Текст книги "Ельцин. Кремль. История болезни"

Автор книги: Александр Хинштейн

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Дошедшие до биографов письма Ленина к Инессе Арманд (их было более 150, но большинство не сохранилось: Ленин попросил вернуть их ему и, вероятно, впоследствии уничтожил) свидетельствуют о быстро сложившихся близких отношениях, которые продолжались вплоть до смерти Инессы. Арманд была незаурядной личностью, способной загораться, эмоционально отзываться, волновать окружающих, и лидер русской социал-демократии оказался в числе ее поклонников. Потомки И. Арманд отрицают романтические отношения между ним и «русской француженкой».

Как водится, слухи об успенском падении Ельцина разлетелись по стране в считанные дни. В очередях, на кухнях, в курилках и банях люди обсуждали новые козни Кремля и Лубянки.

Резонанс достиг такого размаха, что вопрос вынесли даже на Политбюро. Спикер российского парламента Виталий Воротников записал в своем дневнике, что 16 октября у Горбачева до членов Политбюро довели обстоятельства «мокрого» дела.

Сам Борис Николаевич шумной огласке был поначалу не рад. На другой же день после случившегося он позвонил министру внутренних дел Бакатину и попросил расследования не проводить. Мол, ничего страшного не произошло; незачем поднимать сыр-бор.

Однако МВД не вняло его мольбам. Формально у Бакатина имелись на то все основания. В соответствии с УПК, для того, чтобы начинать расследование, вполне достаточно и устного заявления о преступлении.

Заявление такое было. Первым ведь полудетективную историю похищения Ельцин поведал сотрудникам отделения по охране спецдач Одинцовского УВД. Те и соответствующие рапорты написали.

И вот, на сессии Верховного Совета СССР – ясно не без ведома Горбачева – полицейский министр Бакатин делает сенсационное заявление. Когда его спрашивают о таинственном покушении, министр охотно пускается в откровения. Сначала он воспроизводит рассказ самого Ельцина. Затем уточняет:

«Что касается версии Ельцина, то никто – ни его водитель, ни пост ГАИ, мимо которого якобы шел Борис Николаевич, ни фактическая обстановка (высота моста около 15 метров), ни время происшествия ее не подтверждают».

Это выступление дорого потом обойдется Бакатину: в 1991 году, когда тот станет последним председателем КГБ, именно Ельцин добьется его отставки.

Он, правда, пригласит напоследок Бакатина к себе, радушно предложит на выбор любой министерский портфель или верительную грамоту посла, но…

«Он знал, что я откажусь, – усмехается Бакатин. – Я отказался… Однако позже три моих попытки вернуться на государственную службу в исполнительные структуры Ельциным демонстративно игнорировались, как бы не замечались. “Бакатин?.. А кто это такой?..” – соизволил он как-то пошутить перед журналистами.

Бывший министр внутренних дел Латвии Бруно Штейнбрик рассказал мне, что слышал, как Ельцин в пьяной компании пообещал меня “по стеклу размазать”».

Между тем, как бы Ельцин к нему ни относился, но в той мокрой ситуации Бакатин повел себя достаточно щепетильно. О симпатичной домоправительнице он не обмолвился и словом, хотя к тому моменту Степанова была уже установлена и допрошена. А в секретном докладе, отправленном Горбачеву, министр внутренних дел настаивал даже на прекращении дела.

Этот документ столь лаконичен, что я позволю себе привести его целиком.

«Совершенно секретно!

Генеральному секретарю ЦК КПСС,

Председателю Президиума Верховного Совета СССР

тов. М. С. Горбачеву

Уважаемый Михаил Сергеевич!

