Текст книги "Меч Тамерлана: Крестьянский сын, дворянская дочь (СИ)"
Автор книги: Александр Позин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Часть вторая. Город
Второе явление меча
«Я – меч. Прославленный кузнец
Меня любовно закалял.
Огонь Творящий – мой Отец.
А Мать – глубокая Земля».
Мария Семенова
«Как властвовать клинком веду я речь,
И Вы, прошу Вас, сударь, мне внемлите.
Ведь может носорога меч рассечь,
Иль вырезать узоры на нефрите.
Меч в облаках прокладывает путь,
В дни равноденствий меч – Ковшу опора.
Легко бесовских змеев им проткнуть,
Казнят чинушу им, плута и вора».
Юань Чжэнь
«Милая моя Наташенька!
Как меж нами и было уговорено, пересказываю тебе продолжение книги:
«Сайф-кузнец собирался в дорогу. Жестокий покоритель Димашк-эш-Сама Тимур ибн Тарагай, называемый персами Темурленгом, в делах мира оказался вовсе не так жесток, как на поле брани. Кровожадный завоеватель, чьим именем матери пугали непослушных детей, был вполне разумным правителем. Он покровительствовал ремеслу и торговле, установил справедливый суд для подданных. По всем покоренным землям он собирал искусных ремесленников, ученых, градостроителей в родной Самарканд, столицу своей империи. Знаток своего дела мог рассчитывать там на удачную карьеру и щедрые заказы.
Именно это и учитывал Сайф, считая, что сам Аллах указал ему путь – переселиться в Самарканд – заново начать жизнь на новом месте. И полугода не прошло, как отошла в иной мир его Надира. Ничего более его не связывало с Великим городом. Нередко Сайф задавал себе вопрос, а не было ли ошибкой переселение в Дамаск? Он ехал сюда, думая, что познает неведомые ему секреты металлургии, разгадает тайну знаменитого булата. Однако действительность разрушила радужные надежды. Члены кузнечного ахи вовсе не были рады появлению нового конкурента и не спешили делиться с чужеземцем ни секретами кузнечного мастерства, ни местом в корпорации, ни богатой клиентурой. Второе разочарование постигло Сайфа, когда ему все-таки удалось получить место ученика у знаменитого мастера, одного из старейшин здешней ахи. Оказалось, что никакими особыми знаниями обработки металла дамаские кузнецы не обладали. Все кованное ими оружие не несло искры божьей и навыками изготовления булата обладает лишь он один, чужеземец Сайф.
Денег на обратную дорогу не было. Много лет трудился Сайф в учениках у богатого и знаменитого коваля, пока хозяин, не имевший сыновей, не решил поженить своего ученика на дочери. Лишь после того как Сайф стал зятем и наследником футувва перед ним открылись ворота ахи. На ближайшем собрании братства перс Сайф произнес слова обета и стал полноправным ахиликом[8]8
Ахи – средневековый цех на Ближнем Востоке. Футувва – мастер, ремесленник. Ахилик – член братства, цеха.
[Закрыть]. Пятнадцать лет прожили с Надирой душа в душу, дочь подарил им Аллах. Алия! И сейчас, глядя на дочку, видел сайф свою Надиру.– Надо уезжать! – окончательно решил кузнец.
Полуночные раздумья кузнеца прервал стук. Судя по одежде, вошедший был представителем ученого сословия, а по качеству отделки – из знати. Кузнец поклонился ночному посетителю.
– Ты, Сайф-кузнец? – тоном, привыкшим повелевать, справился незнакомец.
– О да, повелитель! – ответил кузнец, не зная как обращаться к визитеру.
Незнакомец произнес:
– Тебе выпала великая честь и удача, кузнец! Темурленг, великий наш господин, идет войной на султана Баязида и пожелал иметь меч, невиданный доныне. Выбор пал на тебя.
– Видит Аллах, я не достоин такой чести! – в ужасе произнес Сайф и припал к ногам Ибн Хальдуна.
– Именно ты выкуешь этот разящий клинок, – продолжил ученый, словно не замечая паники кузнеца. – Ибо ты один в этом городе обладаешь тайной булата и допущен к секретам сокровенных знаний Древних.
