Текст книги "Три стажера и майор (СИ)"

Автор книги: Александр Духнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Сегодня дома за ужином холодным голосом предложу расстаться навсегда. Или правильнее расстаться на время? По-хорошему, надо бы навсегда. Но хватит ли сил? Раньше они, точно, были. Куда девались теперь? Отжимаюсь, подтягиваюсь, пресс – крепче танковой брони, не пробьешь. Но где сила, чтобы справиться с предательством и расстаться?

Главное, понятно без всяких учебников психологии: лучше не будет, будет только хуже.

Суммарного контента в диктофоне набежало на час с лишним.

Несколько телефонных переговоров с коллегами…

Разговор с подругой Надей, вроде, меня не касался, а относился к некоему платью в полосочку, по поводу которого Катя никак не могла решиться: вроде бы, и ничего, но дороговато, и не то, чтобы дорого, а с чем надевать? в конце концов, с чем, найдется, но опять же куда надевать? Мне все равно стало горько, что в обсуждении никак не фигурировал муж, что, дескать, Сереже бы понравилось, и вообще все мои платья для него одного. Платье в полосочку, определенно, планировалось не для мужа, а ради неких отдельных от него жизненных обстоятельств.

Днем в машину к Кате подсел некий Женя, голос которого сразу показался мне знакомым.

Да это же известный Евгений Андреевич Зонов, бизнесмен, депутат и даже пароход! Кроме шуток, акваторию Оби бороздит моторная яхта «Евгений Зонов». А голос я слышал по телевизору.

Катя делала с Пароходом пару телевизионных интервью, но в семейном кругу ни разу не упоминала о каких либо внеслужебных контактах.

Диктофон отобразил, как Пароход подарил Кате цветы, и звук поцелуя.

Катя сказала: спасибо.

Может, он ей руку целовал? Не знаю. Это явно не деловая встреча. Они были прочно на «ты». А тембр голосов не смог бы обмануть даже глухого – так могут ворковать только люди, межу которыми существует близость. Они договаривались о встрече через четыре дня.

– Что скажет муж? – игриво интересовался Пароход.

– Придумаю, что-нибудь, – небрежно отмахнулась от меня Катя. – Не первый раз.

– Сможешь выбраться на всю ночь?

– Часов до двух точно.

Я едва не задохнулся от цинизма и веселой энергии, с которыми моя молодая жена вела свою тайную, но истинную жизнь. Даже на могиле Петровича еще не завяли гвоздики.

Дома Катя уминала в вазу жирный букет роз.

Я спросил, от кого?

– Да, там, на работе… У нас сегодня был конкурс флористов в прямом эфире. И все наши потом разобрали.

Х х х

Увы, насчет шерсти Витицина я ошибся.

На следующий день Витицина отпустили из больницы. Вернее он сам отпросился, когда избитый мозг оказался в состоянии переваривать числа в рублях за томографию и другие медицинские исследования.

Справедливости ради стоит упомянуть, что в Москве подобные процедуры обошлись бы минимум вдвое дороже, но даже сибирская бесплатная медицина миллионеру показалась темной засасывающей бездной, прямо-таки пугающе бесплатной.

– Я чувствую себя гораздо лучше, чем в лучшие годы своего самого крепкого здоровья, – доказывал он врачу. – Отпустите меня. Моему организму противопоказаны томография, а тем более МРТ. Я от них слабею. Кроме того от родителей мне достался рецепт некоего чудодейственного бальзама из смеси водки, чистотела и чеснока, мгновенно исцеляющей любые раны. О, если бы получить патент!

Обескураженный доктор хотел посоветовать: если не хватает сбережений, каждый гражданин России вправе рассчитывать на полис медицинского страхования. Но вспомнил, что «все уже украдено до нас», остался только гипс. То есть, исходя из нынешнего состояния страховой медицины, лучшим средством от синяков оставались гипсовые повязки – под ними синяки как бы исчезали сами собой. А льготное МРТ обыкновенному пациенту полагалось через четыре месяца. Бесплатная медицина таила в себе и другие тонкости.

