед II нанес ей тяжелые потери, преследуя сербов до рвов (107, с. 79).

Турецкая осада была кульминацией в жизни Мангупской крепости. Она максимально выявила ее сильные и слабые стороны. Здесь произошла встреча позднеримской, по сути, фортификации с новейшим осадным оружием. Так же как и Константинополь, Мангуп встречал турецкую осаду на рубежах, созданных в раннесредневековую эпоху. Стены Феодосия II (408–450 гг.) выстояли два месяца, мангупские [151] же – около полугода. Сорок дней продолжалась осада Ново Брдо (265, с. 101) и три месяца Смедерева (98, с. 14). На этом фоне о событиях под Мангупом можно говорить как о труднейшей кампании турецкой армии в Юго-Восточной Европе после взятия столицы Византии. Не только «естественная» и искусственная фортификации представляли серьезные трудности для осаждающих. Можно с уверенностью говорить о высоком боевом духе гарнизона, несомненно поддержанного местным населением, собравшимся на защиту городских укреплений. Мужество защитников города было испытано новым оружием турок, имевшим не только большую разрушительную силу, но и огромное психологическое воздействие, особенно на тех, кто знал о пушках только понаслышке; именно так обстояло дело в Смедерево (177, с. 265). В 1478 г. татары обратились в паническое бегство от стен Кафы после демонстрации послу хана Сеид-Ахмета артиллерийского салюта крепости и турецкой эскадры (243, с. 291–292). Феодориты не пали духом при виде пушек. Во время обстрелов на стенах оставались часовые, наблюдавшие за тем, чтобы янычары не подобрались к стенам и неожиданным броском не захватили их. Скелет одного защитника был найден на пороге башни А.4 под завалом стены, рухнувшей при попадании ядра.

Даже после обрушения большого участка кладки куртины А между башней А.4 и стыком с куртиной Б туркам так и не удалось прорваться в город. Об этом свидетельствует новая куртина А, возведенная из материала разрушенной стены и ломаных глыб известняка (рис. 14; 40). Новая линия соединила фас башни А.4 с оставшимся после разборки участком кладки куртины Б, оказавшимся после строительства новой куртины А в IX в. за линией обороны. Причем между куртинами А и Б был оставлен проход шириной 1,7 м, выполнявший, вероятно, роль вылазной калитки. Очевидно, в период осады древнее продолжение куртины Б было восстановлено и стало вновь частью боевого рубежа. Толщина куртины А достигала 1,4 м. Основанием для нее послужил слой извести, песка и мелкого щебня, образовавшийся при разрушении и разборке куртины А, он перекрывает сохранившуюся ее кладку (рис. 39). Лицевой панцирь куртины А был сложен из известняковых блоков со средними размерами 0,4 х 0,5 х 0,5; 0,2 х 0,15 х 0,15 м, взятых из куртины Д. Сохранились один, местами два ряда кладки, сложенной на известковом растворе с мелким речным песком, но без керамической крошки. Высота кладки до 0,8 м.

Рис. 39. Укрепление А. XIV. Куртина А и А. Раскопы VI–VI-А. Стратиграфия. [269]

Куртины А и Б смыкаются под углом 133°; новопостроенная стена подходит к куртине Б под углом 102°. В соответствии с теорией фортификации такое уменьшение раствора входящего угла усиливает ближайшую перекрестную оборону перед фасами фронта, но вместе с тем ослабляет и даже ликвидирует дальний фронтальный огонь перед средней частью фронта (155, с. 72–73). Картина здесь рисуется следующая. После обрушения северо-западного фланга куртины А и башни А.4 на этот участок стен был направлен ожесточенный обстрел. За короткое время положение было восстановлено возведением нового отрезка оборонительной линии. Поскольку башню А.4 восстановить было невозможно, а необходимость усилить фланговый огонь на обозначившемся участке прорыва возросла, решено было в создавшейся ситуации компенсировать отсутствие башни значительным уменьшением угла тенали, образованной старой и новой куртинами.