Услышав эти слова Сайф изумленно поднял голову и его взгляд наткнулся на кольцо с камнем на пальце Ибн Хальдуна, на котором был выгравирован Знак. Знак Братства Звезды представлял собой два наложенных друг на бруга квадрата. Причем один из них был повёрнутвокруг оси по отношению к другому таким образом, что выходила восьмиконечная звезда. Знак Звезды!
Второй раз в жизни видел Сайф этот знак. Впервые он узнал о существовании тайной секты, члены которой хранят и передают в наследство будущим поколениям крупицы древних знаний, когда его, маленького мальчика, стали обучать искусству кузнечного мастерства. Люди, которых он считал своими родителями, объяснили малышу, что они не настоящие его мама с папой, а члены могущественной организации, которым было поручено воспитать мальчика. Много воды утекло с тех пор, умерли воспитатели Сайфа, безжалостные фанатики истребили всех Несущих Свет в Персии. По молодости он избежал участи побратимов, поэтому Сайф счел, что секты больше нет, и он свободен от обязательств перед этими людьми. Именно тогда кузнец решился сбежать в Дамасск. Сейчас он понял, как ошибался!
Ибо Ибн Хальдун принадлежал к Магистрам тайного ордена. Их звали Братство Звезды, но под разными небесами и в разные времена их знавали под именами асассинов, тамплиеров, катаров, иоаннитов… Их боялись и ненавидели. Они были сильнее королей и богаче империй. Их пытались воевать и мечтали уничтожить цари и султаны, герцоги и короли. Через века они пытались нести искру божью, остатки знаний могущественной цивилизации Древних, модель идеального общества. Они верили, что в стародавние времена на землю упала огромная звезда и принесла неисчислимые бедствия и новые знания. Людей со звезды, которые несли эти знания, звали Несущими Свет, или Древними. Никто из рядовых членов не знал истинной цели тайного общества, знанием обладали лишь Посвященные. Иль Халдун был одним из них.
– Меч нужен будет в исходу другой недели. Звездный металл, который тебе доставят завтра, используешь в качестве сырья. В рукоятку вставишь вот этот алмаз. – Протягивая камень, Хальдун давал указания кратко и четко, он все продумал заранее, – Твоя дочь должна будет присутствовать в кузне все время работы, а на ночь заготовку клади в ее ложе. Клинок должен настроиться на волны ее души, ибо только женщина может вручить меч воину. Лишь тогда зазвучат волшебные струны меча!
Ибн Хальдун собрался было уходить, но остановился, словно что-то вспомнил, обернулся к Сайфу, добавил, уже значительно более теплым и мягким тоном:
– Сайф!
– Да, господин?
– Я очень рад встрече с собратом. Тяжело всю жизнь быть одному среди крови, невежества и мракобесия.
От теплых человеческих слов у Сайфа намокли глаза и он, чтобы скрыть слезы, опустил голову еще ниже. Добавил слов:
– Я господин тоже уже много лет не видел братьев. Вы для меня – луч надежды. Дай совет!
– У тебя золотые руки Сайф! Сделай меч достойный своего полководца. У тебя щедрое сердце Сайф! Сердцем сделай этот клинок. У тебя бесценное сокровище Сайф! Твоя дочь, Алия. Дай мечу частичку ее души.
Богат и красив город Димашк-эш-Сам! В нем есть все! На широких площадях журчат и радуют взгляд многочисленные фонтаны, утопают в рукотворных садах дворцы вельмож и школы, бани и купола мечетей, высоко над городом парят, в раскаленном от жара воздухе, сотни минаретов. Товары всего света продаются на восточном базаре, огромном как город. Все это было, все, или почти все сгорело в огне. Разрушенная и сожженная древняя Цитадель уже не стоит высоко над городом. Лишь самое прекрасное чудо света, древняя мечеть Омейядов по-прежнему непоколебимо стоит в центре Димашка. Именно там собрались верные сардары[9]9
Сардары – командиры корпусов армии Тамерлана. Кула – отряд тяжеловооруженной пехоты или конницы, аналогичной полку. Кошуны – боевые подразделения армии Тамерлана численностью 50 – 1000 воинов, аналогичные звену рота – батальон. Хашары – в армии Тамерлана – вспомогательные отряды союзников
[Закрыть] Тимура, местная знать и сановники.– Своим высокомерием и наглостью османы подписали себе смертный приговор. Не будет никакой пощады тем, кто вздумает сопротивляться! Участь сластолюбивого и заносчивого Баязета будет ужасной. И пусть не называют нас Великим Хромцем, если не наступим мы своей ногой на горло этой коварной стране и ее султану. Мы приняли решение, мы выступаем! – немногословный Тамерлан на сей раз был весьма красноречив. – Горе побежденным! И да свершиться воля Аллаха!