Насчет родителей Паша врал, а рецептом действительно владел. Витицин вернулся в ведомственную гостиницу, и вскоре ее коридоры наполнились слезоточивым чесночным газом.

Один из командировочных полковников, принюхиваясь на ресепшене, остроумно заметил: вампиров травите?

Попов и Игнатиков застали разгар самолечения.

– Ого, – уважительно отозвался Игнатиков, разглядывая травматизм. – Только что с фронта?

– Вы не поверите, – закряхтела жертва прибрежной братвы, – сколько здесь, в Сибири, во глубине, так сказать, стоят болезни! Откуда они взяли такие цены? Сколько они здесь все получают, если могут столько платить за болезни? Ах, да! У них же нефть!

Ваню и Сашу мало интересовали чужие несчастья, у них своих хватало, и они перешли к своему делу. Ни много, ни мало, Паше предлагалось взломать местный полицейский сервер при том, чтобы никто не заметил.

– Офанарели? – Витицин на миг даже забыл о боли.

– Не дрейфь, нам от тебя вообще ничего не надо, – упрощал ситуацию Игнатиков.

И обратившись к Попову, уточнил:

– Вань, что нам от него надо?

– Есть девушка в местном СИЗО, нужен план тюрьмы.

– Однажды я от скуки организовал побег из «Шатаха», – признался хакер после размышлений. – Это самая крутая тюрьма Израиля, где содержатся террористы. Разумеется, я его произвел в виртуальном смысле. Что-то вроде игры «Сбеги из тюрьмы». На разработку потребовалось полтора месяца, при том я предусмотрел, что тамошняя публика пойдет на все, хоть на убийство, хоть на атаку ракетами… На изучение слабых мест знаменитой американской тюрьмы «Гуантанамо» потребовалось два месяца. Утверждаю, как специалист: чтобы вытащить девушку из новосибирского СИЗО, понадобится полгода одних только виртуальных опций.

Ваня и Саша замерли, пораженные технологической мощью пенитенциарной системы Западной Сибири.

– Неужели наши разработки лучше, чем в Америке? – в голосе Попова звучала безысходность человека, обреченного на длинный-длинный целибат.

– Не совсем так. Просто об известных тюрьмах в сетях собраны огромные досье. Сняты документальные и даже художественные фильмы. Но, вряд ли кому-то пришло в голову хоть что-нибудь выложить про Новосибирский изолятор. Легче вынуть зека из «Абу Кабира» или даже «Карандиру», это в Бразилии, чем из Новосибирска.

Х х х

Тогда два увлеченных и глубоко мотивированных стажера придумали исход, вовсе не связанный с виртуальным хай-теком.

Дядя Витя назвал имя следователя, разрабатывающего наркотическое прошлое Лизы Гореловой. Того звали очень красиво – Хаджимурат Вышегуров из Центрального РОВД.

Шофер и по совместительству охранник дяди Вити, имевший опыт сидельца, поделился не менее важной информацией. В СИЗО, как и положено, имелись кабинеты для допросов, но были они такими вонючими и мрачными, что редкому следователю нравилось вести там задушевные беседы со столь же мрачной клиентурой.

Проще говоря, в массе своей правоохранительный контингент предпочитал, чтобы клиентуру для допросов доставляли, что называется, на дом, непосредственно в райотделы.

Вышегуров как раз относился к той касте рафинированных специалистов, которые особенно не переносили атмосферу СИЗО и, согласно известному завещанию Феликса Дзержинского, любили делать грязную работу чистыми руками.

Стажеры рассудили, если побег нельзя осуществить из СИЗО, то есть же иные места.

В Центральном РОВД весьма удачно производились ремонтные работы. Коридоры первого и второго этажей густо населяли гражданские лица в заляпанных краской спецовках. Оттуда и отсюда доносился приглушенный специфический мат про кирпичи, балки и швеллеры. Через распахнутые окна туда-сюда гулял летний ветерок. К нескольким подоконникам проложили деревянные мостки, по которым в помещение доставлялся цемент.

