Текст книги "Ночь навсегда"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

«Оперативники из группы захвата с вами церемониться не станут, вы меня понимаете?» «Не понимаю, – ворочает Х. сухим шершавым языком. – За что?»

За что?

Речь о том, доброжелательно объясняют ему, что начальству, ну всяким там большим людям, ужасно не нравится, когда наемные убийцы из числа самоучек-дилетантов не устроены, не приручены, делают, что им вздумается, и так далее…

«Наемный убийца»? Эти слова – про Х.?

«А вы как бы себя назвали? – приветливо интересуются в трубке. – Мы называем вещи своими именами. И откровенно предупреждаем, что никаких гарантий безопасности для ребенка дать не можем. Вы успели сообразить, что, собственно, вам сказали? Или вы специально хотите сунуть его под пули? Думайте, пока есть время».

Он бросает трубку. Он сползает вниз, садится на корточки и долго сидит, приходя в себя. Вот, значит, что. Сказано куда как понятнее. Вот, значит, какие методы используются для поимки опасного преступника Х. Не сдашься сам – накажем. Прицельно накажем, с выверенной точностью. Сволочи…

«Наемный убийца», – вслух повторяет человек, пробуя незнакомые слова на вкус.

И неожиданно становится легко. Он действительно спокоен, ледяным, мертвым чувством. Легче даже, чем, например, на даче, когда он выскочил из залитой кровью прихожей и поймал в свои руки чудом спасшегося сына. Итак, его принимают за другого, теперь это стало очевидным. Осталось несколько жетонов, можно еще раз позвонить, задать простые конкретные вопросы…

«Опять вы? – удивляется шантажист-офицер. – Мы не надеялись, что вы так быстро примете решение».

Нет, дело совсем в другом. Хотелось бы узнать: какие основания считать убийцу по фамилии Х. именно наемным?

Есть основания, есть! – пытаются утешить его. Например, недавнее поступление на счет господина Х. в сберкассе, непонятно из какого источника. Огромные деньги, между прочим, не сравнить с нашими зарплатами. Жаль, конечно, что владелец не успел снять их со счета, так и лежат они, арестованные. Наверное, этот гонорар как раз за начальника аэропорта? Или вот другое доказательство: именной счет на его малолетнего сына в банке «Интер-Амикус». Подарок ребенку к будущему дню совершеннолетия, не правда ли? «Мы все знаем», – напоминают слушателю эту простую истину.

Х. не сдается. Его интересует, по каким датам и в какое время были совершены убийства из знаменитой серии. Он честно хочет знать, чтобы попытаться вспомнить указанные дни. А затем объяснить, чем он на самом деле тогда занимался. Даже бумагу и ручку приготовил для записи, несмотря на отсутствие света.

Впрочем, фонари уже зажглись, человек и не заметил этого. Настоящая ночь, полная ртутных теней.

Собеседник долго молчит, о чем-то размышляя. Вопрос о датах, как видно, показался ему отнюдь не лишенным смысла. Очередной жетон проваливается в монетоприемник. Наконец ответ рождается – ничем уже не сдерживаемый, этакий размашистый, акцентированный, звонкий, – и сразу ясно, что вежливому офицеру вдруг отказывает профессиональная любовь к преступнику.

Да, они обратили внимание на время, когда совершались те преступления, в которых Х. обвиняется. Да, уже выяснили, что Х. предусмотрительно находился на работе, что все убийства происходили именно тогда, когда он выходил на смену. Все до единого, такая закономерность. Беспокойство излишне, потому что следственные органы осведомлены и об этом. Но – вот вам слово офицера! – трюк обязательно будет раскрыт, так называемое «алиби» обязательно будет расколото, это дьявольское, подозрительно однообразное алиби. День и ночь работают специалисты, которые скоро догадаются, как удавалось незамеченным уходить из мастерской и возвращаться, которые докажут все, что полагается, потому что Х., задавая свои ехидные вопросы, не учитывает одно обстоятельство: в руках у представителей закона находится кое-что такое, чего он и представить себе не может…

Не сомневайся, гад.

