Текст книги "Ночь, придуманная кем-то"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Значит, так. На чем я вчера остановился? Статуя получилась живой, соображающей, только двинуться с места не могла. Древний мастер сделал ее и тут же умер – рядом, не выходя из мастерской. Вот она и ожила, потому что его душа вселилась в статую. Нынешние мастера так не смогут, не та школа… Дурацкая идея! По-моему, тысячу раз такое уже придумывали. Надо как-нибудь извернуться, что-нибудь оригинальное раскрутить… Статуя была мужиком, греческим суперменом. Помнила того культуриста, с которого ее лепили. Естественно, не могла повернуть голову, чтобы посмотреть на себя, не знала, как она одета и одета ли вообще. Сначала люди вынесли ее из мастерской, поставили на пьедестал – в парке перед красивым дворцом. Потом другие люди валили ее с помощью веревок. Потом ее вновь поднимали. Предположим, статуя стояла долго, дворец постепенно разрушался, парк дичал, а ей хоть бы что. Однажды кто-то соскреб золотую краску с ее глаз, и она ослепла. Опять долго-долго стояла. Прозрела после того, как поработали реставраторы. Увидела, что вокруг сплошные уродливые дома и много людей, которые не обращали на нее внимания. Часто в руках людей статуя видела сумки, на которых была изображена она сама. Точнее, рожа того давнего мужика-культуриста, который позировал мастеру… Что еще? Что дальше было со статуей?

Не знаю. Концовки нет, не придумывается. Глупая история, рассказать ее кому-нибудь стыдно…

А?

Действие № 1: ЛЕСТНИЦА

Он очнулся. Оказалось, он все еще торчит на лестнице, совершенно замерзнув. Подоконник уже весь вытерт, до блеска, в то время как рукава рубашки… Ну, мать обидится за такое свинство!

А снизу кто-то поднимается. Он перегнулся через перила, посмотрел в щель между лифтом и лестницей – шли два парня в спортивных костюмах. Спортсмены, что ли? До шестого этажа дошли! Он спрятался за лифт и почему-то испугался. Но выше спортсмены не захотели подниматься, остановились, разговаривая. Было прекрасно слышно – у них там в разбитое окно дождь шумел, а здесь нет.

– Он точно в этой квартире?

– В этой, звони.

– Вдруг снова менты?

– Мы же в гости идем, вежливо. В крайнем случае выяснят личности и отпустят.

– Кузьмичу после дачи охота квартиру проверить, а мы – поганься.

– Время теряем, звони.

Тот, который командовал, приспустился на пол-пролета вниз и спрятался за шахтой лифта, почти как мальчик выше этажом. Тот, который остался, выцедил: «Ну, если он здесь, падла…» и ткнул пальцем в кнопку звонка.

Открыл дядя Павел.

– Извините, что так поздно, – сказал парень. Культурно сказал, совершенно другим голосом. – Мне нужен Игорь, можно его позвать?

– Можно Машку под забором, и то после командира, – мгновенно ответил дядя Павел. И дружелюбно ухмыльнулся. У него такая шутка была. В армии ни в коем случае нельзя употреблять некоторые слова, например, «можно» или «кончать», иначе в дерьме вываляют. Спортсмен, видимо, не знал этого по молодости.

– Чего-чего?

– Вообще-то Игоря нет дома, – дядя Павел перестал ухмыляться. Какой-то встревоженный сделался, громкий. – Он на даче, давно уехал. А в чем дело?

– Да так… Извините за беспокойство.

– Что-нибудь случилось? Хочешь, я его братишку позову. Мальчик, по-моему, еще не спит.

– Извините, – заученно повторил спортсмен и начал медленно спускаться вниз. Дядя Павел не сразу хлопнул дверью, наверное смотрел ему вслед. Когда дверь все-таки закрылась, парень неожиданно гулко сказал, уже не скрываясь:

– Козел ты вонючий! Передай этому стукачу…

– Тихо, дурак! – прошипел второй, вылезая из-за лифта.

– … если поймаем, то фотоаппарат сначала ему в зад сунем, и только потом в глотку, – закончил первый.

