Текст книги "Свободный Охотник"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

PAUSE

Кто я такой? Всего лишь электрик при районном Отделе народного образования – простой, как инфузория-туфелька. Бегаю туда-сюда. Висят на мне гири в виде всех местных школ, да ещё по договорам обслуживаю несколько объектов – поликлинику, например, и даже отделение милиции. Старательно кормлю семью. Нужный я человек, и на том исчерпывается моя ценность. Чем я заинтересовал этого вундеркинда? Рассказами, как чиню розетки, проверяю разводку проводов и меняю лампочки в женских раздевалках?

Да, раньше я мог бы кем-то там стать. По молодости мне об этом часто говорили – незаурядный, мол, человек. И сейчас иногда говорят, когда хлопнем стаканчик-другой. Имею высшее образование, после окончания института работал в Научно-исследовательском Вычислительном Центре, что на 14-й Линии Васильевского острова (теперь это учреждение называется Институтом Информатики), одновременно был в заочной аспирантуре и готовился защищать диссертацию. Но… Именно – «НО»! Работал, готовился, был. Все – в далёком коммунистическом прошлом. Выгнали меня за то, что подрабатывал на стороне. Ладно бы по специальности халтурил (и тихо, ни с кем не ссорясь), так ведь я в свободное время спиливал верхушки деревьев на кладбище, за сумасшедшие деньги, конечно. Встал я поперёк дороги другому кладбищенскому «спильщику», и неподкупная милиция тут же донесла на меня руководству Вычислительного Центра. Взяло руководство и выгнало незаурядного человека, который мог бы кем-то там стать. Время было такое, никуда не денешься. Оторвали от меня «Имитационную модель рыбной части сообщества озера Байкал», которая разрабатывалась в рамках темы «Космический мониторинг сложных экосистем». И осталась от меня только частица «бы». Впрочем, благосостояние моей семьи при этом не только не пострадало, а в точности наоборот – спасибо тому маразматическому времени, которое было…

Парень неожиданно бурно отреагировал на упомянутый мной Институт Информатики. Словно только и ждал, когда же наконец я проговорюсь.

– Значит, раньше вы были учёным? – спросил восторженно. Даже приостановился и посмотрел на меня. Так посмотрел, что мне стыдно стало, ведь я не тот, не тот герой, который ему вдруг привиделся!

Оказывается, мама все-таки делилась с ним воспоминаниями об истинном отце. Урывками, обмолвками. Не стала стандартно врать про погибшего лётчика или моряка, и с другой стороны, не представила этого человека, как иногда бывает, подонком, пьяницей и ничтожеством. Она успокоила сына: мол, твой папаша жив, это обыкновенный научный сотрудник, который целиком ушёл в решение задач науки и производства. Ушёл и не вернулся. А пацан уже сам домыслил-размечтался, что отец его – большой учёный, которому просто жалко было тратить время на семью и детей. Такой мотив, как ни странно, казался мальчику вполне убедительным. Или нет в этом ничего странного?

– А что, вдруг ты и вправду потомок великого человека? – необдуманно и жестоко съязвил я.

Он, к счастью, не обиделся.

– Я бастард, – сообщил парень не без гордости. – Был и буду. Дело-то не в этом, так что вы зря.

Ого, какие слова мы освоили, подумал я, обуздав своё желание немедленно ответить. Человек начитался интересных книжек про рыцарей, где внебрачные дети обязательно оказываются королевской крови и после многочисленных подвигов взбираются на трон, – что ж тут смешного? Однако же – «бастард»… Вот ведь придумают, фантазёры сопливые! Безотцовщина проклятая…

– Просто я хочу знать, чей я, – завершил он мысль.

– В каком смысле?

– У меня есть истинная фамилия. Я её не знаю. Надоело быть системнорожденным.

– Кем-кем?

– Рождённым в системе.

– Теперь понимаю.

– А вы были какой учёный?..