И еще – пусть Х. напряжет слух, звучит служебная тайна. Город Ялта, где он прячется (да-да, это тоже известно), так вот, Ялта блокирована наглухо, не выбраться, не вырваться. Конец.

Жетоны исчерпаны, разговор оборван. Вселенская, абсолютная пауза.

По тротуару идут два парня, молодые и здоровые, безлико модные. Темные. Замечают сидящего в телефонной кабине человека и вдруг переходят на другую сторону, убыстряя шаг. Человеку неловко: прохожие явно подумали, будто он гадит здесь, за пьяного приняли, – фу, как мерзко получилось, – и тогда он встает, выходит, окликает их: мол, ребята, не продадите ли жетончик? Ребята оглядываются, приостановившись. Пятятся… Убегают!

Молодые и здоровые. Неужели испугались?

Потому что он до сих пор спокоен, это всегда пугает, тем более, по ночам. Он поднимает одинокий обломок кирпича и торопится обратно к сыну. Пробирается к чужой калитке, ожидая встречи с бандитами, думая об этой встрече, даже, вероятно, желая ее. Нет, все тихо.

И сын шепчет, что все тихо – он смотрел в окно, на ТУ дачу, слушал через форточку, и вроде бы никто больше не шумел, не приходил. Антону не заснуть, бедняге, никак не получается, хотя честно пытается. Антон ждет папу, поэтому не спит. Малыш родной. Развитый, искренне считающий себя взрослым – единственный человек, существующий кроме Х. на этом свете. Но господа в мундирах не дают никаких гарантий… Бред! Господи, спаси и сохрани…

– Я вернулся, – строго говорит Х. – Ложись и не дури.

– А ты? – шепчет ребенок.

– И я.

Они ложатся на диване, вдвоем, бок о бок. Пыльное покрывало, полное незнакомых запахов, сближает их тела. Впрочем, душно, и мальчик сонно освобождается от ненужной тряпки. Отец лежит, временно закрыв глаза – то ли думает о чем-то, то ли просто ждет. Место, кажется, вполне безопасное. И диван, и сарай, и участок. По крайней мере, пока не обнаружат трупы на соседней даче или пока не вернется здешний хозяин, а это случится не раньше утра. Сын сразу заснул – к отцу спиной, смешно уткнувшись в коврик на стене. Отцу, наоборот, не заснуть, и он встает. Он снова укрывает сына, чтобы тот не замерз, когда начнется гроза, а гроза непременно начнется, затем он пишет на ощупь записку: «С добрым утром! Не волнуйся, я скоро, я в город и обратно. Сиди в доме, чтобы никуда, понял?» Записка оставлена на всякий случай, потому что Х. надеется вернуться до того, как сын проснется. Он все еще надеется…

Он простой человек. Простые люди всегда знают, что им нужно. Нашарив под диваном коробку с инструментом, он находит что-то массивное, грозное – ага, это гвоздодер! – затем надевает куртку и выскальзывает прочь из деревянной клетки.

2. ПО ПРАВИЛАМ КИНО

Взрослыми становятся в тот миг, когда понимают, насколько беззащитен ребенок. Свой, чужой, любой из встреченных на пути. Когда становится жалко ребенка до слез – беспричинно. Когда четко формулируешь мысль: да, я смогу отдать за него жизнь.

Человек, носивший довольно необычную фамилию Х., был взрослым, но подобные отвлеченные мысли не посещали его никогда.

Каждого взрослого изредка охватывает странное ощущение: ты сам ребенок, как был ты маленьким, так и остался – беспомощным, несамостоятельным в желаниях и в поступках, существующим будто не всерьез. Каждый взрослый хотя бы раз видел себя таким со стороны.

Человек, названный Х., не умел смотреть на себя со стороны, поэтому болезненные состояния приходили к нему только во время гриппозной интоксикации или, скажем, похмельного синдрома.

Так было тридцать пять лет – до нынешней ночи.