Кладка куртины А.1 не имеет явных следов попаданий артиллерийских снарядов. Очевидно, в конечном счете турки сумели преодолеть ее не прибегая к новой артподготовке. Пока трудно с уверенностью указать, на каком именно участке они сумели прорваться в конце декабря 1475 г. на территорию города. Скорее всего, это произошло именно в Лагерной балке с ее слабым естественным фланговым обеспечением (рис. 40).

Рис. 40. Финал турецкой осады. Ситуация в декабре 1475 г. Схема. [270]

На плато очагом сопротивления стал дворец князя Алексея. Что же касается ВЛО, то пока нигде на ней не выявлены следы штурма. Судьба города была решена с падением ГЛО.

Последним оплотом защитников крепости стала цитадель. Сопротивление здесь оказывалось до последней возможности. Это показали исследования, проводившиеся в проеме ворот в 1975 г. Здесь были найдены осколки мраморных ядер и несколько фрагментов гранитного ядра диаметром 26 см. Орудие («шаклос»), которому они принадлежали, ограниченно использовалось в Гамам-дере. Там найдено всего одно ядро данного калибра. Вероятно, после отказа гарнизона цитадели сдаться это орудие было доставлено в новое место – к Тешкли-буруну и выстрелы его прозвучали заключительным аккордом жизни столицы княжества Феодоро. [153]

Несомненно, расправа с побежденными была жестокой, об этом глухо говорится в турецких источниках конца XV – начала XVI в., упоминается о превращении христианских храмов в мечети, о вывозе огромной ценной добычи. О судьбе населения захваченного Мангупа можно судить по «почерку» Кедук-Ахмет-паши в аналогичной ситуации при взятии им города Отранто в Южной Италии. После двухнедельной осады турки, пробив артиллерией брешь в крепостной стене, ворвались в город. Почти все мужское население (12 тыс. из 22 тыс. жителей) было перебито; 800 человек, отказавшихся принять ислам, были казнены, около 8 тыс. жителей из оставшихся в живых были угнаты в рабство (194, с. 50).

На плато Мангупа при раскопках базилики, проводившихся Н. И. Барминой, были обнаружены гробницы, буквально забитые скелетами, до семнадцати в одной из них, причем многие черепа имели следы ударов тяжелым тупым орудием. У многих скелетов были отрублены верхние или нижние конечности. Захоронения обнаруживались в самых неожиданных местах. В качестве могил использовались выемки винодавилен (тарапанов), а иногда тела просто на ровном месте присыпали землей и камнями.

Последние представители княжеской династии Мангупа закончили свою жизнь в Стамбуле: князь Александр и его родственники мужского пола, кроме самого младшего, были казнены, женщины попали в гарем султана (331, с. 262–263).

Захватив Мангуп, турки сохранили за ним значение важнейшей крепости в Юго-Западном Крыму, ставшей административным центром кадылыка, образованного на землях княжества Феодоро. Но город, полуразрушенный и обезлюдевший, уже не смог возродиться. Новые власти прилагали большие усилия не только для поддержания боевого состояния старых крепостных сооружений, но и активно реконструировали оборонительную систему, приспосабливая ее к требованиям новой эпохи в военном деле. Турецкие инженеры решительно изменили планировку укреплений Северного и, отчасти, Южного фронтов, совершенно не тронув Западный. В целом крепостной полигон несколько сократился за счет переноса выше по склону на 100–130 м оборонительной линии в Табана-дере, причем перед ней возвели протейхизму, открытую в 1978 г. Работы на этом участке были завершены в 1503 г., о чем свидетельствует надпись наместника Цулы (см. I главу). Параллельно восстанавливалась линия в Гамам-дере, здесь также в тальвеге была поставлена высокая полукруглая башня (рис. 41), а по сторонам ее прямоугольные. Такое сочетание было вполне естественным для этой переходной эпохи в фортификации (226, с. 192). В кладку стены, по турецкой традиции, были заделаны осколки ядер, напоминавшие о событиях 1475 г. В оборонительной линии, возведенной турками в Гамам-дере, мы видим еще очень высокие и узкие башни, господствующие над местностью и над примыкающими стенами; стены имеют небольшую толщину при весьма значительной высоте (до 7 м). Если, например, в русском оборонительном зодчестве уже в XV в. были усвоены общеевропейские принципы, характерные для эпохи распространения огнестрельного оружия (утолщение стен, понижение башен и проч.), то на Мангупе турки явно следовали старым традициям. Не исключено, правда, что турецкие инженеры считали невозможным повторение артиллерийской феерии 1475 г. при наличии у обороняющегося огнестрельного оружия.

