Текст книги "Людовик XV и его эпоха"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

В пять часов маршала уведомили, что неприятель начал движение.

Тогда он приказал везти себя на первую линию, которая была расположена следующим образом: 9 батальонов пехоты охраняли Антуан с левой стороны до самого Фонтенуаского оврага; другие 15 батальонов составляли левое крыло и простирались позади Баррийского леса до самого Говена; вся кавалерия занимала позади фронт, равный фронту пехоты, позади центра и левого крыла в две линии, а позади правого крыла – в одну линию; батальон партизан, которых называли грассенами , был поставлен в Баррийском лесу застрельщиками.

Маршал граф Саксонский подъехал к неприятелю на расстояние пушечного выстрела с целью осмотреть его позицию. Тут к нему подъехал маршал Ноайль, чтобы дать ему отчет в укреплении, которое он приказал построить ночью с целью соединить первый редут правого крыла с деревней Фонтенуа. Герцог Граммон, племянник маршала Ноайля, находился позади него на лошади. Маршал граф Саксонский выслушал рапорт, все одобрил и, видя, что дело скоро начнется, предложил маршалу Ноайлю возвратиться на свой пост. Тогда последний, обратившись к своему племяннику, сказал:

– Герцог, ваше место подле короля! Поезжайте и скажите его величеству, что я буду иметь сегодня счастье победить или умереть, служа ему.

Дядя и племянник поцеловались и простились. Вдруг раздался выстрел из пушки, и герцог Граммон, находившийся между маршалом Ноайлем и маршалом Саксонским, упал, будучи разорванным пополам первым ядром. Маршал Ноайль бросился было к нему на помощь, но это было уже бесполезно: смерть начала свою плачевную жатву. Маршал печально поник головой и пустил лошадь в галоп. В ту же минуту вся французская линия запылала и ответила общим залпом.

Вскоре после этой канонады вступили в бой грудь с грудью. Голландцы два раза бросались в атаку на Антуан и оба раза были отражены. При втором нападении почти целый эскадрон был истреблен перекрестными выстрелами батареи, помещенной за рекой Эско, и другой батареи, находившейся перед Антуаном, – из всего эскадрона осталось только 12 человек.

Что касается англичан, то, будучи три раза отбитыми от Фонтенуа, они три раза возвращались для нападения и опять строились для новой атаки.

Герцог Кумберландский заметил, что французы успехом обязаны были перекрестному огню своей артиллерии. Вследствие сего он приказал одному майору своего штаба, по имени Ингольсби, овладеть Баррийским лесом и взять оба редута. Последний наткнулся на батальон грассенов. Он думал, что имеет дело с целой бригадой, отступил и попросил у герцога подкрепления, но герцог велел арестовать его за это.

Выстрелы, послышавшиеся из леса, заставили графа Саксонского послать туда два батальона. Герцог Кумберландский, решив во что бы то ни стало овладеть оврагом, образовал пехотную колонну из 20 000 англо-ганноверцев, поставил 6 орудий во главе и в центре ее и двинул колонну вперед.

Французские и швейцарские гвардейцы, находясь под защитой оврага, думали, что имеют дело с батареей, поддерживаемой одним батальоном. Они решили взять ее, но, поднявшись на овраг, увидели перед собой целую армию. 60 гренадеров и 6 офицеров легли на месте. Гвардейцы возвратились в свои ряды, и неприятельская колонна явилась на высоте оврага.

Она медленно приближалась с оружием в руках, с горящими фитилями, но французские и швейцарские гвардейцы, которых не было и одного против десяти, ни на шаг не отступали.

Английские офицеры, во главе которых находились де Кемпбелл, д'Альбермаль, де Черчилль, сняв шляпы, поклонились. Граф де Шабанн, герцог Бирон, выступившие из рядов к ним навстречу, и все офицеры также им поклонились.

Тогда милорд Чарлз Гей, капитан английской гвардии, сделал четыре шага вперед и закричал:

– Господа французские гвардейцы, стреляйте!