Ничего-то я не понимал. Странности кружили над нашими головами, мешали беседе. Трудно разговаривать с человеком, у которого умер кто-то из близких, однако у меня не было таких трудностей. Собеседник вёл себя так, будто ему наплевать, что вчера он потерял и мать, и новорождённую сестру. Или так, будто забыл об этом. А может, самым странным было как раз моё поведение? Мне бы отложить свои дела, взять его за руку и отвести домой, к родственникам, но вместо этого я почему-то тащил парня с собой в школу. Дикость? Чудовищное бездушие? Я полагаю, нет. Наше обоюдное помешательство имело другое название – запрограммированность.

– Я был не учёным, а инженером, – ответил я, испытывая нелепое чувство, будто оправдываюсь. – Если точнее, я занимал инженерскую должность.

– Ну, это даже интереснее, – солидно покивал он.

Вероятно, мальчик все ещё на что-то надеялся. Оттого и шёл со мной, оттого и смотрел на меня так – большими серьёзными глазами.

– Ты считаешь, что инженер звучит более гордо, чем научный сотрудник? Правильно считаешь. Вот к примеру, существуют главные инженеры проекта, «гипами» называются, если станешь им – каждый день сможешь об научных сотрудников ноги вытирать.

– Я знаю, кто такие гипы, они космосом занимаются.

– Ага, – засмеялся я, – именно космосом, чем же ещё. С космической зарплатой. Не тычь в мои раны, малыш. Когда-то давно я видел секретную платёжную ведомость, из которой следовало, что с гипов каждый месяц удерживают партийных взносов больше, чем мой должностной оклад.

– Гип – это главный инженер программы, – поправил он меня. – Программы, а не проекта…

Школа, где училась моя дочь, располагалась недалеко – десять минут ходьбы. Мы пришли, и наша беседа прервалась. Работа мне предстояла обычная: сделать свет в мужском туалете. Мальчишки вечно лампу дневного света портили, чтобы по вечерам, когда музыкальные и спортивные секции, можно было вставать ногами на унитаз, подтягиваться по трубе и заглядывать в щель между потолком и перегородкой. По ту сторону перегородки был, разумеется, женский туалет. Если света нет – тебя не видно, а ты видишь все. Короче, какие-то гадёныши догадались стартер из лампы выдёргивать, поэтому не реже одного раза в неделю мне приходилось эту детальку возвращать на место.

Первое из дел отняло ровно минуту, но было и второе. Пожарный требовал, чтобы в коридоре возле компьютерного класса я сделал скрытую проводку, как полагается. Чем я и занимался последние два дня – выдалбливал канал в шве кирпичной кладки, куда должны лечь провода. Долбить стену, конечно, не входило в мои обязанности, ведь я электрик, а не штукатур, и в другой школе я бы плюнул на них всех, которые требуют от людей бесплатного трудового энтузиазма, но здесь училась моя дочь. Будет исполнено, пообещал я завхозу. Единственное условие – пусть потом заштукатуривает кто-нибудь другой. Рабочий по зданию, говорю, уже опух от безделья, вложите в его руку шпатель вместо стакана…

Я привёл своего юного спутника в компьютерный класс и предложил:

– Садись, играй. Хочешь?

Работал кружок по основам информатики. Если можно так выразиться. Старшеклассники группировались по двое-трое вокруг ярких экранов и вели с процессором фирмы «Диджитал» всевозможные смертельные схватки, а преподавательница отсутствовала – за порядком следил её брат-студент.

– Мне нельзя, – ответил мальчик.

– Не стесняйся, здесь все играют. Я Сашу попрошу, он тебе отдельный компьютер подключит, вон тот, возле сейфа.

– Мне нельзя, – тоскливо повторил он. – Вы не понимаете.

– Что тебе нельзя?

– Я не имею права садиться за дисплей. Я постою и посмотрю, можно?

Он стоял все время, пока я был в коридоре. Забравшись на стремянку, я сотрясал школу монотонными ударами молотка о зубило, а когда слезал, чтобы передвинуть лестницу, то изредка заглядывал в класс – из любопытства. Он ни разу не присел. Он смотрел, как другие развлекаются. Кто-то бил по клавишам, кто-то азартно ёрзал на стуле. Насыщенные цветом экраны вспыхивали и гасли, меняя картинки – они жили собственной жизнью. А гость только смотрел. Что за блажь, думал я, стряхивая пыль с халата, что за новая «фишка»? В каком смысле – «не имею права»? Кто и зачем мог запретить человеку сидеть за компьютером, и почему нельзя было нарушить запрет, если никто об этом не узнает, и в чем тут, вообще, смысл? Очередной заскок, думал я то ли с жалостью, то ли с раздражением. Необъяснимое поведение мальчика мешало мне спокойно работать, вынуждало торопиться. А о чем думал он, почему не уходил, почему ждал меня?

