Текст книги "Встречи под Небом (СИ)"

Автор книги: Александр Прибылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Александр Прибылов
Встречи под Небом

Вводное слово

В теченьи времени и в бездне расстояний, в различьи рас и море языков, в похожих и не очень именах легко нам заблудиться – признать чужую улицу своею, названия созвучьем обманувшись, сходством быта; иль не узнать родных людей в пространной речи незнакомца, смотревшего на них сквозь линзу опыта иного. Встречи, вот что неизменно: улыбки, взгляды, чувства – отношенья. Миг жизни между прошлым и грядущим, оттуда краткий шаг туда, труд и восторг преображенья, свобода выбора меж «да» и «нет» – суть человечности. Незначимо тогда количество хвостов, цвет глаз, рогов наличие и острота зубов. Важны лишь встречи. И небо, что всегда вверху – свидетель непредвзятый…

О времени и месте происшествий, о коих будет речь, задумываться, право, смысла нет – такое ж Поднебесье, как везде, созвучие имен случайно, лисы… о лисах сказок преизрядно на Руси (плутовку вспомним рыжую), о ней же басен много и в Китае, где человечий облик принимают, роднясь с волками в тетушке-Европе. И потому отбросим рассужденья об истоках, о месте и эпохе. Оставим лисам лисье…

Клятва

Лисы бывают разные: рыжие, черно-бурые, белые (как священный лис из храма Девы-Рисового-Зерна на далеких Восточных Островах) и даже синие (хотя, по совести, Сыма Чжан по прозвищу Синий Лис лисом никогда не был). И если одним из них вполне хватает своего хвоста, в котором с возрастом накапливается чудодейственная сила, то иные, не довольствуясь наличным, отращивают себе еще один, два, три… до девяти хвостов вкупе, обретая удивительную способность принимать человеческий облик. Говорят так же, что двухвостым лисам для обращения надо в полнолуние возложить на макушку человеческую теменную кость и перекувыркнуться, для треххвостой полнолуния ждать не обязательно, для четыреххвостой не нужен и человеческий костяк, а остальным и кувыркаться не надо. Но…

Рассказывают, что в правление Чжоу Чоу-ди некий человек поймал лису и, посадив ее в мешок, принес к уездному правителю Вэн Чуню. Тот, желая увидеть известную красоту лис, потребовал развязать мешок и показать оборотня. Но вместо красавицы увидел толстое и волосатое существо.

«Как же так?!» – воскликнул он. – «Почему другие видят лис прекрасных, мне же попалась эта образина!»

«В зеркало посмотри», – огрызнулась собеседница. – «Будь ты иным, увидел бы другое…»

Они познакомились накануне. А утром уже поссорились. И теперь один из них уверенными шагами мерил тропинку, поднимающуюся вверх по ущелью, а вторая кралась следом, эдаким хвостиком.

Молодой человек, судя по одежде (к которой лучше всего подходило определение «все немного чересчур») и свободной манере движений, принадлежал к тем, кого молва нарекла «молодыми лоботрясами». Длинные прямые темно-русые волосы его свободно ниспадали на плечи и спину, лишь под лопатками перехваченные тонким шнуром, делая его облик довольно женственным, а тщательно ухоженное гладкое округлое лицо с карими миндалевидными глазами и чувственными губами только дополняло это впечатление. Впрочем, лицо это хранило неуловимый, но ощутимый след добродушной усмешки, каковая свидетельствует отнюдь не об инфантилизме, но об уверенности и внутренней крепости. Меч, тщательно обернутый в ткань и повешенный на спину, подтверждал обоснованность этого предположения – у «сыночка» меч отобрали бы еще у ворот города те многочисленные в последнее время доброхоты, которые стремятся облегчить ношу ближнего, частенько не спрашивая его позволения. Из всего этого можно было заключить, что молодой человек (а было ему по виду никак не более двадцати ряти лет), скорее всего, избрал путь «ветра и потока», не предосудительный для образованного человека, но далеко не всегда принимаемый окружающими с удовольствием.

