Текст книги "Третья русская революция"
Автор книги: Александр Мосякин
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Однако второй сценарий со временем все больше волновал американские спецслужбы, Госдепартамент и Белый дом. "Мы беспокоились частично из-за того, что события развивались очень драматично, а частично из-за примера Югославии, – говорит Эрмарт. – Но в основном из-за того, что очень много россиян сами боялись такого развития событий и они сами говорили об этом. Тогда российская политическая элита выступала с довольно апокалиптическими предупреждениями – гражданская война, голод, крах экономики". Напуганное такой перспективой американское руководство решило пересмотреть парадигму своей политики в отношении СССР.
В 1980-е годы, когда обозначился системный кризис советской империи, американское руководство задалось вопросом: чего бы оно не хотело видеть в Советском Союзе? И ответило на него так: мы не хотим экономического бедствия и связанного с ним отчаяния, чреватого политическим хаосом и гражданской войной в стране, обладающей огромным ядерным потенциалом. Конечно, на Западе были влиятельные персоны (Маргарет Тэтчер, Збигнев Бжезинский) и силы, мечтавшие о гибели "красной империи". Но вплоть до августовского путча высшее руководство США не желало хаоса в Советском Союзе или развала СССР. Судьбу балтийских республик Горбачев и Буш-старший отдельно обговорили на саммитах в 1989 году на Мальте и в мае-июне 1990-го в Вашингтоне.
Но когда развал Советского Союза стал реальностью, Вашингтон, боясь югославского сценария, стал искать наименее конфликтный вариант решения проблемы. Единственной возможностью избежать югославского варианта был роспуск СССР при условии, что административные границы между союзными республиками станут государственными. Эту мысль американцы стали настойчиво доводить до руководства советских республик (прежде всего Украины, Белоруссии и Казахстана), но главное – через его окружение – до Бориса Ельцина.
Как Горбачев невольно спровоцировал августовский путч, Ельцин спровоцировал развал Союза. Когда после провала путча президент России объявил о запрете компартии, и в Москве начались аресты крупных функционеров КПСС, в Киеве на трибуну Верховной рады вышел лидер украинских коммунистов Геренко и сказал: "Если мы сегодня не проголосуем за независимость Украины, завтра Ельцин арестует нас". И Верховная рада, где большинство составляли коммунисты, подавляющим большинством проголосовала за самостийную Украину. То же произошло и в других союзных республиках. Американцам даже не надо было вмешиваться в процесс. Им только нужно было подсказать, как это сделать.
Строб Тэлбот откровенно признался: "Когда-нибудь историки напишут, какой разительный контраст представляют собой развал СССР и развал Югославии. И хотя развал Советского Союза проходил хаотично, он – ничто по сравнению с югославским кризисом. СССР распался без вооруженных конфликтов, потому что Ельцин, Назарбаев, Кравчук и Шушкевич договорились об одном существенном принципе: границы между советскими республиками становятся международными границами. И это, за некоторыми исключениями, позволило процессу протекать мирно".
После провала путча Михаил Горбачев затеял в Новом Огареве под Москвой процесс склеивания евразийской державы. Его верным союзником был только участник июльской "тайной вечери" Нурсултан Назарбаев.
Звонок Бушу
Поначалу и Ельцин был верен договоренностям, достигнутым на той встрече. Но потом под воздействием своего окружения он решил избавиться от Горбачева и вместе с Леонидом Кравчуком и Станиславом Шушкевичем заключил Беловежское соглашение. Назарбаева в Вискули Ельцин не пригласил. Ведь тот мог напомнить ему о прежних договоренностях, а то и позвонить все еще действующему президенту СССР.
Беловежской тройкой было создано СНГ, как говорили в народе, Способ Насолить Горбачеву. Понимая, что творят, эти люди вели себя соответственно. О содеянном они сначала сообщили не президенту СССР в Москву, а президенту США в Вашингтон, пытаясь заручиться его поддержкой. Слухи об этом звонке давно гуляли по Москве, но Ельцин и его окружение их опровергали. Тем не менее звонок был. Вот как его описывает в своих мемуарах Джордж Буш.