В соответствии с Вашим поручением по поводу распространившихся в Москве слухов о якобы имевшей место попытке нападения на депутата Верховного Совета т. Ельцина Б. Н. докладываю:

6 октября заместитель начальника Следственного управления ГУВД Мособлисполкома т. Ануфриев А. Т., в производстве которого находится данное уголовное дело, в целях выяснения обстоятельств происшедшего разговаривал с Ельциным Б. Н. по телефону. Тов. Ельцин заявил: "Никакого нападения на меня не было. О том, что случилось, я никогда не заявлял и не сообщал и делать этого не собираюсь. Я и работники милиции не поняли друг друга, когда я вошел в сторожку. Никакого заявления писать не буду, т. к. не вижу в этом логики: не было нападения, следовательно, и нет необходимости письменно излагать то, чего не было на самом деле".

С учетом изложенных обстоятельств уголовное дело принадлежит прекращению. Поводом для распространения слухов о якобы имевшем место нападении на т. Ельцина Б. Н. является его заявление, не нашедшее своего подтверждения.

Министр внутренних дел СССР

генерал-лейтенант милиции В. Бакатин».

И сразу же – для контраста – еще один документ. Заявление Ельцина для печати, сделанное под впечатлением бакатинских откровений на сессии:

«16 октября 1989 года на сессии Верховного Совета СССР под председательством М. С. Горбачева был обнародован инцидент, затрагивающий мои честь и достоинство. Против моей воли к разбору данного вопроса был привлечен министр МВД СССР товарищ Бакатин, который, смешивая ложь с правдой, не имел морального права способствовать распространению слухов, порочащих меня в глазах общественности. Более того, товарищ Бакатин ранее заверил, что никакого расследования, а также оглашения информации, касающейся лично меня, проводиться не будет.

Новый политический фарс, разыгранный М. С. Горбачевым на сессии Верховного Совета и раздуваемый официальной прессой как событие первой величины в стране, объясняется, конечно, не заботой о моем здоровье и безопасности, не стремлением успокоить избирателей, а новой попыткой подорвать здоровье, вывести меня из сферы политической борьбы.

Создание Межрегиональной депутатской группы, сплотившей на своей платформе почти 400 народных депутатов СССР, избрание меня одним из руководителей ее координационного совета, независимость нашей позиции, альтернативные предложения, идущие вразрез с консервативной точкой зрения сторонников административно-командной системы, и даже моя частная поездка в США – все это вызывает яростное озлобление аппарата. По его команде была состряпана целая серия провокационных, лживых, тенденциозно настроенных публикаций в советской печати, в передачах Центрального телевидения, распускались среди населения самые невероятные слухи о моем поведении и частной жизни.

В связи с вышеизложенным считаю необходимым заявить следующее:

1. все это является звеньями одной цепи акции травли меня и творится это под руководством товарища Горбачева М. С.;

2. вопросы моей безопасности и моей частной жизни касаются только меня и должны конституционно ограждаться от любых посягательств, в том числе со стороны партийного руководства;

3. в случае продолжения политической травли я оставляю за собой право предпринимать соответствующие шаги в отношении лиц, покушающихся на мои честь и достоинство как гражданина и депутата;

4. считаю неприемлемым и опасным перенос акцентов с методов политической борьбы на безнравственность, беспринципные методы морального и психологического уничтожения оппонента. Это ведет к полному краху морально-этических установок, к демонтажу демократических начал перестройки и в конечном итоге – к жестокому тоталитарному диктату.

17.10.89

Народный депутат СССР Б. Н. Ельцин»

Подождите, но чем министр опорочил Ельцина «в глазах общественности»? Тем, что назвал вещи своими именами? Поймал его за руку на вранье?

Хорошенькое дело. То есть когда человек плетет невесть что – это в порядке вещей. Но стоит призвать его к порядку, сразу же поднимается крик и гомон.

Борис Николаевич в который по счету раз противоречит самому себе. Если покушение, действительно, произошло – МВД просто-таки обязано искать преступников. Народный депутат, член ЦК – это не какой-нибудь пудель; его не пристало безнаказанно швырять в реки с мостов.

Наоборот даже, пострадавший еще и благодарен должен быть за «заботу о здоровье и безопасности».

А он вместо этого – раздувает целое политическое дело, обвиняет Горбачева и министра МВД в разыгрывании «политического фарса», хотяавторство фарса этого в действительности принадлежит ему самому.