Особо отмечу, от момента постановки задачи до исполнения прошло даже меньше суток. То есть, вот обсудили и на следующий день воплотили. То ли сработало удачное стечение обстоятельств, то ли в академии читают тематические спецкурсы: как организовать побег из тюрьмы за двадцать четыре часа.

Представьте, никаких предварительных договоренностей, в том числе с невинной жертвой наркомании. Ничего! Всего два исполнителя! В принципе талантливо!

Х х х

После душной густонаселенной камеры следственного изолятора, очутившись в цивилизованных условиях строительного беспорядка Центрального РОВД, заключенная девушка Лиза, естественно, первым делом отпросилась у Хаджимурата в туалет, чтобы привести себя в порядок.

Здесь ее уже дожидался переодетый в строительную спецовку Ваня Попов.

Не станем в подробностях распространяться о том, как через два года разлуки именно в туалете встретились двое влюбленных. А так же и о том, как Ваня расправился с конвоиром, опытной сотрудницей с двадцатилетним стажем. А только скажем, что через пятнадцать минут после основного этапа операции тетку обнаружили в туалете, прикованной наручниками к трубе, а Лизы и след простыл.

Впоследствии, давая объяснения начальству, суровая женщина (восемьдесят два кило, десять лет без секса), неожиданно подобрев лицом, припомнила: прежде чем оглушить ее резиновым молотком (по-научному, киянкой), по голове, неизвестный в строительной одежде и зелененькой медицинской маске на лице, вел себя учтиво, если не сказать галантно. Во-первых, заранее извинился за доставленные неудобства, во-вторых, заботливо придержал бесчувственное тело, чтобы оно не грохнулось во весь рост на грязный кафель.

Как бесчувственное женское тело могло запомнить «во-вторых», оно объяснить не могло, но только было уверенно, что так все и происходило.

 Продолжение

– Харчо варишь? – догадался я, втянув внутрь носа чесночный аромат.

Перевязанный бинтами во многих местах стажер, болезненно охая, сел на кровати.

–Только уснул, товарищ майор.

– Чего дверь не закрываешь? Как здоровье? Че так быстро выписался?

– Спину больно, и двух зубов не хватает. В больнице, понимаете… Спасибо, конечно, что не дали умереть... Они сказали… В общем, сложно все. Я и выписался.

Я пришел в гостиницу, чтобы услышать окончание вчерашней истории…

В виртуальных банковских полях тонкие финансовые ручейки от фамилии Кузменкин так или иначе впадали в толстую реку под названием ООО «Кентавр». Витицин расшифровал, что мифический образ является лейблом разветвленной коммерческой сети, над которой маячила фигура депутата нижней палаты Евгения Зонова.

По всему выходило, что Кузменкин и Зонов являются двумя частями древнегреческого животного. Кто из них был головой, а кто крупом, в принципе, понятно. Кузменкин возглавлял службу безопасности известного в политических кругах политика.

Имя Зонова пробудило во мне личную заинтересованность.

Стажер понимал, что рано или поздно с него спросят за три миллиона, но был уверен, что до смертоубийства не дойдет.

– Че это не дойдет? – засомневался я.

– Пока деньги у меня, кому нужен мой труп? Они ж захотят их вернуть.

– Пытки не предусмотрел? Как начнут тебе по пальцам стучать молотком, так ты сразу все вернешь.

– А вот и не верну. Вы меня плохо знаете…

Я вспомнил фару «Мерседеса». Молоток не молоток, но деньги имеют серьезную власть в этой душе.

– … У меня высокий болевой порог, – с гордостью сообщил стажер и громко застонал, поглаживая ушибленную челюсть. – Но дело, собственно, не в этом. Я на Евгения Зонова столько всего нарыл. Сколько у него денег из всяких нехороших источников. Вы вообще в курсе, что он в вашем Новосибирске чуть ли не главный рейдер? Если не главный по деньгам, то самый наглый. У него даже есть подпольное казино. Я потому в Новосибирск приехал, что мне нужно было кое-что уточнить на месте, а уже потом предъявы предъявлять.

– Сначала научись предъявлять. Вчера, если бы не я…

– Товарищ майор, вы меня извините… Встреча с Кузменкиным да и Зоновым неизбежна Вы своей стрельбой сорвали контакт.