Все готово к походу на османов. Уже пылят по дорогам Сирии и Анатолии многотысячные сомкнутые кулы пехоты и тяжеловооруженной конницы. Мимо малоазийских городков проносятся легкоконные кошуны. Сотни волов тянут осадные орудия, возы с припасами, инструментом для осады, сосуды с греческим огнем и понтонами для форсирования рек. К месту предстоящей схватки выдвинулись хашары[9] союзников. Армия напоминала слаженный механизм, подчиненный воле Железного Хромца. Наконец распахнулись двери мечети и Ибн Хальдун ввел в залу дрожащую от страха девочку, нет, не девочку, а Деву Дарующую Меч.
Мудрый Ибн Хальдун рассчитал точно. Хитроумными речами он отвратил взор Тимурленга от Египта и направил его железные кулы в сторону османов. Руками Девы Дарящей Меч он вложил в руки Хромца страшное оружие, в котором заключена магия Древних. Тимур верит в него, советуется с ним. Постепенно можно приступать к созданию в империи Тамерлана разумного и справедливого общества, мечте Братства Звезды о месте на земле, где можно воплотить наяву остатки знаний Несущих Свет. А свидетели древней магии должны исчезнуть из города, поэтому Сайфа-кузнеца и Деву Дарующую Меч ждет долгая дорога. Вознаграждения, данного Тимуром, вполне хватит для обустройства на новом месте – в Самарканде, блестящей столице Тимурова царства.
Как гласит восточная пословица, «человек предполагает, а Аллах располагает», ибо далеко не всем расчетам хитромудрого Ибн Хальдуна суждено было сбыться. В июле 1402 года в битве при Ангоре армия Тимура наголову разбила войска Баязида Молниеносного, а самого султана Тимур взял в плен и посадил на цепь. Очевидцы рассказывали, что Тамерлан сам сражался как лев, а его клинок творил чудеса: с ним Тамерлан возносился в небеса и оттуда разил врагов, во время удара клинок раздваивался и разрубал тело на три части, а сам Железный Хромец был одновременно в разных местах битвы. Весть о страшном мече передавалась из уст в уста по всему Востоку, говорили, что клинок в руке Железного Хромца светился и издавал звуки, похожие на пение и свист.
Однако вскоре после возвращения в Самарканд, во время подготовки похода на Китай, Тамерлан скончался, разделив империю между сыновьями. Через год в Каире скончался и Ибн Хальдун. А Сайф вместе с дочерью так и не достиг Самарканда, исчез, не оставив и следа. Что произошло – неведомо. Разбойники на дорогах, пираты на Каспии, мор или болезнь… Опасное время, опасные дороги…
А знаменитый меч Тамерлана долго переходил из рук в руки. Поговаривали, что видели его, то в той, то в иной битве. Пока не попал меч в сокровищницу персидских царей. О «поющей» сабле Тамерлана сложено множество легенд и песен, и что здесь правда, а что вымысел уже и не отделить».
Наталочка, вот если коротко и все, что мне удалось узнать. Больше записей нет, поищи у деда, авось есть продолжение, Письмо переправлю с первой же оказией. Жду не дождусь, когда мы сможем встретиться вновь».
Юноша писал письмо. Заканчивая, он подумал, и приписал снизу:
«Целую.
Твой верный друг Николка»
Глава 3. Николка
«Куда подует ветер – туда и облака.
По руслу протекает послушная река.
Но ты – человек, ты и сильный и смелый.
Своими руками судьбу свою делай,
Иди против ветра, на месте не стой.
Пойми, не бывает дороги простой.».