При этих словах граф де Готерош, поручик гренадерского полка, сделал также четыре шага вперед и громким голосом отвечал:

– Господа, мы никогда не стреляем первыми. Стреляйте вы, если вам угодно.

– Сказав это, он надел на голову шляпу, которую до тех пор держал в руке.

В это время раздались выстрелы из шести орудий, и ружейная пальба началась подивизионно. 19 гвардейских офицеров и 380 солдат, полковник швейцарцев Куртан, его подполковник, 14 офицеров и 275 солдат пали убитыми и раненными при этом первом залпе. Господа де Клиссон, де Ланжей и де Пейр были в числе убитых.

Английская колонна пошла дальше беглым шагом.

Королевский полк прикрывал отступление гвардейцев, которые выстроились позади него, и потом сам соединился с ними под редутом, защищаемым полком короля.

Колонна подавалась все далее и далее тем же шагом, продолжая стрельбу на походе, и притом в таком порядке, что можно было видеть, как офицеры шпагами своими понижали ружья солдат для того, чтобы они стреляли именно на высоте человеческого роста.

Редут Баррийского леса и редут фонтенуаский продолжали громить продвигавшуюся вперед неприятельскую колонну, которая сокрушала все на своем пути. Французская армия начинала приходить в беспорядок. Маршал граф Саксонский забыл о своей болезни. Он велел подать себе лошадь и сел на нее. Так как он не имел силы носить латы, то надел на руку небольшой щит из войлока, который тотчас же бросил, ибо он показался ему слишком тяжелым, несмотря на действительную его легкость.

Неприятель миновал уже фонтенуаские батареи, которые, истощив запас ядер, начали стрелять холостыми зарядами только для того, чтобы скрыть от неприятеля этот недостаток.

Маршал послал маркиза Меза к королю сказать, чтобы он переехал за мост. Маркиз нашел короля стоявшим неподвижно среди обратившихся в бегство воинов.

– Я уверен, что маршал сделает все, что будет нужно, – отвечал Людовик XV маркизу, – но я останусь здесь, где стою. Между тем неприятельская колонна продолжала наступать. Бежавшие разлучили на время короля с дофином. Граф д'Аше приехал просить, чтобы король удалился; у д'Аше нога была раздроблена пулей, и он от боли лишился чувств на глазах короля.

– Как можно, чтобы такие войска не одержали победы? – сказал граф Маврикий Саксонский, увидя, что генерал Герши со своим полком принял английскую колонну в штыки.

Колонна эта находилась уже не далее как в шестистах шагах от короля, который объявил герцогу д'Аркуру, что он решил умереть на этом месте.

В эту минуту прискакал герцог Ришелье, генерал-адъютант Людовика XV.

– Что там? – спросил, заметив его, герцог Ноайль. – С каким известием вы приехали?

– Я приехал объявить, что сражение будет выиграно, если того захотят, – сказал герцог. – Неприятель сам удивляется своей победе, он не знает, идти ли ему дальше, потому что он не подкреплен кавалерией. Пусть выдвинут против него батарею, пусть баррийский и фонтенуаский редуты, у которых есть теперь большой запас пороха и ядер, удвоят свой огонь и все вместе нападут на него!

– Очень хорошо, – сказал король. – Ришелье, примите начальство над моими телохранителями и покажите пример храбрости!

Ришелье немедленно скачет на правое крыло. Господин де Пикиньи встречает 4 орудия, которые немедленно были привезены. Герцог Шонь собирает свою легкую кавалерию, герцог Субиз – своих жандармов, Жюмильяк – своих мушкетеров, Грилль – своих конных гренадер, между тем как Бирон охраняет Антуан с пьемонтским полком.

Неприятельская колонна находится не далее как в ста шагах от батареи, которую, по совету герцога Ришелье, выдвинули против нее. Сделав десять или пятнадцать шагов еще вперед, колонна эта вдруг развертывается и дает залп. Фонтенуа и Барри гремят в то же время. Французская пехота с фланга нападает на неприятельскую колонну, которую с фронта атакуют в то же время телохранители короля, жандармы и карабинеры.