Александр осел на ступеньку, беспомощно вслушиваясь в стихающие шаги. «Он же ни при чем, – агонизирующая мысль в последний раз шевельнулась. – Он же слабак…» Шевельнулась и умерла. Больше мыслей не было – бесконечно долго. Затем в голову ворвалась сумасшедшая радость, простая и конкретная, как наступающая Пасха: «Если ищут здесь, значит на даче его не нашли! Значит жив! Жив!»

И вдруг выяснилось, что это было единственно важным, о чем Александр думал – непрерывно, ежесекундно, – с того мгновения, как поговорил по телефону со сторожем садоводческого магазина. Вдруг выяснилось, что именно этот тоскливый иррациональный страх погнал его на лестницу, не давал покоя ни ногам, ни центральной нервной системе. Выяснилось также, что каменная ступенька щедро отдает веками копившийся холод… Ждать, пока сквозь хлипкую ткань штанов вползет простуда, уже не было причины, и Александр вскочил.

Действие № 2: КАБИНЕТ ПРОРЕКТОРА

Итак, действие переместилось.

Но герой – прежний. Молодой специалист, усердно прикидывающийся инженером. Никому не известный писатель, тоскливо ждущий публикаций и славы. Начинающий мужчина, обладающий собственной женщиной. Мнительный, ранимый, комплексующий. Мечты с одной стороны, страхи с другой – между двумя полюсами он и живет, и мечется, и сгорает. Но это, к счастью, внутри, снаружи он благополучный интеллектуал с претензией на независимость, знающий правильные термины, прочитавший полторы правильные книги. Идеалист по мировоззрению – как принято у культурных людей. Хотя, это тоже всего-навсего снаружи. Внутри он невежественен и суеверен: вместо того, чтобы любить Его, опасается Его, точнее, опасается Чего-то Такого, с чем лучше не ссориться. Типичный интеллигент, родившийся в стране всеобщего идеализма. Герой.

Его вытошнило прямо на кафельный пол. Организм в муках отдал съеденный ужин – бывший торт с бывшим чаем. Желудок некоторое время сокращался вхолостую и успокоился.

Потом холодная вода из-под крана подарила секунды блаженства. «Не кипяченую нельзя пить, – вяло подумал он, хватая губами пахнущую водопроводом струю. – Там же микробы, что же я делаю…» Ледяные струйки жалили шею, ныряли под воротник рубашки. Было хорошо.

Потом он распрямился и увидел себя в зеркале. Мокрое дергающееся лицо, спутанные волосы, дикие вытаращенные глаза… И понял, что с ним все в порядке. Он – жив!

А тот, оставшийся в кабинете проректора?

Наконец, он осознал. Осознание пришло внезапно, накатило лавиной, опрокинуло вернувшийся разум. «А-а-а», – слабо простонал он, потеряв контроль над голосом, уткнулся лбом в кафель, обняв руками фен.

Куда бежать, кого звать?

Тот, который лежит под столом секретарши… Может, еще не… не умер?… Или – уже?.. Это ведь дежурный, наверное. Кто-то ворвался к нему, ничего не подозревающему, кто-то страшный, безумный. Он сопротивлялся, но когда напоролся спиной на острое – упал на ковер. Кто-то страшный обрадовался и побежал через дворы – мимо окон кафедры. У дежурного, у бедолаги, свет был включен, а на кафедре нет – какое счастье!

Игорь прыгнул к двери в коридор, чуть не вляпавшись в собственную рвоту. Мощный импульс ужаса потряс тело. Прислушался… Никого.

Что говорить, если начнут расспрашивать?

А дежурный, конечно, уже умер. Душа его сейчас расползается – там, в приемной проректора, – наполняет собой каждую щелочку. Несколько дней душа будет покидать труп, прикасаясь к каждому из окружающих людей, молить о помощи, звать…

Герой все-таки решился выскользнуть из туалета. Как он здесь оказался, и сам не помнил. Замер, пытаясь сориентироваться… Разумеется, нужно спрятаться на кафедре, затаиться до послезавтра. Главное, не встретить по пути никого из тех – страшных, безумных. Он прерывисто вздохнул, затем застопорил дыхание, пытливо вслушиваясь. И – почти шагнул дальше.

