Текст книги "Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 26.
ГЕРЦОГ Д'ЭГИЙОН ОТЫГРЫВАЕТСЯ

На следующий день после того, как Париж и Версаль были потрясены новостью об ужасном приговоре Парламента, когда все только и ждали, что же последует за приговором, де Ришелье отправился в Версаль и продолжал там вести привычный образ жизни. Рафте вошел к нему с письмом в руке. Секретарь обнюхивал и взвешивал на руке конверт с беспокойством, которое немедленно передалось хозяину.

– Что там еще, Рафте? – спросил маршал.

– Что-то малоприятное, как мне представляется, ваша светлость, и заключено оно вот здесь, внутри.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что это письмо от герцога д'Эгийона.

– Ага! От племянника? – спросил герцог.

– Да, господин маршал. Выйдя из кабинета короля, где заседал совет, лакей подошел ко мне и передал это письмо. И вот я так и этак верчу его уже минут десять и никак не могу отделаться от мысли, что в нем какая-то дурная новость.

Герцог протянул руку.

– Дай сюда! – приказал он. – Я храбрый!

– Должен вас предупредить, – остановил его Рафте, – что, передавая мне эту бумагу, лакей хохотал до упаду.

– Дьявольщина! Вот это действительно настораживает… Все равно давай! – сказал маршал.

– Он еще прибавил: «Герцог д'Эгийон советует, чтобы господин маршал прочел это послание незамедлительно».

– Вот беда! Не заставляй меня думать, что ты приносишь несчастье! – вскричал старый маршал, Твердой рукой сломав печать.

Он прочел письмо.

– Эге!.. Вы изменились в лице, – проговорил Рафте, заложив руки за спину и наблюдая за герцогом.

– Неужели это возможно? – пробормотал Ришелье, продолжая читать.

– Кажется, это серьезно?

– А ты доволен?

– Разумеется, я вижу, что не ошибся. Маршал перечитал письмо.

– Король добр, – заметил он.

– Он назначил д'Эгийона министром?

– Еще лучше!

– Ого! Так что же?

– Прочти и скажи свое мнение. Рафте стал читать письмо. Оно было написано рукой герцога Д'Эгийона и содержало в себе следующее:

«Дорогой дядюшка!

Ваш добрый совет принес свои плоды: я рассказал о своих неприятностях дорогому другу нашего дома, графине Дю Барри, а она поделилась ими с Его Величеством. Король возмутился насилием господ членов Парламента надо мной, человеком, честно исполнявшим свой долг. Сегодня же на Совете Его Величество отменил приговор Парламента и предписал мне продолжать исполнение обязанности пэра Франции.

Дорогой дядюшка! Зная, какое удовольствие Вам доставит эта новость, посылаю Вам снятую секретарем копию решения Его Величества, принятого на сегодняшнем Совете. Вы узнаете о нем раньше, чем кто бы то ни было.

Примите уверения в моем искреннем уважении, дорогой дядюшка; надеюсь, что Вы не оставите меня и в будущем, оказывая милости и подавая мудрые советы.

Подпись: герцог д'Эгийон».

– Он, помимо всего прочего, еще и смеется надо мной! – вскричал Ришелье.

– Клянусь честью, вы правы, ваша светлость.

– Король! Сам король влез в это осиное гнездо!

– А вы еще вчера не хотели в это поверить.

– Я не говорил, что он туда не полезет, господин Рафте, я сказал, что он выпутается… И вот, как видишь, он выпутался.

– Да, Парламент проиграл.

– И я вместе с ним.

– Сейчас – да.

– И не только сейчас! Я еще вчера это предчувствовал, а ты меня утешал, как будто никаких неприятностей вообще не могло произойти.

– Ваша светлость, как мне представляется, вы слишком рано отчаиваетесь.

– Господин Рафте, вы глупец! Я проиграл и заплачу за это. Вы, может быть, не понимаете, как мне неприятно быть посмешищем в замке Люсьенн. В эту самую минуту герцог смеется надо мной в объятиях графини Дю Барри. Мадмуазель Шон и Жан Дю Барри тоже зубоскалят. Негритенок лопает конфеты и поплевывает на меня. Черт побери! Я человек добрый, но все это приводит меня в бешенство!