Рис. 41. ВЛО. Башня В. 4. План и фас.

Показательна для турецкого периода перестройка башни В.4 в верховьях Табана-дере. Восточная ее половина сохранила первоначальную планировку и бутовую иррегулярную кладку времен Феодоро, а западная, полукруглая в плане, сложена из тесаного камня (рис. 41). Для возведения этой части башни был использован набор камней, взятых из апсиды большой базилики, радиус которой совпадает с кривизной пристроенной части башни. Использовались также орнаментированные наличники, аналогичные базиликальным. В основание кладки были уложены христианские надгробия. Характерно венчание башни массивными мерлонами, которые, как хорошо здесь видно, поставлены были при турецком строительстве. Такие же мерлоны есть на трех башнях в Гамам-дере. Появление этих элементов обычно относится к рубежу XV–XVI вв. (310, с. 322).

Реконструкция оборонительных сооружений была в основном завершена к 1504 г., о чем свидетельствует письмо, написанное в этом году Менгли-Гиреем к Ивану III, в котором сообщается о посылке султаном Баязидом II (1481–1512) тысячи мастеров из Мангупа и Кафы для строительства Перекопской крепости (163, с. 173).

Возведение новой оборонительной линии в Табана-дере свидетельствует о попытке [154] поддержания старой ГЛО, но реально, по сведениям путешественников (Мартин Броневский, Эвлия Челеби) и археологическим данным, главным рубежом крепости фактически становится ВЛО, а укрепление А.XI играло роль передовой стены (рис. 42).

Рис. 42. Крепостной ансамбль Мангупа. Ситуация в XVI–XVIII вв. Схема. [271]

Окончательно боевое значение Мангупская крепость потеряла к 70-м гг. XVIII в., когда Турция в результате ряда поражений от русских войск вынуждена была вывести свои гарнизоны из крымских крепостей, бывших оплотом османского военного присутствия в Северном Причерноморье.

Заключение

Мы рассмотрели основные этапы эволюции крепостного ансамбля Мангупа. Главное внимание было уделено раннесредневековому периоду существования крепости, поскольку он особенно привлекал исследователей, но был хуже чем последующие освещен архитектурно-археологическими источниками. Открытие неизвестной раннее системы оборонительных сооружений, обеспечивавшей защиту всей территории Мангупского плато, позволяет лучше осмыслить значение крепости в истории раннесредневековой Таврики, поставить ряд вопросов ее экономического, этнического и политического развития. Одна из ближайших задач – сопоставление основных этапов развития крепостной системы Мангупа с другими укрепленными пунктами горной Таврики. Однако здесь есть ряд трудностей, поскольку оборонительные сооружения этих городов или недостаточно изучены, или же не дают цельной картины развития от зарождения укрепления и до его угасания. Даже на Эски-Кермене, оборона которого считается хорошо изученной, невозможно пока четко выделить большие периоды в жизни оборонительной системы, так как исследователи обращались главным образом к раннесредневековым сооружениям.

В более выгодном положении находится Херсонес, где с дореволюционного времени ведутся археологические исследования крепостных стен. Можно указать на совпадение периодов усиления оборонительного строительства Мангупа и Херсона, относящихся к V–VI вв. (Херсон – V–VI вв., Мангуп -2-я половина VI в.) и IX–X вв. (Херсон – IX–X вв., Мангуп – 1-я половина IX в.) (19, с. 8). Однако строительная история оборонительной системы Херсона неизмеримо сложнее. Долгое непрерывное существование города (свыше 1800 лет) обусловило многократные перестройки его защитных стен и башен. Не раз менялись очертания крепостного полигона. В средневековом Херсоне оборонительное строительство было во многом обусловлено рамками, заданными античными фортификациями, что затрудняло применение новых инженерных решений.