Зуммер телефона донесся оттуда же, из раскрытой настежь двери, заглушив бормотание радио. Пауза, и сигнал повторился. Пауза… «Жанна! – вдруг догадался Игорь. – Она волнуется, хочет узнать, как у меня дела!..» Эта мысль отключила логику: следующий сигнал застал его уже внутри приемной проректора. «Вдруг Жанна сдуру включила свет! – пронзил атмосферу очередной разряд ужаса. – Теперь на кафедру ломятся!..» Во вратарском броске Игорь поймал телефонную трубку:

– Да!

– Алло, с вахты говорят.

Голос женский, но не Жанна. Не Жанна…

– Мы тут ваше шампанское пробуем. Не хотите к нам присоединиться?

Голос молоденький, игривый, праздничный. Надо было что-то отвечать. Игорь молчал, стремительно потея.

– Извините… – юная собеседница вдруг заразительно хохотнула. – Я понимаю, мы тут совсем с ума сошли. Серьезно, приходите. Передайте вашему другу, что его мы тоже приглашаем.

– Нет, – наконец сориентировался Игорь.

В трубке наступило секундное замешательство. Девушка прошипела в сторону, явно пытаясь прикрыть микрофон: «Говорит – нет». Другой женский голос, еще игривее, посоветовал: «Скажи, что мы с тобой сами к ним поднимемся».

– А хотите, мы с Аней к вам сейчас в гости придем? Вы не думайте, ничего такого…

– Нет.

Найденное слово было на редкость удачным.

– Ну, извините, – обиделась девушка. – Другу привет передавайте и спасибо за шампанское.

Студентки, автоматически подумал Игорь, слушая гудки. Подрабатывают в охране. Вовсе не вздорные бабули, как можно было ожидать, однако лучше это или хуже? Скучно им, молодым да энергичным… Телефонная трубка была влажной, липкой – наверное, вспотела вместе с рукой.

Он огляделся. Опрокинутая мебель, разбросанные предметы, гудящие лампы дневного света. Приемник интимным басом приглашает посетить фирму «Либидо», где разработан оригинальный метод снижения застенчивости… И человеческое тело, спрятавшееся за столом секретарши. С этого места оно отлично смотрелось – в полном объеме красочных деталей. Главное, заставить себя не отводить глаз. Впрочем, художественное решение композиции оказалось теперь не столь убедительным, как десять минут назад, поэтому позывы к рвоте не возобновлялись. Судя по всему, дежурный был заколот ударом сзади – той жуткой штучкой, которая торчит из его груди… Кроме того… если упрямо не отводить глаз… видно, что руки у него связаны за спиной шнуром от настольной лампы. Причем, сама настольная лампа от шнура не отделена, лежит рядом, вся побитая, помятая… На лицо лучше не смотреть – нет-нет, не надо…

Игорь вытер пот со лба. Его желудок вполне справлялся с цветными картинками видеокошмара. В некоторой степени этот факт был даже приятен. Но зачем он помчался к проклятому телефону! Теперь уж точно выхода нет. Влип, идиот. Действительно, что отвечать, когда начнут допрашивать? А прятаться на кафедре бесполезно, потому что как только убийство обнаружат, сразу собаку привезут и обшарят с ней весь институт.

Он отвернулся, не выдержав. Страждущая душа убитого, несомненно, наблюдала за ним, он чувствовал это каждым нервом. В комнате странно веяло ветерком. Причиной – распахнутая настежь дверь? Он отошел от стола секретарши, на котором помещался телефон, судорожно стиснув лопатки. Не оглядываясь. Страх метался в жилах, распирал грудь, пыжем стоял в горле. Выхода не было? Да вот же – спасительный лаз в черноту институтских кишок! Закрой глаза, ныряй и беги… Игорь осторожно поднял пиджак, валявшийся на ковре в центре помещения.

Пиджак явно принадлежал дежурному. Из той же ткани, что брюки на нем, и размер похож. Только карманы, увы, оказались пусты – что и следовало ожидать. Очевидно, предыдущий посетитель не оставил без внимания одежду убитого. «Друг» – по меткому выражению студентки-охранницы… Впрочем, в одном из боковых карманов завалялась сложенная вчетверо бумажка. На ней, собственно, ничего любопытного не было написано – просто номер телефона. Ни имени, ни фамилии. Цифры, и все.