В продолжение некоторого времени успех оставался сомнительным; гигантская колонна держалась твердо на всех флангах.

Но нормандский полк начал сильно на нее напирать, потом ирландцы, потом королевский полк. Колонна сделала первый шаг назад.

Тогда каждый удваивает свою храбрость, вся армия старается отомстить за восьмичасовое поражение. Наконец колонна, утомленная частыми нападениями, уже не отступала, а признала себя побежденной.

Все было истреблено или взято в плен: ни один из этих 15 или 18 тысяч человек не ускользнул бы, если бы на помощь им не подоспела кавалерия.

Людовик XV пустил лошадь свою в галоп и переезжал из одного отряда своих войск в другой. Крики победы раздавались там, где за четверть часа перед тем слышались крики бешенства и предсмертные стоны. Солдаты бросали шапки в воздух; склонялись знамена, простреленные множеством пуль; раненые поднимались, чтобы хоть махнуть рукой в знак своей радости, – восторг был всеобщий. Маршал граф Саксонский от слабости свалился с лошади и упал почти у самых ног короля.

– Государь, – сказал он, – теперь я готов умереть. Мне хотелось жить только для того, чтобы увидеть ваше величество победителем. Теперь вы знаете, от чего зависит успех сражений!..

Король поднял маршала и поцеловал его перед всеми.

Битва при Фонтенуа была началом ряда побед, кончившихся заключением Ахенского мира.

23 мая король взял Турней, а через десять дней – цитадель его.

18 июля граф Ловандаль взял Ганд приступом.

22-го город Брюж отворил свои ворота маркизу Сувре.

11 августа король овладел Оденардом; Термонд сдался герцогу д'Аркуру, Остенде и Ньюпорт – графу Ловандалю и Алост – маркизу Клермону Гальроду.

Взятием этого последнего города война 1745 года закончилась. Война 1746 года началась 20 февраля взятием города Брюсселя, в который король торжественно въехал 4 мая.

Король стал во главе своей армии и пошел на Лувен, Льерр, Аршо, Геренталь и крепость Св. Маргариты, которые сдались ему без боя.

20 мая приступом был взят город Анвер, а 30-го – его цитадель.

20 июля сдался Мон, 2 августа – Шарльруа, а 19 сентября – Намюр.

Наконец, чтобы блистательно завершить войну 1746 года, маршал граф Саксонский 11 октября выиграл сражение при Року, убил у неприятеля 12 000 человек, 3000 взял в плен, не потеряв при этом, со своей стороны, даже и тысячи человек.

Кампания 1747 года открылась вступлением войск в Зеландию и взятием Еклюзской и Дисландикской крепостей графом Ловандалем.

24 апреля крепости Нерлская и Лифкенсгекская были отняты у неприятеля генералом Контадом.

1 мая генерал Монтморен овладел крепостью Св. Филиппа, а 15 сентября граф Ловандаль взял неприступную крепость Берг-он-Цом. Итак, вот каким образом окончилась война 1747 года.

Наконец, 13 апреля 1748 года был осажден Мастрихт и взят 4 мая приступом.

Король спросил однажды у графа Саксонского:

– Скажите, пожалуйста, маршал, отчего это союзники, несмотря на свои поражения, не заключают мира?

Маршал со свойственным ему лаконизмом отвечал:

– В Мастрихте, государь.

Действительно, как только Мастрихт сдался французам, враждебные действия между герцогом Ришелье и графом Броуном в Италии тотчас прекратились.

Венгерская королева, испанский король и Генуэзская республика присоединились к предварительным условиям мира, заключенным после сдачи Мастрихта между Францией, Англией и Голландией и кончившимся Ахенским мирным договором, подписанным 18 октября 1748 года.

Скажем о переменах, которые произошли в европейских государствах после подписания Ахенского договора.