Юрий Энтин
Мальчик, нет, не мальчик, юноша запечатал конверт, загасил свечу, и отправился спать. Небо уже начинало сереть, и далеко на востоке только-только разгоралась алая заря. А Николке надо было рано вставать – проследить за растопкой кузницы.
За окном Николкиной комнаты тихо спал губернский город С. – типичный волжский город. Срубленный как крепость на высоком холме при впадении заволжского притока в Волгу одним из царских воевод, город долгое время был форпостом растущего Русского государства на его восточной украине. До середины девятнадцатого века город С. был заштатным провинциальным городишкой, не имевшим даже губернского статуса. Зарождающийся русский капитализм и дал толчок развитию города. Сначала оказалось, что мысок при впадении местной речки в Волгу – очень удобная пристань, так в городе появился речной порт. Второй роковой причиной, пробудившей городок от спячки, стала «железка» и мост через Волгу. Через город С, протянулись нитки, ведущие из центра России в Южный Урал, Сибирь и Туркестан. Тут и волжская грузовая пристань кстати пришлась: образовался мощный транзитный узел. Поэтому ко времени описываемых событий С. уже был солидным губернским городом, «русским Чикаго», городом богатейших в России мукомолов, оборотистых купцов, умелых промышленников и дерзких предпринимателей. Била ключом культурная и общественная жизнь губернского города: театры, газеты и даже свой квартал красных фонарей.
* * *
Что такое два часа сна для молодого организма? Запасов жизненной энергии – на всю жизнь впереди! Уже в пять часов Николка был на ногах, только забежал на кухню, взял у кухарки кусок свежего, только испеченного хлеба, отказался от чая, запив холодной водой, и бегом в кузницу. Благо путь от дома до кузни занимал совсем немного времени. Средний отпрыск Георгия Никитича Заломова, Алексей, с семьей жил на улице Москательной, спускавшейся к самой реке. По обычаю того времени, кузницы располагались вдоль реки. Ибо вода была универсальным движителем для горна и молота в кузнях на водной тяге. Многие зажиточные кузнецы уже обзавелись паровой тягой и пневмомолотом, но и в паровом двигателе без воды никак не обойтись. Вот и не спешили кузнецы переносить свое производство далеко от реки. От мыса при впадении притока в Волгу тянулись: сначала грузовой причал, затем пассажирские пристани, за ними вверх по реке кучно расположились кузницы аж до самого сада, любимого места отдыха горожан.
– Вишь ты, брательник хозяйский прибыл! – заметил паренька истопник Федор, степенный мужчина с седой бородой лопатой, и поприветствовал, – Ну, здоров, что ли?
– Здоров! – улыбнулся Николка.
– Наше Вам почтение! – с шутливым полупоклоном поздоровался молотобоец, чернобровый и черноусый балагур Кирилл.
– Да ладно уж, – не обиделся мальчишка, и сразу сменив тон, деловито спросил, – Ну как сегодня вода? Исправно идет?
Взглянув на манометр, Кирилл ответил:
– А чё ей сдеется? Давление воды в системе нормальное, горн сегодня запустим к сроку.
– Угля заготовлено достаточно? – обратился Николка к истопнику, впрочем, скорее для проформы, надежный был мужик Федор.
И, неожиданно, нарвался на целую речь обычно немногословного Федора:
– Угля-то хватит, но жрет это чрево горючего камня немеряно! Давно уже говорил хозяину: «Егорыч, разоришься ты с этой утробой ненасытной! Пора, наконец, на мазут переходить. И жара больше, и топлива меньше, и нагревается шибче, и отдача больше будет».
– Знаю я, обсуждали они это с батей и инженером. Вроде на будущий год собираются.
Мальчик улыбнулся: все сегодня ладилось, а, значит, появилась возможность спуститься к Волге, окунуться в утреннюю воду.