Номер телефона лаборатории, в которой работал Игорь.

Еще в пиджаке обнаружился пистолет. Он уютно держался в специально вшитой кожаной кобуре, слева под мышкой. Забавный такой, прохладный. Маленький, но тяжелый – настоящий. Рукоять обделана рифленым коричневым эбонитом. Неужели настоящий?

Игорь тупо озирал найденное: бумажка лежала перед ним на одной ладони, пистолет – на другой. Ладони дергались, трепетали, жили собственной жизнью.

Очередной бодрый шлягер, пульсировавший в радиоточке, плавно приглушился. Было сообщено, что если вы в хорошей интеллектуальной и спортивной форме, если вы любите большие, но честные деньги, то имеете шанс попасть в штат коммерческого агентства «Защита прав человека». Оплата почасовая, страховка за счет агентства. Защита прав человека – это работа для настоящих мужчин…

– Зачем ему наш рабочий телефон? – удивился Игорь вслух.

Вопрос бесследно растворился в окружающем кошмаре. «Позвони мне, позвони!» – грянуло радио в ответ, эффектно перейдя от дешевой рекламы к блеклой эстраде.

Тогда Игорь заставил себя вернуться к столу секретарши. Помимо прочего, там лежала документация дежурного. Журнал как раз был раскрыт на нужной странице, на последней из имеющихся записей. «20.00 – старший инженер кафедры гироскопов Сидин Тимур Германович дежурство по институту принял… 21.00–22.00 – совместно со старшим по вахте произведен обход территории. Отмеченные недостатки…» Какой-то Сидин. С пистолетом. Фамилия не знакома, лицо, кажется, тоже. Зачем он хранил на бумажке этот телефон?.. Игорь все-таки посмотрел в лицо убитого. Стеклянные глаза, застывший ручеек крови на щеке – невозможное, завораживающее зрелище…

«Отпечатки пальцев!» – неожиданно подумал он.

Расстегнулся, выпустил наружу рубашку и принялся неумело протирать ею телефонную трубку. Здорово мешал пистолет, пришлось сунуть его в карман джинсов. Бедро сразу ощутило уверенность, щедро поделившись живительными токами с остальными частями тела. И руки успокоились, и в голове настало временное затишье. Но тут – будто струей удушливого жара окатило спину. Потому что сзади…

Потому что где-то далеко в коридоре послышались шаги и гулкие голоса.

****

Их было двое. Оба массивные, оба нервные.

– Тьфу! – нервно сказал один. – Ощущение, будто откуда-то блевотиной несет. А?

– Какая блевотина, ты, трепло! – нервно ответил второй. – Институт еще вчера закрыли!

– Ну, может ты сам, это… психанул с непривычки?

– С какой «непривычки», ты, трепло!

Они грузно двигались по комнате, производя разнообразные звуки. От их шагов шкафчик содрогался, предательски потрескивал. Игорь в панике пытался придерживать дверцу пальцем, боясь, что она случайно откроется – от сотрясения или от ветерка, – но с внутренней стороны подцепить ее было решительно никак. Еще Игорь боялся, что вот сейчас чужая рука хозяйски распахнет шкаф, что вот сейчас, сейчас… Щелка между дверцами осталась смехотворно узкой, ровно в толщину мизинца: закрыть шкаф до конца не удалось. Был виден только кусок стены. Был виден также упавший стул возле стены. Вдруг в поле зрения появился один из гостей, но не проскочил, как раньше, а подошел к стулу, наклонился и поставил его на ножки. Затем сел. Удовлетворенно поцыкал зубом:

– Ладно, порядок навели.

Тот самый парень, бежавший по ночному двору.

– Чего расселся? – раздраженно бросили ему сбоку. – Лампу свою отвязывай.

– Сейчас… – бегун сразу встал. – Он, сволочь, этой лампой чуть окно не долбанул.

Исчез, шагнув в сторону.

– Да, хорошо вы тут повеселились, – хмыкнул первый голос. А бегун почему-то стал оправдываться:

– Говорю же, Серж, не успел я ему ноги связать! Он, сволочь, как зверь. Вдруг очнулся, и все, не успокоить было…

– Слушай, доцент, ты вырубить его не мог получше? Чему вас только в институтах учат?