Девушка… о, девушка его стоила, несмотря на простоту крестьянского платья. Стройная и упругая, как лук, она двигалась с грацией и раскованностью, совершенно недоступной для крестьянской девочки. Распущенные волосы великолепного медного цвета кончиками доставали того места, которое часто сравнивают с самой широкой частью вазы, что так же было слишком для крестьянки. На вид ей было около 18 лет, но она явно не была замужней, и это при том, что в здешних краях мало-мальски симпатичную девушку сватали довольно рано, а иная в ее возрасте имела уже не одного ребенка… Красавица, подвернув повыше халат и сжимая в руке узелок, видимо с одеждой и едой, быстро кралась вдоль тропы вслед за беспечным мей-ши («знаменитостью») – с легкостью горного козла скакала по склону, рискуя поранить о камни и колючий кустарник изящные босые ножки. И делала это уже с десяток ли, от самой деревни, проявляя удивительную выносливость.

Тропинка, между тем, прихотливо петляла из тени на солнце и обратно, видимо боясь прохлады и не очень жалуя солнечное пекло, но не отрывалась от берега небольшой горной реки, которая в сужающемся устье становилась все более узкой и бурной. Стены склонов, покрытые обильной зеленью, то расступались, то сходились вновь, стискивая долину до узости затененной, прохладной расселины, что подтолкнуло бы образованного мужа, приключись ему здесь оказаться, к возвышенным размышлениям о женском начале инь и написанию поэтического шедевра. Именно в одном из таких мест тропка выскочила на довольно высокий берег и терпеливо замерла перед висячим мостом. Молодой человек медлить не стал и, решительно шагнув на узкие доски, под которыми на глубине двух с половиной чжанов пенился сердитый поток, быстро, не держась за канаты, натянутые по бокам моста, перешел на другой берег и скрылся в тени деревьев…

Девушка тут же вышла из своего укрытия и побежала по мосту…

Только на середине она с отчаянием поняла, что слишком увлеклась и оказалась в очень… непростой ситуации.

– Эй! Стой! – хриплый голос донесся до нее одновременно с внезапным головокружением. Ноги неожиданно заскользили по доскам, и девушка едва не свалилась в воду, но удержалась, упав на четвереньки и упустив узелок – тот неторопливо полетел в пенистый поток внизу…

– Эй! Рыжая! – в голосе прозвучала издевка.

На одном из столбов, к которым были привязаны канаты моста, на самой его вершине устроился старик. Вернее пародия на старика, худая и костлявая, со всклоченными седыми волосами на костистой голове. Существо это опиралось на одну ногу, вцепившись в дерево столба слишком длинными для человека пальцами. Вторая нога покоилась на колене первой, и одновременно служила столом, на котором лежала распотрошенная сырая рыбина…

Девушка чуть не зарычала с досады.

– Куда прешь без разрешения, животина безмозглая?

– Почтенный Чжан-лун, простите меня, это я случайно… Пожалуйста-а, – она постаралась придать лицу самое трогательное выражение.

В следующее мгновение в лоб ударила противная, скользкая, холодная рыбина, брошенная меткой рукой «старика»…

– Прощать положено людей, а не всяких… хвостатых… – глумливо заявил «старикан». И гаркнул: – Плати! Сначала пеню, а потом за проход, – в голосе его послышалось похабное торжество.

– Простите, почтенный Чжан-лун, – девушка склонилась, так и не встав с четверенек … – Что я могу вам отдать?

– А что у тебя есть? – аж засветившись, спросил старый мерзавец…

С трудом поднимаясь на ноги, девушка попыталась сообразить – чем же можно откупиться. Голова кружилась и отказывалась помогать в решении этого важного вопроса. Между тем «старикан» заговорил опять:

– А… я и так вижу…

И головокружение слетело, словно покрывало в бурю. Только и осталось, что воспоминание.

Ситуация, однако, явно устремилась к нежелательной развязке.

– Одежду-то снимай, снимай красавица… – мерзко хихикнул «старикашка».

– Зачем вы так, дедушка Чжан-лун? – девушка взмолилась о спасении. Про себя. И сделала шаг к «старику», – Не обижайте, прошу вас…

Голос ее зазвенел от слез. И еще шаг…

– Раздевайся, – цыкнул вдруг «старик» сердито. – Обижать я тебя не буду… приласкаю только… за все хорошее.

