Текст книги "Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 2 (худ. Клименко)"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

XXIII. Беспокойство короля

Оставим несчастную Лавальер в обмороке, с хлопочущими около нее подругами, и вернемся к королевскому дубу.

Не успели молодые девушки отбежать от него на каких-нибудь двадцать шагов, как спугнувший их шум листвы усилился. Из-за куста, раздвигая ветки, показался человек; выйдя на лужайку и увидев, что скамья опустела, он разразился громким смехом.

По его знаку из-за кустов вышел и его спутник.

– Неужели, государь, – начал спутник, – вы всполошили наших барышень, ворковавших про любовь?

– Да, к сожалению, – ответил король. – Не бойся, Сент-Эньян, выходи.

– Вот счастливая встреча, государь! Если бы я осмелился дать вам совет, недурно бы нам пуститься вдогонку за ними.

– Они уж далеко.

– Пустяки! Они бы с удовольствием дали догнать себя, в особенности если бы знали, кто гонится за ними.

– Вот самонадеянность!

– А как же! Одной из них я пришелся по вкусу, другая вас сравнивает с солнцем.

– Вот потому-то нам и надо прятаться, Сент-Эньян. Где же это видано, чтобы солнце светило по ночам!

– Ей-богу, ваше величество, вы нелюбопытны. Я бы на вашем месте непременно поинтересовался узнать, кто такие эти две нимфы, две дриады или две лесные феи, которые такого хорошего мнения о нас.

– О, я и без того узнаю их.

– Каким образом?

– Да просто по голосу. Это, должно быть, фрейлины; у той, которая говорила про меня, прелестный голос.

– Кажется, ваше величество становитесь неравнодушны к лести?

– Нельзя сказать, чтобы ты злоупотреблял ею.

– Простите, государь, я глуп. А что же та страсть, ваше величество, в которой вы мне признались, разве она уже забыта?

– Ну, как забыта! Вовсе нет. Разве можно забыть такие глаза, как у мадемуазель де Лавальер?

– Да, но у той, другой, такой прелестный голос…

– У кого это?

– Да у той, которая так восхищена солнцем.

– Послушайте, господин де Сент-Эньян!

– Виноват, государь.

– Впрочем, я не в претензии на тебя за то, что ты думаешь, будто мне одинаково нравятся и приятные голоса, и красивые глаза. Я знаю, что ты ужасный болтун, и завтра же мне придется поплатиться за свою откровенность с тобой.

– Как так?

– Конечно. Завтра же все узнают, что я заинтересован крошкой Лавальер; но берегись, Сент-Эньян; я одному тебе открыл свою тайну, и если хоть один человек проговорится мне о ней, я буду знать, кто выдал меня.

– С каким жаром вы говорите, государь!

– Совсем нет, я только не желаю компрометировать бедную девушку.

– Не беспокойтесь государь.

– Так ты даешь мне слово молчать?

– Даю, государь.

«Отлично, – подумал, улыбаясь, король, – завтра же всем будет известно, что я ночью гонялся за Лавальер!»

– Знаешь, мы, кажется, заблудились, – проговорил Людовик, осматриваясь кругом.

– Ну, это не так страшно.

– А куда мы выйдем через эту калитку?

– К перекрестку аллей, государь.

– К тому месту, куда мы шли, когда услышали женские голоса?

– Именно, государь, особенно последние слова, когда они назвали меня и вас.

– Ты что-то уж очень часто вспоминаешь об этом.

– Простите, ваше величество, но меня, право, приводит в восторг мысль, что есть на свете женщина, которая думает обо мне, когда я и не подозреваю об этом и вовсе не старался заинтересовать ее. Ваше величество не можете понять этого, так как ваше высокое положение привлекает к вам всеобщее внимание.

– Ну нет, Сент-Эньян, – сказал король, дружески опираясь на руку своего спутника, – поверишь ли, это наивное признание, это бескорыстное увлечение женщины, которая, быть может, никогда не привлечет мои взоры… словом, вся таинственность сегодняшнего приключения задела меня за живое, и, право, если бы я не интересовался так сильно Лавальер…

– Пусть это не останавливает ваше величество. Она отнимет немало времени.

