Текст книги "Ярость on-line"

Автор книги: Александр Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Грубая одежда из свиной кожи ассоциировалась с болью и запахом озона, остававшимися после того, как ошейник прожигал шею электрическим разрядом.

«Безрукавочники» были мертвы – Курт своими собственными глазами наблюдал эту бойню.

Тем не менее к безволосому в кожаном жилете Волк проникся антипатией с первого взгляда. Вероятно, именно бородатый персонаж возглавлял нападение «всадников» (непринужденно перешедшее в глухую оборону). И значит, он скоро умрет.

Очень скоро.

Сам безволосый, видимо, так не считал. Стоял на самом виду и продолжал упражняться в стрельбе. Странно, что огонь «черепов» его еще не накрыл. Невероятная наглость. Более того, гангстер ухитрялся командовать. Отвернувшись от «хаммера», он бросил кому-то несколько слов. Над «БМВ» промелькнула густая шевелюра: разительный контраст с блестящими скальпами. Всадник, судя по всему, рассчитывал сойти с огневого рубежа, не дерзая выставляться, как бригадир…

Дабы предпринять нечто такое, что…

Намерения гангстера, а равно – суть приказа бородатого громилы, – стали для Курта ясны и прозрачны, точно неглубокий водоем в солнечный день. В руках «всадник» нес тяжелое оружие с коротким широким стволом. Из этого самого ствола, нужно полагать, явились все предыдущие метеоры. А сейчас безволосый метил в «хаммер».

– О нет! – выдохнул «череп» – водитель.

Глаза Курта распахнулись. Он видел усмешку на физиономии бандита. Фары «хаммера» нестерпимо пылали в оптическом прицеле. На дне прибора – линзы, металлическая трубка – темнел внимательный, расчетливый глаз. «Всадник» напрягся… Череп» беззвучно раскрыл рот.

Вряд ли одна фаната (выстрелить дважды гангстер просто не успеет) станет катастрофой. Броня «хаммера», собственно, и предназначалась именно для такого рода ситуаций, пройдя суровые испытания в раскаленных добела уголках планеты. Прямое попадание в радиатор, конечно, вызовет некоторые проблемы, и все-таки…

Курт успел всерьез обдумать вероятность побега из несущегося с бешеной скоростью броневика (открыть дверь, пригнуться, подобрать ноги…), отринуть эту идею, вторично к ней вернуться, потянуться к ручке, открывавшей дверь, когда…

«Всадник» содрогнулся. На груди его, неожиданно и непредсказуемо, взбухли кровавые язвы. Взбухли внутрь, не наружу. Взвихрились мини-фонтаны – ярко-красные искры. Кровь зловеще блеснула в свете фар. Безволосый оскалился, не веря, что это случилось именно с ним («Нет, почему же так рано?! Господи… Едва жизнь началась… Премию дали… Джессика наконец-то согласилась сходить в „Лавину“… У Джонни – вечеринка… Знаешь, Господь, какие у Джонни вечеринки? Конечно, Ты знаешь… Теперь все – никуда не успеть… Неправда, что вся жизнь перед глазами… Верно мать говорила – не ходи ты в бандиты… Мать – что с ней будет? Боже…»). Кусочки металла пробили кожу, мышцы и ребра.

Оступившись на ровном месте, гангстер начал падать. Гранатомет качался вверх-вниз.

Волк с замиранием сердца глядел в непроглядно-черный ствол. («Сдохни, тварь! Сдохни!») «Всадник» рухнул на землю. Палец нажал на спусковой крючок. Выстрел.

Граната просвистела на расстоянии считанных метров от броневика. Упала на лужайку, будто неопознанный летающий объект, потерпевший крушение. Взрыв: комья земли, объятые желтым пламенем. «Хаммер», невредимый, мчался вперед.

– ХА! – выкрикнул «череп».

Курт помалкивал. Более того, стиснул зубы (дабы не откусить язык во время удара). Веселье только начинается. Не осталось времени даже перевести дыхание.

Машины неумолимо сближались.

Вспомнив одну немаловажную деталь, Волк судорожно дернулся к ремню безопасности. Вставил в замок: тихий щелчок. Ремень моментально обвился вокруг торса.

