Текст книги "Молниеносная война. Блицкриги Второй мировой"

Автор книги: Александр Больных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Вскоре после этого Модель побывал в штабе XLVII танкового корпуса. Его командир генерал Лемельсен также начал рушить первоначальный план. Он сообщил командующему армией, что намерен на следующий день ввести в бой 2-ю и 9-ю танковые дивизии, которые сам Модель предполагал использовать для броска на Курск уже после прорыва обороны.

Итогом первого дня пехотного наступления немецкой 9-й армии стало вклинение в советскую оборону на глубину до 5 километров. Наибольших успехов добились 6-я и 292-я пехотные дивизии, однако даже они сумели создать лишь узенькие коридорчики в наших оборонительных позициях, которые не позволяли двинуть далее танковые дивизии. Поэтому более чем странно выглядит утверждение В. Бешанова о том, что «на острие немецкого тарана главная полоса была вскрыта». Красивая игра слов, позволяющая думать, будто немцы вспороли оборону 13-й армии, хотя им ещё предстояло прорывать вторую и третью линии обороны, не менее мощную, чем первая. Да и первую линию они не прорвали, а только прокололи в двух местах, причём с огромным напряжением сил, ослабив давление на других участках фронта и преждевременно задействовав часть резервов.

Моделя позднее часто обвиняли в том, что он не использовал больше танков для прорыва обороны Красной Армии. Например, генерал Вальтер Неринг писал: «Из 6 механизированных дивизий на северном фасе 5 находились в резерве. Уже одно это дало решающее преимущество Красной Армии. Было бы гораздо разумнее бросить пару танковых дивизий вперёд».

Но дело в том, что Модель использовал всё, что мог. Уже в первый день наступления он ввёл в бой 58% своей бронетехники, в том числе все «тигры». И даже это не принесло ему успеха. Наверное, он мог использовать вообще все танки, которые имел, но даже это не гарантировало полного прорыва обороны, а вот для развития гипотетического успеха у него совершенно точно не осталось бы сил.

Знаете, здесь можно сделать парадоксальный и, наверное, спорный вывод. Операция «Цитадель» провалилась, едва успев начаться. Вспомним, что даже успешное наступление на южном фасе ничего не дало немцам, так как северная половина «клешней» к этому времени была сломана. А план наступления Моделя рухнул уже в первый день, более того, он начал трещать буквально через несколько часов после начала наступления. А поскольку северная группировка немцев была заметно слабее южной, то никакого усиления удара или манёвра силами у Моделя не получилось. Так что мы имеем основания заявить, что битва на Курской дуге была выиграна Красной Армией уже 5 июля около 16.00. Немцы ещё могли рассчитывать на какие-то локальные успехи, но операция «Цитадель» уже завершилась неудачей.

Примерно так же расценивал обстановку и генерал Рокоссовский, который намеревался 6 июня нанести встречный удар по выдохшимся немцам и перейти в наступление. Здесь он немножко поторопился. Прежде всего потому, что немцы далеко ещё не выдохлись, но имелась и вторая причина: на южном фасе события разворачивались далеко не лучшим образом, и Ставка даже предложила Рокоссовскому рассмотреть вариант защиты Курска после прорыва линий Воронежского фронта. Это уже смешало все планы Рокоссовского, и подготовка контрудара оказалась скомканной.

В силу этого бои 6 июля на северном фасе носили очень запутанный и сложный характер, а их главной чертой были сиюминутные импровизации с обеих сторон. Модель окончательно отказался от идеи прорыва русской обороны силами пехоты и ввёл в действие почти все свои танковые части.