В этом отношении Мангуп дает иную картину. Здесь не было античного фортификационного субстрата, который бы накладывал отпечаток на развитие системы крепостных сооружений. В эпоху раннего средневековья Мангуп был tabula rasa в смысле создания здесь крепости, На его примере хорошо видны как влияние античного теоретического военно-инженерного наследия, так и творческие поиски новых решений, отвечающих возможностям и потребностям новой эпохи, практическим задачам, диктуемым конкретными условиями местности, на которой разворачивалось строительство. Поиск аналогий этому явлению прежде всего приводит нас в Балканский регион, где, как отмечалось, происходили сходные процессы.

Вопрос о конкретном участии Византии в создании Мангупской крепости остается весьма сложным. Мы говорили о возможности опосредованности этого влияния, проникавшего в глубинные районы Таврики в различных формах и в разное время. Вероятно, можно говорить о тесном переплетении в этом процессе внешних тенденций, проводником которых был византийский Херсон, и явлений внутреннего социально-экономического и этнического развития населения горной Юго-Западной Таврики. Несомненно, что его географическое положение между византийским Черноморьем и кочевнической степью приводило к неоднократным колебаниям в соотношении этих двух тенденций. Однако, на наш взгляд, распространение христианской идеологии в форме православия обусловило на протяжении всего существования Восточной Римской империи тяготение Таврики к византийскому культурному миру, что неоднократно отмечалось А. Л. Якобсоном.

В области военного зодчества это хорошо заметно в раннем средневековье, только в период развитого феодализма принципиально старую защитную систему дополняют новые инженерные решения, совершенствуют ее, но не заменяют. Только с широким внедрением огнестрельного оружия в практику крепостной войны, совпавшим в Крыму с временем турецкого владычества, происходит перепланировка крепостной системы Мангупа.

Результаты их исследований дают представление об основных этапах исторического процесса в Таврике на протяжении почти полуторатысячелетнего периода. Прослежена эволюция города-крепости, первоначально крепости византийского облика, в IX–X вв. превратившейся в малонаселенную крепость-убежище на византийско-хазарском пограничье; в XIV–XV вв. в феодальный город – столицу княжества Феодоро, сыгравшего заметную роль в истории средневекового Крыма. Наконец, на последнем этапе – в XVI–XVIII вв. – крепость существовала в качестве [155] опорного пункта османского владычества в Горном Крыму.

Таким образом, самые значительные периоды активного строительства защитных сооружений Мангупа отражают три эпохи в крымском средневековье: раннесредневековую, развитого феодализма и позднесредневековую. Первая и последняя характеризуются наиболее широким размахом в создании и реконструкции укреплений, что связано со стремлением Византии, а затем Османской империи закрепиться на Крымском полуострове. Второй период дает картину социальной дифференциации населения в условиях оформившихся феодальных отношений, но при ограниченных экономических возможностях горного района Таврики, что нашло отражение в фортификации Мангупа данного времени: крепостное строительство велось в рамках, заданных предшествующим периодом. При этом наблюдается стремление использовать новейшие достижения военно-инженерного искусства.

За крепостными линиями Мангупа легко угадываются контуры явлений более широкого исторического плана. Дальнейшее накопление фактического материала позволит перейти к решению проблем более высокого уровня. Информативный материал Мангупа далеко не исчерпан. Эффективно использовать его – задача, вытекающая из всего хода развития исследований этого ключевого памятника истории средневековой Таврики.

Список использованной литературы и неопубликованных источников

Произведения основоположников марксизма-ленинизма

1. Энгельс Ф. Национальный совет // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т. 6 – С. 91–107.

2. Энгельс Ф. Горная война прежде и теперь // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т. 12. – С. 111–119.

3. Энгельс Ф. По и Рейн // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т. 13. – С. 233–281.

4. Энгельс Ф. Фортификация // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. – Т. 14 – С. 326–351.

Архивные материалы и рукописи

5. Анкудинов Д. А., Веймарн Е. В. Отчет о проведении археологической экспедиции СМО на Мангуп-Кале в 1938 г. – НА БИАМ. – № 11.

6. Архив ЛОИА АН СССР, Р. – I, № 619.

7. Браун Ф. А. Записка приват-доцента Императорского Санкт-Петербургского университета Ф. А. Брауна. – Архив ЛОИА АН СССР, Ф. I, № 40/1890.