«Всадники» палили практически в упор. Огневой рубеж, опустев, сиротливо ждал катастрофы – даже бородатый громила счел за благо отойти подальше. На сетчатке Курта отражалась синяя «тойота». Трюк, доступный кинематографу, но, по известным причинам, не иным формам искусств. Как в гонконгских фильмах: «хаммер», уцелевшая фара; затем – «тойота»; «хаммер» – «тойота». Раскрытые волчьи глаза.

УДАР.

Курта вдавило в сиденье и, без паузы, швырнуло вперед.

Ремень впился в тело (и все-таки Волк остался ему благодарен – знакомства с «торпедой» удалось избежать). Жалобно захрустели ребра. Повторный бросок на кресло. Подголовник смялся под затылком. Внутренности задумали дерзкий побег.

«Череп» – водитель исступленно стиснул рулевое колесо. Пальцы побелели от напряжения.

Это происходило внутри.

А вот что происходило снаружи.

Броневик врезался в «тойоту»: смял, сокрушил, сообщил часть ускорения. Невообразимая масса, поскольку автомобиль стоял поперек дороги, обрушилась на заднее крыло. Создался крутящий момент. Курт видел в зеркале, как «тойота», отлетая к ближайшему столбу, крутится вокруг своей оси. Точно глобус на реактивной тяге.

Даже если удар угодил не в бензобак, а в примыкающую поверхность, это, учитывая сумасшедшие параметры – количество килограммов на квадратный сантиметр, километры в час, сорт стали и т. д. и т. п, – ничего не меняло. Трение деформированного металла высекло искру в мгновение ока. Топливу только того и требовалось. Вспыхнув, оно без промедления приступило к непосредственным обязанностям. Самоубийству.

Бензобак взорвался; пламя и газы распирали «тойоту», лезли изо всех щелей. Даже без детонации автомобиль представлял жалкое зрелище: смятый, разодранный «кенгурятником» бок, откуда хлестало маслянистое горючее. Взрыв имел место в полете. Летящее, вращающееся месиво рваного металла и жидкого пламени. «Тойота» врезалась в бетонный столб; крутнулась, как стриптизерша на шесте; обвернулась огненным шарфом; рухнула вниз, где, собственно, наконец-то затихла.

Взрыв потряс броневик от шин до пневматической пушки на крыше. Под задницей Курта, ожив, сиденье плясало «ламбаду». «Хаммер» спасли собственный вес и безумная скорость. Взрывоопасная «тойота» отлетела до того, как искра воспламенила высокооктановый бензин. В противном случае последствия были бы непредсказуемы. И гораздо серьезнее, чем прицельный вы стрел из гранатомета.

Отлетая к столбу, хлипкая легковушка вроде бы зацепила кого-то из «всадников», но сам Курт на это бы не поставил. Какая, в сущности, разница? Ублюдком больше, меньше. Волк предполагал разрешить дилемму, едва колымага застопорит ход.

«Череп», вероятно, не разделял эти взгляды, а знай себе давил на педаль. В пределах видимости – за сетью трещин, грязью и горящими каплями бензина – появился «БМВ» девятой серии. Добротная немецкая машина. Прочный каркас, крепкий кузов…

А также – то обстоятельство, что «хаммер» сбросил скорость. Титановый «кенгурятник» с хрустом впечатался в боковые двери. Жалобно застонав, «БМВ» отлетел, отброшенный, словно рахитичная дворняга – носорогом, на несколько метров.

Процедура повторилась: вжаться в сиденье, упасть на ремень, застонать от боли в ребрах, подголовник… Курт начинал привыкать. Наверное, поэтому удар казался ему ничтожной, неправдоподобной пародией.

«Тойота», по крайней мере, держала удар. А чудо немецкого автомобилестроения поскупилось даже на фейерверки. Кузов приберег топливный бак для лучших времен. Зато в пустовавшем салоне взбухли здоровенные пузыри. Подушки безопасности. Бортовой компьютер решил, что в вверенное ему добро врезался орбитальный «Конкорд», не иначе.

Все. Приехали.

«Всадники» начали приходить в себя, доказательством чего послужили первые пули, забарабанившие по броне «хаммера». Курт потянулся (пронзительная боль в груди) и отстегнул ремень сомнительной безопасности (переломать им ребра, думал он, надежнее, чем вляпаться в «торпеду»). Другая лапа открывала бардачок.