– Что ты хочешь сказать?

– По слухам, Лавальер очень строгой нравственности.

– Ты еще больше подзадорил меня, Сент-Эньян. Мне очень бы хотелось разыскать ее. Пойдем скорее.

Король лгал: ему совсем не хотелось разыскивать ее; но он должен был играть роль.

Он быстро зашагал вперед. Сент-Эньян следовал за ним. Вдруг король остановился; остановился и его спутник.

– Сент-Эньян, – произнес он, – мне чудится, будто кто-то стонет. Прислушайся.

– Действительно. Кажется, даже зовут на помощь.

– Как будто в той стороне, – сказал король, указывая вдаль.

– Похоже на плач, на женские рыдания, – заметил де Сент-Эньян.

– Бежим туда!

И король со своим любимцем бросились по тому направлению, откуда доносились голоса. По мере того как они приближались, крики становились все явственнее.

– Помогите, помогите! – кричали два голоса.

Молодые люди пустились бежать еще быстрее.

Вдруг они увидели на откосе, под развесистыми ивами, женщину, стоящую на коленях и поддерживающую голову другой женщины, лежащей в обмороке. В нескольких шагах, посреди дороги, стояла третья женщина и громко звала на помощь.

Король опередил своего спутника, перепрыгнул через ров и подбежал к группе в ту самую минуту, как в конце аллеи, ведущей к замку, показалась кучка людей, спешивших на тот же крик о помощи.

– Что случилось, мадемуазель? – спросил Людовик.

– Король! – вскричала Монтале и от изумления разжала руки, Лавальер упала на траву.

– Да, это я. Как вы неловки! Кто она, ваша подруга?

– Государь, это мадемуазель де Лавальер. Она в обмороке.

– Ах боже мой! – воскликнул король. – Скорее за доктором.

Король постарался выказать крайнее волнение. Но от де Сент-Эньяна не ускользнуло, что и голос и жесты короля не соответствовали той страстной любви, в которой он признался своему спутнику.

– Сент-Эньян, – продолжал король, – пожалуйста, позаботьтесь о мадемуазель де Лавальер. Позовите доктора. А я хочу предупредить принцессу о несчастном случае с ее фрейлиной.

Сент-Эньян остался хлопотать, чтобы мадемуазель де Лавальер поскорее перенесли в замок, а король бросился вперед, обрадовавшись случаю, который давал ему повод подойти к принцессе и заговорить с нею.

По счастью, в это время мимо проезжала карета; ее остановили, и сидевшие, узнав о происшествии, поспешили освободить место для мадемуазель де Лавальер.

Ветерок от быстрой езды скоро оживил девушку.

Когда подъехали к замку, она, несмотря на слабость, с помощью Атенаис и Монтале смогла выйти из кареты. Король же тем временем нашел принцессу в рощице, уселся рядом к ней и незаметно старался прикоснуться ногой к ее ноге.

– Будьте осторожны, государь, – тихо сказала ему Генриетта, – у вас далеко не равнодушный вид.

– Увы! – отвечал Людовик XIV чуть слышно. – Боюсь, что мы не в силах будем выполнить наш уговор.

Потом продолжал вслух:

– Вы знаете о происшествии?

– Каком происшествии?

– Ах боже мой! Увидя вас, я позабыл, что нарочно пришел сюда рассказать вам о нем. Я очень огорчен: одна из ваших фрейлин, Лавальер, только что упала в обморок.

– Ах, бедняжка, – спокойно проговорила принцесса, – отчего это!

Потом прибавила шепотом:

– О чем вы думаете, государь! Вы хотите заставить всех поверить, что увлечены этой девушкой, и сидите здесь, когда она, может быть, при смерти.

– Ах, принцесса! – со вздохом промолвил король. – Вы лучше меня играете свою роль, вы все взвешиваете.

И он поднялся с места.