– Я тебя спас.

– Ничего бы они мне в своих застенках не сделали. Раз в два дня я набираю код, а если не наберу, вся информация, вся компра на Зонова и Кузменкина хлынет в сеть. Они бы меня там кормили и поили, как ол инклюзив в Турции. Заботились. Есть и дополнительная защита, вторая жизнь, так сказать.

– Не знаю, как насчет кормили-поили. Вчера мне показалось, что ты до своей второй жизни мог и не дожить. Че ты им сразу не сказал про свою компру?

– Не успел. Только я хотел, тут хлесть – и нет двух зубов.

– Допустим, ты доказал свою неуязвимость, допустим, компра качественная. Ты лично… Тебе-то чего надо?

– По моим подсчетам, у «Кентавра» сейчас порядка ста пятидесяти миллионов. И даже больше. Меня устроят десять процентов. Они быстро поймут, что потерять часть лучше, чем потерять целое.

Последняя фраза показалась мне знакомой.

– Читал «Золотого теленка»?

– Не-а. Что это?

Это то, подумалось не без злорадства, чего ты никогда не поймешь и от чего никогда не получишь удовольствия, пялясь в свой бесконечный телефон. Все там есть, в твоем телефоне. Только не найдешь удовольствия от «Золотого теленка». И пусть это останется нашей общей тайной. Общей для тех, кому стукнуло за сорок и больше

– Шантаж…

– С такими деньгами уже можно жить.

– Одевайся.

– Зачем?

– Поедем в тюрьму.

– Что мне там делать?

– Жить.

– Не, не хочу.

– Че так?

– А за что?

– Глазунов, финансовые махинации…

– Вы все равно ничего не докажите.

– Я!? Не докажу?!

– Зачем это вам? Товарищ майор! Согласен! Я думаю о себе больше, чем о правосудии в государственных масштабах. Я – не мент! Мы все менты – по случайному стечению обстоятельств. Прежде всего, мы обыкновенные люди! Случись, и вообще встали бы по другую сторону баррикады. Правосудие – это мы. Это вы, это я. Это мое персональное правосудие. Я не злодей. Я не собираюсь никого убивать. Чего я злодей-то? Кому я помешаю, если один депутат заплатит мне деньги? Узнав об этом, любой гражданин испытает удовлетворение от того, что депутаты тоже плачут. Точнее, тоже платят.

– Если бы депутат поделился лично с этим гражданином, это было бы еще приятнее.

– И я о том же! Мне нужен помощник. Вы человек решительный, за пистолетом в карман не полезете! В смысле, наоборот. Вдвоем-то веселее? Десять процентов от прибыли вас устроят? Это около двух миллионов. Не рублей, естественно. Риска никакого.

Х х х

С утра, просматривая сводку происшествий, я почти не обратил внимания на побег из-под стражи некой наркоманки.

Мои мысли привлекал Евгений Андреевич Зонов. Знакомый капитан из Управления экономических преступлений довольно подробно рассказал о рейдерских замашках Евгения Андреевича.

– Горелов, Горелов, – бормотал я. – Где-то я слышал эту фамилию. Совсем недавно

– Понятно, что все это неофициально, – предупредил экономический капитан. – Так, знаешь, отрывочные сведения, впрочем, абсолютно надежные. Во-первых, никаких заявлений от потерпевших: следовательно, никаких потерпевших и не было. Во-вторых, депутат же! Иммунитет! Воруй, сколько влезет!

В словах капитана мне почудилась даже какая-то зависть.

Х х х

Оторвавшись от компьютера, Касторкина бросила на меня подозрительный взгляд:

– Ну, слышала, что есть такой политический человек. С чего ты взял, что я могу быть с ним близко знакома?

– Ну, я подумал. Все знают, что ты любишь истеблишмент.

– Чего? – Марина даже покраснела, хотя раньше не замечалось в ней склонности к стыдливости, а напротив чувствовалась уверенность непробиваемого урагана «Катрина» – Майор, только не надо переходить на оскорбления! Я ведь тоже могу оскорбить. Ты меня знаешь.