Я был занят час с небольшим. Когда же я пришёл забирать гостя обратно, оказалось, что руководительница кружка уже вернулась. Баловство кончилось, голос женщины профессионально звенел:

– Ну, кто нам объяснит? Если мы сложим двести и двести, сколько получим? Четыреста! А машина выдаёт только сто сорок пять! Ну-ка, где ошибка, кто знает?

Народ весело переглядывался. Преподаватель привычно сердилась:

– Всех повыгоняю! Целый год Паскаль мусолили!

– Разрядная сетка переполняется, – тихо сказал мне парень. Его услышали, и наступило общее молчание. – В их программе формат данных задан как BITE, значит, под результат отводится всего восемь двоичных разрядов, – продолжал он ещё тише. Он говорил для меня, для меня одного. – Машина суммирует до 255 и обнуляет регистр. Остаётся 145. Нужно заменить BITE хотя бы на INTEGER, это элементарно.

Лица юных программистов выражали сложные чувства, среди которых уже не было шкодливой радости. Да, красиво мы ушли. Напоследок я предупредил руководительницу кружка, что в понедельник вынужден буду обесточить компьютерный класс. Потом мальчик помог мне унести все барахло в комнату рабочего по зданию, и мы покинули школу.

Не знаю, имело ли какое-нибудь значение, что дорогу нам перебежал здоровенный котище? Не чёрный, просто тёмный. Я, конечно, не суеверен, но незаметно перекрестил арку и на всякий случай поздоровался с подлой тварью: здравствуй, говорю, котик, симпатичный ты мой, говорю, – как известно, это помогает избежать грядущих неприятностей.

– Вы что, любите кошек? – удивился мой спутник.

– Зачем? – ответно удивился я. – Собак. Мы предпочитаем собак, но заводить их больше не хотим. Был печальный опыт. А ты?

Он не любил ни собак, ни кошек. Вернее, не любил он только кошек, а к собакам был абсолютно равнодушен. Есть люди, которые любят кошек и терпеть не могут собак, и есть люди, у которых все наоборот. Мальчик не относился ни к тем, ни к другим, но означает ли это хоть что-нибудь, кроме того, что вот такой уж он человек? Из всех домашних животных он отдавал своё сердце крысам… Крысам! Я был потрясён, когда понял, что это не враньё и не шутка. «Вы просто не знаете, – горячо объяснял он мне, – руки у них – как настоящие, маленькие такие, розовые, с розовыми пальчиками. И ножки тоже. А пальцев – ровно четыре! Не смейтесь, я считаю не с нуля, а с единицы. И лица у них тоже почти как у нас с вами…» Мальчик искренне полагал, что крысы – это будущее человечества (надо же такое выдумать!) На самом деле, мне кажется, он любил не крыс, а все-таки будущее. Он постоянно думал о будущем, не прерываясь ни на секунду. Редкое и ценное качество, но вряд ли это безвредно для здоровья. Вряд ли.

– Как твои успехи в учёбе? (Мы продолжали беседу). Похоже, у тебя высокая квалификация.

– Нет, у меня плохо по физике. Я не разбираюсь, как в двухмерном мире существуют, например, позитроны, фотоны и так далее.

– Странные у вас требования. Во всем остальном ты уже разбираешься, да?