8. Веймарн Е. В. Отчет об эпизодических разведках в Крымской области, проведенных в 1949 г. (работы Бахчисарайского отряда Тавро-Скифской экспедиции 1949 г.) – Архив OAK ИА АН УССР, 1957, А – 5/7.

9. Веймарн Е. В. Дневник археологической разведки 1949 г. – Архив OAK И А АН УССР, 1957, А – 5/2.

10. План старинной крепости, называемой Мангуп. Снимал и рисовал князь Дашков, 1784 – ЦГВИА СССР, ВУА, № 22137.

11. План городу Мангупу. – ЦГВИА СССР. ВУА, № 22138.

12. Репников Н. И. Материалы к археологической карте Юго-Западного Крыма. – Архив ЛОИА АН СССР, ф. 10, № 10. Ч. II.

Отечественная и зарубежная литература

13. Агафий Миренейский. О царствовании Юстиниана. – М.-Л.; Изд-во АН СССР, 1953. – 220 с.

14. Акчокраклы О. Новое из истории Чуфут-Кале // ИТОАИЭ. – 1928. – Т. 2 (59). – С. 158–172.

15. Альберти Л.-Б. Десять книг о зодчестве / Пер. В. П. Зубова. – М.: Изд-во Всесоюзн. Акад. архитектуры, 1935. – 794 с.

16. Ангелова С. За производство на строительна керамика в Североизточна България през ранното средневековие // Археология. – София, 1971. – Кн. 3. – С. 8–24.

17. Андриевский И. С. Развалины Мангупа // Одесский альманах на 1840 г. – Одесса, 1839. – С. 538–552.

18. Аноним Византийский. Инструкция по полиоркетике // ВДИ. – 1940. – № 3–4. – С. 425–453.

19. Антонова И. А. К вопросу о хронологии оборонительного строительства в средневковом Херсонесе // АДСВ – 1976. – Вып. 13. – С. 3–8.

20. Апполодор. Полиоркетика // ВДИ. – 1940. – № 3–4. – С. 394–413.

21. Арендт В. В. К истории средневековой артиллерии (генезис и развитие пушек XIV в.) // Труды Института истории науки и техники. – М., 1936. – Сер. I. – Вып. 7. – С. 303–308.

22. Артамонов М. И. Средневековые поселения на Нижнем Дону. – М.-Л.: СОЦЭГИЗ, 1935. – 118 с.

23. Артамонов М. И. Саркел и некоторые другие поселения в Северо-Западной Хазарии // СА. – 1940. – Т. 6. – С. 130–167.

24. Артамонов М. И. Надписи на баклажках Новочеркасского музея // СА. – 1954. – Т. 19. – С. 263–268.

25. Артамонов М. И. История хазар. – Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа 1962. – 523 с.

26. Археологiя Украiнськоi РСР: В 3-х т. – Киiв: Наукова думка, 1975. – Т. 3. – 502 с.

27. Асеев Ю. С, Лебедев Г. А. Архитектура Крыма. – Киев: Гос. изд-во по строй-ву и архитектуре УССР, 1961. – 238 с.

28. Атанасов Щ., Дуйчев И., Ангелов Д., Цанкова-Петрова Д., [156] Христов Д., Чолпанов В. Военното дело на юго-източните славяни първобългарите // ВИС – 1957. – № 2. – С. 11–20.

29. Афиней. О машинах // ВДИ -1940. – № 3–4. – С. 414–424.

30. Бабенчиков В. П. Из истории Крымской Готии // ИГАИМК. – 1936. – Вып. 117. – С. 145–155.

31. Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства (2-я пол. XV в.). – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1952. – 544 с.

32. Баранов И. А. О восстании Иоанна Готского // Феодальная Таврика. – Киев: Наукова думка, 1974. – С. 151–162.

33. Безчинский А. Путеводитель по Крыму – М., 1902. – 471 с.

34. Беленицкий А. М. О появлении и распространении огнестрельного оружия в Средней Азии и Иране в XIV–XV вв. // Известия Таджикского филиала АН СССР: Серия <История и этнография>. – Сталинабад. – 1949 – № 15. – С. 25–34.