Странное ощущение не отпускало его, когда он шел по лесопарку. Знаменитый лесопарк начинался почти сразу от нового убежища, только до конца улицы дойти, это всего два дома, затем – тропинкой через овраг, по дну которого нес свои воды провинциальный ручеек, затем – через вытоптанную в кустарниках дорожку… Впрочем, человек вовсе не шел, а брел, спотыкаясь в темноте, шарахаясь от деревьев, стараясь не упустить струящуюся в пустоте аллею. Путь по лесопарку походил на космический полет. Свободное падение в безвоздушном сне. И жалкий кусок металла в руке являлся не столько источником энергии, сколько тянущей в бездну тяжестью.

Конечной точкой траектории была железнодорожная станция – соседняя. Далекие предки обозначили ее именем Кавголово. Эта станция располагалась на одну позицию дальше от города, чем Токсово, но самое главное – там не могло быть страшных людей, поджидающих одинокого ночного путника.

И путник справился с маршрутом.

Мало того, он успел на последний электропоезд! В вагоне было тихо, пусто и очень реалистично. Странные ощущения временно отступили, дав место отвлеченным мыслям. Сначала, правда, вскочивший в поезд пассажир рассматривал гвоздодер, прихваченный из чужого дома: почти полметра в длину, сделанный из крепчайшей легированной стали, заостренный на одном конце, что дает возможность использовать инструмент в качестве ломика, снабженный устрашающим сплющенным загибом на другом… Прекрасная вещь. Человек был механиком и знал толк в инструментах. Удовлетворенный, он положил ломик рядом с собой на скамейку, после чего подумал о том, что… Мгновение спустя он привалился головой к прохладному черному стеклу, едва не заскулив, и прикрыл, спрятал глаза от вспыхнувшего в вагоне Понимания.

Что будет с сыном, если отца посадят в тюрьму? Или если отца просто-напросто… что, впрочем, одно и то же. Мальчик мало натерпелся в жизни, да? Без матери. В этой поганой, проклятой всеми богами стране. Мальчик ведь находился в комнате – тогда, четыре года назад, ясным весенним утром. Он играл, а мать мыла окно. Дура – надо же быть такой дурой! – поставила на подоконник низенькую приземистую скамеечку, всего лишь на какую-то минуту, чтобы протереть верхнюю часть рамы, она миниатюрная была женщина, ей не дотянуться, такая хрупкая, нежная, любимая, хотя, сколько раз ей говорили: мозгами надо думать, если что-то делаешь, моз-га-ми!.. Скамеечка подвернулась, упала обратно в комнату, а мать – в противоположную сторону. Хватило одного неловкого движения. Когда отец прибежал из двора домой – звонить в «скорую», – пятилетний Антон лежал, забившись под диван, кричал, потом вырывался из рук, никак не успокаивался. Он все понял, мальчик, несмотря на свой возраст. Не объяснить ему было, что мама больно ушиблась, и доктор Айболит ставит ей градусник. Что мама просто заснула в больнице – поспит, поспит и проснется. Вот так и остались они вдвоем – в двухкомнатной квартире, только-только полученной. Теперь же ребенок и отца может потерять…

Пассажир решил выйти не на вокзале, а чуть раньше – на той станции, где метро. Подстраховался. Еще не вокзал, но уже город. Ломик он сунул под куртку и прижал к телу локтем. Однако метро не работало. Все правильно: час был слишком поздний. Тогда человек встал на обочине дороги, спустившись с тротуара, и принялся жестами взывать к проносящимся мимо автомобилям.

Он сам был водителем и тоскливо думал о том, что притормозить решится не каждый.

Взбаламученная память никак не желала успокаиваться. Разумеется, отец был в какой-то степени обижен на жену – как она могла бросить его одного с ребенком? Он привык к этому слову: «бросить» вместо «погибнуть», – защищая свой рассудок от нестерпимой боли утраты. Родительские хлопоты целиком легли на его плечи. Отец водил мальчика по врачам, готовил еду, одевал, устраивал в кружки – по гимнастике, затем в авиамодельный. Устраивал и в школу. Это, кстати, очень трудно – определить в хорошую школу. Отец выдержал выпавшие ему испытания. Он был надежным мужчиной, скучный неинтересный Х., и понимал он надежность очень просто: любое дело должно доводиться до конца. Именно так: если этот человек брался за что-то, можно было не тратиться на пустые волнения – он не отступал, ссылаясь на объективные трудности.