Хорошего было много, благо возраст у обоих был немалый. Вспоминая об этом, девушка горестно всхлипнула, подняла руку к лицу. И шагнула еще.

«Старик» хихикнул опять и обнажил… целую колотушку, наконечник которой мало уступал размером мужскому кулаку. Девушка поперхнулась. И застыла на драгоценный миг. А потом прыгнула, уже в полете понимая, что опоздала.

Тело увязло в воздухе, словно в густоте отвара. Острые когти скребанули по чешуе, вдруг проступившей под кожей «старика» (да не старика вовсе!). Лицо и голова последнего преобразились – над губами вырвались наружу два змееподобных уса, челюсть устремилась вперед, обгоняя уплощающийся нос, брови взбугрились, надежно прикрыв круглые рыбьи глаза, а из черепа проклюнулись рога… С шумом и шелестом чешуи на берегу развернулось могучее тело речного дракона. Обычного речного дракона, владыки реки и хозяина мостов. С холодным чешуйчатым телом и… колотушкой…

Девушка задохнулась в отчаянии, чувствуя, как сам собой развязывается пояс халата…

– Эй! Почтенный, стой!

Голос зазвенел над мостом совсем непочтительной насмешкой.

Дракон рыкнул и зеленоватой молнией обернулся половиной тела к молодому человеку, неожиданно вышедшему из-за деревьев к мосту… Да-да, тому самому молодому «лоботрясу».

– Это не честно! Она уже расплатилась! – парень уверенно подошел вплотную к дракону. Однако, речной владыка хамить не стал, только склонив голову саркастически заметил:

– Так она еще и напала на меня. За нападение положена вира…

Молодой человек опустился на большущий осколок скалы и положил на колени меч, небрежно отбросив полотно с рукояти и перекрестья. Солнечные лучи заиграли на меди неожиданно яркими, огненными бликами… видимыми далеко не всяким зрителем. Дракон замер… усы его беспокойно напряглись, вздрагивая самыми кончиками…

– Когда тебя пытаются ограбить, нужно защищаться… – заговорил парень. – Я не хочу, конечно, сравнивать почтенного Чжан-луна с грабителем, но девушка все оплатила, и задерживать ее было не правильно…

– Она сама не признала это платой, – сварливо возразил речной владыка.

– По закону любая потеря является платой…

Дракон замычал от досады. Немного успокоился, покачиваясь, перетекая прекрасным телом. Спросил уже не гневно, задумчиво:

– Так она с тобой что ли?

– Не-ет, – молодой человек отрицающе махнул рукой. – Сама по себе…

– Нет! Я с ним! – вскрикнула виновница спора, успевшая запахнуть халат, завязать пояс и обхватить себя руками.

Дракон только фыркнул.

– Отпускай ее, – ответил парень, – , но лучше на ту сторону, откуда она пришла…

Он аккуратно завернул меч в ткань и, повесив его на спину, развернулся в сторону от реки…

– Эй!.. – изумление и отчаяние, буквально, переполнили этот крик. Но эффекта не возымели. – Люянь! – теперь в крик добавилась мольба, – Пожалуйста, возьми меня с собой!

Девушка упала на колени прямо на досках моста:

– Прости, я была виновата…

Парень развернулся в пол-оборота, глянул на нее, на замершего у моста дракона… А девушка затараторила, торопясь закрепить успех.

– Пожалуйста, возьми меня с собой. Я сделаю все что пожелаешь..

Парень развернулся и выпалил:

– Клянешься?

– Если ты готов взять меня под свою защиту, то я клянусь быть всегда рядом с тобой и исполнить любое желание, – быстро вымолвили лиса.

Брови парня встали домиком… спустя мгновения он ухмыльнулся и ответил:

– Я беру тебя под свою защиту.

Глаза его загорелись в глубине озорной искоркой…

Дракон скорчил непередаваемую гримасу, фыркнул и заскользил вниз, к воде, бросив напоследок:

– Иди, чего уж…

Особенности гостиничного дела

В ясный день любой плывущий по мутным благословенным водам Великой Реки, в лодке ли, в барже, влекомой вдоль берега бурлаками, или под парусом корабля, на всем пути от самых первых судоходных протоков до границ бывшего Рассветного Княжества может видеть на юге темный зубчатый гребень, похожий на спину лежащего дракона. Драконий Гребень или Драконий Хребет, как его назвали еще до Воюющих Царств. Тогда же его звали и Пограничным, ибо Небо в ту эпоху лишь краем покрывало северную часть гор, а тьма и варварство царили в землях южнее. Драконьим его кличут и сейчас, когда горная цепь разделила Поднебесную на две почти равные части, став Срединным Хребтом.