* * *
Быстро спустившись к самой воде, юноша разделся, и перед тем как прыгнуть в воду задержался, вдохнул полную грудь свежего утреннего речного воздуха. Коля, как и все волжские уроженцы, любил воду, любил реку. Волгу он любил с каким-то восторженным чувством местечкового патриотизма. Река возле села Васильевка была спокойной, медленной, уверенной в себе. Дух замирал, глядя на Волгу с утеса: огромная масса воды почти до самого горизонта, островки, бесчисленные ерики, пойменные озерца и протоки. Возле города Волга имела совсем другое очарованье и предназначенье: река жила единой с городом хозяйственной жизнью. Гудки пароходов и огромные баржи с арбузами и рыбой из-под Астрахани и лесом от Казани, причаливающие к пристани, суетливый гомон пассажиров и перекличка артельщиков грузовых бригад, мерный перестук множества водяных колес и пыхтенье паровых машин. Река-труженица, Волга-кормилица, рабочая, мастеровая и предпринимательская – вот какой она предстала Николке. Он любил и эту строну великой реки, она позволяла ему ощущать свою сопричастность к человеческому труду, к народу, который за много столетий освоил, подчинил и поставил себе на службу великую реку.
– Пан Николас ранняя пташ-ш-ш-ка?!
«Пан» обернулся на возглас, заранее предполагая по характерному пшеканью, что увидит инженера Казимира Колоссовского, и не ошибся.
– Я за растопкой кузни проследить.
– Сдается мне, что рабочие и без тебя прекрасно справляются, – иронично сказал инженер, и добавил:
– Вы, руска, привыкли все делать из-под палки, поэтому создали систем контроль, не верите в людзей. А где вша инициатива, где самодеятельность?
Казимир был из семьи польских повстанцев, некогда высланных в Поволжье. Польские ссыльнопоселенцы образовывали в городе довольно большую и сплоченную общину, «вросли» в местное общество, построили католический костел, даже соперничающий по красоте с местным кафедральным православным собором. Инженер Колоссовский, принадлежал ко второму поколению и, несмотря на изрядное обрусение, сохранил и свою веру, и свой акцент, и… традиционную неприязнь к России и государственному строю, что в прочем не мешало ему поддерживать вполне приятельские отношения с городской властью, местной интеллигенцией и многими представителями промышленного класса. Вот и сейчас, видя, что вьюнош начинает закипать, поспешил переменить тему разговора:
– Погодка нынче – ищще ранок, а вжеж жара, – Казимир стоял рядом с Колей и потягивался, причем его роскошные пшеничного цвета усы словно потягивались вместе с поджарой, натренированной фигурой. – Сплаваем до острова?
Поляк был одет в новомодные полосатые купальные трусы – боксеры-брифы – предмет зависти парня. Сам он до брифов пока не дорос, купаясь, как и большинство жителей города, в обыкновенных подштанниках, в родном селе называемым просто и незамысловато «исподнем». Впрочем, передовая молодежь предпочитали их называть французским словом «caleçon».
– А давай! – поддержал поляка Николка. – Саженками наперегонки.
Его охватил боевой азарт:
– Сейчас я этой польской немощи покажу русскую самодеятельность!
– Не сдрейфишь? – проявил наигранное сомнение инженер, прекрасно знающий возможности парня.
– Мы еще поглядим, кто из нас сдрейфит! – подумал юноша, но вслух этого не сказал, а просто стал решительно заходить в воду, надеясь своей стремительностью получить фору в начале. Но Казимир как будто ждал этого решения, поэтому полез в воду вслед за Николкой.
Первые саженей[10]10
Сажень – русская мера длины, примерно 2,16 метра.
[Закрыть] сто пловцы прошли молча и сосредоточенно. Как и все волжане, они умели и любили плавать. Утверждают, что «саженки», известные всему миру как «crawl», позаимствовали англичане у североамериканских индейцев, однако волжане и не подозревали об этом, исстари пользуясь удобным и быстрым способом плавания. В этом заплыве соревновались опыт и молодецкая сила. Поляк плавал кролем методически правильно, экономно, выбрасывая руки строго вперед. Мальчик плыл более размашисто. По мере уставания скорость пловцов стала падать. Первым не выдержал Колоссовский:
– «Редкая птица долетит до середины Днепра». Может, передохнем?
– Давай! – словно делая одолжение, согласился Николка. – Днепр не видел, но Волга-то поболе будет.
Внутри его все ликовало: шутка ли, сам Колоссовский, по праву считающийся лучшим спортсменом, первым запросил пощады. Надо будет рассказать ребятам в училище, ведь все предыдущие заплывы оканчивались наоборот. До острова оставалось еще пару сотен саженей, но последние метры, как водится, были самыми трудными, поэтому оба легли на спину: передохнуть перед последним броском.