«В случае продолжения политической травли я оставляю за собой право предпринимать соответствующие шаги в отношении лиц, покушающихся на мои честь и достоинство как гражданина и депутата», – угрожает Ельцин.

Это как понимать? Он тоже будет кидать таких нахалов в реку? Или же выискивать их любовниц?

Непонятно.

Зато другое – понятно точно. Ельцин мог противиться расследованию этому лишь в одном только случае: если никакого покушения не было.

Своей суетой Борис Николаевич выдал сам себя. Ну а то, что Горбачев воспользовался остротой момента – за это точно грех его осуждать. На месте генсека так поступил бы любой политик. В конце концов, это намного приличнее, чем крутить на телеканале пленку с голыми проститутками и человеком, похожим на генпрокурора.

Сразу после случившегося Ельцин собрал ближний круг в своем офисе в гостинице «Москва»: помощников и доверенных лиц:

«Сейчас корреспонденты будут меня атаковывать. Что делать?»

Мнения разделились. Прозвучало даже предложение списать все на случайно проезжавшую мимо поливальную машину (это в одиннадцать-то вечера!). Но в итоге решено было ничего не объяснять, ни перед кем не оправдываться. Это, мол, ваша сугубо частная жизнь.

Такую линию поведения он и избрал поначалу. Впрочем, в последний момент Ельцин, по своему обыкновению, постарался отыграть ситуацию, превратить минусы в плюсы.

На-гора выдается новая версия. Оказывается, молчание его обусловлено было тем, что он хотел… удержать страну от потрясений.

«Я легко предвидел реакцию людей, которые с большим трудом терпят моральные провокации против меня, но спокойно воспринять весть о попытке физической расправы они уже не смогут, – на голубом глазу пишет Ельцин в “Исповеди…”. – В знак протеста мог остановиться Зеленоград, а там большинство оборонных, электронных и научных предприятий, остановился бы Свердловск, а там еще больше военных заводов, остановилось бы пол-Москвы… И после этого, в связи с забастовками на стратегических предприятиях, в стране вводится чрезвычайное положение. Начинается “вечный и идеальный порядок”».

Спасибо вам, Борис Николаевич! Низкий земной поклон! Если б не ваша ленинская скромность, страна непременно была бы ввергнута в пучину путча.

Это, оказывается, так легко – совершить ползучий переворот. Кинули депутата в подернутый ряской прудик, и дело с концом.

Непонятно лишь, почему злодеи эти остановились на полдороге. Что мешало им окунуть Ельцина снова? Или вовсе – отравить угарными газами, уколоть ядовитым зонтиком, бросить в клетку к голодным хищникам, раздавить башенным краном; да мало ли вариантов. Когда на кону стоит судьба страны и всего человечества, любые средства хороши.

«Конечно, если бы захотели Ельцина по-настоящему угробить, угробили бы элементарно, – походя замечает на сей счет его помощник Суханов, – Борис Николаевич был почти беззащитен, но при этом надо учитывать два обстоятельства. Во-первых, мой шеф везунчик и, во-вторых, физическое его устранение всколыхнуло бы всю Россию, что вызвало бы непредсказуемые последствия».

Похоже, Суханов «Исповеди» своего патрона не читал. Откуда ему было знать, что именно этого – «непредсказуемых последствий» – как раз и добивались коварные демоны из Кремля и с Лубянки…

…Борис Николаевич напрасно мандражировал. Эта скандальная история не только не убавила ему популярности, а совсем наоборот.

Ельцина стали любить еще сильнее. «Мокрое» дело широко шагнуло в народ, о нем слагали анекдоты и даже поэмы.

Например, такие:

 
Вот мост через тихую местную реку,
С которого сбросить нельзя человека,
Поскольку, по данным замеров, река
Под этим мостом чрезвычайно мелка.
А вот и Борис, что с моста сброшен в реку,
С которого сбросить нельзя человека,
Поскольку, по данным замеров, река
Под этим мостом чрезвычайно мелка.
А вот и мешок от вьетнамского риса,
Который, по слухам, надет на Бориса,
Который был сброшен с моста прямо в реку,
С которого сбросить нельзя человека,
Поскольку, по данным замеров, река
Под этим мостом чрезвычайно мелка.
 