– В бешенство, ваша светлость?

– Да, именно в бешенство!

– В таком случае, не надо было делать того, что вы сделали, – глубокомысленно заметил Рафте.

– Вы меня на это толкнули, господин секретарь.

– Я?

– Вы.

– А мне-то что за дело, будет герцог д'Эгийон пэром Франции или не будет? Я вас спрашиваю, ваша светлость? Мне как будто не за что обижаться на вашего племянника.

– Господин Рафте! Вы наглец!

– Я уже сорок девять лет от вас это слышу, вашу светлость.

. – И еще услышите. – Только не сорок девять лет, вот что меня утешает.

– Вот как вы отстаиваете мои интересы, Рафте!

– Мелкие ваши интересы не отстаиваю, господин герцог… Как бы вы ни были умны, вам иногда случается делать глупости, которые я не простил бы даже такому болвану, как я.

– Объяснитесь, господин Рафте, и если я пойму, что не прав, то признаю.

– Вчера вам захотелось отомстить, ведь правда? Вы пожелали увидеть унижение вашего племянника. Вы захотели в некотором смысле сами вынести ему приговор Парламента и насладиться зрелищем агонизирующей жертвы, как сказал бы де Кребийон-младший. Ну что же, господин маршал, такие зрелища, такие удовольствия дорого стоят… Вы богаты, так платите, господин маршал, платите!

– Что бы вы предприняли на моем месте, господин мыслитель? Ну?

– Ничего… Я стал бы ждать, не подавая признаков жизни. – Но вам не терпелось настроить Парламент против графини Дю Барри с той самой минуты, как Дю Барри предпочла вам более молодого д'Эгийона.

Вместо ответа маршал проворчал что-то себе под нос.

– И Парламент сделал то, что вы ему подсказали. Подготовив приговор, вы предложили свои услуги ничего не подозревавшему племяннику.

– Все это прекрасно, и я готов согласиться, что был неправ. Однако вы должны были меня предупредить…

– Чтобы я помешал сделать зло?.. Вы меня принимаете за кого-то другого, господин маршал. Вы каждому встречному повторяете, что создали меня по своему образу и подобию, что вы меня выдрессировали; вы хотите, чтобы я не приходил в восторг от того, что кто-то делает глупость или что с кем-то случается несчастье?..

– Так несчастье должно случиться, господин колдун?

– Несомненно.

– Какое?

– Вы заупрямитесь, а герцогу д'Эгийону тем временем удастся помирить Парламент с графиней Дю Барри. В этот день он станет министром, а вы отправитесь в изгнание.., или в Бастилию.

От возмущения маршал просыпал на ковер все содержимое своей табакерки.

– В Бастилию? – переспросил он, пожав плечами. – Разве мы живем при Людовике Четырнадцатом, а не при Людовике Пятнадцатом?

– Нет! Однако графиня дю Барри вдвоем с герцогом д'Эгийоном стоят госпожи де Ментенон. Берегитесь! Я не знаю сегодня ни одной принцессы крови, которая бы стала приносить вам в тюрьму конфеты и гусиную печенку.

. – Вот так предсказания! – заметил маршал после долгого молчания. – Вы читаете в книге будущего, ну а что в настоящем?

– Господин маршал слишком мудр, чтобы ему советовать.

– Скажи-ка, господин шут, уж не собираешься ли и ты надо мною посмеяться?..

– Осторожно, господин маршал, не забывайте о возрасте; нельзя так называть человека, которому перевалило за сорок, а мне ведь уже шестьдесят семь лет.

– Ну, это пустяки… Помоги мне выйти из этого положения и.., скорее, скорее!..

– Помочь советом?

– Чем хочешь.

– Еще не время.

– Ты все шутишь?

– Боже сохрани!.. Если бы я хотел пошутить, я выбрал бы для этого другое время. К несчастью, теперь не до шуток.

– Что означает это поражение? Оно подоспело не вовремя?