– И ещё никак не могу рассчитать, какова энергия, за счёт которой происходят такие жуткие изменения структуры Галактики…

Я веселился, а он огорчённо вздыхал. Какие, интересно, изменения происходят в структуре Галактики, мог бы я уточнить, пряча насмешку. И что же нам теперь делать, мог бы я притворно испугаться. Однако не стал. Наверное, пожалел ребёнка. Или себя. Тем более, его нелады с физикой оказались серьёзнее, чем казалось поначалу. Ведь он (стыдно признаться!) до сих пор не смог понять: есть ли у хаоса цель, или только ограниченный набор функций? Смех смехом, а ему действительно было стыдно. «Причём здесь физика? – возражал я. – Скорее, философия. Главный вопрос бытия». – «Хаос – это термодинамика, – убеждал он меня, несмышлёныша. – А термодинамика – один из разделов физики…» Воистину, даже просто умным быть вредно для здоровья!

– Кстати, почему тебе нельзя подходить к компьютеру? – наконец вспомнил я.

– Может, расскажешь? Я умею хранить чужие секреты.

Он долго молчал, прежде чем признаться:

– Я поклялся.

– Ого! – сказал я. – Черт возьми! Кому и в чем?

Он не ответил. «Герой дня оставил вопрос без комментариев», – пишут в таких случаях. И до самого дома мы не смогли найти другую тему для разговора, так и брели, молчали. Ишь ты, обиженно думал я. Щенок щенком, а туда же – «поклялся». Тайна, зарытая в землю, рыцарский роман… Если честно, этот парень нравился мне безумно. Неведомая клятва, любовь к крысам и информационным технологиям, безрассудные поиски отца и даже замена десятичного мира восьмеричным – все это ломало мою окостеневшую душу. Рядом со мной шагал истинный романтик. Новый романтик. Было в нем что-то, чего не было во мне. И тогда я спросил его о том, что мучило меня все время, пока мы путешествовали в школу и обратно. Я решился спросить, потому что понял – с таким человеком можно говорить о чем угодно, не опасаясь причинить ему боль.

– Ты что, один остался? Есть у тебя бабушка-дедушка? Или сестра, брат?

– Старший брат был, – равнодушно отозвался мальчик.

– Что значит – был?

– Погиб. Убили на войне.

– На ка…какой войне? – Я остановился, забыв идти.

– В боях за Грозный, в июле.

Это было слишком. Чересчур. Запредельно. В июле – значит, совсем недавно, два месяца назад… Что за демон играет с несчастной семьёй, думал я, понимая, что никаких вопросов больше задавать не захочу. Какие тут могут быть вопросы? Разве что один, спустившийся с высших сфер термодинамики: «Есть ли у хаоса цель или только ограниченный набор функций?» Я пошёл домой, а мальчик остался, сказав, что ещё погуляет, поиграет с моей дочкой. Дочь была на детской площадке, качалась на качелях. Возвращайтесь вдвоём, сказал я в ответ, жена блинов напечёт, приходи, не стесняйся. Вот такие последние слова он услышал от меня, до того как исчез.

Не моё это дело, убеждал я себя непонятно в чем, стиснутый кабиной лифта. Все это – не моё дело…

CONTINUE
LOAD (загрузка)

12.

Ещё и ещё раз – поражающие воображение картины Первой Атаки.

Сначала имитационная модель, подготовленная пятнадцать Единиц назад инженерами-тактиками врага. Бессчётное число стай – в одно и то же мгновение! – внедряются в Узлы слияния, замыкают Узлы ветвления, нейтрализуют пояса призматических ловушек, блокируют Входы-Для-Всех, заполняют трехмерное пространство. Сигнализация сходит с ума, и пусть. Гипархат Узора до смешного мал – всего десяток объектов, занимающих крохотный объём в центре колоссального Фрагмента. Мгновения достаточно, чтобы окружить их. Мгновение – и сломлен растерявшийся персонал…

Однако к этому секретному документу, украденному из информационного хранилища музея Славы, есть приложение: реальная запись Первой Атаки! Грянувшие события значительно отличаются от манящих имитаций, и это обстоятельство бесконечно радует стянутого коконом мальчика.

Он хохочет.