Х. настойчиво унижался перед равнодушными, ощетинившимися огнями машинами. И одна наконец остановилась. Крытый брезентом «козлик» с государственными номерами. Внутри – двое хмурых мужчин. Конечно, чего им пугаться ночного путника? Разговор о цене был короток, потому что Х. согласился, даже не вникнув в запрошенную сумму. По меркам автомобилиста, впрочем, ехать требовалось не так уж далеко. Везли его без неприятностей, без утомительных разговоров ни о чем, и, расслабившись на сиденьи рядом с водителем, он продолжал вспоминать. Ночь пока еще давала такую возможность… Если что-то случится, Антон не пропадет – умный, развитый, уроки делает совершенно самостоятельно. Учителя в школе им вполне удовлетворены, а школа действительно престижная. К спорту относится серьезно, любит гимнастику. Вон, как мучился, когда ему тянули шпагат, однако не бросил, все вытерпел. Зато модели разнообразных летательных аппаратов отец и сын вместе мастерили – в конце концов, механик Х. или не механик! Где как не дома Антон научился вытачивать настоящие пропеллеры из невзрачных кусочков дерева или, например, делать шикарные ракеты на резиновых двигателях! Нормальное мальчишечье детство, папа может гордиться. Но теперь… – Х. едва не застонал. Теперь мальчик там один, в чужом доме, на чужой постели. Лишь бы не проснулся, лишь бы глупостей не наделал… «Что с тобой?» – спросил водитель, нервно поглядывая на ломик, который пассажир вытащил из-под куртки и положил для удобства себе на колени.

Похоже, хозяева «козлика» все-таки испугались, и пассажир понял, чего. Он поймал свой же собственный взгляд в правое боковое зеркальце, когда вылезал из машины. Даже передернулся – такой странный был взгляд, такое странное выражение лица. Водитель уехал – рванул с места, не рискнув напомнить насчет денег. Забавно получилось, подумал Х. С абсолютным безразличием подумал.

Его привезли к гаражам, как он просил. Здесь, в одном из многочисленных боксов, дремала его «Лада». Он не опасался засады или каких-либо сюрпризов, поскольку о гараже никто не знал. Гараж арендовался у посторонних, случайных людей, частным образом, без документов. Мысль о том, что владелец гаража мог узнать по телевизору фотографию и сообщить об этом в милицию, явилась, когда Х. открывал железные створки ворот. Он похолодел, ожидая подлый удар. Он проклял все, что сумел вспомнить за это мгновение. Но обошлось – опять обошлось!

Х. выкатил свою возлюбленную – вишневого цвета, тщательно смазанную и отлаженную, – затем испачкал землей, внутренне протестуя, недавно вымытые автомобильные номера. Только затем, уже закрывая гараж, он заметил в дальнем углу бокса инородный предмет.

Полиэтиленовый пакет.

Внутри пакета… Доллары! Толстая пачка, состоящая сплошь из сотенных, то есть – много. И косметичка, роскошная импортная косметичка из тончайшего поролона и шелка, расписанная цветочным орнаментом! Дрогнувшими пальцами человек раскрыл замочек: оказалось, ничего особенного. Бумажки, сложенные листочки. Вовсе не косметика или, например, наркотики. Признаться, первая мысль, родившаяся при виде этой косметички, мысль, чуть не разорвавшая голову, была именно: «Наркотики». Нет. Бумажки – либо рукописные, исполненные на разных иностранных языках и разными почерками, либо напечатанные на принтере. Человек торопливо разворачивал их одну за другой, пытаясь хоть что-то понять. Ни слова на русском! Впервые в жизни Х. пожалел, что образование его ограничивается школой и техникумом, впервые согласился, что впихивание в детские рты чужой грамматики не является блажью учителей. Он положил непонятные бумажки обратно в косметичку, которую затем сунул в «бардачок» автомобиля – вместе с долларами. Закрыл гараж. Двигатель уже прогрелся, можно было ехать.