Красивы эти горы. Крепкие великаны, таящие в своей глубине жар каменной крови, вздымают на своих плечах пушистое зеленое покрывало, тянутся вверх к вечным лохмотьям облаков, заслоняют собой солнце. Для тех же немногих, кто может подняться высоко в распахнутую лазурь неба и взглянуть на сизую, даже синеватую даль, Срединный похож на стадо сказочных животных, чьи иногда острые, чаще покатые, горбы, плешивые или заросшие шерстью леса то неторопливо вспарывают белую реку небесной воды, то замирают под слепящим жаром солнца. Далеко на западе стадо это ведут громадные старики, сверкающие снежной сединой. Несколько таких же белоспинных великанов на востоке, словно пастухи, собирают вокруг себя отставших…

– Красиво, – молодой человек не видит описанной выше картины, ему для восхищения хватает стремящейся ввысь скалы со щербатой вершиной, дерзкой зелени, уцепившейся в отвесную стену и глаз девушки, на коленях которой лежит его голова.

– Я так и не узнал, как тебя зовут, – улыбается он и медленно проводит пальцем по нежной коже девичьей щеки, потом раскрывает ладонь и щурится от удовольствия, когда красавица, едва не мурлыча, трется об нее лицом.

– Я думала, мой господин знает, – голос ее нежнее напева флейты, а насмешка тоньше шелковой паутинки. – Ведь он давно окликает меня первым слогом моего имени…

– Чжи. Желание, – смеется юноша, указательным пальцем очерчивая границу ее губ. – Там где есть первый, должен быть и второй… Сколько слов в лисьем имени?

Он наматывает медно-красный локон подружки на палец и тянет к себе. Припухшие от недавних поцелуев губы отвечают горячим шепотом:

– Чжи Хэ Ли…

«Желание. Гармония. Прибавление». Но уста заняты, и мысли, не прозвучав, теряются в прибывающей гармонии двух желаний.

…

Дыхание успокаивается, истома в мышцах, ветерок холодит быстро сохнущую плоть. И пустота в голове. Нет, есть мыслишка: «а хвост у нее есть?»

– Мы так и будем лежать?..

– Тебя чем-то не устраивает нежная трава под нами?

– Меня не устраивают муравьи, ползающие по моей ляжке…

Оба смеются. Девушка дергает ногой, потом пытается стряхнуть настырных насекомых рукой. Парень помогает ей… Возня опять заканчивается громким ликующим криком и блаженной усталостью…

– Ва-анну, – стонет девушка. – Хочешь в горячую воду после семи дней воздержания?

Разные голоса, но смех один.

– Хочу. Всегда знал, что величайшее сокровище культуры – горячая вода… Где, говоришь, эта гостиница? Нам, кстати, уже есть нечего.

– Может, к ночи успеем, – задумчиво отвечает Чжи.

Парень зевает. Громко. Протяжно. И встает…

На бывшем уездном тракте, медленно превращавшемся в проселок, постоялый двор не разрастался, а лишь старел и ветшал, постепенно отдавая тлению пустующие помещения. Оно и понятно – какова дорога, такова и гостиница. Даже в ярмарочные недели половина комнат пустовала, ибо богатых путешественников на отдельные комнаты не хватало, а беднота ютилась по лавкам в трапезной, под стенами снаружи, да у повозок. Иные и на еду не тратились, перебиваясь дорожными запасами. В другое же время и единственный постоялец бывал в радость. Оттого хозяин гостиницы, почтенный господин Чжу по имени Дунь больше походил на крестьянина, пусть и состоятельного – такое же короткое платье, так же прижаренная солнцем кожа и мозолистые руки с черной каймой под неровными ногтями – чем на содержателя публичного заведения… Но лицом владел не хуже столичных коллег, потому, ни челюсть не уронил, ни в ухмылке не перекосился. Только затвердел гостеприимной миной из разряда: «Проходите, гости дорогие, вам здесь рады…»