Дон Карлос получил конфирмацию на Королевство Обеих Сицилий; герцог Моденский, женившийся на принцессе Валуа, дочери регента, был восстановлен в своих владениях; наконец, инфант дон Филипп получил герцогство Парму, Пьяченцу и Гуасталлу.

Прусский король, начавший войну, извлек из нее наибольшую выгоду. Он удержал за собой завоеванную им Силезию и через это увеличение территории, а равно и через строгую экономию Фридриха I, своего отца, сделался государем могущественного народа.

Наконец, герцог Савойский в награду за свой союз с императрицей Марией-Терезией получил часть Миланского герцогства.

Из этого можно видеть, что маркиз Сен-Северен, посланный от Франции на Ахенский конгресс, верно следовал инструкции своего государя.

Людовик XV хотел заключить договор не как какой-нибудь спекулянт, но как король.

К описываемой нами эпохе относятся также экспедиция принца Карла-Эдуарда в Шотландию, смерть испанского короля Филиппа V в Буен-Ретиро, смерть графа Бонневаля в Константинополе, смерть рыцаря де Бель-Иля, убитого при нападении на укрепления Екзиля, наконец, смерть Парижского архиепископа Вентимиля, о котором мы имели случай говорить уже несколько раз и о котором теперь будем говорить в последний.

Экспедиция Карла-Эдуарда, находившаяся в связи с отношениями Англии к Франции, была предпринята по внушению последней. Это была сильная диверсия, сделанная правительством короля Людовика XV.

Претендент, отправившись из Нанта на судне «Ла Дутелль», в конце августа прибыл на остров Барру, один из Гебридских островов. Оттуда без всякой иной поддержки, кроме своего имени, без всякого знамени, кроме лоскута тафты, взятого из Франции, без всякого войска, кроме семи офицеров, без всяких военных припасов, кроме девятисот ружей, он отправился в Шотландию и высадился на ее берег 25 июля 1745 года, в Муидаре.

Люди, сопровождавшие его, заслуживают, чтобы имена их были внесены в историческую летопись. Воспоминание, которого потомство удостаивает людей, отличавшихся великой привязанностью, часто бывает единственной их наградой. Каких бы тесных границ ни предначертали мы своему повествованию, однако мы не лишим этой привязанности той награды, которую она заслуживает. Некоторые люди считали бы себя слишком несчастными, если бы опасались быть забытыми историей.

Этими семью офицерами, сопровождавшими принца Карла-Эдуарда в Шотландию, были маркиз Тюллибарден, изгнанный из своего отечества за участие, которое он принимал в восстании 1715 года; сэр Томас Шеридан, бывший гувернер принца; сэр Джон Макдональд, служивший офицером в Испании; сэр Френсис Штрикклейд, английский дворянин; Келли – тот самый, который был замешан в деле, называемом заговором Рочестерского епископа; Эней Макдональд, парижский банкир; наконец, Буканан, которому кардинал Тансен поручил съездить в Рим с приглашением к принцу Карлу, чтобы он возвратился во Францию.

Восьмой присоединился к принцу Карлу-Эдуарду почти тотчас же после высадки в Шотландию. Этим последним был также Макдональд. Он, в особенности для французов, заслужил право быть упомянутым в истории. Это был отец знаменитого французского маршала Макдональда.

Один из этих семи дворян, присоединившихся прежде всех к принцу Карлу и известных под именем семи муадарцев, оставил такое любопытное и вместе с тем наивное описание этой высадки, что мы решили привести его слово в слово. Вот оно:

«Любопытство наше было немало возбуждено при виде „Ла Дутелля“, вошедшего в гавань. Мы побежали на берег, чтобы узнать какие-нибудь новости. Шлюпка, находившаяся у корабля, увидев, что мы подаем знаки, подошла к нам и отвезла нас на корабль. Сердца наши бились от радости в надежде, что мы увидим принца, прибытия которого в Шотландию все так желали. По прибытии на корабль мы нашли на палубе большую палатку, поддерживаемую жердями, а под этой палаткой – вина и ликеры. Нас радушно принял маркиз Тюллибарден, которого некоторые из нас знали со времени первой экспедиции 1715 года.