Отвратительная лохматая морда, прикрытая дыхательной маской, склоняется над ним…

На самом деле персонал атакованного гипархата Узора отнюдь не сломлен! И контроль Узлов не становится всеохватным, и технические Входы свободны. В занятых звероидами объёмах обнаруживаются военные Тоннели, не учтённые в картах, по которым агрессор получает чувствительный ответный удар. И раскручиваются, плескаясь огненными каплями, вихри боев, быстро превращаясь в суетливую бойню. Увы, силы слишком уж неравны. Ни храбрость, ни ярость защитников не могут разжать звериную хватку, однако вполне способны скорректировать просчитанный заранее результат. И вот – короткая осада уже доносит до раздутых ноздрей гарь победы, крепости разделены, расчленены, уже почти захвачены, безнадёжное сопротивление уже почти угасло, когда все вдруг кончается. Там, где были аккуратные пластиковые планеты, вспыхивают звезды. Одна за другой. Безымянные герои-инженеры, руководимые мужественным гипом, успели за столь малое время – успели! – накопить и запустить спасительную аннигиляционную волну, сжигая тайну Метро, сжигая себя вместе с тайной. В пространстве нет больше ничего. Лишь нестерпимая яркость. Лавина света накрывает системы записи: стоп, перегрузка информационных куполов.

Огонь, огонь, огонь… «Я люблю огонь!» Мальчик зажмуривает глаза, пряча поглубже эти прекрасные воспоминания. Именно так – пятнадцать Единиц назад, – и перестала существовать Полная Карта. Но где он сумел увидеть подобное, откуда в его памяти возникли столь странные картинки?

– Опять не то, – старчески ворчит кто-то. – Попробуем ещё сместить спектр.

Отвечает монотонный голос декодера: «У вас, людей, на мозгах такая короста, что разбивать её нужно камнем, а не модулирующими программами. Ты знаешь, что такое камень, старик?» – Мне же больно! – обижается мальчик. Он тщетно растягивает руками кокон, пытаясь выбраться.

«Ваша Резвость, в соседнем Октаэдре раскручивается фотонная воронка, – сотрясает купол чьё-то сообщение. – Прикажете заблокировать базу?» Это боец-оператор посмел напомнить властителю о своём существовании. Лингвистическая аппаратура неспособна передать то почтение и ту преданность, что наполняет пространство лаборатории.

«Пока подождём».

– Да выньте из меня эту дрянь! – кричит мальчик.

Он возмущён, он хочет освободиться и вырвать, наконец, застрявшие в ноздрях провода. Руками не получается, значит – зубами, зубами. Провода твёрдые, прямые, мучительно острые. Иногда они шевелятся, вызывая в носу гадкий зуд, а то вдруг нагреваются и оказываются нестерпимо горячи… «Это называется „нейро-антенна“, – вспоминает мальчик, гордясь своей сообразительностью. Да, но что такое нейро-антенна?

Вновь включается декодер:

«Возможно, нам и в самом деле следует заблокироваться. С фотонной бурей не шутят. Как ты думаешь, старик?» – Неужели величайший из надстаевых испугался бури, идущей к тому же не в нашем Октаэдре? – насмешливо удивляется некто. – Я думаю, твоему вождю сильно не понравится, если мы по этой причине прервём исследования.

«Эй, вы там! – внезапно рычит зверь, обрывая спор. – Куда смотрите! Он вам модулятор перекусит!» Морда, стянутая дыхательной маской, мгновенно возникает над коконом. Провода в носу пленника становятся нестерпимо большими, заполняют собой все, разрывают голову. «Больно! – мечется пленник. Обступающий его пластик заволакивается красным. Наверное, это кровь. „Враги точно знали, насколько ценна служба Узора, – плачет он, – ведь без стратегической информации о сплетениях Нитей невозможно контролировать Галактику, невозможно организовать сколько-нибудь целенаправленное передвижение по Тоннелям и Узлам…“ Кровь повсюду. Купол раскалывается…