"8 декабря 1991 года Ельцин позвонил мне, чтобы сообщить о своей встрече с Леонидом Кравчуком и Станиславом Шушкевичем – президентами Украины и Белоруссии. Фактически он еще находился вместе с ними в комнате охотничьего домика недалеко от Бреста. "Сегодня в нашей стране произошло очень важное событие, и я хотел проинформировать вас лично, прежде чем вы узнаете об этом из прессы", – заявил он с пафосом. Ельцин объяснил, что они провели двухдневную встречу и пришли к заключению, что "нынешняя система и договор о Союзе, к подписанию которого все нас подталкивают, нас не удовлетворяют. Поэтому мы собрались вместе и несколько минут назад подписали совместное соглашение". Ельцин зачитал что-то вроде подготовленного заявления. Он сказал, что близорукая политика Центра привела к политическому и экономическому кризису. В результате они подписали соглашение из 16 пунктов о создании Содружества Независимых Государств. Иными словами, он сообщил мне, что вместе с президентами Украины и Белоруссии они решили разрушить Советский Союз".
"Когда он закончил читать подготовленный текст, – продолжает Буш, – его тон изменился. Мне показалось, что изложенные им положения подписанного соглашения будто специально сформулированы таким образом, чтобы получить поддержку Соединенных Штатов. Они непосредственно излагали те условия, за признание которых мы выступали. Мне не хотелось преждевременно высказывать наше одобрение или неодобрение. Поэтому я просто сказал: "Я понимаю". "Это очень важно", – отреагировал Ельцин. – "Господин президент, – добавил он, – должен сказать вам конфиденциально, что Горбачев не знает об этих результатах. Он знал, что мы здесь собрались. Фактически я сам ему сказал о том, что мы встретимся. Конечно, мы немедленно направим ему текст нашего соглашения, и, конечно, ему придется принимать решения на своем уровне. Господин президент, я был с вами сегодня очень, очень откровенен. Четыре наших страны считают, что существует только один возможный выход из нынешней критической ситуации. Мы не хотим делать что-либо втайне. Мы немедленно передадим заявление прессе. Мы надеемся на ваше понимание. Дорогой Джордж, я закончил.
Это чрезвычайно, чрезвычайно важно. По сложившейся между нами традиции я и десяти минут не мог подождать, чтобы вам не позвонить".
Как говорится, no comment! Отмечу только одну деталь. В разговоре с Бушем Ельцин сказал о четырех странах, считающих, что есть «только один возможный выход из нынешней критической ситуации» – роспуск СССР. Но ведь в Беловежской Пуще были лидеры только трех советских республик! Что же за четвертая? Казахстан? Но, может, четвертым негласным участником Беловежского соглашения были США. А условия, за признание которых США выступали, сводились к одному главному пункту: добровольный роспуск СССР по существующим между союзными республиками административным границам.
21 декабря полномочные представители Азербайджана, Армении, Белоруссии, Казахстана, Туркмении, Узбекистана, Украины и России подписали Алма-атинскую декларацию о приверженности целям и принципам СНГ. В те дни в кремлевский кабинет Горбачева отметить развал Союза пришли с бутылкой виски Ельцин, Хасбулатов и Бурбулис. Горбачев отказался пить и навсегда покинул свой кабинет. А 30 декабря 1991 года Михаил Горбачев ушел в отставку, и Советский Союз приказал долго жить.
Нестор эпохи Клинтона
В ноябре 1992 года на президентских выборах в США победу над республиканцем Джорджем Бушем одержал демократ Билл Клинтон. Это была не просто смена политиков, но и смена эпох. Ветерана Второй мировой войны сменил в Белом доме представитель "бунтарского" поколения 1960-х, отказавшийся участвовать во вьетнамской войне. Он набрал команду молодых, либерально мыслящих интеллектуалов, которым предстояло вести могучий корабль под названием "Америка" в бурных водах быстро менявшегося мира. Одним из членов этой команды был человек, которого называют летописцем клинтоновской эпохи. Его зовут Строб Тэлбот.
Коренной американец, уроженец Дейтона (штат Огайо), Тэлбот получил академическое образование в Йельском и Оксфордском университетах, где установились его многолетние дружеские отношения с будущим президентом США Биллом Клинтоном. На протяжении двух десятилетий Тэлбот был сотрудником респектабельного еженедельника Time . В начале 1970-х годов он работал корреспондентом журнала в Восточной Европе, потом был корреспондентом при Белом доме, затем в течение пяти лет возглавлял вашингтонское бюро журнала, а незадолго до перехода на дипломатическую службу стал редактором по особым оказиям и обозревателем по иностранным делам. В Госдепартаменте США Тэлбот был сначала координатором по делам СНГ, а затем стал заместителем госсекретаря.