Я не то чтобы опешил от такой реакции, но немного растерялся. Похоже, девушка решила, что я намекаю на некое половое извращение. В последнее время, в связи со всеобщей свободой нравов появилось, столько всяких разновидностей, и у каждой свое название.

Интересно было бы заглянуть в тайник, что ей почудилось в этом слове?

Ты же не со всеми занимаешься истеблишментом? Я едва сдержал иронию.

– Если ты о…, – выразился я туманно, – то беру свои слова обратно. Я имел в виду, ты же всех политиков и бизнесменов знаешь.

– С чего вдруг всех? Слышала, конечно, про Зонова. Кто про него не знает? Может, даже пересекались раз-два. Вот и все. Ты с какой целью интересуешься?

– Говорят, он содержит подпольное казино.

– Первый раз слышу… Я вообще этим не интересуюсь, ни подпольными, ни легальными. Хочешь сыграть?

– Типа того.

 Продолжение

Позвонил знакомый опер Расул из СИЗО насчет вчерашнего побега. Я удивился, сказал, что сводку читал, но вряд ли могу быть полезным. Впрочем… До меня, наконец, дошло, что фамилия отчаянной наркоманки подозрительно похожа на фамилию бизнесмена, которому депутат Зонов объявил экономическую войну.

Совпадение или есть связь?

– Понимаешь, – объяснял Расул со своим узбекским акцентом, или какой он там у него. – Может, это случайность, за день до побега Гореловой несколько раз звонили по телефону… Мы скоренько проверили. Это номер твоего стажера по фамилии Попов.

– Ого, слух о моем персональном детском саде прокатился по всему Новосибирску?

– Не переживай. Никто не смеется.

– Тогда почему я должен переживать, если все нормально?

– Может, ты думал… Ну, некоторые, конечно, злорадствуют, что лучшего опера Западной Сибири определили в воспитатели, дескать, кончился лучший опер… Есть такие иуды. Хихикают в кулак. Но я к ним плохо отношусь… То есть плохо отношусь к тем, которые хихикают. Я им говорю… Ну, которым… В общем, лично я глубоко презираю которых…

Чем больше Расул хотел оправдаться передо мной, тем больше запутывался в словах.

– Слушай, отстань от меня, наконец, – вскричал он. – Зачем ты ко мне привязался со своими стажерами?

– Я привязался?!

– Я ж тебе говорю, лично я глубоко плохо отношусь.

– Эта Горелова… Кто ее родители? Что вообще можешь про нее сказать?

– Отец – крупный бизнесмен. В принципе, мог организовать побег, хотя обычно в таких случаях включается административный ресурс. А сама девочка… Я с ней не успел толком пообщаться. Домашняя, на первый взгляд не производит впечатления, что… Может, как раз попробовать решила…

Х х х

Мутные сомнения и глубокие подозрения окружали мою жизнь со всех сторон. Я сам не заметил, как профессия превратила меня если не в окончательного параноика, то в человека, приближающегося к невидимой грани между нормой и миром, пропитанным липкой паутиной бесконечных заговоров и лжи.

Не то чтобы не заметил, я же не совсем тупой, наоборот заметил – духовное перерождение произошло еще в первый год моей работы. Да и в омской школе нам втолковывали насчет бесконечной паутины. За каждой фразой – намерение обмануть или ввести в заблуждение, за каждым взглядом – желание подсмотреть и использовать в своих интересах.

Что видит обыкновенный пешеход на улице Гоголя в летний полдень? Встречных пешеходов, а сбоку поток легковых автомобилей. Что замечает обыкновенный пешеход? Длинные женские ноги, двух подвыпивших студентов, пенсионерку с булкой хлеба в измятом пластиковом пакете, белый свадебный лимузин в розовых цветочках… Проходит мимо и забывает.

Не таков ментовский опер. Он все помнит. За каждым встречным – тайна и связи. Если сам не вор, значит через два рукопожатия знаком с тем, кого разыскивает тюрьма. Да и сам, если не вор, то уж точно подлец. Скольких растлил? Обманул? Обидел? Скольких водишь за нос? Каковы твои цели?