Безудержный хохот сменяет боль и слезы, потому что вернулось время радости! В результате провала Первой Атаки звероидам не удался стремительный захват Галактики. Гипархат Узора взорван, Полной Карты больше не существует. Число Фрагментов огромно, а как проникать в них – неизвестно, разве что тычась по Тоннелям наугад. Война затянулась. Враг медленно, но все же распространялся вглубь, вширь, по каждой из десяти осей в Системе Координат. Увы, другие гипархаты, обслуживающие Метро, равно как и живущие собственными жизнями Фрагменты, также лишились Полной Карты, оставшись со стихией один на один. Конечно, в любом из административных и инженерных центров хранились копии каких-либо межфрагментарных маршрутов – тех, что использовались до войны. Кто-то обладал выходами на курьерские Прямые Тоннели, позволяющие двигаться вдоль Координат, кто-то тщательно оберегал, держа в строжайшем секрете, местные карты. Однако все это не позволяло преодолеть внезапную губительную разобщённость. А расколотость Галактики на куски, в свою очередь, неизбежно вела к тому, что люди целиком сосредоточились на обороне. Гипархаты – в Метро; Фрагменты – в пространстве; каждый – сам за себя. Глухая защита стала единственным средством сдерживать врага. Никто всерьёз не думал о настоящей, сокрушительной контратаке, чтобы прямо в сердце, одним ударом, не думал, не планировал и не мечтал. Никто, кроме рождённого стихией мальчика, взрослевшего вместе с войной, чьё прозвище теперь произносилось либо с ненавистью, либо с удивлением и гордостью…

– Священная Восьмёрка! Что за мусор у него в голове?

«Ты прав, старик, мы зря расходуем отпущенное нам время».

– Я совсем не это хотел сказать, надстаевый.

«Ваша Резвость, фотонная буря смещается в направлении Сорок Седьмого. Какие будут приказания?» «Уходим. Консервируем аппаратуру».

– Я остаюсь.

«Конечно, старик, возвращайся к своим подданным. Вас тут скоро здорово потрясёт».

– И оставь мне парня.

«Ты хочешь продолжать исследования?»

– Хочу выполнить приказ вождя, довести дело до конца.

«Приказ вождя известен только мне.» – Послушайте, вы, друзья мои лохматые, работать с ним – это моё право! Кто, в конце концов, придумал всю эту комбинацию?

«Я не могу рисковать пленным».

– Твари! Носитель Гнева вам в темя!» «Мы тебя прощаем, бывший властитель. Твоё единственное право – ненавидеть нас».

– Тоннели вам в резонанс…

13.

…Тоннели здесь – словно червями изъеденные, словно сгнившие, осыпавшиеся, космическими ветрами растрепленные. И количество, огромное их количество! Сплетаясь в пучки, соприкасаясь трухлявыми плоскостями, призрачные ленты Тоннелей тянутся сюда со всех сторон трехмерного мира, чтобы слиться в сплошной бесформенный ком. Клубок, намотавший на себя брошенные концы Нитей… Однако первые впечатления обманчивы. Вовсе не к этому крохотному куску галактической паутины направлены вектора Метро, а наоборот, Тоннели выходят отсюда, расползаются отсюда по Фрагментам, ибо здесь их начало. Все просто. Это – Центр.

У Метро есть Центр, как же иначе. Который, что совершенно естественно, никаким образом не привязан к топологии или к нулям всевозможных координат, мало того, смешно сказать, расположен на самом краю Галактики. Он ведь Центр в историческом смысле, в легендарном. Легенды не нуждаются в унизительных проверках или доказательствах, вот почему было принято считать, что когда-то очень давно, бездну времени назад, Метро ограничивалось именно этим Фрагментом. Или (невозможно представить!) занимало ещё меньший объём. И оттого, что кто-то не соглашается с подобными гипотезами, техническое состояние здешних Тоннелей и Узлов не станет лучше. Центр – самая дряхлая часть Метро, с этим трудно спорить. А значит, самая древняя. Центр не обновлялся никогда, из-за чего превратился в лохмотья, бестолково плавающие в трехмерном пространстве. Тоннели и Узлы слиплись комьями, скрутились жгутами, заполнили почти весь объём гигантскими невидимыми облаками, их здесь было понастроено бессмысленно много, и строились они с недопустимой спешкой, недопустимо близко друг от друга, при полном отсутствии хоть какого-либо плана, попросту наугад, словно древние инженеры соревновались – кто больше, кто дальше, кто быстрее, – эта непомерная скученность, очевидно, и была причиной всех бед…

Стая останавливается на границе Фрагмента. Слаженно рассредоточившись по Тоннелям и Узлам, построившись классическим «боевым октаэдром», стая ждёт.

