Текст книги "Шевалье д'Арманталь"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

IV
ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ

– Ваше высочество здесь! Ваше высочество у меня! – вскричал д'Арманталь. – Чем заслужил я такую честь?

– Настал момент, шевалье, – сказала герцогиня, – когда мы должны показать нашим людям, что действительно уважаем их. К тому же никто не сможет сказать, что друзья герцогини дю Мен подвергают себя опасности ради нее, а она остается в стороне. Слава Богу, я внучка великого Конде и чувствую, что ни в чем не посрамлю моего деда.

– Вы вдвойне желанный гость, ваше высочество, – сказал маркиз де Помпадур, – потому что выводите нас из большого затруднения. При всей нашей готовности повиноваться вашим приказам, мы колебались при мысли о том, с какой опасностью сопряжено подобное собрание в Арсенале сейчас, когда полиция не спускает с вас глаз.

– И я подумала о том же, маркиз. Поэтому, вместо того чтобы ждать вас, я решила прийти к вам. Меня сопровождал барон. Я приказала отвезти меня к графине де Шавиньи, подруге де Лонэ, которая живет на улице Май. Там мы послали людей за этим платьем, переоделись и, так как мы находились в двух шагах отсюда, отправились к вам пешком, и вот мы здесь. Мессир д'Аржансон будет, право, очень хитер, если узнает нас в этом наряде.

– Я с удовольствием вижу, ваше высочество, – сказал Малезье, – что события этого ужасного дня отнюдь не повергли вас в уныние.

– Меня, Малезье? Надеюсь, вы меня знаете достаточно хорошо, чтобы ни минуты не опасаться этого. В уныние! Напротив, я никогда не чувствовала в себе столько сил и такую волю! Ах, почему я не мужчина!

– Приказывайте, ваше высочество, – сказал д'Арманталь, – и все, что вы сделали бы, если бы могли действовать сами, мы сделаем за вас.

– Нет, нет. То, что сделала бы я, для других невозможно.

– Нет ничего невозможного, сударыня, для пяти человек, преданных вам, как мы. К тому же в наших собственных интересах действовать быстро и решительно. Не надо думать, что регент на этом остановится. Послезавтра, завтра, может быть, даже сегодня вечером мы все будем арестованы. Дюбуа утверждает, что бумага, которую он выхватил из огня у принца де Селламаре не что иное, как список заговорщиков. Если это так, ему известны наши имена. Значит, сейчас над головой каждого из нас висит дамоклов меч. Не будем ждать, пока оборвется нить, на которой он подвешен, а схватим его и сами нанесем удар.

– Нанесем удар, но куда и каким образом? – спросил аббат Бриго. – Этот злосчастный парламент опрокинул все наши предположения. Разве мы приняли надлежащие меры, разве у нас есть определенный план?

– Ах, лучший план, суливший наибольшие шансы на успех, это тот, который мы наметили первоначально, – сказал Помпадур. – Ведь если бы его не погубило неслыханное стечение обстоятельств, он был бы осуществлен.

– Что ж, если план был хорош, то он таким и останется, – сказал де Валеф. – Вернемся же к нему.

– Да, но, когда этот план потерпел неудачу, он стал известен регенту, и тот теперь держится настороже, – заметил Малезье.

– Напротив, – возразил Помпадур, – прежний план имеет то преимущество, что регент и его приспешники думают, будто мы оставили его, раз он не увенчался успехом.

– И вот доказательство, – сказал де Валеф. – Регент принимает меньше предосторожностей, чем когда бы то ни было, на случай возможного нападения. Так, например, с тех пор как мадемуазель де Шартр поселилась в Шельском монастыре, он раз в неделю отправляется ее навестить и проезжает один, без охраны и без слуг, если не считать кучера и двух лакеев, через Венсенский лес. И это в восемь или девять часов вечера!

– А по каким дням он наносит этот визит? – спросил аббат Бриго.

– По средам, – ответил Малезье.

– По средам? Завтра как раз среда, – сказала герцогиня.

– Аббат Бриго, – спросил де Валеф, – у вас сохранился паспорт с визой на выезд в Испанию?

– Сохранился.

– И вы по-прежнему можете устранить все препятствия в пути?

– Да. Почтмейстер – наш человек, а нам придется иметь дело только с ним. Что до остальных, то тут все пройдет само собой.

– Ну что же! – сказал де Валеф. – С разрешения ее королевского высочества я собираю завтра семь или восемь друзей, подстерегаю регента в Весенском лесу, похищаю его и – погоняй, кучер! – через три дня буду в Памплоне.