Автолюбители, как правило, таскают в этом ящичке многообразный хлам самой «первой необходимости» (от памятки «Водитель – будь трезв за рулем!» до граненых стаканов), оправдываясь тем, что все это, давным-давно забытое, может пригодиться в самый неожиданный момент. Коллекции хламья пополнялись год от года. Единственное место, где ужасающий бардак именовался ласково, почти уважительно. Супруги твердили, что археологи отроют тут «массу экспонатов из каменного века»…

Порядок, царивший в бардачке броневика, ошеломлял так же, как и кромешный хаос «необходимых вещей». Чтобы пересчитать хранившиеся там предметы, хватило бы пальцев на единственной руке. Руке Пришельца из фильма «Е. Т.». По мнению водителя «хам-мера», вещами, что могут пригодиться в «самый неожиданный момент», были автомат, запасные обоймы, и… граненый стакан.

Волк выудил автомат («Галил САР», 7,62 мм, экспортный вариант, Израиль) и две обоймы. Зарядил, дернул затвор. Повернулся к «черепу» – тот, не шевелясь, мертвой хваткой сжимал рулевое колесо. На лице окаменело выражение неимоверного счастья, как у пилота, впервые в жизни совершившего вынужденную посадку с сотней пассажиров и одним функционирующим двигателем.

Затем повернулся к боковому окну… Аккурат в тот момент, когда в стекло ударила твердоплавкая «маслина». (Бах! Круглый отпечаток, сеть трещин.) Курт вздрогнул.

И – крепче ухватил автомат.

Правая лапа легла на ручку, отпирающую дверь. Курт начал отсчет (от пяти до одного), намеренно сдерживая дыхание, дабы сжечь побольше кислорода в крови. При этом его не покидало чувство, что он совершает дикое безумство, которое впоследствии никто не оценит. Так зачем, спрашивается, ему это нужно?

«Два… один».

Волк дернул за ручку. Легкие, сократившись, ухватили особенно большой кусок – будто перед погружением в водную среду (во враждебную – точно) – и, едва не поперхнувшись, выпустили большую часть. Курт так и не придумал ответ, зачем ему это нужно, а потому отринул все сомнения. Слишком поздно. Пора действовать.

Дверца распахнулась.

Курт нырнул в проем с единственной мыслью – хорошо, что «хаммер» не оснащен подушками безопасности (гангстеры, вероятно, их просто сняли – ведь не оснащают же подушками танк!). Схватившись за крышу, Волк осуществил несложный (для метаморфа) кульбит, благодаря чему опустился обеими ногами на крышу.

Трамплин. Курт сделал шаг, ощущая ступнями податливую упругость брони. Вдох, выдох. Нагнулся, выпрямился; взмыл в воздух мохнатой пружиной. Время повисло вязкой поволокой, застревало в волчьих клыках, набивалось под когти. (Форсаж. Умение. Талант. Дар, преподнесенный считанным единицам из лучших бойцов. Волчье племя, напротив, владело им поголовно, за редкими исключениями.) Гангстеры ожесточенно палили в стремительный силуэт. Пули проносились мимо, оставляя за собой горячие инверсионные полосы. Курт смог бы увидеть крохотные снаряды в движении, если бы пригляделся. Но в этом не возникало нужны. Он знал, что может увидеть. Если поднапрячься, то мог даже коснуться.

Вместо этого Волк выпустил собственных шершней. Палец вдавил гашетку. Израильский «Галил» разразился глухой, ворчливой тирадой. Затвор метался из стороны в сторону; стреляные гильзы летели прочь. Пули, вспарывая липкую пелену стылого времени, рванулись вперед. Почему-то, не раздумывая, Курт сразу же взял на прицел бородатого громилу – тот успел развернуться и, подняв «калаши», стрелял в шустрого «черепа» (в понимании «всадника», нужно полагать, Курт был заурядным, посредственным «черепом»… ну, возможно, чуть более прыгучим).