В 3.30 XLVII танковый корпус Лемельсена возобновил наступление. Но теперь 6-ю пехотную дивизию поддерживали 18-я и 9-я танковые, а справа наступала 2-я танковая дивизия, и всего Лемельсен имел более 600 единиц бронетехники. Левее наступал XLI танковый корпус силами 292-й и 86-й пехотных дивизий, а справа – XLVI танковый корпус силами 20-й танковой и 31-й пехотной дивизий. Все вспомогательные удары справа и слева превратились в сущую фикцию, так как вся артиллерия и авиация были сосредоточены в полосе главного удара. Модель ещё больше сузил и без того недостаточно широкую полосу наступления и бросил в бой дополнительные танковые части. Однако Лемельсен решил, что ему всё равно не хватает сил, и потребовал передать ему «Фердинанды». Модель согласился, но его штаб сработал крайне неаккуратно, распоряжения были переданы поздно, а в результате самоходки полдня бесцельно бродили по тылам.

Едва начались бои, как уже в 5.30 пересмотренные планы полетели кувырком. Из штаба XLI танкового корпуса по телефону сообщили, что самолёты-разведчики обнаружили признаки готовящейся контратаки 13-й армии. Генерал Гарпе просил оставить ему 18-ю танковую дивизию, чтобы прочно прикрыть фланг. И тут Модель, судя по всему, запаниковал. Резервы израсходованы, планы рушатся с той скоростью, с какой создаются. В 5.40 он звонит в штаб Группы армий «Центр» и сообщает Клюге, что к вечеру захватит Поныри, Ольховатку, Кашары и Тёплое. Но тут же заявляет, что сил у него недостаточно, и просит фельдмаршала прислать из резерва 10-ю панцер-гренадёрскую и 12-ю танковую дивизии. Клюге согласился, хотя это оставляло 2-ю танковую армию, державшую фронт на Курском выступе, без резервов. Но взамен он потребовал, чтобы в случае наступления Красной Армии Модель принял на себя командование обеими армиями. Модель поспешно согласился.

Некоторое время спустя Моделю сообщили хорошую новость – 20-я танковая дивизия штурмом взяла Гнилец. На самом же деле он был очищен частями Красной Армии. И тут в очередной раз плохо сработали хвалёные немецкие штабы. Немцы обнаружили выдвижение к линии фронта 2-й танковой армии генерала Родина, которая готовилась нанести встречный удар, но никто не удосужился сообщить об этом Моделю. Тот отправился проинспектировать штабы наступающих дивизий и в штабе 20-й танковой лично увидел многочисленные Т-34, шедшие в наступление. Перепуганный командир дивизии потребовал у Моделя прислать «Фердинанды», но, как мы помним, они пропали без вести. В результате наступление дивизии застопорилось, она не сумела прорваться к Ольховатке, и все её достижения ограничились отражением русской контратаки.

С описанием этого контрудара далеко не всё ясно. Здесь начинается та самая путаница, о которой мы говорили. Наши историки утверждают, что 107-я танковая бригада, наступая на Бутырки, натолкнулась на вкопанные в землю «тигры». Когда наступающие немцы успели это сделать и зачем? Так или иначе, но после небольшого первичного успеха контрудар был отбит, и советские войска начали пятиться. Рокоссовский, видя это, приказал резервной 60-й армии генерала Черняховского начать выдвигаться к линии фронта.

Весь день немцы проводили одну атаку за другой, пытаясь прорваться к Ольховатке и Понырям, но мало преуспели. Рокоссовский, учтя неудачу контратаки, приказал своим танковым частям перейти к обороне и наносить контрудары лишь там, где наступают немецкая пехота и лёгкие танки. Обе стороны понесли в этот день тяжёлые потери, но достижения немцев 6 июля оказались ещё меньшими, чем накануне. Они сумели продвинуться только на пару километров.