Между тем как маркиз с нами разговаривал, Кланранальд исчез, ибо был позван, как мы догадывались, в комнату принца, где он оставался почти три часа. Мы уже не надеялись в этот вечер увидеть его высочество, как вдруг, спустя полчаса после возвращения к нам Кланранальда, видим: в палатку входит молодой человек приятной наружности, весь в черном платье, в рубашке без манжет и без манжетного воротника; самая рубашка была не очень чиста; воротник ее был застегнут серебряной запонкой; на голове у него был парик из белокурых волос; шляпа без галуна, с нитяной тесьмой, один конец которой был привязан к пуговице его платья; на ногах черные чулки и башмаки с медными пряжками. Как только я его увидел, сердце затрепетало у меня от предчувствия. Заметив это, одна духовная особа, по имени О'Бриан, тотчас же сказала нам, что этот молодой человек был англичанином духовного звания, которому давно хотелось увидеть горцев и поговорить с ними.

Когда этот молодой человек входил. О'Бриан, без сомнения для того, чтобы придать словам своим больше правдивости, сказал, чтобы никто из нас не вставал. Этот молодой человек духовного звания, войдя, никому не поклонился, да и мы сами кланялись ему только издалека. Случайно я был на ногах в ту минуту, когда он вошел. По случаю ли, или по симпатии, он прямо подошел ко мне, сел возле меня, потом вдруг встал и заставил меня сесть возле него на каком-то ящике. Тогда, считая его чужестранцем или каким-нибудь простым духовным лицом, хотя в глубине души что-то продолжало мне нашептывать, что это был кто-нибудь позначительнее, нежели как о нем говорили, я начал с ним разговаривать с такой фамильярностью, с какой бы мне совсем и не следовало. Первым его вопросом ко мне было: не озяб ли я в своем горском наряде? Я отвечал ему, что так привык к моему наряду, что, конечно, озяб бы, если бы переменил его на другой, даже более теплый. Он смеялся от души, услышав этот ответ, и стал меня расспрашивать, что я делаю, когда захочу лечь спать в этом платье. Я объяснил ему, но он мне заметил, что, закутавшись совершенно в свой плащ, я не был бы готов к защите в случае нечаянного нападения. Тогда я отвечал ему, что в случае личной опасности или в случае войны мы другим образом распоряжаемся своим плащом – так что горец в один прыжок может оказаться на ногах с обнаженной шпагой в одной и с заряженным пистолетом в другой руке, не встречая ни малейшего затруднения от своего платья. Потом он предлагал мне много других подобных вопросов, наконец, весело встав, спросил стакан вина. О'Бриан сказал мне на ухо, чтобы я ответил тем же этому чужестранцу, но не пил бы за его здоровье. Это утвердило меня в моих догадках. Тогда, взяв стакан вина, он выпил за наше здоровье и через несколько минут удалился».

Известно, как удачно шла сначала эта безрассудная экспедиция принца Карла-Эдуарда, которая чуть было не достигла своей цели по причине этой самой безрассудности. Окруженный несколькими приверженцами, вспомоществуемый лордом Ловатом, подкрепленный сотней клейморов из клана Грант-Гленмористонского, сжегши и разрушив все, что препятствовало его движению, он перебирается через Чертову лестницу, берет крепость Виллиам, захватывает врасплох Перт, входит в Эдинбург, устремляется на Престон-Пан, где Джон Ков собрал армию, обращает эту армию в бегство, проникает с 6 тысячами пехоты и 260 человеками кавалерии в Англию, овладевает Карлилем, углубляется в королевство, проходит через Манчестер и занимает Дерби. Отсюда ему остается тридцать лье до Лондона. Ему были обещаны сильные движения в его пользу, а между тем эти движения не приводятся в исполнение. Он рассчитывал иметь людей и деньги, но в деньгах и в людях у него недостаток. Тогда в совете его водворяется несогласие, его солдаты начинают роптать, один он, теряя надежду, сохраняет непоколебимую твердость воли. Он хочет идти на Лондон, борется с единодушным желанием своего войска, наконец, поняв невозможность идти далее, вдруг поворачивает назад в Шотландию, вступает в нее беспрепятственно, проходит через Думфри и Глазго, получает несколько французских и шотландских подкреплений и осаждает Стирлинг, который, защищаясь, дает генералу Лаулею время собрать войско. Карл снимает осаду, идет на неприятеля, встречает его у Фалькирка, где счастье улыбается ему в последний раз. Узнав о приближении герцога Кумберландского и его войска, он удаляется потом в Инвернесс и, теснимый все более и более королевскими войсками, вынужден принять знаменитое Кюллоденское сражение.