Наконец заплыв возобновился. Теперь пловцы не спешили гнать во всю дурь, экономили силы, переглядывались, стараясь поймать момент для ускорения. И лишь метров за сто до берега заработали руками как лопастями гребного винта. Николка опережал Казимира на полкорпуса, но инженер был выше и первым нащупал дно, и пока визави еще работал руками, встал и пошел к берегу.
– Ничья?
– Ничья!
На берегу спорщики обменялись рукопожатием и в изнеможении упали на песок.
Лежать на теплом песке было приятно. Казимир с Николкой расслабились и старались не думать об обратной дороге.
– Пан Казимир, помните, вы интересовались рукописью о холодном оружии из библиотеки Воиновых?
– Никогда не называй меня паном, сколько раз говорил – просто Казимир, – усики инженера возмущенно задвигались. – Воинов, не этот рохля, а тот, его отец, слыл большим оригиналом, всю жизнь занимался холодным оружием, интересовался реконструкцией сражений древности. Если он действительно оставил после себя книгу или записи какие, то хотелось бы взглянуть на нее хоть одним глазком.
– Молодится инженер, – подумал юноша, – Требует, чтобы называли по имени, а сам все время подтрунивает «пан Николас, а то и «пан Микола», – а вслух сказал, – Что ж не взглянуть, взглянуть можно, и не одним глазком. Манускрипт и перевод у меня, только я должен ее отдать буду Наталке, внучке Олега Игоревича.
– О, да тут видать амуры порхают, – догадался Казимир Ксаверьевич.
– И сколько в моем распоряжении времени?
– Она только началу учебы в гимназии приедет.
– Успеем проштудировать. Плывем обратно?
Возвращались медленно, с частыми остановками. Уже на берегу Николка сказал:
– Казимир, я вам вечером занесу тетрадь.
На том и договорились.
* * *
В один из промозглых осенних вечеров тринадцатого года к дому по улице Москательной сходилось и съезжалось множество делового люда губернского города С. В этом доме в квартире из семи комнат обитал один из самых преуспевающих кузнецов Алексей Георгиевич Заломов со своими домочадцами. Судя по составу гостей, намечалась не веселая гулянка и не семейное торжество, а серьезный и обстоятельный разговор. Среди приглашенных были замечены два-три коллеги Алексея – тоже кузнецы – хоть и поплоше, во всяком случае Заломов среди своих собратьев был самым сильным[11]11
«… был самым сильным» – в данном случае имеется ввиду не физическая сила, а крепость, успешность ведения своего дела.
[Закрыть]. Видное место в собравшемся обществе занимали инженер Казимир Колоссовский, со своим знаменитым портфелем из которого едва не выпадали схемы, чертежи, расчеты; известный в деловых кругах мировой судья; пара продажных чиновников городской думы, готовых за хорошую мзду провести любое решение. Присутствие среди гостей представителей Банка и Ссудной казны говорило, что здесь затевается большое и денежное дело. По такому важному делу и родитель, Георгий Никитич, обрядился в европейский костюм и почтил присутствием сие собрание. Лишь приглашение на сугубо деловую встречу помещика Воинова с дочерью выглядело неуместным, однако это стало результатом хитрой комбинации Николки, которому была необходима легализация в глазах местного городского общества свободного общения с Наталкой на правах старых знакомых.
До ужина еще оставалось время, и все гости сгрудились в гостиной вокруг свободного стола, на котором инженер разложил свои схемы и расчеты. Напрасно Катерина Евграфовна, супруга Алексея Заломова, молодая, несколько дородная женщина с красивым чисто русским лицом и неистребимым волжским оканьем предлагала:
– Чаю, гОспОда! Откушайте пред ужинОм!
Кроме чая предлагались и более изысканные и горячительные напитки, а также разнообразная закуска, но воспользовались приглашением и налегли на питие лишь Воинов и городские чинуши. Остальные собрались вокруг Колоссовского и оттуда время от времени доносилось:
– Турбина… коловратная машина[12]12
«Коловратная машина» – так до революции назывался роторный паровой двигатель.