И сбоку – не река по имени Тойота, а поток просроченных кредитов, дорожных нарушений, неоплаченных штрафов. Пьяные, с купленными правами, вовсе без прав… Куда несешься ты, Русь, в бесконечном потоке? На стрелку? Дать взятку? Взять взятку? Везешь краденное? Или на обочине стремишься купить оральный секс за пятьсот рублей?

Впрочем, все это просто лирика, от чувств.

Х х х

У меня не было необходимости писать официальные письма от имени МВД, в каковых нуждался стажер Попов. Слава богу, за двадцать лет практических занятий по предотвращению преступности и прочих занятий я приобрел в Новосибирске множество знакомых из разных слоев и учреждений. Добрая женщина из телефонной компании за пять минут прямо по телефону предоставила нужные сведения, а именно, чем и кем интересовался Попов во время своего официального визита.

Позже встретимся с ней в кафе, выпьем вина, поболтаем о жизни. Это будет моей благодарностью за доброе отношение и авансом на будущее.

Х х х

Стажеры Попов и Игнатиков заявились в управление вместе. От них пахло свежесъеденными беляшами, что сразу вызвало во мне злорадные чувства. Оба невнятно поздоровались и намеревались занять свои места, но я велел стоять, где стоят, и обнаружил на лице Попова тень страха.

Несколько дней назад московские мажоры застукали меня с запахом беляшей. И чуть ли не все втроем по очереди гордо зачмырили (по-новому, залошили), что у них там, в Москве, есть уличные беляши считается худшим «западло» из всех «западл». Я тогда вовсе и не ел беляши, просто зашел в кафе на Центральном рынке к своему информатору и попутно пропитался запахом прогорклого фритюра.

– Беляши жрали? – Я сверлил взглядом вонючие фигуры, предвкушая реванш.

– Что из того? – С вызовом сознался Попов. – С каких пор это преступление?

Он, похоже, забыл свои недавние инвективы в мой адрес по тому же поводу. Вот, значит, как! В чужом глазу видим беляши, а в своем – беляшей не замечаем? Я веско произнес:

– Еда – не преступление, а образ жизни. Сегодня ты жуешь беляш, а завтра Родину продашь? Меня интересует, что вы делали…

И я называю время, когда из Центрального РОВД украли девушку.

Я вовсе не был уверен, что Попов имеет отношение к побегу. Более того, мне это казалось довольно смелым допущением. Допустим, стажер нашел свою возлюбленную, но это не означает, что он готов, ради романтического чувства, пойти на преступление. Тем более, невозможно обстряпать побег, считай, за сутки. Вряд ли он решился бы действовать в одиночку. А из знакомых у него здесь –двое московских однокурсников. У Витицина алиби, он весь день провел со мной. А Игнатиков не производит впечатления дурачка, готового по первой просьбе товарища броситься в безумное и небезопасное предприятие.

Проще предположить, что девчонка позаботилась сама о себе. У наркоманов часто возникают в голове нестандартные решения – у них мотивация посильней, чем любовь. Там – зависимость!

В общем, менее всего я считал причастным к побегу Попова. Но не зря некоторые подозреваемые впоследствии признавались, что моя внешность – голос, подобный грому, и прожигающий взгляд – любого заставят сознаться в самом тяжком преступлении, даже если ты находился от него на расстоянии ста километров и имеешь железное алиби.

Знаю я их железные алиби!

Не так давно моя дочь Лиза от первого брака, будучи взрослой девочкой, десятиклассницей, получила четверку за сочинение по литературе.

Я с удовольствием рассматривал положительную оценку, столь редкую в нашей общей жизни – моей и дочкиной. И, чтобы продлить удовольствие, задавал приятные для души вопросы: как готовилась, какую литературу изучала, что конкретно сказала учительница, не задуматься ли в свете открывшихся обстоятельств о журфаке? И даже изъявлял желание немедленно ознакомиться с замечательным образцом литературного творчества.