«Подложили!.». – плескалась в салоне счастливая догадка. – И портфель, и доллары!.».

Но кто мог залезть в гараж? Кто вообще знал о гараже, кроме самого Х.? Во-первых, соседка-продавщица, во-вторых, владелец гаража. Если улики в квартиру способен подложить кто угодно, для этого достаточно лишь справиться с дверным замком, то о местонахождении автомобиля нужно сначала узнать. И еще: владелец гаража почему-то не донес сегодня ночью на Х. следственным органам. Почему? Не потому ли, что сам замешан в этой истории?

К кому ехать? – логичный вопрос занимал мозг, пока руки и ноги выруливали с площадки. Проспект стремительно понесся навстречу. В соответствии с набираемой скоростью перед глазами водителя вихрем пронеслись варианты. Сокурсник Петр по кличке Царь (вытрясти из ублюдка все, что тот знает); квартира убитого работника почты (чем он мог шантажировать ни в чем не повинного Х.? узнать бы его адрес); наконец, владелец гаража…

Человек поехал домой. Все рухнуло… – неожиданно и подло вернулись воспоминания. Неужели – конец?.. Главное, как раз Антон сдал на разряд, его взяли в спортлагерь, бесплатное проживание и питание от спортшколы, отправка – через две недели… Мальчик, между прочим, не только гимнастикой увлекается, но и другими видами спорта. Особенно забавляет растроганного отца игра «дартс» – кидать маленькие дротики в деревянную мишень. Антон сам делает себе дротики – по всем правилам аэродинамики. Что теперь будет? Как выкрутиться, как доказать миру чудовищность совершаемой ошибки?

Человек оживил радиоприемник, надеясь, что эстрадная жвачка отвлечет его от вечных вопросов.

«… буфотоксин, – вкрадчиво включилась местная радиостанция УКВ-диапазона, заставив водителя крепче вцепиться в руль, – в переводе означает «жабий яд». Это вещество получают из околоушных желез экзотической южноамериканской лягушки. Некоторые племена индейцев даже изготавливают с его помощью отравленные стрелы. Но в данной серии убийств, как удалось выяснить нашему корреспонденту, применялся не чистый буфотоксин, а синтетический алкалоид, полученный в лабораторных условиях. Вот что рассказал эксперт…» Шла знаменитая передача «Ночь кошмаров», рассказывающая о разнообразных скандалах и ужасах, составляющих жизнь большого города. Поразительно! Такие совпадения возможны, пожалуй, лишь в кинофильме, слепленном бездушными руками профессионала. Вместо расслабляющей музыки была уголовная хроника, и как раз журналист делился последними сплетнями по поводу убийства директора аэропорта, а также подробностями нескольких аналогичных преступлений, имевших место за последние несколько месяцев. Специально для тех, кто не спит. Водитель, мчащийся в вишневого цвета «ладе» по ночному Петербургу, не спал. Он сделал погромче и некоторое время слушал, дыша с паузами.

«…По внешнему виду это густая маслянистая жидкость с неприятным запахом, иначе говоря, подобно большинству алкалоидов этот яд должен омерзительно вонять гнилью… Хорошо растворяется в разбавленной соляной кислоте… Острейшего кардиотоксического действия, достаточно легкой царапины, чтобы максимум через тридцать секунд получить результат… Судороги, почти мгновенный цианоз, очередной труп, найденный на пустынной лестнице…»

В общем, ничего полезного радио не сообщило. Отсутствие новостей есть лучшая новость – Х. не знал эту английскую поговорку, равно как и английского языка, но в душе, очевидно, был англичанином. Он ощутил облегчение.

«Алкалоид… – повторял он, как будто не мог запомнить. – Алкалоид… Алкалоид…»

Домой!