– Одну минутку, дорогой барон, – сказал д'Арманталь, – я замечу вам, что вы встаете мне поперек дороги и что право выполнить это предприятие принадлежит мне.

– Дорогой шевалье, вы уже сделали то, что должны были сделать. Теперь очередь за другими!

– Вовсе нет, Валеф. Дело идет о моей чести, я должен взять реванш. Поэтому вы меня бесконечно обидите, настаивая на своем.

– Все, что я могу сделать для вас, дорогой д'Арманталь, – сказал де Валеф, – это предоставить выбор ее высочеству. Герцогиня знает, что мы одинаково преданы ей. Пусть она решает.

– Соглашаетесь ли вы на мой суд, шевалье? – спросила герцогиня.

– Да, ибо я надеюсь на вашу справедливость, сударыня, – ответил шевалье.

– И вы правы. Да, честь осуществить это предприятие принадлежит вам. Да, я отдаю в ваши руки судьбу сына Людовика Четырнадцатого и внучки великого Конде. Да, я всецело полагаюсь на вашу преданность и на вашу храбрость и надеюсь, что на этот раз вы одержите успех, тем более что фортуна перед вами в долгу. Итак, дорогой д'Арманталь, на вашу долю выпадает вся опасность, но также и вся честь!

– Я с благодарностью принимаю и то и другое, сударыня, – сказал д'Арманталь, почтительно целуя руку, протянутую ему герцогиней, – завтра в это время либо я буду мертв, либо регент будет на пути в Испанию.

– Вот речь, достойная мужчины, – сказал маркиз де Помпадур. – В добрый час, и, если вам понадобится помощь, дорогой шевалье, рассчитывайте на меня.

– И на меня, – сказал де Валеф.

– А мы разве ни на что не годны? – сказал де Малезье.

– Дорогой сенешаль, – сказала герцогиня, – у каждого свой жребий; от поэтов, сановников и духовных особ требуется совет, от военных – исполнение… Шевалье, вы уверены, что опять найдете тех людей, которые были с вами в последний раз?

– Я уверен, по крайней мере, в их начальнике.

– Когда вы его увидите?

– Сегодня вечером.

– В котором часу?

– Сейчас же, если угодно вашему высочеству.

– Чем раньше, тем лучше.

– Через четверть часа я буду у него.

– Как мы сможем узнать его последнее слово?

– Я принесу его вам, ваше высочество, где бы вы ни находились.

– Только не в Арсенал, – сказал аббат Бриго, – это слишком опасно.

– А не можем ли мы подождать здесь? – спросила герцогиня.

– Я замечу вашему высочеству, – ответил Бриго, – что мой подопечный – весьма степенный молодой человек, принимающий у себя лишь немногих знакомых, и, если наш визит затянется, он может возбудить подозрение.

– Не назначить ли нам свидание в таком месте, где мы были бы свободны от подобных опасений? – спросил Помпадур.

– Совершенно верно, – сказала герцогиня. – Встретимся, например, на площади Елисейских полей. Мы с Малезье приедем в карете без герба и без лакеев. Помпадур, Валеф и Бриго по отдельности присоединятся к нам. Там мы подождем д'Арманталя и примем последние меры,

– Прекрасно! – сказал д'Арманталь. – Человек, который мне нужен, живет как раз на улице Сент-Оноре.

– Вы знаете, шевалье, что вы можете обещать вашим людям сколько угодно денег, мы обязуемся заплатить, – сказала герцогиня.

– Я позабочусь о том, чтобы наполнить ваш секретер, – добавил аббат Бриго.

– И хорошо сделаете, аббат, – с улыбкой ответил д'Арманталь, – потому что я-то знаю того человека, который позаботится о его опустошении.

– Итак, мы обо всем договорились. Через час на площади Елисейских полей..

– Через час, – сказал д'Арманталь.

– Через час, – повторили Помпадур, Бриго и Малезье.

Затем герцогиня поправила свою накидку, закрыв ею лицо, взяла под руку де Валефа и вышла первой. Малезье последовал за нею так, чтобы не терять ее из виду; наконец Бриго, Помпадур и д'Арманталь спустились все вместе. На площади Побед маркиз и аббат расстались: первый пошел по улице Врийер, второй – по улице Пажевен, Что касается шевалье, то он продолжал идти по улице Нев-де-Пти-Шан, которая и вывела его на улицу Сент-Оноре неподалеку от того известного дома, где он должен был найти достойного капитана.