Очередь прошла над головой бородатого гангстера. Считанные дюймы, и все же…

«Всадники», сконцентрировавшись на левом фланге, усилили огонь. С этим требовалось что-то делать. Мысль еще не успела оформиться, когда лапа Волка нашарила под курткой патронташ. Вот и нужный карман. Миниатюрный, конической формы предмет. Гладкий на ощупь. С кольцом у торца. Слишком легкий для «лимонки», невместительный для слезоточивого газа. Полезный, нужный инструмент.

Прыжок близился к высшей точке амплитуды, за которой неотвратимо следует падение.

Вытащив коническую штуковину, Курт поднес ее ко рту и сомкнул зубы на кольце (скверный вкус металла). Чека, одетая на клык, так и осталась во рту. Курт начал отсчет. «Один». Лапа отбросила гранату (ведь это была именно граната) в сторону «всадников».

«Два». Волк перехватил «Галил».

Новая очередь прошла значительно ниже. Разъяренные шершни впились в бандита. Прошили шею, грудную клетку и живот. Безволосый, очевидно, умер на месте.

Его глаза в это не поверили.

«Три». «Всадники» рванули врассыпную. Шершни догнали двоих, сбили с ног, вгрызлись в спины. Кровь стегнула карминными каплями. Алчно всколыхнулась пелена мерзлого времени. Звуки – в частности, выстрелы – доносились далеким, неспешным грохотом. Частоты переместились в низ шкалы, обрели почти визуальную глубину. «Четыре». Цвета померкли. Алый не перестал быть алым и все-таки немного притух.

«Пять». Граната, катавшаяся под ногами «всадников», соблаговолила взорваться. Курт зажмурился. Он услышал не резкий хлопок, а глухой нарастающий рокот. И – никакой «глубины». Тише, чем выстрел. Однако назначение штуковины состояло вовсе не в акустическом воздействии. И даже не в осколках (хотя таковые, разумеется, имели место). Истинное назначение гранаты состояло совершенно в ином.

Закрытые веки окрасились рубиновым.

Всего на мгновение.

Вслед за тем раздались вопли безволосых. Тех, кто не успел закрыть глаза. Граната, взорвавшись, выбросила вспышку излучения такой интенсивности, что прямой взгляд на источник мог запросто выжечь сетчатку («Луч света», опытный образец, 100-150$ за штуку). «Всадники» глядели в сторону, на фигуру с автоматом – успевшую пристрелить босса, а теперь выкинувшего очередной фокус, – а потому застали вспышку периферийным зрением. Этого, впрочем, хватило, чтобы на несколько секунд (в тот самый момент, когда секунды решали очень многое) лишиться зрения. Не просто принимать изображение с помехами, а ослепнуть.

«Шесть».

Как говорится, «…и обрушилась Тьма». Для создания, привыкшего почти во всем, всегда и повсюду полагаться на зрение, подобное событие производило эффект психологической бомбы. Останки здравого смысла разлетались под порывами шквального ужаса. Вдруг это навсегда? Тьма – до скончания жизни… Что же делать?!

Кое-кто рухнул на асфальт, будто отсутствие привычных образов лишило их способности держаться на ногах. Некоторые ощупывали физиономии, пытались протереть глаза. От жутких воплей вибрировал воздух. Оружие само собой падало из рук (естественно, что в столь нестандартной ситуации сопротивление теряло всякий осознанный смысл). Относительное спокойствие сохраняли считаные единицы: молчали, часто моргали, силясь восстановить нарушенный баланс. Повезло. Если остальные «видели» лишь беспросветные темные кляксы, то у немногочисленных счастливчиков всего-навсего плыло перед глазами. Они не переживали, что «…это навсегда?!». Видимо, эти безволосые зажмурились, отвернулись или просто моргнули – в тот самый момент, когда «Луч света» исполнил команду.