Нет, не домой он ехал, а к соседке. Мрачные, свинцовой тяжести подозрения одолевали его. Вспоминался шприц-тюбик со следами буфотоксина, упоминавшийся опером из госбезопасности – тот, который нашли в квартире Х. Шприц-тюбик, разумеется, подбросили. Кто? Не хотелось бы думать о людях настолько скверно, но…

Он проехался несколько раз мимо своего дома, пытаясь понять обстановку. Затем остановился поодаль и долго сидел в машине, томительно высматривая опасность. Действительно ли многочисленные враги уверены, что он далеко от города, или сомневаются? Постороннего движения не наблюдалось, хотя, это вряд ли что-то означало. Водитель все-таки решился, припарковался возле подъезда, по привычке поставив машину на сигнализацию. Чуть сзади осталась другая машина, которую он только что объехал. Там помещался мужик очень уж широкого вида, попросту толстяк – впрочем, никакой опасности все это не таило. Мужик простодушно спал, разметавшись на кресле водителя, прилепившись затылком к мягкому подголовнику и шумно дыша пухлым ртом. Лицо его было красным, взмокшим. Смотреть на него было завидно…

Х. поднялся на свой пятый этаж. К себе он действительно не собирался заходить, мало ли что его там ждало? Тем более, дверь квартиры оказалась опечатанной. Он позвонил в квартиру напротив – к продавщице. Он был настроен твердо, безжалостно.

Однако с лестничной площадки выше этажом вдруг скатился некто – легко, упруго, на полусогнутых. Совсем еще молодой парень. Очевидно, давно и утомительно он стоял там, чего-то ждал. И дождался. Не учел Х., что засада была отнюдь не в квартире, опыта не хватило, терпение подвело. В вытянутых руках парня темнел пистолет. Он скомандовал яростным шепотом: «К стене! Оружие на пол!» Кто это, бандит или наоборот? – заметалось, заметалось между стенами встревоженное человеческое сердце… И звуки заметались гулким эхом по лестничной шахте, потому что Х. закричал изо всех сил, не собираясь шептаться в ответ: «Да не убийца я, нет у меня никакого оружия!» И застучал ногой в каменный пол, мгновенно обезумев, и сжал дрожащие кулаки.

Дверь неуверенно открылась, выглянула испуганная женщина. Вот и встретились, – ошалело покосился на нее Х. Человек с пистолетом немного растерялся, но все же отработанно ударил пойманного преступника о стену, развернул, зашипел: «А ну, говорят, бросай оружие!» Женщина заторможено смотрела.

Она смотрела… И неожиданно – для самой себя также – выскочила на лестницу. Изо всех сил она толкнула страшного незнакомца и закричала, перекрыв все остальные звуки: «Что вы все от него хотите! Что он вам сделал!» Парень взмахнул руками, уронив пистолет, оступился и неловко повалился по ступеням, растопырив пальцы, врезался в батарею парового отопления, осел и замер. Перестал шевелиться.

Вообще, некоторое время никто не шевелился.

Потом женщина заплакала. Очнулся и Х. – подобрал пистолет. Решительными движениями была вскрыта запечатанная дверь. Безвольное тело втащено вверх по лестнице, в опальную квартиру, и брошено в прихожей. Жив или нет? – думал Х., обыскивая гостя. Бандит или наоборот? В кармане рубашки у того обнаружилось удостоверение сотрудника оперативно-розыскной службы. Юный полисмен, значит. Узнать бы теперь, хорошо это или плохо… Из-под брючного ремня поверженного оперативника неуместно торчала толстая газета, сломанная пополам – Х. изъял ее, не сдержав любопытства. Издание называлось «Ширь». Русский еженедельник. Сверху, на полях, было торопливо чиркнуто карандашом: «Р.-Корс. 99–26». Вероятно, какой-нибудь сортировщик в почтовом отделении написал адрес подписчика, чтобы почтальону легче было работать, а молодой лейтенант, то бишь подписчик, прихватил текущую прессу с собой, полагая свой задание скучным и бесполезным. Забавно…

Соседка вошла следом, пугливо, словно на цыпочках.