Пара, действительно, выглядела… необычно. Впереди стоял молодой человек лет двадцати, сочетавший в своем облике явно несочетаемые вещи. Ухоженная кожа лица темнела загаром и свежими царапинами, оставленными, похоже, горной колючкой. Аристократически длинные темно-русые волосы вульгарно рассыпались по плечам. Распахнутые до пояса (так, что виден был выпуклый пуп и тонкие волосы под ним) шелковый халат и шелковая же нижняя рубаха, были безнадежно запятнаны травяным соком. Почтенный Чжу невольно отметил: «Такого качества ткани даже в Округе не бывает! Ранг пятый, не ниже!..» Не менее странно со всем этим смотрелись матерчатая перевязь меча, чья обернутая холстиной – тоже не дешевой – рукоять торчала из-за широкого плеча, и, наконец, травинки, зацепившиеся за все, что мог охватить взгляд.

«Он на покосе, что ли, кувыркался?» – подумал хозяин гостиницы, а крестьянин в его теле с облегчением вспомнил, что сено для своей скотины домашние успели заготовить и просушить. «Сезон дождей скоро».

Между тем, из-за спины молодого человека розовой змеей выскользнула изящная ручка и бесстыже нырнула тому за пазуху, завозилась под дорогой тканью. И от вида этого копошения мыслей в голове почтенного Чжу стало совсем мало, а внимание сосредоточилось на девушке, выглядывавшей из-за плеча гостя. Вернее, на ее глазах, шальных, влажных. Меняющих цвет с зелено-карего на глубокий медовый…

Чжу сморгнул. «Показалось. Игра света…»

Потом он увидел ее губы. Припухшие. Яркие. Зовущие… Облизнулся, сглотнув обильную слюну, и заставил себя рассмотреть лицо гостьи целиком – чуть скуластый, но не резкий овал, темные четкие дуги бровей, пересеченные свободно падающими рыжими прядями, узкий прямой нос, стройная шея белеющая в тени…

– У вас найдется комната на двоих, почтенный? – проскочило почти мимо рассудка, удостоившись неосознанного, заученного наизусть ответа:

– Двадцать фэней комната, десять за постель, ужин отдельно. Дешевле то и быть не может…

И тут только, когда прозвучали цифры, Чжу опомнился и едва не застонал от досады – судя по богатой одежде гостя, цену можно было заломить и побольше. Правда, быстро успокоился, смекнув, как наверстать упущенное. Но, как видно, успокоился рано.

– Три! – рука девушки с тремя оттопыренными пальцами вдруг оказалась перед самым лицом. – Три фэня! Только из уважения к хозяину тех живописных развалин, какими выглядит это почтенное заведение снаружи.

Пальчики едва не сверкали чистотой, без крестьянской грязи, въедающейся в кожу годами. И даже без мозолей. Но кисть и предплечье были сильными…

Чжу сморгнул. Сглотнул. Полностью рассмотрел, наконец, вынырнувшую из-за гостя девицу – тонкий стан, низко, на талии, перетянутый поясом; тяжелую, рвущуюся из одежды, грудь (сглотнул опять); веселый оскал перламутровых зубов…

– Три?..

И только тут, загнав внезапное вожделение куда-то под сердце, всплеснул руками, взорвался возмущением:

– Три?! Да за эти деньги я могу только пригласить вас к себе, в продымленную конуру, в которой ютятся пятеро детишек и старая мать, пускающая ветры чаще, чем дышит! – глотнул воздуха и продолжил: – Да, за эти деньги я мог бы предоставить вам помещение просторнее и ароматнее, но там сейчас сохнет свежее сено. Но если уважаемый господин, – он заглянул в насмешливые глаза молодого человека и едва не сбился, – хочет хорошо отдохнуть после долгой дороги, то ему больше подойдет просторная комната с кроватью, – тут он почти закатил глаза, изображая небесное наслаждение от этой столичной придумки, – шелковое белье, – не стоило говорить, что качество последнего не шло в сравнение с качеством одежды гостя, но, по крайней мере, гарантировало отсутствие насекомых, – и отсутствие летающих кровососов.