«Семь». Время восстановило обычный – живой, пульсирующий – ритм. Ускорение исчерпало себя. (Никто в Стае Страйкера не знал, отчего так случалось. Собственно, интересоваться такими вопросами было не принято. Форсаж (либо, как говорил Старейшина, «контролируемая ярость») приходил в те моменты, когда нечто открыто и бескомпромиссно (!) угрожало жизни метаморфа, после чего уходило – столь же неожиданно. Поскольку в Убежище ситуации подобного рода возникали не часто (вернее, вообще не возникали), размышлять об этом не считали нужным. Легенды утверждали, что во время Революции Волки умели форсировать по собственной воле – вне зависимости, подвергались ли они очевидной угрозе или нет. Однако Заветы племени гласили: «Не убий!» Следовательно, отсутствовала необходимость культивировать столь опасную, смертоубийственную способность, оставшуюся от Смутных времен, когда над миром развевалось алое знамя Революции. Старейшина упрямо отстаивал эту точку зрения. Юные Волки возражали: мол, старичье заставляет их отказываться от собственной природы; мол, изменить геном невозможно. Но «старичье» не желало ничего слышать. Сознавать, что возмутители спокойствия были абсолютно правы, Курт начал совсем недавно. Истина становилась горше оттого, что «оппозиционеры» в точности повторяли слова Тарана и Черепа. Прими Волчье племя свое наследие, и резня в Убежище могла иметь иной сюжет…) Воздух залихватски свистел в ушах.

Курт приземлился. Поверхность врезалась в ноги парой асфальтовых свай.

Ощущения угнетали. Первые секунды казалось, что время бежит еще быстрее, нежели обычно. Мерзкие ароматы гари, крови, страха тотчас набились в ноздри. Крики «всадников» кромсали воздух так, словно кто-то убрал палец с магнитного носителя, позволив ему бежать с обычной скоростью. Первым, на что опустился рыщущий взгляд, был труп бородатого гангстера. Цвет крови обрел насыщенность и интенсивность. Большое тело расщедрилось на целый литр.

Какой-то жалкий литр.

Может статься, живой. Волк хотел сделать «контрольный», но не двинулся с места.

Обернулся к остальным. По привычке взял «галил» на изготовку. Бандиты не представляли открытой опасности, не говоря о бескомпромиссной. Разве принято опасаться слепых щенков? «Всадники» стенали, протирали глаза, ползали на четвереньках… Убедительно воплощали беспомощность. Жутчайший из кошмаров.

Единицы, впрочем, оказались отнюдь не беспомощны. Невзирая (в обоих смыслах) на щекотливость ситуации, по мере сил сохраняли невозмутимость, ни на мгновение не забывая о присутствии прыгучего «черепа». Те самые, что лишь моргали, стараясь навести объем, контрастность и резкость. Нерешительно поднималось оружие.

Трое, близоруко щурясь, прицелились в Курта. Зрение возвращалось в одинаковом темпе. Собственно, дефиниция «взять на прицел» соответствовала реальности с большой натяжкой. Трясущиеся руки, слезящиеся глаза, «ходящие» стволы…

Чтобы избежать маловероятного расстрела, Курту следовало всего-навсего шагнуть в сторону. Что он и сделал. «Всадники» пару мгновений пялились на пустое место. Затем оружейные стволы двинулись вправо. Медленно, заторможено. Одна очередь, и «череп», где бы он ни стоял, непременно получил бы серьезные ранения. Однако Волк этого не опасался. Гангстеры не излучали опасности. Так, по крайней мере, утверждало волчье чутье. «Всадники» не походили на людей, готовых спустить курок во что бы то ни стало. Нет. Только не они. Не сейчас.

Тем не менее Курт не мог рисковать своей шкурой.

Он распрямил, упер левую ногу в асфальт, укрепляя позицию; напряг мышцы торса.

«Галил» разразился бранью. Короткими, емкими очередями, обстоятельно кроя матом «всадников», а также поочередно их ближайших родственников. Пули врезались в гангстеров, швыряли наземь, крушили кости, рвали плоть, лакали кровь.

Все трое умерли за считаные секунды.

Оставшиеся не стали искушать судьбу. Побежали, поползли, захромали – кто как мог, – к казенному транспорту. За руль рассаживались те, что худо-бедно опознавали предметы по очертаниям (предположительно, смогли бы различить столб и узкий тоннель). Судя по возне у водительских мест, счастливчиков имелось немало.

Значит, прояснялось.

Обнаружился братский, товарищеский дух – тех, что утратили ориентацию в пространстве, оказавшись тем самым безнадежно беспомощными перед кромешным мраком реальности, в один миг исполнившейся тайн, загадок и зловещих ощущений, которые, со своей стороны, приобрели незаурядную глубину и яркость… короче, этих бедняг тащили волоком. Непрошеный опыт, возможно, пойдет впрок.