Ночь обе стороны использовали для подтягивания резервов. Но если Рокоссовский эти резервы имел, то Моделю пришлось проявить незаурядную фантазию. Кроме выпрошенных у Клюге дивизий, он решил использовать в наступлении 12-ю зенитную дивизию, обеспечивавшую ПВО района. Конечно, немцы не раз применяли грозные 88-мм зенитки для отражения танковых атак, но для поддержки наступления эти тяжёлые орудия можно использовать только в самых крайних случаях. 7 июля после перегруппировки немецкие войска попытались возобновить наступление. Но Модель сразу совершил очередную ошибку – он нанёс удар по расходящимся направлениям. XLI танковый корпус Гарпе попытался захватить Поныри, а XLVII танковый корпус Лемельсена наступал в направлении Ольховатки. Кстати, нехватку сил у немцев подчёркивает и план авиационной поддержки наступления. С 5 до 7 утра авиация должна была поддерживать корпус Лемельсена, с 7 до 12 часов – корпус Гарпе, а потом до вечера – XXIII пехотный корпус генерала Фриснера, который наступал на Малоархангельское. Мимоходом – третье направление, пусть и считавшееся второстепенным!

Наиболее ожесточённые бои развернулись вокруг станции Поныри, которую обе стороны считали ключом позиции. На неё наступали 9-я и 18-я танковые, 86-я и 292-я пехотные дивизии, 654-й батальон «Фердинандов». Здесь оборонялась 307-я пехотная дивизия генерала Еншина, которой было придано огромное количество артиллерии. Но при этом немцы полагали, что более удобная местность для введения танков в прорыв находится западнее, и наносили второй удар в направлении Ольховатка – Молотычи. Такая раздвоенность к добру привести не могла.

В ходе боёв 7 июля немцам удалось захватить только северную часть Понырей, хотя они понесли огромные потери. Наступление на Ольховатку не дало вообще ничего. Кстати, Рокоссовский тоже считал более танкоопасным именно это направление, потому что туда были переведены мобильные резервы, а оборону Понырей он усиливал только артиллерией. Как мы видим, теперь продвижение немцев измерялось уже не километрами, а считаными метрами. Ни о каком блицкриге, ни о каком прорыве уже не приходилось и мечтать. Перед глазами немецких генералов всё более отчётливо проступал кошмар позиционной мясорубки.

Судя по всему, Модель охотно прекратил бы наступление. Его дивизии (особенно XLI танковый корпус) понесли большие потери, солдаты и офицеры были измучены. Советская авиация, несмотря на неумелое руководство, постепенно перехватила господство в воздухе, что ещё больше осложнило ведение наступления.

8 июля немцы ещё раз попытались наступать, и снова на двух направлениях сразу, причём теперь главные усилия они прилагали в секторе Ольховатки. Но здесь им помешал очередной сбой в работе немецких штабов. Генерал Лемельсен самовольно перекроил весь состав своего корпуса, отобрав у 4-й танковой дивизии (она, по мысли Моделя, наносила удар на этом направлении) её танковый полк, и сформировал боевую группу «Бурмейстер» на основе 2-й танковой дивизии, но при этом подчинил её непосредственно себе. В результате 4-я танковая дивизия, фактически превратившаяся в пехотный полк, пыталась штурмовать позиции советских войск, в то время как сводная танковая группа, усиленная к тому же «тиграми» 505-го батальона, спокойно стояла на месте и наблюдала за этим. Немцам удалось захватить село Тёплое, но Рокоссовский и Пухов немедленно перебросили туда резервы, и немцы были остановлены. Пробиться на Ольховатку они тоже не сумели. Кстати, этот эпизод тоже прекрасно характеризует путаницу в описаниях боёв, потому что часть историков утверждает: «4-я танковая дивизия генерала Дитриха фон Заукена силами 101 танка поддержала 20-ю танковую дивизию в бою за Самодуровку». Хотя, как мы видим, на самом деле эти танки действовали в другом месте. Кстати, именно после боёв 8 июля впервые прозвучало прозвище самоходок СУ-152 – «Зверобой». Все попытки немцев наступать на Поныри провалились с треском.