Хозяин квартиры посмотрел на нее, выпрямившись. Она – на него. Они смотрели друг на друга, даже не пытаясь что-либо сказать, и тут Х. понял, что верит этой женщине. Абсолютно верит. Она не предатель. Она – искренняя, не фальшивая. Она – ЕГО ЖЕНЩИНА, ничья другая, какими бы чувствами не руководствовалась в своих отношениях с отцом-одиночкой. Возможно, любит, возможно, просто не хочет быть одна – какая разница? В ее взгляде – тоска и радость одновременно… Мужчина отвернулся и спросил: «Сколько их было?»

Она сразу догадалась, о чем он.

«Приходили трое». «Что они с тобой делали?» «Ничего плохого, не волнуйся…» Он упорствовал: «Почему же ты им тогда рассказала про Токсово?» Она вымученно улыбнулась: «А ты хотел бы, чтобы я им этого не рассказала?» И вопросы кончились.

Тем более, что оперативник начал стонать, приходя в себя. Все-таки жив. Следовало поторопиться: гость уже возился, елозил по полу прихожей. Х. засуетился, забегал – нашел два зимних шарфа. Детским скрутил пленнику руки, взрослым – ноги. Тот вывернул вбок мужественное лицо, желая что-то сказать, что-то вроде: «А где Брагин…», но Х. опередил: «Как фамилия убитого работника почты?» «Ты что, идиот? – застонал поверженный соперник. – Что ты сделал с Брагиным?» «С каким Брагиным? Мне нужны фамилия и адрес убитого работника почты». «Слушай, ты, семью его хоть не трогай, это же несчастные люди, зачем они тебе?» «Потому что я не убивал». «Тем более зачем?» Хозяин квартиры рассердился: «Я хочу наконец узнать, чем меня собирались шантажировать?! Чем меня вообще можно шантажировать?!»

Молодой человек трудно думал, прежде чем ответить. Даже испариной покрылся от напряжения. Ответ же его оказался прост: он не знает, где находится семья сотрудника почтового отделения, а знал бы, все равно бы не признался. Было ясно видно, что реплика эта потребовала от него изрядной доблести. Он закрыл глаза и стал чего-то ждать, рефлекторно подрагивая. Вероятно, прокручивал напоследок кадры из своей короткой жизни, полной ослепительных приключений… «Нет у меня никакого оружия, – горько сказал ему опасный преступник Х., – не бойся, герой», – и ушел из прихожей в комнату.

Тут же вернулся, чтобы сунуть продавщице в руки выпускной фотоальбом. Видела ли она когда-нибудь этого мерзавца? – указывая на Петра Романова по кличке Царь. Лицо выпускника техникума было совсем еще мальчишечьим, непохожим на себя. Ну? Ну же! «Ой…» – прошептала она и чуть не выронила альбом.

«Быстро одеваться», – скомандовал Х. Пора ехать – вместе. Опознание состоялось. Только еды взять, чтобы с голоду не подохнуть из-за всех этих придурков. Соседка отправилась к себе, ватно ступая, а хозяин квартиры остался, приступив к торопливым сборам. Консервы, одежда, деньги, еще какие-то мелочи. Комнаты, выдержавшие два обыска, демонстрировали полный разгром. Невозможно смотреть. Больно вспоминать, как хорошо здесь было раньше. Однако – не отвлекаться… «Вот тебе и отпуск, вот и отдохнули…» – громко бормотал он, перешагивая через раскиданные повсюду вещи.

Когда Х. направился прочь из собственной квартиры, парень окликнул его: «Дурной ты какой-то». Беглец оглянулся: «До сегодняшнего дня был нормальным. Это вы, шизики, меня под дверями ловите, а бандитов к людям пускаете».

Оперативнику явно было плохо, все-таки травма головы не способствует мозговой деятельности, поэтому он отреагировал соответственно: каких бандитов, к каким людям?

А очень просто: соседку напротив незваные гости пару часов назад посещали. Именно что бандиты, почему бы на них было с пистолетом не кинуться?.. Да, парень видел троих. Но ведь его ориентировали на квартиру Х., и еще на фотокарточку Х. «Вот из-за таких, как ты, и думай теперь, что там с ней делали», – подытожил беглец, возобновляя путь.

«Ты куда?» – не сдавался парень. «Куда?» – притормозил Х. Неужели был задан вопрос – куда?..