То ли по воле случая, то ли благодаря расчетливому выбору герцогини дю Мен, которая по достоинству оценила д'Арманталя и поняла, что на него можно сделать ставку, шевалье оказался более чем когда бы то ни было втянутым в заговор. Но дело касалось его чести – он считал, что его долгом было сделать то, что он взял на себя, и, хотя шевалье предвидел ужасные последствия того предприятия, ответственность за которое легла на него, он шел навстречу событиям, как и прежде, с высоко поднятой головой и исполненным отваги сердцем, готовый пожертвовать всем, даже своей жизнью, даже своей любовью, для того чтобы сдержать данное им слово.

Он явился поэтому к Фийон с тем же спокойствием и той же решимостью, что и в первый раз, хотя с того времени в его жизни многое изменилось. Принятый, как и тогда, самой хозяйкой заведения, шевалье осведомился у нее, может ли он видеть капитана Рокфинета.

Без сомнения, Фийон ожидала, что к ней обратятся с менее невинным вопросом, потому что, узнав д'Арманталя, она не смогла сдержать жест удивления. Однако, как бы сомневаясь в личности того, кто с ней говорил, она осведомилась, не он ли два месяца назад тоже спрашивал капитана. Шевалье, думая, что этим устранит все препятствия, если они имелись, ответил утвердительно.

Д'Арманталь не ошибся, потому что Фийон, едва услышав этот ответ, позвала довольно элегантную девицу, некую Мартон, и приказала ей проводить шевалье в комнату номер семьдесят два, на шестом этаже, над антресолью. Та послушно взяла свечу и пошла впереди, жеманясь, как субретка из комедии Мариво. Д'Арманталь следовал за ней. Сегодня на лестнице не слышалось веселых песен, в доме была тишина. Чрезвычайные события этого дня, несомненно, отвлекли постоянных посетителей достойной хозяйки капитана от привычных им свиданий. А поскольку шевалье, со своей стороны, думал в данный момент, без сомнения, о серьезных вещах, он одолел шесть этажей, не обращая ни малейшего внимания на ужимки своей провожатой. Та, подойдя к комнате номер семьдесят два, обернулась и спросила д'Арманталя с очаровательной улыбкой, не ошибся ли он и действительно ли ему нужен именно капитан.

Вместо ответа шевалье постучал в дверь.

– Войдите, – послышался густой бас Рокфинета.

Шевалье сунул в руку своей провожатой луидор, чтобы отблагодарить ее за беспокойство, открыл дверь и оказался лицом к лицу с капитаном.

Изменения произошли не только с домом, но и с Рокфинетом. Это не был уже, как в первый раз, соперник господина де Бонневаля. Тогда он был окружен одалисками, возлежал посреди остатков пиршества, курил длинную трубку и философски сравнивал мирские блага с исчезающим дымом. А теперь он был один в маленькой темной мансарде, слабо освещенной свечкой, дрожащие отблески которой придавали что-

то таинственное суровой физиономии капитана, стоявшего опершись на камин. В глубине комнаты, на складной кровати, лежала шляпа, указывавшая на состояние финансов Рокфинета, и его шпага, славная колишемарда.

– А-а, это вы, шевалье? – спросил Рокфинет тоном, в котором сквозила легкая ирония. – Я вас ждал.

– Вы меня ждали, капитан? Что же навело вас на мысль о вероятности моего визита?

– События, шевалье, события…

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что некоторые лица решили, что смогут начать открытую войну, и поэтому дали отставку бедному капитану Рокфинету, как кондотьеру, головорезу, который годен только для налетов и засад в темном переулке или в лесу; они хотели создать нечто вроде Лиги, устроить маленькую фронду, но вот наш друг Дюбуа все узнал; пэры, на которых, казалось, можно было рассчитывать, спасовали, и парламент сказал «Да», вместо того чтобы сказать «Нет». Тогда опять вспомнили о капитане. «Дорогой капитан, помогите, добрейший капитан, выручайте!» Разве не так обстоит дело, шевалье? Ну что ж, вот он, ваш капитан. Чего от него хотят? Говорите.

– Действительно, дорогой капитан, – сказал д'Арманталь, не зная, как ему отнестись к словам Рокфинета, – есть доля истины в том, что вы говорите. Однако вы ошибаетесь, думая, что я вас забыл. Если бы наш план удался, вы убедились бы, что я не из тех, у кого короткая память, и я пришел тогда предложить вам мой кредит, как я пришел сегодня просить у вас помощи.