Модель был вынужден отменить атаки, назначенные на 9 июля, чтобы дать своим войскам хоть какой-то отдых, хотя это было фактическим признанием краха плана «Цитадель». Понял это и фельдмаршал Клюге, но доложить наверх не рискнул ни он, ни Модель. Генерал Лемельсен попытался было имитировать наступление, но его поредевшие дивизии ничего не добились. На совещании командиров утром 10 июля генерал Гарпе прямо заявил, что если к Понырям будет переброшена новая артиллерия русских, то его пехота будет перебита ещё на подступах к станции. Модель официально заявил Клюге, что не сумеет прорвать оборону русских, даже если получит обещанные подкрепления из состава 2-й танковой армии. Кстати, эти подкрепления прибыли очень вовремя. 12 июля перешли в наступление войска Западного фронта, нанося удар по левому флангу армии Моделя, именно в этот день и появилась 10-я панцер-гренадёрская дивизия. Немецкому наступлению она помочь не успела, отразить советское не помогла.

Что же мы имеем в итоге? Немецкое наступление на северном фасе Курской дуги велось силами пехоты при поддержке танков, то есть в стиле глубокой операции, а не блицкрига. После первых незначительных успехов 5 и 6 июля немцы были остановлены, 7 и 8 июля шли позиционные бои, 9 июля наступление было прекращено. Встречный контрудар советской 2-й танковой армии успеха не имел, но был вовремя приостановлен, поэтому слишком тяжёлых потерь армия не понесла.

На южном фасе события развивались по совершенно иному сценарию. Прежде всего отметим мелкую деталь. Все описания боёв на северном фасе Курской дуги упоминают в качестве командира генерал-оберста Вальтера Моделя, командующего 9-й армией, которая непосредственно вела наступление. Командующий Группой армий «Центр» фельдмаршал Гюнтер фон Клюге остаётся в тени. Зато все описания боёв на южном фасе пестрят фамилией командующего Группой армий «Юг» фельдмаршала Манштейна. Зато генерал-оберст Герман Гот, командующий 4-й танковой армией, непосредственно ведущей наступление, словно бы отсутствует в районе боёв. Впрочем, этому может быть и другое объяснение. Кроме армии Гота наступала также армейская группа «Кемпф», не подчинённая ему.

Манштейн имел больше сил, чем Модель, поэтому он решил избрать иную тактику. Он собирался проломить оборону советских войск массированным танковым ударом, не обращая внимания на потери, предполагая, что у Группы армий «Юг» останется достаточно резервов для развития успеха. Собственно, это можно даже назвать неким суперблицкригом. Вероятно, Манштейн полагал, что для собранных им сил любая советская оборона окажется «слабым местом». Увы, немецкая разведка в очередной раз подставила своих генералов. Ни Модель, ни Манштейн не подозревали, с какой именно обороной им придётся столкнуться.

Для прорыва обороны немцы решили применить новое, но вполне логичное построение «колокол» – Panzerglicke. А сейчас я позволю себе довольно пространную цитату, из которой я впервые узнал об этом новом построении, причём 40 лет назад.

«Когда Володин и Пашенцев вышли из щели и поднялись на КП, маленький лёгкий танк был уже недалеко от гречишного поля. Сначала они и увидели только этот нырявший в пыли маленький танк, и Пашенцев, предполагавший худшее и уже успевший свыкнуться со своей мыслью и теперь вдруг увидевший совсем другое, незначительное, пустяковое в сравнении с тем, что ожидал, – Пашенцев даже весело присвистнул; но уже через секунду сквозь ещё редкие в оседавшей пыли просветы показались тяжёлые танки, а ещё через секунду отчётливо стала видна вся громыхавшая сотнями гусениц наступающая колонна. Пашенцев снова присвистнул, но уже без той весёлой нотки, как минуту назад; теперь, как и Володин, он тоже во все глаза смотрел на мчавшуюся по пшеничной осыпи колонну. Но в то время как Володин, впервые наблюдавший танковую атаку, поражался грандиозности зрелища, Пашенцев, который сразу заметил и необычное, ромбовое построение, и необычную для атаки стройность и слаженность, старался понять замысел противника. В центре ромба двигались лёгкие танки, самоходные пушки и гусеничные тягачи с автоматчиками-десантниками, а по бокам – тяжёлые танки. Они как бы прикрывали своей бронёй всю громадную железную лавину. Для Пашенцева это было не просто необычным, как для новичка Володина; Пашенцев имел вполне определённое представление о танковых атаках: танки движутся рассыпным строем, и также врассыпную бежит за ними пехота, – именно к отражению такой атаки он и готовился и потому чувствовал себя уверенно; но сейчас всё было не так, как в хорошо знакомых ему предыдущих боях, и его охватывало беспокойство; он знал, что и солдаты, глядя сейчас на этот наползавший чёрный ромб, чувствуют ту же растерянность, что и он, и ждут от него нужную команду; он искал эту «нужную команду» и не находил и ещё больше терялся, понимая, что его нерешительность может оказаться гибельной для роты».