«Грани под контролем, Ваша Резвость», – докладывает стаевый, непосредственно руководящий операцией.

Их Резвость следит за ходом событий издалека, из штабной резиденции. Связь по Всеобщей приносит его высочайший отклик: «Партнёр на месте?» Да, партнёр на месте. Вот он, спрятался во Входе, готовый шмыгнуть в трехмерное пространство, чуть что не так. Представлен всего одним кораблём – транспортного класса «Толстяк». Впрочем, партнёр явно не опасается подвоха, если прислал на встречу один-единственный плохо вооружённый аппарат. Это понятно – стая звероидов вряд ли рискнёт пересечь запретные грани, ведь по ту сторону – Центр.

Никто не смеет вторгаться в Центр, ни бойцы гипархатов, ни звероиды. Бортовые системы безопасности дают возможность оценить состояние рабочих плоскостей Тоннелей, их невообразимую скученность, оценить и ужаснуться. Не только атаковать, но и просто передвигаться здесь невозможно без редкостного знания маршрутов. Иначе выскочишь в одну из миллионов дыр и не найдёшь траекторию входа. Навсегда потеряешь свой мир. Так и останешься в бесконечном Космосе, без связи и без надежды. Или, если повезёт, выбросит тебя не в пространство, а в другую плоскость…

Как здесь живут люди?

И не сон ли все это?

«Покажите им нашего дурачка, – командует господин надстаевый. – Пусть убедятся».

От стаи отделяется «Универсал» с бортовым знаком «Плюс». Необычный для звероидов аппарат ползёт к центру, повинуясь командам вожака. Включается Всеобщая. Внутри корабля обнаруживается человек, крепко схваченный капитанским коконом, и более никого, только этот одинокий обездвиженный пленник. Изображение уходит в канал связи. Пусть партнёр убедится, что все без обмана!

– А мне? – говорит пленник, бессмысленно улыбаясь в нависающий над ним купол. – Мне тоже покажите дурачка. – Он вдруг обижается. – Почему мне не показали?

На его реплику никто не обращает внимания. Движение «Универсала-Плюс» сопровождается коротким самодовольным рычанием, и декодер исправно переводит: «Мы доставили того, кто вам нужен. Мы дарим вам его».

Только тогда пугливый «Толстяк» оживляется, неуклюже выбираясь в Тоннель. Операция началась…

Как здесь живут люди? Однако живут – на удивление всей Галактике. Древние маршруты никто не обновляет, потому что это бесполезная трата сил и средств. Ни один гипархат Пустоты не желает взвалить на себя обслуживание гигантского полуистлевшего клубка, потому что местные Тоннели и Узлы придётся сначала уничтожать, и только затем, уже в освободившемся пространстве, скручивать новые. Что же удерживает людей в этом Фрагменте, расположенном на краю Галактики и носящем нелепое название Центр? Что позволило им добиться влияния, сравнимого с влиянием могущественных гипархатов? Возможно, та самая невозможность нормальной жизни, сделавшая их свободными от всего и всех. А может, вера в то, что именно здесь Метро получило своё Начало. Легендарная планета-источник, превратившаяся за многие тысячи галактических циклов во вселенскую Точку, целиком принадлежала Центру, независимо от того, существовала она когда-нибудь или была выдумана системными жрецами. Сила древних легенд заключена в простых словах, написанных с большой буквы. «…И вспыхнула Точка, и родилась из Точки Плоскость…» Красивый сон, не хочется просыпаться…

Всеобщая принимает ответное сообщение, пришедшее из Центра:

– Наш подарок тоже готов, раскройте ваши пасти пошире.

Чтобы понять эти слова, декодер не требуется, потому что сказаны они человеком. Человеком, знающим свою силу, привыкшим повелевать. Это слова собеседника, равенство которого признает Их Резвость из династии Бархатных, и даже, наверное – страшно подумать! – тот, чьё имя вслух не произносят… Пленник «Универсала» восторженно кричит: «Ух ты, обожаю подарки!» Пленник ни на миг не прекращает идиотски улыбаться, разглядывая картинки, которые дарит ему Всеобщая. Он напряжённо размышляет: сон все это или не сон? Изображение высочайших собеседников заблокировано, зато отлично виден путь вперёд.