– Гм… – пробурчал капитан. – За те три дня, что я живу в этой комнате, я много размышлял о тщете всего земного, и меня охватило желание окончательно уйти от дел, а если уж предпринять еще одно, то только достаточно выгодное, чтобы обеспечить мне мало-мальски сносное будущее.

– Ну что же, – сказал шевалье, – как раз такое дело я и хочу вам предложить. Речь идет, дорогой капитан, скажу напрямик, потому что после того, что было между нами, мне кажется, мы можем обойтись без предисловий, речь идет…

– О чем? – спросил капитан, который, видя, что д'Арманталь остановился и с беспокойством осматривается по сторонам, безрезультатно ожидал окончания фразы.

– Простите, капитан, но мне показалось…

– Что вам показалось, шевалье?

– Что я слышу шаги… Потом какой-то треск за обшивкой стены…

– В этом заведении немало крыс, предупреждаю вас. Не далее как прошлой ночью эти твари принялись за мои пожитки. Извольте полюбоваться.

И капитан показал шевалье полу своего камзола, изгрызенную крысами.

– Да, наверное, это они, я ошибся. Итак, дорогой Рокфинет, речь идет о том, чтобы воспользоваться неосмотрительностью регента, который, возвращаясь из Шельского монастыря, где спасается его дочь, проезжает без охраны через Венсенский лес, и, похитив его, отправить наконец в Испанию.

– Простите, шевалье, – сказал Рокфинет, – но, прежде чем продолжать разговор, я вас предупреждаю, что по этому поводу нам нужно заключить новый договор, а всякий новый договор предполагает новые условия.

– На этот счет, капитан, у нас не возникнет спора. Вы сами поставите условия. Скажите только, располагаете ли вы по-прежнему вашими людьми? Вот что действительно важно.

– Располагаю.

– Будут ли они готовы завтра в два часа?

– Будут.

– Это все, что нужно.

– Простите, нужно еще кое-что: нужны деньги, чтобы купить лошадь и оружие.

– Возьмите этот кошелек, в нем сто луидоров.

– Хорошо, я вам отдам в них отчет.

– Итак, мы встретимся у меня в два часа.

– Идет.

– Прощайте, капитан.

– До свидания, шевалье. Значит, мы условились, что вы не будете удивляться, если я проявлю некоторую требовательность.

– Я разрешаю вам это. Вы ведь знаете, в последний раз я жаловался только на то, что вы проявляете излишнюю скромность.

– Ну-ну, – сказал капитан, – вы человек покладистый… Подождите, я вам посвечу: было бы досадно, если бы такой славный малый, как вы, сломал себе шею.

И капитан взял свечу, которая, догорев до бумаги, укреплявшей ее в розетке подсвечника, вспыхнула ярким пламенем, что позволило д'Арманталю благополучно спуститься с лестницы. Добравшись до последней ступеньки, он еще раз попросил капитана быть точным, что тот ему твердо пообещал.

Д'Арманталь отнюдь не забыл, что герцогиня дю Мен с тревогой ждет результата свидания, которое он только что имел, поэтому, тщетно поискав взглядом Фийон, он не стал беспокоиться о том, куда она делась, и, выйдя из дому, свернул на улицу Фейян и направился к Елисейским полям, еще не совсем опустевшим, но уже малолюдным. Добравшись до площади, он увидел карету, стоявшую на обочине дороги, и Двух мужчин, которые прогуливались на некотором расстоянии от нее по боковой аллее. Он подошел к карете. Заметив его, из дверцы с нетерпением выглянула женщина. Шевалье узнал герцогиню; она была с Малезье и Валефом. Что касается двух гуляющих мужчин, то, увидев д'Арманталя, приближавшегося к карете, они поспешили к нему. Само собой понятно, это были Помпадур и Бриго.

Шевалье, не называя Рокфинета и не распространяясь о характере славного капитана, рассказал им в немногих словах, как обстоит дело. Этот рассказ был встречен радостными восклицаниями. Герцогиня протянула д'Арманталю для поцелуя свою изящную ручку, мужчины обменялись с ним рукопожатием.

Было решено, что на следующий день в два часа герцогиня, Помпадур, Лаваль, Валеф, Малезье и Бриго соберутся у матери Давранша, которая жила на улице Фобур-Сент-Антуан, номер пятнадцать, и будут ждать там исхода событий. Их обо всем известит сам Давранш, который с трех часов будет находиться у заставы Трона с двумя лошадьми – для себя и для шевалье. Он будет издали следовать за д'Арманталем и вернется сообщить, что произошло. Еще пять оседланных и взнузданных лошадей будут стоять наготове в конюшне дома Давранша в Сент-Антуанском предместье, чтобы в случае неудачи д'Арманталя заговорщики могли без промедления бежать.