Курт не двигался с места. Лишь постреливал в асфальт под ноги бегущим. «Шустрее, ублюдки! Ну же, безволосые свиньи!» Гангстеры торопились, но, как Волку казалось, недостаточно. Требовалось придать им необходимое ускорение. Пули терзали, драли невинный асфальт, выбивали мелкую шрапнель, кусавшую бандитов за бедра и ягодицы. «Всадники» мчались во весь опор. «Быстрее, уроды!» За «тойотой», теснившей столб в жарких объятиях, на противоположной стороне маршрута, который преодолел «хаммер», черный бешеный бык, яростно взревели моторы.

«Шустрее!»

Гангстеры рассаживались, грузили беспомощных коллег. Гремели дверцы; искры воспламеняли горючее; скрежетало сцепление. Автомобили, один за другим, срывались с мест. «Мерседес», «мазда», микроавтобус «форд». «Мерседес» так и носило, будто карбюратор перебрал неразбавленного спирта; покрышки дико визжали. Безволосый, похоже, видел не дальше «торпеды». Хрустнула фара – не успев затормозить, «мерседес» смял заднее крыло «форда». Сущая мелочь, пустяки.

Набирая скорость, «всадники» мчались прочь.

Курт не сдержал ухмылки.

Уму непостижимо! Он, «штатный киллер», в одиночку разгромил порядки противника, насчитывающего не менее двадцати единиц живой силы… Просто не верилось. Удача, ничего иного. Большая удача. Курт знал, что цел и невредим, и все же едва стерпел, чтобы не ощупать себя – убедиться, что истина «не даст, как всегда, пинка под задницу» (Словарь любимых фраз Черепа, том 3). Повезло.

Клыки царапнуло что-то металлическое. Поморщившись, Курт выплюнул чеку.

Забыл.

Дверь «хаммера» скрипнула. Безволосый таращился из салона.

– Сиди, не высовывайся! – рявкнул Волк. – Гад.

Бандит спешно закрыл дверцу. Попасть «штатному киллеру» под горячую лапу – приятного мало. Прецеденты случались, хотя поставить это метаморфу в упрек никто не решался. Череп закрывал глаза на «безобидные шалости» мохнатого озорника.

Курт осерчал не на шутку. Считанные мгновения назад он прикончил шесть безволосых (гладких, розовых, плоскозубых, но людей), – и все из-за того (злодейства совершаются с умным выражением лица, по самым банальным причинам…), что ублюдок-водитель не пожелал убирать ногу с педали (…будь то корень всех зол – корысть – или чье-либо нежелание оставить в покое рычаги управления)!

Объективно «череп» работал на благо Ордена. Весьма похвально. Однако он, во-первых, не спросил дозволения вышестоящего гангстера (если угодно, офицера), то есть Курта, на проведение опасного маневра, во-вторых, подвергнул огромному риску жизнь пассажира (не считая своей), имущество Ордена («хаммер») и вообще нарушил Правила. Самое страшное. Дисциплина почиталась «черепами» превыше всего.

Превыше жизни. И «хаммеров».

Кроме того, Волку было плевать на благо Ордена!! Его заботило всего-навсего то, что он считаные мгновения назад прикончил («Сволочи, вам всем гореть в аду, каннибалы проклятые!») шесть безволосых. Только оттого, что ни «черепа», ни «всадники» («Идиоты, вашу мать…») не подыскали себе иного применения, кроме «базаров», «стрелок» и «разборок». Никто не внедрял в них микроскопические подлодки, начиненные взрывчаткой. Они сами выбрали свою судьбу.

Немногие гангстеры доживали до преклонных лет. Как, к примеру, Череп. Лишь самые злые, коварные и кровожадные, точно крысы. Никто не мог ручаться, что во время «исполнения служебного долга» они не повстречаются с кем-то, кто окажется злее, коварнее, кровожаднее – круче во всех отношениях. Никто не мог гарантировать, что в одну ясную ночь они не встретятся с последним из могикан – полузверем-получеловеком, вервольфом кремниевого века. Последним метаморфом.

Таким образом, Курт исполнил Высшую волю.

Неизбежность.

Стало быть, до встречи. В аду.