– Кончай, ты, трепло! Говорю же, вырубил я его! Не понимаю, как он очнулся, зверюга?

– Мне чего, перед Кузьмичем будешь песни петь.

Некоторое время они молчали, чем-то явственно шурша. Затем прозвучала реплика:

– С пиджаком поосторожнее, пистолет выронишь, – очевидно, это подал голос бегун.

– Ну что, раз-два взяли?»

Они дуэтом закряхтели.

– Посмотри, на ковре нет следов?»

– Чисто.

Наконец пространство в щели наполнилось движением. Двое тяжело тащили нечто длинное, завернутое в добротную парусиновую ткань. Страшные кадры мелькнули и оборвались – вновь была стена, ковер, потолок, стена, ковер, потолок… Из коридора донесся тоскливый вздох: «Он, сволочь, тонну весит…»

Радио простодушно напутствовало удаляющихся гостей:

– Отдел внутренних дел Каменного района оповещает всех нуждающихся профессионалов, что с мая зарплата наших участковых инспекторов повышается. Ого, еще как повышается! Спешите к нам уважаемые коллеги! Защитим друг друга в этой нелегкой жизни…

****

Он стоял в шкафчике для верхней одежды. В рабочее время здесь висели бы плащи проректора, зама, секретарши, а сейчас было пусто. Ему невероятно повезло в жизни – только такой тощий и смог бы стиснуть себя подобным образом. Он стоял, тыкаясь позвоночником в дурацкие крючки, отпихивая затылком дурацкие плечики, хватая ртом слабую струйку воздуха из щели. Он стоял, не имея душевных сил освободиться.

Потом вылез, обмирая.

Да, в кабинете проректора обнаружился порядок. Да, в кабинете не обнаружилось трупа. Радио по-домашнему играло позывные: наконец-то наступила полночь. Однако было почему-то страшнее, неизмеримо страшнее!

Сколько времени он провел возле шкафчика, сражаясь со слуховыми галлюцинациями, неизвестно. Как он заставил себя покинуть пост дежурного, ему не запомнилось. И уж тем более в памяти не остался обратный путь. Осталось лишь вязкое, черное, ирреальное – что-то нескончаемое. Но обратный путь все-таки состоялся, вернув действие к прежнему месту.

Помещение заведующего кафедрой было открыто. На стенах дремали неподвижные тени. В глаза бил дворовый фонарь, ставший за вечер родным.

– Жанна! – позвал Игорь…

Ее не оказалось ни внутри, ни снаружи – нигде. Вконец одурев, он заглянул под стол. Затем секунду-другую растерянно метался в потоках ртутного света – между окном и дверью. Силы кончились. Он упал перед диваном на колени, уткнулся лицом в вонючий, засиженный сотнями задов дерматин и захныкал.

НОЧЬ
(расследование)

Действие № 1: ЧУЖАЯ КВАРТИРА

В прихожей горел свет. Тусклыми яичными кругами из темноты выхватывались каменные стены, каменный потолок, каменный пол. Лампы размещались не наверху, как у людей, а по бокам – в чугунных церковных светильниках. Коридор, больше похожий на тоннель, тоскливо уходил в бесконечность. Было мрачно. Было изысканно странно. Душа любого из приглашаемых сюда гостей не могла не трепетать – в точном соответствии с замыслом хозяев. Прямо напротив входа висело большое овальное зеркало старинной работы. Над ним поблескивала вычеканенная в бронзе надпись: «Познай себя». А в зеркале отражался мальчик. Веснушки, очки, школьные штаны, шмыгающий нос – типичное городское существо четырнадцати лет. Правда, взгляд у него был не вполне типичен. Взгляд метался по коридору, увязая в темных углах, напряженный цепкий взгляд на удивление взрослых глаз. И мысли были напряженными, цепкими. «Никого же нет! – думал он. – Чего бояться? Она, растяпа, так спешила, даже свет забыла выключить…»

Мальчика не беспокоил странный интерьер прихожей. Много раз за свою жизнь он имел удовольствие окунаться в сконструированный мирок этой квартиры. Он привык, давно уже не считал себя гостем. Его не могли обмануть ни расписанные под булыжник обои, которыми были оклеены и стены, и потолок, ни специальный линолеум, ни другие хитроумные детали антуража. Из воспоминаний близкого детства у него осталась картинка, как все это рождалось – клеилось, сверлилось, устанавливалось на века. Он лихорадочно изучал перспективу чужой квартиры. Лестница осталась сзади, дверь захлопнулась. Отступать было поздно.