Первой крупной публикацией, принесшей известность 25-летнему аспиранту Тэлботу, был перевод мемуаров Никиты Хрущева. Затем Тэлбот выпустил несколько книг по дипломатии и американо-советским отношениям, что создало ему солидную репутацию. Достижения Тэлбота-журналиста были дважды отмечены премиями Эдварда Вейнтэра и трижды премиями Oversees Press Club . Уже будучи заместителем госсекретаря США, Тэлбот регулярно выступал на страницах New York Times, Washington Post, Financial Times, Foreign Affairs , британского журнала Economist .
Строб Тэлбот считается творцом российской политики администрации Билла Клинтона. Будучи давним другом президента, он часто действовал в обход своих непосредственных начальников – Уоррена Кристофера и Мадлен Олбрайт, был посредником в отношениях между Вашингтоном и Москвой и давал рекомендации, определявшие политику Белого дома.
Новая книга Тэлбота "Специалист по России", вышедшая в нью-йоркском издательстве Random House , вызвала в США широкий резонанс. Рецензент New York Times Билл Келлер определил ее как дипломатические мемуары с приемами раблезианского стиля". Профессор Мартин Малле отметил в Washington Post особую роль Тэлбота как главного политического контактера в отношениях с Москвой. Видный историк Майкл Бишлосс считает книгу Тэлбота «едва ли не лучшей в ряду мемуаров о президентской дипломатии» и полагает, что по клинтоновской эпохе эта книга будет «основным и обязательным пособием для чтения». Рецензенты отмечают литературные достоинства книги, сочетающей в себе «качества научно-политического сочинения и высокой комедии, где в главных героях два столь разных партнера, как Клинтон и Ельцин». Писатель Джон Лекарре считает книгу Тэлбота «замечательным вкладом в современную историю».

Строб Тэлбот (слева), президент Финляндии Марти Саари и Виктор Черномырдин. Строба Тэлбота не случайно называют творцом российской политики при президенте Билле Клинтоне.
«Полезный» яд
Книга не лишена недостатков. Автор лакирует облик и некоторые поступки своего друга и шефа и умалчивает о болевых точках в российско-американских отношениях в годы клинтоновского правления. Например, об ответственности американских советников и контролируемых США международных финансовых институтов за российский дефолт в августе 1998 года. Или о губительной для самой Америки антироссийской нефтяной геополитике Белого дома и об отмывании российских денег в американских банках, что выявил скандал вокруг Bank of New York .
Вспомним проведенную по указке чикагских и гарвардских профессоров во главе с Джеффри Саксом приватизацию в России. Считающиеся образцом коррумпированности страны Латинской Америки за 10 лет приватизировали 279 предприятий, получив за них 90 млрд. долларов прибыли в казну. Маленькая Венгрия за 10 лет приватизировала 30% предприятий и получила 3 млрд. долларов прибыли. А по разработанному под руководством американцев плану приватизации Россия за 2 года должна была приватизировать 70 тыс. предприятий, выручив за них... 1 млрд. долларов!
Такая приватизация привела к полному опустошению государственной казны и посадила страну на поводок политически мотивированных займов МВФ. Конечно, ответственность за это в первую очередь несет российская правящая верхушка. Но свою долю ответственности несет и американская сторона. И об этом Тэлбот тоже молчит.
Зато книга полна ярких сюжетов, а характеристики иных политиков звучат как приговор истории. Вот что, например, пишет Тэлбот об итогах внешнеполитической деятельности Горбачева и Шеварднадзе: "Горбачев и его министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе к 1991 году уже исчерпали, точнее говоря, разбазарили свои дипломатические активы. То, чего они сами не видели или не знали о себе, несомненно, и видели, и знали о них, дипломатах-самоучках, западные коллеги. Не представляло труда составить баланс понесенных московской дипломатией издержек. Возмещения же отчетливо просматривались только в двух пунктах: с Советского Союза снят был ярлык "империи зла" и наметилась (на первых порах с оговорками) констатация окончания "холодной войны". Горбачев и Шеварднадзе начали движение, приведшее их к результату, которого они не ожидали и к которому не стремились. Освободив Чехословакию, Венгрию, Польшу, Восточную Германию от былой роли сателлитов советской империи, они оборвали и все другие их связи с СССР. Варшавский договор перестал существовать. Следующим логическим актом этого процесса должна была стать дезинтеграция Советского Союза, поскольку и союзные республики имели основания считать себя сателлитами Москвы".