Обдумав все это, Курт не испытал облегчения. Почему-то ему не хотелось служить инструментом Высшей воли. Почему именно он?! Прикончив своими лапами за одну-единственную ночь шестерых безволосых (не считая «Лавины»… «Боже…»), можно до потери пульса искать оправдания в стерильных метафизических сферах (у «завсегдатаев» тех сфер руки отмыты по самые плечи), но факты – жутко упрямая штука. Ничто не отменит простейшего: шесть безволосых. Своими руками…

Вздрогнув, Волк пришел в себя.

Прямо на него летел генератор страшного шума. Рев, грохотание. Пальцы сдавили «Галил». Расслабились. Слепящий свет преломился в стеклах особняков (этой распрекрасной ночью Гавань стала еще более мертвой). Курт не двигался с места.

Стоял в геометрическом центре проезжей части.

Обдало ветерком. Два джипа, толкающие «кенгурятниками» воздушную стену, промчались мимо. Курт не двигался. Стоял себе в геометрическом центре. Внедорожники пролетели на смехотворной дистанции – метр с небольшим. Ветер потрепал мохнатый загривок, понесся следом за джипами… Те бросились в погоню.

«Всадники» были уже далеко. Не страшно. «Черепа» догонят их в два счета – «всадники» не решались удирать во всю прыть стальных скакунов. Зрение восстанавливалось не так быстро, как хотелось. Водители, вероятно, не знали наверняка, чем обернется злокозненный столб, притаившийся, казалось бы, в наилучшем месте для развилок и поворотов. И, хотя Гавань не могла похвастаться ни одним тоннелем, Волк перевел дыхание, когда кортеж свернул на перекрестке. Замыкал процессию «форд»: неуклюжий драндулет носило в стороны, штормило. Неудивительно, поскольку в допотопный микроавтобус набилось не меньше дюжины безволосых.

Джипы объехали смятый «БМВ», горящую «тойоту». Набрали скорость. Разменяв сотню метров, стали тормозить. Неохотно развернулись. Глянцевитые туши, упустившие добычу из-под когтей. Не по своей воле – Череп дал «отбой», воспользовавшись рацией либо телефоном. Практически на поле боя. Изменил принятое решение. Для этого бандиту пришлось сделать феноменальное волевое усилие.

(Невероятно, нестерпимо, недопустимо.)

Чрезвычайная редкость. Как лягушачий град, феи-крестные или девственницы.

За спиной Курта заскрежетали тормозные колодки, шелестели покрышки, гудели моторы. Из общего гомона выделялся натруженный голос, не подающий и намека на одышку – голос огромной машины, вынужденной таскать на себе толстый панцирь.

«Додж».

Открывались, хлопали дверцы.

«Черепа» возбужденно шумели. Кто-то спешил к «БМВ» и «тойоте». Кто-то, посмеиваясь, щупал трупы. Рутина. Повседневная, знакомая работа. Профессионалы. – Прекрасно, малыш, – раздался голос.

… Принадлежащий человеку, ставящему превыше всего, даже превыше жизни (чужой, конечно; как насчет своей – неведомо) и материальных благ благо Ордена. Человек, повинный в том, что Волк пришил шесть безволосых («Мать твою, сукин сын!»). Человек, искавший и, самое главное, находивший мясо для «стрелок» и «разборок». Человек, вжививший в мозг Курта Страйкера бомбу-субмарину. Коварный и кровожадный, будто крыса. Тот, кто осуществил встречу «всадников» с последним вервольфом кремниевого века («Приятно. Взаимно…»). Сущий демон.

Череп.

– Что?

Курт стиснул челюсти. Оборачиваясь, постарался расслабиться, хотя бы внешне.

– Прекрасно, – слегка нахмурившись, повторил Череп. – Куча мертвецов за секунды.

В правой руке темнел тульский Токарева.

Курт пожал плечами. Надо же, кого-то хвалят за неплохое сообщение на заседании, за вкусный соус, за красивые глазки… Метаморфа хвалили за то, что он убивал людей. Чем изощренней, эффектней и быстрее, тем лучше. Тем многоречивей похвала.