– Да, ваша светлость, не вовремя. Если весть об отмене приговора дошла до Парижа, я не отвечаю за… Может быть, послать курьера к президенту д'Алигру?

– Чтобы над нами посмеялись еще раньше?..

– При чем здесь самолюбие, господин маршал? Тут бы и святой потерял голову… Послушайте! Позвольте мне закончить мой план высадки войск в Англии, а сами постарайтесь выкарабкаться из этой интриги с портфелем, потому что половина Дела уже сделана.

Маршал знал, что временами Рафте бывал не в духе. Он знал, что, когда его секретарь впадал в меланхолию, лучше было его не раздражать.

– Ну, не сердись на меня, – сказал он. – Если я чего-нибудь не понимаю, объясни мне.

– Ваша светлость желает, чтобы я набросал приблизительный план поведения?

– Вот именно, раз ты утверждаешь, что я не умею себя вести.

– Ну что ж, пусть будет так! Слушайте!

– Слушаю.

– Вы должны послать господину д'Алигру, – ворчливо начал Рафте, – письмо герцога д'Эгийона, присовокупив копию решения об отмене приговора, принятого на королевском Совете. Дождитесь, пока Парламент соберется для обсуждения и примет решение – это произойдет очень скоро. Тогда садитесь в карету и поезжайте с визитом к вашему прокурору, мэтру Флажо.

– Как? – вскричал Ришелье; это имя заставило его подпрыгнуть, как и накануне. – Опять господин Флажо! Какое мэтру Флажо до всего этого дело и какого черта я поеду к мэтру Флажо?

– Как я имел честь сообщить вашей светлости, мэтр Флажо – ваш прокурор.

– Ну и что же?

– Раз он ваш прокурор, у него ваши бумаги.., касающиеся каких-нибудь процессов… И вы поедете для того, чтобы поинтересоваться, как идут ваши дела.

– Завтра?

– Да, ваша светлость, завтра.

– Но это же ваше дело, господин Рафте.

– Вовсе нет, вовсе нет… Так было, когда мэтр Флажо был простым переписчиком. Тогда я мог разговаривать с ним как с равным. Но с завтрашнего дня мэтр Флажо становится Аттилой, угрозой для королей, ни больше ни меньше; с таким всемогущим господином по плечу беседовать только герцогу и пэру, маршалу Франции.

– Ты это все серьезно или опять ломаешь комедию?

– Завтра вы сами увидите, насколько это серьезно, ваша светлость.

– Ты мне растолкуй, что со мной будет у твоего мэтра Флажо.

– Мне бы этого не хотелось… Ведь вы завтра станете мне доказывать, что все угадали заранее… Спокойной ночи, господин маршал! Запомните следующее: сейчас же послать курьера к господину д'Алигру, а завтра поезжайте к мэтру Флажо. Ах да, адрес… Впрочем, кучер знает, в течение этой недели он возил меня туда не раз.

Глава 27.
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ВСТРЕТИТСЯ С ОДНОЙ ИЗ СВОИХ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ, СЧИТАВШЕЙСЯ ПОТЕРЯННОЙ, И, ВОЗМОЖНО, НЕ ПОЖАЛЕЕТ ОБ ЭТОМ

Читатель нас, без сомнения, спросит, почему Флажо, собирающийся сыграть столь величественную роль, был нами назван прокурором, а не адвокатом. И читатель был бы прав; мы сейчас ответим на этот вопрос.

Парламент с недавнего времени был распущен на каникулы, и у адвокатов было так мало работы, что не стоило о ней и говорить.

Предвидя наступление времени, когда защищать и во все будет некого, Флажо переговорил с прокурором Гильду; тот уступил ему и контору, и клиентуру за двадцать пять тысяч ливров, выплаченных единовременно. Вот как Флажо оказался прокурором. Если нас спросят, где он взял двадцать пять тысяч ливров, мы можем ответить, что он женился на мадмуазель Маргарите и эта сумма досталась ей в приданое. Это произошло в конце тысяча семьсот семидесятого года, то есть за три месяца до изгнания де Шуазеля.