Тут следовало поймать или прихлопнуть на шее несуществующего комара, но ухмылки слушателей не распаляли вдохновение. Чжу только поднял указательный палец.

– Из уважения к дорогим гостям… Пятнадцать фэней.

– Пятнадцать за комнату, кровать и белье? Небось, из шелка-сырца. Ха! – девица шагнула вперед, упруго толкнула грудью, обдала запахом травы и чего-то настолько знакомого и волнующего, что сердце несчастного хозяина ухнуло куда-то вниз, а потом заколотилось под ключицами. – А мне кровать будет только мешать, – шепот обжег шею. – Дюжину за все. И десять за баню, – и хихикнула, – Только за срочность – кому-то из-за этого придется немного придержать свое желание…

Чжу вспомнил, что надо дышать. «Шалава,» – подумал восхищенно, даже не пытаясь больше торговаться, вспомнил жаркие бедра жены и тут же отогнал это видение, – «Потом… Ну, будет вам баня…»

Но до бани было еще далеко – воду деньгами быстрее не нагреешь. И хотя в гостинице закрутился уже хлопотливый хоровод домочадцев, подгоняемый скупыми распоряжениями хозяина, гостям пришлось коротать ожидание в трапезном зале. Девица не обремененная обувью с ногами забралась на широченную скамью, этакий фрагмент полноценного дощатого пола, на который у содержателя гостиницы не хватило средств. Устроилась на пятках восхитительной округлостью седалища. Потянулась. Вкусно, со стоном, закидывая руки за голову, отчего широкие рукава дешевого крестьянского платья упали вниз, откровенно обнажив нежную кожу сильных, но не огрубленных рельефом плеч. Запрокинула голову – даже в свете бумажного фонаря, любезно принесенного одним из многочисленных отпрысков хозяина, стало видно, что шея под подбородком белее, чем над ключицами, где солнце успело оставить след своей ласки. Рыжие волосы взлетели и упали сверкающей волной. Из-под которой блеснули влагой лукавые глаза… Спустя вздох девушка уютно облокотилась на стол и подперла голову кулачками, выставив вперед острый изящный носик. Грудь, едва не выпавшая из халата, оказалась в неясной, обещающей тени.

«Хорошее представление», – улыбкой подтвердил парень, устраиваясь напротив на другой скамье с обычной для него уверенной и вальяжной основательностью.

– Я выгодная спутница? – спросила, или, вернее, попросила комплимента красавица. Но дождалась лишь неопределенной усмешки – молодой человек деловито снимал через голову перевязь с мечом. Лукавое личико сделалось грустным.

– Я впервые путешествую с лисой… – спутник ее очень аккуратно положил оружие слева от себя и, подняв глаза на собеседницу, ухмыльнулся. – Так что мне трудно судить об этом… – Наклонился над столом, лицом к лицу девушки, и спросил жарким шепотом. – У тебя бывают… ушки? – он поднял ладони над головой и помахал ими. Лицо его в этот момент выразило такое сочетание смущения, детского любопытства и старательно демонстрируемой аристократической уверенности, что подружка его прыснула сдавленным смехом, а потом расхохоталась открыто и громко.

Словно на смех в трапезную вкатилась семенящей походкой босоногая светлоголовая девчушка с тяжелым круглым кувшином и двумя высокими керамическими чашками. С облегчением бухнула все это на стол, шмыгнула курносым носиком, зыркнула любопытными глазами из-под соломенной челки и сообщила:

– Вино, господин.

Постояла под двумя вопрошающими взглядами, как-то внезапно смутилась и, коротко поклонившись, сообщила тихонько:

– Я пойду… щас бобы принесу.

– Ага, принеси, – кивнула лиса сочувственно. – И курицу с зеленью. А еще медовых сладостей не помешает…

Взгляд исподлобья и кивок подтвердили – не помешают. Малышка развернулась на грязных пятках и рванула прочь.

Девушка проводила ее взглядом и обернулась к парню.

– А почему ты раньше не спросил? Мы уже сколько дней вместе?

– Хм… Не считал, – он на мгновение задумался, но скоро ответил: – Это первое жилье после встречи, то есть пара десятков ли. Спрашивать было некогда.