В комнатах тоже горел свет. Но оттуда никто не выглядывал, не кричал: «Кто там?» Все правильно: дядю Юру увезли, а Бэла ушла сама. Выскочила вдруг из квартиры, села в лифт, и вниз. Канула в дождь. Повезло, кабина стояла точно на седьмом этаже, иначе она могла пешком по лестнице побежать, и тогда… Впрочем, что тогда? Ну, пожелали бы друг другу спокойной ночи… Нет, все равно повезло. Целый день Александра не пускали в ТУ квартиру, теперь же появилась возможность войти, не спрашивая разрешения. И ключи имеются, причем не надо даже в свою комнату спускаться: ключи от ТОЙ квартиры равноправно бренчат в общей связке – в кармане штанов. Дело в том, что Бэла с супругом часто путешествовала – либо представляла за границей русскоязычную астрологию, либо медитировала на каком-либо из отечественных курортов. А повсюду в горшках у них растения жили, которые требовали регулярного полива, плюс почта каждый день наполняла ящик, ее требовалось вынимать и складировать на полке под овальным зеркалом. Вот дядя Юра и подарил ключи тем соседям, которым абсолютно доверял. На всякий случай и вообще… Но матери посещать чужую квартиру без хозяев трудно, воспитание мешает, а Игорь вовсе не желает туда ходить – с хозяевами или без, как угодно, – сильно не любит эту семейку. Так и стал Александр главным смотрителем соседской жилплощади. А что? Даже интересно – хочешь, видео смотри, хочешь, книжки листай. Только приводить никого постороннего нельзя, с этим у соседей очень строго. И еще – когда они уезжают, то многочисленные дверцы в секретерах и ящички в столах-тумбочках закрывают на маленькие замочки, чтобы всякие там «смотрители» не лазили, куда не следует. В открытом пользовании дядя Юра всегда хранил проверенные кассеты, увы, увы, и проверенные книги – короче, ничего такого, что особенно требуется развивающемуся организму. Еще хозяева, когда отсутствовали, включали сигнализацию и другие защитные штучки. А мальчик имел подробные инструкции, как с системой обращаться – знал код, знал специальный номер телефона и все такое…

Сейчас, разумеется, сигнализация была в отключке.

«Ну, если следовательша об этом ключе унюхает, нам всем хана, – мельком подумал мальчик. – А может уже унюхала?»

Он осторожно двинулся вперед. Квартира была абсолютно такой же, как коммуналка ниже этажом. Только неизмеримо цивилизованнее. Первым номером от двери шел кабинет Бэлы – точно над комнатой, где жил мальчик с мамой и братом. Напротив, над супругами-театралами располагался кабинет дяди Юры, выходивший окнами на проспект. Там, где ютился программист дядя Павел, была устроена спальня, которую почти целиком занимала гигантская кровать. А дальше, уже за кухней, хозяева сделали супергостиную. Ни в кухне, ни в гостиной свет сейчас не горел: конец коридора затаился во мраке… Мальчик заглянул в резиденцию Бэлы. Привычная картинка: снизу доверху сплошь голубое с золотыми узорами. Как и в прихожей, обоями здесь были оклеены и стены, и потолок. Впрочем, в остальных комнатах так же, только раскраска в каждой разная. Дядя Юра говорил, что это называется «эффект табакерки», модный стиль. Юный зритель смело вошел в голубую табакерку, озираясь… В обоях сверкали узкие зеркальные полоски, придавая комнате истинно Космический вид. Повсюду висели таблицы, заполненные цифрами, буквами из разных алфавитов, непонятными словами. Висели изображения звериных морд, таинственные графики. Висела фотография звездного неба. Над древним письменным столом была приделана полочка, на которой стоял миниатюрный макет – жутко красивый. Дядя Юра уверял, что когда-то очень давно так выглядел храм в городе Дельфы, где обитал знаменитый оракул. Кстати, бронзовая надпись в прихожей – насчет «познания себя», – она ведь оттуда же, из Дельфийского храма. Бэла вообще с особенной нежностью относилась к древнегреческим предсказателям, наверное, тоже хотела стать когда-нибудь мифом… Компьютер в углу, принтер, повсюду бумажки со столбиками цифр – творческий беспорядок. Телевизионщики любили здесь снимать. Правда, стеклянные дверцы шкафа сейчас были раскрыты, а книги с нижней полки почему-то свалены вниз, на пол. Справочники по всяким там математикам, труды всяких там Кеплеров и Пифагоров, другая ученая дребедень – все это бесцеремонно брошено под ноги. Литература на других полках не тронута, стоит сомкнутыми рядами: Библия, Коран, шикарные тома со странными названиями вроде «Зохар», «Авеста» и прочее и прочее. Присев, мальчик заглянул в разоренную полку. Ага! Простенький, пошленький тайничок – углубление с задвижкой. Пустой, увы. Мальчик никогда не брал отсюда книги – скучища ведь, наука. То ли дело у дяди Юры. И, выходит, зря не брал… Он встал и распрямился.