Флажо уже давно выказал себя ярым сторонником оппозиции. Став прокурором, он оказался еще неистовее и благодаря этой горячности приобрел некоторую известность. Эта известность вкупе с опубликованием зажигательной статьи о столкновении герцога д'Эгийона с г-ном де ла Шалоте привлекла к нему внимание Рафте, которому было необходимо быть в курсе парламентских событий.

Однако, несмотря на новое звание и возросшую известность, Флажо остался жить на улице Пти-Лион-Сен-Совер. Было бы слишком жестоко не дать мадмуазель Маргарите порадоваться тому, что прежние соседки называют ее г-жой Флажо, и не дать ей насладиться почтительностью клерков Гильду, перешедших на службу к новому прокурору.

Нетрудно догадаться, как страдал де Ришелье, проезжая через зловонный в этой части Париж, добираясь до вонючей дыры, которую парижская служба путей сообщения нарекла улицей.

Перед дверью Флажо карета де Ришелье столкнулась с другой каретой.

Маршал заметил в экипаже высокую прическу, и так как, несмотря на семидесятипятилетний возраст, он оставался галантным кавалером, то поспешил ступить ногой в грязь, чтобы предложить руку даме, выходившей без чьей-либо помощи из кареты.

Однако в этот день маршалу не везло: на подножку ступила сухая бугорчатая нога старухи. Морщинистое лицо, темно-коричневое из-за толстого слоя румян, окончательно убедило его в том, что это даже не пожилая дама, а дряхлая старуха.

Впрочем, отступать было некуда; маршал сделал движение, и движение было замечено. Де Ришелье и сам был немолод. Однако сутяга – а какая еще женщина могла бы прибыть в карете на эту улицу, если не сутяга? – в отличие от герцога, не колеблясь и с улыбкой, от которой становилось жутко, оперлась на руку Ришелье.

«Где-то я уже видел это лицо», – подумал герцог, а вслух прибавил:

– Сударыня тоже желает подняться к мэтру Флажо?

– Да, герцог, – отвечала старуха.

– Я имею честь быть вам знакомым, сударыня? – вскричал неприятно удивленный герцог и остановился в начале грязного подъезда.

– Кто же не знает господина маршала, герцога де Ришелье? – ответила старуха. – Для этого нужно было бы забыть, что я женщина.

«Неужели эта мартышка считает себя женщиной?» – подумал победитель Маона и склонился в изящнейшем поклоне.

– Осмелюсь задать вопрос, с кем имею честь говорить?

– Графиня Де Беарн, к вашим услугам, – отвечала старуха, приседая в реверансе на грязной дощатой мостовой в трех вершках от откинутой крышки погреба, в котором, как злорадно надеялся про себя маршал, старуха должна была вот-вот исчезнуть после третьего приседания.

– Очень приятно, сударыня, я в восторге, – проговорил он, – благодарю судьбу за счастливый случай. – Так у вас тоже процессы, графиня?

– Ах, герцог, у меня всего один процесс, но какой! Не может быть, чтобы вы о нем не слыхали!

– Разумеется, разумеется, этот большой процесс… Вы правы, простите. Ах, черт, забыл только, с кем вы судитесь…

– С Салюсами.

– Да, да, с Салюсами, графиня. Об этом процессе еще сочинили куплет…

– Куплет?.. – раздраженно спросила старуха. – Какой еще куплет?

– Осторожно, графиня, не упадите, – проговорил герцог, с огорчением отметив, что старуха так и не свалилась в яму. – Держитесь за перила, вернее, за веревку.

Старуха первой стала подниматься по ступенькам. Герцог последовал за ней.

– Да, довольно смешной куплет, – продолжал он.

– Смешной куплет о моем процессе?..

– Бог мой, вы сами можете оценить!.. Да вы, может быть, его знаете?..

– Ничего я не знаю.

– Поется на мотив «Прекрасной Бурбонки»:

Мадам! Я в затрудненье ныне,

Любезность оказав, графиня,

Вы помогли бы мне вполне.