Неожиданно для всех наступило время шума и ярости, потому что опасный преступник дал волю чувствам. Его лишили дома! Мало того, его честное прошлое накачали чужим дерьмом! И теперь вместо извинений или элементарных объяснений его спрашивают о планах на будущее, прекрасно зная, что будущего не существует! Обложили человека, как дикого зверя. Гады. Естественно, Х. знает не хуже вас, что прятаться ему негде, но если бы эта несчастная разгромленная квартира была под настоящим колпаком у компетентных органов, то за стукнутого по голове стражника давно бы вступились. Логично? Новые действующие лица не появились, это хорошо. Товарищи, к счастью, оставили юного охранника в одиночестве, не веря в глупость преступника. Поэтому Х. сейчас беспрепятственно выйдет на улицу, пришпорит автомобиль и помчится по некоему адресочку, пользуясь тем, что нынешние компетентные органы далеки от прежних. Да, дорогие лейтенанты, кончились ваши золотые времена – то ли командирам перестало хватать денег, то ли подчиненным патриотизма… По какому адресочку собрался Х.? А вот по этому – «Р.-Корс. 99–26», – который начертан рукой почтальона на замечательном русском еженедельнике «Ширь». «Р.-Корс»., очевидно, означает проспект Римского-Корсакова, не так ли? «99–26» – дом и квартира. Может, там найдется кто-нибудь не капризный, кто захочет и сумеет ответить на простые вопросы? Если же не захочет и не сумеет, тогда, может, хотя бы развлечет загнанного зверя в его последнюю минуту…

Монолог остановился, взойдя на вершину. Впрочем, отчаянный блеф победителя в соединении с растерянностью побежденного – не самая устойчивая конструкция. И покатились, набирая ход, угловатые подпрыгивающие реплики:

«Ты что, серьезно?» «А ты думаешь, шучу?» «Слушай, мои-то здесь причем, что они тебе ответят?» «А пусть попробуют ничего не ответить. Ведь обидно – в тюрьме даже нечем похвастаться будет…» «Мстить хочешь? Мне-то за что!» «Я понять хочу». «Слушай, мужик, я вообще в этом деле никто, у меня приказ…» «А у меня сын, которого твои начальнички грозятся застрелить при попытке к бегству». «Я честно ничего не знаю про Салова!» – прокричал связанный герой.

Про Салова?

Свершилось. Герой наконец разговорился – голос его был явно недостоин русского офицера, однако это ничуть не мешало пониманию сути. Оказывается, жил-был почтовый клерк с отвратительной фамилией Салов, работал в отделе доставки здешнего почтового отделения – на абонентских ящиках, раскладывал по ячейкам корреспонденцию. И было у него хобби – изредка вскрывать приглянувшиеся конверты. Однажды он вскрыл письмо, адресованное на абонентский ящик Х., чисто случайно, от большой скуки, и обнаружил фотографию одного известного человека с напечатанными на обратной стороне фамилией и адресом. А через пару дней услышал по телевизору, что того убили. Заинтригованный клерк принялся уже целенаправленно следить за корреспонденцией, поступающей на эту ячейку, и когда пришло письмо с данными на директора аэропорта, он все бумаги аккуратно сфотографировал. Когда же директор аэропорта погиб, всякие сомнения отпали. Сообразительный молодой человек подкинул в тот же ящик записку: мол, нам все известно, вот фотографии на память, деньги за наше молчание положите сюда же. И еще приписал: не ищите нас, а если найдете, то помните, что в надежном месте спрятано письмо с исчерпывающими сведениями о вас и вашей неблаговидной деятельности. Однако его, разумеется, нашли и прикончили… – завершился сбивчивый рассказ.

«Нашли и прикончили…» – взметнулись индикаторы в перегретой голове слушателя. Взметнулись и опали.

«Короче, ничего интересного не могу тебе сообщить, – тоскливо пробормотал оперативник, пытаясь сесть. – Только то, что все и так знают. Если «мясник», которого мы ищем, это не ты, лучше сдайся поскорее, ребята обязательно разберутся, что к чему…»