На презентации книги Тэлбота в Фонде Карнеги автора спросили: "Вы много пишете о том, чего добились Соединенные Штаты от России. А что получила сама Россия? Совпадали ли ее интересы с американскими, или Вашингтон действовал в ущерб Москве?" И Тэлбот ответил: "Это сложный вопрос, особенно если учесть, что россияне постоянно его себе задают и постоянно на него отвечают, и вы знаете, как: вы думаете только о себе, вы близоруки, мы от этого всего только страдаем. Ельцин сам часто повторял: "Россияне меня возненавидят, если я пойду за вами". Мы пытались их переубедить. Мы делали это, ссылаясь, например, на опыт успешной работы комиссии Гор-Черномырдин. Мы пытались им показать: то, что мы просили их сделать, было в их интересах. Это, кстати, тоже сводило их с ума. Нам отвечали: "Вы не только подливаете нам яд, вы еще говорите, что этот яд полезен". Но почему в таком случае в отношениях с Америкой Ельцин так себя вел? И почему так вели себя американцы? Книга Тэлбота отвечает на эти и другие вопросы. Давайте пройдемся по некоторым ее страницам, комментируя их и размышляя.
Пьяный партнер
Мимолетная встреча главных героев "раблезианской повести" Тэлбота состоялась еще во время предвыборной кампании Билла Клинтона. А вскоре после инаугурации 20 января 1993 года 42-й президент США позвонил первому президенту России. Клинтон, едва вступив в должность, счел необходимым поддержать Ельцина, ведшего нелегкую борьбу с оппонентами. Это был третий звонок нового хозяина Белого дома своим заокеанским абонентам. По свидетельству Тэлбота, "Клинтон загодя приготовил слова, какие более всего хотел бы услышать от него человек в Кремле, находившийся на прямом проводе".
Разговор начался с фразы, которая должна была елеем пролиться на душу Ельцина. Клинтон сказал, что высшим приоритетом для себя он считает "отношения с Россией вообще и персонально с ее президентом" и что эти отношения "должны
строиться на основе партнерства". Однако ответ Ельцина прозвучал невнятно. Клинтон, решив, что это технические накладки, продолжил беседу и сообщил абоненту, что своим помощником и личным представителем по русским делам он назначил Строба Тэлбота и потом добавил: "Мое особо доверенное лицо". Ельцин с восторгом воспринял эту новость.
– Боб Страус? О-о-о! Я его хорошо знаю!
– Не Боб Страус, а Строб Тэлбот, – чеканя фразу, произнес Клинтон.
– Н-ну, да! Б-боб Страус. Я с ним встречался в Москве.
– Господин президент! Не Боб Страус, а Строб Тэлбот! – повысив голос, поправил Ельцина Клинтон.
Однако реакция была той же. После четвертого или пятого захода хозяин Белого дома наконец понял, что его собеседник в доску пьян. Он изменил тему разговора, намекнув на желательность личной встречи. Это привело Ельцина в дикий восторг, и он, словно медведь перед спариванием, ликующе прорычал в трубку: "Б-билл! Когда мы встретимся? Это нужно сделать как можно бы-ы-стрее!" Клинтон, чье расписание зарубежных визитов и встреч еще не было определено, не мог сказать ничего конкретного. Однако бывший "на взводе" Ельцин на него напирал, желая непременно знать точное время и место встречи, кои изменить было бы уже нельзя. Но Клинтон твердых обещаний пока не дал и, попрощавшись, повесил трубку.
Так состоялось знакомство двух президентов. Поясню: Боб Страус – это посол США в Москве во время августовского путча, с которым в ночь на 21 августа Ельцин договаривался о бегстве. Тэлбота Ельцин раньше не знал, хотя, возможно, слышал о нем от своего министра иностранных дел Андрея Козырева.