Результат этого сражения известен: из пяти тысяч человек, составлявших его армию, почти полторы тысячи были убиты.

Карл оставил поле сражения с довольно большим числом кавалеристов, но так как он видел, что для него все кончено, то мало-помалу распустил всю эту свою свиту. За его голову было назначено тридцать тысяч фунтов стерлингов. Может быть, он и думал, что нельзя было более полагаться на верность, подобную той, какую ему прежде оказывали!

Он вспомнил о Карле I, которого шотландцы продали Кромвелю.

Тогда началось то чудесное бегство, в котором Джон Юм в своей «Истории о бунте» и Джеме Росвель в своей «Истории» и в своем «Путешествии на западные острова Шотландии» следили за принцем шаг за шагом, – это бегство можно сравнить с бегством короля Станислава.

С поля сражения принц, почти не останавливаясь, приехал в Гортюлег, принадлежавший лорду Ловату. Но потому ли, что он находился слишком близко от английского войска, или потому, что верность хозяина казалась принцу сомнительной, он спешил переехать в замок Инверрари, куда прибыл чуть не умирая от голода и где два лосося, пойманных рыбаком, служили ему пищей.

Этот замок жестоко поплатился за суточное гостеприимство, оказанное беглецу-принцу: он был разграблен английскими солдатами; два каштановых дерева, осенявших вход в него, были взорваны порохом. Одно было вырвано с корнем, другое несколько повреждено взрывом: осталась только половина дерева, которая продолжала давать листья и прозябала до тех пор, пока жил или, лучше сказать, прозябал несчастный род Стюартов. Что касается серебра, находившегося в замке, то часть его попала в руки солдат, а из другой была сделана чаша, бывшая долгое время собственностью сэра Адольфа Угтона, главнокомандующего в Шотландии: на ней была вырезана надпись: Ex proeda Proedatoris.

Из Инверрари Карл поехал в Лонг-Исланд, где надеялся найти французское судно, но все, даже стихия, вооружилось против этого принца. Бывают минуты в жизни, когда самые неодушевленные вещи, лишенные свободной воли и разума, для увеличения несчастья человека получают, по-видимому, ум и движение. Буря гоняла беглеца с острова на остров. Наконец он прибыл в Сут-Уист, где был принят Кланранальдом, одним из семи муадарцев, первым из присоединившихся к нему. Его спрятали в горах у одного дровосека, по имени Коррадаль.

Но даже и там, почти на границе обитаемого мира, он не был в безопасности. Генерал Кампбель высадился на Сут-Уист, собрал Макдональдса Скийских и Мак-Леодов Мак-Леодских, врагов принца, и, имея под своим началом 2000 человек, начал самые тщательные поиски.

Тогда-то одна женщина начертала и выполнила план, в успехе которого сначала сомневались даже самые храбрые и предприимчивые люди.

Этой женщиной была знаменитая Флора Макдональд, родственница фамилии Кланранальда, находившаяся в гостях в Сут-Уисте в то время, о котором мы говорим. Тесть ее, как показывает ее имя, был членом клана сэра Александра Макдональда, следовательно, врагом принца; кроме того, он командовал милицией, называвшейся Макдональдской и находившейся тогда в Сут-Уисте.