На письменном столе творческий беспорядок достигал своего апогея: кроме компьютера и распечаток здесь имел место ворох хитроумно расчерченных картонок. Бэла, объясняя что-нибудь тупым журналистам, обязательно демонстрировала такую картонку и водила по ней пальцем. Назывались они очень красиво – «астрологические карты». Еще на столе был телефонный аппарат и раскрытый блокнот. А поверх всего – в качестве ведущего элемента композиции – лежали деньги.

Несколько аккуратных пачек.

Мальчик никогда не видел денег в пачках. Мгновение он впитывал глазами стол – в холодном восторге. Наверное, эти самые богатства и хранил опустевший тайничок… Впрочем, деньги были чужими, и колдовство сразу потеряло силу. Мальчик сделал шаг, заглянул в раскрытую страницу блокнота. Наискосок бежала запись, сделанная красным фломастером. Выделялось короткое противное слово: «МОРГ», жирно подчеркнутое, затем следовал адрес и телефонный номер. Стараясь не дотронуться до денег, мальчик взял блокнот и перелистал его. Однако другие страницы были чисты. Бесконечно листалась сплошная глянцевая белизна – очевидно, ради одной-единственной записи Бэла использовала совершенно новую вещь. Безумная расточительность. Мальчик последний раз огляделся. Исследовать эту комнату было вроде бы незачем, и он вышел в коридор.

Дядя Юра жил в «табакерке» желтых тонов. Здесь обстановка казалась куда более нормальной: ковер на полу, стандартный стол, стандартный диван, стандартная видео-аудио и прочая аппаратура. Полки для книг, стеллаж для кассет, секретер для всякой всячины. В гостиной, кстати, тоже есть телевизор – висит на стене, потеснив портретную галерею, – и туда проведен кабель из дяди-Юриной комнаты, прямо от видика. Почти как кабельное телевидение. И в спальне есть телевизор, и даже на кухне – маленький. Вообще, у них только коридор и кабинет Бэлы сделаны в фирменном стиле «Леди Космос», а все остальные просторы квартиры смотрятся не так экзотично. Однако сейчас в комнате творилось явное безобразие. Все, что могло быть вытащено, было вытащено – из стола, из секретера, с полок, со стеллажей. Все вытащенное – брошено на пол. Покрыв ковер целиком, валялись россыпью папки, какие-то документы с печатями, книги, фотографии, журналы. Видеокассеты разбросаны по дивану. Мебель раскрыта, дверцы, ящики и ящички бесстыдно выставлены – голым нутром к публике. Поразительное зрелище. Видел бы все это дядя Юра, вот бы он раскричался, распсиховался, дом бы разнес от злости. Он ведь обожал порядок, жить не мог без порядка, в отличие от своей жены. Интересно, кто здесь поработал? Преступник, что ли?