Тот первый разговор по "красной линии" озадачил американского президента. Повесив трубку, он грустно улыбнулся и нараспев сказал Тэлботу про кремлевского визави: "Кандидат для трудной любви, какую едва ли случалось прежде ведать". И все же Клинтон, у которого в детстве был горький опыт общения с отчимом-алкоголиком, повел себя как ответственный государственный муж. С первых дней своего президентства он внушал подчиненным, что "как бы ни относиться к пристрастию Ельцина, надо сохранять баланс в оценке, памятуя, что речь идет о России". Но подчиненные были менее щепетильны. Узнав подробности "задушевной беседы", один из них брякнул. "Ну и страна! То диктаторы, то самодуры, то полупокойники, а теперь алкоголик".
По мнению Клинтона, первое, что в стратегическом плане было необходимо России, – это "большой рабочий проект". "Русские в депрессии, – сказал он. – Ельцин должен стать для них своим Франклином Рузвельтом. Но он не справится без нашей помощи".
Меморандум Тэлбота
Стробу Тэлботу было поручено составить меморандум, который в середине марта 1993 года был передан в Белый дом под титулом "Стратегический альянс с российской реформой". Главная сложность предполагавшегося альянса состояла в следующем. Советский Союз виделся руководству США могучим гигантом, чья военная сила представляла смертельную угрозу Америке. На протяжении сорока с лишним лет внешнеполитическая доктрина Вашингтона строилась на сдерживании и отбрасывании "советской экспансии" повсюду в мире. Теперь же источником сложности в двусторонних отношениях была слабость России. И как строить неравноправный альянс, поначалу никто не знал.
Бесспорным было одно: высшее руководство США, как до осени 1991 года в отношении СССР, не было заинтересовано в развале России, которой под давлением Вашингтона передали свои ракетно-ядерные потенциалы Украина, Белоруссия и Казахстан. Эта позиция четко отражена в "меморандуме Тэлбота", где подчеркнуто, что Соединенные Штаты "не хотят видеть ядерную Югославию в сердце Евразии". Прочее предстояло определить. И Тэлбот выделил колею, в рамках которой должен был развиваться "стратегический альянс с российской реформой".
С одной стороны, нежелательной и неприемлемой была перспектива диктатуры в России, чреватая возвратом страны к ее прежнему репрессивному опыту. Для США и их союзников это означало бы возобновление "холодной войны". "Избежать такой перспективы, – сказано в меморандуме, – можно только одним путем – превращением России в современное государство, интегрированное в мировое политическое и экономическое сообщество". А с другой стороны, "чтобы реализовать эту цель, Соединенным Штатам следует не только предупреждать худшее, но и содействовать в сегодняшней России всему наилучшему, с учетом его перспектив, что исключало бы спонтанные, импульсивные усилия и акции". Такая была задана парадигма российской политики Вашингтона.
Однако ее осуществление требовало понимания природы и сути протекавшего в России процесса, который Тэлбот назвал третьей русской революцией. "Фактически эта третья по счету в XX веке русская революция троична по своим целям, – писал Тэлбот. – Русские пытаются, во-первых, трансформировать свою страну, переведя ее от тоталитарного режима в демократию. Во-вторых, перейти от командной экономики к рыночной. И, в-третьих, совершить переход от многонациональной империи к национальному государству". И хотя последнее утверждение в отношении страны, населенной 189 большими и малыми этносами, выглядело натяжкой, а Чечня уже объявила о независимости, в целом Тэлбот верно уловил суть исторического процесса и правильно сформулировал для США ее стратегию в отношении России, чему немало способствовали события в Москве.
Первое поражение Ельцина
В ноябре 1992 года, когда на президентских выборах в США победил Билл Клинтон, Конституционный суд России отменил объявленный Борисом Ельциным в августе 1991 года запрет коммунистической партии. Получив полную легитимность, компартия стала быстро консолидировать свои ряды, намного опередив другие организации. А вместе с тем резко обострилось давно наметившееся соперничество президента и его команды с оппозиционным парламентом.
Поначалу главным требованием оппозиции была отставка и.о. премьер-министра Егора Гайдара, которого оппозиция атаковала еще с весны, не утверждая в должности главы правительства. Экономическая ситуация в стране была катастрофической, галопировала инфляция, и с каждым месяцем позиции "отца шоковой терапии" становились все более шаткими. И тогда Ельцин пошел на рискованный шаг. Выступая 10 декабря перед депутатами Верховного Совета, он призвал всех, кто поддерживает его реформы, покинуть вместе с ним зал заседаний, если парламент будет настаивать на отрешении Гайдара от должности. Ельцин по старой памяти думал увлечь за собой толпу. Но когда президент сошел с парламентской трибуны и твердым шагом направился к выходу, за ним последовало 40-50 человек. Подавляющее число депутатов не сдвинулось с места.