Так что своей последующей карьерой Ельцин отчасти обязан и этому таинственному заплыву.

Борис Николаевич находился тогда в зените своей славы, и любой выпад против него восторженная публика воспринимала как личное оскорбление. Даже если б застукали его в момент, когда разрывал он кладбищенские могилы, все равно списали бы это на злые козни Кремля.

«Лично я слышал до полусотни различных версий “покушения”, – пишет Суханов, – в которых были замешаны не только его недоброжелатели, но и хорошенькие обольстительницы, ненавидящие его гэбисты и даже пришельцы с летающих тарелок…»

К этой полусотне можно добавить и еще одну, не менее звучную. Якобы из Раменок он отправился в гости к Рыжкову, но неожиданно застал там Горбачева. Титаны повздорили и Ельцин был окачен водой из брандспойта…

Это еще доктор Геббельс сказал: чем чудовищней ложь – тем легче в нее верится…

Несмотря на обилие вариаций и версий, правды об осеннем падении мы не узнали до сих пор. Лично мне наиболее правдоподобным кажется совершенно иное объяснение, до сегодняшнего дня не звучавшее ни разу.

Впервые я услышал его от Льва Демидова, бывшего доверенным лицом Ельцина в трех выборных кампаниях (1989, 1991, 1996).

Демидов тоже присутствовал на эпохальной встрече в Раменках. Он хорошо помнит, в каком возбуждении Ельцин вышел из зала. Вся машина была завалена цветами. Его только что не качали на руках.

«Он шел и думал: как же так! Народ меня обожает. Я – самый популярный человек в стране. А Горбачев – не ставит и в грош.

И вот эта жалость к самому себе, неудовлетворенность амбиций и могла толкнуть его на неожиданный поступок: сымитировать собственное покушение, чтобы привлечь к себе повышенное внимание. Учитывая его склонность к суициду, Ельцин вполне мог попросту залезть в реку, а потом придумать историю про таинственных злоумышленников и пыльный мешок».

Если принять эту неожиданную версию за основу, все окончательно встает на свои места…[12]12
  После долгих раздумий я тоже склоняюсь к этому варианту: Ельцин решил в очередной раз покончить жизнь самоубийством – но так, чтоб не до смерти, а просто попугать. Скорее всего, он просто спустился к реке, окунулся прямо в одежде, а потом придумал историю со своим похищением.


[Закрыть]

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Алкоголизм – хроническая болезнь, характеризующаяся тем, что человек употребляет алкоголя больше, чем намеревался, совершает неудачные попытки бросить пить и продолжает злоупотребление, несмотря на негативные социальные и профессиональные последствия.

«Мокрый» скандал был вовсе не первой попыткой Горбачева дискредитировать своего ненавистника в глазах народа. Но все потуги его – ладно бы – просто оканчивались бесславно. Они еще и прибавляли Ельцину славы и признания.

Подобный феномен в политике не новость. Если власть непопулярна, все, что делает она – заранее играет против нее самой. И чем сильнее эта власть топчет какого-нибудь ослушника, тем лишь ширится его авторитет.

В новейшей российской истории таких примеров можно вспомнить с избытком. Например, красноярский бизнесмен Анатолий Быков (он же Толик Бык), выигравший выборы, сидя в тюремной камере. Или – нижегородец Андрей Климентьев, по кличке Прыщ.

Уж как не изгалялись над ним, в каких только смертных грехах не обвиняли, но с каждым разом Климентьев лишь набирал голоса новых сторонников. Дважды снимали его с выборов в Госдуму, после победы на мэрских выборах отправили в колонию, не допустили до губернаторской гонки. Когда я пишу эти строки, бедняга Прыщ вновь чалится за решеткой – на этот раз его закрыли в разгар выборов в областное заксобрание.