И ещё одна цитата, наглядно показывающая отлично отлаженное взаимодействие разнородных сил немецкой армии, которое было залогом успеха во многих операциях и благодаря которому стало возможно само существование тактики блицкрига.

«Первое, о чём он сразу же подумал, – под бомбовым прикрытием немцы начнут разминировать проход! Но «юнкерсы» не долетели до позиций батальона, а обрушились на гречишное поле как раз перед самой колонной. Володин туг же высказал восторженное предположение: «Бьют по своим!» – но Пашенцев, хотя и у него возникла такая же мысль, отнёсся к этому предположению недоверчиво. Немцы не могли не видеть траншею сверху, а главное, они бомбили совершенно определённо, прицельно, сбрасывая свой смертоносный груз в одно место – впереди колонны. «Разминируют! Бомбами разминируют! Вызвали по рации самолёты и разминируют!» – наконец догадался Пашенцев. Теперь для него было всё ясно, теперь он знал, как вести бой».

Как вы думаете, откуда взяты цитаты? Сухой научный труд Генштаба? Нет, это понятно сразу. Чьи-то мемуары? Скажем, генерала Попеля, что можно было бы заподозрить. Тоже нет. Перед нами всего лишь художественное произведение, повесть Анатолия Ананьева «Танки идут ромбом». Конечно, изучать историю Курской битвы по ней не рекомендуется, но прочитать её я бы вам всем очень посоветовал. Хотя она и была написана в советские времена, но вещь получилась достаточно жёсткая, хотя повестям Василия Гроссмана и уступает.

Отражать наступление на южном фасе предстояло Воронежскому фронту генерала Ватутина, который имел 625 тысяч человек, 8700 орудий и 1704 танка. Наступавшая немецкая группировка имела 332 тысячи человек, 2850 орудий и миномётов, 1500 танков. Соотношение сил и здесь было в пользу Красной Армии, вот только руководство здесь оказалось далеко не на высоте.

В качестве экзотической диковины на южном фасе выступали новые танки T-V «пантера». Однако на тот момент это была совершенно сырая, недоведённая машина, которой даже не требовалось воздействие противника, чтобы выйти из строя. Очень много «пантер» застряли на месте из-за поломок ходовой части, воспламенения двигателей и других поломок. Вдобавок эта бригада, насчитывавшая 200 танков и теоретически являвшаяся грозной силой, напоролась на плотное минное поле, на чём её участие в операции «Цитадель» и завершилось. Вот вам ещё один наглядный пример, когда нельзя полагаться на одни только книжные рассуждения и подсчёты. Жизнь оказывается гораздо сложнее, опрокидывая мнение, стоящее только на сравнении толщины брони и веса снаряда. Если о «тиграх» и «Фердинандах» в Курской битве говорят буквально все, то «пантеры» там словно бы и не были.

На южном фасе бои начались уже вечером 4 июля с пробных ударов. Немцы прощупывали оборону советских войск и старались ликвидировать передовые опорные пункты. В отличие от Рокоссовского, командующий Воронежским фронтом Ватутин распределил свои войска равномерно вдоль линии фронта, не сумев угадать направление главного удара. Впрочем, это было сложно, так как Манштейн имел больше сил, чем Модель. 4-я танковая армия генерала Гота обрушилась на 6-ю гвардейскую армию генерала Чистякова, а армейская группа «Кемпф» – на стоящую левее 7-ю гвардейскую армию генерала Шумилова.