– Принцесса, – сказал он так, что все слышали, – позвольте мне оставить вас; я сильно беспокоюсь и лично желал бы удостовериться, подана ли ей помощь и хороший ли за нею уход.

И король пошел к Лавальер, а присутствовавшие передали друг другу его слова: «Я сильно беспокоюсь».

XXIV. Тайна короля

По дороге Людовик встретил графа де Сент-Эньяна.

– Ну что, Сент-Эньян? – спросил он с притворным беспокойством. – Как наша больная?

– Простите, государь, – пробормотал Сент-Эньян, – к стыду моему должен признаться, что я ничего не знаю о ней.

– Ничего не знаете? – сказал король, притворяясь рассерженным.

– Простите, государь, но, видите ли, я только что встретился с одной из трех болтушек, и, признаюсь, эта встреча меня отвлекла.

– Так вы нашли ее? – с живостью спросил король.

– Нашел ту, которая так лестно отозвалась обо мне, а найдя свою, я начал искать и вашу, государь; и как раз в это самое время я имел счастье встретиться с вами.

– А как зовут вашу красавицу, Сент-Эньян? Или это, может быть, секрет?

– Государь, разумеется, это должно быть секретом, и даже величайшим секретом, но для вас, ваше величество, нет тайн. Это мадемуазель де Тонне-Шарант.

– Она красива?

– Необыкновенная красавица, государь, а узнал я ее по голосу, которым она так нежно произносила мое имя. Я подошел к ней и заговорил, что было легко в толпе; я начал спрашивать ее, и она, ничего не подозревая, рассказала мне, что несколько минут назад была с двумя подругами под королевским дубом, как вдруг кто-то испугал их; не то волк, не то злоумышленник; они, разумеется, бросились бежать…

– А как же зовут двух ее подруг? – с живостью перебил графа король.

– Государь, – отвечал Сент-Эньян, – велите заключить меня в Бастилию.

– Почему?

– Потому что я эгоист и болван. Я так был поражен своей счастливой победой и открытием, что просто потерял голову. Кроме того, я полагал, что ваше величество настолько заинтересованы мадемуазель де Лавальер, что не придал никакого значения подслушанной нами болтовне. Потом мадемуазель де Тонне-Шарант покинула меня и вернулась к Лавальер.

– Будем надеяться, что и мне повезет так же, как и тебе. Ну, пойдем к больной.

«Вот штука-то! – думал про себя Сент-Эньян. – А ведь он действительно увлечен этой малюткой; вот никогда бы не подумал».

Он указал королю ту комнату, куда провели Лавальер. Король вошел. Сент-Эньян последовал за ним.

В просторной зале с низким потолком, у окна, выходившего на цветник, в широком кресле сидела Лавальер и полной грудью вдыхала ароматный ночной воздух.

Ее роскошные белокурые волосы были распущены и волнами спускались на полуприкрытые кружевами грудь и плечи, из глаз катились крупные слезы. Матовая бледность покрывала ее лицо, придавая ей неописуемую прелесть, а физические и нравственные страдания наложили на ее лицо отпечаток благородной скорби. Она сидела неподвижно, точно мертвая. Казалось, она не слышала ни шушуканья подруг, суетившихся около нее, ни отдаленного гула толпы, доносившегося в открытое окно. Она ушла в себя, и только ее прекрасные тонкие руки изредка вздрагивали, точно от невидимого прикосновения. Задумавшись, она не заметила, как вошел король.

Он издали увидел ее прелестную фигуру, облитую мягким серебряным светом луны.

– Боже мой, – воскликнул он с невольным ужасом, – она умерла!

– Нет, нет, государь, – сказала шепотом Монтале. – Напротив, ей теперь гораздо лучше. Не правда ли, Луиза, сейчас ты чувствуешь себя лучше?

Лавальер ничего не ответила.

– Луиза, – продолжала Монтале, – король беспокоится о твоем здоровье.

– Король! – вскричала Луиза, вскочив с кресла, словно ее обожгло пламя. – Король беспокоится о моем здоровье?

– Да, – отвечала Монтале.

– И король пришел сюда? – проговорила Лавальер, не решаясь поднять глаза.