И все равно – ниже отметки в тридцать процентов электоральный ресурс его не опускается. Напротив даже, еще и растет: после каждой новой посадки …

…18 сентября 1989 года – за десять дней до исторического падения – в главной газете страны появилась вдруг небольшая, но крайне эффектная заметка: «”Реппублика” о Б. Н. Ельцине».

Это была перепечатка материала журналиста Витторио Дзукконе из итальянской газеты «Реппублика» о недавнем визите Ельцина в США.

Борис Николаевич впервые ездил тогда в Америку по приглашению сразу нескольких институтов и фондов. Это были своего рода смотрины. Запад приценивался к новой звезде на небосклоне советской политики.

Его даже принимал президент Джордж Буш – неофициально, понятно, всего-то на 12 минут, хотя потом Ельцин всячески будет обсасывать эту короткую аудиенцию, уверяя в бесчисленных интервью, что успел даже представить Бушу развернутый план спасения перестройки. (Помощник президента по национальной безопасности генерал Скоукрофт возмущенно назвал это «погоней за двухгрошовой рекламой».)

Но для Горбачева, который искренне считал себя единственным экспортным политиком, это все равно был смертельный удар. И Ельцину он его не простил.

Уже на другой день после возвращения Ельцина в Москву, в «Правде» появляется вышеназванная перепечатка.

Итальянец Дзукконе писал не о произведенном Ельциным фуроре; не о его встречах со студентами и элитой, прочитанных лекциях и сделанных заявлениях. Репортера светской хроники интересовало совсем другое.

Перелистаем старые подшивки:

«За пять дней и пять ночей, проведенных в США, Ельцин спал в среднем два часа в сутки и опорожнил две бутылки водки, четыре бутылки виски и несметное количество коктейлей на официальных приемах».

Из заметки Дзукконе взыскательный читатель мог узнать, что Ельцин заснул прямо во время официального ужина, все свободное время проводил в магазинах, скупая ширпотреб на полученные за лекции деньги и вообще вел себя как «пьяный, невоспитанный русский медведь, впервые очутившийся в цивилизованном мире».

«Пол-литровые бутылки он выпивает в одиночестве за одну ночь в своем гостиничном номере в Балтиморе, – не стеснялся в выражениях репортер. – Ошалевшего “почетного профессора”, который рано утром приехал за ним, чтобы отвезти его в конференц-зал университета, Ельцин одарил слюнявым пьяным поцелуем и наполовину опорожненной бутылкой виски. “Выпьем за свободу”, – предложил ему Ельцин в половине седьмого утра, размахивая наполненным стаканом, одним из тех, в которых обычно хранятся зубные щетки и паста в ванной комнате. Но выпил он в одиночестве».

Боже! Какая волна народного гнева поднялась тут! Какие страсти закипели повсеместно!

«Телефоны в редакции звонили, не переставая, – вспоминал тогдашний редактор “Правды” Виктор Афанасьев. – Потом шли телеграммы, письма… У подъезда редакции были выставлены пикеты. Номер газеты демонстративно сожгли…»

И редактор «Правды», и Горбачев, и члены Политбюро впоследствии будут отнекиваться, уверяя, что заметка появилась просто так, без всякого злого умысла и команды свыше. Она якобы поступила по обычным каналам ТАСС и пошла в номер по причине ее остроты и сенсационности.

Не знаю. Если даже это и так, «Правда» в любом случае играла на руку Горбачеву. Вернее, хотела сыграть, но получилось, как водится, в точности до наоборот.

Обвинения Ельцина в пьянстве были восприняты народом с небывалым воодушевлением.

Наш человек, плоть от плоти народа! Не какой-нибудь там заумный болтун со своей ненавистной Райкой. Исконно русский мужик, великан двухметрового роста. Он и в отдыхе, и в работе не знает полумер. Работать – так до упаду, пить – так до потери пульса.

Ельцина полюбили ровно за то, за что раньше возненавидели Горбачева. Не начни в 1985 году генсек бездумной антиалкогольной кампании, не подними цены на водку, не введи талоны – может быть, история пошла совсем по другому пути.