[Закрыть]… котел Беллвиля, Сименс… Виккерс… киловатты… атмосферы… ссуда…, проценты…, доли…
Банкиры, нахмурив лбы, высчитывали, словно в их головах были спрятаны костяные счеты. Мировой судья, достав кодекс, что-то втолковывал Заломову-старшему. Кузнецы скребли в затылке, слушая инженера. Воинов и вороватые чиновники кушали самодельную водку, импортное вино и домашнюю вишневую наливку деда Калги, привезенную Егором Заломовым из-за Волги. Николка разрывался между столом с чертежами и своей очаровательной гостьей.
А речь шла об установке Заломовым-младшим парового двигателя для своей кузни, с долевым участием своих товарищей – кузнецов. Объединение капиталов, а в перспективе и самого дела, сулило в будущем хороший куш. Попутно обговаривалась выдача разрешения от городских властей. Юридическое обеспечение спорных вопросов обещался обеспечить судья. Техническое обеспечение и монтаж машины вызвался решить инженер. Судя по тому, что общество вокруг стола стало разбредаться на отдельные группы, а некоторые с явным нетерпением поглядывать в сторону столовой и непроизвольно потягивать носом, о главном было договорено, остались детали.
* * *
Георгий Никитич мог быть доволен: слаживается большое дело. Он, сын бывшего крепостного и сам крепостной и помечтать не мог об открывшихся перспективах. Род Заломовых считался коренным, волжским. Не только дворянство вело свои родословные, крестьянство помнило о своих корнях и рядилось ими не меньше знати. Сами Заломовы вели счет своих предков от лихого вятского ушкуйника Васьки Кистеня, невесть в какие времена, едва ли со времен татарского ига, обосновавшегося в Жигулевских горах. По семейному преданию неземная любовь не то к юной черкешенке, не то к татарочке подвигла прародителя расстаться с вольной ватагой и осесть. Все мужчины в роду Заломовых славились необыкновенной физической силой, даже свое родовое имя, прозвище, им досталось от одного из предков, по местному преданию заломавшего последнего медведя в Жигулевских лесах.
Минули века, и дикий край обживался, прирастал великорусским земледельческим населением. За людьми пришла и власть Московского царя. Заломовы числились то землепашцами – однодворцами, то городовыми казаками[13]13
Однодворцы – военизированные землепашцы, жившие на украинах государства Российского и обязанные нести пограничную службу, промежуточное между дворянами и крестьянами сословие. Городовые казаки – категория служилых людей Российского государства, живших на Пограничье и получавших жалованье на условиях постоянной сторожевой службы.
[Закрыть], пока Царь-Антихрист, большой любитель единообразия, не отменил «лишние» сословия и записал всех поволжских мужиков и казаков разом в государственные крестьяне. А уж немка Катерина щедро раздавала крестьян своим любимцам, а то и просто хорошим людям в благодарность за службу. Так и оказались бывшие вятские ушкуйники, бывшие казаки Заломовы в крепости у помещика. С завистью смотрели приволжские крестьяне на ту сторону Волги, где расстилались бескрайние степи Заволжья. В Жигулях, на скалах и утесах, всегда было не очень густо с землей, поэтому рано мужики стали подаваться в отход, на промысел, в город или бурлачить на реку. Крестьянская реформа мало, а точнее практически ничего не изменила в жизни жигулевских крестьян. Заломов-старший боготворил Александра III, Царя-Мротворца, уменьшившего выкупные платежи[14]14
Выкупные платежи – согласно Крестьянской реформе в России 1861 года крестьяне обязаны были выкупать у помещиков полевые наделы земли в размере 20 % выкупной стоимости, 80 % вносило государство.
[Закрыть], в результате чего Георгий Никитич, скопивший средства на бурлачестве, стал свободным человеком. А когда барин, Олег Игоревич Воинов, решил бывших своих крепостных, а ныне вольных хлебопашцев, превратить в арендаторов и стал сдавать господские земли в аренду, Заломов неожиданно попросил сдать в аренду не делянку пахотной земли, а неплодородный, безжизненный утес у самой Волги.