– Боже мой, тот самый голос! – шепнул король на ухо Сент-Эньяну.

– Вы правы, государь, – отвечал Сент-Эньян. – Это та самая, которая влюблена в солнце.

– Тсс! – остановил его король.

Потом он подошел к Лавальер.

– Вы нездоровы, мадемуазель? Я видел вас несколько минут назад в обмороке, на траве. Как это случилось с вами?

– Государь, – пробормотала бедная девушка, бледнея и дрожа, словно в лихорадке, – право, я сама не знаю.

– Вы, вероятно, много ходили, – сказал король. – Быть может, от усталости…

– Нет, государь, – поспешно ответила за свою подругу Монтале, – это не от усталости: почти весь вечер мы просидели под королевским дубом.

– Под королевским дубом? – вздрогнув, прошептал король. – Так и есть, я не ошибся.

И он подмигнул графу.

– Да, да, – подтвердил Сент-Эньян, – под королевским дубом, вместе с мадемуазель де Тонне-Шарант.

– Откуда вы это знаете? – спросила Монтале.

– Очень просто: сама мадемуазель де Тонне-Шарант сказала мне.

– Так она, вероятно, сказала вам и причину обморока Луизы.

– Она говорила мне не то про волка, не то про злоумышленника, я не понял хорошенько.

Лавальер слушала с остановившимся взглядом, тяжело дыша, словно угадывала истину. Людовик приписал ее состояние перенесенному испугу.

– Не бойтесь, – успокаивал он ее, заметно волнуясь и сам, – волк, который так напугал вас, был о двух ногах.

– Значит, это был человек! – воскликнула Луиза. – Значит, кто-то нас подслушивал!

– А если бы даже и так! Разве вы говорили вещи, которые нельзя слышать?

Лавальер всплеснула руками и закрыла лицо, чтобы скрыть выступившую краску.

– Ах! – застонала она. – Ради бога, скажите, кто прятался в кустах?

Король взял ее за руку.

– Это я, мадемуазель, – проговорил он, почтительно наклонившись к ней, – неужели вы боитесь меня?

Лавальер громко вскрикнула: второй раз силы покинули ее, она похолодела и со стоном, без чувств повалилась в кресло. Но король успел протянуть руку и поддержать ее.

А в двух шагах стояли де Тонне-Шарант и Монтале; они тоже окаменели, вспоминая свой разговор с Лавальер, и совсем позабыли, что нужно прийти ей на помощь, настолько они растерялись от присутствия короля, который, преклонив колено, держал в объятиях потерявшую сознание Лавальер.

– Вы все слышали, государь? – с ужасом пролепетала Атенаис.

Король не ответил; он пристально смотрел в полузакрытые глаза Лавальер, пожимая ее свесившуюся руку.

– Все, до последнего слова, – отозвался Сент-Эньян, подходя к мадемуазель де Тонне-Шарант в надежде, что и она упадет в обморок к нему в объятия.

Но гордую Атенаис трудно было довести до обморока; она бросила уничтожающий взгляд на Сент-Эньяна и выбежала из комнаты.

Более храбрая Монтале нагнулась к Луизе и приняла ее из рук короля, у которого уже начинала кружиться голова от душистых волос лежавшей без чувств Луизы.

– В добрый час! – прошептал Сент-Эньян. – Занятное происшествие! Глуп я буду, если не разглашу о нем первый.

Король подошел к нему и, сделав предостерегающий жест, сказал дрожащим голосом:

– Ни слова, граф!

Бедный король совсем забыл, что час назад он говорил Сент-Эньяну то же самое, но с противоположным намерением, то есть с намерением придать делу возможно более широкую огласку.

Разумеется, второе предостережение оказалось таким же бесполезным, как и первое. Через полчаса всему Фонтенбло стало известно, что мадемуазель де Лавальер под королевским дубом призналась Монтале и Тонне-Шарант в своей любви к королю.