Недаром даже Андропов, на которого Горбачев так хотел быть похожим, свое правление начал с массового выпуска нового сорта водки – в народе ее так и назвали «Андроповкой», – потому и остался в массовом сознании добрым, справедливым правителем.

Ельцин не торопился опровергать обвинения в свой адрес. Он вновь избрал беспроигрышную тактику полунамеков.

«Тут итальянец явно недофантазировал, – саркастически пишет он в “Исповеди…”, – посчитанное (количество спиртного. – Авт .) могло бы свалить только слабенького иностранца».

Уже в день выхода перепечатки ее автор, нежданно для себя ставший враз знаменитостью, принялся раздавать интервью коллегам.

Отвечая на вопросы радиостанции «Свобода» итальянец заявил, что не разрешал «Правде» публиковать его статью.

«Пьет он или нет, что покупает – это никого не касается, – вещал Дзукконе. – Я не учел, что в России не понимают разницы между политической корреспонденцией и светской хроникой. К тому же у итальянцев другое представление о поведении людей. Если человек выпивает, то это только повышает его в их глазах».

Накал страстей был столь велик, что 21 сентября «Правда» была вынуждена дать опровержение и извиниться перед Ельциным. Редактор газеты Виктор Афанасьев через месяц был снят с работы.

Казалось бы, инцидент исчерпан. Но Ельцину этого, как обычно, кажется мало. Вместе со своим окружением он продолжает накручивать истерию, обвиняя Кремль и Лубянку в провокациях против себя.

«Для нас с Борисом Николаевичем было абсолютно ясно, что пасквиль Дзукконе попал на страницы “Правды” с благословления КГБ», – пишет его помощник Лев Суханов.

И тут же:

«Мы стали задумываться – а не была ли поездка Ельцина в США кем-то отрежиссирована? И какую роль при этом играл Фонд социальных изобретений (организатор поездки с советской стороны. – Авт .), поддержанный генсеком?»

Приехали! Уже и само рандеву подстроили, оказывается, спецслужбы. Может, они еще и президента Буша специально к нему подвели: для отвлекающего маневра? И выпивку – надо думать – подливали Борису Николаевичу тоже агенты КГБ, потому что выпивка – никуда не денешься – действительно, была.

И неважно, что итальянец Дзукконе от обвинений своих потом открестился. У американских похождений Ельцина имелось немало других очевидцев.

Обратимся к свидетельствам одного из организаторов поездки, советника президента США Джеймса Гаррисона (его уж точно не заподозришь в связях с КГБ). В конфиденциальном отчете он писал:

«Приблизительно в 11 часов вечера Ельцин и его делегация из восьми человек вылетели из Нью-Йорка в Балтимор на частном самолете Дэвида Рокфеллера-старшего…

Когда самолет приземлился, Ельцин спустился с трапа, но вместо того чтобы приветствовать ожидавшую его делегацию, прошел по взлетно-посадочной полосе к хвосту самолета и, повернувшись спиной к нам, стал мочиться на задние колеса самолета. Потрясенные, мы стояли в неловком молчании, не зная, что и думать. Ельцин вернулся, не сказав ни слова, пожал руки должностным лицам, получил букет цветов от молодой женщины и сел в ожидавший его лимузин. Все сделали вид, как будто ничего не произошло».

МЕДИЦИНСКАЯ СПРАВКА

Диссоциальное расстройство личности характеризуется обращающим на себя внимание грубым несоответствием между поведением человека и господствующими социальными нормами.

О первой встрече Ельцина с Америкой со всеми вытекающими отсюда (в прямом смысле слова) последствиями – американская пресса писала довольно активно.

Вот о чем следовало сообщать «Правде», если, действительно, хотела она размазать нового демократического мессию.

В очередной по счету раз Горбачев совершил досадную, непростительную ошибку.

Правда, народ все равно бы советской печати не поверил: грязь к Ельцину не приставала.

Потребуется еще пяток лет, чтобы на смену восхищению пришел досадный стыд.