35. Бертье-Делагард А. Л. Остатки древних сооружений в окрестностях Севастополя // ЗООИД. – 1884. – Т. 14. – С. 166–279.

36. Бертье-Делагард А. Л. Каламита и Феодоро // ИТУАК. – 1918. – № 55 – С. 1–44.

37. Бертье-Делагард А. Л. Исследование некоторых недоуменных вопросов средневековья в Тавриде (справки о Фуллах) // ИТУАК. – 1920. – № 57. – С. 1–135.

38. Биджиев X. X. Раскопки Хумаринского городища в 1975 г. // Вопросы средневековой истории народов Карачаево-Черкесии. – Черкесск: Карачаево-Черкесское кн. изд-во, 1979. – С. 15–21.

39. Биджиев X. X. Раскопки Хумаринского городища // АО 1979. – М.: Наука, 1980. – С. 97.

40. Блаватский В. Д. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. – М.: Изд-во АН СССР, 1954. – 158 с.

41. Бобчев С. Н. Смесенанта зидария в римските и ранновизантийските строежи // ИАИ. – 1961. – С. 153–202.

42. Бобчев С. Н. Крепостните кули с издаден остър ръб и значениет им за укрепляването на античните градове / /ИАИ. – 1961. – Т. 24 – С. 103–145.

43. Боданинский У. Татарские дурбе-мавзолеи в Крыму // ИТОАИЭ. – 1927. – Т. I (58). – С. 195–201.

44. Болдырев А. В., Боровский Я. М. Техника военного дела и мореходства // Эллинистическая техника. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948. – С. 269–319.

45. Боплан Г. Описание Украины // Мемуары, относящиеся к истории Южной России. – Киев, 1896. – 290 с.

46. Броневский М. Описание Татарии // ЗООИД. – 1867. – Т. 6. – С. 333–367.

47. Брун Ф. К. Черноморские готы и следы долгого их пребывания в Южной России // Черноморье: В 2-х т. – Одесса, 1880. – Т. 2. – С. 189–241.

48. Васильев А. А. Лекции по истории Византии: В 4-х т. – Л.: Academia, 1925. – Т. 4. – 143 с.

49. Васильев А. А. Готы в Крыму // ИРАИМК. – 1921. – Т. I. – С. 265–344; ИГАИМК. – 1927. – Т. V. – С. 179–282.

50. Васильевский В. Г. Житие Иоанна Готского: Труды в 4-х т. – СПб.: Изд-во Имп. Акад. Наук, 1912. – Т. 2. – Вып. 2. – 427 с.

51. Вачева К. За терминологията на строительните техники през античността // Археология. – София, 1979. – Кн 1. – С. 1–10.

52. Вегеций Флавий Ренат. Краткое изложение военного дела / Пер. С. П. Кондратьева // ВДИ. – 1940. – № 1. – С. 217–299.

53. Веймарн Е. В. Разведки оборонительных стен и некрополя // МИА – 1953 – № 34. – С. 419–429.

54. Веймарн Е. В. Оборонительные сооружения Эски-Кермена (опыт реконструкции) // История и археология средневекового Крыма. – Киев: Изд-во АН УССР, 1958. – С. 7–54.

55. Веймарн Е. В. О времени возникновения средневековой крепости Каламита // История и археология средневекового Крыма. – Киев: Изд-во АН УССР, 1958 – С. 55–62.

56. Веймарн Е. В. <Пещерные города> Крыма в свете археологических исследований 1954-55 гг. // СА. – 1958. – № 1 – С. 71–79.

57. Веймарн Е. В. <Пещерные города> и вопрос о зарождении и развитии феодальных отношений // Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этнографических исследований 1964 г. в СССР. – Баку, 1965. – С. 146–147.

58. Веймарн Е. В. Во владениях <господ Феодоро> // Дорогой тысячелетий. – Симферополь: Крым, 1966. – С. 119–132.

59. Веймарн Е. В. О двух неясных вопросах средневековья Юго-Западного Крыма. – Киев: Наукова думка, 1968. – С. 45–82.

60. Веймарн Є. В. Одне з важливих питань ранньосередньовiчноi icтopii Криму //Середнi вiки на Украiни. – Киiв, 1971. – Вип. I. -С. 61–64.