Стало известно также, что король был очень встревожен состоянием здоровья мадемуазель де Лавальер, что он побледнел и задрожал, заключив в объятия упавшую в обморок красавицу. Таким образом, никто не сомневался, что совершилось величайшее событие – король влюбился в мадемуазель де Лавальер. Принц мог спать совершенно спокойно.

Удивленная не менее других таким оборотом дела, королева-мать поспешила сообщить о нем молодой королеве и Филиппу Орлеанскому. Но каждому из них она передала новость по-разному. Невестке она сказала так:

– Видите, Тереза, как вы ошибались, обвиняя короля: сегодня ему приписывают уже новую любовь, наверное, и этот слух такой же пустой, как и вчерашний.

А рассказав приключение под королевским дубом принцу, она добавила:

– До чего вас ослепила ревность, дорогой мой Филипп! Ясно как день, что король совсем потерял голову из-за этой девчонки Лавальер. Смотрите не проболтайтесь об этом жене, а то, пожалуй, это дойдет и до королевы.

Последнее предупреждение подействовало немедленно. Лицо принца просияло; он торжествовал; так как еще не было двенадцати, а праздник должен был продолжаться до двух часов ночи, то, разыскав жену, он предложил ей руку и пошел гулять.

Через несколько шагов он сделал именно то, против чего предостерегала его мать.

– Смотрите, не передавайте королеве, что болтают про короля, – сказал он таинственно.

– А что болтают? – осведомилась принцесса.

– Что мой брат вдруг самым нелепым образом влюбился.

– В кого?

– В девчонку Лавальер.

Было темно, и принцесса могла улыбаться сколько угодно.

– Вот как! – проговорила она. – А с каких это пор?

– По-видимому, недавно, всего несколько дней тому назад. Но это был только дымок, пламя вспыхнуло лишь сегодня.

– Что же, по-моему, у короля прекрасный вкус: девочка очаровательна.

– Вы смеетесь, дорогая моя.

– Я? Почему же?

– Во всяком случае, эта страсть кому-нибудь принесет счастье, хотя бы самой Лавальер.

– Право, вы говорите так, точно читаете в сердце моей фрейлины. Почему вы так уверены, что она согласна отвечать на страсть короля?

– А почему вы уверены, что она не согласна?

– Она любит виконта де Бражелона.

– Вы думаете?

– Она даже его невеста.

– Была.

– Как так?

– Да ведь когда к королю обратились за разрешением на этот брак, он отказался дать согласие.

– Отказался?

– Отказался, несмотря на то, что его просил граф де Ла Фер, которого он так уважает за участие в восстановлении на престоле вашего брата и за многое другое.

– Тогда бедным влюбленным ничего больше не остается, как ждать, чтобы король изменил свое решение; они молоды, времени впереди у них много.

– Ах, душечка, – сказал Филипп, рассмеявшись, в свою очередь, – я вижу, что вы не знаете самой сути дела, не знаете, что именно так глубоко тронуло короля.

– Что же его так тронуло? Говорите скорее.

– Одно весьма романтическое приключение.

– Вы знаете, как я люблю такие приключения, и томите меня, – нетерпеливо сказала принцесса.

– Так вот, под королевским дубом… Вы знаете, где этот королевский дуб?

– Не все ли равно где. Под королевским дубом?..

– Видите ли, мадемуазель де Лавальер была там с двумя подругами и, полагая, что они совершенно одни, призналась в своей страстной любви к королю.

– Вот как! – сказала принцесса, начиная волноваться. – Она призналась в любви к королю?

– Да.

– Когда?

– Час тому назад.

Принцесса вздрогнула.

– А об этой ее страсти никому не было известно раньше?

– Никому.

– Даже самому его величеству?

– Даже самому его величеству. Малютка глубоко хранила свою тайну, но не выдержала и проговорилась подругам.

– Откуда вы узнали эту чепуху?

– Да оттуда же, откуда всем стало известно об этом.

– А откуда известно всем?

– От самой Лавальер, которая созналась в этой любви своим подругам Монтале и Тонне-Шарант.

Принцесса остановилась и нервным движением выдернула свою руку из-под руки мужа.