И улыбнулся отнюдь не осуждающе.

Девица сноровисто плеснула вина в чашки и хихикнула согласно – весь этот недлинный путь они действительно были заняты. К обоюдному удовольствию.

– Я, кажется, понимаю, почему ты так охотно покинула деревню.

Ответа не дождался. Оба хлебнули из чашек.

– Голова будет болеть, – оценил молодой человек.

– Я вылечу, – отмахнулась лиса рукой с чашкой – несколько капель упали на стол.

– А что еще можешь вылечить? – вздернутые изумленно-недоверчиво брови.

– Ну-у… Кости срастить. Мясо. Ци направить, – сообщила девушка, как о малозначащем. – Жар не сниму.

Парень хмыкнул. Помедлил с ответом. Ненадолго.

– Значит, можно не бояться.

– Чего?

Он улыбнулся из-за чашки.

– ?

– Всегда так договариваешься? Что ты выторговала у того речного дракона?..

Рыжая попыталась задуматься. Красиво. Сосредоточенно. Наконец, ответила:

– Не помню. Что-то выторговывала. Для деревни. Кто еще может с драконом общаться? Уездный чин только приказы издавать горазд. Его и не видят в деревне никогда.

Она подперла щеку ладошкой.

– Чему я только рада. Да и остальные тоже…

– Чего «тоже»?

– Ну это. Рады. Не видеть, – девушка широко распахнула глаза, мол, чего не ясно то?

Парень ухмыльнулся понимающе. И тут же обернулся на шорох шагов – в дверь вошла, тихонько шлепая босыми ногами, давешняя курносая девочка с деревянным подносом в руках.

– Бобы, вот… – поднос стукнул о доски стола, – Матушка лапшу делает. И курицу.

Малышка замолчала. Потупилась.

– А медовые сладости? – певуче спросила Чжи. И удостоилась быстрого пожимания плечами:

– Это… Ну…

– Съела по дороге? – лицо лисы засветилось счастьем.

– Не, – шмыгнула носиком девочка. – Матушка сама принесет…

И опять сорвалась прочь, мелькая пятками. Под беззвучный смех парня.

– Господин, а как тебя зовут? Я так и не успела спросить об этом.

Беззвучный смех превратился в задушенное «гы-гы-гы», на что рыжая обиженно надула губки и буркнула:

– Мне тоже не до вопросов было…

Хохот из трапезного зала услышали даже на кухне. Когда две чумазые белобрысые мордочки хозяйских детишек возникли в дверном проеме, гость всхлипывал и вытирал слезы, а его рыжая подружка хватала ртом воздух…

– Ох… – молодой человек запил смех чашкой вина. – Го Люянь.

– А?

– Ты спросила, как меня зовут. Впрочем, я, кажется, все же представлялся тебе. Еще при первой встрече.

– Разве? – девушка отмахнулась, задумавшись о чем-то. – Не важно, значит, не запомнила…

Парень изумленно приподнял брови, но промолчал.

– Господин… Люянь, – пропела лиса, глядя в темноту под крышей. – Ведь это не полное имя? Родовое?

– Да, – улыбнулся тот. – Этого достаточно для повседневного общения…

– Господина и содержанки? – быстро перебрала варианты обращений Чжи.

Люянь ответил согласным взглядом. И мгновение спустя, внезапно веско добавил:

– А для особых случаев – Юн Фэньчжу. Воспламеняющий Феникс-Муж. То же и на личной печати, – рука его обозначила движение к поясу, и девушка понятливо кивнула.

– Ритуальное имя, да?

Увидела согласие во взгляде. И вдруг преобразилась, стала неуловимо похожа на снедаемое страхом и любопытством животное:

– Я сразу догадалась. Ты сразу ведь понял, что я лиса, да? – торопливо зашептала она, настойчиво подавшись вперед и заискивающе заглядывая в глаза, – А что у тебя за Меч? – голос ее на миг напрягся, готовый дать петуха, – Он такой…

Люянь со стуком опустил чашку на стол и грубо оборвал:

– Наполни.

Чжи проглотила незаконченную фразу, опустила глаза и послушно налила вина. Красиво, грациозно, с кротостью движений, кричащей: «Прошу простить вашу ничтожную рабу!..» С наивной присказкой: «Я больше не буду!»