Тщательно ступая в свободные от предметов промежутки ковра, мальчик двинулся вперед. В углу, на столике под торшером, лежала бумажка. Одиноко, сиротливо, но вполне аккуратно. Бумажка притягивала к себе, потому что была отдельно от царящего в «табакерке» развала. Взять ее в руки, осмотреть ее казалось таким естественным. Вот только кресло… Гость вдруг застыл, едва не потеряв равновесие. Как он сразу не сообразил? Торшер стоит рядом с креслом. Рядом с тем самым креслом! В котором дядю Юру… вон и розетка… Он глубоко вздохнул, пытаясь вернуть движениям уверенность. Затем продолжил путь, глядя под ноги. Да, кресло мешало, гипнотизировало, занимало собой все помещение. Мальчик поднял бумажку. Это оказалась повернутая вниз лицом фотография. Всего-навсего старая черно-белая фотография. На обороте бежала торопливая, уже начавшая стираться надпись, сделанная синим шариком: «Все будет, как ты хочешь, родной». Запечатлена была женщина…

Мама Александра.

Молодая, непривычная. Лет, наверное, двадцати пяти. Вроде Жанны. Красивая, ужасно похожая на ту маму, которая улыбалась в семейном альбоме – там, где с маленьким Игорем на руках. Только… только голая!!! Она сидела в позе «лотоса», изящно воздев руки к небу ладошками вверх, закрыв глаза, почти как индийская богиня. Она сидела передом к объективу, распахнутая настолько, что скулы сводило от неловкости. Мальчик пялился в трепещущий перед ним кусок картона, не в силах оторвать взгляд. Что это? Зачем это? Ощущение нереальности происходящего на мгновение отключило разум.

И тут ожила входная дверь. Стрельнули замки, чмокнула дерматиновая обивка. Юный взломщик бросил фотографию обратно, в панике озираясь. Исчезнуть, раствориться, стать невидимым… Скорее – куда? Он метнулся к креслу, забыв, что оно – то самое. Кресло располагалось спинкой к стене, однако никогда не стояло вплотную. Оно было откидным, как в самолете – современнейшая конструкция, – поэтому сзади оставалось чуть свободного пространства. Спинка была наклонена, кроме того, с одного бока прижимался диванчик, с другого – столик и торшер, так что между креслом и стеной получалось что-то похожее на домик. Пару лет назад, когда мальчик был еще маленьким, он забирался туда ради интереса – посидеть, поразмышлять о жизни. Правда, с тех пор он слегка подрос… Толкнуться ногами в пружинящий диван, стараясь не громыхнуть кассетами, тихонько протиснуться в узкую пыльную щель, и секунды звенящего ужаса останутся снаружи. Скорее… Детский тайник принял гостя – места хватило. Только пригнуться надо пониже. Встать на четвереньки. И скорчиться, притянув колени к подбородку…

Из прихожей неслись звуки. Стучали о линолеум снимаемые сапожки, шелестел плащ, шумно укладывался на просушку зонтик. Бэла. Так быстро вернулась, зараза. Мальчик устроился поудобнее, лихорадочно соображая, во что же он такое влип. Да, влип круто, очкарик! Ночуй теперь тут, идиот, жди, пока Бэла заснет… Звуки между тем изменились. Что-то вдруг гулко бухнуло, раскатистой волной прокатилось по квартире. Будто по железу ударили. И тут же бешеный голос хозяйки пронзил пустоту:

– Поз-з-най себя! Мясники, мудачье косолапое!

Ага, Бэла сердилась. Очевидно, влепила чем-то в бронзовую надпись на стене. Затем пошлепала босиком по коридору, надрывно бормоча:

– Ой, мерзавцы… Ой, мудачье…

Дошлепала до кухни, и звуковой фон сразу возобновился – грохот, звон, вопли. Там откровенно швыряли посуду. Не только металлическую, но и, кажется, фарфоровую. Жуть, как же из этой ловушки выбраться?.. Хозяйка вскоре покончила с кухонными делами и возвратилась, отчетливо всхлипывая на ходу. Свернула к себе в кабинет. Оттуда выплеснулась очередная порция шумов: истерика благополучно продолжалась. Теперь Бэла швыряла что-то бумажное, мягкое. Она бессильно стонала: «Сво-олочи! Сво-олочи!» – низко, утробно. У нее вообще был фирменный голос – сочный, как у оперной певицы. Знаменитый голос. Когда она вещала на публику, форсируя громкость, даже мурашки по коже бегали.