Несмотря на враждебное расположение своего тестя. Флора не колебалась. Она достала от него же самого паспорт для себя, для слуги и для молоденькой служанки, которую, как она говорила, приняла к себе в дом.

Эта служанка в паспорте значилась под именем Бетти Бурке. Эта Бетти Бурке была принцем Карлом-Эдуардом. Под этим именем и в одежде девушки Карл прибыл в Кильбрид, на остров Ски, но и здесь он был еще на земле, подвластной сэру Александру Макдональду. Флора продолжала являть еще большее мужество и хитрость. Однако, будучи слишком слабой, чтобы одной выполнить свой план, она решила взять себе помощника: этим помощником стала жена самого сэра Александра, леди Маргарита Макдональд.

Первым чувством леди Маргариты, когда она узнала, на какое предприятие отважилась ее невестка, было чувство большого страха, но великодушие, столь натуральное в женщине, взяло верх над боязнью ума. Муж ее отсутствовал. Дом их был наполнен английскими солдатами. Вследствие этого она решила вверить принца Кингсбургскому Макдональду, управителю сэра Александра. Поэтому надобно было отвезти принца к этому управителю. Флора опять взяла на себя труд преодолеть и это последнее затруднение – она отправилась в Кинсбург, где и оставила принца.

Тогда для бедного Карла-Эдуарда начались новые приключения. Из Кинсбурга он переехал в Разу, выдавая себя за слугу своего проводника; из Разы он отправился в имение лорда Мак-Киннона. Но, несмотря на все старания этого начальника клана, он принужден был еще раз возвратиться в Шотландию – его высадили на берегу озера Неви.

Тут опасность для принца удвоилась. В этой области находилось множество солдат для поисков. Вскоре принц и его провожатые были окружены сыщиками, которые, производя свои розыски по всем направлениям, лишали его всякого средства проникнуть в страну. Наконец, проведя таким образом два дня и не смея ни разу развести огня, чтобы сварить себе еду, он решился пройти между двумя неприятельскими постами.

Целый час принц и его товарищи вынуждены были ползти, как ящерицы, по узкому и темному ущелью. Только после часового перехода они заметили, что миновали первую линию.

Питаясь тем, что доставлял случай, оставаясь иногда целые сутки» без пищи, без огня, без крова, едва прикрытые одеждой, обратившейся в лохмотья, несчастный принц с последним оставшимся с ним товарищем пробрался наконец в Стрет-Гласские горы. Там, не зная, что делать, куда идти, он укрылся в пещере, которая, как ему было известно, служила убежищем шайки разбойников.

Этих разбойников было семь человек. Почти все они были прежде приверженцами принца: они узнали его и бросились ему в ноги.

Здесь прекратились на короткое время страдания Карла-Эдуарда. Никогда королю, никогда начальнику клана, никогда владетелю замка не служили с таким усердием и таким уважением, какие он нашел в новых своих товарищах.

Только они служили ему по-своему и не понимали замечаний принца, когда их усердие к нему заходило слишком далеко.

У принца недоставало двух вещей, в которых он нуждался почти одинаково: платья и известий.

Разбойники достали ему платье, убив на дороге слугу одного офицера, ехавшего в крепость Август с поклажей своего барина. Когда принц выразил свое сожаление, что обязан платьем такому поступку, они отвечали:

– Для такого бедняка, как он, должно быть великой честью то, что он умер за такое дело.

Что касается известий, то один из них, переодевшись, пробрался в крепость Август. Там он собрал точные сведения о движении войск и, чтобы полакомить принца, возвращаясь назад, принес ему копеечный пряник.

Карл-Эдуард прожил у разбойников три недели. Единственным желанием этих храбрецов было, чтобы он остался у них навсегда, и нет никакого сомнения, что привязанность их к нему навсегда осталась бы такой, какой пользовался он в продолжение этих трех недель.