На тусклой синеве оконного проема с тихим шелестом мелькнула тень ночной бабочки, прилетевшей на свет, пропала на черном фоне не освещенной стены. И вспыхнула тусклым пламенем крыльев над рыжей копной волос, над грустным виноватым личиком. Искренним ли – не понять.

Какое-то время девушка смотрела, как мужчина неторопливо хлебает дешевое вино. Вздыхала. Шмыгала носиком. Ёрзала беспокойно. И соблазнительно пластично. Наконец замерла, подняв лицо в направлении двери. Затрепетала точеными ноздрями…

– Курицу готовят… – голос задрожал от вожделения.

Люянь, оторванный от созерцания спутницы, машинально оглянулся.

– Кхм. Воистину лиса. Я пока только запах дыма чувствую.

Чжи его не услышала. Лишь шептала почти страстно.

– …Имбирь. Лук… Грибы…

– Так почему ты увязалась за мной?

– М-м? – девушка вздрогнула. Глянула искоса, слегка разочарованно. И протянула уже задумчиво: – М-м-м…

– Очень внятно, – похвалил парень. И налил вина самостоятельно.

– Родители умерли, – буркнула лиса. – Так что… – она привычно помахала рукой, изображая неопределенность.

– Родители?

– Приемные, – вздохнула Чжи и обняла ладонями свою пустую чашку. – Своих я не помню, – брови ее страдальчески искривились, и Люянь мог бы поклясться – помимо ее воли. – Я вообще мало чего помню. А эти… – в зрачках влажно отразился свет лампы, – подобрали меня на дороге и заботились обо мне, как о родной дочери. – Она дерзко взглянула в глаза собеседника: – Я очень заботилась о них… Как умела. Я МНОГОЕ умею. Но…

Рыжие волосы упали на лицо, спрятали его. И Люянь налил вино уже не только себе.

– Я не пьянею, – с сожалением прошептала девушка.

Парень молча хлебнул из своей чашки.

– Ушла из деревни. Нашла брошенную лачугу. Без паспорта куда еще деваться? Малышкой опять прикидываться? – поморщилась. – Вот и встречала путников. Да по соседним деревням добытничала…

– Что делала?

– Пропитание добывала, – вздохнула. Принюхалась жадно к явным уже запахам и добавила: – Деревенской ведьмой у-нюй прикидывалась. Надоело.

– А почему паспорт не раздобыла? С твоими талантами это не сложно, – алкоголь, похоже, не действовал и на молодого человека. – Эй! Вина еще!

На кухне затопали.

– Ты что, не знаешь? – обернувшись, Люянь наткнулся на изумленный взгляд лисы.

– Не знаю. Что именно?

– Про паспорта… Любой чиновник при регалиях распознаёт оборотня с первого взгляда. Если, конечно… – она отвела взгляд.

– Если что?

– Если другой чиновник не защитит.

Молодой человек расплылся понимающей ухмылкой как раз в тот момент, когда в зал вошел хозяин гостиницы с обещающе тяжелым бочонком в руках. Стоило же путникам опять остаться в одиночестве – прерванный разговор возобновился едва ли не торопливой фразой:

– Коль скоро, я смог опознать твою суть, ты решила, что у меня получится прикрыть тебя?

Чжи фыркнула:

– У тебя это прекрасно получилось, господин мой, – засветилась лукавая улыбка. – Виден богатый опыт.

Люянь поперхнулся прорвавшимся смехом.

– А чего вы ищете в дороге, Господин Люянь? – темные глаза пытливо глянули из-под приопущенных ресниц. – Убегаете от сытой жизни?

Парень промолчал. И спросил жестко.

– Ты готова рискнуть, поставив на меня?

Но в ответ дождался только пожатия округлых плеч.

– Я… знаю предел вашей защиты…

Девушка выпрямила спину, отстранившись от стола:

– А вот объяснить это не смогу, вы уж простите, господин Люянь… – она подняла ладони в беспомощном жесте. И вдруг простонала: – Они жарят говядину…

Между тем, ароматы кухни достигли и носа молодого человека, заставили его замереть, прислушиваясь к неожиданному богатству вкусов…