Это было первое крупное политическое поражение Ельцина, вследствие чего был смещен со своего поста Егор Гайдар, а новым премьер-министром России стал старый номенклатурный волк Виктор Черномырдин. Западных лидеров и спецов по русским делам, следивших за московскими баталиями, отставка Гайдара не испугала, ведь на Западе падение кабинетов министров и премьеров – явление ординарное.

В 1995 году Борис Ельцин и Андрей Козырев были сильно обеспокоены ситуацией в России
Однако через три дня произошло событие, которое вызвало на обоих берегах Атлантики подлинный переполох. 14 декабря 1992 года на конференции министров иностранных дел 52 стран в Стокгольме выступил Андрей Козырев. Его выступление и последующие беседы с высокопоставленными чиновниками американской администрации открыли Белому дому глаза на многое и определили перспективу отношений официального Вашингтона и Москвы.
Мечта карьериста
Вот как характеризует Тэлбот политику Ельцина и Козырева, ставшего в 1990 году с подачи Шеварднадзе министром иностранных дел РСФСР: "Тенденция к дезинтеграции СССР, все усиливаясь, наводила на мысль о диктатуре, которая – как это представлялось и тем, кто ее опасался, и тем, кто видел в ней панацею от грозящего сверхдержаве распада, – сделает попытку остановить процесс. В этих условиях российские либералы, ведомые Ельциным и Козыревым, чтобы предупредить угрозу диктатуры, сами взялись поддерживать союзные республики в их праве на самоопределение и практически стали призывать их к отделению. Естественно, эти самоопределения и отделения должны были бы в итоге вылиться в прецедент для самой Российской Федерации..."
То есть Тэлбот считает, что в развале СССР одинаково виновны и Горбачев с Шеварднадзе, и Ельцин с Козыревым. Причем в этом квартете лишь Горбачев искренне не желал развала.
Тэлбот хорошо знал Козырева еще с середины 1980-х годов и воспринимал "как представителя нового поколения советских дипломатов, который и внешним обликом, и мышлением походил на своих западных коллег".
Вот что пишет Тэлбот о скрытых пружинах поведения Козырева: "Даже работая на вторых ролях в советском МИДе, он тяготел к собственному осмыслению ситуации. Не имея возможности открыто заявить об этом, он находил способ дать понять это своим иностранным собеседникам – гримасой, улыбкой, фигурой умолчания. Эти качества влекли его к новой роли на международных дипломатических подмостках. Но вторые роли, на которых Козырев обретался, не давали, и более того – не предвещали в обозримом будущем вожделенного простора".
Вожделенный простор карьерный дипломат Козырев мог получить, лишь став министром иностранных дел независимого государства. А стать им он мог, лишь развалив Советский Союз. Руководствуясь этим интересом, Козырев и другие "карьерные демократы" стали подбивать Ельцина и лидеров национально-демократических и националистических движений в союзных республиках к "полюбовному" роспуску СССР. Закулисным режиссером спектакля в последнем акте был Вашингтон.
Козыревская провокация
И вот 14 декабря 1992 года Андрей Козырев вышел на трибуну Стокгольмской конференции и на правах полномочного представителя демократической России, взявшей курс на реформы и сближение с Западом, произнес речь, которая, вопреки всем ожиданиям, прозвучала как декларация новой "холодной войны". После афронта, который потерпел Ельцин в Верховном Совете, минуло лишь три дня. Политики и политологи только начинали осмысливать драматический эпизод в российском парламенте, и резкого поворота во внешней политике России не предугадывал никто. И вдруг министр иностранных дел ельцинской России, провозгласивший своими приоритетами свободу и демократию, объявил, что отныне приоритетом его правительства и страны будет всемерная защита своих национальных интересов от посягательств Запада. Более того, Козырев обратился в зал к изумленным министрам иностранных дел СНГ с призывом объединиться вокруг России, способной постоять за себя и своих друзей.