– Вы понимаете, что это говорит графиня Дю Барри.

– Как это нагло с ее стороны!..

– Что вы хотите! Эти куплетисты… Для них нет ничего святого. Боже, до чего засалена веревка! А вы на это отвечаете:

Стара я и упряма стала,

От долгой тяжбы я устала,

Кто выиграть помог бы мне?

– Это ужасно! – вскричала графиня. – Нельзя так оскорблять благородную женщину!

– Прошу прощения, графиня, если я спел фальшиво: я задыхаюсь на лестнице… Ну, вот мы и пришли. Позвольте, я подергаю за ручку двери.

Старуха с ворчанием пропустила герцога вперед.

Маршал позвонил. Хотя г-жа Флажо стала прокуроршей, в ее обязанности по-прежнему входило отворять дверь и готовить еду. Она впустила посетителей и проводила их в кабинет Флажо.

Сутяги обнаружили здесь разгневанного хозяина, изощрявшегося с пером в зубах, диктуя ужасный обличительный текст своему первому клерку.

– Боже мой! Мэтр Флажо! Что же это творится? – вскричала графиня.

Прокурор обернулся на ее голос.

– А-а, графиня! Ваш покорный слуга! Стул графине де Беарн! Этот господин с вами, графиня?.. Э-э, герцог де Ришелье, если не ошибаюсь? У меня?.. Еще стул, Бернаде, давай сюда еще один стул – Мэтр Флажо! – заговорила графиня. – Прошу вас сказать, в каком состоянии мой процесс?!

– Ах, графиня! Я как раз только что занимался вами.

– Прекрасно, мэтр Флажо, прекрасно!

– Думаю, графиня, что он наделает много шуму, я на это надеюсь.

– Хм! Будьте осторожны…

– Что вы, графиня, теперь нечего опасаться.

– Если вы занимаетесь моим делом, то можете сначала дать аудиенцию господину герцогу.

– Господин герцог, простите меня, – молвил Флажо, – однако вы слишком галантны, чтобы не понять…

– Понимаю, мэтр Флажо, понимаю.

– Теперь я весь к вашим услугам.

– Будьте покойны, я у вас много времени не отниму: вы знаете, что меня к вам привело.

– Бумаги, которые передал мне третьего дня господин Рафте.

– Да, некоторые документы, касающиеся моего процесса с.., моего процесса о… А черт! Должны же вы знать, какой процесс я имею в виду, мэтр Флажо.

– Ваш процесс о землях в Шапна.

– Не спорю. Могу ли я надеяться с вашей помощью на успех? Это было бы весьма любезно с вашей стороны.

– Господин герцог! Это дело отложено на неопределенный срок.

– Почему же?

– Дело будет слушаться не раньше, чем через год, самое раннее.

– На каком основании, скажите на милость?

– Обстоятельства, господин герцог, обстоятельства… Вы знаете об отмене приговора его величеством?..

– Думаю, что знаю… О каком именно вы говорите? Его величество часто отменяет приговоры.

– Я имею в виду тот указ, который отменяет наш приговор.

– Прекрасно! Ну и что же?

– А то, господин герцог, что мы в ответ готовы сжечь все корабли.

– Сжечь все корабли, дорогой мой? Вы сожжете корабли Парламента? Вот это не совсем ясно; я и не знал, что у Парламента есть корабли.

– Может быть, первая палата отказывается регистрировать? – спросила графиня де Беарн; процесс герцога де Ришелье не мог отвлечь ее от тяжбы, какую вела она.

– Это еще что!

– И вторая тоже?

– Это бы ничего… Обе палаты приняли решение ничего больше не рассматривать, прежде чем король не уберет герцога д'Эгийона.

– Ба! – всплеснув руками, вскричал маршал.

– Больше не рассматривать.., чего? – в волнении спросила графиня.

– Да.., процессы, графиня!

– И мой процесс будет отложен? – вскричала графиня де Беарн в ужасе, который она даже не пыталась скрыть.

– И ваш, и процесс господина герцога – тоже.

– Но это беззаконие! Это неповиновение его величеству!