Однако мой, казалось бы, невинный интерес к результатам художественной деятельности побудил ее сначала зареветь, а затем сделать признание. Оказывается, в моем восхищении ей чудилась лишь нарочитая ирония.

Да, никогда в жизни ей не удавалось получить столь лестное подтверждение своим филологическим способностям. Да, несмотря на десятый класс и рост сто семьдесят четыре сантиметра, она до сих пор иногда (когда волнуется или торопится) пишет собаку через «а» в первом слоге. Да, внутренне она была готова к двойке и точно так же была готова вырвать страницу из дневника, чтобы родители не узнали. Не затем, чтобы скрыть позорный факт биографии, а чтобы лишний раз не расстраивать родных и близких. Да, она сильно увлечена одноклассником Юрой Пискуновым. И исключительно ради него пошла на подлог, то есть взяла и списала сочинение из интернета. А что делать?! Юра сильно умный, и учительница всегда зачитывает его сочинения перед классом: вот как нужно! и пусть все остальные учатся! А мне так хотелось, чтобы мое сочинение тоже зачитали, чтобы Юра понял… И пусть теперь родной отец делает с ней что хочет за всю эту правду.

Я тогда сильно испугался своего таланта добывать признания даже из самых добропорядочных своих знакомых и в самых неподходящих обстоятельствах. Вот ведь адский дар! И первая жена, объясняя свой уход к другому мужчине, одной из причин называла мой проницательный взор и недоверчивый голос:

– Так и хочется тебе признаться во всем, хотя, вроде, и не в чем. С тобой всегда как под колпаком у Мюллера. Это невыносимо!

Мне лично казалось, что я смотрю на нее с любовью и лаской, а голосом выражаю исключительно нежность.

И вот что интересно: почему-то Катя не спешит делать никаких признаний. Не действует на нее что ли? Иммунитет что ли?

Кстати, примерно через полгода после одного родительского собрания случайно открылось: практически все, в чем призналась дочь, оказалось правдой. И «сабака», и не только «сабака», и Юра, и сочинение из интернета. И да, она была готова вырвать страницу из дневника. Но на самом деле, даже списывая с дисплея, Лиза умудрилась сделать столь много орфографических, синтаксических и стилистических ошибок, что учительница, как ни старалась, не имела права поставить ничего, кроме единицы. Зато и вырывать страницу из дневника не пришлось: оказалось проще исправить единицу на четверку.

Но вернемся к текущим событиям. Стажеры пахли беляшами, стояли в дверях кабинета и своим неповторимым голосом я задал Попову вопрос, что он делал тогда-то и тогда-то.

Отозвался Игнатиков:

– А вам зачем? Это что, допрос?

– Вот именно! – я почувствовал, что пусть почти случайно, но ступил на правильный путь.

– Фамилия Гореловой легла в основу длинной цепочки умозаключений, – столь же многозначительно, сколь и туманно объяснил я. – Потом возникли другие факты.

Собственно фамилия была единственным козырем, никакими другими фактами я не располагал. И насчет цепочки пришлось соврать, не было ни длинной, ни короткой.

Игнатиков сделал шаг вперед, как бы заслоняя друга:

– Это я виноват. Это все из-за меня. Ваня вообще ни при чем. Это я его уговорил.

– Это было ясно с самого начала, – соврал я с самым наглым видом.

– Не надо меня выгораживать, – Попов встал рядом с товарищем, чтобы разделить с ним тяжкую участь. – Никто меня не уговаривал, я сам согласился. И вот еще что: доведись, я бы еще раз поступил точно так же! Так и знайте, товарищ майор! Так и запишите! 

Продолжение

Показания парочки московских дебилов поразили меня до глубины души. Не беспримерной наглостью, с которой они взялись за реализацию идиотского плана, не тем наплывом удачных обстоятельств, которая сопутствовала этому мероприятию, не потому, что до сих пор всех троих не изловили. А удивительным количеством переплетений интересов множества людей. Взять хоть меня и стажеров.

Стажер Витицин запутался в друзьях детства и финансовых аферах. След приводит его на берег сибирской реки к подпольному казино на территории базы отдыха «Обская заимка».