Практическая сметка волжского мужика себя оправдала. Белый камень, добываемый им из горы, воистину стал золотым, когда началось сооружение моста через Волгу и строительство сначала Моршанской, а затем и Златоустовской железных дорог. Строительство требовало много щебня, известняка, мела и булыжника, и заказами Дело Заломовых было обеспечено на долгие годы, да и растущий губернский город С. поглощал немало камня. У Заломовской пристани постоянно грузились баржи, почитай едва ли не полсела батрачило на каменоломнях, а в сезон приходилось нанимать и пришлых. Георгий Никитич мерковал, что вот и у Алексеюшки дело наладилось, старшой при нем, наследник всего дела, средний здесь расстарается, осталось младшенького, Николку, пристроить. Была у Заломова-старшого мечта – очень хотел старик, чтобы младшенький выучился, в университет поступил, в люди вышел, – для этой своей мечты какие угодно средства готов был не пожалеть.
* * *
Тем временем Алексей Георгиевич вместе с супругой встали у входа в столовую.
– МилОсти прОсим гОсти дОрОгие Отужинать чем бОг пОслал! – нараспев по-волжски Катерина Евграфовна пригласила гостей.
Дважды повторять не пришлось – проголодавшиеся гости устремились к столам. Алексей был в хорошем настроении.
– А дело-то, кажется, слаживается! – думал он и скрывал улыбку в своей аккуратно подстриженной по последней моде пшеничной бородке.
А начиналось все десять лет назад очень тяжело – с семейной распри с батей, который никак не мог простить сыну, что после ремесленного он отказался продолжать учебу дальше и пошел в ученики к кузнецу. За десять лет Алексей вдоль и поперек изучил кузнечное дело, и с помощью отца, который оттаял, видя, что из увлечения среднего сына выйдет толк, приобрел кузню. Встав на ноги, Алексей не чурался, как некоторые собственники кузниц, самому встать к наковальне, хотя человек двадцать работало у него в кузнице. Вот теперь и меньшой братишка, Николка, пристрастился работе с железом. Помогает ему в перерывах между учебой.
– Выйдет толк из парня, есть у него техническая хватка», – с нежностью думал Алексей о своем младшем брате, – Прямая дорога ему в университет или в Горный институт.
* * *
Ужин был знатный! И едоки собрались отменные! Поэтому, когда все гости воздали честь предложенным блюдам, Николка с Наталкой улизнули. Обстановка в Николкиной комнате была спартанской: кровать, письменный стол, два стула и этажерка с книгами, учебники и тетради. На столе – письменный прибор и глобус, вместо ковра – большая географическая карта. На противоположной стене – схемы паровых машин, автомобилей и еще каких-то механизмов, нарисованные образцы холодного и огнестрельного оружия. Словом, эта была типичная комната обыкновенного мальчишки.
– А это моя коллекция оружия, – смущаясь сказал Николка, – Пока в картинках.
Наталка медленно прошла вдоль стены без тени улыбки внимательно разглядывала чертежи и рисунки. Они еще не виделись в той последней встречи на Волге, было начало учебного года и оба с головой ушли в учебу, шутка ли – выпускной класс! Затем она резко обернулась к Николке:
– Я получила твое письмо, мне его передали перед самым отъездом в город, так что мог бы не писать, но все равно, спасибо.
Этого мига, когда они смогут остаться наедине, он ждал целый вечер.
– Моя Наталка! – без конца мысленно повторял мальчик. Он возликовал, едва только Наталка с ее отцом возникли на пороге: мокрые и озябшие с ненастной осеней погоды. Обратил внимание на чудесное дитя не только Николка, с шляхетской учтивостью к новоприбывшим подскочил Колоссовский:
– Шановний пан, дозвольте пшепставичша, инженер Колоссовский. А эта файна квиточка – Ваша доня? Ваши рончики, пани! – и Казимир, поприветствовал Наталку целованием руки, этим уходящим в прошлое обычаем. Девочка была польщена, и, отметив это, Николка ощутил легкий укол ревности.
Видя такое обходительное внимание к своей персоне и таких знатных гостей, Александр Олегович успокоился и оттаял. Он всю дорогу сомневался, стоит ли принимать приглашение от своих бывших крестьян. Знал бы он, какие споры вызовет предложение Николки пригласить помещика Воинова несколько дней назад.