Состояние Тоннелей здесь, по эту сторону границы, не намного лучше – близость к Центру даёт себя знать. Прогрессирующая ветхость расползается по Метро, как опухоль в теле грешника. Структура плоскостей уже настолько нарушена, что своды попросту дырявые. И скопление Нитей здесь столь же бессмысленно, что и там, впереди. Плоскости наслаиваются друг на друга, сбивая с толку бортовые системы. Теснота и фотонный мусор.

Недоброе место.

Впрочем, построение «боевым октаэдром» позволяет избежать неожиданностей, так что стае звероидов нечего бояться. Операция началась.

– Ловите, мохноухие, – смеётся бестелесный голос, – это теперь ваше.

Из подбрюшия «Толстяка» выталкивается некий предмет.

– Хочу посмотреть! – просит, вибрируя от любопытства, юный зритель из «Универсала». Он изо всех сил тянет шею, но капитанский кокон держит его крепко. К счастью, информационный купол отрабатывает прозвучавшую просьбу, приняв её за команду. Изображение несколькими стремительными прыжками укрупняется, словно раздвигая борта корабля. «Подарок» виден в деталях: прозрачный овоид, внутри которого, в густом сплетении разноцветных волокон, висит ванночка.

– Фу, так это же Яйцо, – узнает пленник. – Какая гадость… – он перестаёт трепыхаться, полностью удовлетворённый, но слегка разочарованный. И вдруг спохватывается. – Эй, бластомеры! В такой кювезе человека не получить. Сами не видите, что ли?

Ванночка, называемая кювезой, и в самом деле очень странной формы. Подсаживать туда эмбрион нельзя, иначе вылупится из Яйца несчастный полуживой урод – если, конечно, не погибнет раньше срока. Инкубатор явно не годен к употреблению, хоть и новёхонький. Зачем все это понадобилось?

Юный зритель хохочет:

– Кто-то кого-то здорово обжулил, ребята!

«Пора отключить дурака, – переводит декодер ворвавшееся во Всеобщую рычание. – По-моему, партнёр уже убедился. Партнёр, ты убедился?» – В определённых ситуациях тебе можно доверять, твоя резвость, – откликается человек из Центра. – Так же, как и мне. Нельзя только злоупотреблять этим чувством. Надеюсь, я не сказал ничего обидного?

Пленник все отдаляется и отдаляется от стаи, погружаясь в пучины Центра. «Универсал-Плюс» управляется на расстоянии: бортовая система корабля замкнута на резиденцию господина надстаевого. Инкубатор, наоборот, скользит навстречу, быстро приближаясь, и узловые капсулы звероидов уже разматывают транспортный язык, чтобы принять этот странный подарок.

«Канал управления „Универсалом“ мы передадим, когда ваш объект будет осмотрен, – сообщает своё решение Их Резвость.

– Согласен. Со своей стороны предупреждаю, что ключ от системы самоуничтожения инкубатора я тоже пока придержу у себя, вместе с кодом активизации Яйца и настроечными матрицами.

Операция завершается. Участники встречи вот-вот обменяются драгоценными дарами и растворятся в Метро, недолго осталось ждать…

Нет!

Тщательно просчитанный план рушится до смешного легко. Внезапно начинает пульсировать Всеобщая, отключаясь и через микро-миг снова включаясь – синхронно во всех капсулах звероидов, и в «Универсале», и в «Толстяке», и в каждом из прочих аппаратов, имевших несчастье оказаться в этой точке плоскости. Словно лихорадка охватывает системы связи. Больная нервная дрожь. Мало того, картинки под информационными куполами вдруг теряют объёмность и цвет. И тогда Тоннели сотрясаются от дружных воплей: «Блуждающий текст!.. Он проснулся!.. Он нас видит!.. Это Носитель Гнева!.. Носитель Гнева проснулся!.. Носитель Гнева!..» «Всем стоять! – ревёт господин надстаевый. – Соблюдать строй!» – Гоните «Универсал» к нам! – беснуется человек из Центра. – На максимальной скорости!