– Сударыня! – с пафосом отвечал прокурор. – Король забылся… Мы тоже готовы забыть о приличиях.

– Господин Флажо, вы доиграетесь до того, что вас засадят в Бастилию, это говорю вам я!

– Я отправлюсь туда с пением, сударыня, и, уж если я туда пойду, все мои собратья последуют за мной с пальмовыми ветвями в руках.

– Он взбесился! – проговорила графиня, обратившись к Ришелье.

– Мы, все До одного, готовы сражаться до конца! – продолжал прокурор.

– Ого! – обронил маршал. – Это становится интересно.

– Сударь! Да ведь вы сами только что мне сказали, что занимаетесь мною, – снова заговорила графиня де Беарн.

– Я так сказал, и это правда… Вас, сударыня, я привожу в качестве первого примера в своем выступлении. Вот абзац, имеющий к вам отношение.

Он вырвал из рук клерка начатую обличительную речь, нацепил на нос очки и с выражением прочитал:

«Потеряв состояние, заложив имение, наплевав на обязательства.., его величество поймет, как они должны страдать… Итак, докладчик имел в своем распоряжении важное дело, от которого зависит имущество одного из старейших домов королевства; его стараниями, благодаря его предприимчивости, таланту, да позволено будет ему так сказать, это дело шло прекрасно, и право знатной и могущественной дамы Анжелики-Шарлотты-Вероники графини де Беарн, было бы признано, объявлено, как вдруг небольшая размолвка.., погубив…»

– На этом месте я остановился, сударыня, – сообщил прокурор, выпятив грудь колесом, – я надеюсь, что портрет получится великолепный.

– Господин Флажо, – заговорила графиня де Беарн, – сорок лет назад я впервые обратилась к вашему отцу – нотариусу, достойному человеку; после его смерти я передала свои дела в ваши руки; на моих делах вы заработали около двенадцати тысяч ливров; возможно, вы заработали бы еще больше…

– Записывайте, все записывайте, – с живостью приказал Флажо клерку, – это будет свидетельство, доказательство: мы внесем его в речь.

– Так вот я забираю у вас свои бумаги, – перебила его графиня, – с этой минуты вы утратили мое доверие.

Растерявшись от внезапной немилости, словно громом пораженный, Флажо застыл в недоумении. Оправившись от удара, он почувствовал себя мучеником, пострадавшим за веру.

– Пусть так! Бернаде, верните бумаги графине и отметьте, что докладчик предпочел совесть состоянию.

– Прошу прощения, графиня, – шепнул маршал на ухо графине де Беарн, – однако вы поступаете необдуманно, как мне представляется.

– О чем я не подумала, господин герцог?

– Вы забираете свои бумаги у этого храброго бунтовщика, но что вы собираетесь с ними делать?

– Отнесу их другому прокурору, другому адвокату! – вскричала графиня.

Флажо поднял глаза к небу с мрачной улыбкой самоотречения и стоического смирения.

– Но ведь раз принято решение, – шепотом продолжал маршал, – что палаты не будут больше проводить судебных заседаний, дорогая графиня, следовательно, никакой другой прокурор не станет вами заниматься, кроме мэтра Флажо…

– Это что же, заговор?

– Неужели вы, черт побери, считаете мэтра Флажо таким глупцом, чтобы он протестовал в одиночку, риску, я потерять свою контору? Должно быть, собратья поддерживают его?

– Что же намереваетесь делать вы?

– Я заявляю, что мэтр Флажо – честный прокурор, и мои бумаги будут у него в целости и сохранности… Я оставляю их у него и продолжаю, разумеется, платить, как если бы он и дальше занимался моим делом.

– Вы по праву считаетесь умным человеком и либералом, господин маршал! – воскликнул Флажо. – Я буду распространять это суждение, господин герцог!

– Вы слишком добры ко мне, дорогой прокурор! – с поклоном отвечал Ришелье.

– Бернаде! – крикнул вдохновленный прокурор своему клерку. – Включите похвалу господина маршала де Ришелье в заключительную часть!