61. Веймарн Е. В. Работы на средневековом городище Мангуп в 1971 г. // Результати польових археологiчних дослiаджень 1970–1971 рокiв на територii Украiни: Тез. пленарних i секцiйних доповiдей. – Одеса, 1972. – С 391–393.

62. Веймарн Є. В. Роботи на середньовiчному Мангупi //АДУ-1969. – Киiв. – 1972. – Вип. 4. – С. 260–261.

63. Веймарн Е. В., Герцен А. Г., Лобода И. И., Пиоро И. С. Исследования Мангупского городища // АО 1972 г. – М.: Наука, 1973. – С. 265–266.

64. Веймарн Е. В. Еще раз о Таврическом [157] лимесе // АДСВ. – 1973, – Вып. 10, – С 255-258

65. Веймарн Е. В., Иванов Л. И. Раскопки на Мангупе // АО 1974 г. – М.: Наука, 1975. – С. 263–264.

66. Веймарн Е. В., Лобода И. И., Пиоро И. С., Чореф М. Я. Археологические исследования столицы княжества Феодоро // Феодальная Таврика. – Киев: Наукова думка, 1974. – С. 123–139.

67. Веймарн Е. В. От кого могли защищать готов в Крыму <длинные стены> Прокопия // Античные традиции и византийские реалии. – Свердловск: Изд-во Уральск. ун-та, 1980. – С. 19–33.

68. Веймарн Е. В. Жилые усадьбы Эски-Керменского городища // Византия и ее провинции. – Свердловск: Изд-во Уральск, ун-та, 1982 – С. 69–88.

69. Витрувий. Десять книг об архитектуре / Пер. Ф. А. Петровского. – М.: Изд-во Всесоюзн. Академии архитектуры, 1936. – 331 с.

70. Военный энциклопедический лексикон / Под ред. Л. И. Зеедлера: В 14-ти т. – СПб., 1838. – Т. 2. – 640 с.

71. Войцеховский В. А. Строительные надписи на стенах крепости в Белгород-Днестровском // Юго-Восточная Европа в средние века. – Кишинев: Штиинца, 1972. – Вып. I. – С. 371–374.

72. Воронина В. Л. Из истории среднеазиатской фортификации // СА. – 1964. – № 2. – С. 40–54.

73. Высотская Т. Н. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму. – Киев: Наукова думка, 1972. – 192 с.

74. Высотская Т. Н. Неаполь – столица государства поздних скифов. – Киев: Наукова думка, 1979. – 208 с.

75. Гаркави А., Штрак Г. Каталог еврейских библейских рукописей императорской Публичной библиотеки. – СПб., 1875. -114 с.

76. Гайдукевич В. Ф. Мнимая базилика Лаврентия – Леонтия // МИА. – 1953. – № 34. – С. 299–315.

77. Гейд В. История торговли Востока в средние века (извлечения из сочинения Вильгельма Гейда <История торговли… > в пер. Л. П. Колли) //ИТУАК. – 1915. – № 52. – С. 68–185.

78. Герцен А. Г. О двух рукописях сочинения А. А. Васильева в Архиве ЛОИА АН СССР // ВВ. – 1979. – Т. 40. – С. 191–192.

79. Герцен А. Г. Система оборонительных сооружений Мангупа в свете новейших исследований // Археологические исследования на Украине в 1976–1977 гг.: Тез. докл. XVII конф. Ин-та археологии АН УССР. – Ужгород, 1978. – С. 118.

80. Герцен А. Г. Исследования оборонительной системы Мангупа // АО 1979 г. – М.: Наука, 1980. – С. 261–263.

81. Герцен А. Г. Тешклибурунский клад из раскопок Мангупа 1978 г. // Археологические исследования на Украине в 1978–1979 гг.: Тез. докл. XVIII конф. Ин-та археологии АН УССР. – Днепропетровск, 1980. – С. 167.

82. Герцен А. Г. Пещерный комплекс цитадели Мангупа (проблемы охраны, интерпретации и датирования) // Проблемы методики охраны и реставрации пещерных комплексов: Тез. докл. междунар. симпозиума. – Ереван, 1982. – С. 35–38.