Когда они условились обо всем этом, герцогиня заставила д'Арманталя сесть к ней в карету. Она хотела отвезти его к нему домой, но он заметил ей, что появление кареты у дверей госпожи Дени вызвало бы в квартале сенсацию, а, как ни лестно это было бы для него, она могла бы при сложившихся обстоятельствах стать опасной для всех. Поэтому после многократных изъявлений признательности, которую герцогиня испытывала к д'Арманталю за его преданность, она высадила шевалье на площади Побед.

Было десять часов вечера. Д'Арманталь почти не виделся с Батильдой в течение дня; он хотел еще раз ее повидать; он был уверен, что найдет ее у окна, но этого ему было мало: ему нужно было сказать ей нечто слишком серьезное и интимное, чтобы переговариваться с ней через всю улицу. Он думал о том, как бы, несмотря на столь поздний час, проникнуть к Батильде, когда ему показалось, что под аркой, которая вела в ее дом, стоит женщина. Он приблизился и узнал Нанетту.

Она стояла здесь по распоряжению Батильды. Бедная девушка была в смертельной тревоге. Бюва так и не пришел. Весь день она провела у окна в ожидании возвращения д'Арманталя, а он все не возвращался. Ее терзали смутные опасения, зародившиеся у нее в ту ночь, когда шевалье в первый раз пытался похитить регента, и ей казалось, что есть какая-то связь между странным исчезновением Бюва и тем мрачным выражением лица, которое она заметила накануне у д'Арманталя. Шевалье вернулся и Нанетта осталась ждать Бюва, а д'Арманталь поднялся к Батильде.

Батильда услышала и узнала его шаги, поэтому, когда он пришел, она уже стояла в дверях. С первого взгляда она заметила задумчивое выражение, которое видела на его лице накануне той страшной ночи.

– О Боже мой, Боже мой! – воскликнула она, увлекая молодого человека в комнату и закрывая за собой дверь. – Боже мой, Рауль, с вами что-нибудь случилось?

– Батильда, – сказал д'Арманталь, глядя на девушку с грустной улыбкой и в то же время с доверием, – Батильда, вы часто говорили, что во мне есть что-то неведомое и таинственное и что это пугает вас.

– О да, да! – воскликнула Батильда. – И это единственное, что меня терзает, внушает мне страх за будущее.

– И вы правы, ибо до того, как я познакомился с вами, до того, как я вас увидел, я отказался от полной свободы воли. Частица моего существа уже не принадлежит мне: она подчинена высшей власти и зависит от непредвиденных событий. Это черное облачко на ясном небе. Смотря по тому, откуда подует ветер, оно может исчезнуть как дым, или вырасти в грозовую тучу. Рука, которая держит и направляет мою руку, может привести меня на вершину почестей и славы, но может и низринуть в пучину невзгод. Скажите мне, Батильда, склонны ли вы разделить со мною и удачу и злосчастье, и покой и бурю?

– Все что угодно, Рауль, все, все!

– Взвесьте, на что вы идете, Батильда. Быть может, нам предназначена счастливая жизнь, быть может, нас ждет изгнание или заточение, быть может… быть может, вам суждено стать вдовою, не будучи еще женой.

Батильда так побледнела и зашаталась, что Рауль, подумав, что она падает в обморок, хотел было ее поддержать. Но у Батильды была сильная воля, она овладела собой и, протянув д'Арманталю руку, сказала:

– Рауль, разве не говорила я вам, что я вас люблю, что никогда я не любила и никогда не полюблю другого? Мне кажется, что все обещания, которых вы требуете от меня, заключены в этих словах. Вы хотите новых заверений, я даю их вам, но они излишни. Ваша жизнь будет моей, Рауль; ваша смерть повлечет за собой мою. То и другое в руках Божьих. Да исполнится воля Божья на земле и на небесах!

– А я, Батильда, клянусь перед ликом Христа, – сказал д'Арманталь, подводя ее к распятию у изголовья кровати, – что с этой минуты вы моя жена перед Богом и людьми и что если события, от которых, быть может, зависит моя жизнь, не позволяют мне предложить вам ничего, кроме моей любви, глубокой, неизменной и вечной, то в ней вы можете не сомневаться. Дай же первый поцелуй твоему супругу, Батильда.

Перед ликом Христа молодые люди упали в объятья друг другу и обменялись первым поцелуем вместе с последней клятвой.

Когда д'Арманталь покинул Батильду, Бюва еще не пришел.