Немцы перешли в наступление утром 5 июля. На обоянском направлении XLVIII танковый корпус генерала Кнобельсдорфа силами 3-й танковой дивизии и моторизованной дивизии «Гроссдойчланд» атаковал 67-ю гвардейскую стрелковую дивизию. II танковый корпус СС нанёс удар по 52-й гвардейской стрелковой дивизии. Атаке предшествовал мощный удар немецкой авиации. Немцы имели слишком большое превосходство в силах, поэтому позиции обеих дивизий были прорваны. Наши солдаты сражались до последнего, однако остановить противника не сумели. Противник понёс ощутимые потери, но свою задачу выполнил – к началу вечера II танковый корпус СС продвинулся уже на 12 километров, однако налетел на густые минные поля перед второй полосой обороны и был вынужден остановиться. Утверждения ряда историков, например В. Бешанова, о том, что срыв графика наступления в полосе армии Гота привёл к крушению плана «Цитадели», следует считать преувеличением. Судьба битвы решилась не на юге.

Попытка контратаки на фронте 67-й дивизии успеха не принесла. Две роты 245-го танкового полка налетели на немецкие «пантеры», и выяснилось, что ленд-лизовские «Генералы Ли» этим кошкам, что называется, на один зубок. К счастью, сами «пантеры» страдали от детских болезней, и 45 танков из 200 вышли из строя без всякой помощи противника. А к 8 июля в строю осталось всего 40 «пантер».

На корочанском направлении III танковый корпус генерала Брейта сразу начал испытывать трудности. 6-я танковая дивизия потеряла много времени при переправе через Северский Донец, а 19-я танковая попала на плотные минные поля и потеряла много танков. 503-й тяжёлый танковый батальон, поддерживавший дивизию, потерял на минных полях 9 «тигров». Они застряли в первой полосе обороны. Больше повезло 7-й танковой дивизии, которая прорвала оборону 78-й гвардейской дивизии.

Видя, что ситуация начинает приобретать серьёзный оборот, генерал Ватутин выдвинул на вторую полосу обороны 1-ю танковую армию Катукова и два гвардейских стрелковых корпуса. Но при этом он бодро рапортует в Ставку об уничтожении более чем 500 немецких танков. Непонятно только, почему же советские войска всё-таки отходят назад?

Но на этом загадки южного фаса не кончаются. В своих мемуарах командующий 1-й танковой армией генерал Катуков утверждает, что утром 6 июля его войска нанесли встречный контрудар по наступающему XLVIII танковому корпусу немцев. Красочно рассказывает:

«К этому времени в 1-й танковой сложилось общее мнение, что наносить танковым бригадам и корпусам контрудар при сложившейся обстановке просто нецелесообразно.

Ну, хорошо, мы двинемся на немцев… Но что из этого получится? Ведь их танковые силы не только превосходят наши численно, но и по вооружению обладают значительным преимуществом! Этого никак не сбросишь со счетов. Вражеские «тигры» могут бить из своих 88-мм орудий по нашим машинам на расстоянии до 2 километров, находясь в зоне недосягаемости огня 76,2-мм пушек наших «тридцатьчетвёрок». Словом, гитлеровцы в силах и с дальних рубежей вести с нами успешный огневой бой. Так следует ли давать им в руки такой сильный козырь? Не лучше ли в этих условиях повременить с контрударом, делать по-прежнему ставку на нашу тщательно подготовленную глубоко эшелонированную оборону?

Пусть фашисты лезут вперёд в надежде, что вот-вот им удастся вырваться на оперативный простор. Пусть гитлеровцы вязнут, гибнут в нашей обороне. А мы тем временем будем перемалывать вражескую технику и живую силу. А когда мы обескровим их части, разобьём фашистский бронированный кулак, тогда и созреет выгодный момент для нанесения могучего контрудара. Но пока такой момент не наступил.