Сегодня уже никого не надо разубеждать, что в шеннонском аэропорту президент не вышел к премьеру Ирландии вовсе не по причине козней спецслужб, опоивших его накануне. А разудалое дирижирование немецким оркестром – отнюдь не видеомонтаж.

На что способен он, мы знаем теперь отменно. Но тогда, в 1989 году, радостная эйфория и любовный хмель затмевали голос разума. Эта глобальная эпидемия разила всех наповал. И Запад – в том числе.

Когда во время своего частного визита в США, Ельцина повезли в Вашингтон, на рандеву с помощником президента по нацио-нальной безопасности Скоукрофтом, он опять начал выкидывать коленца.

Сопровождавший его в поездке Лев Суханов пишет:

«Борис Николаевич во всеуслышание заявляет, что он не поедет на встречу со Скоукрофтом. Не тот, мол, уровень… Переводчик и Гаррисон едва от удивления не потеряли дар речи… А Борис Николаевич все больше нагнетает обстановку: “Ну представьте себе, Лев Евгеньевич, что Буша встречаете вы, мой советник, а не я?”…»

От скромности Ельцин точно никогда не умрет. В мыслях он видел себя уже первым лицом государства, ровней американскому президенту. Хотя в 1989 году был еще никем – всего-то председателем комитета Верховного Совета по строительству и архитектуре.

Тут бы американцам самое время – вслед за Горбачевым – щелкнуть его по носу, каждый сверчок знай свой шесток. Но куда там!

Пока они препирались, машина въехала тем временем в Белый Дом. Остановилась у бокового входа.

Ельцин кипятится еще больше:

«Когда гостя привозят к президенту, то входят не здесь».

Встречавшая советского депутата Кондолиза Райс – та самая, будущий советник президента по национальной безопасности, – на приличном русском возразила:

«У вас встреча с генералом Скоукрофтом».

А в ответ – снова здорово:

«Зачем мне идти, если меня не примет президент?»

Ельцин не знал еще железного характера Кондолизы.

«Хорошо, – отвечает она. – Если мы не собираемся идти к генералу, его надо предупредить, он человек занятой».

Тут уж вариантов у капризного посетителя не оставалось. Бурча что-то под нос, он вынужден был войти в здание с западного входа.

Но здесь – новая напасть.

Л. Суханов:

«Вышла симпатичная мулатка и вручила нам карточки визитеров. На них так и написано: “Визитер”. Борис Николаевич вроде бы даже немного обижен и потому с ударением говорит: “Я – Ельцин”. Мол, какие тут визитки… Я положил его визитку к себе в карман, свою же повесил на грудь».

МЕДИЦИНСКАЯ СПРАВКА

Параноидное расстройство личности часто проявляется в виде чрезмерной чувствительности к различного рода неудачам и отказам.

Час от часу не легче! Для полноты картины Ельцину не хватало еще помочиться прямо здесь, на мраморных ступенях Капитолия.

Только американцы – прагматики до мозга костей – готовы закрыть глаза на что угодно, лишь бы приблизиться к поставленным целям.

Классическая формула: разделяй и властвуй. К тому моменту Запад смекнул уже, что акции Горбачева резко падают вниз. Ельцин был тем человеком, с чьей помощью они могли ослабить cоветскую, горбачевскую власть. Надо лишь самую малость: поиграть на его слабостях, потрафить ему, высказать респект и уважение.

И вот уже входит в кабинет президент США собственной персоной.

«Он долго тряс ему руку, другая рука президента дружески пожимала его предплечье, – свидетельствует Суханов. – Они доброжелательно улыбались, и в какой-то момент Ельцин сказал: “Да, мы стоим друг друга”. Эту фразу переводчик не стал переводить».

На самом деле все эти капризы и вычуры объяснялись вполне прозаично: обильной дегустацией виски, которую всю ночь накануне проводил он в отеле.

Еще прямо перед поездкой в Белый Дом Ельцин успел отколоть пару подобных номеров. Когда поутру он вышел на сцену Института им. Гопкинса, и президент его (в смысле института) стал приветствовать гостя, Борис Николаевич молча подошел к нему и забрал с пюпитра текст зачитываемого обращения.