Но один необыкновенный пример привязанности открыл для бегства принца дорогу не так опасную.

Сын одного эдинбургского мастера золотых дел, по имени Родерик Маккензи, служивший офицером в армии Карла-Эдуарда и знавший все опасности, окружавшие странствующего принца, скрывался в Гленмористонских пустошах. Это был молодой человек одних лет и одного роста с принцем и, по странному совпадению, так похожий на него, что в них легко можно было ошибиться. В один день партия солдат открыла Родерика Маккензи и напала на него. Тогда молодому человеку пришла высокая мысль обречь себя на жертву, то есть смертью своей сделаться полезным той партии, которой он посвятил жизнь свою. Он защищался до последнего, потом открыл грудь свою солдатам и закричал:

– Подлецы! Вы убиваете своего государя!

При таких словах не могло уже быть более пощады. Солдаты думали, что имеют дело с принцем Карлом-Эдуардом, голова которого была оценена в тридцать тысяч фунтов стерлингов. Подложный принц был убит, и голова его, снятая с плеч, послана в Лондон.

Прошел целый месяц, прежде чем ошибка была открыта: в продолжение целого месяца думали, что принца уже нет на свете, и, следовательно, перестали его искать. Карл-Эдуард, воспользовавшись этим временем, распрощался со своими верными разбойниками и отыскал в Баденохе двух верных своих приверженцев – Клюни и Лошиеля.

Наконец около 18 сентября 1746 года Карл узнал, что два французских фрегата прибыли в Лохланнаг с целью взять его и желавших бежать во Францию приверженцев его партии.

20 сентября Карл-Эдуард и Лошиель сели на эти два фрегата вместе с сотней приверженцев, которые пришли искать на них спасения.

Наконец 29 сентября принц высадился близ Морле в Бретани. Тринадцать месяцев прошло с того времени, как он уехал из Франции, и из этих тринадцати месяцев пять он провел между жизнью и смертью.

Один из двух разбойников, последовавших за принцем из пещеры, служившей ему убежищем, до Баденоха, в котором он сошелся опять с Клюни и Лошиелем, был после повешен в Инвернессе за то, что украл корову.

И этот человек, укравший корову, стоившую пятнадцать франков, погнушался изменой приобрести тридцать тысяч луидоров – цена за голову принца!

По возвращении во Францию Карл-Эдуард был изгнан из нее в силу Ахенского договора. Будучи арестованным в то время, когда отправлялся в оперу, он был отвезен в Венсеннскую тюрьму, откуда бежал сперва в Бульон, а потом в Рим, где вступил в любовную связь с графиней Альбани, которая еще известнее по любви своей к поэту Альфиери, нежели по связи с предпоследним потомком Стюартов.

Карл-Эдуард много страдал и, следовательно, имел нужду многое забывать. Вследствие ли этого, или по какой иной причине, в последние годы своей жизни он предавался постоянному пьянству.

Он умер во Флоренции 31 января 1788 года.

Последний из Стюартов, кардинал Йоркский, умер в столице христианского мира в 1808 году.

Один и тот же надгробный камень покрывает прах обоих братьев, соединившихся в этом обширном музеуме знаменитых прахов, то есть в Риме.

Смерть Филиппа V, о которой мы упоминали в этой главе, не произвела никакой перемены в Европе. Сын его, принц Астурийский, наследовал ему под именем Фердинанда VI.

Что касается смерти графа Бонневаля, то она была дополнением жизни, может быть самой богатой приключениями из всех, какие история когда-либо заимствовала из области романа.

Бонневаль родился 14 июля 1675 года, воспитывался в иезуитской коллегии; поступив на морскую службу двенадцати лет от роду, Клавдий Александр граф де Бонневаль чуть было не был исключен из службы маркизом де Сеньеле, морским министром, который, делая однажды смотр гардемаринам, видел в нем не больше как мальчишку.

– Людей моего имени не исключают, господин министр, – гордо сказал молодой человек.