Эти соображения мы доложили командующему фронтом. Ждали ответа, но не получили его и к исходу ночи. А между тем срок выполнения пункта приказа о контрударе наступил, и нам ничего не оставалось, как выдвинуть танки».

Далее следует захватывающее душу повествование о горящих «тридцатьчетвёрках» и звонке Сталина, который отменил самоубийственную контратаку. Но почему ни один из немецких источников не подтверждает факт контратаки? Ладно, это ещё полбеды. Мы прекрасно знаем, какие сказки сочинял Главпур спустя 40 лет после окончания войны. Мы не удивляемся тому, что XLVIII танковый корпус с его 250 танками «заметно превосходит» армию Катукова, имевшую более 600 танков. Но вот чего я решительно не могу понять, так это выпущенной в 2002 году книги Е.С. Катуковой «Памятное», в которой мимоходом рассказывается о боях на «так называемой Курской дуге». Можно было бы с большим уважением отнестись к памяти наших воинов…

Но вернёмся на «так называемую». Танки Кнобельсдорфа упрямо пытались прорвать линию Зивидовка – Шепелевка – Яковлево, но так и не сумели. 6-я гвардейская армия при поддержке танкистов Катукова удержала позиции. Но наступавший левее II танковый корпус СС мощным ударом прорвал оборону 51-й гвардейской дивизии, не поддержанной танками, и двинулся дальше. Попытка 22-й гвардейской танковой бригады остановить дивизию «Дас Райх» встречным ударом провалилась. Однако тут на помощь войскам Чистякова пришла сама природа. Немцы обнаружили, что их танки не могут форсировать не слишком глубокую реку Пена, и Кнобельсдорф был вынужден повернуть свой корпус восточнее вдоль дороги Томаровка – Обоянь. Главная же неприятность заключалась в том, что остановить эсэсовцев никак не удавалось. К тому же армейская группа «Кемпф» наконец сумела вырваться с плацдарма на реке Северский Донец, хотя её продвижение не было таким успешным. В целом танки Хауссера и прорвали оборону Ватутина, прорыв был слишком узким, чтобы ввести в него значительные силы, да и впереди ещё оставались оборонительные позиции.

7 июля немецкое наступление продолжалось. При поддержке пикировщиков танковые клинья постепенно прогрызали советскую оборону. На блицкриг это, конечно, походило очень мало, но немецкие командиры полагали, что они вот-вот окончательно сломят сопротивление 6-й гвардейской армии и вырвутся на оперативный простор. Катуков объяснял происходящее очередной сказкой про 700 немецких танков, атаковавших его несчастные корпуса. Поэтому неудивительно, что наши штурмовики претендовали на уничтожение только из состава дивизии «Тотенкопф» 270 единиц бронетехники.

Требовалось что-то предпринять, и командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин, который только что получил очередные подкрепления из резерва Ставки, решил разгромить ударную группировку 4-й танковой армии Гота. 5 танковых корпусов и несколько стрелковых дивизий должны были расчленить, окружить и уничтожить корпуса Кнобельсдорфа и Хауссера. Но почему-то для этого предусматривался лобовой удар по самым сильным немецким дивизиям – «Лейбштандарт» и «Гроссдойчланд». Ватутина ничему не научили безуспешные контратаки 6 июля. Его даже не соблазнила возможность срезать под основание немецкий клин, нанеся удар по позициям LII пехотного корпуса. Только в лоб!

Встречный бой 8 июля завершился поражением советских танковых корпусов. Атаки проводились хаотично и нескоординированно. Если кто и отличился, так это немецкая штурмовая авиация. Эскадрилья штурмовиков Hs-129B-2 атаковала 4-ю гвардейскую танковую бригаду. Немецкие пилоты показали себя мастерами своего дела и большими фантазёрами. По разным заявлениям, они уничтожили не то 80, не то даже 105 советских танков. Непонятно, с кем после этого вела бои дивизия «Тотенкопф» и чем, если учесть якобы понесённые накануне потери. Так что к донесениям лётчиков следует относиться с очень большой осторожностью. К генеральским тоже, потому что Ватутин сообщил в Ставку об уничтожении 1674 танков. Танковая армия Гота больше не существовала, только сам генерал Гот об этом не подозревал.