– Кстати, сколько? – Гангстер бегло осмотрелся. Шесть. «Шесть гребаных трупов, ублюдок ты эдакий…»

– Шесть. – Череп удовлетворенно кивнул. Как шеф-повар, испробовавший соус, приготовленный подмастерьем. – Прекрасно. Теперь эти мерзавцы трижды подумают, прежде чем снова сюда сунутся! Мы даже не успели ничего сообразить. Сынок (Курт брезгливо сморщился. Бандит не придал этому значения, видимо, не разбираясь в мимике метаморфов.), ты оказался на высоте. Как, впрочем, всегда. Бах-бах гора трупов!

Волк почувствовал в голосе Черепа некоторую натянутость. Глава Ордена не походил на себя. Растрачивать одним махом столько эмоций – весь остаток на текущий месяц. Безволосый мог не улыбаться месяцами. Да и сейчас за черными стеклами очков затаилось что-то холодное, расчетливое и внимательное. Нечто, регистрирующее каждое движение. Ожидающее от «штатного киллера» определенной реакции.

Курт оскалился.

– Я – убиваю. Это все, что я умею, – сказал он. – Кто-то читает рапорты и печет пироги.

Череп усмехнулся.

Невидимое давление на Курта моментально ослабло.

– Инициатива – это хорошо, – сменил тему гангстер. – В особенности, если она хорошо заканчивается. Ты рисковал дважды. Во-первых, когда лез на рожон, и, во-вторых, не осведомившись о моем мнении. Я не давал приказа о подобных вещах. Маневр был красивый, спору нет, но и очень опасный. Мы могли просто не успеть снять гранатометчика. Ты подверг риску парня за баранкой, себя самого и машину. Она тоже денег стоит… – Череп пристально посмотрел на Волка. – Все это, как ты понимаешь, подразумевает взыскание. Разве что… все было иначе.

Глава Ордена перевел красноречивый взгляд на парня, переминающегося с ноги на ногу подле «хаммера». Все-таки вышел, со злобой подумал Курт. Невзирая на то что получил четкий, во всех отношениях внятный приказ. Сиди он внутри, и Череп, вероятно, о нем бы запамятовал… Хотя на это рассчитывать не приходилось.

Завершив формальности, гангстер по обыкновению перешел к разбору полетов. Узнать, кто виноват. Добыть подноготную, докопаться до правды. И – покарать.

Невиновные в Мегаполисе почти не встречались. Бродили своими тайными тропами, неизвестными прочим. Ели тайный хлеб. Не размножались. Вымирали, как редкий вид.

Обычно Череп оставался доволен. В Гетто ходил анекдот: если, подойдя к незнакомому человеку, вы выпустите ему кишки, в глубине души он поймет – за что.

Курт вновь взглянул на водителя. Испуганного, смущенного, чувствующего, что разговор затронул его скромную персону (25 центов – вот истинная цена человеческой жизни: розничная цена патрона). Безволосые, с трудом пересилив неизбывную инертность, также могли быть проницательными. Особенно когда их жалким шкурам угрожала смутная, пока еще не оформившаяся, но очевидная угроза.

Череп ждал.

Волк колебался. Как ни пытался, не находил ни малейшей зацепки. Никаких причин покрывать «черепа» – «этого кретина, болвана, мать его». Шесть трупов. Оттого, что правая нога идиота временно приросла к педали газа. Пусть же ответит.

Все обязаны отвечать за свои поступки.

Курт тихо вздохнул. Не бритоголовый крепыш повинен в том, что вообще касался педалей. Череп посадил его за баранку броневика, посвятил в Орден, платил жалованье. За то, что свежеиспеченный гангстер выполнял свою работу. До поры, до времени. Живое мясо для «базаров», «разборок» и «стрелок».

Парень сделал недопустимую ошибку. Все поголовно обязаны ответить за содеянное.

Тем более что наказание не будет слишком серьезным. Орден не практиковал таких тонкостей, как выговоры, пометки в личных делах, удержания из денежного довольствия… Причем отсутствие кадрового делопроизводства (в частности, личных дел) отнюдь не являлось главной причиной. Специфика криминального бизнеса состояла, прежде всего, в человеческом факторе. Негодяи, способные убить человека походя, между прочим, мало устрашались перспективой выговора, строгого выговора и даже пометок в личном деле. Денежное взыскание имело сиюминутный, недейственный эффект. Ослушнику, преступившему Правила, грозило бичевание или избиение битами. Крайняя мера, увольнение, применялась очень редко.