«Раз я говорю без бумажки, значит, и вы говорите без нее», – криво усмехаясь, объявил он обомлевшему ректору.

И ведь ничего, сошло с рук. Даже еще и бурю оваций вызвало. Поведение Ельцина полностью соответствовало наивным американским представлениям о грубоватом, но искреннем русском народе в стиле «калинка-малинка».

За что же тогда, спрашивается, корить его? Как и все дурно воспитанные, экспрессивные люди, Ельцин вел себя ровно настолько, насколько ему позволяли.

Не прошел, например, номер с парадным подъездом Белого Дома – отправился, как миленький, через боковой вход.

Зато, если разрешалось ему выпивать без меры, да еще и под аплодисменты принимающей стороны – для них-то был форменный аттракцион; русский самоубийца глушит виски стаканами – значит, так и положено.

Тогда еще тяга к алкоголю сочеталась у него с фантастической работоспособностью. Меньше, чем за неделю пребывания в Штатах, он успел посетить 11 (!) городов и провести несколько десятков встреч.

«Я спал по два-три часа в сутки, – напишет он впоследствии, – перелетал из одного штата в другой, за день проходило по 5–7 встреч и выступлений, и так всю неделю без остановки. Очнулся от этой спринтерской гонки я лишь в самолете, который уносил меня в Москву».

Вообще, словечко «очнулся» читается в этом абзаце весьма двусмысленно. Потому как спринтерская гонка, если уж выражаться спортивной терминологией, сопряжена была с постоянным допингом.

Помимо рассказов очевидцев тому имелись и куда более зримые доказательства.

Уже в Москве выяснилось, что пресловутое выступление в Институте им. Гопкинса было заснято на видеокамеру. Явно не без команды свыше запись решили запустить по центральному телевидению: для наглядности.

27 сентября Ельцину позвонил председатель Гостелерадио СССР Михаил Ненашев и сообщил, что собирается показать фильм о его американском вояже.

«Понимаю, что восприятие его будет неоднозначно, и потому ставлю в известность, ибо не хочу это делать за спиной».

На самом деле, Ненашев вполне мог героя об этом и не предупреждать. Никаких обязательств перед Ельциным он не имел. Но после «правдинского» скандала Ненашев решил проявить неподобающее благородство.

«И сама публикация, и манера ее подачи чем-то дурно припахивали, – вспоминал Ненашев позднее. – Я считал для себя идти тем же путем невозможным и неприличным. Поэтому сам позвонил Ельцину… Сказал, что если будет желание предварительно посмотреть, мы готовы ее показать».

Ясное дело, Борис Николаевич ухватился за это предложение двумя руками. Вместе с Сухановым он отправляется в Останкино и садится перед монитором.

«И вот он смотрел, смотрел на телеэкран и вдруг начал мрачнеть, – свидетельствует Суханов, – на лице появилось выражение озабоченности, и я чувствую, что этот “видик” ему не по душе… Борис Николаевич, естественно, не дал “добро” на демонстрацию этой не самой удачной встречи в США».

А почему, собственно, запись эта вызвала столь жгучую реакцию? На сей счет имеется два объяснения.

Первое – самого Ельцина и его окружения. Второе – Made in USA.

По ельцинской версии, выглядел он в тот день не лучшим образом, ибо долго не мог накануне уснуть, «растревоженный впечатлениями, физической нагрузкой, усугубляющимся перепадом во времени».

Лишь в четыре утра Борис Николаевич якобы забылся, наглотавшись транквилизаторов, а уже в семь надо было ему вставать.

«Я чувствую, что не смогу подняться, совершенно разбитый, – оправдывается он в “Исповеди…” – Прошу отменить встречу. Мне говорят – это невозможно, будет скандал, хозяева этого не переживут. Я говорю, что я не переживу сегодняшний день… И вот, абсолютно без сил, собрав всю свою волю, я провел первую встречу, затем вторую, ну, а дальше было легче, я разошелся, да и действие таблеток прошло…»