Вообще, как нетрудно заметить, в период Курской битвы наибольшие неприятности советским войскам доставляли именно попытки контратак. Когда наши войска стояли в обороне, немецкие танковые части несли огромные потери и продвигались крайне медленно. Но лишь советскими генералами овладевал зуд активности, как это сразу облегчало задачу противника. Именно после провалившегося контрудара 9 июля немцы добились заметных успехов и вплотную подошли к Прохоровке. Но окончательно прорвать оборону советских войск не удалось ни Кнобельсдорфу, ни Хауссеру, поэтому приказ Гота двигаться на Обоянь и Курск не был выполнен.

После панических заявлений Ватутина и прибывшего к нему представителя Ставки генерала Василевского Сталин передал Воронежскому фронту из состава Степного ещё две армии – 5-ю гвардейскую и 5-ю гвардейскую танковую, которые начинали выдвигаться в район Прохоровки. Назревали крупные события, которым советская историография придаёт особое значение.

Совершенно отдельного рассмотрения заслуживает сражение под Прохоровкой, хотя выделять его из общей картины Курской битвы неправомерно. Оно является неотъемлемой составляющей боёв на южном фасе и выделяется разве что своими масштабами. Кстати, это был уже третий по счёту контрудар советских танковых частей по наступающим немцам. До него были контратаки танковых армий Родина и Катукова.

Знаете, в своё время мне пришлось по служебным делам побывать в Курске, и я просто не мог, понимаете, не мог не побывать в знаменитом мемориале. В воскресенье мы с товарищем отправились на экскурсию. Впечатление осталось очень сложное. Больше всего меня поразили тишина и запустение в музее. Я прекрасно помнил суету и толкотню на Мамаевом кургане и вот такое… Конечно, мемориал расположен не в центре города-миллионера, но если на весь музей оказывается ровно двое посетителей, невольно задумаешься. Смотритель даже, кажется, слегка испугался, когда вдруг объявились гости. Но это так, к слову.

Вообще ситуация с боем под Прохоровкой гораздо более сложна и многогранна, чем её представляют даже наши историки. Нельзя всё сводить к одной только контратаке Ротмистрова 12 июля. Следует рассмотреть события предыдущих дней, и бои на других участках Восточного фронта, потому что они имели самое прямое влияние на ход боёв под Курском.

К 10 июля темп наступления южной группировки значительно снизился, однако она продолжала двигаться вперёд. За пять дней боёв она продвинулась на 25 километров, хотя планом операции предусматривалось, что это расстояние будет пройдено в первый же день. Немцы понесли большие потери – более 40% танков и штурмовых орудий вышли из строя. Многие из них удалось отремонтировать, однако ведь требовались они здесь и сейчас, а не через пару дней и уж подавно не через неделю.

Генерал Гот был вынужден разделить свои силы. II танковый корпус СС продолжал наступление на Прохоровку, но XLVIII танковый корпус фон Кнобельсдорфа был вынужден повернуть на север, чтобы обеспечить его левый фланг от угрозы со стороны войск Катукова. На юге III танковый корпус армейской группы «Кемпф» завяз в советской обороне и с огромным трудом обеспечивал фланг ударной группировки Гота. Находящийся ещё южнее XI корпус генерала Рауса опасно растягивал свои позиции. Две пехотные дивизии обеспечивали всё основание танкового клина Манштейна. Но нанести удар именно здесь Ватутину даже в голову не пришло.

10 июля союзники высадились в Сицилии. Но, несмотря на это, Гитлер приказал не приостанавливать операцию «Цитадель», так как Манштейн продолжал наступать. В связи с этим возникает интересный вопрос: сообщили или нет Модель и Клюге о том, что наступление на северном фасе прекращено? Знали об этом Манштейн и Гитлер? Создаётся впечатление, что нет.