– Так час тому назад она сделала это признание?

– Да, приблизительно час тому назад.

– И королю стало об этом известно?

– В этом именно и заключается самая романтическая сторона приключения. Король с Сент-Эньяном стояли невдалеке от дуба и, разумеется, ни слова не упустили из всего этого интересного разговора.

При этих словах принцесса почувствовала, что ее точно ударили ножом в сердце.

– Но я после этого видалась с королем, – проговорила она опрометчиво, – и он ничего не сказал мне об этом.

– Ну вот! – наивно воскликнул принц, как торжествующий супруг. – Еще бы он сам рассказал о том, что строжайше запретил передавать вам.

– Что-о-о! – гневно вскричала принцесса.

– Я говорю, что все это хотели скрыть от вас.

– Зачем же это понадобилось?

– Боялись, что вы так дружны с королевой, что не выдержите и разболтаете ей все.

Принцесса поникла. Ей был нанесен смертельный удар. И она не успокоилась, пока не встретилась с королем.

Король, конечно, узнаёт последним, что про него говорят, подобно тому как любовник – единственный человек, который не знает, что говорят про его возлюбленную. Поэтому, когда Людовик увидел искавшую его принцессу, он подошел к ней немного смущенный, но все такой же любезный и предупредительный.

Принцесса ждала, чтобы он сам заговорил о Лавальер. Не дождавшись, она спросила:

– Ну, что случилось с этой девчонкой?

– С какой девчонкой? – спросил король.

– С Лавальер… Ведь вы говорили мне, государь, что она упала в обморок.

– Ей все еще нехорошо, – проговорил король с притворным равнодушием.

– Это, пожалуй, может повредить тем слухам, которые вы так хотели пустить, государь.

– Каким слухам?

– Что вы интересуетесь Лавальер.

– Надеюсь, что они сами распространятся, – отвечал рассеянным тоном король.

Принцесса подождала еще; она хотела знать, расскажет ли ей король о происшествии под королевским дубом. Но король и не заикнулся о нем. Принцесса тоже не решалась заговорить. Так они и расстались, ни словом не обмолвившись обо всех этих событиях.

Как только король удалился, принцесса тотчас же разыскала Сент-Эньяна. Это было нетрудно, так как граф, подобно сторожевому судну, конвоирующему большие корабли, всегда находился где-нибудь поблизости от короля.

В ту минуту принцессе нужен был именно такой человек, как Сент-Эньян. А он, со своей стороны, искал слушателя познатнее, чтобы изложить разговор под дубом во всех подробностях. Поэтому он не заставил себя долго упрашивать. Когда он окончил свое повествование, принцесса сказала:

– Признайтесь, что это прелестная сказка.

– Не сказка, а истинное происшествие.

– Ну все равно, но только признайтесь, что вы сами не присутствовали там, а просто слышали это от кого-нибудь.

– Клянусь честью, ваше высочество, что все это произошло в моем присутствии.

– И по-вашему, признание ее произвело на короля впечатление?

– Такое же точно, какое произвело на меня признание мадемуазель де Тонне-Шарант! – воскликнул Сент-Эньян. – Ведь вы только послушайте, принцесса, Лавальер сравнила короля с солнцем: сравнение очень лестное!

– Король не очень-то падок на лесть.

– Ваше высочество, король, сколько бы ни сравнивали его с солнцем, все-таки человек, в чем я убедился собственными глазами, когда мадемуазель де Лавальер упала в его объятия.

– Лавальер упала в объятия короля?

– Ах, какая эффектная была картина: представьте себе, что Лавальер упала…

– Ну, ну, что же вы видели? Говорите скорее.

– Да то же самое, что видели и остальные присутствующие: когда Лавальер без чувств упала к королю в объятия, король сам чуть не лишился чувств.

Принцесса вскрикнула, будучи не в силах удержаться от душившего ее гнева.

– Спасибо, – проговорила она с нервным смехом, – вы чудный рассказчик, господин де Сент-Эньян.

И, задыхаясь от ярости, она почти бегом устремилась к замку.