Подпольное казино принадлежит депутату Зонову, каковое Евгений Андреевич отнял его мошенническим образом у своего бывшего партнера Виктора Горелова, то есть дяди стажера Игнатикова.

Стажер Попов отправился в Новосибирск за невестой, а она оказывается дочерью Горелова.

Теперь ваш покорный слуга. Ибо где я есть, если не на службе у народа? Слежка за женой приводит меня почти что к «Обской заимке», хотя именно в тот момент я не обратил внимания на закрытое учреждение, обеспечивающее отдыхом и развлечениями как раз тех людей, которые понимают толк в отдыхе. И над этой базой встает зловещая фигура Зонова, у которого связь с моей женой.

И это еще не все. Слесарь Кнут Педерсен в пьяном безумии несколько раз произносит слово «казино»! Возможно, Петрович тоже один из узелков общей вышивки. Уже не говоря о триумвирате «Петрович-Катя-Зонов».

Что это, если не всеобщая паутина? Не тот интернет, а настоящая паутина, которая связывает всех-всех людей на земле? Та самая, которая через пару рукопожатий приводит к совпадению персон, смыслов, целей.

Тогда надо признать, что индийское кино вовсе не такое тупое, каким представляется. Именно сценаристы Болливуда первыми научились заглядывать в истинную суть вещей и их связей. И вот какая-нибудь «левая» девочка оказывается дочерью главного героя фильма, а два бойца, стремящихся оглушить друг друга звуками ударов, – есть не что иное, как два родных брата.

– Что собираетесь делать дальше? – спросил я.

– Товарищ майор, а вам не все равно? – вздохнул утомленный признательными показаниями Игнатиков. – Давайте, выполняйте вашу работу, вызывайте своих опричников. Только знайте, правду нельзя победить. Правда в том, что Лизе подбросили наркотики, а Зонов незаконно получил в собственность ряд хозяйственных объектов.

Бедный мальчик, ты еще не знаешь, что правда – одна из самых жалких и неудачных категорий на земле. Одним она вообще по барабану. Вторые нуждаются в ней от случая к случаю, а в основном предпочитают гораздо более универсальное средство –ложь. Третьи считают, что правды вовсе не существует, даже на самом высшем уровне архетипа. Случается, что правда предстает, как сильное и даже непобедимое оружие, но так только кажется: как правило, это не чистая субстанция, а смесь, где честности в сто раз меньше, чем всех остальных мотивов, в которых не принято признаваться публично. Часто она приходит к тем, кто очень сильно нуждался в ней при жизни, но теперь тех уже нет. Все умерли, а правда, как кокетка, задержалась на свидание на час, на день, на тридцать лет. Чем она там занималась все это время? Бухала что ли с дружками? Губы красила? Явившаяся с опозданием, правда гораздо больше напоминает злую насмешку судьбы, чем свое торжество.

Наконец, правда у каждого своя. Твоя, по сравнению с моей, не весит ничего, то есть опять-таки не существует.

– Ты же, как будто, сам опричник, – возразил я. – Даже опричник с высшим образованием.

– Это случайность. Я вообще не собирался.

– Я знаю, но это неважно. У тебя погоны на плечах просвечивают.

– Ваши погоны побольше моих будут.

– Намекаешь, что полиция – главное зло? Ты такой весь правильный, все твои поступки продиктованы благородством и стремлением к совершенству, а мы здесь созданы, чтобы препятствовать?

Они еще не знают, что их третий сокурсник предложил человеку в больших погонах два миллиона долларов. А я не сказал «нет».

– Допустим, мы повременим звать гм... опричников. Я не понимаю, на что вы рассчитываете? Это же навсегда! Или, наоборот, ненадолго. Купите новый паспорт? Увезете за границу? Жизнь в вечном страхе! В вечном ожидании! Это же международный розыск. Интерпол.

– В тюрьме, выходит, лучше, чем на пляже в Бразилии? – хмуро отозвался Попов. – Баланда ваша вкусней круасcана? Что вы такое говорите, товарищ майор. Вы сами в тюрьме когда-нибудь сидели? Вряд ли.