– Нет, нет, не стоит, мэтр Флажо! Я вас умоляю… – с живостью возразил маршал. – Ах, черт побери, что вы там собираетесь делать? Я предпочитаю тайну в том, что принято называть делом… Не огорчайте меня, мэтр Флажо. Я буду отрицать, опровергать: видите ли, я очень скромен… Ну, графиня, что вы на это скажете?

– Я скажу так: мой процесс будет слушаться… Мне нужно судебное разбирательство, и оно состоится!

– А я вам скажу: чтобы ваш процесс состоялся, королю придется послать швейцарцев, рейтаров и двадцать пушек в зал заседаний, – с воинственным видом отвечал Флажо, и это привело старуху в полное отчаяние.

– Вы, значит, не верите, что его величество на это способен? – шепнул Ришелье, обращаясь к Флажо.

– Это невозможно, господин маршал! Это просто неслыханно! Это означало бы, что во Франции нет больше справедливости, как уже нет хлеба.

– Вы полагаете?

– Вы сами в этом убедитесь.

– Однако король разгневается, – Мы готовы на все!

– Даже на изгнание?

– На смерть, господин маршал! Оттого, что на нас мантия, мы не стали трусливее!

Флажо ударил себя кулаком в грудь.

– Теперь я уверен, – сказал Ришелье своей спутнице, – что кабинету министров не поздоровится!

– О да! – после некоторого молчания заметила графиня. – И это весьма для меня прискорбно, потому что я никогда не вмешиваюсь в происходящее, а теперь вот оказываюсь втянутой в этот конфликт.

– Я совершенно убежден, – отвечал маршал, – что есть одно лицо, которое может вам помочь в этом деле, человек могущественный… Но захочет ли он?

– Надеюсь, не будет с моей стороны слишком нескромным полюбопытствовать, господин герцог, кто это могущественное лицо?

– Ваша крестница, – отвечал герцог.

– Графиня Дю Барри?

– Она самая.

– А ведь, пожалуй, вы правы… Вы подали мне прекрасную мысль!

Герцог прикусил губу.

– Так вы поедете в Люсьенн? – спросил он.

– Без малейшего колебания.

– Однако графине Дю Барри не осилить оппозиции Парламента.

– Я скажу ей, что хочу, чтобы мое дело было рассмотрено в суде. Она ни в чем не сможет мне отказать после того, что я для нее сделала. Она скажет королю, что ей этого хочется. Его величество поговорит с канцлером, а у канцлера – большие возможности, господин герцог… Мэтр Флажо, будьте любезны, хорошенько изучите мое дело. Оно будет слушаться раньше, чем вы предполагаете, это говорю вам я!

Мэтр Флажо недоверчиво покачал головой, однако графиня была непоколебима.

Выйдя из задумчивости, герцог проговорил:

– Раз вы отправляетесь в Люсьенн, графиня, передайте, пожалуйста, от меня нижайший поклон.

– С большим удовольствием, герцог.

– Мы с вами – друзья по несчастью: ваш процесс приостановлен, мой – тоже. Когда вы будете просить за себя, то вы тем самым ускорите рассмотрение и моего дела.. Кроме того, вы можете засвидетельствовать там мое неудовольствие, которое нам причиняют эти упрямцы в Парламенте. Прибавьте к этому, пожалуйста, что именно я посоветовал вам прибегнуть к помощи божественной хозяйки Люсьенн.

– Не премину, герцог. Прощайте, господа!

– Имею честь предложить вам свою руку и проводить вас до кареты. Еще раз прощайте, мэтр Флажо, не буду вам мешать заниматься делами…

Маршал проводил графиню до кареты.

«Рафте прав, – подумал он, – такие, как Флажо, способны произвести революцию. Слава Богу, я подкреплен с обеих сторон. Я придворный и в то же время член Парламента. Графиня Дю Барри попытается вмешаться в политику и падет одна. Если она устоит, я ей подложу мину в лице мадмуазель де Таверне. Да, этот чертов Рафте в самом деле мой ученик. Я его поставлю во главе кабинета, когда стану премьер-министром».