В течение получаса в зале царило смятение, умноженное суетой репортеров, бросившихся к телефонам, чтобы передать в редакции ошеломляющую весть: Россия возвращается к политике и принципам "холодной войны"! Кто-то не поддался всеобщему замешательству и стал склоняться к мысли, что речь Козырева была провокацией, а сам он – обманщик и самозванец, никем на такие заявления не уполномоченный. Лоуренс Иглбергер – последний госсекретарь в администрации Джорджа Буша-старшего, сменивший на этом посту Джеймса Бейкера, отвел Козырева в сторону и потребовал объяснений. И российский министр, явно растерянный и оробевший, пояснил госсекретарю США, что его речь – это ораторский прием, целью которого было наглядно показать всему миру, что может произойти в России, если там верх возьмут сторонники жесткой линии – противники Ельцина.
А чуть позже Козырев откровенно признался Дэнису Россу – помощнику Дж.Бейкера по русским делам, что его спич был в первую очередь адресован новому президенту США Биллу Клинтону, которому в январе предстояло сменить Джорджа Буша в Белом доме. В те дни Ельцин, крайне нуждавшийся в поддержке Америки, просил Клинтона как можно скорее встретиться с ним. А так как согласия на это президент России не получил, то надо было показать новому хозяину Белого дома, какая Россия его ждет, если он не поддержит Ельцина и тот не устоит. В заключение Козырев добавил: "Без участия американцев и без американской помощи на высшем уровне мы кончены".
То есть стокгольмский демарш Козырева был тщательно спланированной акцией Кремля – криком души, обращенным к новому руководству США. И в Вашингтоне поняли, что ельцинский режим отчаянно нуждается в поддержке Америки и ради сохранения своей власти Ельцин и его окружение пойдут на любые уловки и уступки, даже противоречащие интересам России. А это требовало выработки соответствующей стратегии.
Императив Никсона
Еще до официального вступления в должность Билл Клинтон провел совещание ключевых сотрудников своей администрации по внешнеполитическим вопросам, где подвел итоги работы предыдущей администрации и наметил планы на будущее по части российских дел. "В данный момент главное – это не конец коммунизма и не конец "холодной войны" – это уже в прошлом, с этим покончено, – сказал Клинтон. – Пришло время начинать новое, и ему надо дать нужную начинку. Как сделать, что сделать, как держаться правильного направления – вот задача, которую надо решать".
17 декабря 1992 года Клинтон, встревоженный "невероятной кутерьмой в России", позвонил Тэлботу. "Если ситуация полностью выйдет из-под контроля, – сказал он, – то можно ожидать сотен тысяч и миллионов беженцев, которые хлынут из России на Запад. Кроме того, Россия, в которой может быть сметен Ельцин, это наверняка возвращение к политике конфронтации со всем миром". А в клинтоновской программе значились совсем иные приоритеты. "Стало быть, – заключил Клинтон, – главная наша забота и первое, на чем следует сосредоточиться, – это отвращение грозящей России опасности". Так идея спасения ельцинского режима засела в клинтоновской голове, что полностью отвечало чаяниям хозяина Кремля и его окружения.
Но сделать это было непросто. Тэлбот беспощаден к Ельцину. Он считает, что время его правления было во многом потеряно для России, потому что в первый президентский срок он думал о переизбрании, а во второй – о преемнике, который бы не отдал его под суд. Тэлбот проводит параллель между временем правления Ельцина и Смутным временем начала XVII века, когда страна была до основания разорена, а в Кремле хозяйничали иноземцы, норовившие себе во благо воспользоваться бедами России. Беды, обрушившиеся на постсоветскую Россию, были усугублены, по мнению Тэлбота, личными качествами первого российского президента – "его спонтанными, порой сумасбродными акциями, запоями, тщеславием, неконтролируемой раздражительностью, физическими недугами и приступами депрессии".
Работать с таким политическим партнером – задача нелегкая. Поэтому, интуитивно чувствуя простодушную прямоту Ельцина, Клинтон решил сразу взять быка за рога и после инаугурации позвонил по "красной линии" в Кремль. Но Ельцин не вязал лыка, и из первого разговора двух президентов вышел досадный блин комом. Потом был еще звонок. Однако Ельцин пребывал в том же "состоянии духа". И тогда в феврале 1993 года Белый дом командировал "на рекогносцировку" в Москву 37-го президента США Ричарда Никсона, который всегда считался большим докой в русских делах.








